Текст книги "Датское и нормандское завоевания Англии в XI веке"
Автор книги: Максим Горелов
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Проблема престолонаследия и борьба за престол (1064–1066 гг.)
Предыстория борьбы за английский престол уходит корнями в 50-е гг. XI в., в правление Эдуарда Исповедника, выросшего при нормандском дворе и потому благоволившего к нормандцам, что в итоге вызвало недовольство англосаксонской знати и изгнание в 1052 г. большинства нормандцев с занимаемых должностей и из страны в целом. Лидер англосаксонской аристократии Годвин – крупнейший земельный магнат и в прошлом фаворит еще Кнута Великого – фактически и возвел Эдуарда Исповедника на престол в 1042 г., женив короля на своей дочери Эдите. Реально в царствование Эдуарда Исповедника страной управлял могущественный уэссекский дом Годвинов, крепко державший рычаги управления государством и не боявшийся конкурентов в силу своей прочной позиции. Реальную конкуренцию ему составляли также дома мерсийских и нортумбрийских эрлов Леофрика и Сиварда. Этот «триумвират» и определял внутриполитическую ситуацию в стране.
Приобретавший все большее доверие Эдуарда Исповедника молодой эрл Гарольд, сын Годвина, умершего в 1053 г., провел блестящую военную кампанию против Гриффита ап-Ллевелина, нанеся ему в конце 1062 г. сокрушительное поражение и разрушив столицу Гвинедда Рудлан (кельтск. Rhuddlan). Не давая бриттам передышки, Гарольд в мае 1063 г. организовал большой поход в Уэльс при поддержке флота, в результате чего Гриффит был окончательно разбит и убит своими же приближенными, приславшими его голову Гарольду. Так, благодаря эрлу Уэссекса была ликвидирована угроза столкновения с единым Уэльским государством; военные силы Уэльса были подорваны, а сам он вновь распался на княжества, признавшие формальную зависимость от английской короны[272]272
Anglo-Saxon Chronicle (ASC). Oxford, 1964 (ed. by D. Whitelock), C, D. P. 135–139; William of Malmesbury. Chronicle of the kings of England. P. 256.
[Закрыть].
Уэльский триумф Гарольда окончательно усилил позиции последнего при дворе. К концу царствования Эдуарда Исповедника Гарольд был, фактически, правителем страны. Немаловажен тот факт, что его сестра Эдита была супругой короля. Личность Гарольда – будущего претендента на престол и последнего англосаксонского короля – освещена в источниках крайне противоречиво. Как нормандские хронисты, так и современные историки «англо-норманистской» школы дают ему отрицательную оценку: первые – с назидательно-дидактической моральной позиции своего времени, не учитывая всех тонкостей политической карьеры, всегда чреватой неоднозначными, порой и неблаговидными поступками, компромиссами, хитростями; вторые осуждают Гарольда как типичного представителя анархически настроенной «удельной» аристократии, ставившей клановые интересы выше идеи единого государства и тем самым развалившей к 1066 г. английскую государственность. В частности, Стентон изображает приход к власти Годвинов в 1052 г. (в т. ч. и Гарольда) как путч, захват власти с помощью ирландских викингов и фламандских пиратов, обошедшийся жертвами среди мирного населения, подчеркивая «разбойничью» сущность англосаксонской знати – людей того самого «злого и варварского прошлого», о котором говорит Дуглас[273]273
Slenton F.M. Op. cit. Р. 54; Douglas D.C. Op. cit. P. 25.
[Закрыть]. В свою очередь, англосаксонские хроники и историки-«патриоты» (Фримен, Холлистер) изображают Гарольда с лучших сторон, отмечая его заслуги в военном и государственном строительстве. В целом, можно сказать, что Гарольд, по-видимому, был типичным, хотя и ярким представителем англосаксонской знати, обладавшим многими личными достоинствами – физической силой, хорошими военно-организаторскими способностями; его деятельность в 1066 г. по укреплению государства и связей с регионами свидетельствует о политическом таланте. «Англо-Саксонская Хроника» также отмечает верную службу и военные успехи Гарольда в правление Эдуарда Исповедника в роли эрла Уэссекса[274]274
ASC. P. 139.
[Закрыть].
Клан Годвинов, кстати, был многочисленным: у Гарольда было шесть братьев, в том числе двое монахов и двое павших вместе с ним при Гастингсе в 1066 г. (Гурт и Леофвин), а также Тости (Тостиг), выступивший против него[275]275
Ordericus Vitalis. Historia Ecclesiastica. Vol. 2. P. 175.
[Закрыть]. Впрочем, об этом позже, так как сейчас мы вплотную подошли к борьбе за английский престол, собственно, и повлекшей за собой нормандское завоевание. Проблема заключалась в том, что в случае смерти бездетного короля Эдуарда права и претензии на престол имели в тон или иной степени все претендовавшие стороны (см. ниже). Шансы Гарольда были оправданы скорее реальным ходом событий – его близостью к королю, заслугами, влиянием на рычаги управления, поддержкой всего дома Годвинов – крупнейших земельных магнатов Англии и традиционных (по иронии судьбы) монарших фаворитов еще со времен Кнута Великого, некогда назвавшего Гарольда (еще ребенка) своим наследником. Англосаксонские источники утверждают, что Эдуард еще при жизни назначил Гарольда своим преемником; в частности, об этом сказано в стихотворной эпитафии Эдуарду Исповеднику в «Англо-Саксонской Хронике»[276]276
ASC, C. D. P. 139.
[Закрыть].
Эту версию повторяет и Флоренс Вустерский, называя к тому же Гарольда «вице-королем», таким образом, имея в виду его восшествие на престол как нечто само собой предполагавшееся[277]277
Florence of Worcester. The chronicle of Florence of Worcester. Oxford, 1968. P. 168.
[Закрыть]. Прочие же, «пронормандские» источники категорически отрицают такую возможность по понятным идеологическим причинам. Полагаясь на здравый смысл, остается констатировать, что юридических прав на престол у Гарольда, строго говоря, не было; но он был живым выражением той власти аристократической олигархии, которая и была реальностью Англии при формальном монархе Эдуарде, бывшем разве что «символом нации», не более того. Поскольку эта олигархия в известной мере опиралась на симпатии местного населения (той или иной области страны), она воплощала англосаксонскую политическую традицию, а отнюдь не «тиранию», в которой Гарольда упрекали нормандские историки[278]278
Ordericus Vitalis. Р. 135; William of Poitiers. Deeds of William, duke of Normans and king of English // EHD. Vol. 2. P. 218.
[Закрыть].
Права на английский престол второго главного претендента – Вильгельма Нормандского – выглядели еще более двусмысленно. С генеалогической точки зрения, родство Вильгельма с уэссекской династией было весьма далеким: он был правнуком нормандского герцога Ричарда I (942–996), дочь которого, Эмма, сначала была женой английского короля Этельреда, имея от этого брака сыновей Альфреда и Эдуарда (Исповедника), а во втором браке – женой Кнута Великого. Но в борьбе за английский престол Вильгельм использовал не династические аргументы, а легенду о некоем обещании Эдуарда Исповедника сделать Вильгельма своим преемником. Об этом говорят нормандские и англо-нормандские источники, но различий здесь немало. Так, Гийом Жюмьежский пишет, что Эдуард обещал английскую корону Вильгельму еще в 1051 г., при посредничестве тогдашнего архиепископа Кентерберийского – нормандца Роберта[279]279
William of Jumieges. Deeds of the Norman dukes // EHD. Vol. 2. P. 215.
[Закрыть]. Ему вторит Гийом из Пуатье, утверждая, что Эдуард, «любивший герцога Вильгельма как сына или брата», завещал ему трон, но не раньше, а «перед смертью»[280]280
William of Poitiers. P. 217.
[Закрыть]. Наконец, Уильям Малмсберийский указывает, что Эдуард завещал Вильгельму престол, «умирая»[281]281
William of Malmesbury. Chronicle of the kings of England. P. 253.
[Закрыть] – то есть, в начале января 1066 г. Далее нормандские авторы все как один повествуют о путешествии Гарольда в Нормандию, причем Гийом из Пуатье и Гийом Жюмьежский в качестве цели этой поездки указывают повеление Эдуарда Гарольду подтвердить присягой перед Вильгельмом обещание о назначении того преемником; таким образом, визит Гарольда в Нормандию был якобы чем-то вроде посольства[282]282
William of Jumieges. P. 215; William of Poitiers. P. 217.
[Закрыть]. Оригинальную мотивировку поездки Гарольда и Нормандию дает Эдмер. Он считает, что Гарольд отправился ко двору Вильгельма по личной инициативе (хотя и с одобрения Эдуарда Исповедника) с целью вернуть домой своих родственников – брата Вульфнота и племянника Хакона (сына другого брата – Свейна) – находившихся там в качестве заложников со времен смуты 1052 г.[283]283
Eadmer. Historia novorum in Angliae. P. 6.
[Закрыть] Далее следует история пленения Гарольда, занесенного штормом несколько в сторону от предполагаемого маршрута, и его вызволения Вильгельмом; дальнейшая клятва Гарольда, по Эдмеру, видится своего рода принудительной благодарностью за это освобождение и последующее гостеприимство[284]284
Ibid. Р. 7.
[Закрыть]. Впрочем, о клятве далее. Что же до версии Эдмера, то ее частично разделяет и Уильям Малмсберийский; но он, однако, утверждает, что Гарольд был занесен штормом в Нормандию во время морской прогулки; о целях же этой «прогулки», как и о заложниках, ничего не говорится; прогулка видится как чисто развлекательное мероприятие[285]285
William of Malmesbury. Op. cit. P. 254.
[Закрыть]. Скандинавская «Сага о Харальде Суровом» утверждает то же самое, называя первоначальной целью морской поездки Гарольда Уэльс («Бретланд»)[286]286
Cara о Харальде Суровом // Снорри Стурлусон. Круг земной. С. 448–449.
[Закрыть].
Несмотря на большую убедительность версии Эдмера, последнюю точку зрения разделяют и современные британские ученые[287]287
Adam R. Op. cit. Р. 77.
[Закрыть]. Но вообще, следует заметить, что эта поездка, каков бы ни был ее характер, состоялась в 1064 г., а Эдуард Исповедник умер в 1066 г., поэтому завещать Вильгельму престол, «умирая», он вряд ли мог. Так или иначе, ступив на нормандский берег, Гарольд якобы был захвачен в плен местным феодалом Ги де Понтье, вассалом Вильгельма, откуда он и был вызволен самим герцогом. Дальнейшее пребывание Гарольда в гостях у Вильгельма включало в себя участие в застольях, увеселениях и даже в военной экспедиции против бретонцев, где Гарольд якобы показал себя с лучшей стороны и вообще стал едва ли не другом Вильгельма. Кульминацией поездки, по версии нормандских и англо-нормандских авторов, стала пресловутая клятва Гарольда Вильгельму, принесенная на алтаре и святых мощах, в присутствии цвета нормандской знати. Суть присяги подробно изложена Гийомом из Пуатье: Гарольд якобы обязался быть полномочным представителем нормандского герцога при дворе короля Эдуарда, пока тот будет жив, далее – содействовать передаче престола Вильгельму (согласно «завещанию» Эдуарда), предоставить Дуврский замок для размещения нормандского гарнизона и другие места – аналогично в дальнейшем, по выбору Вильгельма; сам Гарольд якобы принес оммаж герцогу и получил в вассальное владение Дувр[288]288
William of Poitiers P. 217–218; William of Malmesbury. P. 254–255.
[Закрыть]. Кстати, Фримен считал эту клятву (всю) одним рыцарским оммажем при посвящении Гарольда в рыцари за доблесть в бретонской кампании, то есть, исключительно частным актом[289]289
Freeman E. The history of the Norman conquest of England. Vol. 3. P. 135.
[Закрыть], никак не дающим прав кому-либо на престол, и т. п.
Неясность характера поездки Гарольда придает сомнительный характер клятве, если таковая была. Ведь если Гарольд давал ее в качестве частного лица, случайно попавшего ко двору Вильгельма, то вряд ли она имела какой-либо вес с юридической точки зрения, как и с моральной тоже. Если Вильгельм оказывал давление на Гарольда, зная о реальном влиянии того на государственные дела в Англии, то такая клятва и вовсе выглядела бы грубой политической фальшивкой, хотя политике, по большому счету, и чужда щепетильность. Что касается «посольского варианта», то дай Гарольд клятву хотя бы в качестве тайного доверенного лица Эдуарда Исповедника, она бы еще что-то значила. Но полное умолчание об этом со стороны англосаксонских источников и столь серьезные разночтения в нормандских (см. выше) ставят под сомнение достоверность легенды о клятве.
Точно не известно даже место этого события: Ордерик Виталий называет Руан, гобелен из Байе – Байе, современные исследователи – местечко Бонневиль-сюр-Тук[290]290
Ordericus Vitalis. Р. 135; Gransden A. Op. cit. Р. 102.
[Закрыть]. Еще одна подробность из ряда полумифологических – якобы обручение Гарольда с одной из дочерей Вильгельма, должное подкрепить клятву, причем невеста умерла несовершеннолетней, дав, таким образом, по мнению Уильяма Малмсберийского, «предлог Гарольду освободить себя от клятвы»[291]291
Ordericus Vilalis. P. 137; William of Malmesbury. P. 271.
[Закрыть]. О помолвке упоминает и «Сага о Харальде Суровом», но при этом ничего не говорит о клятве[292]292
Сага о Харальде Суровом // Круг земной. С. 449.
[Закрыть].
Все эти разночтения, несоответствия изменили отношение историков к легенде о клятве Гарольда. Если Тьерри в своей книге «Завоевание Англии норманнами» дал красочную, но являющуюся художественным вымыслом картину присяги Гарольда перед лицом нормандской знати, то в наши дни блестящий источниковед А. Грансден считает всю эту историю ничем не подтвержденной и изначально вымышленной для придания вторжению в Англию легитимной окраски[293]293
Gransden A. Op. cit. Р. 102.
[Закрыть]. Более того, комментаторы «Песни о битье при Гастингсе» отмечают, что и пресловутое обещание Эдуардом Исповедником трона Вильгельму ничем не подтверждено[294]294
Guy of Amiens. Carmen de Hastingae proelio. P. 47, примеч.
[Закрыть]. Исчерпывающее мнение по этому поводу дал современный переводчик Уильяма Малмсберийского: «Это один из самых неясных моментов нашей (то есть английской – М.Г.) истории»[295]295
William of Malmesbury. P. 253, примеч.
[Закрыть]. Другое дело, что именно эта легенда была успешно использована нормандским герцогом для завоевания симпатий папства и общественного мнения Европы (насколько можно говорить об общественном мнении применительно к XI в.), и для оправдания вторжения в Англию. Но об этом ниже.
Что же до претендентов на престол, то, по иронии судьбы, наиболее законное право на него были у слабейшего из трех кандидатов – Эдгара Этелинга[296]296
«Этелинг» – традиционное наименование престолонаследника в уэссекской династии (ср. франц. «дофин», исп. «инфант»).
[Закрыть], внука Эдмунда Железнобокого и, следовательно, потомка королей уэссекской династии. К моменту нормандского завоевания Эдгар был еще подростком, почти ребенком, поэтому, выйдя на арену политической борьбы позже, он так и не стал символом-объединителем англосаксов в борьбе с нормандцами.
Таков был политический расклад на момент смерти Эдуарда Исповедника 5 (6) января 1066 г. Уже на следующий за этим день кандидатура Гарольда была одобрена уитенагемотом, и он был тут же коронован в качестве избранного монарха. Поражает быстрота этих событий; хотя Фримен всячески подчеркивал «всенародное признание» Гарольда[297]297
Freeman Е. Op. cit. Р. 25–26, 70, 265.
[Закрыть] (так как уитенагемот – Совет Мудрых в контексте либеральных иллюзий Фримена виделся ему органом народной демократии), в наше время аристократический характер уитенагемота вряд ли может вызывать сомнения. Гарольд был избран магнатами, и «демократизация» этого органа неуместна. Важно другое: Флоренс Вустерский писал об избрании Гарольда влиятельными людьми всей Англии[298]298
Florence of Worcester. Р. 168.
[Закрыть], но Фримен резонно полагает, что количественно знать южных графств – то есть, фактически, вассалы дома Годвинов – преобладала на Совете. Север и другие окраины просто не могли за такой короткий срок прислать своих представителей[299]299
Freeman Е. Op. cit. P. 56.
[Закрыть]. Поэтому вся процедура избрания нового короля отнюдь не кажется «общеанглийской». Недаром одним из первых мероприятий Гарольда в ходе его короткого царствования стала поездка на Север, своего рода презентация нового короля тамошней элите (длилась до середины апреля 1066 г.) Этот внутриполитический шаг кажется тем более мудрым, что из прежних уэссекских королей вообще мало кто утруждал себя подобными поездками, что только усиливало оторванность окраин от центра. Поездка Гарольда в сопровождении видного деятеля церкви епископа Вульфстана Вустерского предотвратила возможный рост недовольства северной знати скороспелым избранием короля без ее участия[300]300
Ibid. P. 60–63.
[Закрыть]. Отступая немного назад, нельзя не вспомнить такого важного деяния Гарольда из этой области, как урегулирование (еще в царствование Эдуарда) кровавого междоусобного конфликта в Нортумбрии в 1065 г., когда в октябре местная знать подняла восстание против уэссекского ставленника Тости (брата Гарольда), не только проводившего там чересчур жесткую налоговую политику, но и вмешавшегося в местную борьбу аристократических группировок, что повлекло за собой вероломные убийства людьми Тости некоторых местных магнатов. В ответ на это северяне вырезали отряд Тости в Йорке, и далее смута, сопровождавшаяся разбойными погромами, стала распространяться все южнее, перекинувшись и в Линкольншир. Спас дело Гарольд, встретивший войско повстанцев в Нортгемптоне, где они собирались разграбить земли Тости, и уладивший конфликт ценой осуждения и изгнания собственного брата из страны, и признания новым эрлом Нортумбрии избранного бунтовщиками Моркара. Тости эмигрировал во Фландрию, так как его жена была фламандкой[301]301
Florence of Worcester. Р. 167; Stafford Р. Op. cit. P. 96.
[Закрыть].
Говоря об избрании Гарольда на престол, «Сага о Харальде Суровом» резонно отмечает, что в руках Гарольда была и государственная казна, и симпатии большинства присутствовавших, говоря современным языком, «избирателей» (то есть, надо понимать, южной знати); кроме того, он якобы представил свидетелей завещания покойным Эдуардом трона в его пользу[302]302
Cara о Харальде Суровом. С. 449.
[Закрыть]. Было ли это хитрым трюком Гарольда из тогдашнего арсенала «политических технологий», или нет – неизвестно; но реальная влиятельность Гарольда, отмеченная сагой, не подлежит сомнению.
В целом, характеристика царствования Гарольда в англосаксонских и нормандских источниках сильно различаются. Нормандские авторы всячески клеймят Гарольда как «тирана», «братоубийцу», «узурпатора» и «клятвопреступника», соответственно видя в лице Тости оппозицию «тирании»[303]303
Ordericus Vitali. P. 135–136, 139,171; Guy of Amiens. Carmen de Hastingae proelio. P. 11.
[Закрыть]. «Одни покорились тирану, другие впали в гнев», – писал Ордерик Виталий, имея в виду под «другими» Тости[304]304
Ordericus Vitalis. P. 139.
[Закрыть]. Но на деле тенденциозный стиль нормандцев исключает сколько-нибудь серьезную аргументацию. Уильям Малмсберийский, представляющий более позднее поколение историков, относится к Гарольду уже спокойнее, говоря, что тот правил «справедливо и храбро»[305]305
William of Malmesbury. P. 255.
[Закрыть]. Флоренс Вустерский, олицетворяющий англосаксонскую летописную традицию, отмечает в качестве заслуг Гарольда мудрое законодательство, борьбу с преступностью, взвешенную административную и церковную политику, хорошие личные отношения со многими церковными прелатами, заботу об обороне страны[306]306
Florence оf Worcester. Р. 168.
[Закрыть]. Все это заслуживает большего доверия ввиду отсутствия у Флоренса пропагандистских целей. В целом, Гарольд и до, и после воцарения показал себя как удачливый полководец и неплохой (на уровне местных проблем) политик. Что же до Тости, то здесь личная драма Гарольда переплелась с политической, и добавить к этому нечего. По мнению автора «Саги о Харальде Суровом», Тости погубило также стремление самому сесть на английский престол вместо брата, и возникшая не в последнюю очередь на этой почве ненависть к более удачливому и популярному Гарольду привела Тости к междоусобной вражде с ним[307]307
Сага о Харальде Суровом. С. 449.
[Закрыть].
Военные события 1066 г. и нормандское вторжение
Тем временем избрание Гарольда вызвало соответствующую реакцию в Нормандии. В источниках мало освещен факт посольства Вильгельма к Гарольду с требованиями объяснений; подробно об этом пишет лишь Фримен, датируя посольство серединой января 1066 г. и отмечая его бесплодность[308]308
William of Malmesbury. Р. 272; Freeman Е. Op. cit. P. 266.
[Закрыть]. Между тем, это и стало отправным пунктом подготовки Вильгельма к вторжению; в то время как Гарольд отправился в Нортумбрию, в Лилльбонне собралась ассамблея баронов, обсудивших этот вопрос. В напряженных дискуссиях ассамблея пришла к одобрению идеи вторжения в Англию – в немалой степени благодаря увещеваниям Гийома фиц-Осберна, ближайшего соратника герцога Вильгельма[309]309
Freeman E. Op. cit. P. 292–294, 298–300.
[Закрыть].
В подготовке вторжения можно выделить такие основные направления, как материально-организационные (набор войск, строительство флота) и пропагандистско-дипломатическое. Что касается первого, то П. Стаффорд считает, что на саму разработку операции сильно повлиял пример Тости, собиравшего в апреле 1066 г. во Фландрии флот для реванша. Но трудно согласиться с ее выводами о том, что этот факт был решающим в привлечении внимания Вильгельма к ситуации в Англии[310]310
Stafford P. Op. cit. P. 96.
[Закрыть]. Так или иначе, строительство флота и набор добровольцев заняли почти все лето 1066 г. Тем временем нормандская дипломатия блестяще справилась со своими задачами: Вильгельм посылал посольства в Данию, Германию, Фландрию, наконец, к папскому двору. Результаты не заставили себя ждать: соседние с герцогством державы согласились хранить нейтралитет[311]311
William of Poitiers. Р. 219.
[Закрыть]. Далее была блестяще разработана идея религиозного «оформления» грядущего мероприятия, автором которой, по мнению Фримена, был Ланфранк[312]312
Freeman Е. Op. cit. P. 272.
[Закрыть] – видный нормандский прелат, один из ближайших сподвижников Вильгельма. Благодаря тезису о религиозной необходимости покарать конкретно Гарольда за «клятвопреступление», нормандское завоевание Англии стало чем-то вроде репетиции Крестовых походов, завершившись всего за 15 лет до их начала. Идея похода – принести в Англию «духовное оздоровление» – заметна даже у Уильяма Малмсберийского, резко критиковавшего англосаксов за «разложение нравов и церкви». Между тем, по остроумному замечанию Фримена, реальным «грехом» английской церкви была ее независимость от Рима, национальная обособленность[313]313
William of Malmesbury. P. 279–280; Freeman E. Op. cit. P. 284–285.
[Закрыть].
Вильгельм обратился к папе Александру за морально-идеологической поддержкой похода и получил ее, вместе с освященным знаменем и другими реликвиями; Гарольд же то ли из-за невнимания, то ли из боязни за судьбу послов, не проявил аналогичной дипломатической активности и в итоге проиграл, оставшись в одиночестве. Правда, в Риме далеко не все были склонны поддерживать Вильгельма; решающее мнение в его пользу высказал Гильдебранд, повлияв на решение Папы[314]314
William of Malmesbury. P. 273; Freeman E. Op. cit. P. 318–322.
[Закрыть].
Тем временем в мае 1066 г. Тости с наемным войском из фламандцев при 60 кораблях совершил давно планировавшийся набег на английские берега – сперва на о. Уайт и южное побережье, откуда, однако, его отпугнули соответствующие военные приготовления Гарольда, а затем – в Норфолк, где был разбит местным ополчением у местечка Брунемюэ, и, наконец, в Линдсей и Йоркшир, где его окончательно разгромили братья-эрлы Эдвин и Моркар. Поскольку отряд Тости был сравнительно небольшим – Адам оценивает его численность в 1 тыс. чел. – и состоял из иностранцев, все мероприятие вылилось в банальный пиратский набег, с грабежами и поджогами, отпор которому со стороны англосаксов был более чем закономерен[315]315
ASC P. 140–141; Florence of Worcester. P. 168; Stenton F.M. Anglo-Saxon England. P. 578; Adam R.J. A conquest of England. P. 85.
[Закрыть]. Тости едва ушел в Шотландию всего с 12-ю кораблями[316]316
ASC. P. 141.
[Закрыть]. Фримен считал набег Тости частью плана Вильгельма Нормандского, пробой сил, всячески подчеркивая связь Тости с Вильгельмом[317]317
Freeman E. Op. cit. P. 307.
[Закрыть]. Однако скорее Тости был «независимой переменной», вовсе не являясь пешкой Вильгельма в игре, поскольку легко примкнул к последующей экспедиции норвежского короля Харальда Сурового в Англию, мало связанной с планами и интересами нормандской дипломатии. Иными словами, Тости было абсолютно все равно, на чью помощь рассчитывать в осуществлении своей узкоклановой по характеру мести. «Сага о Харальде Суровом» повествует о том, как Тости сначала обратился за помощью к датскому королю Свейну Эстридсену, предлагая тому английскую корону в случае победы, а затем, не встретив у Свейна желания помогать ему, столь же легко предложил то же самое норвежскому королю Харальду Суровому, обещая тому пронорвежский «электорат» в Англии и предлагая себя на пост эрла Нортумбрии в будущем англо-норвежском королевстве[318]318
Сага о Харальде Суровом. С. 450–451.
[Закрыть] (очевидно, должном повторить собой Империю Кнута).
Касаясь экспедиции Харальда Сурового[319]319
Флоренс Вустерский путает его с другим норвежским королем – Харальдом Харфагером (Прекрасноволосым), жившим в X в. Florence ol Worcester. Р. 169.
[Закрыть], следует сказать, что в источниках не отражено наличия каких-либо совместных планов его и Вильгельма по вторжению в Англию осенью 1066 г., как и свидетельств дипломатической активности между Нормандией и Норвегией. Если кто и призывал Харальда к совместным действиям – так это Тости и, возможно, какие-то его сторонники в Нортумбрии, но не Вильгельм; Флоренс Вустерский, повествуя о совместной высадке Харальда и Тости в Англии (см. ниже), говорит о том, что это было спланировано ими заранее[320]320
Ibid.
[Закрыть]. Совпадение же норвежского вторжения по времени с нормандским оказалось, по-видимому, в большей степени именно совпадением, а не результатом скоординированных действий, хотя само по себе существование связей между Харальдом Суровым и Вильгельмом не исключается. Харальд, которого иногда называют «последним викингом», прожил жизнь воина-авантюриста, и захват Англии должен был стать его самой большой авантюрой, скорее спонтанной, чем давно планируемой.
Тем временем Гарольд все лето провел на о. Уайт, где им были собраны войска и флот еще в момент рейда Тости, ожидая нападения Вильгельма, о планах которого Гарольд знал. Однако нормандцы еще только строили флот. К 8 сентября 1066 г. регламентированный срок службы у ополчения (фирда) вышел, и Гарольду ничего не оставалось, как ввиду отсутствия врага, распустить фирд по домам, а флот вернуть в Лондон[321]321
Ibid. Р. 168–169; ASC, С. Р. 142.
[Закрыть]. Так, по иронии судьбы, Гарольд не дождался «опаздывавшего» противника, будучи при оружии. Только в середине августа 1066 г. нормандский флот был достроен и собран в устье р. Див, а попутного ветра для такого сложного по тем временам мероприятия, как транспортировка большого войска через Ла-Манш, пришлось ждать еще полтора месяца. О том, что Гарольд знал о намерениях Вильгельма, говорит тот факт, что он посылал шпионов в гавань Див, причем один из них был пойман и отпущен в качестве дипломатического гонца[322]322
William of Poitiers. Р. 220; Freeman Е. Op. cit. P. 386, 396.
[Закрыть].
После роспуска ополчения Гарольдом события стали нарастать как снежный ком. 12 сентября 1066 г. флот Вильгельма отплыл из порта Сен-Валери, куда ранее перебазировался из Дива; ожидание попутного ветра сопровождалось пышными религиозными церемониями, должными поддержать дух войска[323]323
William of Poitiers. P. 220.
[Закрыть]. Наконец, 28 сентября состоялось отплытие. Тем временем флот Харальда Сурового, со своей стороны, также двинулся в сторону Англии, явно опережая нормандцев. Силы Харальда Адам оценивает в 200 кораблей и 6 тыс. воинов, хотя хронисты, как это часто бывало, явно завысили цифры: «Англо-Саксонская Хроника» говорит о 300 кораблях, Флоренс – о 500-х.[324]324
Adam R. Op. cit. P. 95; Florence of Worcester. P. 169; ASC. P. 142.
[Закрыть] Тем не менее, это были значительные силы, превышавшие по численности войско самого Вильгельма. Отплыв из Согне-фьорда, очевидно, в первых числах сентября 1066 г., норвежский флот сделал остановку на Оркнейских островах, ставших чем-то вроде базы экспедиции, где к нему примкнули силы местных викингов под руководством ярлов Пауля и Эрлинга; затем флот соединился в устье р. Тайн с эскадрой вернувшегося из Шотландии Тости и 10 сентября вошел в Хамбер, направившись к Йорку. Поскольку морских сил в должном количестве у англосаксов на Севере не имелось, эрлы Эдвин и Моркар попытались разбить нападавших на суше, но 20 сентября потерпели сокрушительное поражение при Фулфорде, близ Йорка, где во время бегства многие англосаксы утонули в р. Уз[325]325
Florence of Worcester. P. 169; ASC. P. 142; Cara о Харальде Суровом. С. 453–454; Stenton F.M. William the Conqueror… P. 176.
[Закрыть].
Такой поворот событий заставил Гарольда на время забыть об опасности из Нормандии и срочно идти с войсками на север – еще и потому, что после поражения при Фулфорде знать Севера была готова не только на мир с Харальдом Суровым, но и на союз с ним, присягнув ему на верность (видимо, не в последнюю очередь под впечатлением от результатов разгрома при Фулфорде)[326]326
Cara о Харальде Суровом // Круг земной. С. 455; Adam R. Op. cit. P. 95.
[Закрыть] – очередной случай, когда скандинавский король был для северян предпочтительнее уэссекского. Поэтому для Гарольда отражение норвежского вторжения означало не только военную операцию, но и сохранение территориальной целостности королевства, своего рода проверка нового короля на прочность его власти. Наспех собрав войска, Гарольд совершил марш-бросок на север, где и разбил норвежцев 25 сентября 1066 г. при Стэмфорд-Бридже, на берегу р. Дервент, причем в битве, отличавшейся исключительным упорством и кровопролитностью, погибли и Харальд Суровый, и Тости[327]327
ASC. Р. 142; Florence of Worcester. Р. 169.
[Закрыть]. Это и послужило впоследствии предлогом для нормандских историков к обвинению Гарольда в «братоубийстве», хотя применительно к войне, где Тости в союзе с иноземцами напал на собственную родину, это вряд ли обосновано, тем более что нигде не зафиксирован факт убийства Тости лично Гарольдом. Вообще, поскольку междоусобицы были нормой для Средневековья, выделять данный случай как особо «злодейский» по меньшей мере странно.
Судьба же собственно норвежского флота ясна в общих чертах. Версия «С» «Англо-Саксонской Хроники» утверждает, что в Норвегию ушли все корабли, но «Д» говорит только о 24-х; ей вторит и Флоренс Вустерский, называя цифру в 20 кораблей (хотя обычно он следовал версии «С»)[328]328
ASC, C, D. Р. 142, 145, 143 (примеч.); Florence of Worcester. Р. 169.
[Закрыть]. Последний вариант убедителен, учитывая гибель в двух битвах большей части норвежских воинов, составлявших одновременно и экипажи кораблей.
Итак, Гарольд обеспечил безопасность своего королевства со стороны Норвегии; от присутствовавших сына Харальда Сурового Олава и ярла Оркнейских островов были получены гарантии мира, после чего норвежцы были отпущены восвояси без препятствий. Но, в свою очередь, силы самих англосаксов были подорваны основательно; в битве при Стэмфорд-Бридже полегли лучшие части Гарольда[329]329
ASC. Р. 142; Florence of Worcester. P. 169–170.
[Закрыть], тогда как на юге 28 или 29 сентября высадился Вильгельм Нормандский. Впрочем, об этом Гарольд еще не знал, празднуя победу в Йорке. Нормандцы высадились в Пивенси, сделав затем своей «штаб-квартирой» Гастингс, расположенный неподалеку.
Хронисты оценивали войско Вильгельма непременно как «огромное», «бесчисленное», и т. д. Между тем, современными историками давно установлено, что оно насчитывало не более 5–7 тыс. чел., в том числе 2 тыс. рыцарской конницы[330]330
Cм.: Hollister C.W. Anglo-Saxon military institutions on the eve of the Norman Conquest; Furneaux R. Conquest 1066.
[Закрыть]. Высадка нормандцев сопровождалась грабежами, поджогами местных деревень, что вскоре станет характерной чертой нормандского завоевания уже по всей стране. Весть о высадке нормандцев принес Гарольду в Йорк некий тэн с юга, видевший это; другой вестник, крестьянин, рассказал уже о разорениях[331]331
Guy of Amiens. Carmen de Hastingae proelio. P. 13; Freeman E. Op. cit. P. 419–420.
[Закрыть]. Вряд ли эти известия могли дойти до Йорка ранее 3 октября, учитывая срок перехода от Лондона тем же Гарольдом до того. С остатками войск Гарольд двинулся на юг, через Лондон, и, наконец, 14 октября 1066 г. встретился с Вильгельмом в известной битве при Гастингсе. По иронии судьбы, Вильгельм еще не знал, скорее всего, с кем ему предстоит встретиться: с Гарольдом или с норвежцами Харальда Сурового, о чьей экспедиции ему в целом, вероятно, было известно.
Нет нужды подробно описывать битву, поскольку этому посвящено немало литературы. Анализируя причины поражения англосаксов, следует отметить ряд моментов. Во-первых, северные эрлы продемонстрировали свою независимость и абсолютное нежелание жертвовать своими людьми в интересах, как им, очевидно, представлялось, Уэссекса; войска Мерсии и Нортумбрии не участвовали ни в походе на юг, ни в битве при Гастингсе[332]332
Ibid. P. 424.
[Закрыть]. От самой же армии Гарольда после северной кампании осталась всего треть, тогда как ополчения южных графств были еще не готовы к выступлению[333]333
Florence of Worcester. P. 170.
[Закрыть]. При тогдашних темпах и средствах коммуникации мобилизовать их можно было с большим трудом, наспех, что отражалось на качестве войска. Во-вторых, историки долгое время находились в заблуждении о «передовом военном деле» нормандцев, заблуждении, вращавшемся вокруг магического словосочетания «тяжеловооруженная рыцарская конница». В этом ключе поражение саксов при Гастингсе объяснялось несовершенством военной тактики и вооружения, и т. д. Особенно потрудились в создании этого образа историки – «англо-норманисты» – Стентон, и др.[334]334
Cм.: Stenton F.M. Op. cit., ch. 5.
[Закрыть], хотя и Фримен совершенно случайно, интерпретируя источник, приложил к этому руку. Все это перекочевало и в советские учебники, где можно прочитать характерные строки; «Войско англосаксов – в основном крестьянское ополчение, вооруженное дубинами и топорами… Нормандское войско – тяжеловооруженная рыцарская конница»[335]335
Штокмар В.В. История Англии в Средние века. С. 40–41.
[Закрыть]. Если же подойти к проблеме без заведомых пристрастий, выясняется совсем другое. Во-первых, рыцарская конница в XI в. еще далеко не достигла того боевого качества, которое выработалось позже в Крестовых походах, и не обладала какой-то особой тактикой и непобедимостью, как в XII–XIV вв., не говоря уж о том, что рыцари составляли меньше половины франко-нормандского войска. Тогдашний рыцарь не был особенно «тяжеловооруженным» и никак не напоминал ту закованную в сталь башню, которой он стал 100 лет спустя. Английский хускерл практически не отличался по вооружению и доспехам от нормандского рыцаря[336]336
Furneaux R. Op. cit. Р. 64. 147. Подробнее о вопросах вооружения и комплектования войск см.: Wise Т. 1066: Year оf destiny.
[Закрыть], что ясно отражено на гобелене из Байе. Доспехи тяжеловооруженного воина той эпохи состояли всего лишь из длинной, до колен, кольчуги, простого шлема конической или закругленной формы и миндалевидного либо круглого щита; воины победнее довольствовались более короткой кольчугой, а то и вовсе кожаной или стеганой верхней одеждой. Оружие рыцарей было представлено мечами и простейшими по конструкции копьями, у хускерлов кроме того имелись традиционные для Северной Европы мощные секиры на длинном, до груди взрослого человека высотой, древке – весьма действенное оружие. Масса рядовых бойцов вооружалась также копьями, топорами, мечами и прочим оружием соответственно своему достатку[337]337
См.: Wise Т. 1066: Year оf destiny. Собственно, подобный комплекс вооружения был характерен практически для всех народов Европы того времени, с незначительными местными особенностями.
[Закрыть]. Во-вторых, у англосаксов были и лучники, и конница. Описывая отражение набега Тости, Флоренс пишет: «Король Гарольд приказал… конному отряду быть наготове». «Сага о Харальде Суровом», давая развернутую картину битвы при Стэмфорд-Бридже, говорит о наличии значительного количества конницы в англосаксонском войске, в отличие от норвежцев, сражавшихся исключительно пешими, равно как и об английских лучниках. Лучники шли к Гастингсу на подмогу из Йорка, но не успели к битве[338]338
Florence ol Worcester. Р. 168: Сага о Харальде Суровом. С. 455; Furneaux R. Op. cit. Р. 148; Norman A., Pottinger D. A history of war & weapons 499 to 1660. P. 21–25.
[Закрыть]. Конницу же Гарольд предпочел не использовать ввиду оборонительной тактики англосаксов в этом сражении, для которой пеший строй был более подходящим, поэтому, видимо, даже конные воины бились спешенными. Таким образом, англосаксы проиграли битву не потому, что их войско и военное дело было плохим вообще, а потому, что оно было в плохом состоянии конкретно при Гастингсе[339]339
Hollister C.W. Op. cit. P. 80. 151.
[Закрыть]. Те самые «крестьяне с дубинами» были наспех согнаны на место лучших отрядов, полегших на севере. Это была не норма, а исключение, перст судьбы. Что же касается нормандцев, то передовым было не столько их военное дело вообще, сколько блестящая военно-феодальная организация. В сочетании с боевым духом свежего войска она и принесла им победу. В тактическом же плане наступательные порывы нормандских рыцарей уравновешивались оборонительной стойкостью англосаксов, и лишь ошибка последних, нарушивших построение и бросившихся в погоню за притворно отступающими нормандцами, позволила нормандцам неожиданно перейти в контратаку и разгромить их.








