Текст книги "Акт возмездия"

Автор книги: Максим Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

– Но ведь здесь нет никакой логики!

Это "ботаник" Паша Сергеев, очкарик и эрудит, как раз один из тех, свободомыслящих, для кого и задумывалась лекция в целом.

– Из всех ваших слов явствует, что кавказцы экономически бесполезный, безграмотный и дикий народ, застрявший на феодальной стадии развития. Тогда каким же образом им удается выдерживать конкуренцию с просвещенными и трудолюбивыми русскими? Никакая миграция невозможна, если мигранты не в состоянии встроиться в новую среду обитания. Выходит не такие уж они и дикие? Либо русские не такие уж замечательные?

Ох, неправильные интонации у мальчика, ох, неправильные… как он выделил с иронией "просвещенных и трудолюбивых русских", а? Вот он где незабвенный пролетарский интернационализм-то всплыл… Да…

– Видишь ли, Павел. Кавказская миграция ведь не соревнуется с коренным населением на заводах, или в конструкторских бюро. Она играет совсем на другом поле. На поле создания криминальных этнических объединений, устроенных по принципу родства и клановой солидарности. А в нашем коррумпированном обществе подобные структуры просто обречены на процветание. Ну и конечно, в подобном соревновании человек из родо-племенного строя, легко вытеснит человека современного, благодаря отсутствию многих, рожденных цивилизацией комплексов и предрассудков. Не зря же знаменитая чеченская мафия так легко подмяла под себя и вытеснила с поля многочисленные славянские группировки.

– Вы так говорите, словно все кавказцы сплошь бандиты! – запальчиво выкрикнул со своей парты, давно уже нервно тискающий кулаки Алик.

– Конечно, нет, но не стоит отрицать, что традиционной сферой приложения усилий мигрантов из этого региона является криминал. Второй по значению идет торговля, тоже, как правило, либо нелегальная, либо с уходом от налогов. Работать на заводах и стройках выходцы с Кавказа отчего-то не рвутся…

Лечи тоже дернулся было, видно, хотел возразить, но Илья Станиславович, демонстративно поглядев на часы, поднял руку, заставив его замолчать.

– Итак, подытожим, Северный Кавказ в ходе двух последних чеченских войн удержали в составе России ценою больших человеческих и материальных жертв. И продолжают удерживать сейчас при помощи дотаций и уступок местным князькам – в особенности Рамзану Кадырову. Выгодно это тем, кто переводит в офшоры прибыли с чеченской нефти. Выгодно также тем, кто "пилит" вместе с князьками бюджетные деньги. Выгодно это "Роснефти" и "Газпрому" – как возможность держать руку на пульсе "альтернативного энергетического коридора". Выгодно, конечно, кавказским кланам – как тем, что держат власть в республиках, так и тем, что расползлись мафиозными организациями по всей России. Ну, а оплачивают весь этот банкет широкие массы русского населения – платят деньгами, ведь именно из их кармана берутся щедрые федеральные дотации, платят жизнями солдат, платят необходимостью терпеть кавказские диаспоры и мафии в своих городах. Но при этом напряжение на Кавказе растет. Несмотря на дотации, большинство населения прозябает в нищете и безработице. Деньги закономерным образом оседают в карманах кавказской элиты. На Кавказе практически ежедневно звучат взрывы, регулярно происходят похищения и убийства. И все это – только вступление к грядущему пожару, неизбежность которого очевидна из истории региона.

Таким образом, то, что мы имеем ныне – это не просто очередная страница в истории русско-кавказских отношений, а самая позорная ее глава. На такие уступки российское государство еще никогда не шло, а кавказцы еще никогда не получали такой власти и таких привилегий. Это лишний сигнал к тому, что вопрос пора решать окончательно, раз и навсегда.

Илья заметил Гринева сидящим на лавочке в соседнем со школой дворе. Ученик меланхолично чертил, что-то на земле подобранной где-то сухой веткой. Сумка с учебниками небрежно брошена рядом, а вся фигура выдает уныние и недовольство жизнью. Равнодушно пройти мимо этого воплощения тоски и вселенской скорби было просто невозможно. Илья и не прошел, круто изменил привычную траекторию движения и присел рядом на лавочку.

– Не помешаю?

– Конечно, нет, Учитель. Разве Вы можете помешать?

– Почему бы и нет? Любой человек может оказаться не вовремя… – Илья нарочно оборвал фразу так, чтобы окончание повисло в воздухе, требуя реакции собеседника.

Никакого ответа, однако, на его ухищрение не последовало, Андрей все так же лениво ковырял землю прутиком, вычерчивая замысловатые фигуры.

– Что с тобой, 43-й? Что-то ты мне сегодня не нравишься… Случилось что?

Илья обратился к ученику по принятому в Братстве позывному, показывая тем самым, что спрашивает сейчас уже не как преподаватель школьника, а как старший по неписанной табели о рангах младшего, требуя тем самым обстоятельного и честного ответа.

– Мать пьет опять… – нехотя выдавил Андрей, не поднимая глаз.

– Пьет… – Илья тяжело вздохнул.

Эта проблема была ему хорошо известна. Увы, помочь здесь чем-то мальчишке не выходило. Андрей рос в неполной семье и ушедшего к другой женщине отца даже не помнил, мал слишком был, и трех лет не сравнялось. С тех пор папаша никакого интереса к судьбе первой жены и сына не проявлял, равно как не стремился и обеспечивать их деньгами. Мать разрыв с мужем переживала тяжело, именно в ту пору и пристрастилась к бутылке. Заливая женское горе, как это часто случается, она и не заметила, когда перешла черту отделяющую обычное бытовое пьянство от натурального алкоголизма. Ну а дальше дорожка известная и для многих, к сожалению, необратимая…

– Деньги-то откуда берет? Хахаля очередного подцепила?

Илья спрашивал сухим, деловым тоном, знал по опыту, что для мужика жалость смертельна. Нет ничего хуже для мужчины. Расслабляет, лишает воли. Лучше уж пусть холодная конструктивная злость, она хоть продуктивна, направлена на решение проблем. Не то, что розовые сопли жалости к себе любимому.

– Да, привела какого-то чуркобеса с рынка… Ахмедом зовут…

По напряжению, прозвеневшему в голосе подростка, Илья безошибочно определил, что отнюдь не очередной материнский запой, а как раз этот вот Ахмед и составляет сейчас главную проблему.

– И что этот Ахмед? Живет теперь у вас?

– Живет, сука!

Похоже, прорвало, наконец… Андрей заговорил вдруг быстро-быстро, словно торопясь выплеснуть все, что долго назревало, копилось внутри.

– Живет. У нас-то на халяву, не то, что в гостинице. А чтобы не выгнали, мать спаивает! А та зальется водкой паленой, так что аж в глазах плещется, и на меня орет, чтобы я значит, с дядей Ахмедом уважительно общался. Какой он мне дядя, чурка нерусская! Еще тоже свои порядки устанавливать пытается! Урод! Замочил бы гада!

– Ну-ну, остынь… Не кипятись так… – Илья успокаивающе положил ладонь на плечо юноши.

Уж кто-кто, а он-то доподлинно знал, что в устах Андрея Гринева угроза убийством отнюдь не пустые слова и не лишенная практического смысла, повсеместно принятая в обезумевшем российском обществе фигура речи. Этот действительно мог убить и уже не раз доказывал свою способность к такому поступку на деле. Вообще, на месте незадачливого рыночного торговца Илья давно уже съехал бы от греха подальше от имеющей такого сына сожительницы. Штука состояла в том, что торгаш, бедолага, в упор не представлял, с кем связался, считая путающегося под ногами мальчишку не более опасным, чем дворовый щенок. А так и до крови недолго… До серьезной, большой крови… 43-ий вполне способен натурально выпустить кишки темпераментному южному гостю. И подвигнуть его на это вовсе не тяжело, чай дело привычное… Оно бы и ничего, одним больше, одним меньше… Вряд ли баланс Вселенной хоть как-то изменится от такой потери… Но вот вопросов потом у правоохранительных органов будет выше крыши.

К сожалению, член Братства не может позволить себе такой роскоши, как решение личных проблем, с риском подставить организацию. Ведь одно дело замочить во время налета на порностудию подвернувшегося под руку армянина, с которым тебя ничего не связывает, и которого ты вообще впервые в жизни увидел, и совсем другое зарезать сожителя своей матери, имея к тому четко прослеживающийся личный мотив. Если первое преступление имеет шанс быть раскрытым только при взятии на месте с поличным, или если у тебя самого слишком длинный язык, то во втором случае любой мало-мальски грамотный следователь сразу вцепится в тебя как в наиболее перспективную версию. А там и до масштабного провала всей группы недалеко. И даже если такой засветки не произойдет, то все равно разменивать одного из лучших, проверенных в реальном деле боевиков на безобидного продавца арбузов, или чем он там еще на рынке торгует, недопустимая роскошь.

Все эти соображения молнией пронеслись в голове Ильи, сформировавшись в четкий и ясный вывод: парня надо каким-то образом изолировать от навязанного непутевой матерью соседства, иначе до добра это не доведет.

– Слушай, а ты не хотел бы какое-то время пожить вне дома? Ну не вечно же этот хлыщ будет у вас обретаться… Рано или поздно съедет…

– А мать как же? – Андрей впервые за весь разговор прямо и вопросительно взглянул в глаза учителю.

– Мать? Мать, это, конечно, брат, вопрос… – задумчиво протянул Илья. – Ее спасать надо, тут даже без комментариев, и так все ясно…

– Ну вот, сами говорите… Куда же я от нее?

– Э нет, парень, ты давай не передергивай. Я же сказал, что мать бросать нельзя в такой ситуации. Но не бросать можно по-разному…

– Это как?

– А вот так… Можно, так как ты, пытаться ее вразумить, мешаться, дергать постоянно за руку. На ее чебурека наезжать… Только что из этого выйдет в итоге?

– Что выйдет? Одумается, может быть…

– Вот, то-то, что только может быть… А скорее всего не одумается, а тебя возненавидит. Ты же сейчас ей помеха во всем: хочется выпить, забыться, ты не даешь, хочется последней любви, уж извини, что я так по больному, опять ты на пути… Она так чего доброго решит, что это ты из ревности ее женскому счастью мешаешь…

– Да причем здесь ревность! Этот урод ее использует, а она как овца на веревочке, будто и не видит ничего!

– Вот именно, она сейчас ничего не видит, потому что и не хочет видеть. А насильно человеку глаза не раскроешь, надо чтобы он сам зрячим стать захотел. Понимаешь?

– Кажется… – Андрей неуверенно качнул головой, задумчиво морща лоб.

– Потому разумный человек сейчас другой путь выберет. Уйдет с горизонта, чтобы не раздражать, не злить лишний раз, но со стороны будет ситуацию внимательно контролировать. Рано или поздно, мама твоя сама во всем разберется, все поймет. Не сможет этот Ахмед, вечно хорошим притворяться, не та у них натура, понимаешь? Вот тогда-то и настанет момент для нашего хода. Мне лично, кажется, так действовать гораздо правильнее будет…

– Может Вы и правы… – Андрей упрямо сжал губы, как человек пришедший, наконец, после долгих и трудных размышлений к какому-то решению. – Вот только не выйдет из этого ничего. Куда мне деваться? Что на вокзале жить? Или на мусорке в коробке из-под телевизора?

– Ну, это как раз не проблема! – облегченно махнул рукой Илья. – Жилье найдем, было бы желание!

– Ага, как же! Где это мы его найдем?

– Мир не без добрых людей, Андрюха! Главное верить в это, и все получится!

– Ну да, только где они, эти добрые люди? – юноша скептически скривился, ясно давая понять педагогу, что в такие абстрактные материи, как бескорыстная доброта ближних, он давно уже не верит.

– Ты меня прямо обижаешь… – притворно нахмурил брови Илья, демонстрируя показную суровость. – У меня пока перекантуешься, если не против, конечно…

– У Вас? – удивлению Андрея не было предела.

– Почему бы и нет? Что тебя смущает?

– Но…

– И никаких "но"! Не вижу, почему бы двум благородным донам и не пожить какое-то время в одной квартире!

– Правда, я Вас не стесню? – на лице 43-его появилась, наконец, робкая надежда на то, что это действительно не розыгрыш и главный человек в Братстве, Учитель и практически полубог, всерьез предлагает ему такое.

– Смотри, как бы я тебя не стеснил, – улыбнулся Илья. – У меня за время холостяцкой жизни накопилась целая уйма разных привычек, с которыми тебе, маленький брат, придется, так или иначе, мириться.

– Я буду, – поспешно заверил Андрей. – Я вообще уживчивый, да мне ничего особенного и не требуется. Была бы крыша над головой…

– Уж это я тебе гарантирую, – все еще улыбаясь, заявил Илья. – Ну, раз решили, то нечего рассиживаться. Подъем и двинули знакомиться с апартаментами. Только надо все же заскочить к тебе, предупредить мать, чтобы не волновалось. Как раз и жилец ваш сейчас, наверное, на рынке, не хотелось бы лишний раз встречаться…

– Да я сам сбегаю, Илья Станиславович, что Вы будете ходить… – Андрей даже покраснел от стыда, что его как маленького собираются водить всюду за ручку.

– Э нет, братец, давай-ка я сам поговорю с твоей матушкой, так оно надежней будет. Да и прислушается она ко мне, как-никак взрослый человек, педагог и все такое… Ну что, двинули? А то так весь день тут просидеть можно…

– Двинули, – все еще смущаясь, кивнул Андрей, первым поднимаясь с лавки.

– Ну а как тебе сегодняшний урок? – Илья решил резко сменить тему, чтобы окончательно отвлечь подростка от невеселых мыслей, благо и идти до его дома оставалось недолго.

– Здорово! Вы так много нового нам рассказали!

– Так уж и нового? Об этом каждый день из телевизора говорят, да в газетах пишут, – учитель лукаво усмехнулся.

– Ну да, пишут и говорят. Только там обрывочно все, а у вас как кубики в тетрисе, все одно к одному. И сразу целая картина получается, простая и ясная…

– Да, брат, вот поэтому-то и надо в первую очередь учиться думать самому, чтобы самостоятельно из информации реальные картины складывать…

Некоторое время они шли, молча думая каждый о своем.

– А как остальные твои одноклассники? Все поняли, о чем я говорил? – вновь нарушил молчание учитель.

– По-разному… – неохотно ответил Андрей, опуская глаза.

– По-разному, это как? – не отставал почуявший в интонациях его голоса неладное Илья.

– Да большинству вообще по барабану, им хоть что приключись, лишь бы шмотки не дорожали, да попсу по ящику крутили… – стараясь не встречаться с учителем взглядом, начал рассказывать Андрей. – Ну, даги, понятное дело, возмущались, доказывали, что это все неправда. Лечи даже сказал, что Вы это специально все придумали, потому что не любите кавказцев…

– Не люблю… – горестно развел руками Илья, при этом демонстративно пристально поглядев на затянутую в черную перчатку правую кисть. – Не люблю, знаешь ли… Не сложилось как-то…

С минуту Андрей непонимающе смотрел на него, и лишь потом, когда по нарочито скорбному лицу наставника поползла-таки предательская широкая улыбка, сообразил, и тоже рассмеялся, легко и радостно. Они стояли посреди мостовой и хохотали невесть над чем, глядя друг на друга, и все проблемы испарялись, улетучивались вместе с этим веселым искренним смехом, становясь вдруг разом неважными и надуманными.

– Не люблю кавказцев! Надо же… – задыхался приступами смеха Андрей. – Это точно! Я-то уж знаю! А лицо у Вас было… Ну рассмешили!

Отсмеявшись же, 43-ий вдруг разом посерьезнел и, катнув по скулам нервные желваки, сообщил:

– Хуже всего, что они не одни так думают… С ними понятно все, они сами оттуда – значит, враги… Но есть и наши…

– В каком плане наши? – Илья тоже уже больше не смеялся.

– Наши русские, которые их поддерживают. Сергеев, например… Он, вообще заявил, что то, о чем Вы рассказывали, смахивает на фашистскую и расистскую пропаганду. Сказал, что нельзя представлять дело так, что один народ хуже, а другой лучше, что это явный расизм и так можно до концентрационных лагерей докатиться…

– И как слушали его?

– Слушали. И даги эти, и еще ребята, тоже соглашались. Они говорят, что все народы равны и нет среди них плохих и хороших…

– Вон как… – Илья задумчиво покачал головой. – А ты, что по этому поводу думаешь?

– Я? – Андрей как-то неопределенно пожал плечами, явно не горя желанием отвечать на вопрос.

– Да ты, ты, кто же еще?

– Ну вообще все люди ведут свой род от Адама… Они, конечно, разные и по цвету кожи, и по вере… Но вообще всякие ведь встречаются… И среди мусульман, к примеру, я знаю несколько нормальных… И Алик вот, тоже, ничего так пацан, не то, что Лечи… Разные все, короче…

– Вот то-то, ты сам знаешь ответ, просто не можешь правильно сформулировать, – учитель торжествующе поднял вверх указательный палец. – Если тебе говорят, что народы равны, то получается и люди, из которых они состоят тоже равны? Правильно?

– Ну, вроде того…

– Так вот, раз ты это признаешь, то должен согласиться, что ты, к примеру, равен с любым чукчей-оленеводом, так?

– Но…

– Так! А как же? А теперь расскажи мне, в чем же это равенство?

– Да ни в чем, какое же там равенство?

– Вот то-то! Ни физически, ни умственно, ни по моральным качествам люди между собой неравны. Причем "неравны" тут неправильное слово. Очень часто они не просто неравны, а практически противоположны друг другу! Давай разберемся подробнее – про физические свойства пояснять не надо, тут все на виду: один сильный, другой слабый, один ловкий, другой растяпа… С этим ясно. Давай дальше: один в вашем классе отличник, другой – хорошист, третий, вообще двоечник и потенциальный второгодник. Как же так? Учатся-то все вместе, у одних и тех же учителей, а результат разный! Выходит и по умственным способностям люди друг дружке не ровня! Ну а с моралью совсем просто: то, что нормально для дикаря из Полинезии, никогда не позволит себе человек из цивилизованного общества, так? И наоборот соответственно. Вон в Африке до сих пор людей едят и считают это нормой, так что теперь и нам тут у себя каннибализм узаконить, во имя всеобщего равенства и толерантности? Так получается?

– Не, ну с каннибализмом это Вы уже чересчур хватили…

– Почему чересчур? Давай уж определимся, толерантность, так толерантность до конца. Почему это людоед из племени мумба-юмба должен подстраиваться под наши обычаи, а гордый чеченский пастух вправе жить тут по своим законам? В чем между ними принципиальная разница?

Андрей лишь потеряно пожал плечами, не в силах найти приемлемый ответ.

– Вот то-то и оно, что либо ты уважаешь обычаи всех народов мира, и стелешься под них даже будучи у себя дома. И тогда ты культурный и толерантный современный человек. Либо наоборот, ты гостей заставляешь жить по своим правилам, и тогда ты ксенофоб, националист, фашист и кто там еще далее по списку? Среднего варианта нет, просто исходя из обычной логики, понимаешь?

– Вроде…

– Так вот. Теперь если мы признали, что люди даже с точки зрения записных толерастов равны между собой разве что юридически, перед лицом одного для всех закона, так сказать… Кстати, тоже весьма спорный тезис, но так и быть не станем углубляться… То как можно говорить о равенстве наций и народов, которые составлены из этих самых людей? Но по версии наших доморощенных идеологов, все народы одинаковы, а немецкая педантичность, кавказское гостеприимство, французская галантность и так далее – не больше, чем злобная клевета шовинистов? Нет на самом деле присущих отдельным общностям национальных черт! Все равны!

– Но это же абсурд какой-то, нельзя же так ставить вопрос! – Андрей протестующе вскинул голову.

– Ошибаешься, – горько усмехнулся Илья. – Только так ставить вопросы и можно. Любая теория неверна, если не выдерживает возведения своих тезисов в превосходную степень. А теория толерантности дырява по всем своим направлениям, и навязывается нам сейчас всего лишь как оправдание миграции и антирусских позиций правительства.

– Но ведь тогда надо что-то делать! Надо как-то решать эту проблему!

– А разве ты уже не делаешь этого, 43-ий?

– Что Вы имеете в виду?

– Как что? Все твое участие в делах Братства это и есть борьба…

– Но этого так мало…

– Ну, во-первых, вода камень точит, во-вторых, ты такой не один, и даже больше скажу, таких групп, как наша, в стране тоже хватает…

– Похоже, есть еще и в-третьих?

– Есть, а как же! – учитель ласковым жестом взъерошил волосы на голове ученика. – В-третьих, надо просто разбудить всех тех маленьких человечков, кого не устраивает такое положение дел. Разбудить и заставить сделать на своем месте хоть что-нибудь. Не взять в руки нож, или смастерить бомбу, это для них слишком… Хотя бы просто, начать уважать себя, ответить на хамство, защитить своих родных и близких, свой дом… Просто вступиться за тех, кто слабее… И мы своими акциями, стараемся сделать так, чтобы эти маленькие люди скорее проснулись. Мы с тобой, нечто вроде будильника. Помнишь, как в песне: "Но северный ветер сорвет пелену, и туманы последних закатов…"

– Крестным знаменьем себя осени, под танк с последней гранатой, – зачарованно продолжил знакомый текст Андрей.

Общение с Варягом Илью в последнее время напрягало, хотя знакомы они были давно. Еще с той поры, когда Илья только начинал строить свою новую гражданскую жизнь. Выброшенный со службы с нищенской пенсией по инвалидности, в одночасье превратившийся из хозяина собственной судьбы в откровенного неудачника, которого ничего хорошего впереди не ждет, Илья в то время ненавидел весь окружающий мир. Ненавидел кавказцев, всех поголовно, считая их первыми виновниками постигшего его несчастья. Ненавидел чиновников, военных и гражданских, представлявших государственную власть, этих он почитал виновными в том, что остался со своим горем один на один, забытый и выброшенный за ненадобностью на обочину жизни, как использованный презерватив. Еще ненавидел обывателей, потому что те не спешили воздавать ему заслуженные почести, не торопились принять участие в его судьбе, даже элементарно пройти без очереди к магазинному прилавку, или в кабинет врача не дозволяло это зажранное, наглое быдло, которое он по какому-то недоразумению еще вчера защищал, рискуя здоровьем и жизнью.

Все остальные тоже заслуживали ненависти. Женщины за пренебрежительное отношение к безденежному, да еще увечному парню. Соседи, за постоянные пьяные скандалы, громкую музыку, или наоборот внезапно просыпающуюся любовь к тишине, в то время, когда уже ему, Илье, приходило в голову, послушать любимых исполнителей на полную мощность колонок старенького музыкального центра. Пацаны во дворе, вечно поддатые и укуренные, за стойкое ощущение опасности и угрозы исходившее от их волчьих стай… Короче в тот период Илья ненавидел всех без разбора, включая в этот список порой даже себя самого…

Именно эта ненависть, скорее всего, и свела его с Варягом. Тогда еще просто Сергеем Лебедевым, обычным учащимся ПТУ. Для этого шестнадцатилетнего парня мир тоже был черно-белым и четко делился на своих и чужих. Своих было мало, пара относительно надежных друзей, вот, пожалуй, и все, зато чужих хватало. Под определение "чужой" для Сергея попадал практически каждый, но главными врагами, как правило, оказывались приезжие с юга. Их гортанный говор, наглые развязные манеры, так и хлещущая во все стороны гипертрофированная самость, вызывали у Сергея приступы неконтролируемой агрессии. А когда в далеком Новосибирске в результате конфликта со старослужащими-дагестанцами погиб его старший брат, призванный в "безопасные" ракетные войска, подальше от вяло тлеющего и постоянно собирающего кровавую жатву чеченского конфликта, Сергею просто снесло крышу. Старший брат был для него всем, фактически заменял вечно пропадающих на нескольких работах, лишь бы обеспечить семью хоть бы самым необходимым родителей. Первые книжки прочел ему он, первые видеофильмы в подпольном салоне водил его смотреть тоже он, заступался и разбирался с обидчиками опять он… И вот теперь его не стало, а чертовы обезьяны, даже не сели за это в тюрьму. Командованию части не выгодно было тащить сор из избы и дело замяли, привычно списав на несчастный случай. Что сын в действительности убит, отцу, ездившему в часть, под большим секретом рассказали ребята-славяне из его призыва. Однако дать показания на следствии никто из них не решился. Делать было нечего, отец попробовал стучаться в разные инстанции, но вскоре понял, что огромную бюрократическую машину, просто не желающую разбираться в гибели никому не нужного маленького человечка не победить, и опустил руки. Сделать ничего было нельзя… Точнее, это отец так думал, что ничего нельзя сделать. У Сергея на этот счет было другое мнение.

Сколотив команду из дворовых пацанов, по принципу, чем здоровее и тупее, тем лучше, он принялся мстить, причем объектом его мести стали все подряд, без разбора лица "неправильной" национальности, а порой даже просто похожие на неправильных внешне. Нападения свои дворовые экстремисты осуществляли топорно, ничего заранее не планировали, просто налетали толпой и молотили, сколько сил хватит. Забить втроем-вчетвером можно хоть чемпиона мира по боям без правил. Никаких проблем, главное прыгнуть внезапно и бить как можно быстрее и сильнее, пока не упадет, а там уже месить на земле безответное, сжавшееся в комок тело. Так жертвы и описывали потом в милиции то, что с ними случалось: шел, никого не трогал, вдруг внезапный топот ног сзади, и сразу же град ударов, ослепляющий, оглушающий, полностью деморализующий и давящий волю к сопротивлению… В милиции бессильно разводили руками. Шпана, что поделаешь? Да и слишком много подобных заявителей появляется ежевечерне в каждом отделении милиции, чтобы ими серьезно заниматься…

Национальный мотив нападений, грамотные дежурные тут же отметали, как дважды два доказывая избитым кавказцам, таджикам и азербайджанцам, что и русских в этом районе бьют не реже… Что делать, молодежные банды сейчас явление повсеместное… А заявление писать не стоит, все равно судебной перспективы дело не имеет… Реальный ущерб-то невелик… Тяжкого вреда здоровью, слава богу не нанесли, деньги и вещи не забрали… Так что, даже если найдем, предъявить нечего будет… Так что шли бы вы, гражданин, дальше по своим делам… Да впредь внимательнее будьте, когда по улицам ходите, держитесь освещенных проспектов, не провоцируйте… Так-то…

С таким отношением стражей порядка неизвестно, сколько бы еще "пиратствовал" на городских улицах со своей бригадой Сережка Лебедев. Может быть, дошло бы, в конце концов, дело и до серьезного: убил бы кого-нибудь, или покалечил… Но сколь веревочке не виться, конец все равно будет. Кроме милиции существуют в нашем обществе и другие институты, порой не совсем легальные, но от этого лишь более эффективные. И одним из таких оказалось местное дагестанское землячество. Не озабоченные соблюдением конспирации малолетки злодействовали всегда в одном и том же районе, по месту жительства, так сказать… И очень скоро, что называется примелькались, взрослые, серьезные люди обратили внимание, на то, что именно вблизи одного и того же злополучного перекрестка трех улиц их земляков что-то очень часто подстерегают несчастья. Многим такое положение дел не понравилось, а уж когда по морде получил заодно с обычной шантропой и кое-кто из уважаемых людей, стало ясно, что пора действовать.

Действовали тоже без особой фантазии, выставили несколько машин с парнями вооруженными арматурными прутами, да бейсбольными битами и живцов, что должны были неспешно прогуливаться по злополучному треугольнику, тихими майскими вечерами. Черноусые молодцы в припаркованных у тротуара тачках внимательно наблюдали за маневрами своих земляков через тонированные стекла, сами оставаясь невидимыми для широкой публики. Наблюдали и в нетерпении потирали полированные рукоятки бит, очень уж им хотелось поближе познакомиться с местной радикальной молодежью. И такой случай не замедлил представиться, не прошло и недели вечернего патрулирования, как бригада Сереги Лебедева влетела в подготовленную засаду.

Когда захлопали автомобильные дверцы, рванули воздух воинственные крики дагестанцев и со всех сторон послышался топот бегущих ног, Серега первым сообразил, что это конец. Попались. Причем, увы, поймала их не милиция, что было еще более-менее приемлемым вариантом. Теперь же оставалось полагаться лишь на собственные ноги. Драться с толпой разъяренных горцев не входило в его планы, поскольку исход такой битвы победным не мог стать при любых обстоятельствах. Свистнувшая над самой головой бита, лишний раз подстегнула процесс мышления, явственно показав, что новые действующие лица, так внезапно появившиеся на сцене, шутить не намерены. Если бы инстинктивно не присел, ныряя под удар, точно череп бы развалился.

Серега шарахнулся в сторону, очень удачно угодил плечом под дых вновь замахивающемуся кавказцу, сложив парня неожиданным ударом почти пополам. Потом каким-то чудом увернулся от рассекшего воздух совсем рядом ножа, оттолкнул загораживающего дорогу здоровяка и рванул в темноту ближайшей подворотни. Сзади добивали его менее сообразительных дружков. Звуки хлестких ударов по телу были слышны даже на бегу и еще добавляли ускорения и так барабанящим изо всех сил по выщербленному асфальту ногам.

Если бы дагестанцев было чуть поменьше, то они возможно и дали бы уйти удачливому беглецу, сосредоточившись на расправе с его более медлительными подельниками. Но, к несчастью, все жертвы нападений, по неистребимой горской привычке стремившиеся изобразить себя героями, поверженными лишь ввиду колоссального численного превосходства неприятелей, в один голос твердили, что нападавших было не меньше десятка. Потому и бригада охотников состояла аж из пятнадцати крепких парней. Даже если бы каждый из них приложился по разу, от тройки дворовых "экстремистов" мокрого места не осталось бы. Так что, понимая, что здесь делать нечего, и на их долю врагов не досталось, но, уже не умея обуздать кипучего своего темперамента, человек пять дагестанцев кинулись за Серегой в погоню. И упорно висели у пацана на хвосте, как тот не пытался их сбросить.

Вообще пробежки такого рода, как правило, быстро кончаются. Когда окрыленный страхом, рвешь с места с максимальной скоростью, напоенные адреналином мышцы, конечно, смогут какое-то время поддерживать этот бешеный темп. Но время это весьма ограниченно. Многокилометровые кроссы с дышащей в затылок погоней не бегают. Если удалось оторваться в первые две-три минуты, значит спасен. Нет, извини, выходит не судьба, сдохнешь на бегу, сам свалишься под ноги преследователей.

Сереге не повезло. Дагестанцы попались жилистые и цепкие, отставать никак не желали. И даже отличное знание местности не помогало. Преследователи буквально дышали в затылок, так что задуматься о том, как бы ловчее сбросить их с хвоста, просто не выходило. Не до того было, совсем не до того… Серега уже задыхался, невыносимо кололо в боку, а в ногах потихоньку пока, но с каждой секундой все более весомо разливалась свинцовая тяжесть, верная предвестница полного отказа мышц продолжать этот безумный бег. Даги вроде бы еще прибавили, сократив и без того ничтожно малый разрыв. Да что они, двужильные что ли?! Серега поднажал из последних сил, он, наконец-то придумал, как обвести погоню вокруг пальца, но для этого требовалось оторваться от них, хотя бы метров на тридцать. Выиграть пять-шесть секунд, иначе все теряло смысл. Ценой неимоверного усилия, отозвавшегося жуткой болью в измученных легких, ему удалось слегка увеличить расстояние до преследователей, но это был уже последний всплеск энергии. Сейчас он держался только за счет пережженного мускулами адреналина, выплеснутого в кровь гигантской дозой. Однако и этот запредельный резерв уже таял, исчезал, грозя совсем скоро закончиться окончательно. О том что произойдет с ним потом, Сереге не хотелось даже думать…