Текст книги "Акт возмездия"

Автор книги: Максим Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Надо сказать, что Железяка особо не терзался бы этой проблемой, будь на месте пленника какой-то незнакомый, неизвестный человек. Нашлось бы, чем успокоить ноющую совесть, уж поверьте. Одно только соображение, что за жизнь и свободу незнакомого тебе оперативника могут заплатить своими жизнями твои собственные, доверившиеся тебе бойцы, уже действует весьма охлаждающе на любую горячую голову. В конце концов, к чужой смерти на войне привыкаешь быстро и воспринимаешь ее далеко не так трагично, как в обычной мирной жизни. Ну, смерть и смерть, с каждым может случиться, все под богом ходим… Этакая профессиональная деформация, знаете ли, вроде как у хирурга, для которого человек на операционном столе тоже не более чем сложный набор мышц, кровеносных сосудов и хитро устроенных внутренних органов. Вот и Железяка уже достаточно деформировался, чтобы цинично взвесить на чашечках внутренних весов чужую незнакомую жизнь и жизни тех, с кем делил сухпай и последний глоток воды из мятой походной фляги. Что перевесило бы, понятно… Но тут случай выпал особый. На противоположной чашке весов был не черный силуэт неизвестного анонима, сейчас там находился живой из плоти и крови Илюха Мещеряков, пусть не друг, но хороший знакомый, нормальный парень и отличный офицер.

– Немец, связь мне с базой, быстро!

Долговязый рыжий радист, получивший свой позывной за почти хрестоматийное сходство с типажом нордической бестии и истинного арийца, забубнил в гарнитуру, вызывая Махачкалу.

– Беркут, Беркут, я Муфта, прием… Беркут, Беркут, я Муфта, прием…

– Я Беркут, слышу тебя Муфта, прием, – отозвался, наконец, голос с сильным кавказским акцентом.

Дежурили по оперативному штабу местные кадры и еще счастье, если дежурный в достаточной мере владел русским, чтобы с ним можно было общаться в эфире.

Железяка, поудобнее перехватил поданную Немцем рацию. Покосился за стремительно валящееся за торчащие на горизонте пики высоких гор солнце. Не больше часа светлого времени… Если все пройдет, как он задумал, то еще до рассвета они сумеют вытащить Илюху. Даже если информация из штаба уходит к боевикам, вряд ли весточка дойдет так быстро… Да, пожалуй, это единственный разумный выход… Он усмехнулся криво, да, пожалуй, только на этой странной войне можно назвать разумным то, что он собирался сделать наступающей ночью…

– Беркут, объект пять обнаружен в ауле Тейниб. Повторяю, пятый обнаружен в ауле Тейниб. Как меня понял?

– Понял, тебя понял, – даже в неверном потрескивании помех, слышно было, как взволнован дежурный. – Пятый в Тейнибе.

– С пятым "зеленые". Человек десять-пятнадцать, с легким стрелковым. В Тейнибе они в гостях. Как понял?

"Зелеными" на местном военном сленге звали ваххабитов. Откуда произошло такое название Железяка не знал, да и не интересовался никогда этим вопросом. Может виной всему привычка к ношению форсистых зеленых платков с изречениями пророка на голове?

– Понял, десять-пятнадцать "зеленых", не из аула.

– Да, правильно. Пятый нездоров. Плохо себя чувствует. Надо его забирать.

– Понял тебя, понял…

– Планирую вход ночью за пятым. Входить буду своими силами.

– Принял, Муфта, какая нужна помощь?

– Нужно помочь мне выйти утром, как принял? Утром.

– Есть, помочь выйти утром. Где ты будешь, Муфта?

– Большой белый дом, в самом центре. Два этажа, зеленый забор. Там такой один.

– Принял, белый дом в центре, два этажа… Я выйду на тебя через десять минут, скажу точно.

– Принял. Конец связи.

– Конец связи.

Ну, вот собственно и все, как бы там ни было выбор сделан. Сейчас дежурный доложит полученную информацию наверх и обратного пути уже не будет.

– Пойдем в село, командир? – Немец смотрит не то чтобы тревожно, просто с затаенным интересом.

– А как же, Немец, пойдем, конечно, спецы своих не бросают!

Очень хотелось ответить уверенно, бодро, но, похоже, перестарался, переиграл, слишком нарочито вышло, искусственно…

– Это десант своих не бросает, – скалится во весь рот боец. – Путаешь ты чего-то, командир…

– А хоть бы и путаю, не грех тогда и нам у десантуры взаимовыручке поучиться.

Первый пост на вьющейся серпантином горной дороге высмотрели еще по светлому, потому обошли стороной легко. Пришлось малость покарабкаться по камням, ободрать колени с локтями, зато получилось все тихо и благопристойно. Прошли выше по склону, всего в нескольких десятках метров от нерадивых караульщиков. Вахи ничего не заметили. Да и мудрено было бы, оба дозорных блаженствовали, передавая друг другу тлеющий косяк анаши. Огонек папиросы ярко вспыхивал в кромешной ночной тьме, вырывая из нее при затяжках заросшие подбородки и жадно тянущие отраву в легкие губы. Вот тебе и воины Аллаха!

– Командир, давай их того, по-тихому в ножи, чтобы не оставлять за спиной, а? – бритый наголо, круглоголовый рязанец по прозвищу Шиш хищно улыбаясь потянул из ножен НРку.

Шиш – фанат ножевого боя, хлебом не корми, дай ножом помахать.

– В натуре, командир, они же отсюда как на ладони, даже подходить не надо. Сто процентов без шума и пыли сниму обоих!

Это Перец, штатный снайпер группы, задира и острослов, на язык такому лучше не попадайся. Ишь, тоже рвется в бой. И снимет ведь, только дай отмашку. Ребятки окажутся в объятиях гурий раньше, чем поймут, что собственно случилось. Да и бьет "Винторез" не громче, чем пробка от шампанского хлопает, гарантированно никто не услышит. Но нет, нельзя, рано расшифровываться, сейчас поддашься искушению, обнаружишь группу, потом хлопот не оберешься.

– Умные, да?

– А че, командир? В натуре…

– В натуре, хер в комендатуре! Что, повоевать не терпится? Ты, Шиш, знаешь, когда у этих орлов смена? Нет? Вот и дыши ровно, понял? Что будем делать, если сменщики сюда притопают, а этих нет? Подумали?

– Ну, можно трупы потом аккуратно в сторонку оттащить, – Шиш все не хочет сдаваться, хотя понимает уже, что глупость сморозил, но никак не может оставить последнее слово за старшим.

– Молчи уже, трупонос! – цыкает на него более сообразительный Перец. – Делать больше нечего, только падаль ворочать!

– Все, обсудили?! Хорошо. Тогда заткнулись оба и двигаем дальше, – Железяка одернул спорщиков и скользнул между каменными спинами двух валунов, на ощупь выбирая путь в темноте. Внизу, прямо под ним, любители марихуаны, которым выпало еще пожить в этом мире, не ведая о только что состоявшемся диалоге, решившем их судьбу, расслабленно пускали к звездам тонкие струйки ядовитого дыма.

Когда они вышли к первым окраинным домам, узкая полоска неба над горными пиками на востоке уже начала предательски светлеть. "Но черную нитку пока нельзя отличить от белой, а значит, Аллах не видит, что происходит на земле, и не сможет помочь своим почитателям, – вовсе не к месту вспомнил Железяка одно из установлений Корана, и даже улыбнулся от веселой нелепости пришедшей в голову мысли. – Выходит надо спешить, пока наше время. Наш-то, христианский Бог всемогущ и всеведущ. Круглосуточен и всепогоден! Так что до рассвета высшие силы точно на нашей стороне".

Тейниб – аул древний, он стоит в этих горах с незапамятных времен, наверняка стены некоторых домов помнят еще ермоловских чудо-богатырей. С тех пор они повидали многое и лихих горских абреков, и отчаянных казаков, и красных комиссаров, и немецких парашютистов… Богата история этих мест, богата кровью и пожарами, и совсем бедна мирной спокойной жизнью, как-то не складывается она на этой беспокойной земле, не приживается… Климат не тот, что ли? Сегодня Тейниб аул населенный почти сплошь ваххабитами, и это сразу чувствуется в повседневной жизни селения. Здесь не увидишь спешащих в школу детей и праздно гуляющих женщин с открытыми лицами, зато нет и привычных по российской глубинке подвыпивших затертых мужичков, даже просто курящего на улице человека не встретишь. Нельзя, спиртное и табак – харам! Исключение составляют только моджахеды, вставшему на путь джихада позволительны многие вольности, запрещенные обычному правоверному.

Железяка уже бывал в подобных поселках, потому в общих чертах представлял, как здесь организована жизнь. Он уже видел местные школы, в которых после третьего класса практически не оставалось учеников. Потому что изучать биологию, анатомию, даже просто учиться рисовать человека – харам. И лучше не пускать сына, или дочь в школу, чем допустить осквернение его разума противными Аллаху знаниями. Железяка сам заходил в поселковые магазинчики, где ни за какие деньги нельзя было купить ни водку, ни сигареты. Харам! Совет старейшин запретил возить в село такие товары. Если гаски хотят травить себя алкоголем, то пусть делают это где-нибудь в другом месте. Здесь живут правоверные, которые не станут пачкать своих уст даже вином. Еще Железяку всегда поражали замотанные в черное с ног до головы, даже в летний зной, бесформенные фигуры женщин, мелко семенящие куда-то прижимаясь к заборам домов. Ни слова, ни взгляда на постороннего мужчину. Харам! В общем дикость и средневековье, торжество воинствующей серости над разумом. Никакой критичности, никакого свободомыслия. Пять раз в день молитва, и Коран, с успехом заменяющий все миллионы написанных людьми книг. Лымарь не понимал, как можно так жить, но они жили, больше того, готовы были с оружием в руках защищать свой образ жизни. Ибо сказано в 54 аяте, 25 суры: "Не повинуйся же неверным и борись с ними этой великой борьбой!"

Шедшие в головном дозоре Гвоздь и Сало замерли у крайнего дома, припав к забору, обратившись в слух. Сейчас, в ночной тьме зрение не могло помочь вовремя обнаружить и распознать опасность, потому спецы больше чем на глаза полагались на уши. Аул спал, лишь взбрехивали периодически, изображая бдительную охрану, местные кабыздохи. Псы видно привыкли к пахнущим ружейной смазкой и потом чужакам, потому особо не волновались. Хотя это был один из самых проблемных пунктов немудрящего плана. Стоило собакам поднять лай, и группе пришлось бы не солоно хлебавши откатываться назад в горы. И тут не гарантия даже хрестоматийный заход с подветренной стороны. Дом, на который указал связник почти в центре, пока дойдешь, все равно переполошишь четвероногих друзей. Однако пока никакой особой тревоги собаки не проявили, что ж, хоть здесь повезло…

Наконец, дозорные окончательно уверились в том, что их появление в ауле прошло незамеченным. Сухощавый, поджарый Гвоздь, согнувшись в три погибели, отделился от забора и быстрой тенью перебежал залитую лунным светом улочку, скрывшись в густо-чернильной тьме у забора следующего дома. Железяка замер, вскинув к плечу автомат. Сейчас можно было ожидать чего угодно: недоуменного оклика, выстрела, тревожного крика незамеченного разведчиками часового. Ничего… Все та же давящая на нервы тишина, темнота и бледная дорожка лунного света, отражающегося от мощенной булыжником улочки. Похоже, чисто… вот бы и дальше так повезло.

Головная двойка, перебегая от забора к забору, то и дело растворяясь в неверных тенях, двинулась в глубь аула. Основная группа во главе с Железякой, бесшумно ступая вдоль обочин, кралась следом. Стараясь лишний раз не зашуметь, не звякнуть оружием или снаряжением, спецы безмолвными призраками скользили ночи. Лишь изредка бесплотный лунный луч отразиться от полированной поверхности металла, лишь иногда мелькнет на самом краю видимости бесформенная фигура в гротескном лохматом камуфляже… Темнота, тишина… До рассвета не меньше часа, плотные предутренние сумерки. Те, что гораздо более обманчивы, чем самая полная ночная тьма. Неясные тени, переливы лунного и звездного света с полосами абсолютного мрака совершенно меняют картину окружающего мира, делая ее незнакомой, фантастичной, абсурдной… Многое может скрываться до поры в беспорядочном переплетении теней… Не уследить и самому добросовестному караульщику, а здесь, похоже, о караульной службе и вовсе подзабыли, усыпленные безопасной тишиной всеми забытого маленького аула.

– Первый, третьему, – взрывает тишину тихий голос снайпера, доносящийся из кармана разгрузки.

Железяка, вытянув рацию наружу, тут же коротко откликается громким свистящим шепотом:

– Ответил.

– Два зеленых от центра в вашу сторону. Три дома от головных.

– Принял.

Перец сейчас лежит на гребне небольшого холма перед ведущей в аул дорогой. Снайперу не место в боевых порядках штурмовой группы, с его длинной неудобной в ближнем бою винтовкой, никакой пользы он там не принесет. Зато в качестве наблюдателя и лишней страховки, меткий стрелок на господствующей над селением высоте очень даже может пригодиться. Вот, кстати, и лишнее тому подтверждение. Засек движение духов, вовремя предупредил втянувшихся в населенку товарищей об опасности. Железяка уже собрался свистнуть тихонько головному дозору. Но те уже и сами заметили движущегося в их сторону противнику. Массивный Сало резко присел на колено, прервав перебежку и вглядываясь в темноту впереди. Мгновение спустя мигнул на секунду и тут же погас закрытый синим светофильтром карманный фонарик. Короткая вспышка условного сигнала: "Внимание! Впереди опасность!" Бойцы из основной группы разом остановились, тихонько смещаясь за ближайшие укрытия, изготавливаясь к стрельбе. Сало на получетвереньках бесшумной ящерицей метнулся к ближайщему забору, прячась в его тени, сливаясь с ней лохматым камуфляжем, обращаясь просто в чуть более темное пятно на траве. И из самого центра этого пятна, вновь мигнули две синие вспышки. Все подтверждалось: "Идут двое!"

– Малыш, Лева, – тихонько позвал Железяка.

Дождавшись, когда залегшие у забора бойцы обернутся, знаками показал им, что делать. Если группа будет обнаружена вооруженные бесшумными автоматами "Вал" спецназовцы смогут нейтрализовать обоих духов раньше, чем те успеют поднять тревогу. Конечно, лучше бы обойтись без этого, любой огневой контакт во вражеской населенке чреват непредсказуемыми последствиями, но другого выбора нет. Уйти с маршрута движения духов группа уже не успевала.

Еще несколько секунд лихорадочной возни с оружием и снаряжением и все вокруг замерло. Железяка сам с трудом различал теперь своих затаившихся бойцов. А стороннему наблюдателю такое и подавно было бы не под силу. Мешковатый с нашитыми лохмами камуфляж делал спецов практически невидимыми в скудном предрассветном освещении. Они буквально растворялись в неверном лунном свете, терялись в густых тенях, отбрасываемых на улочку высокими заборами и развесистыми плодовыми деревьями.

Вахов они услышали задолго до того, как увидели. Бандиты шли по аулу совершенно беспечно, громко о чем-то переговариваясь на своем языке. Железяка в тот момент остро пожалел о том, что приказал Аликперу остаться со снайпером на высотке. С одной стороны милиционеру никто не мог приказать идти со штурмовой группой, такой задачи перед ним не стояло. Но там, где не можешь приказать, любого кавказца всегда можно взять на элементарную манипуляцию, стоит только чуть задеть знаменитое горское самолюбие, усомниться в гипертрофированной мужественности, говоря по-русски, тупо развести "на слабо". Сейчас переводчик, понимающий местные диалекты, как раз и пригодился бы, да и потом, кто знает, как обернется дело? Другой вопрос, что не дай Бог с Аликпером что-нибудь произошло бы во время операции. Тогда мог выйти серьезный косяк с обвинением командира российской группы в том, что он специально послал дагестанского милиционера под пули. Бывали уже здесь прецеденты, повторять которые совсем не хотелось. Ладно, что поделать, за неимением гербовой, будем писать на простой… То есть обойдемся без переводяги. К тому же вряд ли два этих кекса говорят сейчас о чем-то важном. Пари можно заключать – треплются о знакомых девках, или хвастаются собственными подвигами. О чем еще говорить мужчинам на Кавказе?

Наконец, духи вывернули из-за угла и затопали в зоне видимости, практически поравнявшись с распластавшимся, вжавшимся всем телом в придорожную канаву Салом. Одеты вахи были в добротный турецкий камуфляж и фирменные заводского изготовления разгрузки, топорщащиеся от гранат, запасных магазинов и прочих необходимых воину под рукой вещиц. Железяка аж завистливо прищелкнул языком, бесшумно, разумеется. Его бойцы свое снаряжение по большей части мастерили и дорабатывали своими руками. То, что выдавала со складов Родина, годилось разве что для игр в "Зарницу" с не особо избалованными сельскими школьниками. А тут, пожалуйста, отлично экипированные по последней военной моде духи. И скажите теперь на милость, кто здесь гоняемый по горам и лесам ободранный бедолага-партизан, а кто представитель власти, за которым стоит вся мощь огромного государства? Поневоле задумаешься, блин! Местные силовики, кстати, тоже особо ношением форменной одежды себя не утруждают. Порой только по косо прилепленным на импортный камуфляж погонам с родными пятиконечными звездочками и поймешь, кто перед тобой.

На несколько секунд Железяка непроизвольно перестал дышать, нарочно отводя глаза в сторону от идущих по среди дороги фигур, держа их лишь самым краешком бокового зрения. Чтобы не почуяли взгляда, не насторожились… Вот они уже совсем рядом, шагов пять не больше… Три шага, два… Зубы до боли впились в закушенную губу, пальцы крепче сжали автоматное цевье… Господи пронеси! Ну же… Ну!

Духи равнодушно протопали мимо, поглощенные беседой и вскоре скрылись в другом конце улочки, а через несколько минут перестали долетать до разведчиков и их гортанные голоса. Не заметили, хотя был момент, когда один из них оступившись, и чтобы удержать равновесие, шагнув в сторону, чуть не отдавил руку залегшему за чахлым придорожным кустом Шишу.

– Пронесло… – облегченно выдохнул рядом кто-то из бойцов.

– Тебя б так пронесло! – ухмыльнулся Железяка. – Все, не стоим! Двинулись вперед, черти! Рассветет уже скоро!

Дом, в котором, по рассказу связника, держали Илюху, выходил воротами на центральную сельскую улочку, но вместе с тем, стоял как бы особняком от остальных построек. Там же разместился и сам Сулейман с основными силами боевиков. Это, конечно, осложняло задачу. Но никто и не обещал, что будет легко.

В три коротких перебежки вся группа собралась под забором. Призрачные фигуры бесшумно возникали из тьмы, в несколько скачков преодолевали залитое лунным серебром открытое пространство и вновь растворялись в тенях. За высоким металлическим забором, традиционно выкрашенном в зеленый цвет, слышалось настороженное сопение и звяканье цепи. По-крайней мере один страж не спал и, наверняка, уже учуял непрошенных гостей, просто пока не поднимал шум, раз чужаки не пересекли порученных ему для охраны границ.

– Рваный, убери пса! Только тихо.

Гротескная ничего общего не имеющая с привычным человеческим силуэтом фигура, легко взмыла на гребень забора и распласталась там наверху, балансируя на приваренном поверху железном уголке. Низкое предупреждающее рычание прервалось двумя приглушенными хлопками, обернувшись тоненьким щенячьим взвизгом.

– Сделано, командир.

– Шиш, с Рваным на ту сторону. Прикрываете.

– Чисто, командир.

– Хорошо. Остальные, пошли по одному, только тихо.

Можно было и не напоминать, один за другим сгустки черноты, более темной, чем скопившаяся под забором тень, перелетели на другую сторону. Не звякнуло оружие, не хрустнула под ногами сухая ветка, будто и не люди вовсе преодолели двухметровую преграду, а бесплотные духи, не подвластные законам земной гравитации, бесшумные и смертоносные. Оказавшись во внутреннем дворике, бойцы с оружием наизготовку, приседали, прижимаясь спинами к забору. Настороженно вглядывались в нависшую над ними черную громаду дома, щупали прицелами темные окна, готовые немедленно ударить по врагу беспощадными длинными очередями. Нет, никого… Не заметили, все прошло гладко.

– К дому, командир?

– Нет, пока. Шиш справа, Гвоздь слева. Обойдите дом, посмотрите, нет ли охраны. Только посмотрите!

Последнее предостережение, учитывая горячий, взрывной характер Шиша, вовсе не лишнее. Если часовые внутри действительно имеются, то снимать их надо в последний момент, когда штурмовая группа уже изготовится к броску и будет понятно, каким образом входить в сам дом. Иначе не ко времени поднятая тревога может легко превратить уже почти взятый объект в неприступную крепость с готовым биться до конца гарнизонам, превосходящим ко всему осаждающих по численности.

Через пять минут напряженного ожидания оба разведчика возвращаются. Никаких караульщиков в периметре нет. Видно духи чувствуют себя в полной безопасности, что учитывая выставленный на единственной подъездной дороге пост и общую удаленность аула, неудивительно. Ладно, нашим легче…

– Как входить будем, командир?

– Входить? Сами впустят…

– Это как?

– Какой кверху… – Железяка подносит к губам рацию. – Третий, первому.

– Ответил, – хрипит шумами эфир.

– Где зеленые?

– Дошли до поста, сменили тех двоих.

– А эти?

– Движутся в аул.

– Отслеживай движение и транслируй мне.

– Принял.

– Дошло? – Железяка кривит губы в зловещей гримасе. – Эти, сменившиеся, сюда топают. Спать им пора. Значит, будут в дом входить. Ну и мы следом. Сюрпризом для хозяев.

Незадачливые караульщики появились минут через десять. Шли ни от кого не скрываясь и о тишине ничуть не заботясь. Даже без доклада снайпера, разведчики их услышали бы задолго до подхода. С мерзким жестяным скрипом распахнулась калитка, две пары ног затопали по посыпанной гравием дорожке.

– Чупа, Чупа, эй-бай! – неожиданно остановился один из духов на полпути к дому.

– Собаку зовет, сученок! – прошипел в ухо Железяке подобравшийся, изготовившийся к прыжку Рваный.

Уже закоченевший к тому времени Чупа, конечно, не мог ответить радостным лаем любителю животных.

– Спокойно, спокойно… – одними губами выдохнул Железяка для верности кладя руку на закаменевшее напряженными мышцами плечо бойца. – Рано пока…

– Да спит твой пес, не ори! – недовольно пробасил по-русски второй бородач. – Перебудишь сейчас всех, Сулейман потом с тебя шкуру спустит.

– Чупа, Чупа… Баш-уста! – все не унимался первый.

– Э-э, заткнись, сказал! Завтра своего волкодава приласкаешь! Пошли уже!

– Недобрый ты человек, Рахим, – осуждающе проговорил тот, что звал пса. – Собаки, они же совсем, как люди, с ними ласково надо. К тому же нас всю ночь не было. Чупа скучал без меня…

– Оно и видно, так скучал, что никак не проснется… – ворчливо отозвался Рахим. – Хватит, пошли уже, спать охота!

Две пары ног снова заскрипели по гравию. Железяка с облегчением выдохнул, оказывается все время, пока продолжался этот разговор, он так и пролежал, не смея вдохнуть.

Перед дверью, ведущей во внутренние помещения дома, боевики остановились. Тот, кого называли Рахимом, постучал особенным ритмом в деревянную филенку.

– Эй, Джамал! Открывай, мы вернулись! Открывай, соня!

Однако вместо двери хлопнуло, открываясь, окошко. Всклокоченная спросонья черноволосая голова высунулась на улицу.

– Что я слышу? Рахим, сын пьяницы, ты бросил пост?

– Посмотри на часы, ишак! – отозвался Рахим. – Скоро рассвет, ты все проспал! Наша смена давно уже на посту, открывай!

– Ладно-ладно, сейчас открою.

До затаившихся под самым крыльцом разведчиков долетели неспешные шаркающие шаги, потом лязгнул, отодвигаясь, засов.

В ту же секунду, две темные тени, одновременно поднялись, казалось прямо из земли за спинами боевиков. Блеснули в лунном свете ножи. Получивший удар в печень любитель собак тяжело всхрапнул, попытался было крикнуть, но локоть чужой руки жестко перехватил горло, не давая набрать в грудь воздуха. Рахим, сраженный ударом ножа в солнечное сплетение, лишь беззвучно открывал и закрывал рот, как вытащенная на берег из воды огромная рыба. Ноги подкосились, отказываясь держать вертикально его тело, и он бы упал, но заботливые руки человека, которого он не видел, подхватили его подмышки и аккуратно опустили на дорожный гравий. Рахим был еще жив, еще мог видеть, как лохматые тени, рванувшись вверх по крыльцу, врываются в дом, как валится вглубь едва освещенной керосиновой лампой веранды Джамал, как во лбу его вдруг словно сама собой появляется маленькая аккуратная дырочка, из которой выплескивается фонтанчик неестественно яркой, маслянисто поблескивающей крови… Он все это видел, но уплывающее в темноту, рассыпающееся на бессвязные осколки мыслей сознание уже не могло в полной мере осмыслить происходящее… Оно сжималось в маленькую яркую точку, тлеющий уголек посреди чернильной тьмы… маленький… обреченный погаснуть… вспыхивающий еще отблесками былого жаркого пламени… все реже, и реже…

Железяка влетел в дом третьим. Первая двойка – Рваный и Гвоздь уже неслась во всю прыть по уходящему в жилые комнаты коридору. Ботинки спецназовцев грохотали по дощатому полу, скрываться уже смысла не было, теперь все решала скорость. Перепрыгнув через распростертого на пороге боевика, которого хладнокровно застрелил Рваный в тот момент, когда он только показался в приоткрывшейся всего на ширину ладони двери, Железяка поспешил вслед за бойцами. Предохранитель сдернут вниз, в положение для автоматического огня, оружие готово к бою. Рваный пинком ноги распахнул настежь ведущую налево дверь. И тут же заухал, забился в его руках, изрыгая бесшумную смерть автомат, сунувшийся в комнату по нижнему уровню Гвоздь, тут же добавил с колена. Все, за это помещение можно больше не волноваться. Дальше, дальше, вперед, не снижая темпа и не останавливаясь. Пока удача на их стороне и все козыри на руках, только не дать боевикам возможности проснуться и организовать сопротивление.

Следующая дверь. Удар приклада в филенку отбрасывает ее к косяку, слышен гулкий удар о противоположную стену. С кровати в глубине комнаты вскакивает совершенно голый человек, первым инстинктивным движением пытается прикрыть наготу, и лишь потом тянется к стоящему в изголовье кровати автомату. Это ошибка, которая будет стоить ему жизни, не надо быть таким стеснительным, не до комплексов сейчас. Автомат в руках издает серию быстрых почти бесшумных хлопков и на белой в неверном лунном свете груди человека сами собой возникают несколько черных воронкообразных отверстий. Очередь буквально ломает его пополам, сгибает в поясе и отбрасывает обратно, на кровать с которой он только что вскочил. Шаг в комнату, резкий разворот корпусом направо, налево. Никого. Можно двигаться дальше.

Теперь Железяка оказывается далеко в конце катящейся по дому волны криков, хрипов и злобной матерщины. Впереди мелькают лохмами камуфляжа бесформенные, но быстрее и ловкие, как горные ящерицы силуэты. Хлопают выстрелы из бесшумного оружия. Гремят подкованными подошвами тяжелые ботинки. Часть группы уже на втором этаже, остальные добивают духов в дальнем конце коридора.

Ф-фух! Вроде бы пронесло! Все козыри сыграли как надо. На самом деле для подготовленных морально и физически людей, расстрелять во время ночного налета спящего противника, не дав ему ни малейшего шанса оказать сопротивление, задача, конечно, не из легких, но отнюдь не фантастическая. Главное быстрота, уверенность в себе и напарниках и предельно жесткая мотивация. Чтоб ни сомнений, ни колебаний, ни жалости! Ни то, ни другое, ни третье сейчас неуместно.

– Чисто, командир! Кажись все! – доносится сверху.

Ну что же, выходит и впрямь сегодня повезло! Теперь можно и спускаться в подвал за пленником. Массивная крышка обнаруживается тут же на не отапливаемой веранде. На крышке имеются солидные железные петли, в которые вставлен внушительного размера стальной штырь. Это уже плюс. Раз заперто снаружи, значит три к одному внутри только заложник, может быть не один, но духов там точно нет. Своих запирать бы не стали. Хотя, всякое бывает… Железяка невольно усмехнулся, вспомнив полностью аналогичную ситуацию, когда вынутый из зиндана пленник, накинулся вдруг на своих освободителей с кулаками и даже пытался одного из них задушить. Тоже дух оказался, свои в наказание за какой-то косяк посадили…

Двое бойцов натужно кряхтя, отвалили в сторону тяжелую крышку, и в свете фонарей открылось просторное помещение с бетонированными стенами. Вниз вели ступеньки деревянной лестницы.

– Так, двое со мной, остальные таблом не щелкают, готовятся к обороне. Рваный, за старшего пока!

Внизу оказалась целая тюрьма, отгороженные толстыми железными прутьями вбетонированными прямо в пол и потолок узкие клетушки с кучами грязной соломы по углам явно были предназначены для содержания узников. Располагались они с двух сторон от узкого центрального коридора. По четыре камеры с каждой стороны. Всего восемь штук.

Семь из них пустовали, и лишь в самой дальней на соломе свернулось неопрятным ворохом драной одежды очень отдаленно походящее на человека существо. Услышав шаги разведчиков, оно забилось в самый дальний угол камеры и испуганно выглядывало оттуда, часто моргая широко распахнутыми, полными животного ужаса глазами. Лицо существа густо заросло неопрятной рыжей бородой, волосы свисали на лоб нечесаными жирными космами. Правая рука оказалась замотана покрытой заскорузлыми ржавыми разводами тряпкой.

– Илюха? Мещеряков? – еще не веря сам себе, боясь ошибиться, позвал Железяка. – Илюха! Это мы… Мы за тобой…

Горло капитана перехватил жесткий спазм, когда он разглядел, как из глаз грязного заросшего подобия человека вдруг покатились по щекам крупные прозрачные слезы… Внешне это ободранное дрожащее существо ничем даже не напоминало спортивного, подтянутого, уверенного в себе Мещерякова. Ничего общего, никакого сходства… Железяка тяжело сглотнул, все еще недоверчиво приглядываясь к узнику, но уже веря, уже осознавая правду…

– Ну, ты чего? Все уже, кончилось все… – бессвязно бормотал он, глядя как по серым, покрытым цементной пылью щекам пленника пролегают одна за другой светлые мокрые бороздки. – Все в порядке, Илюха… Ты же Илюха, да? Мещеряков?

Пленник отчаянно закивал головой, стараясь придать жесту, как можно большую убедительность, словно боясь, что появившиеся вдруг спасители исчезнут сейчас, уйдут, вновь оставив его здесь.

– Ну, вот и хорошо. Значит это ты. Илья Мещеряков, правильно?

И снова чуть не отрывающаяся от усердия голова. Да, да, это я, правильно. Только не бросайте, только не уходите!

– Значит, Мещеряков Илья Станиславович… – медленно проговорил вслух Железяка.

Карандаш хрустнул в его пальцах, разламываясь пополам, серая графитная крошка осыпалась на чистую страницу блокнота, запачкав ее неровными смазанными штрихами. Железяка казалось, этого не заметил.

– Ну, что, Илья Станиславович, видно придется тебя навестить. На правах боевого товарища, поинтересоваться житьем-бытьем… Заодно и про взрывчатку потолковать по душам…