Текст книги "Блаженны миротворцы"
Автор книги: Максим Далин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Не любили они людей. Совсем.
Но, после того, что гедонцы делали с их гражданскими – кто их осудит!
По конструкции станции, конечно, чувствовалось очень, что строили нелюди. Острых углов чиеолийцы не любят, глухих стен не любят, а любят они простор и плавно изогнутые плоскости. И резкие обрывы вниз. Я так понял, что у них вся архитектура совершенно другая. Нам, людям, к примеру, неуютно, когда, пусть даже при искусственном тяготении, коридор кончается площадкой с низеньким бортиком, а под площадкой, в десяти метрах ниже, жилой сектор, или бассейн, или тренажёрный комплекс. И на него с поощадки открывается прекрасный вид в духе «костей не соберёшь».
Из таких штук я заключил, что если чиеолийцы и употребляют что-нибудь тонизирующее, то на координации движений это не отражается. Иначе в состоянии лёгкого поддатия с таких площадок ныряли бы – только в путь.
В зоне отдыха я нашёл сад, довольно большой и очень ухоженный. Уголок, как говорится, родного дома под чужими звёздами… Сразу представляются чиеолийские пейзажи – даже при минимальном воображении. Начать с того, что листья растений – бурые, пурпурные, малиновые и металлического цвета. Сами растения – то ли как папоротники, то ли как пальмы; вьюнки вьются – листья веерами. Скальная гряда сделана из тёмного камня – а по ней ползёт мох, ярко-жёлтый, голубой и алый, в пупырышках. И почва под растениями покрыта то ли мхом, то ли плесенью, бежевой, канареечной и шоколадной. А небо сделано белёсое, зеленоватое, с белым солнцем в дымке. Прекрасная родина Гелиоры. И они, само собой, не они были бы, если бы не сделали иллюзию глубокого обрыва – а под ним, в дымке же, город, бордовые небоскрёбы в малиновых зарослях.
Нет, своего рода красиво, конечно… Главное, ярко так…
Я сидел на скамейке в саду – такая обычная скамейка из чего-то тёплого и пористого, вроде пемзы – и рассматривал растения, букашек голографических, порхающих, типа больших стеклянных бабочек, и город в дымке. А несколько бойцов околачивались поблизости, делали вид, что дышат свежим воздухом, и рассматривали меня.
Я им улыбнулся во всю пасть.
– Что, – говорю, – кошмар, да?
Почему-то даже по ксеноморфам легко определить возраст, если есть минимальная привычка. Так вот, молодой парень, тёмный такой, как воронёная сталь, говорит:
– Сам знаешь, что кошмар. Зачем эти попытки провоцировать конфликт?
– Угу, – говорю. – А почему кошмар-то?
Тёмный говорит:
– Ты не в курсе, как на твои зубы тяжело смотреть? Прости, сразу приходит в голову, как ты ешь, как рвёшь этими зубами – а если знать, что рвёшь мясо, то просто худо делается.
Остальные прикрыли глаза согласно. Ну да, вы – эльфы, питаетесь мёдом. Что скажешь…
– Послушай, – говорю, – ну да, я мясо ем… правда, искусственное больше, но предки мои, было дело, убивали зверей, чтобы съесть. Только ведь у многих животных – зубы.
Тёмный говорит:
– У многих. Но то – животные. Ты же – мыслящее существо.
– Ну что, – говорю, – поделаешь. Пережиток дикости. Но вот вы… вы ведь в доисторические времена тоже, наверное, защищались от врагов чем-то. Зубов у вас нет, вам без надобности – но когти вполне достойные. Я думаю, такими когтями можно порвать – мало не покажется.
Тёмный кончик языка показал и принялся уголки рта тереть. Смутился.
– Нет, – говорит, – ядовитые железы под когтями уже много сотен лет, как почти что атрофировались… яд уже не тот, что в варварские времена…
Я очень постарался не осклабиться.
– Ну вот видишь, – говорю, – брат по разуму. Я – боец, и ты – боец. Чего уж там! Когда надо самок-детёнышей защищать, и зубами рвали, было такое, и когтями вцеплялись, да ещё и ядовитыми. Природа, дружище – ничего постыдного тут нет.
Смотрю – ребята расслабились. Не то, чтобы совсем, но позы не такие напряжённые, а позы для чиеолийцев – главный показатель настроения. Один красавчик – правда, чудо, как хорош, зеленоватый такой, в синеву, цветов побежалости, в общем – даже потёр кончики пальцев. Этакая застенчивая улыбка.
И дело пошло. Разговор завязался.
Стали расспрашивать о гедонской станции. Я им рассказал, и про Дилайну рассказал – они прониклись. Детей охранять и растить – это абсолютно всем понятно, это больше, чем любая другая заморочка любых живых существ. Замечали, наверное: увидишь какого-нибудь ксеноса нестерпимой внешности – с души воротит, но стоит понаблюдать, как он растит детёнышей – и всё, он уже не гадость, он уже – живое, родня тебе, как всё живое. То есть, я так решил, что они меня относительно приняли.
И по разговору про семейные дела я вдруг сообразил, что они меня, как будто, уже записали Гелиоре в мужья. Намекнули, что я ей принадлежу.
– Круто, – говорю. – Я ж не чиеолиец.
– Но для тебя важны она и её потомство, – говорит Зеленоватый. – И потом, ты за неё дрался, и она тебя выбрала.
А Тёмный добавил:
– Она особенная. Мать будущих женщин. Её решение – вещь значимая.
Ох, ты ж, думаю. Женщина в этом мире – сокровище невероятное, выбрала – будь счастлив, даже если до постели никогда не дойдёт, а будешь только чужих детёнышей охранять. У других-то и того нет…
Дрался за неё… Ну, не то, чтобы дрался, конечно. Надо думать, уж не как они дерутся – одна прекраснейшая дама на пятьдесят остолопов! Это в древние века у королев по сто мужей бывало, сейчас, похоже, порядки другие: кто не понравился, дерись-не дерись – ходит холостой и печальный.
Но как же льстило самолюбию и грело душу, что Гелиора меня выбрала! Как будто серебряная стрекоза сама села на ладонь.
А стеснительный парнишка, белёсый такой, со шрамом через всё лицо – надо думать, безнадёжный случай по местным меркам, личной жизни в принципе не светит – ещё уточнил.
– Она, – говорит, – всё равно вряд ли будет рожать в ближайшее время. Пока девочки не вырастут, она на мальчиков силы тратить не будет. Не может же быть, чтобы она дважды девочек родила! Поэтому её вёсны будут целомудренны.
Ага. Мужиков тут полно, поэтому они особенно не ценятся. Расходный материалец. И я, несмотря на всю симпатию к местным ребятам, тайно порадовался, что человек, а не чиеолиец. Ну да, я – не медовый эльф, у меня зубы. Зато у нас, приматов, куда больше шансов на женское общество – и статус по жизни повыше, опять же.
Разобрался более-менее с положением чиеолийских дел – и спросил, как они сумели так жестоко схлестнуться с гедонцами. Оказалось, что не поделили никелевые рудники на каком-то пустом валуне: Чиеола выстроила там базу, а Гедон решил наложить лапу. А потом соседи посмотрели друг на друга – и люто, бешено друг другу не понравились.
До ярко выраженного физического отвращения. И дело уже не в никеле, а в том, что чиеолийцы – гадкие твари, а люди – зубастые хищники. И с двух сторон пошла такая волна, что в спорных мирах камня на камне не осталось.
До самих Чиеолы и Гедона пока не дошло – грызня в таких случаях случается за колонии. Но гедонские бандюги и так попортили соседям предостаточно крови, а чиеолийские пацифисты – девиз: «Я-то – никого, но уж если кто – меня, тогда – ухх!» – несмотря на отсутствие зубов и любовь к сладенькому, в долгу не остались. Не знаю, какая пропаганда шла на Гедоне, но чиеолийские средства массовой информации поддавали жару по полной программе, создавая образ омерзительных зубастых чудовищ, пожирающих живьём беззащитных женщин и детей.
И мне пришлось рассказывать, что такое Мейна. А чиеолийцы слушали – и у них, похоже, не укладывалось в голове.
Это очень сложно объяснить тем, кто всю жизнь общался только с себе подобными: если у тебя есть друзья, которые сильно отличаются, если ты среди ксеноморфов вырос и живёшь в обществе, где каждой твари – по паре, то тебя будет очень непросто убедить, что вон те – гады поголовно.
Ты подкоркой понимаешь, что среди вон тех – гадов и негадов примерно поровну. Как и среди своих. И дело не в том, кто как питается.
Хотя в данный момент мне казалось, что правда, в основном, на стороне чиеолийцев. Потому что гедонцы придумали проект «Очищающее пламя». У меня, конечно, не было данных обо всех военных программах Чиеолы, но почему-то казалось, что такие штуки, скорее, в человеческом характере.
Насчёт людей я иллюзий не питал. А насчёт Чиеолы они у меня пока что были.
Тем временем кто-то сходил к автомату с консервами. Они принесли чашки, закрытые крышечками-мембранами, как из вощёной бумаги – и одну чашку протянули мне.
Я оторвал мембрану и попробовал. И очень удивился.
Там был не мёд. В смысле – совсем.
Оно было солоноватое, не очень жидкое, нежное, отдавало рыбьим жиром. Мне захотелось намазать это на хлеб.
– Погодите, – говорю, – ребята… Вы же говорили, что питаетесь выделениями Посредников?
– А это что? – говорят.
– Так ведь – не сладкое!
И Тёмный объясняет:
– Посредник вырабатывает выделения из собственной пищи. Фруктовые – сладкие выделения, а приморские, полуводные, которые питаются планктоном и водорослями – вот такие выделения. Есть и ещё всякие разные. Пород-то выведено множество, и с кормом специалисты постоянно экспериментируют – что тебя удивляет? Космическая эра, новые технологии, скорости соответствующие – можно сохранять продукты надолго и перевозить из дальних мест, чтобы более разнообразно питаться. Везде же так, нет?
– Полезные звери, – говорю, – ваши Посредники.
Они оценили.
Зеленоватый говорит:
– Конечно. Посредники – это наша жизнь.
Я согласился. Я ещё не знал, в каком это широком смысле сказано.
Меня поселили в жилой капсуле, такой же, в каких местные бойцы живут. Такая ячейка два на полтора и на два, со скруглёнными углами. Гамак на силовом поле, «пемзовое» кресло, «пемзовый» же откидной столик – и вся обстановка. Но можно вместо стандартной окраски стен забабахать голографическую панораму родного дома, всё больше – вид с обрыва на лес, океан или город в нежной дымке, а можно эти самые стены сделать прозрачными, переглядываться с соседями – но это уже если с той стороны тоже захотят. При желании в капсуле двери открывались не только в коридор, но и к соседу справа – соседу слева. Компанейские ребята, в общем.
Туда приходила Гелиора. Сидела рядом, обнимала меня, как человек – хвасталась, что у будущих девочек всё замечательно, мечтала о будущих мирных временах. Расспрашивала о человеческих порядках. Пела песенки, как канарейка, пыталась рассказывать сказки, но у меня дешифратор отказывал – фольклор и иносказания сложно переводятся. А потом мы уходили гулять. В саду или около бассейна мне нравилось больше всего. Туда приходили почти все ребята, свободные от вахт, купаться, болтать и чирикать хором. Петь на их языке я, естественно, никогда не научусь, но не пением единым они развлекаются. Чиеолийцы плавают, как дельфины, им нравится вода – ну, я тоже поплавал с ними наперегонки и понырял. Разве только Гелиора смотрела с берега – видимо, привилегированные Женщины, дабы не возбуждать страсти и драки, не купаются в обществе мужчин.
Между тем, я по этой станции прикинул, как устроен их мир. Он многоярусный, горы – ступеньками, и чиеолийцы раньше, видимо, любили селиться на верхних этажах, для хорошего обзора. А может, там им воздух больше нравится – не любят слишком высокого давления. На горных ступенях у них, видимо, озёра или, там, водопады… И растения сплошь красно-фиолетового цвета, а трава не растёт. Вместо травы – мхи или лишайник. Как-то так.
Я прожил с ними дня три. Успел перезнакомиться с персоналом; у народа прошло ощущение «по улицам слона водили» – они шарахаться и пялиться перестали. Узнал, какие чиеолийцы-пацифисты уютные, вежливые и тактичные – если не дерутся из-за женщины и гедонцев на горизонте нет.
А на третий день привезли Посредника.
Понимаете, ребята, я уже совсем не ждал ничего дурного. Я же вместе с чиеолийцами ел выделения Посредников и совершенно нормально себя чувствовал. Если там и было что-то, не очень для меня пригодное, биоблокада это что-то легко отстреливала. В остальном – вполне нормальная пища, чтоб не сказать – вкусная. И я давно свыкся с мыслью, что Гелиоре нужен Посредник, чтобы произвести на свет детей… Так свыкся, что перестал задумываться о частностях.
И совершенно напрасно.
Гелиора всё нарисовала довольно точно. Точнее, чем всем нам, мейнцам, тогда показалось.
Во-первых, представьте себе, Посредник – это червяк. Или гусеница. Длиной в половину моего роста – и толщиной почти в обхват. Жёлтого цвета в коричневую крапинку. Мохнатая, но не целиком: те сегменты, где ножки – гладкие, как пластмасса, а ножки – две пары у головы, две пары у хвоста. Маленькие. Хвостик пикой вверх торчит. А голова – с серьёзной челюстью, которой можно, по-моему, и жевать, и откусывать, и с парой громадных фасеточных глаз. А над глазами – чубчик. Как помпон.
Во-вторых, те самые выделения Посредников, о которых всё это время шла речь, выделяются в два таких… пузыря, что ли, около головы. И на пузырях есть какие-то клапаны, из которых это дело, собственно, и можно забрать, если знать, как подойти к процессу. Но надо быть профи – всё равно, что корову доить, только экстремальнее, на мой взгляд.
Что оно такое, эти выделения – я не понял. Но уж не мёд.
А в-третьих, создание это, оно – ручное. Домашнее. Чиеолийцы могут его трогать, чесать эти мохнатые бока – и ему явно нравится. И им нравится: Гелиора присела на корточки, тёрлась лицом об червякову голову и гладила его за глазами. Как щенка.
Всё-таки, мне было здорово не по себе.
Я понимал: это Посредник, главное сельскохозяйственное животное Чиеолы. В этих его выделениях ничего ужасного нет; в конце концов, мёд – это тоже не амброзия, а пчелиная отрыжка. Ничего – едим. Любовь или нелюбовь к громадным мохнатым червякам – дело привычки и менталитета. Чем его кормить – мы на Мейне придумаем, тем более, что Фиолетовый сказал: червяк универсальный, особая порода для пионеров Простора. Ест практически всё.
Безвредный полезный зверь.
Только меня от него мутило. И от его шевелящейся челюсти было неприятно точно так же, как чиеолийцам – от моих зубов. Небось, и палец откусит, если недосмотришь.
А Гелиора гладила мою руку и щебетала:
– Ты посмотри, какой хорошенький! Пусечка, лапусечка, дусечка! – видимо, по смыслу какие-то девчоночьи междометия, голое восхищение пополам с умилением. И на Фиолетового обрушила целый водопад благодарностей. – Ах, командир, какая прекрасная порода! Что-то исключительное, я таких только на открытках видела! Я так рада, я так благодарна!
И Фиолетовый, благодушно потирая кончики пальцев, клекотал в ответ:
– Совет Матерей Мира высоко оценил твою идею, Женщина. Они дарят тебе и человеку этого Посредника и надеются, что это будет значимое событие. Блестящий эксперимент, вот как это охарактеризовала Старшая Мать. Даже сам факт пребывания нашей Женщины и Посредника в человеческом мире представляется немаловажным. Четыре материка Чиеолы желают тебе и человеку удачи.
– Это в том смысле, что мы будем воспитывать её девочек на стыке культур? – спрашиваю.
Надо чем-то отвлечься от червяка.
А Фиолетовый отвечает:
– Все понимают, что квалифицированный ксенолог, вероятно, был бы эффективнее, чем воспитательница. Беда в том, что человеческое сообщество может и не принять нашего ксенолога. А профессионалы из человеческого мира пока не спешат к нам налаживать отношения. В общем, будем считать вашу светлую дружбу подарком судьбы.
– Ясно, – говорю. – Спасибо за доверие. Теперь надо придумать, где Посредника держать и чем для начала кормить.
А Фиолетовый:
– Совершенно не проблема. С ним пришёл очень удобный террариум с хорошей дверцей, а ещё специалисты по кормлению предоставили на первое время центнер прессованной целлюлозы и ещё столько же подвяленных растений. С учётом выкармливания будущих детей Женщины – весь корм витаминизирован и содержит дополнительные культуры полезных бактерий. Этого хватит весьма надолго.
Ух, думаю. Веселуха.
Но, с другой стороны… ну, червяк! Ну и что? Мог бы быть удав, крокодил, слизень какой-нибудь неимоверный – а тут всего-то навсего червячок. Мохнатенький. Гелиоре нравится. Что такое двести кило груза? Да мои крылья добычи вдесятеро больше принимали, бывало. Освободим в трюме местечко под террариум…
В общем, я впустил в свою машину чиеолийцев. Они мне помогли собрать в трюме террариум: прозрачный куб, два на два и на два метра, с дверцей. В этот куб Посредник за Гелиорой сам пришёл. Не поверите, ребята, он шёл за ней, как собачонка, очень смешно – и я с ним смирился.
Он, в сущности, оказался забавной тварью, этот Посредник. Пока мы грузили корм, Гелиора чесала Посреднику за глазами и давала плитки прессованной целлюлозы, и он их трескал с хрустом и явно был очень доволен жизнью.
Я не верил в то, что у червяков бывают какие-нибудь мозги. Но Посреднику явно нравилась Гелиора. Почему-то чувствовалось, что он со своей кусалкой, которой, похоже, может и доску в опилки перемолоть, чтобы съесть, для Гелиоры совершенно безопасен.
Не факт, что для меня тоже. Но для неё – очевидно.
И она вокруг своего Посредника суетилась, как девочка – вокруг корзинки с котятами. Чтобы у него была пища, чтобы у него была вода – в специальной поилке-непроливашке – и чтобы мы с ней время от времени выпускали его погулять из террариума. Под её профессиональным присмотром.
Я убедился, что Гелиора – специалист по Посредникам, обожающий свою работу.
И ни один чиеолиец не выказывал никакой неприязни к этому существу. Наоборот. Для чиеолийцев эти мохнатые червяки, похоже, были воплощением всего прекрасного в живой природе.
Ну да. Роза, белая лошадь, колибри. Бабочка, коралловая рыбка. Живое чудо, последний мазок в картине, называемой гармонией.
И они пили его выделения, как в патриархальных мирах – парное молоко у домашней скотины. Лаская его по ходу дела. И Посредник вёл себя, как добрая корова. С нежной снисходительностью к хозяевам, насколько это можно заметить на червячиной физиономии.
Когда чиеолийцы возились с Посредником, Гелиора подошла ко мне, заглянула в лицо и тихонько пропела:
– Знаешь, дорогой капитан, я чувствую себя почти счастливой. Во мне уже не так болят смерти моих любимых – ведь мы с тобой спасём девочек. И как было бы славно всё изменить! Убить ненависть, убить войну… Тебе не противно смотреть на Посредника, хоть ты и человек; чем больше я узнаю тебя, тем больше ты для меня значишь.
Это было так трогательно, что я подошёл к червяку и дотронулся до него. Думал, что будет отвратительно – как жёсткие щетинки на насекомых – но оказалось почти приятно. Упругая такая, но не колючая шёрстка, как ворс на хорошем ковре. Захотелось погладить – и я погладил.
Чиеолийцы заметили, что я трогал червяка. Они оценили: Фиолетовый отколол одну странную штуку. Здешние парни до меня, естественно, не дотрагивались – но между собой у них водился любопытный жест: взять руку своего товарища и ткнуть его пальцем себя, можно сказать, в глаз. Я эту примочку несколько раз наблюдал. Первый раз увидел – сильно удивился, потом сообразил, что это у них вроде ритуала. Как рукопожатие, только сильнее.
Потому что в глаз чужим пальцем себя тыкали не все, а только товарищи. В какие-то важные моменты. К примеру, я видел, как Белёсый говорил Зелёному, что ему снятся багровые скалы какой-то его родной местности – и Зелёный ткнул себя его пальцем. Будто хотел утешить, показать, что сочувствует, или – что зато здесь у Белёсого есть друзья, которым за него и глаза не жаль. Как-то так.
И вот, ко мне подошёл Фиолетовый, вроде, немного смущаясь, потому что всё время высовывал язычок – но потом взял меня за руку и ткнул себя в глаз моим пальцем. Вообще-то, во внутреннем уголке глаза у них – тоже перепоночка, вроде нашего третьего века, но всё равно такое чувство, что сейчас глаз ему выколешь.
Когда со мной так сделали, я понял смысл. Телом. Это у них – знак доверие, такое доверие бывает у кровных братьев, наверное.
– Я не стою, – говорю. – Слишком сильно.
А Фиолетовый:
– Стоишь. Мы видели людей, можешь мне поверить. Так что – стоишь.
Тогда я собрался с духом, взял его за руку и тоже ткнул себе в глаз его пальцем. И тут ещё кое-что сообразил.
У них ведь, ребята, когти. Довольно длинные и очень острые, а раньше были ещё и ядовитые. Так вот, пока тащишь его за руку, он вжимает коготь чуть ли не вглубь мышечной ткани. Чтобы тебе глаз не выколоть. И, подозреваю, с ядовитыми железами под когтями тоже что-то происходит в этот момент.
Это у них серьёзнее, чем «Я тебе доверяю глаз». Это у них – «Я тебе доверяю мозг. Куда ты можешь воткнуть коготь с ядом через глазницу».
У них, у пацифистов, с доверием друг другу всё обстоит лучше, чем у людей. И они это дело отлично демонстрируют. Сразу чувствуешь, всем организмом: если обманешь доверие – окажешься последней гнидой.
Боевое братство. Они мне доверили Женщину.
И Гелиора захлопала в ладоши.
– А ты со мной в это не играла, – говорю.
– Я была в твоих руках целиком, – отвечает. И кладёт голову мне на грудь. – Я была в твоих руках, и мои девочки – тоже.
Ну да. Всё верно. Она была – а вот я не был.
И я ткнул себя её пальцем тоже. Под, можно сказать, овации.
Когда мы улетали со станции, я чувствовал себя так, будто мы с чиеолийцами кровь смешали, как древние рыцари. И теперь они – мои братья по разуму. Буквально.
И я уже точно знал, что я – первый в истории человек, с которым они провели этот обряд. Братания.
Они здорово отличаются от нас, чиеолийцы. Людей клинит на сексе, а у них спариваются сезонно, раз-два в год, да и то не все и не всегда. Половина самцов вообще ни разу не спариваются за всю жизнь – и я не заметил, чтобы они невероятно страдали от этого. Привыкают, надо думать – и становятся, как термиты-воины: их дело защищать и служить, а не заниматься романами. Поэтому чиеолийцев клинит на материнстве-отцовстве и на товариществе. И эти вещи для них важнее, чем любая роковая страсть – потому что общие для всех и непроходящие.
И мне нравились чиеолийцы. Даже вместе с их червяками.
У меня было самое благостное настроение, когда мы шли домой. И у Гелиоры тоже: она сказала, что пришло её заветное время. А я думал: как это её время могло прийти, если она не пополнела ни на волосок?
Я так ещё ничего и не понял.
Потому что, ребята, Гелиора имела в виду то, что называется на Чиеоле хитрым чириком, смутно переводящимся на человеческий язык, как «первые роды». Ага, есть ещё и вторые.
У них точно каждое дитё дважды рождается. Просто первый раз они появляются не на свет, а – как бы выразиться помягче… Они меняют носителя.
У милой моей подруги оказалось скорпионье жало, которое в небоевом положении убирается в специальную такую впадинку в животе. А в боевом – может быть использовано, как оружие и как… ну, скажем, стыковочный узел. С Посредником.
Это же – сакральное действо, а я был кровным братом чиеолийских рыцарей и её мужем: Гелиора не пряталась. Я видел, как она проколола этим жалом шкуру Посредника в двух местах там, где у него шерсти не было – на том сегменте, где передние ножки. Слева и справа; остались маленькие дырочки, которые тут же и затянулись.
И всё.
И торжественно объявила:
– Теперь я и Посредник – одно целое: мы живём ради моих девочек.
А меня тряхнуло по первое число. Нет, я понял всё в тонких частностях. Но я понял и ещё одну вещь: по какому пути идёт античиеолийская пропаганда на Гедоне. И почему гедонцы называют чиеолийцев паразитами.
Детёныш чиеолийца развивается в два этапа, как у совсем неантропоидных существ. В теле собственной матери – крохотный зародыш, а дальше – внутри Посредника. И когда я думал, как эти будущие серебряные эльфы медвяные до рождения жрут червяка изнутри, мне становилось всё больше не по себе.
Тем более, что Посредник буквально ластился к Гелиоре, а она кормила его вялеными фруктами и кусочками целлюлозы, чесала за глазами и гладила места, где проколото. И щебетала что-то нежное.
Я молчал, и Гелиора, видимо, ничего дурного не думала. Она в моей мимике на тот момент разбиралась так же посредственно, как я – в её позах и жестах. Поэтому совершенно спокойно мне говорила, что теперь-то всё точно будет в порядке – и небесная благодать сошла на её душу.
А я пытался сообразить, что, на самом деле, чувствую: благородное негодование нормального разумного существа при виде монстра, или подлый страх, смешанный с отвращением – при виде ксеноморфа, который мне доверился.
Никак не получалось собраться с мыслями.
Но Гелиора, хоть и была счастлива, через некоторое время сообразила, что со мной что-то не так. Она сидела на корточках около Посредника, которого гладила и кормила – а смотрела на меня.
– Капитан, – спросила она, в конце концов, – почему мне кажется, что ты встревожен или расстроен?
Я жестоко задумался, как бы сформулировать то, что хотелось сказать по этому поводу.
– Ну, – говорю, – Гелиора… я вот думаю: а червяк – подохнет?
Она вздрогнула и вскинула глаза.
– Когда?! От чего?! Храни нас Судьба от такой беды!
Я сообразил, что ляпнул что-то не то.
– Нет же, – говорю, – милая… я имею в виду: не сейчас, потом. Когда твои дети… ну, подрастут, что ли?
Она заслонилась ладонью – «нет, как можно!»
– Зачем ты так? Почему ты об этом?
И я вдруг сообразил, что плохо моей подруге. Всё это серебряное свечение счастья погасло.
Я сдурил. Совсем.
– Гелиора, – говорю, – ты прости, я дурак. Я просто не понимаю… как это всё устроено. Оно уж совсем не по-человечески.
Она вздохнула, высунула язычок – и обкрутилась сама вокруг себя, обхватила себя руками. Про человека сказали бы «замкнулась».
– Я подло себя веду? – говорю. – Как гедонец? Ты это имеешь в виду?
И Гелиора сказала медленно – чем им хуже, тем их щебет медленнее и минорнее:
– Капитан, разве я не говорила тебе, что чиеолийцы не убивают живых существ себе в пищу? Разве я уже давно тебе этого не говорила?
Ох, ты ж, думаю. Было дело – но я же упустил из виду! Потому что мы все мыслим стереотипами. И с нашей точки зрения, если кто-то насильственным путём оказался внутри у другого – то для того, чтобы сожрать. Как в классических страшилках: оставить от бедной жертвы пустую оболочку и вылезти наружу в крови и кусочках потрохов.
Гелиора говорила, что чиеолийцы – не хищники. Но люди-то хищники – и мне другого просто в голову не впихнуть.
– Ты говорила, – говорю. – Только я забыл. Из человеческой дурости.
И она пропела печально:
– Разве я не говорила тебе, что Посредники с древних времён считаются священным даром небес? Разве не говорила, что Посредники – наша жизнь? Разве бойцы со станции тебе этого не говорили? И ты всё равно думаешь, что мы убиваем симбионтов, чтобы их сожрать или своим детям скормить…
– Вы – симбионты?! – говорю. Чуть не подавился.
Гелиора удивилась. Для неё это было так естественно, что она даже не заостряла моего внимания на этом факте. Думала, я и так понял. Наивная.
– Конечно! – говорит. – С незапамятных времён наши предки и предки Посредников – тогда ещё они выглядели иначе – жили вместе. Мы кормили и защищали Посредников – а они кормили нас и вынашивали наших детей. Взгляни, какими их создала природа: у них нет никаких средств защиты от хищников! Мы – их средство защиты. Так было всегда.
Я попытался уложить это в голове.
– Но ведь ты… ваши дети развиваются внутри…
Гелиора постепенно раскрутилась, но вид всё ещё имела печальный.
– Ну да. Но наш секрет, который попадает внутрь Посредника вместе с зародышами, запускает особый механизм развития самого Посредника. Внутри него формируются зародышевые капсулы, в которых после спаривания с себе подобным появятся его собственные детёныши. Посредники – гермафродиты, кстати. Они оплодотворяют друг друга. Но особи, не инициированные нашими детьми, не могут полноценно размножаться. Ты понимаешь, что такое «симбиоз»?
– А что это за секрет? – говорю.
– То, что яд для всех остальных существ нашего мира, – и Гелиора даже соприкоснулась кончиками пальцев. Про человека сказали бы «тень улыбки». – В двух словах тяжело описать, как плотно мы с Посредниками взаимодействуем. В их выделениях содержатся культуры бактерий, позволяющие нам переваривать пищу. В оболочке, окружающей наши зародыши, живёт структура, похожая на вирус, которая перестраивает тело молодого Посредника во взрослую особь, а заодно защищает его от паразитов.
Ничего себе, думаю.
– Ещё и паразиты бывают? – говорю. – У Посредников?
Кивнула.
– В нашем мире, – говорит, – довольно много существ, которые размножаются с помощью Посредников или родственных им видов. Хищные гигантские шершни. Птицелии. Скорпионусы, – или как-то так она их назвала, дешифратор тяжело взял. – Но детёныши хищников разрушают тело Посредника – поэтому наши предки и выработали механизм защиты симбионтов от вторжений…
– То есть, если кто-нибудь посягнёт его съесть…
– Он будет убит нашим вирусом, безвредным для Посредника.
Я сам сел рядом с Гелиорой. От Посредника пахло, почему-то, свежими стружками.
– Гедонцы этого не знают? – говорю.
Гелиора крутанула в воздухе пальцами.
– Может, и знают… какая разница! Ты же видел, там, на станции… они достаточно знают о нашей физиологии, странно было бы, если бы не знали после всего этого! Только ничего понимать не хотят. Воевать удобнее с теми, кто вызывает отвращение.
– Ага, – говорю. – Это точно.
– А паразиты отвратительнее, чем симбионты.
– Ну да, – говорю. И задумываюсь.
Что-то мне подсказывает, что не гедонцами это закончится.
– Знаешь, – говорю, – милая девочка… это вообще будет очень тяжело объяснить. Всем остальным, кто не чиеолийцы. Тут, наверное, надо быть биологом, чтобы сходу проникнуться. А на Мейне, в основном, бойцы. Примитивные, как гвоздь. Вот взять меня: я ведь давно уже должен был сообразить – так ведь нет! Удобнее пугаться старых страшилок, чем просто смотреть и понимать, что видишь.
И замечательная моя подруга взяла меня за руку и ткнула моим пальцем себе в глаз. Чтобы утешить и напомнить, что мы, если и не одной крови – то одного духа, что ли.
А я её поцеловал – и даже, кажется, особенно этим не удивил.
И точно. Всё пошло так, как я и предвидел.
Стоило нашим узнать про Посредника – у них сразу начались всякие и всяческие подозрения. А когда Гелиора проболталась про первые роды, в стае стало очень неспокойно.
Сперва свалили нги. Тихо. Просто в один прекрасный день исчезли и всё. В шовинизме их заподозрить тяжело, но они, похоже, слегка психанули. Правда, до самого последнего момента сохраняли лицо: вы же знаете, фехтовальщики очень вежливые и хорошо себя в руках держат. И Гелиоре они – ни звука. Не стали обижать.
Но свалили.
Мохнарики собой так не владеют. И вежливостью не блещут, честно говоря. Нои прямо ляпнул:
