Текст книги "Блаженны миротворцы"
Автор книги: Максим Далин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
– Знаешь, Йомин, в нашем мире тоже есть твари, которые так плодятся. Откладывают свои поганые личинки под чужую шкуру. Кто знает, что это такое, тот не будет так уж умиляться чиеолийцам, я бы сказал.
– Они у вас – паразиты? – говорю.
А Нои:
– Ещё какие паразиты. Ты представь себе несчастное создание, нашпигованное этими личинками, которые его изнутри жрут!
Я говорю:
– Нои, чиеолийцы-то не паразиты, а симбионты, – а он только фыркнул.
– Ага. Уже. Ну что ты наивничаешь! Они же разумные существа! Каждое разумное существо придумает подходящее слово для своих грязных делишек, если эти делишки ему жизненно необходимы. Не убийство, а охота. Не каннибализм, а война. И всё такое.
И Ау поддакнул.
– Я когда думаю об этих личинках, просто тошно делается.
Я почувствовал, что выхожу из себя.
– Да едрён реактор! – говорю. – При чём тут те личинки и чиеолийцы?!
– Способ плодиться, – говорит, – сходный.
– Да ну вас, – говорю, – мохнатые ваши рыла…
А Нои говорит:
– Ну, конечно! Лысым людишкам вольно хаять чужой волосяной покров только за то, что им правду в глаза говорят.
И умотали. Не дослушав. И если бы одни они! Да они были ещё и не худшим случаем!
Хорошо ещё, что Гелиора почти всё время возилась с Посредником, кормила его, щебетала, начёсывала ему бока и всё такое. Потому что мне всё время приходилось отрявкиваться – от своих же мейнских товарищей, которым ещё пару недель назад чиеолийка страшно нравилась.
Сам Снурри, адмирал и широкая натура, отколол номер. Смех и грех, честное слово.
Поймал меня за локоть, оттащил в сторонку и говорит:
– Тут, – говорит, – мне один шкет с Тэффа рассказал про чиеолийцев. Они же паразиты, ты знал? Откладывают свои личинки внутрь теплокровных существ. Именно самки. Ты осторожнее.
– Почему я-то должен осторожнее? – говорю. Сам ошалел. – Я-то тут при чём?
– Да как! – говорит. И глаза сделал по циферблату размером, все три. – У Гелиоры скоро планируется потомство. Вот она внутрь тебя это дело и отложит. И её потомки тебя сожрут в лучшем виде.
Я подумал: по морде ему съездить, что ли?
– Снурри, – говорю, – ну откуда ты взял этот бред? Чиеолийцы размножаются через Посредников, они симбионты. Что за дикость ты про людей городишь?
– Это всё, – говорит, – для отвода глаз. А на самом деле, чиеолийка в нашем мире – как вирус. Заразит всех своим потомством…
– Снурри, – говорю, – может, хватит уже гнать эту пургу?
Он на меня посмотрел – и я вдруг понял, что у него уже инстинкт проснулся. Ксенофобия как она есть: страх. И что наш доблестный адмирал не особо себя контролирует.
– Знаешь, – говорит, – по Галактике давно слухи ходят про существ, которые могут плодиться внутри людей. Они так чужие миры захватывают…
Тогда я говорю:
– Снурри, я от кого угодно ожидал, только не от тебя. Ты же с полипом работаешь!
А Снурри только пожал плечами:
– Ну и что, что с полипом? Кому он что плохое сделал? Он – отличный штурман, у него чутьё траектории феноменальное и чувство юмора, так что ты к полипу привязался?
– Он же хищник! – говорю. – У него – стрекательные клетки! Он насекомых ловит и трескает! Что ж тебя это не смущает?
А Снурри:
– Ты сравнил! Насекомых же, а не людей!
Железная логика.
И ведь они ещё не знали, что у меня с Гелиорой форменный роман. Странный со всех сторон, с какой не погляди.
Чиеолийки – они в любовь не играют. У них страсть – это экстрим сплошной. Испытание, которое надо пройти ради детей. Когда у них особый сезон, Лунная Весна – они себя определённым образом накручивают и входят в боевой транс, чтобы пережить это дело, совсем не простое и, мягко говоря, не то, чтобы особенно приятное. Ради детей. А чиеолийские рыцари сперва устраивают свой рыцарский турнир до полусмерти, а потом у победителей с дамой случается эта местная оргия, без которой дети появляются с трудом, а девочки вообще невозможны. И всё. Праздник заканчивается, начинаются трудовые будни.
Поэтому человеческих заморочек Гелиора, конечно, не понимала. Но она была ласковая, нежная и, как все её сородичи, серьёзно относилась к разным ритуальным действиям, укрепляющих дружеские союзы. И мои поцелуи воспринимала, как тыканье пальцем в глаз – как важные ритуалы, цементирующие нашу с ней чисто духовную связь.
Она и была чисто духовная с чиеолийской точки зрения. Я, как честный рыцарь, заменил ей погибших мужей, чтобы помогать с потомством и поддерживать морально. Беззаветно и безвозмездно, ради святой дружбы и будущих девочек. Так она это понимала.
А я это понимал так: она была одинокое и прекрасное существо, которое моих родичей-людей пугало до недержания. И представитель своеобразной и прекрасной расы, которую люди ненавидели за свои собственные выдумки. Исключительно.
Ещё она была храбрая и самоотверженная.
В общем, я любил её. По-любому. И с точки зрения людей это, конечно, выглядело законченным безумием. А я не мог объяснить даже такую простую вещь: не бывает таких паразитов, которые будут что-то откладывать в инопланетян, хоть в теплокровных, хоть в каких. Страшные сказки – и всё.
Я говорил чистую правду. Но страх – такая штука…
Его так просто не заткнёшь. Он сам грызёт изнутри, как паразит. И иногда что-то там, внутри, убивает.
И Гелиора – она ведь всё понимала абсолютно. Нехорошо ей бывало, когда случалось ходить по Мейне. Чувствовала, что на неё смотрят нехорошо и что её боятся, становилась печальная. Сидит, бывало, такая тихая и поникшая – жалость берёт смотреть.
– Гады, – говорю, – да? Ну скажи – форменные гады, а не боевые товарищи. Шарахаются от тебя из-за личной блажи – будто ты их изнутри съешь…
А она обнимает меня, как человеческая женщина – быстро научилась – и говорит:
– Ну что ты, капитан. Какие же они гады? Ведь ни один из них не захотел меня убить…
Вот такое у чиеолийцев о людях было впечатление. И я был готов в лепёшку разбиться, чтобы только это как-нибудь изменить – но все объяснения приходились нашим идиотам, как об стенку горох. То есть, они меня, вроде, слушали, но не слышали абсолютно.
Потому что всякие инстинктивные вещи совершенно иррациональны. Вот почему некоторые инопланетчики наших бурбулек боятся? Тех, которые испокон веков на Йтен в деревенских домах живут и ловят всякую ползучую нечисть? Ты говоришь, что твари полезные, безопасные, ручные и симпатичные – а ребята слушают, но всё равно ни в руки бурбульку не возьмут, ни подпустят к себе поближе. А всё только потому, что у лавийцев бурбулька ассоциируется с нетопырём-кровососом, на Шие похожие существа лихорадку разносят, а тэффянам просто не нравятся, потому что «ползают противно и мордочки гадкие».
Нужно время. Или обстоятельства соответствующие.
И я ждал, когда случатся обстоятельства.
Дождался, в конце концов.
Снурри, хоть и оказался чуток неуравновешенным в смысле чиеолийцев, всё-таки, человек слова на все сто процентов. Адмирал, орёл Простора – не какой-нибудь цивилизованный хлюпик. И всё, что я говорил о Гедоне, Снурри принял к сведению.
И вот, в один прекрасный день, он нас в штабе собрал и говорит:
– У нас нынче, парни, отличная возможность развлечься подвернулась. Наш старый товарищ О-Тэлл со мной связывался. Фехтовальщики засекли одну гедонскую станцию, на которой руднообогатительный комбинат построен. Туда грузовики из колоний всякие ценные вещи возят, а там, чтоб дома атмосферу не коптить, эти ценные вещи доводят до ума. И мы можем принести много пользы Галактике, если вытряхнем у гедонцев карманцы.
– А сам О-Тэлл присоединится? – спрашиваю.
– О-Тэлл, – говорит, – предоставил нам лоцию. Но сам не участвует – у него какие-то дела в его новой тусовке.
На данные фехтовальщиков всегда можно было положиться. Но я, помню, подумал, что О-Тэлл и его подружка хотят лично нам с Гелиорой показать, насколько нги на нашей стороне, расплатиться за своих убитых сородичей… а возвращаться всё равно не хотят.
И если фехтовальщики и решат гедонцам навалять, то наваляют исключительно лично. Без всяких боевых союзов с чиеолийцами и намёков на эти союзы.
И это немного грустно.
Но наша стая приняла это сообщение очень весело. Особенно мохнарики рвались в бой, потому что у них тоже имелись кое-какие претензии к Гедону. Т-Храч с Гедоном отродясь не воевала – но эта война, похоже, мыслилась гедонцами в проекте, иначе зачем бы было потрошить пушистых деток с т-храчских пассажирских звездолётов?
Ксенофобия и обоюдная ненависть во всей этой истории просто тройным узлом затянулись. А Гедон хлопотал себе приключений по первое число, потому что Т-Храч, Нги-Унг-Лян, Слиоласлаерлей, мир слизеплюев и родина букашек, объединившись, могли бы вывернуть наизнанку любую космическую империю – а если вспомнить ещё Чиеолу и то, что мейнцы тоже рвутся в бой, то делается совсем очевидно, на чьей стороне тут будет военная удача.
Это цивилизованные миры ещё не раскачались. Не успели кое-кого обвинить в военных преступлениях. Ну да мы будем первыми.
Я знал, что космические станции Гедон строит на совесть, и что бой будет серьёзный. Судя по лоции О-Тэлла, всё это было вполне укреплённое и охранялось соответствующе. Но у меня просто руки чесались сцепиться именно с гедонцами – я только беспокоился за Гелиору.
Поэтому, после того, как мы в нашем штабе бой обсудили и спланировали, я вернулся домой, можно сказать, бегом.
Гелиора сидела в нашей каюте, а Посредник свернулся на полу клубком – и я об него чуть не споткнулся. Посредник давно уже в террариуме не сидел, а ходил за Гелиорой хвостом, как нитка за иголкой. И я поймал себя на мысли, что уже привык к нему, как к собачонке какой-нибудь, тем более, что запах стружек и сена, которым Посредник пахнул, мне лично казался вполне ничего себе, а гадил гелиорин симбионт твёрдыми шариками, которые элементарно подбирал бортовой уборщик. А выделения у него были на вкус приятнее, чем мёд – сладкие, но не приторные, с древесным чуточку привкусом. В общем, симпатичное опрятное создание и полезное. Я его почесал за глазами, душку нашу. Но на душе не полегчало.
А Гелиора к тому времени, видимо, привыкла к моей мимике, потому что сразу спросила:
– Милый капитан, что случилось?
– Мы, – говорю, – отправляемся гедонцам морду бить. А тебе с Посредником лучше остаться на Мейне, потому что война есть война, и женщинам с детьми там не место.
Но Гелиора только поводила перед глазами ладонью – «нет, ни в коем случае».
– Пожалуйста, – говорю. – Сделай так, как я прошу.
А она сказала:
– Капитан, мы будем вместе. Я, конечно, не солдат, но, может, чем-нибудь пригожусь. Я понимаю, чем рискую, но – прости меня, друг мой, нам с девочками и Посредником безопаснее быть с тобой, чем с другими людьми, которые нас не любят и боятся.
И возразить на это было совершенно нечего. А Гелиора обняла меня за шею и пропела:
– Тем более, что ты отправляешься мстить за моих мужей, как за своих братьев.
И я больше ни слова не сказал. Просто взял её с собой – и всё. А в террариум Посредника поставил запасные гравитаторы и силовую защиту, на всякий пожарный.
Бой вышел тяжёлый.
Вообще-то, я знал, что гедонцы любят повоевать. Что другое, а это…
Они задались целью не дать нам приблизиться к станции. Сторожевых охотников там было штук десять, и мы с ними сцепились кромешно, не на электромагнитных импульсах – на ракетах. Вот так.
А дерутся гедонцы грязно. В пылу и от ярости делают чудовищные вещи. Идиот, с которым рубился лично я, жахнул ракетой с чрезмерного расстояния, так ему не терпелось меня достать. А их собственная, ими же тщательно охраняемая станция была как раз у меня за кормой, километрах в стах всего-то навсего. Чтоб я сгорел, я в жизни не видел такого оголтелого и злобного идиотизма! Мне стоило только уйти с траектории выстрела и посмотреть, как гедонский подарочек гукнется о броню гедонской же станции, оставив дыру размером с ангар для пассажирского лайнера.
Я бы на месте этого долбоклюя тут же и застрелился. А он только развернулся для новой атаки.
Пока мы сходились, я поймал гедонскую волну и успел сказать: «Давай ещё разок!» Но тут слева от меня крылья Крейна превратились в шар белого пламени, и мне сразу стало невесело. И вместо того, чтобы оперировать электромагнитным полем, я тоже расчехлил ракеты.
Когда я всаживал ракету в двигатели гедонцу, чувство было такое, будто штык в него втыкаю, в живое, под рёбра, честное слово! Не бывало такого со мной: первобытная какая-то жаркая злоба. Мстительная.
Суки.
И подозреваю, многие из наших чувствовали похожие вещи. Я вспоминал о чиеолийцах, которые дрались за своих родичей, на которых гедонцы ставили опыты – об их мстительной ярости, о том, что никто из них не выжил – и это ещё усугубляло. Я отрывался по полной. Да, кроме прочего – за мужей Гелиоры. Как за братьев. И за Крейна, как за брата. И за выпотрошенных нги, и за детёнышей мохнариков. И за тех, кого они ещё убивали, будь то пираты, солдаты или гражданские, будь то двуногие без перьев или двуногие с перьями, или даже совсем ксеноморфы.
Мы пустили им пух. Скажу больше – мы пустили им кровь по полной. Мы снесли со станции антенны глубокой связи и все ощущала, какие отследили, с мясом и костями, мы слушали эфир – и никто из гедонцев даже не мяукнул своим вооружённым силам. Мы потеряли троих, но гедонцам дали Простора нюхнуть, чтоб им всем гореть – и когда они превратились в куски металла, пластмассы и органики, мы взяли их станцию с потрохами, мы взломали ангар и завели туда наши крылья.
А Гелиора всё это время сидела со мной в рубке, неподвижно, вцепившись когтями в подлокотники, и смотрела в оптику. Мне показалось, что она ни разу не отвела глаз от мониторов. Даже, вроде бы, не моргала. Могу только догадываться, что она себе думала.
Я крылья поставил в ангаре. Мы выбили створы, а когда наши разместились на платформах для здешних охотников – которым те платформы уже без надобности, их ад встретит – Снурри опустил аварийную герметизирующую заслонку. Техника у гедонцев надёжная: заслонка держала воздух под нормальным давлением, хотя, по-моему, и не должна была – мы не церемонились ни разу.
Гелиора выдернула когти из обивки кресла.
– Не спеши, – говорю. – Я иду воевать, а ты ждёшь на борту. Посредника охраняешь. Хорошо?
Молчит, смотрит.
– Брось, – говорю. – Ты же не солдат, ты – воспитательница. Что тебе там делать? Попадёшь под пулю…
Вздохнула, как человек.
– Ладно, – говорит. – Хорошо. Будет, как ты прикажешь, ты – капитан.
И я пошёл воевать. Посредник высунул башку из террариума, проводил меня взглядом. И я, кажется, первый раз тогда подумал походя, что этот насекомый, похоже, что-то понимает.
Наверное, не по-человечески. Но понимает.
Но обдумывать это было некогда. Я догадывался, что персонал станции ещё даст нам прикурить. По Ау и Снурри кто-то шмальнул из бластера со смотровой площадки – и мы тут же превратили её в решето, но гедонец, кажется, смылся в жилые отсеки. И мы принялись обшаривать станцию… кажется, не столько для того, чтобы угомонить гедонцев и забрать добычу, сколько для того, чтобы счёты с ними свести до конца.
Есть, есть в Гедоне что-то особенное. Не припомню, чтобы ещё кто-то вызывал у орлов такие мощные чувства. Нам было мало просто вытряхнуть их и смыться – мы хотели сеять ужас. И поэтому у нас вышла такая игра в прятки с побегушками-пострелюшками, что любо-дорого. Мы выносили герметичные переборки. Мы отслеживали движение – и настроились выловить персонал этой гадской станции, чтобы вышвырнуть его к ляду в открытые шлюзы. А персонал о чём-то таком догадался, потому что огрызались они отменно. Не как инженеры – как солдаты.
И вот, когда мы подошли почти к самому центру управления, вдруг ка-аак бабахнет!
Шарррах! Аж уши заложило – а пол ушёл из-под ног. Искусственная гравитация отрубилась. Только мы успели похвататься за что попало – снова как даст! Нас приложило об стены, а свет мигнул и погас – загорелись аварийные красные фонарики.
На несколько секунд наступила тишина – и в этой тишине Снурри начал:
– У них тут система самоуничтожения, и они… – и тут снова как врежет!
Перетряхнуло до костей. И снова на миг стало тихо, и Эльдар сказал:
– Кирдык, господа.
И с ним все согласились, только до нового взрыва никто не успел никак это выразить. Мы опустили забрала шлемов, но толку-то! Было ясно, что тот, кто у них уцелел в рубке, сейчас уничтожает сектор за сектором – и до нас тоже очередь дойдёт.
Вот прямо сейчас.
Но тут врубилась внутренняя связь: перед нами в воздухе возник такой мутный прямоугольник, голограмма глючила. И Нои прокомментировал:
– Ага, ультиматум, – но ошибся.
Потому что оттуда, из мутного, зеленоватого, мы услышали чиеолийскую трель. Как голос ангела.
– Милая, – говорю, – поправь дешифратор, – и она поправила.
– Капитан, – говорит, – мы в рубке управления. У меня – твой лёгкий бластер, и я держу их под прицелом. Мне страшно. Приходите скорей.
Снурри говорит:
– Гелиора, там должна регулироваться искусственная гравитация, – а Гелиора:
– Ага, я нашла! – и мы рушимся на пол.
– Солнышко, – говорю, – чуть легче, – и через миг стало можно встать и бежать, причём – по полу, а не по потолку. И мы побежали в рубку.
Ни я, ни другие наши парни даже представить себе не могли, заложусь, как Гелиора туда попала. Мы только поняли, что она там и спасает наши жизни – поэтому мы очень торопились.
И в рубку вломились с бластерами наперевес. Зрелище нам открылось просто феерическое.
Четверых гедонцев она поставила лицом к стене. Мой лёгкий бластер оттягивал её хрупкое плечико, как гранатомёт. Она, конечно, не подстраховалась, стояла прямо в дверном проёме. Ей просто повезло, что никто не вошёл за ней и не шмальнул в спину – нами были заняты.
А рядом с Гелиорой на полу сидел Посредник, чью голову она запихала в шлем стандартного скафандра. К шлему подключила кислородный баллон, а баллон двумя ремнями привязала к посредниковой спине. А над ними, в обшивке потолка был открыт квадратный вентиляционный люк, довольно большой; я подумал, что и Гелиора, и Посредник прошли бы через этот люк, не напрягаясь.
Кехотч поднял забрало и лязгнул жвалами, как клыками. И говорит:
– Давайте кончать этих гадов и рвать отсюда когти.
А гедонец, который стоял с краю, начинает хихикать. Не смеяться, а прямо-таки ухихикиваться с привизгом – то ли у него истерика, то ли что.
– Рвать когти! – говорит. – Рвать когти! Рви! Ваши крылья-то – тю-тю! Ангар-то – тю-тю, уроды! Ксеноморфы поганые!
Эльдар врезал ему прикладом между лопаток, он хрюкнул и заткнулся. Наши мохнарики скрутили гедонцев чем-то, что под руку подвернулось – ремнями от кресел, кусками кабеля – а Снурри и мы с Кехотчем подошли к приборным панелям и стали разбираться, что эти гады сделали со своей станцией.
От станции осталось мало. Совсем. Нас всех, включая гедонцев, от того света отделяла ещё пара минут и пара взрывов: двигателей не было, ангара не было, посадочной платформы не было, большей части жилых секторов тоже не было, сам обогатительный комбинат со всем оборудованием рассеялся по окружающему пространству.
Остался островок рядом с рубкой – и всё. И автоматика это всё загерметизировала. Тут была очень интересная страховка на случай вторжения: если что, можно вообще всё уничтожить, кроме рубки, а рубка оснащена автономной системой выживания – и те, кто там остался, могут протянуть несколько дней в ожидании помощи.
А может, и не дней. Потому что в специальной нишке мы обнаружили пять капсул для гиперсна. То есть, пятеро могли бы и год прождать в состоянии анабиоза. А всех лишних, видимо, полагалось ликвиднуть вместе с коварным врагом. Исключительно гуманная и продуманная система.
Я смотрел на Снурри; у нашего адмирала в глазах стояли слёзы: у него в корабле остался товарищ, его навигатор-полип, существо в одиночку беспомощное, и он сейчас был в лучшем случае мёртв, а в худшем – ранен и умирал в обломках звездолёта. И все остальные наши парни выглядели… не блестяще. Я, вероятно, тоже. Я подумал: вот же, дурак, приказал Гелиоре остаться на борту наших крыльев! А если бы она послушалась?
Ведь всем бы хана тогда…
Меня аж в пот бросило от облегчения и страха задним числом.
Нои к Гелиоре подошёл и сказал, глядя в угол:
– Сестрёнка, прости, я был не прав… насчёт тебя и насчёт этого… твоего… инкубатора.
Гелиора протянула к нему руки ладонями вверх. И говорит:
– Он – не инкубатор. Он – Посредник. И нас всех спасло его Чутьё. А я рада, что ты больше меня не боишься, пушистое существо.
Нои дотронулся до её ладони мохнатой лапой, и Ау кивнул одобрительно. И Эльдар подошёл поближе и говорит:
– Конечно, сударыня, конечно. Посредник. Вы и ваш Посредник – благословение Создателя. Мне тоже хотелось бы… В общем, я тоже думал… кхм…
Гелиора протянула руку и ему. А потом подошла ко мне и прижалась ко мне спиной, а за ней подковылял Посредник. Я взял у неё бластер – она отдала с облегчением, не только потому, что он ей тяжеловат, я так думаю. Посредник устроился у моей ноги, как собачонка, я его почесал за глазами, в смысле – под шлемом. Я был рад его видеть – не передать; Гелиора бы не пережила, если бы с Посредником что-то случилось.
Снурри с Кехотчем всё возились с панелями управления. Видимо, хотели разобраться, чем мы вообще пока живы. А этот гедонский истерик – мы его рассмотрели: молодой ещё парень со следом, вроде бы, ожога на морде – опять захихикал.
– Вы, – говорит, – уродцы! Как вы кстати связь блокировали! Теперь если мы с вами кого и дождёмся, то только нашей регулярной армии. Очищающее пламя, вот так-то, твари! Всем вам в этом огне гореть, всем!
Снурри обернулся и снял бластер с предохранителя. С совершенно недвусмысленной миной: а вот сейчас будет шашлык из гедонца.
А истерик не побледнел даже, а позеленел с лица, но хихикать не перестал. Отвратное было зрелище, до тошноты; даже гедонцам поплохело, по-моему. Один из своих пнул истерика ногой и прошипел что-то, а истерик плюнул в сторону Снурри, но не попал. И тут Гелиора сказала:
– Адмирал, пожалуйста, не убивай его. Он смертельно перепуган, но честно пытается держать себя в руках. Гедонцами управляет не разум, а страх. От страха они приходят в ярость. Ты же видишь: спровоцировать тебя убить им легче, чем быть с нами в одном помещении. Пожалей их, как жалеют больных.
Снурри на неё посмотрел. В нём как будто понимание постепенно прорезалось.
– Они, небось, ваших не жалели, – говорит.
А Гелиора:
– Да. Но Гедон болен страхом. Страх застит им глаза. Посмотри внимательно, адмирал: разве он здоров, этот человек?
Снурри говорит:
– Не думаю. Удивительно, что эти психопаты не доуничтожили станцию, когда ты сюда вломилась. Такие обычно думают, мол, я умру, но и ты, гад, подохнешь.
А Гелиора:
– Нет. Им не хотелось умирать. Они испугались умереть. Они надеялись дождаться своих, они хотели не умирать, а убить вас. И ещё… они, адмирал, испугались, что я их убью. Что – именно я. Они испугались меня, потому что мной, чиеолийкой, их пугали десятилетиями. Мной, паразиткой.
Тогда Снурри опустил глаза, как сегодня, когда вы начали его расспрашивать. Всё он понял до донышка – и ему было мучительно стыдно. До того, что больше он ни слова не сказал.
– Ты бы их убила? – спросил Ау. – Поджарила бы за други своя, а, Гелиора? Если бы кто-нибудь дёрнулся?
Гелиора присела, обняла Посредника за голову в шлеме, спрятала глаза. Прощебетала куда-то вниз:
– Я хотела… я не знаю… я не умею убивать. Совсем.
Я тоже присел, рядом с ней, погладил по плечу.
– Слава Творцу Сущего, – говорю, – что ты меня не послушалась. И как же ты только додумалась сюда прийти? Через вентиляцию? Ты так хорошо понимаешь устройство гедонских станций? Сокровище… Немыслимо…
Гелиора взяла меня за руку и ткнула себя в глаз моим пальцем. Нежно.
– Это – не я, – говорит. – Это – Посредник.
Эльдар присвистнул.
– Хотите сказать, что Посредник провёл вас по вентиляционным ходам, сударыня? Йомин прав – немыслимо.
И я увидел, что все слушают, даже гедонцы. И все с этой мыслью согласны. Гелиора тоже увидела – и защебетала.
Она хотела объяснить то, что объяснить людям не могла. У нас не было таких слов, понятий и представлений. Мы доводили её до отчаяния, переспрашивая – но всё равно поняли одно слово из пяти, если не из десяти. И даже эти слова не укладывались у нас в головах.
Во-первых, я до сих пор жестоко ошибался насчёт Посредников. Они – не животные. В смысле – не просто животные. То есть, чиеолийцы их растят и ухаживают за ними, как за животными, вроде бы – но у Посредников есть некий немыслимый, совершенно нечеловеческий и даже не чиеолийский разум. Странное свойство, которое чиеолийцы называют Чутьём.
Во-вторых, это Чутьё – паранормальщина чистой воды. По крайней мере, по нашим примитивным представлениям. Может, гедонцы, которые делали свои ужасные вскрытия, что-нибудь и поняли, но мы-то не понимали этого механизма вовсе: сами по себе беспомощные, Посредники, по словам Гелиоры, чувствовали опасность и умели побуждать людей-защитников эту опасность преодолевать.
Заключалась опасность в землетрясении или нападении хищников – это Посредникам было фиолетово. Они чуяли и то, и другое. И когда я ушёл воевать, наш Посредник забеспокоился и стал звать Гелиору из звездолёта. Она вооружилась, чем смогла – и побежала; она привыкла верить Посредникам, как себе. А Посредник вывел её к очагу угрозы.
Он как-то определил, что Гелиора сможет с этой угрозой справиться.
– Он защищал девочек, – закончила моя подруга. – Приёмышей. Они – наши общие. И всех нас заодно – он, кажется, воспринимает всех двуногих, как защитников. Из-за моего капитана.
И все молчали, наверное, с полминуты. И тут Снурри схватил одного из гедонцев, которые сидели у стены, за грудки, вздёрнул на ноги и заорал ему в лицо:
– Вы же, сволочи поганые, их резали! Ваши учёные их кромсали вдоль и поперёк! Вы же должны лучше всех прочих, вместе взятых, знать, что они – симбионты! Не паразиты! Какого же ляда?! Какого ляда вы всё время врёте?!
А гедонец, сухой мужик с проседью, перекосился от страха и бешенства и рявкнул в ответ:
– А ты поверил?! Паразитке?! Да вы с ней – один чёрт, нелюди, твари, нечисть! Есть люди – на Гедоне и ещё в паре мест – и есть ползучая плесень вроде вас, ясно?! Тошнит от вас!
Снурри его отшвырнул от себя, гедонец влепился в своих – они его придержали, как смогли – сплюнул и бросил:
– Ничего! Транспорт сюда придёт через трое наших суток! А с ним – конвой, ясно?! Что бы вы с нами не сделали – это выйдет чистый кайф по сравнению с тем, что с вами сделают наши, твари вы гадкие!
Мы переглянулись.
Я говорю:
– Кехотч, а мы, вообще-то, проживём тут эти трое гедонских суток? Такой толпой, а?
Он постучал лапой по пульту.
– Системы жизнеобеспечения работают. Регенерация тоже пашет. Надёжная техника, не похаешь… у сволочей… При восемнадцати-девятнадцати процентах кислорода мы бы и пять суток протянули. Только воды нет совсем… без воды плохо, а здешняя система очистки рассчитана на десять литров в сутки. Меньше, чем по литру на рыло, считая гедонцев, если их поить – плюс Посредник, которому, наверное, тоже надо… сухо. Не продумали они.
Истерик снова захихикал. А у седого сделалась такая мина – не сказать. Он бы лично полюбовался, как нас будут кромсать на части живьём. И остальные двое смотрели с бессильной ненавистью – зубы ныли от их взглядов. Честное слово, ребята, они были совсем отмороженные, гедонцы. Меня с души воротило – и я ничего не мог сделать с собой.
Гелиора не дала их убить – но они с наслаждением убили бы её. С настоящим наслаждением. Я не могу этого понять.
Эльдар скрестил руки на груди и смотрел в оптику, на Простор, загаженный обломками. А Нои сказал, хрустя пальцами:
– А зачем их поить?..
И Гелиора прощебетала:
– Чтобы не стать на них похожими.
Никто не спорил. Мы начали всё отлаживать и проверять оружие. Гедонцы сбились в кучу и смотрели на нас, как загнанные. Один, нестарый мужик, посерьёзнее прочих – до сих пор не орал и не визжал, самый адекватный крендель – спросил Эльдара, негромко:
– На что вы надеетесь-то?
Эльдар ему улыбнулся, как шиянская кинозвезда на рекламном плакате:
– На драчку, сударь! Думаете, мы ваших палачей будем ждать, раскинувшись, как дама полусвета? Связи-то нет, ваши будут не в курсе, что у нас тут творится. Пришвартуются к обломку, войдут – а тут су-урприз!
Седоватый сжал кулаки, истерик скрипнул зубами – зато мохнарики хрюкнули, представив Эльдара, который ждёт с бластером, как дама полусвета, и Гелиора захлопала в ладоши, а Снурри хлопнул Эльдара по спине.
– Если выйдет, – говорит, – отбудем отсюда на гедонском транспорте. Кто-то ведь должен оплатить нам убытки?.. – и вдруг резко погрустнел. Вспомнил навигатора.
И Нои сказал:
– Всё будет хорошо. Можно даже уложить девочку с её Посредником в анабиозную камеру. Чтобы было безопаснее.
– Я уже пробовал оставить её на своём борту, чтобы было безопаснее, – говорю. – Фальшивая безопасность.
Гелиора согласилась. Защебетала, что Посреднику, когда он растит зародышей, своих или чиеолийцев, вредно впадать в анабиоз – а Посредник тыкался башкой ей в колени, будто всё понимал. Мы сняли с него шлем – и мохнарики стали чесать его за помпоном на макушке, как чиеолийцы, а Эльдар набрался храбрости и почесал под челюстью. Гедонцы за этим следили дикими глазами, а Посредник блаженствовал.
Время шло страшно медленно. Мы сидели на полу и в креслах и чувствовали, как от нашего дыхания греется регенерированный воздух в маленьком помещении. Эта живопырка, в которой мы всё оказались, не была рассчитана на такую ораву. Она была рассчитана на пятерых управляющих станцией инженеров – те четверо, что выжили, были именно они самые. Эти инженеры, похоже, в экстремальной ситуации должны были мочить своих вместе с чужими – лишь бы уничтожить стратегическое сырьё. Чтобы врагу не досталось.
То есть, гедонцы были, конечно, двуногие и без перьев, но, по-моему, не очень-то люди. Чиеолийцы со всеми их закидонами мне казались больше людьми – и, похоже, мои товарищи тоже так думали в последнее время.
Ждать нестерпимо, даже говорить тяжело – всё время думаешь, что через трое гедонских суток тут будет мясорубка. А с нами Гелиора и Посредник – и нет никаких шансов, что гедонцы их пожалеют, скорей, наоборот.
Посредник вставал на заднюю пару лапок, а переднюю пару клал мне на колени. Ему, наверное, пожевать хотелось – а мне и дать было нечего. Сердце кровью обливалось, честное слово, ребята. Вот тогда, в том обломке, в компании гедонцев, перед дракой – я наладил с Посредником настоящий контакт. Я начал его чувствовать, а через него – и Гелиору. И я чувствовал, что ей не страшно.
