Текст книги "Блаженны миротворцы"

Автор книги: Максим Далин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Славно, – говорю. – Угощайся.

И тогда Гелиора выдала одну из этих чиеолийских штучек. Она убрала свой раздвоенный язычок и вытянула откуда-то из горла тоненькую трубочку – вроде коктейльной соломинки, гибкую. Погрузила её в мёд и начала им питаться. В смысле – тянуть через эту трубочку самым элегантным образом.

Ага. И я вдруг сообразил, что в ртах чиеолийцев такое странное. Элементарно же! Зубов у них нет! Я подумал так: они питаются мёдом, который им собирают Посредники, а для того, чтобы есть мёд, зубы ни к чему. У них – хоботок, очень удобно.

Я понял, почему она напрягалась, когда я улыбался. Может, боялась, что я её укушу. Кто нас, зубастых знает…

В общем, я понял, что никакие они не хищники. И не паразиты. Если кто и паразит, так сами гедонцы.

Я успокоился.

На Мейну Гелиора сошла с опаской, робко, как кошка в чужой дом.

По позе сразу ясно, что ей страшно. Оглядывалась напряжённо, будто собиралась улизнуть в звездолёт в любой момент. И дышала осторожно, всё высовывала кончик языка, где обонятельные рецепторы. Принюхивалась. Хорошо ещё, что прибыли утром – почти безлюдно было на космодроме, никто на неё не уставился.

Ведь уставились бы иначе. На Гелиору все смотрят, куда с ней не появись. А ей бы вряд ли понравилось, если бы на неё уставилась толпа агрессивных человеческих самцов – после гедонской станции-то.

– Что, – говорю, – давно у вас такие жестокие конфликты с соседями? Ты так людей боишься…

Гелиора провела ладонью перед лицом.

– Мы не любим воевать, – говорит. – Что за дикость – война между расами разумных существ! Но гедонцы постоянно вынуждают нас защищаться. Мы не любим убивать – а они без убийств себе жизни не мыслят. Но хуже того – мы не можем забыть, что они – мыслящие существа, а они вообще не верят, что мы – разумная раса. Понимаешь, капитан, нам люди, в сущности, безразличны. Вот мы людям противны. Я больше боюсь не за себя – за девочек. Девочки, зачатые в такой маленькой семье, как моя – это редкостный дар небес. Я не ожидала такого счастья.

Э-э…

– У тебя, – говорю, – разве маленькая семья была?

Опустила веки согласно.

– Мы же работали в космосе, – говорит. – Я даже не надеялась, что у меня появится шанс произвести на свет девочек – всего с тремя мужчинами. Мы любили друг друга – но для такой удачи обычно мало нежных чувств. Лотерея…

– Кх-м, – говорю. – Прости моё любопытство, а сколько в принципе вашей даме нужно мужей, чтобы родить девочку с гарантией?

Рассмешил её. Она похлопала в ладоши кончиками пальцев – я потом узнал, это у них заменитель хихиканья.

– У великих королев древности, которые должны были оставить своему народу истинную наследницу, бывало и по сотне мужчин, и по две. Но они, конечно, были намного физически сильнее современных изнеженных женщин, – говорит. – Я лично каждый раз восхищаюсь и поражаюсь, думая, как чувство долга и жажда оставить стране принцессу побуждала этих героинь и богатырш принять Лунной Весной за одну ночь сотню возлюбленных…

– А… – говорю. – Вон оно что… Ваш народ, значит, состоит, в основном, из парней?

– Да, – отвечает. – На каждую женщину приходится полсотни мужчин. В тяжёлые годы – больше. Закон бытия в нашем мире.

– И у тебя при таком раскладе будет только двое детей? – говорю. – Как же…

Взглянула мечтательно.

– Так ведь – девочки. Девочкам нужно место и резерв. Нужна особая пища. Нужно особое воспитание. Можно быть беременной десятком или двумя мальчиков, но столько девочек сразу женщине не выносить.

Я слушал и пока не очень понимал, восхищает это меня или ужасает. И не мог себе представить, как это хрупкая статуэтка, вроде Гелиоры, может принести десятерых близнецов зараз.

Но расспрашивать пока не стал.

– Понятно, – говорю. – Очень интересно, но в человеческом мире ты, всё же, об этом первое время не распространяйся. А то у нас подходы другие.

Пожала плечами, почти как человек.

– Я знаю. Мне уже говорили. Вообще-то, всё это неважно, капитан. Скажи лучше, чем я могу быть полезной? Мне хочется сделать что-нибудь для тебя.

– Что ж ты можешь сделать, – говорю. – Ты ведь, вроде, педагог и детский доктор…

– Я хорошо разбираюсь и в биохимии, – говорит. – Все колонисты имеют по несколько профессий.

Ну и славно, думаю. Раз разбирается в биохимии, значит, с пищей проблем не будет. А то ещё захочет, чтобы я ей предоставил Посредников….

И как сглазил.

Мы шли по космодрому к штабу, ничто не предвещало, беседовали о «прыжках» и технических службах, встречные ребята пытались не глазеть и поднимали с полу челюсти – и тут Гелиора сказала:

– Послушай, капитан… Я понимаю, что не имею права ничего требовать, но мне кажется, что тебе не безразлично… Может, мы заведём Посредника на звездолёте? Ты ведь знаешь, какое это полезное создание – а мои предки обожествляли подобных, считали их аватарами божеств-хранителей в нашем мире… Тем более, что в моём положении… в общем, это было бы очень хорошо.

Ну что тут будешь делать!

Потом мы стояли среди космодрома, и я пытался объяснить, что выделения-то покупал уже упакованными в баночку, и вовсе не уверен, что Посредники, которые их навыделяли, смогут жить в моих крыльях. А Гелиора говорила, что урбанизация доведёт высокотехнологичные цивилизации до беды, что горожане так привыкли к консервам, что уже и живых Посредников в глаза не видели, но мужчинам оно, быть может, и не к чему, а она – женщина. А для женщин пища в баночке живого Посредника не заменит, особенно – для беременных женщин.

И мне ничего не оставалось, как пообещать Гелиоре что-нибудь придумать.

В штабе нас встретили чуть ли не овациями. Тот же Снурри затоковал, как глухарь по весне, а все остальные изощрялись в комплиментах и любезностях, будто дело происходило не в штабе мейнской стаи, а в лавийском светском салоне. Всё-таки, чиеолийки очень красивы, хоть и не по-человечески. Хочется сделать что-нибудь приятное, произвести впечатление… Жаль, что они улыбаться не умеют.

С другой стороны, кошки тоже не умеют улыбаться. Но стоит кошке куда-нибудь забрести, как все сюсюкают, протягивают лакомства, чешут за ушком и вообще напропалую стремятся понравиться – живому существу, которое уж совсем не антропоид.

На Гелиору они среагировали, как на женщину и как на кошку сразу. Я так и понял: им хочется со страшной силой причитать: «Хорошая, хорошая кисонька!» – и угощать её так, чтобы она хоть кусочек съела. Одна беда – местное угощение, большей частью, на неё особого впечатления не произвело. Она благодарила душевно, но, конечно, не откусила ни кусочка.

А вот нечего совать ксеноморфу печенье и шоколад, когда у него организм заточен под питание полужидкой пищей!

Но, с другой стороны, Гелиора успокоилась. И, когда ей придвинули кресло, уселась туда, поджав ноги, очень уютно. И щебетала-пела, как райская птица, о том, как поражена и обрадована: люди её хорошо встретили.

– Я всегда была уверена, – говорит, – люди и чиеолийцы, в принципе, могут жить мирно. Это – счастье.

А у людей морды расплывались сами собой. Но Гелиора уже знала, что это – позитивная мимика у нас, приматов. Не нервничала.

Я, первым делом, рассказал про Гедон. Про эту их мерзкую лабораторию и программу «Очищающее пламя». И с удовольствием пронаблюдал, как О-Тэлл переглянулся с подругой, отшвырнул за спину косу и схватился за эфес меча, Кехотч щёлкнул жвалами и выпустил капельку яда, у Нои и Ау шерсть встала дыбом до самого крестца и клыки открылись до дёсен, а люди сжали кулаки и сказали о Гедоне и его жителях много тёплых слов. И я точно знал: эта информация хорошо распространится, через Базар – да и просто сарафанное радио местное.

В общем, если мейнцы в тот момент и не объявили Гедону войну, то взяли его на заметку, как источник крайне подходящей добычи. А такое дело означает, что с колониями в космосе гедонцам, похоже, придётся проститься.

Я рассказал и о судьбе Гелиоры. Не стал распространяться, только и упомянул, что гедонцы убили всю её семью, а её саму собирались выпотрошить с научными целями. И Снурри галантнейшим образом прижал руку Гелиоры к губам – она даже удивиться не успела – и провозгласил, что лично вывернет наизнанку любого гада, который ради сомнительной цели убивает и калечит беззащитных гражданских.

И ведь какая она умница! Она же догадалась, что Снурри не собирается её кусать! Её инстинкт велел бояться существ с зубами, особенно когда они подносят тебя ко рту – но тут она даже не дрогнула. Только посмотрела на меня вопросительно.

– Это он выказывает уважение, – говорю. – Это у нас, у людей, очень вежливо. Так мужчины поступают с женщинами… но только уважение, ты не подумай.

И тогда она набралась храбрости и взяла меня за руку.

– Капитан, – говорит, – я так рада! Знаешь, я никогда не думала, что буду чувствовать себя среди людей, как дома. Я обязательно, обязательно расскажу в своём мире о вашем, о том, как тут уживаются существа с самой разной физиологией и потребностями, – и повернулась к Снурри. – У вас в мире – очаровательные обычаи. Это очень трогательно.

И Снурри сказал, изнемогая от собственной любезности:

– Гелиора, дорогая, у вашего народа теперь есть союзники. И мы вашим гедонцам ещё покажем, как в аду прохладно!

Этого, про ад, она, по-моему, не поняла, но о смысле догадалась. А я, когда услышал про физиологию и потребности, кое-что вспомнил.

– Ребята, – говорю, – такое дело… В общем, нужны пчёлы. Живые.

На минуточку стало тихо. И я в этой тишине говорю:

– Чиеолийцы едят мёд. Понимаете? А Гелиора ждёт малюток, ей нужен самый свежий, только из улья. Они пчёл называют Посредниками и вообще считают священными животными. Ну, или шмелей. В общем, нужны такие, которые делают мёд. Живьём.

Народ слегка потерял дар речи.

Шиянин Эльдар очухался первый, поднял брови домиком и сказал Гелиоре:

– Сударыня, уверяю вас, любой из нас готов на всё ради вашего удовольствия… Но найти на Мейне пчёл – это задача почти не выполнимая.

Кое-кто закивал. Но Крейн, мой соотечественник и толковый парень, возмутился.

– Вы, – говорит, – дорогая, не слушайте этого островитянина, он болван. Надо пчёл – будут пчёлы, пустяки какие. Вот сейчас с Базаром свяжемся и выясним, кто у нас держит пчёл, чем он их тут кормит, и нельзя ли у него купить… как бы… стайку. Или… как оно называется… рой.

Гелиора удивилась.

– Стайку? Рой?

А Крейн с широким жестом сказал, что мелочиться тут не привыкли. И какой смысл в одной пчеле – он не понимает.

И тогда у меня впервые появилась мысль, что мы, похоже, и впрямь что-то недопоняли. Но стая уже видела цель, верила в себя – и ринулась на поиски пчёл, будто это было радиоактивное месторождение на необитаемой планете.

Гелиора растрогалась, защебетала, что не ожидала такой доброты, щедрости и всеобщей готовности прийти на помощь – и этим, конечно, распалила орлов ещё больше. И за полчаса, самое большое, они ей нашли адрес через Базар.

Отозвался немолодой лавиец. У него был целый сад на искусственном грунте, а в саду жили живые пчёлы. И их хозяин очень охотно согласился продать одну колонию и даже рассказать, как за ней ходить, чтобы пчёлам хорошо жилось в суровых мейнских условиях.

Но Гелиора не пришла в восторг. Отвела меня в сторонку и спрашивает:

– Послушай, капитан, а почему, всё же, этот добрый человек сказал «колония»?

– Ну как, – говорю. – Пчёлы – они живут колониями.

– Удивительно, – говорит. – А много их в колонии?

– Да не знаю, – говорю. – Может, тысяча штук, может, десять тысяч – как-то так. Хочешь, давай этого мужика спросим, он точно скажет – его же пчёлы.

Она расширила глаза поражённо.

– Десять тысяч?! Посредников?! Капитан, милый, я очень ценю то, что ты хочешь сделать, но мне уже страшно. Где же мы будем их держать? Чем кормить? У нас в посёлке геологов на пятьсот профессионалов жило восемьдесят Посредников. Десяти тысяч хватит, чтобы прокормить небольшой город – а ты, мой добрый друг, хочешь всех их отдать мне одной?!

Я только вздохнул.

– Знаешь, что? – говорю. – По-моему, ваши Посредники – это другие звери.

Гелиора кивнула по-человечески:

– По-моему, тоже.

Ребята прислушались к нашему разговору, и Крейн попросил лавийца показать даме живую пчелу. Для полной ясности.

Лавиец отошёл минут на пять, а когда вернулся, принёс к монитору пяток пчёл в прозрачной баночке. Гелиора смотрела, расширив глаза, а он одну пчелу достал двумя пальцами, очень ловко, чтобы не цапнула, и поднёс к самой камере.

И мы все увидели в подробностях эту насекомую с её рожками и ножками. А Гелиора сказала:

– Вот удивительное создание! Никогда таких прежде не встречала. Спасибо вам всем, милые люди, это очень интересные животные, они выделяют замечательный продукт, только это не Посредники. К сожалению.

Так что сделка не состоялась, а я в тайне порадовался, что не надо придумывать, куда деть улей в моём звездолёте.

Но вопрос-то остался открытым! Ничего не изменилось, только ещё больше запуталось. Самое печальное, что я чувствовал: это у Гелиоры не каприз беременной женщины, ей действительно нужен этот чёртов Посредник со страшной силой.

Ксеноморфы – такие ксеноморфы… У них бывают совершенно особые потребности. А Гелиора мне нравилась, просто по-человечески нравилась: такая была милая, благодарная и деликатная… а я ей помочь не мог.

И мы все сели в кружок в штабе, а Гелиоре налили тёплого шоколада со сгущённым молоком. Она его попробовала и стала пить – а вся наша компания смотрела на это действо, как на фокус какой-нибудь.

И думали, что теперь делать.

О-Тэлл говорит:

– Люди, вы действуете не методически. Уважаемая Госпожа Гелиора, не могли бы вы описать Посредника с биологической точки зрения?

А Снурри хмыкнул:

– Ах, ты какой умный! Ну-ну…

Гелиора описала. Только мы не поняли. Она пела-щебетала минут пять – и мы вообще не поняли ни единого слова. У нас не было подходящей терминологии. Это адово существо не укладывалось в биологическую классификацию, которая в известных мирах была в ходу. И Снурри об этом, похоже, ещё тогда догадался, когда шёл трындёж о пчёлах.

Тогда Эльдар говорит:

– А как-нибудь попроще объяснить вы можете, сударыня? Какой он из себя, этот Посредник?

Гелиора говорит:

– Пушистый. С большими глазами… вернее, глаз множество, но они фасеточные и выглядят, как два огромных. Вот такого, примерно, размера, – а размер показывает солидный, с половину моего роста, не меньше. – У него восемь ног и хвост, обычно – небольшой.

И каждый из нас представляет себе странную тварь в меру своего воображения – у меня выходит маленькая печальная восьминогая коровка с очами, как у стрекозы. Но я понимаю, что это ещё не худший случай.

Тогда попробовал Нои:

– Слушай, Гелиора, да нарисуй ты его, и дело с концом! – и суёт ей планшет и световое пёрышко. – Нарисуй, может, кто-нибудь опознает. Или будем продавцам показывать.

Но Гелиора говорит печально:

– Прости, пожалуйста, пушистое существо, я рисовать не умею. Только совсем-совсем чуть-чуть, для детей. Самые простые картинки.

Но Нои не сдавался:

– Да какая разница! – говорит. – Рисуй, как будто для детишек. Разберёмся как-нибудь.

Гелиора взяла пёрышко – и все ей в планшет уставились. Я говорю:

– Да не мешайте вы рисовать, и так дама не художник! – но народу хоть бы что.

А Гелиора тем временем изображает длинную сосиску с глазками – две ножки спереди, две ножки сзади. И хвостик треугольничком. И мы дружно понимаем, что это может оказаться чем угодно.

Вот абсолютно.

Все внимательно рассмотрели эту сосиску – но никаких мыслей ни у кого не появилось.

А Гелиора говорит, вроде, смущённо – потирает уголки рта:

– Есть множество детских песенок про Посредника… для самых маленьких… – и напевает. И вся наша компания заслушивается, потому что звучит это очень приятно. Нежные такие трели.

А смысл улавливается с пятого на десятое. Вроде: «Посредник ножками – топ-топ, ротиком – хруп-хруп, хорошим деткам несёт сладенькое, а маме и папам – хороших деток». И ясности это совершенно не вносит, чтобы не сказать сильнее.

Крейн говорит:

– Теперь мне кажется, что это аист.

А Ау:

– Вот уж на аиста совсем не похоже. Скажи ещё, что это капуста. Чиеолийская.

Но смех – смехом, а я понял из этой песенки, что Посредники, похоже, и вправду имеют к рождению детей прямое отношение. То есть, нам надо его достать во что бы то ни стало. К тому же лично мне хотелось найти для Гелиоры то, чего ей не хватает для радости.

Нравилась она мне невероятно.

Чиеолийки – женственные в самом лучшем смысле. Они нежные, тактичные, добрые – изо всех сил стараются не доставить кому-нибудь неудобства, не огорчить и не обидеть. Они – красивы, с голосом, как музыка, с кожей, как тёплый перламутр… глаза у них говорящие… И они – необыкновенно заботливые матери. Вот что.

Я на неё смотрел и вспоминал Дилайну, которая тоже думала о ребёнке уже с появления на свет пары делящихся клеток… Нет, я не извращенец какой-нибудь. Я всё прекрасно понимал: чиеолийцы совсем не люди. Ну и что?!

Я просто вдруг понял, что буду искать ей Посредников где угодно. Потому что это правильное мужское дело – защищать мать, хоть и будущую.

Мы ещё пытались найти через Базар что-то, вроде этой сардельки с глазками. Показывали картинку продавцам экзотических животных, те показывали фотографии – мы насмотрелись на целый зоопарк всяких удивительных созданий, но Гелиора никого из них не опознала, как Посредника.

В общем, после посиделок в штабе, которые так ни к чему и не привели, мы с ней вернулись к себе в звездолёт. Гелиора была тихая и печальная. И я принял решение.

– Надо, – говорю, – лететь на Чиеолу. Потому что, похоже, Посредники больше нигде не водятся. Ты же веришь, что я никакого вреда твоим согражданам не причиню?

Она меня первый раз за руку взяла.

– Капитан, – говорит, – я в тебе и раньше ни мгновения не сомневалась. Но наши боятся людей, не доверяют им. Они охраняют наш мир от людей. Я знаю, ты скажешь, что испугавшийся убийцы шарахается от шевельнувшейся тени, но наш мир не так совершенен, как хотелось бы. Многие, особенно бойцы, защищающие нашу планету, не поверят в твои благие намерения. И ещё… я боюсь, что они не поверят и мне.

– Как так? – говорю.

– Скажут: «Не предаёт ли собственных родичей женщина, позвавшая в наш мир давнего врага?»

Это да, думаю, это – легко. Если вообще, в принципе, будут с нами общаться, а не шлёпнут на подлёте, как только их космический патруль засечёт мои крылышки.

Человеческие ведь, характерные такие крылышки. Да ещё и тяжело вооружённые.

Гелиора увидела, что я молчу, погладила мою ладонь, осторожно – и говорит:

– Я не могу позволить тебе рисковать жизнью ради меня. Ты и так сделал больше, чем люди когда-либо делали для чиеолийцев. Чем звать тебя на Чиеолу, лучше я останусь жить в твоём мире. Для своих родных я всё равно уже мертва, мои возлюбленные убиты… А здесь я в безопасности, со мной – добрый друг… которому я обязана жизнью и могу быть в чём-нибудь полезна…

Я бы ей поверил и согласился, но уже понимал смысл их поз. А поза у неё была – «всё кончено».

– Нет уж, – говорю. – Давай-ка, рассказывай, что тебя печалит.

Она подняла на меня очи, прекрасные, с золотым сиянием в глубокой черноте, и говорит:

– Я никогда не смогу произвести на свет своих девочек. Потому что для этого нужен живой Посредник. Ты ведь уже это понял, да?

– Как же так? – говорю.

– Так устроен мой народ, – отвечает. Медленно, тихо – не пение, а рыдание. – Они будут дремать внутри меня и ждать своего часа ещё некоторое время… а потом уснут навсегда. И будут похоронены во мне, пока я жива.

Так это было сказано, ребята, что меня в сердце кольнуло.

– Ну нет, – говорю. – Так дело не пойдёт. Мы с тобой полетим к Чиеоле – и я… я придумаю что-нибудь, вот увидишь. Потому что нельзя не дать дитю ни одного шанса на жизнь. Мы же с тобой – разумные существа, да?

Тогда Гелиора впервые прислонилась ко мне и прижала мою руку к своей груди – плоской, да, они же не млекопитающие, но я слышал, как билось её сердце. Как у человека – может, чуть быстрее.

– Хорошо, – говорит, – милый капитан. Выживем все вместе – или умрём все вместе. Ты умеешь делать так, чтобы было не страшно.

Так я решил, что всё устрою непременно. Мейнец я или нет, в конце концов?

Первым делом мне надо было узнать частоту чиолийской космической связи.

Я думал, это окажется непростым делом, потому что Гелиора образование получила чисто женское – биохимик, воспитательница, детский доктор – и откуда ей знать такие технические подробности. Ошибся.

У неё младший муж был – оператор связи высокого класса. А у неё была прекрасная память. И Гелиора вспомнила для меня и стандартную частоту, и аварийную, и даже – частоту космического патруля Чиеолы. И мы что сделали: мы вышли из «прыжка» на большом расстоянии от планеты, даже не заходя в планетную систему, я лёг в дрейф – и запустил передатчик на частоте перехвата.

А сообщение надиктовала Гелиора.

«Доблестный воин, защитник мира! Это я – воспитательница с погибшей станции на Матери Металла -18. Со мной человек, который спас жизнь мне и моим будущим детям. Пожалуйста, не уничтожай этот звездолёт – мы ждём сеанса связи».

И этот призыв мы повторили раз сто, и я чувствовал всей шкурой, что нас уже давно засекли, и моя система слежения уже зафиксировала несколько прямо-таки сияющих точек в окружающем пространстве. Тысячах в ста километров, никак не более. Нас вели местные патрульные, но никто не торопился отвечать.

И я воображал, как суровый чиеолиец с иссиня-чёрными бакенбардами-ощущалами, глядя в оптику и барабаня по пульту четырёхпалой конечностью, мрачно щебечет: «Мало того, что эти сволочи нападают на наших мирных геологов, они ещё и голоса наших женщин подделывать навострились!» И что – я бы на его месте сам так и подумал.

И, наверное, какое-нибудь начальство приказывало суровому оператору подстраховаться и уничтожить мои крылья к трёпаной матери. А оператор, лаская взглядом тумблеры запуска ракет, возражал, что голос, всё-таки, женский, и нет пока определённых данных о нашей истинной цели.

Мол, у него пока рука не поднимается.

А мы ждали и гадали, чего в чиеолийцах больше: рационального мышления или того, другого. Того самого, что заставляет рисковать, когда речь идёт о своих – даже вопреки здравому смыслу.

Оказалось – больше того, другого.

Но когда рядом в физический космос вываливается пятёрка патрульных, вооружённых до зубов, тяжело дрейфовать и не рыпаться. Никогда до этого я не делал то, что все патрульные Вселенной требуют от мейнцев – не выходил с поднятыми лапками.

И больше не собираюсь. Когда тебя держат на прицеле – неприятно себя чувствуешь.

Ну так вот.

Оказалось, что чиеолийцы мужского пола не щебечут. Что они… ну как сказать? Издают такой гортанный клёкот, как хищные птицы. Но именно такого сурового типа, как представлялось, правда, бакенбарды у него были, скорее, фиолетовые, я на мониторе связи и увидел.

И он заклекотал, как ястреб:

– Следуйте за нами. Идём на наблюдательную станцию.

– Иду, – говорю. – Смотри, вот – ваша женщина.

Гелиора хотела что-то сказать, но патрульный её прервал – я отметил, что прервал, в общем, вежливо:

– Прости, женщина. Побеседуем на нашем борту.

А у чиеолийцев, если верить дешифратору, обращение «женщина» имеет вовсе не тот смысл, что на Мейне – «эй, тёлка!» На Чиеоле оно звучит, как титул. Причём – почётный. Причём – не как «мадам» или «леди», в смысле – важная особа, а почётно, что женщина как факт. То есть, писалось бы это «Женщина», наверное, с заглавной буквы.

Надо думать – при их-то процентном соотношении полов.

Пятёрка охотников взяла нас в сферу, чтобы не рыпались. Они, всё-таки, здорово страховались. Я включил двигатели и пошёл на самом малом, постепенно добавляя ускорения – так и добрались до их базы, постепенно, с эскортом.

База была очень серьёзная; я думаю, персонала там работало человек триста, не считая патрульных. И нас довели до неё под прицелом, отконвоировали до места посадки – крытого ангара, вышли из своих охотников и выстроились у нашего входного люка.

С бластерами. От нас ждали любой пакости.

Но когда мы вышли, безоружные и без скафандров даже, только в комбинезонах – бойцы, похоже, слегка расслабились. И Фиолетовый, одетый в мундир, я бы сказал, ультрамариновый, в серебряных витых галунах, сунул в кобуру штуковину, сильно похожую на нейропарализатор.

Он тут был, похоже, старший по званию – Гелиора обратилась именно к нему. И я перестал понимать её щебет: она назвала своё настоящее имя, место, где жила раньше, имена своих мужей – и ещё что-то говорила о себе, совершенно непереводимое на человеческий язык.

Фиолетовый её почтительно выслушал. И вынес вердикт.

– Скорблю вместе с тобой о твоих близких, Женщина. Тебя проводят на Чиеолу, там ты сможешь спокойно растить детей под защитой наших вооружённых сил, – а потом посмотрел на меня. И сразу сменил тон. – Правительство Чиеолы благодарно тебе, человек. Ты можешь свободно покинуть нашу систему. Патруль проводит тебя до наших рубежей.

Что показательно – совершенно нормально, умно, правильно и закономерно. Но я стоял, как оплёванный. Это всё обозначало примерно следующее: «Ты, человек, вроде бы, не такая мерзкая тварь, как все твои собратья, поэтому мы тебя отпускаем. Но ведь ты и не думаешь, что мы будем общаться с такой гнусной гадостью, как люди, правда же?»

Ладно, думаю. Вы правы.

– Ну что, – говорю. – Прощай, Гелиора. Ты – дома…

И тут она отожгла. Она схватила меня за руку:

– Капитан, – говорит, – ты ведь возьмёшь меня с собой? На Мейну?

– Милая, – говорю, – конечно, я бы взял. Но ведь твои не позволят.

Тогда Гелиора зачирикала на повышенных тонах. Для своих. Говорила слишком быстро для дешифратора, но суть её монолога я понял.

Она сказала, что я, конечно, первый человек, который пришёл на помощь чиеолийцу, но в мире, где я живу, полно людей, которые встретили её как друга. Что она видит будущее, в котором чиеолийцы и люди могли бы жить в мире. Что я взорвал гедонскую космическую станцию, чтобы отомстить за убитых там нелюдей, что люди людям рознь, что надо учиться понимать соседей по Галактике. И что ради того светлого будущего, в котором разные существа будут добрыми товарищами, она намерена попытаться вырастить детей в мире людей.

Вырастить девочек в мире людей. Вот что она сказала, на самом деле.

Чтобы это были девочки, которые понимают людей. И чтобы они потом научили своих детей их понимать.

Она всех поразила. Бойцы смотрели на меня, как на невидаль, и на неё – как на героиню, как на сумасшедшую и как на пророчицу. Ей дали договорить. И Фиолетовый в замешательстве поскрёб когтями бакенбарды.

– Конечно, – говорит, – звучит всё это прекрасно. Но ведь ты не можешь не понимать, Женщина: в мире людей чиеолийцу не выжить. Тебе, предположим, придётся питаться искусственной или консервированной пищей – дипломату или ксенопсихологу можно пойти на такое неудобство. Но как же твои дети? Как ты собираешься вынашивать детей и чем будешь их выкармливать в человеческом мире? Даже если люди захотят тебе помочь – ведь не смогут…

Гелиора тряхнула локонами-ощущалами – «а, пустяки!»

– Достойный командир станции слежения, – говорит, – я всё продумала. Я – биохимик и дипломированный специалист по кормлению Посредников в экстремальных условиях. Я просто возьму с собой Посредника. Посредники-универсалы легко живут на космических станциях – почему бы такому не выжить в человеческом мире?

Фиолетовый потёр пальцами виски и высунул язычок раздвоенный – «нахмурился».

– Это было бы неплохим решением, – говорит, – но наш печальный опыт подсказывает, что люди ненавидят Посредников даже больше, чем нас, если это возможно. Ты не можешь этого не знать, Женщина, после того, что ты пережила – их всегда уничтожают первыми. Каждый поймёт, что это значит. Если твои товарищи, с которыми ты сумела общаться в мире людей, увидят Посредника – это может перечеркнуть всё, что ты запланировала.

Гелиора посмотрела на меня. И я понял, что нужно сказать.

– Фигня – вопрос, – говорю. – Покажите мне Посредника, и я скажу, что люди будут делать. Я-то, вроде бы, лучше, чем любой ваш ксенолог, представляю, какие у людей будут реакции. Сам человек.

Фиолетовый задумался, стал себе лоб тереть. Потом говорит:

– Хорошо. Я свяжусь с Чиеолой, пусть пришлют Посредника. Прости, Женщина, но здесь, на станции, персонал часто меняется, пилоты бывают транзитом, ни одной женщины нет – а мы более или менее нормально живём на консервах и синтетике. Было бы жестоко держать Посредников в переменном тяготении, без квалифицированного ухода. Правда, у наблюдателей был молодой породистый фруктовый Посредник, любимец, память о доме – но его выпросили наши друзья с патрульного крейсера. Наши отдали – у персонала крейсера тяжёлая работа, они не бывают дома чрезвычайно долго, им нужнее… и он пошёл. Понимаешь?

Гелиора захлопала в ладоши.

– Дорогой командир, – говорит, – я была уверена, что мои драгоценные сородичи могут проявить не меньше доброй воли, чем люди! Значит, ты распорядишься, а мы – я и человек – можем подождать на станции, пока Посредника не доставят?

Фиолетовый снова, вроде, задумался. Тут я говорю:

– Слышь, командир, если дело в деньгах, я заплачу, не проблема. Ваших денег у меня нет, но ты можешь взять энергией или боеприпасами – чем хочешь. Понимаешь, я тоже хочу, чтобы у неё были здоровые дети. Нам действительно нужен этот Посредник, будь он неладен…

Фиолетовый кончики пальцев потёр – «улыбнулся», а кое-кто из его людей даже опустил ствол и зааплодировал по-настоящему. Я их насмешил. Уже неплохо.

Фиолетовый говорит:

– Вы можете подождать. В такой ситуации несправедливо было бы требовать плату за Посредника. Я свяжусь с Чиеолой. Пока длится ожидание, наш врач осмотрит тебя, Женщина, и убедится, что с твоими будущими детьми всё хорошо. Человек может пройти в отсек для отдыха. Мне кажется неправильным обыскивать машину, на которой вы сюда прибыли – поэтому, в качестве меры предосторожности, вы её запрёте и оставите в ангаре. До отлёта в мир людей.

Не могу сказать, что мне это особенно понравилось. Всё-таки, одно дело – Гелиора, а другое – толпа самцов-ксеноморфов, у которых неизвестно что на уме. И я видел, каковы эти ребята в бою с превосходящими силами. Зверюги, бьются насмерть. Кто их знает… Но я решил проявить добрую волю в полный рост.

– Ладно, – говорю, – парни. Пусть Гелиору смотрит доктор. Показывайте, где у вас тут отдыхают.

Они меня, всё-таки, обшмонали на предмет сомнительной электроники – не касаясь, одними детекторами, но радости так и так мало. А потом их врач в лимонного цвета комбезе забрал Гелиору, а я пошёл за бойцами. И бойцы меня рассматривали, высовывали языки понюхать и вообще – еле держались, чтобы не как-нибудь не выдать, что по правде думают.