Текст книги "Знакомство (СИ)(Лестница из терновника 1)"

Автор книги: Максим Далин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

В коридоре, образованном двумя рядами высоких кустов хин-г, почти смыкавших свои колючие кроны над дорожкой, стояла непроглядная темень, которую резала пополам узкая полоска неба: бледные облака едва подсвечивала ущербная луна. Ра догадался, что Ник привёл их в модный лабиринт, по которому здорово бродить летом и играть в прятки – здесь никому не придёт в голову разыскивать по ночам злоумышленников. Ар-Нель чуть слышно фыркнул в потёмках:

– Ник, дай мне руку, я не вижу даже собственных пальцев… Силы небесные, тут темно, как в желудке демона!

Ра видел собственные пальцы, едва-едва, но видел – и ощутил мимолетное, но восхитительно приятное чувство превосходства. Его усталая апатия рассеялась совсем.

Сколько времени ушло на лабиринт, Ра не понял: по его разумению время остановилось на глухом часе. Он страшно долго пробирался во тьме, следуя больше за дыханием и еле слышным хрустом снега под ногами Ника и Ар-Неля, чем за их тенями – и очнулся, лишь увидев сквозь переплетение веток розовые и голубые фонарики, горящие над окнами и парадным входом жилого флигеля Дворца.

Там же должны быть гвардейцы, чуть не закричал Ра. У спальни Государя, в гостиной – повсюду! У него должна быть целая армия личной охраны! Он повернулся к Нику, тщетно пытаясь разглядеть в темноте его лицо – а Ник сказал:

– Не беспокойся, Ребёнок. Если всё рассчитано верно – они спят.

– Караулы проверяют перед рассветом, – шепнул Ар-Нель.

– У нас ещё достаточно времени, чтобы попасть во Дворец, – сказал Ник. – Внутри мы спрячемся до тех пор, пока Принц… в смысле, Государь – не проснётся.

– Разве так можно? – спросил Ра потрясённо.

– А как можно? – ответил Ник вопросом же.

Не знаю, подумал Ра. Уже ничего не знаю. Мы вламываемся, как воры. Это выглядит так низко… он решит…

Да какая разница, что он решит! Он решил, что чужие, какие-то его рабы, должны обрезать меня, как свинью, подумал Ра с неожиданным ожесточением. С чего бы мне думать о правилах благопристойности?

Он тряхнул головой, вытряхивая из себя остатки сомнений, и направился за Ником вперёд, сжимая эфес меча Государева Дома, как талисман.

Ник сделал чудовищную вещь, действительно, воровскую: он обрезал пергамент на одном из дворцовых окон по линии рамы – снизу и сбоку. За пергаментным окном было темно; Ник, а за ним – Ар-Нель и Ра – тихонько пробрались в дворцовый зал через разрез.

В зале стояла сундучная темень. Ра не видел, только слышал, как Ник чем-то еле слышно прошуршал около окна – может, пергамент сросся под его пальцами? Теперь уже и Ра не видел собственных рук – он вынужден был идти за Ником, держась за его плащ, как слепой. Просто удивительно, как ему удавалось ни на что не натыкаться – вероятно, благодаря ловкости поводыря.

Ар-Неля Ра и не видел, и не слышал: кажется, Господин Ча перестал даже дышать. Некоторое время они пробирались в полной темноте; им становилось чуть светлее, лишь когда сквозь пергамент окон пробивался нежный свет уличных фонариков. В один ужасный момент, свернув за угол, Ра увидел комнату, довольно ярко освещённую двумя свечами в матовых колпаках: люди, стража! Но, опомнившись, Ра сообразил, что гвардейцы и вправду спят на посту: один – полулёжа на изящной козетке, явно стоящей в комнате не для солдат, а второй – сидя на полу, опираясь спиной на стену. Над его головой, как в насмешку, красовалась картина, изображающая Сторожевого Пса у Государева Трона, с надписью "Видеть насквозь".

У Ра даже мелькнула мысль об убийстве – но воин, спящий сидя, чуть-чуть похрапывал, и его суровое лицо со шрамом на переносице во сне стало моложе.

По комнате плавал тонкий запах, похожий на запах хмеля. Ра принюхался и зевнул.

Ник схватил его за локоть и вытащил из комнаты в коридор, Ар-Нель ахнул и выскочил сам. Алхимия, подумал Ра. Вот что – не колдовство, а какой-то алхимический состав, вызывающий сонливость… Горские травы, вспомнил он и улыбнулся.

Страх рассеялся. По великолепной лестнице, украшенной сосновыми ветвями в драгоценных вазах свинцового стекла, дробивших острыми гранями тусклый свет розовых фонариков, поднимались тихо и быстро, как настоящие воры. На площадке лестницы, сидя, прислонившись плечом к постаменту для вазы, тихо спал дежурный гвардеец. Еще пара караульных спала у приоткрытых дверей в какой-то неосвещенный покой. Дворец превратился в сонное царство; важный Господин в шелках, расписанных ирисами, безмятежно спал на резной скамье, по-детски сунув ладонь под голову – его лицо с приоткрытым ртом освещал фонарик.

Заговорщики остановились в просторной высокой комнате с обтянутыми шёлком стенами, за ширмой, расписанной ветвями кедра и акации.

– Дальше – нельзя, – шепнул Ник еле слышно. – Дальше дежурят бодрствующие лакеи, ещё дальше – спальня твоего будущего друга сердечного. Сюда он, я думаю, придет одеваться – и тут уже нельзя использовать никакой алхимии.

Ра присел на корточки за ширмой. Было очень тепло; он сбросил плащ и оперся плечами на стену, как гвардеец внизу. На душу почему-то сошёл неземной покой; кажется, Ра даже задремал на несколько секунд.

А проснулся, когда проснулся Дворец – и увидел утреннюю белизну за пергаментом окна.

Дворец наполнился запахами и звуками. Зажгли ароматические свечи, потянуло цветами акации и мёдом. В комнате оказалось как-то слишком много народу сразу – и именно потому, что их было слишком много и они вполголоса переговаривались между собой, никому не пришло в голову заметить чужих. Потом Ра думал, что можно было и выйти, смешавшись с толпой придворных – но это потом.

Тогда, за ширмой, дикая смесь досады, страха, злости и обманутых надежд выбила у него дыхание. Ра вцепился в эфес, прижимаясь спиной к стене – Ар-Нель и Ник замерли справа и слева от него, как свита – и ждал, точно зная, что уж собственного Официального Партнёра услышит.

В конце концов, ведь все только и говорили, что о Юном Государе. О его настроении, о его здоровье, о том, что Луна Плача кончается, о каких-то людях, которых он хотел или не хотел видеть, о послах, ожидающих аудиенции, как только будет снят траур…

Говорят о нём, будто о Всегда-Господине, думал Ра. Будто его статус уже подтвержден – до поединка. Эти мысли поднимали в душе ледяную ярость; Ар-Нель шептал в самое ухо: "Ра, дорогой, будьте благоразумны, умоляю", – но уж благоразумия-то на тот момент было совершенно неоткуда взять.

– Государь! – объявил кто-то, перекрывая поставленным голосом болтовню аристократов – и Ра, оттолкнув Ар-Неля, пнул ширму ногой.

Даже Ник не успел среагировать. Ширма упала с грохотом. Придворные отшатнулись, кто-то вскрикнул. Гвардейцам потребовались секунды три, никак не меньше, чтобы схватить Ра за руки – такой прорвы времени ему хватило рассмотреть своего Официального Партнёра хорошо.

Государь остановился в дверях, глядя на Ра, как удивлённый кот. В чёрном и алом – цветах Луны Плача Государева Дома – тощий, бледный, с ассиметричным жёстким лицом, бесцветными глазами и бесцветной косой. Если бы не это удивлённое выражение, смягчившее резкие черты, показался бы совершенно отталкивающим, пришло Ра в голову.

Но реакция у Государя оказалась лучше, чем у гвардейцев. Во всяком случае, взгляд – острее, а разум – более маневренным.

– У тебя – мой меч, – как-то задумчиво проговорил Государь, глядя на руку Ра, которую не посмели заломить за спину именно из-за Сторожевого Пса на эфесе. И почти без паузы приказал: – Отпустите моего Официального Партнёра. Немедленно.

Государь был ростом с Ра, но его тон, светский лёд его голоса – всё это было старше Ра лет на сто. Гвардейцы отпустили Ра и замерли. Аристократы вокруг смотрели на Ра, как на призрак, явившийся средь бела дня, а он сам на миг потерял дар речи от странного чувства, которое принял за злобу.

Государь чуть улыбнулся:

– Что ты здесь делаешь, Л-Та-Вечная Проблема? Откуда ты взялся?

Эта реплика развязала Ра язык.

– Пришёл поговорить, – сказал Ра надменно, еле унимая сердцебиение. – Спросить тебя – ты трус или кто?

В глазах придворных он тут же превратился из призрака в демона-людоеда. Придворным стало очень неуютно в приёмной.

– Обдумывай свои слова, Л-Та, – спокойно сказал Государь. – Они звучат опрометчиво, – и добавил, обращаясь к собственной свите: – Выйдите вон.

Никто не шевельнулся. Представительный Господин в синем кафтане Церемониймейстера и чёрно-красном шарфе облизнул губы и издал какой-то странный, но явно вопросительный звук.

– Я приказал всем удалиться, – медленно и нарочито внятно сказал Государь. – Оставшихся мне придётся считать врагами Государева Дома – и поступить с ними как с врагами.

Свита кинулась к выходам. За спиной Ра остались только Ар-Нель и Ник – Ра затылком чувствовал их присутствие. Государь взглянул на них с любопытством.

– Разве вас что-то исключает из числа прочих? – спросил он. – Л-Та, твои люди глухи?

– Боятся за меня – и всё, – огрызнулся Ра. – Не уверены, что ты не затеваешь какую-нибудь подлость, – и повернувшись к своим друзьям, переводя взгляд с бледного лица Ар-Неля на бесстрастную физиономию Ника, попросил, – уходите, пожалуйста.

Они быстро переглянулись – и вышли. Ар-Нель отвесил глубокий церемониальный поклон, Ник – нет, но от него никто и не ждал бы.

– Это – Младший Ча? – усмехнувшись, спросил Государь, указав на Ар-Неля небрежным кивком. – Л-Та, как ты заставил его прийти сюда, ведь он же боится до смерти? Как вообще вы сюда попали?

– Это что, важно? – спросил Ра с болью и досадой. – Тебе это важно, ты, предатель?

Государь прищурился, от чего лицо сделалось совершенно отстранённым.

– Я вижу, тебе не терпится изложить ту блажь, которой полна твоя голова? Изволь. И упомяни о тех, кто писал твои письма.

Я сейчас его ударю, подумал Ра – и сказал:

– Письма писал я. Я, знаешь ли, не собираю Совет, когда речь идёт о любви.

Глаза Государя расширились.

– Что?

– Любовь! – выкрикнул Ра, ткнув Государю чуть ли не под нос эфес меча со Сторожевым Псом. – Вот это – эту шикарную безделушку, ритуальный подарочек для рабыни – я, дурак, счёл честным вызовом, понимаешь? Настоящим! А ты – струсил, да? Или тебе просто хочется получить даром? Неужели до тебя не доходит, как это низко, низко, низко?!

Государь наблюдал за ним, обхватив себя руками, со странной, пожалуй, даже грустной миной.

– Ну, что ты молчишь? – спросил Ра в отчаянии. – Проглотил язык? Думаешь, не стоит ли позвать стражу, закопать меня живьём, разрезать на части? Давай, зови – мне всё равно!

– Вот как… – медленно проговорил Государь. – Надеешься претендовать на Венец Государев? Это правда, всё то, что говорят о членах твоей Семьи?

– Плевал я на Венец! – Ра чуть не плакал от жуткого ощущения каменной стены, разделявшей его жизнь и жизнь Государя непреодолимо. Нельзя, нельзя ничего объяснить – потому что тебя просто не поймут! – Думаешь, я рвусь на твоё место?! Думаешь, мечтал день и ночь о том, чтобы победить тебя на поединке из-за всех этих цацек?! Да вы же сами меня выбрали – а мне выбора не оставили! Я и не думал карабкаться на Вершину Горы, будь она проклята! Твой Отец согласился с твоим Гадальщиком, ты подтвердил, а меня поставили перед фактом! Знаешь, я всё это ненавижу – и лучше честный бой с пажом, чем та мерзость, которую ты мне предназначил!

– Оэ… – протянул Государь. – Это ново. Ты… очень интересный, Л-Та. Ты что, пришёл отказаться от Венца? От такого статуса? Ты – дурачок…

– Забери, – Ра протянул ему меч в ножнах. – Не знаю, зачем ты вообще его прислал. Он мне не нужен. У меня есть свой меч для честного поединка – а то, что ты хотел получить, можно и без меча. Красть легче у безоружного, правда?

Государь еле заметно улыбнулся, не прикасаясь к оружию.

– Я смешон, да? – спросил Ра безнадёжно. – Глуп? Обращаюсь к пустому месту?

– Ты мил, Л-Та, – сказал Государь печально. – У тебя очень приятное лицо… и – да, ты безумен, Господин-Скандал. Кажется, я начинаю понимать, что имел в виду Отец… Я ведь не умею сражаться так, как учили тебя.

– Поэтому уклоняешься от боя?

– Да. Не хочу тебя убить. Я умею только убивать.

– Ну так убей меня! – крикнул Ра, одной рукой частью расстёгивая кафтан, частью обрывая крючки на нём. – Ты убьёшь меня – и я умру вернейшим из твоих вассалов, как честный боец! Я ни одним словом тебя не упрекну – я видел, как вассал умирает в поединке с сюзереном! Но не позорь меня ради Земли и Неба!

– Зачем ты мне, мёртвый? – Государь протянул раскрытую ладонь, но Ра её не коснулся:

– А зачем я тебе – рабыня? Зачем тебе дети от рабыни? Рабы – в Доме Государевом?

В глазах Государя вспыхнул холодный огонь.

– Ладно, – сказал он, снова разом постарев на сотню лет. – Умрёшь.

Он выхватил меч из ножен и нанёс удар быстрее, чем Ра успел это осмыслить – но тело среагировало точнее разума. Ра уже после осознал, что уклонился тем самым плавным движением, "Речная Излучина", которое никак не получалось на тренировках – это спасло его от ранения в живот.

Ра отскочил в сторону, отшвырнул к стене ножны меча и скинул кафтан. Государь усмехнулся и тоже сбросил широкий черный кафтан с алыми обшлагами – под ним оказалась черная рубаха.

– Ещё сопротивляешься, деревенский Мальчик? – сказал Государь с жестокой ласковостью. – Ну, давай играть. Долго продержишься?

– Сколько получится! – Ра улыбнулся одними губами, ощутив на собственном лице ту самую улыбку, какую видел у Старшего Брата, Названной Сестры и Ди, больше всего – Ди. – Ты многовато говоришь для хорошего бойца.

– Даю тебе собраться с духом, – рассмеялся Государь и атаковал стремительно и внезапно.

Если бы не уроки Ар-Неля, Ра был бы убит на месте. "Поцелуй Во Тьме" – безжалостная техника тех, кто должен убить немедленно, потому что нападающий тоже жаждет убить, а не забрать себе. Любовь? О любви здесь речь не идёт – врага надо уничтожить как можно скорее, уничтожить наверняка, чтобы раненый не ударил победителя в спину! Голос Ар-Неля звучал у Ра в голове: "Будьте бесчестны и непринципиальны… пользуйтесь любым преимуществом, если оно появилось", – и Ра толкал под ноги Государя резной табурет, старался оказаться с другой стороны стола, разбил драгоценную вазу, полную сухих лепестков и благовоний. Чуть-чуть увеличивал шансы – но понимал, что не больше, чем "чуть-чуть": Государь казался неотвратимым, как змея, преследующая добычу, он оценивал любую мелочь и реагировал на любое движение, обходя препятствия и не спотыкаясь.

В какой-то момент Ра осознал, что обе двери, ведущие в зал, распахнуты. Свита Государя наблюдала бой, не смея вмешаться, как не смела Мать Ра, когда Старший сражался с Ди – но Ра понял: если, паче чаяния, ему случится победить, он получит метательный нож или пулю под лопатку раньше, чем причинит Государю настоящий вред. Ну и пусть, подумал он отчаянно – только толпа придворных, среди которых не было его друзей, всё же отвлекала его. Ра успел отстраниться, уходя от атаки, но меч Государя прошёл от ключицы наискосок, обдав волной жара, словно зажжённый факел.

Ра увидел собственную кровь на полу, чуть не поскользнулся на ней – и удивился тому, что почти не чувствует боли.

– Я оставлю тебе жизнь, если сдашься, – улыбнулся Государь. – Ну?

– Нет! – крикнул Ра и атаковал. Его колотило от незнакомого чувства – злой радости, ярости и восхищения вместе. Без страха – хотя он понимал, что смерть глядит у Государя из-за плеча: Ра уже жалел, что не коснулся его протянутой руки, когда ещё была такая возможность.

Государь работал клинком с непринуждённой лёгкостью, ни разу не перейдя к обороне, атакуя, атакуя и атакуя – Ра уже понял, что его Партнёр сильнее физически. Ра парировал и отступал, парировал и отступал – на шаг после каждого блока, отмечая порезы на периферии рассудка, как потери – пока вдруг не понял, что упёрся спиной в стену.

Места для манёвра не стало вовсе. Ра только и успел, что остановить меч Государя у самого своего горла – но Государь давил всё сильнее, прижимая скрещенные клинки к его шее. Ра ощутил жар текущей крови; страха всё-таки не было, хотелось только отчаянно сопротивляться, даже понимая, что сейчас умрёшь от собственного меча.

– Л-Та, – сказал Государь, – не заставляй меня тебя убивать.

Ра порывисто вдохнул и рванулся. Лезвие скользнуло вдоль ключицы и плеча, сорвав вместе с шелком рубахи лоскут кожи – Ра вывернулся и отскочил в сторону, чувствуя жгучую боль и нестерпимо острый восторг:

– Разиня, разиня! Лови короедов – они ползают медленно! – видит Небо, это было замечательно, и даже умирать будет сладко, подумал Ра, хотя чувствовал себя более живым, чем всегда. – Ты окаменел?

Государь смотрел на него смеющимися глазами:

– Л-Та, ты истечёшь кровью – хватит.

Ра отвесил какой-то фиглярский, шутовской полупоклон:

– Ты обещал меня убить, Господин-Неотвратимая Смерть! Врал, ты врал! – выкрикнул он зло и весело. – Хочешь, чтобы я отдал тебе меч сейчас? Хок, не дождёшься!

Улыбка Государя стала нежнее. Он сделал примитивный выпад, слишком высоко, и, когда Ра остановил его меч – врезал ему кулаком под рёбра.

Ра попытался вдохнуть, но воздух не проталкивался в лёгкие, а боль на этот раз оказалась так сильна, что заставила сложиться пополам. Ра выронил меч – и Государь сбил его с ног.

– Ты – породистый смутьян, – сказал в самое ухо, прижимая к полу, держа лезвие меча под подбородком. – Ты – сумасброд, Л-Та. Твоё благословлённое имя – Ра? Меня Отец называл Вэ-Н.

Благословлённое имя Государя. Партнёру. Родному. Ра заставил себя улыбнуться, еле выравнивая дыхание:

– Это подло. То, что ты сделал.

– Это спасло твою жизнь.

– А может, она мне и не нужна!

– Она нужна мне, – Государь, не убирая меча, погладил Ра по щеке. – Ты не смеешь больше сопротивляться. Ты – трофей.

Ра уперся ладонью в его плечо – и вдруг почувствовал, что чёрный шёлк рубахи Государя промок от крови. Ра толкнул сильнее; по лицу Вэ-На прошла тень, тут же сменившись то ли болезненной, то ли мечтательной улыбкой.

Ра поднёс к глазам окровавленные пальцы:

– Я ранил тебя?

– Ты не так прост, как я думал, – и всё-таки соприкоснулись ладонями. Не совсем "зеркальное отражение" – рука Вэ-На чуть больше, подумал Ра, но отпускать пальцы Государя не хотелось.

– Крови не видно на чёрном…

– Это тактический ход… Кстати, что это шуршало у тебя в рукаве, Ра? Заговор на удачу?

– Твоё письмо.

Государь задрал рукав на запястье Ра, вынул и развернул измятый окровавленный листок.

– Я заберу его назад. Я хочу, чтобы его увидели наши дети, – сказал он тихо, пряча письмо в собственный рукав.

Ты стоишь того, чтобы быть твоим вассалом, подумал Ра. Я простил тебя. Теперь хорошо бы скорее… закончить скорее, подумал он, чувствуя, как его снова начинает мелко трясти.

– Вэ-Н, ты не… ты знаешь, как?.. Не искалечишь меня?

– Я знаю, – сказал Государь и встал, помогая Ра подняться. – Меня отлично учили. Мне жаль, Партнёр, правда, жаль – я не могу пообещать, что ты не будешь страдать.

– Я не боюсь, – сказал Ра. – Я почти хочу.

Толпа придворной челяди торчала в дверях, пожирая действо глазами. Вэ-Н бросил на свиту короткий взгляд:

– Мне нужен только лекарь. И всё.

Ра ткнулся лбом в его плечо.

– Не надо сейчас, – шепнул он. – Потом. Когда всё будет кончено. Не хочу, чтобы кто-нибудь сейчас дотрагивался до меня, – "кроме тебя", добавил он мысленно, но вслух не произнёс.

* * *

Запись N91-06; Нги-Унг-Лян, Кши-На, Тай-Е, Государев Дворец.

Как весело чувствовать себя диверсантом – ни в сказке сказать, ни пером описать!

Единственное, что годится для моих целей – это газовые капсулы со снотворным. Я использую их почти

все, без респиратора – нет его у меня – зато до отказа накачавшись стимулирующей бодрствование химией. От избытка стимулятора в крови я не то, что бодр, а взведён, взвинчен, двигаюсь быстрее и тише, координирован, как кошка – вообще чувствую себя какой-то хищной тварью.

Довольно приятное ощущение. Жаль, похмелье потом будет гадкое, поэтому стараюсь пользоваться этой наркотой пореже.

Рассчитываю время действия снотворного так, чтобы нам успеть проскочить до смены караулов. Удаётся на удивление легко: ну так честные бойцы с Нги-Унг-Лян и не ждут такой подставы от ночных визитёров! Эти орлы быстро и крепко засыпают, не сообразив, что произошло; я уложил их не хуже, чем нянечка в яслях – своих подопечных. После диверсии по Дворцу хожу, как по Эрмитажу в Ночь Музеев – интересно и красиво.

На самом деле, жилой флигель – это не весь Дворец, это всего лишь личные апартаменты членов Государева Дома, королевской семьи. Очевидно, самое уютное и приятное место во всём громадном дворцовом комплексе, состоящем из парка и десятка зданий. Внутри тепло. Стены гостиных обтянуты шёлком; кое-где – на них вышиты стеклярусом целые картины, в других местах – роспись, похожая на батик. Большей частью написаны цветы и пасторальные пейзажи с широко раскрытым горизонтом, восходами, закатами и цветущими садами в дымке. Любимые украшения интерьеров – вазы с удивительными композициями из сухих растений – зима всё-таки! – и неизбежное оружие. Я разглядываю доспехи с золотыми насечками на сияющем металле, более лёгкие, чем у рыцарей земной Европы, скорее, напоминающие древнеяпонские, и оружие антикварного вида – скорее, побрякушки в сиянии драгоценностей, чем нечто по-настоящему функциональное, а может, ритуальные вещицы. Живопись Кши-На истинно светла и прекрасна: в этом мире и в этом месте не знают масляных красок, зато у них есть аналоги темперы и акварели. Работы воздушны и прозрачны, выглядят очень живыми; жаль, они, вероятно, недолго существуют.

В домашней часовне на круглом алтаре, напоминающем половину колонны с замысловатой капителью – фигурки Дня и Ночи из белого и чёрного стекла, нежные, будто изваянные из воды. Вокруг них горят голубые фонарики с Добрым Словом: "Небеса хранят Дом Государев", "Добрая жизнь, честная смерть", "Тысяча лет впереди", – кроме голубых горят и красные фонарики с чёрными надписями, прощальные и поминальные слова умершему Королю. Его гравированный портрет, подсвеченный лиловым, задрапирован чёрным бархатом и алыми бантами; лицо на портрете принадлежит суровому мужчине лет сорока пяти – пятидесяти с усталыми глазами и сеткой морщин. Придворные художники не льстят августейшим моделям – тут ценится сохранение в портрете души, а не зализывание оригинала до дыр.

Меня одолевает искушение взглянуть на Принца, но не рискую. Ещё не хватало его разбудить – весь план пойдет насмарку. После экскурсии я возвращаюсь на постоялый двор забрать своих аристократов. Маршрут рассчитан. Время – часа три – половина четвертого. Тот час, когда разлепить глаза тяжелее всего.

По дороге до апартаментов Принца мои ребята устали, не столько физически, сколько морально. Я вижу, как они напряжены; Ра, похоже, на пределе, а Ар-Нелю – страшно, но он держит себя в руках.

Мы устраиваемся за ширмой в гостиной, наверное – или это приемная, не знаю. В это помещение ведут две двери – в одну вошли мы, за второй – караульные гвардейцы или дежурные слуги, не знаю: я слышал там людей. Зачем тут нужна такая широченная ширма – не представляю: она как специально сюда поставлена, разве что была придвинута к стене и наполовину сложена. Я ее тихонько раздвигаю, чтобы нам было удобнее.

Ра садится на пол и ухитряется тут же отключиться. Ар-Нель присаживается рядом на корточки; он ждёт и о чём-то размышляет; я сажусь рядом, поджимаю ноги. Неудобно, слишком тесно и жаль, что нельзя поговорить. Я вообще не создан для засад.

Кажется, я ухитряюсь некстати задремать. Меня будят тихие шаги в анфиладе комнат: лакей с розовым фонариком бросает на жаровни щепотки благовоний – ясно по запаху и розовому отсвету на ширме. Я поднимаю голову и встречаюсь с настороженным взглядом Ар-Неля. Киваю ему: "Всё в порядке". Он обнажает меч, думает, бесшумно задвигает его обратно в ножны. Прислушивается.

Дворец просыпается. Слуги передвигаются мягко, как кошки – зато спустя небольшое время в приёмной начинает собираться служилый люд, пришедший пожелать Принцу доброго утра, и эти не умеют вести себя по-настоящему тихо. Нам здорово помогает эта орава; если мы и создаём какой-то шум, то болтовня придворных сплетников совершенно его заглушает.

Более того – за ширму заглядывает какой-то любопытный крендель, слегка удивляется, но вопросов не задаёт. Видимо, дело в мече, лежащем у Ра на коленях – золотая собачья головка, украшение оружия Государева Дома, даёт любопытному понять, что мы – птицы не простые и, видимо, имеем право тут сидеть. Ар-Нель подносит палец к губам интернациональным жестом, призывающим к молчанию – и светский фантик молчит; он, очевидно, тут не из важных птиц.

Я слушаю светские сплетни, которые понимаю хуже, чем Ар-Нель. Милый-дорогой Господин Ча насторожен и внимателен, он запоминает и принимает к сведению; время от времени даже чуть улыбается. Я ему слегка завидую: здешние имена мне еще не знакомы, намеки непонятны – придворная интрига для меня пока – филькина грамота.

Ра просыпается тихо, трёт глаза, смахивает чёлку со лба. Смотрит на безупречного Ар-Неля – и Ар-Нель бесшумно поправляет на нём воротник, поправляет волосы. Ра хмур и почти зол; к моменту, когда Принц являет толпе челяди свой пресветлый лик, мой сюзерен – в полной боевой.

Ар-Нель ещё пытается давать последние инструкции – но им не внимают. Ра прёт напролом, отшвыривает ширму в сторону, задвигает кому-то подсунувшемуся эфесом по мордам и с места в карьер осведомляется, какого-растакого дьявола Принц ведёт себя, как свинья: "Ты – трус?!"

Манеры у Ра вполне деревенские на мой дилетантский взгляд, но амбиции самые настоящие. Княжеские.

Принц не злится – он выпадает в осадок.

Принц – жёсткий шкет, которого никак не назовешь хорошеньким; я думаю, в детстве он был болезненным ребёнком, а свита его августейшего батюшки сделала всё возможное, борясь с этой болезненностью – парень похож не на аристократика из местных, а на очень юного спецназовца. Реакции у него быстрые и безошибочные, обстановку он сечёт сходу. Будь это покушение – сам бы убил нападающего, не дожидаясь действий охраны, но в данном случае моментально разобрался в ситуации.

И – он очарован нашим Ра, вот что. Потрясён.

Его свита на высоте – Ра останавливают декоративные мальчики, а на нас с Ар-Нелем наводят стволы мушкетов из-под плащей спокойные ребята в штатском; Ра на эту тихую охрану вообще не обращает внимания, зато Ар-Нель впечатлён и замирает, скрестив руки на груди, дабы никого не провоцировать.

Ра обвиняет Принца во всех смертных грехах – трусости, глупости, подлости, жестокости – а Принц, не по годам железной выдержки человек, видимо, решает, что челядинцам не годится слушать семейные разборки Дома Государева. Высылает вон и свиту, и охрану. Мы с Ар-Нелем пытаемся притормозить, но Его Высочество выставляет и нас тоном, не терпящим возражений.

Я догадываюсь, что нас ждёт, когда покинем приёмную – но настоящей опасности не чувствую: Принц ни секунды не злился по-настоящему. Единственный шанс серьёзно влететь для нас – это смерть Ра на поединке… но сейчас я почти уверен – Принц изо всех сил постарается его не убивать. Наш Ра нужен Принцу живым.

Мы выходим из зала и тут же попадаем в лапы королевской охраны. Свита расшугалась по углам, зато стража начала работать всерьёз. Всё чётко и грубо: гвардия Государева Дома использует огнестрельное оружие по последнему слову военной техники, хотя вряд ли начнет палить в присутствии августейшей особы без принципиальной нужды. Те, кто стоит ближе, обнажили клинки. Ясно.

Вооружены все, но некоторые имеют преимущества.

Командир местных спецов, тихий убийца с седой косой и в неяркой одежде, приказывает вполголоса:

– Отдайте оружие и следуйте за мной.

Я улыбаюсь и отдаю тесак, хотя мне страшно не хочется. Ар-Нель, бледный и с синяками под глазами, медленно качает головой:

– Господин Офицер, вы не можете приказывать аристократу из Семьи Ча расстаться с мечом. Я клянусь тенями предков, что мой клинок не покинет ножен без особого позволения Государя.

– Не припомню, чтобы вы добивались аудиенции, Господин Ча, – усмехается седой. – Сегодня вышла странная ночь, а день наступил просто невероятный…

– Господин Офицер, – продолжает Ар-Нель, еле справляясь с волнением, – я выполнял просьбу Официального Партнёра Государя. Вы считаете, что я мог отказаться?

Седой медлит. Я понимаю, о чём он думает: как знать, что будет через десять минут? Ра может стать Государыней, может быть убит, может быть обвинён в государственной измене… совершенно взаимоисключающие пункты!

А в приёмной выясняют отношения; я не разбираю слов, но слышу голос Ра – Принц на него не кричит, Принца почти не слышно. Я замечаю, что все прислушиваются – но ни гвардейцам, ни нам с Ар-Нелем не очевидно, чем там может кончиться.

Седой хмурится, прищуривает глаза, думает… наконец, делает вывод:

– Пройдите в гостиную.

Высокий мальчик с глазами дракона возвращает мне тесак, который я с некоторым облегчением забираю и цепляю к ремню. Нас провожают в уютный зал, расписанный по бледному шёлку лиловыми ирисами – не убирая пистолетов. Отсюда ничего не слышно; мне становится тревожно. Мы с Ар-Нелем входим, садимся на фигурно плетёную из каких-то упругих стеблей циновку – а напротив нас, у дверей, шагах в пяти-шести, останавливается парочка гвардейцев, и делает вид, что рассматривает кремни и вообще – проверяет оружие. Что сделаешь?

Ну, вообще-то, мы ни бежать, ни драться и не собирались. Не сговариваясь, делаем безмятежные мины.

– Господин Офицер, – говорит Ар-Нель, пытаясь держаться светского тона, – не будет ли излишне неучивым попросить чашку чок?

Седой шепчет пару слов бело-чёрно-красному лакею. Тот исчезает.

– Боишься, Ар-Нель? – спрашиваю я тихонько.

Он поднимает на меня глаза.

– Боюсь за Ра – и боюсь собственной беззащитности. Тюрьма страшнее смерти. Видишь ли, Ник, пока со мной меч Семьи Ча, я совершенно спокоен – но если его не будет…

– Хочешь остаться мужчиной? – спрашиваю я.

Ар-Нель досадливо морщится.

– Хочу остаться человеком. Вероятно, тебе это будет непросто понять… статус тела менее важен, право, чем статус души. Дело не в том, что с тобой произойдёт, Ник. Дело в том, как это случится. К примеру, шансы Ра победить равны нулю, ты и сам видишь; но ведь нам было необходимо прийти сюда, верно?

Я мотаю головой, оглядываюсь на наших конвоиров, спрашиваю шёпотом:

– То есть, ты считаешь, что Ра не справедливость восстанавливать пришёл?

– Он ещё очень юн, – говорит Ар-Нель в полный голос, пожимая плечами, – но он вовсе не дурачок. Я думаю, он вполне понимает, что его выбор – между смертью и метаморфозой.