Текст книги "Дочки-матери"
Автор книги: Максим Далин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
Я сижу и киваю. И вдруг слышу, как вокруг тихо. А Чамли говорит:
– Умница. А с этим я еще пообщаюсь по душам. Ты выбирай корабль. Все путем.
А сам Котика дернул за плечо – и они ушли вдвоем. А я так и осталась там сидеть. Я только изо всех сил старалась не разреветься – а то еще все догадаются, что я женщина, и вдобавок будет скандал, что я обманщица…
А Рыжий говорит:
– Ну, Чамли перегнул чуток…
А Козерог:
– Ну, ты выбрал машину?
Я говорю:
– Угу. Вот этот. Лави. Класса «Легионер». Ничего, как думаешь?
– Ничего, – говорит. – Даже очень. Но там же управление на двоих раскидано?
– Да, – говорю, – знаю. Может, пилот найдется. И потом, управление, вроде бы, можно объединить… только заморочечно.
Я весь день была жутко занята и была бы не прочь еще больше чем-нибудь загрузиться и устать, лишь бы не думать ни о чем. Козерог мне объяснил, как – и я выставила на Базаре объявление, что продаю старый мортисянский грузовик на запчасти. Потом я уран меняла на корабль. Друзья помогли мне поторговаться, потому что бывший хозяин кораблика, горбатый человечек по имени Урли, на ходу подметки рвал и норовил меня просто ограбить. Крылья были очень хороши, просто – очень. Я их заправила, погрузила запас провизии, обзавелась отличной аптечкой, зарядила ракетницы – и кто бы из моих подруг с Аллариа видел, как это все было красиво!
Машина только что сошла с конвейера – броня на солнце сияла, как зеркало. И мы с Козерогом на этой сияющей броне написали черной и серебряной краской мое название, на удачу: «Мать».
Козерогу не нравилось. Он предлагал: «Вдова», на здешнем жаргоне – смерть, и уверял, что это гораздо более стильно. Но я сказала, что у нас первый личный боевой корабль всегда называют в честь Вечной Матери Сущего, чтоб она охраняла пилота. И он перестал спорить – в каждом мире свои суеверия, а чужие суеверия здесь уважали.
Вся стая приходила смотреть. Они мне сказали, что звездолет надо обмыть, в смысле – выпить за него чего-нибудь ядовитого, но я сказала, что им выпивку куплю, раз такой обычай, а сама не буду. У меня иммунитета нет.
Они согласились.
И вечером охотники из нашей стаи пили, а я просто сидела с ними. Мне ужасно не хотелось уходить – жильем каждого из пилотов традиционно считался звездолет, так что мне теперь было куда уйти, но там пришлось бы сидеть одной. Мне было очень грустно.
Козерог и Рыжий разговаривали со мной и пытались даже меня утешать. Особенно Рыжий – он считал, что во всей этой истории он виноват: это он меня вчера напоил, я принародно сболтнула лишнее, кто-то сказал Котику, кто-то Чамли стукнул и все такое.
И Рыжий говорил:
– Луис, ну ты ж нормальный мужик, ну тебе это надо? Ну ладно б ты был псих, вроде Чамли, но ты ж раньше, как будто, не увлекался?
Я говорю:
– Угу.
А Рыжий:
– И вот нафига ты начинаешь? Че он тебе дался? Тут полно девок, попадаются даже очень шикарные девки – если б ты вчера тут не митинговал, как ты его любишь, у тебя б давно на шее толпа девок висела.
Я говорю:
– Вот только не хватало мне толпы на шею.
Козерог смеется, а Рыжий опять за свое:
– У меня, – говорит, – полно подружек. Хочешь, познакомлю? Ну гораздо ж круче, чем это непотребство, – и в ярких красках, не жалея эмоций и огня, описал непотребство, да так, что мне захотелось немедленно пойти и пристрелить Чамли.
Козерог говорит:
– Ну че ты к нему привязался? Ну в каждой башке ж свои тараканы!
А Рыжий говорит:
– Да я просто не могу смотреть, как человек мучается из-за какой-то фигни! Я щас пойду приведу какую-нибудь девку. Я ей объясню, в чем дело, и пусть она устроит ему небо в алмазах, и назавтра он и не вспомнит об этой своей блажи.
И ушел. А я подумала – ну я и попала.
А Рыжий был человек слова.
Через пять минут он вернулся с девкой, хотя у нас на Аллариа и на Мортисе не принято называть женщин таким словом. Это неприлично, потому что значит – женщина, бросающая своих детей, чтобы их воспитывали ее мужчины.
У этой особы была идеальная генетическая карта.
Она была точь-в-точь как те женщины, которых охотники из стаи рисовали на своих звездолетах. У нее была большая красивая грудь, роскошные волосы, длинные ноги, яркие глаза и холеные руки. И модный минимум одежды. И светящаяся пыль вместо пудры. И она мне совсем не нравилась.
В ее красивом лице было что-то нехорошее. Она совсем не хотела быть моей подругой, и не хотела, чтобы ее приласкали, и я вообще не понимаю, чего она хотела. И не по-настоящему улыбалась великолепными зубами – и сразу замечалось, что их у нее тридцать две штуки ровно.
Я вспомнила Хэзел, с ее сожженной кожей, с рубцом на щеке, с выцветшей челкой, бедную мою Хэзел, которая была мне как сестра – и мне стало неприятно от того, что пришла эта барышня.
А она говорит:
– Скучаешь, мальчик? – хотя по ней заметно, что ей это совершенно не интересно.
– Нет, – говорю. – Веселюсь.
И она жеманно захихикала. И я поняла, почему Рыжий сказал про нее «девка». Я хотела сказать Рыжему, что мне не хочется больше общаться и что я спать пойду, но Рыжий вместе с Козерогом уже куда-то провалились. А девка поправила блестящие кудри и говорит:
– Купи мне выпить и чего-нибудь сладкого.
Я говорю:
– Зачем?
Она рассмеялась и отвечает:
– Зачем, зачем… Затем!
Я говорю:
– Давай, я куплю, ты поешь и уйдешь?
И она посмотрела на меня, сузив глаза, как сердитая лиса.
– Не обижайся, – говорю. – Просто у меня настроение плохое.
Она встала, посмотрела на меня сверху вниз и говорит:
– Да вот еще – на тебя обижаться. Много чести. Подумаешь. Извращенец несчастный.
И ушла странной походкой – вся нижняя часть туловища у нее двигалась, как вывихнутая. Мне показалось, что она все-таки обиделась и решила в ответ обидеть меня. Я только никак не могла взять в толк, почему – ведь ей самой не слишком-то хотелось со мной оставаться.
Она подошла к мужчине, который завязывал свои длинные волосы бантом на затылке и звали его Гад. Он улыбнулся, и она уселась к нему на колени, как в кресло, и вид у нее в мою сторону сделался совершенно победительный. А Гад погладил ее по спине, чего-то налил и принялся разговаривать с Фэнси, будто ее и не было.
На месте этой женщины я обиделась бы на Гада, а не на меня. Но я ничего не знала о местных нравах. Возможно, у нее и был какой-нибудь внутренний резон.
Мои товарищи ушли, разговаривать мне стало не с кем, и я решила тоже идти домой.
Пробираясь к дверям в темноте и дыму, я услыхала, как Чамли болтает с Бриллиантом и еще с кем-то из своих друзей. Я просто автоматически прислушалась, потому что болтали они обо мне, даже притормозила в тени, благо они сидели в нишке, где горел свет, и меня не видели.
– Да этот Луис – смешной парень, но, вроде, ниче так, – говорит Бриллиант.
– Только он был где-то извозчиком, – говорит мужчина совершенно без волос на голове. – Это не трофей, это его грузовик – я такие штуки чую. В драке он будет ваще никакой.
– Ну, есть же реакция кое-какая, – говорит Бриллиант.
Чамли хмыкнул и говорит:
– Это ему в деле не поможет. Он нездешний. Слишком нервный. До всех дело есть. Вы еще увидите, как он в ближайшем бою накроется. Да еще этот «Легионер» у него с двойным управлением. Какой пилот пойдет к такому лоху.
Бриллиант говорит:
– Его Козерог прикроет. Он Козерогу нравится.
А Чамли:
– Ну да, дел у Козерога в бою не будет, как за чужим хвостом следить.
– Такого не прикроешь, – говорит тот, без волос. – У такого два варианта есть: он либо сунется под ракету, если не трус, либо, если трус, вывалится нафиг из драки, – и хихикнул.
– А пусть попробует вывалиться, – говорит Чамли. – Тогда я его сам сожгу.
– Знаешь, Чамли, – говорит Бриллиант, – все-таки, ты на него просто взъелся из-за…
А Чамли – трах кулаком по столу!
– Я взъелся?! Ты, Бриллиант, врубись, как он себя ведет. Он же просто поля не видит. Сам себе проблем хлопочет. Ну и огребет по полной.
Бриллиант только вздохнул.
– Ну да, – говорит, – похоже, ты прав.
– Еще бы, – говорит Чамли. – Так что Рыжий с Козерогом с ним играются – пусть. У Козерога припадок гуманизма случился – бывает. Недельку – полторы поиграются до следующего дела, а потом он накроется. И все, нах, думать забудут, как там его звали.
Безволосый говорит:
– Точно. Слышь, Чамли, а у тебя сменные модули для наружки остались, нет?
И я поняла, что насчет меня разговор закончен и что все со мной уже ясно. И побрела прочь.
Что было обидно, так это что они правы.
Я поняла, что я – пилот грузовика – сдуру вообразила себя грозой Простора, хотя бои вела только пять раз в жизни, и то – на симуляторе. И что я купила на деньги, принадлежащие Мортису, великолепную боевую машину, которую не умею водить. А вдобавок, тем, что я тут осталась, я соглашаюсь принимать участие в этой помеси корсарства с терроризмом и убивать людей – и меня извиняет только то, что они убьют меня первые.
Я брела по космодрому, освещенному прожекторами, под чужим черным небом, и думала, что мне сейчас надо попробовать разобраться в пилотировании этого чудесного звездолета и как-нибудь добрести на нем до Аллариа. Где и сдать его властям в счет проданного урана. И получить года три штрафных работ, а потом навсегда лишиться пилотской лицензии и устроиться работать ассенизатором или грузчиком, потому что после каторги меня больше никуда не возьмут.
У меня от слез все перед глазами расплывалось – но я все-таки увидела, что на платформе амортизатора моей машины кто-то сидит. Я вытерла слезы, а он встал.
Меня ждал Котик. С пластиковой торбочкой и ноутбуком. И его белокурая грива перевязана сзади ленточкой, как хвост у жеребенка.
И его тут появление мне резануло ударом ножа в сердце.
– Ты что тут делаешь! – кричу. – Тебе что, жить надоело?!
А он улыбается и мотает головой.
– Луис, – говорит, – я тут случайно слышал, что тебе пилот нужен. А я как раз больше всего люблю эти «Легионеры». Соскучился по ним, понимаешь. Ты меня возьми, пока лучше не найдешь, ладно?
– Ты сумасшедший, – говорю. – Просто псих и не лечишься.
А он кладет ноутбук на землю, прижимает руки к груди, смотрит на меня хитренько и весело и говорит:
– Ну шкип, ну пожалуйста! Я буду пахать – ну день и ночь, вот увидишь!
Тогда я опустила трап и отперла люк.
– Заходи, – говорю. – Ты сам не знаешь, что творишь.
– Нет, – говорит. Нежно. – Знаю.
Я в звездолете поняла, почему его зовут Котик. Он осматривался точно, как кошка или как мангуст. А мне хотелось любоваться им. Но просто любоваться не вышло, потому что я заметила у него на шее, из-под воротника, длинную красную полосу. След от ремня или от куска кабеля, к примеру. Здорово.
– Стой, – говорю. – Это что?
Он ужасно смутился, говорит: «Ничего», – и тянет воротник вверх.
– Как это – «ничего»? – говорю. – А ну покажи.
Так, наверное, не следовало делать, потому что это выглядело ужасно бесцеремонно, но я вытряхнула его из рубашки. Он оказался гораздо сильнее, чем девушка его комплекции, но сопротивлялся довольно условно. И то, что я увидела, меня здорово вывело из равновесия.
– Так, – говорю. – Работа Чамли?
Пожимает плечами. Говорит в сторону:
– Ну… так.
– Ты поэтому ушел? – говорю.
– Ну, вроде, – говорит, – и поэтому тоже. У всех есть свой предел, понимаешь? Мой номер шестнадцатый в этой стае, конечно, и я, как принято считать, для Чамли боевой трофей и личное имущество – но и я так больше не могу. Достало.
И в глазах у него вдруг появляется такой острый огонек, какого никогда не бывает у киногероев. Как у Козерога. Мне это, наверное, должно было показаться вульгарным, но не показалось.
– Ладно, – говорю. – Снимай все остальное, а я принесу аптечку.
И он говорит: «Да брось, фигня», – но раздевается. А я беру обезболивающий бальзам и начинаю приводить его в порядок. И он сначала говорит: «Легче, блин!», и сжимает кулаки, потом: «Луис, кончай, щекотно!», и пальцы у него разжимаются, а потом: «Луис, ой, какого ляда ты делаешь!» – хихикает и краснеет.
А меня вдруг занесло. Я вспомнила все, про что читала, и что видела в кино, я вспомнила, чему меня учила Хэзел, о чем болтали другие девушки и даже о чем говорил Рыжий. И практически использовала эту информацию процентов на девяносто восемь.
И потом он открыл глаза, посмотрел на меня растерянно и спросил:
– Луис, а что это было?
А мне сделалось ужасно неловко, я одной рукой прикрыла то, что называю грудью, а другой – все остальное, и говорю:
– Ну… так.
А Котик говорит:
– Этого быть не может. Это магия какая-то. Чудо господь явил. Или, может, это у меня парапсихические способности прорезались, вроде ясновидения. Надо же, а я думал, у меня совсем крыша потекла, раз захотелось к мейнцу в экипаж напроситься по доброй воле, да еще после таких его слов…
И я поняла, что сейчас задохнусь, и мне стало смертельно страшно, и я почувствовала себя невероятно беспомощной, потому что я совершенно не хотела его обманывать, и я пробормотала какую-то несусветную бессвязную глупость, что я, конечно, самая страшная в их мире женщина, и что я – мутант несчастный и уж точно не та женщина, на которую такой ангел, как Котик, может смотреть с каким-то интересом, и еще что-то – но Котик прижал палец к моим губам.
И говорит:
– Слушай, Луис. Может, ты и мутант, но это ничего не меняет. Ты, совершенно точно, не самая страшная женщина на Мейне, я знаю, о чем говорю. Но ты, уж точно, единственная на Мейне женщина, которая не стала меня гнать, когда я пришел, и я, видишь ли, теперь хочу остаться. Да и вообще, ты – женщина. Достаточно, я бы сказал. А те красотки, о которых ты говоришь – на их счет я бы усомнился. Я тут много всего видел. Ты ведь ничего не знаешь о моей поганой жизни.
– Я, – говорю, – просто жутко боюсь, что с тобой что-нибудь случится. Я тогда убью Чамли, но что это изменит. Я больше не хочу, чтоб умирали люди, которых я люблю.
А Котик обнял меня крепче, чем любая девушка, улыбнулся и сказал:
– Мы с тобой отобьемся от кого угодно. Я тоже умею драться. Ты веришь?
– Верю, – говорю. И я вправду верю, потому что у него в глазах эти острые огоньки бойца. – Конечно, верю.
Утром мы проснулись очень рано. Все еще розовое было от зари, и космодром был совершенно пустынный, как заколдованный город, потому что тут люди живут, в основном, по ночам, а на рассвете спят.
Но я привыкла рано вставать еще на Аллариа, а Котик не привык спать ночью и поэтому к рассвету выспался.
На нашей новой машине оказался дивный водоочиститель, поэтому уж мы могли себе позволить душ и все блага цивилизации. А потом я увидела, что Котик зашвырнул в угол свою рубаху в серебряных розах и блестящие штаны и надел рабочий комбез и куртку из своей торбочки. И волосы снова завязал ленточкой. И стал похож не на звезду экрана и героя-любовника, а на старшеклассника на практике. Правда, тоже киношного.
– Жаль, – говорю. – Раньше было красивее.
– Прости, Луис, – говорит. – Просто, кажется, так сейчас будет лучше.
И я, глядя на него, подумала, что глупо постоянно ходить в скафандре, что еще надеть шлем – и вид будет совсем как у ипохондрика, который чужого мира боится до одури. Хотела снять, но Котик сказал:
– Не снимай, пожалуйста. В нем надежнее.
– Ага, – говорю. – Будто я боюсь болезнетворных микроорганизмов.
– А если и боишься, – говорит, – кому какое дело? Знавал я одного парня, так он, как увидит какого-нибудь незнакомца, сразу грабки спиртом протирает, потом – глоток внутрь, а по вене – шприц биоблокады. На всякий пожарный. Кто-то ему рассказал про гуршгианскую проказу, так он жутко боялся подцепить.
– Не подцепил? – говорю.
Смеется.
– Нет. Спился. Так что не парься. Что ваще может быть нормальнее, чем пилот в скафандре?
Потом мы взяли пульверизатор с красной краской, вышли наружу и крупно написали на покрытии: «Блок Луиса. Не занимать, а то он вернется и даст в ухо». А потом уже, со спокойной душой, улетели проверить машину.
Особенно далеко мы не забирались. Так, «прыгнули» тысяч на пятьсот километров, только чтоб посмотреть, как он идет в гиперпространстве – до ближайшего астероидного потока. А там постреляли в астероиды. И в этом пробном рейсе я окончательно поняла, что такое Котик.
Сокровище.
Рассчитывал «прыжки» он не особенно лихо, но на этом я сама зубы съела. Зато Котик дивно вел машину в физическом космосе – мне случалось гостить у патрульных и смотреть маневры, но я в жизни не видала такого виража. Ни у кого. Он все забортное ничто просто собственной кожей чувствовал. Поэтому мы сразу решили, как разделим обязанности в бою – он будет выводить машину на цель, а я – стрелять, благо я, оказывается, вполне терпимо стреляла. Котик только сказал:
– Попрактиковаться бы на чем-нибудь пошустрее астероидов…
– Да, – говорю, – хорошо бы. Но не вижу мишени. Если только попросить кого-нибудь нас атаковать и пострелять понарошку.
– Угу, – говорит. – Давай Чамли попросим. А я случайно выстрелю не понарошку. Совершенно холостой, то есть, очень одинокой ракетой.
– Если мы, – говорю, – попросим Чамли, то еще на планете раздеремся.
– Ну да, ну да, – говорит. И улыбается со злыми огоньками в глазах. – Он в жизни мне не простит, что я свалил. Думаешь, им движет что-то вроде страсти? Фигу, я три года был его пилотом. Он привык к хорошей жизни, теперь ему будет сложно… разыскать кого-нибудь с хорошей квалификацией… и широкого профиля.
– Да, – говорю. – Ты крут.
– Я!? – фыркает и закатывается. – Нет, я?! – и тыкается мне носом в плечо. – Ты правда так думаешь? Нет, Луис, ты – просто чудо какое-то!
Ну да, думаю. Чудо. В перьях. Но ничего не говорю. Я была совершенно счастлива.
В штабе на нас смотрели, как на неведомую иномирную диковинку – с ноздрями на коленях, например. С любопытством и легкой опаской.
Козерог говорит:
– А ты, все-таки, прешь буром.
– Нехорошо, – говорю, – по-твоему, да?
– Да не то, чтобы, – говорит, – у нас тут свободный мир. Для тебя это хорошо. Но ты можешь переманить Чамлина пилота, а Чамли может тебя пристрелить. Но ваще вы оба – в своем праве.
– Кто кого переманивал? – говорю. – Если у вас тут свободный мир, надо думать, как себя вести, чтобы твои подчиненные хотели с тобой остаться.
А Козерог хмыкнул и пробормотал что-то вроде «Ну-ну».
Рыжий в разговор не вмешивался – он сидел в уголке, под розовым светильником, и обнимался с двумя женщинами. А если на меня и на Котика случайно смотрела женщина, то вид у нее делался, как у мортисянской госслужащей из департамента Службы Контроля – означал, что мы оба преступники, подлежим насильственной стерилизации и ссылке в генетически нестабильную зону, как носители признаков, не подлежащих передаче по наследству.
Рыжий на меня так не смотрел – но на Котика смотрел очень похоже. Вероятно, думал, что это у него генетическая карта за двоих неблагоприятная. Но вообще-то, к нам отнеслись лояльнее, чем я думала. Я, когда мы входили в штаб, держала руку на кобуре – так нервничала.
А теперь мне было неприятно ждать только разговора с Чамли. И успокаивало только то, что общественное мнение скорее за нас, чем против.
А Чамли появился с помпой, с целой свитой, как средневековый вельможа или вождь племени. С ним были Бриллиант, Гад, тот его друг без волос, которого все звали Череп, незнакомый мне мужчина со стальными шипами в крыльях носа и юный красавчик, бледный, темноволосый, в змеиной коже. И в повадках у него тоже было что-то змеиное.
Чамли подошел – и я встала.
А он оглядел меня с головы до ног и усмехнулся.
– Это не ты, – говорит. – Это – он. И он за это еще заплатит.
И тут у него глаза расширились. Я первый раз увидела, что Чамли удивился. А потом увидела, чему – Котик, оказывается, стоял рядом со мной и в руках у него был пистолет. И он держал Чамли на прицеле.
Чамли говорит:
– Ого. Ты еще трепыхаешься?
А у Котика лицо каменное и искорки в глазах. И он говорит:
– Чамли, ты мне денег должен.
Чамли удивился еще больше. Просто-таки поразился.
– Я, – говорит, – должен тебе? Сильно сказано.
А Котик говорит, тихонько, очень вежливо по своему обыкновению и очень серьезно:
– У тебя, Чамли, счет в Лавийском Имперском Банке, оформленный на анонима, и из суммы счета моих – восемь процентов. Доля пилота в общаке, которую ты демонстративно не принимаешь во внимание. Но я с тебя, милый, ничего требовать не собираюсь, раз уж у нас громкий развод со скандалом в столичной прессе. Тебе может на старость не хватить, если доживешь. Просто оставь нас с Луисом в покое.
А вокруг стоит гробовая тишина. И у Чамли дергается мускул на скуле. А томный красавчик в змеиной коже обнимает Чамли за шею и лениво говорит:
– Чамли, солнышко, нефиг портить себе кровь из-за всякого урода. Пошли отсюда?
Я видела совершенно точно, что одну секундочку Чамли хотел сбросить с себя его руку и сделать что-то ужасное. Но ухитрился загнать все извержение вулкана вместе с землетрясением куда-то внутрь, притянул красавчика к себе и сказал свите невероятно ровным голосом:
– Как они мне насточертели, блин. Пошли выпьем.
Железной выдержки человек.
А Чамлина свита сделала вид, что этой реплики Котика никто не слышал. Но все слышали, и это, по-моему, произвело впечатление. Это тоже выглядело, как гладиаторский бой, только на арене теперь были я, Котик и Чамли, а зрители готовы были делать ставки на то, у кого первого сдадут нервы.
Только Козерог в этом не участвовал. Он не любит развлекаться чужими скандалами. И пока все сплетничали о наших с Чамли делах, он сидел со мной и рассказывал о тактике ведения боя у лавийцев. А когда твой товарищ отказывается слушать сплетни о тебе, это не меньше, чем помощь в космосе. К тому же он не только не смотрел на Котика, как на патологическую особь, а даже сказал довольно дружелюбно:
– Знаешь, малыш, а ты, пожалуй, даже покрепче, чем я думал.
Это тоже было очень много в такой момент. Я была ему ужасно благодарна. Он до сих пор мой ближайший товарищ.
Мы думали, что у меня есть неделя, чтоб освоиться с новым кораблем и попрактиковаться в поединках, хотя бы на тренажере. Но человек предполагает, а Вечная Мать располагает.
На следующий день я продала грузовик какому-то человеку с лицом в мелких желтых пятнышках. У меня уже был кое-какой опыт торговых сделок, поэтому удачно продала, даже дороже, чем рассчитывала. Тут самое главное – когда тебе объясняют неприличными словами, что товар никуда не годится, ответить такими же неприличными словами, что товар на самом деле очень хорош, а покупатель ничего не понимает. И при этом не улыбаться. Самое принципиальное – не улыбаться, даже если очень хочется. А то покупатель подумает, что ты его держишь за полного идиота, и обидится.
Так вот, я, конечно, продала грузовик, взяла за него боеприпасами, едой и медикаментами, и только самую малость – золотом, на всякий случай. И вернулась домой, а Котик мне и говорит:
– Луис, нас зовут в штаб. Стая летит на дело.
– Э-э, – говорю, – с какого перепугу?
Котик пожал плечами и отвечает:
– Чамли чего-то там накопал и теперь торопится. Мне тоже не очень это нравится, но нас с тобой никто спрашивать не будет. И если мы отмажемся, то потом ничем не отмоемся.
У меня ноги стали ватные от ужаса. Я поняла, что времени чему-то учиться у меня уже нет совсем, и что остается уповать только на небеса, в смысле – не на Простор, а на тех, кто обитает в метафизических небесах – на Праматерь, например.
Котик взял меня за руку и говорит:
– Не психуй, прорвемся как-нибудь.
Мы пришли в штаб. Там было тихо, светло, никто не пил ядовитые смеси и не было женщин. Весь народ собрался у большого плазменного экрана, а на экран была выведена карта системы, которой я никогда раньше не видела. А сидели так – с одной стороны Козерог, Рыжий, Фэнси и мы с Котиком, а с другой – Бриллиант, Гад и Череп, и стояло развернутое кресло для Чамли. Но красавчика в змеиной коже тоже не было, и я поняла, что он – не новый пилот Чамли, а так, его приятель, с которым они веселятся в свободное время.
А Чамли пришел вместе с тем, со стальными шипами в крыльях носа. И они пришли не в обнимку, так что я догадалась, что этот мужчина, уж наверное, просто пилот, а не что-нибудь другое. Чамли тронул экран, так что ожила картинка, и говорит:
– Вощем, мне птичка на ушко шепнула, что хитшане со своей базы на Надежде-15 будут груз вывозить.
Гад говорит:
– Сырье какое-нибудь? Радиоактивное дерьмо небось?
А Чамли говорит:
– Точно, сырье. Но не то, чтоб очень радиоактивное. Берчатий.
Все оживились. Штука дорогая и редкая, идет на всякие сверхпрочные и сверхтугоплавкие сплавы. Здесь, в мире, где оружие – вещь близкая к самой важной на свете, он должен бы вообще на «ура» продаваться.
Рыжий говорит:
– О, круто. И скажи, что его везут на старом грузовике, вроде Луисова.
А Чамли:
– На трех. Не таких увечных, но все же. Патруль Хитши их провожает до зоны «прыжка», а дальше никому и не нужно.
Наши тоже так делали. В гиперпространстве кораблю ничего извне не грозит – если только что-нибудь не заклинит и ты не вывалишься в физический космос. В пункте отправления проводят, в пункте назначения встретят. Дешево и сердито.
Бриллиант говорит:
– А конвойных много будет?
А Чамли:
– Стандарт на Хитше – трое на грузовик.
Козерог говорит:
– Нефигово. Их девять, плюс грузовики – а нас восемь. То есть, мы, конечно, крутые, но они-то там тоже не только что вылупились – им же платят за что-то. К тому же у них рядом база, они, если что, подкрепление свистнут.
Чамли посмотрел на него, сморщился и говорит:
– Не свистнут. Столько там и есть, вряд ли больше. Не та там база, чтоб флот держать. А из дома не успеют, если не будем спать на ходу. И к тому же я думаю, что бой будет попроще, чем вы тут навоображали. Мы можем отвлечь патруль. А потом внезапно атаковать.
Фэнси говорит:
– Как это – «отвлечь», нах? Вызвать и показать черепаху?
Чамли усмехнулся и объяснил:
– Все просто, как высморкаться. Один из стаи выходит в физический космос, когда они еще в зоне тяготения, и сходу разворачивается в атаку. Пара-тройка патрульных сразу ломанется крутить ему руки – а мы выходим через минуту-полторы. Главное – хорошо рассчитать «прыжок» – и всего делов.
Козерог говорит:
– Ну да, ну да. Иначе мы легко можем потерять двоих-троих, но это если не повезет. А так – одного, но с гарантией. Круто.
Гад говорит:
– А кто этот счастливчик, Чамли? Забавно, как это ты выбирать собрался. Лично мне, видишь ли, в ад для пилотов торопиться нет резона, мне пока и в этом мире интересно. На свои шансы ловить буду, но вот так под ракеты соваться…
И я вижу, что с ним все согласны. А Чамли усмехается и говорит:
– Тут думать нечего. У нас новый боец, так что я собираюсь проверить, чего он стоит. Луис их отвлечет, тем более что пилот у него – вполне еще ничего. И это будет вроде боевого крещения. А там посмотрим.
Все молчат и у всех лица совершенно потрясенные, только Череп нервно хохотнул. Козерог говорит в тишине:
– Ты бы, знаешь, счеты-то не сводил так откровенно.
А Чамли говорит:
– Я тут никого не держу. Боится – пусть валит отсюда к едрене фене.
Рыжий говорит:
– Здорово – он сваливает, а вся Мейна за неделю по твоим каналам узнает, что он свалил перед делом, потому что струсил за свою шкуру. Без подробностей, конечно. И куда, хотел бы я знать, он сваливает?
Чамли дергает лицом и говорит:
– Не мои проблемы. Или пусть докажет, что ему можно верить, или пусть хиляет отсюда. Я за него поручиться не могу – первый раз его вижу. Ты, Козерог, его где-то подобрал – но что ты о нем знаешь-то, собственно?
Козерог только плечами пожал. И взглянул на меня безнадежно.
Чамли говорит:
– Ну и все.
И у меня как-то само сорвалось:
– Чамли, я полечу. О чем речь. Только мне нужна хорошая лоция.
И на меня все посмотрели с любопытством и уважением. А Котик развалился в кресле и улыбался. Мы сделали такой вид, будто для нас это – самое обычное дело. Потому что, как говорится в одном древнем романе, нас точно убьют там, но нас еще вернее убьют, если мы туда не пойдем. И мы с Котиком, совершенно не сговариваясь, решили не терять лица.
Хотя было чертовски обидно умирать, когда только-только понравилось жить.
Чамли нам лоцию дал. Весьма приличную, кстати, тщательно считанную, собственноручно проверенную. Но когда отдавал дискетку, оглядел меня с головы до ног, и этот его взгляд означал: «Не воображай, что я поверил. Тебе и лоция смыться не помешает». А я постаралась на него посмотреть с дивным здешним выражением: «Мне, милый, твое мнение совершенно фиолетово». Но получилось у меня или нет, я так и не знаю.
А после этого Чамли, по своему обыкновению, ушел куда-то со своим новым товарищем и Черепом. Я понимала, что мир этот космодромом не ограничивается, тут вокруг есть некий город или поселок, но я даже представить себе не могла, какие ужасные дела с криминальной окраской могут там твориться, поэтому даже не пыталась туда сунуться и посмотреть. А Чамли, конечно, ходил туда отдыхать и, как охотники говорили, оттягиваться. Но, я заметила, не все ходили. У многих, наверное, в своих машинах было дел по горло.
Бойцы меня просто затискали, когда Чамли ушел. Они ко мне пристали с напитками и советами, но у меня в голове был сумбур, и я почти ничего не понимала, кроме того, что никто не мог мне помочь по большому счету. Поэтому я им сказала, что мне надо пойти подумать, а потом поспать – и все согласились, что это правильно.
Я обняла Котика за шею, как тут полагалось ходить, когда хочешь изобразить совершенно наплевательское отношение ко всему, кроме любви, и мы ушли из штаба. И у Котика была фирменная равнодушная улыбочка ровно до тех пор, пока мы не поднялись к себе на борт и не задраили люк.
А в нашей каюте Котик встал на колени, обнял мои ноги и сказал снизу вверх:
– Девочка, а откуда ты прибыла на Мейну?
Я говорю:
– С Аллариа.
Котик кивнул и говорит:
– Нам с тобой самое время туда вернуться.
Я села на пол рядом с ним, чтоб смотреть глаза в глаза, и говорю:
– Дружище, Аллариа – это колония Мортиса. Да не просто колония, а гетто для генетически увечных. Но мы с тобой попадем не просто в гетто, а на каторгу при двойной силе тяжести. Я сравнительно привычная, а ты не выживешь. Y-хромосома – штука уязвимая.
Котик говорит:
– Я по-любому не выживу.
У меня прямо слезы на глаза навернулись, как он это сказал. С каким великолепным пофигизмом. И я говорю:
– Ты можешь остаться. Никаких проблем. Я доведу машину до места, а больше никому и не надо. Продержусь там как-нибудь эту минуту. В конце концов, я все равно в долгу у Козерога, он меня спас, а я ему с его друзьями за это отплачу. Но одна. Не хочу, чтоб ты гробанулся вместе со мной – зачем? И за что?
Тогда он дал мне подзатыльник. И говорит:
– Ты – мортисянская стерва, Луис. Вы на своем гадском Мортисе мужиков за людей не считаете, я наслышан. Ты, как все мортисянки, думаешь, что мальчики нужны только для развлечений, а друзьями они быть не могут. И что их перед серьезным делом можно отослать носик попудрить. Так?
