Текст книги "Душегуб"

Автор книги: Макс Кранихфельд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

– Они на нас Хаттаба, как на живца ловят, – горячечным шепотом зачастил, оглядываясь по сторонам Бал. – Сам посуди, для чего еще группу расшифровывать и на дорогу выводить?

– Да мы и так уже после этой стрельбы по самые уши себя расшифровали, – отмахнулся Морген.

– Вот! И я про то же! Ты понял, кто такие эти перцы? Нет? Ну сам прикинь, старый пердун, баба и с ними нормальные спортивные мужики, идут по маршруту где должна проскочить из кольца банда…А? Не дошло? Это же ихняя разведка! Самый тот состав подобрали, который подозрений не вызовет. Никогда же не подумаешь, что в группе может быть баба, или старик. Им еще пацаненка пятилетнего не достает, для завершения образа. Они просто маршрут пробивали! Потому за ними и следить нужно, чтобы не сбежали, и Хаттабу весточку не донесли.

– Ну ты и загнул… – неуверенно протянул Моргенштейн. – Тебе бы романы с таким воображением писать… Про шпионов…

– Да ты послушай, Фома неверующий, – горячился Бал. – Нам приказали на дорогу выйти специально. Чтобы Хаттаб усек и понял, что его разведка спалилась, выручать надо. Он же не ждет, что на дороге машины спецы чешут, думает – обычные лохи. Потому, как стемнеет надо гостей ждать, нашим на выручку. А как только они с нами завяжутся, тут, похоже, и мотокопытный батальон подскочит. Тогда арабов и размажут. Сечешь? Нормальный же план? Или ты что другое, куда все неувязки укладываются, предложить можешь?

Действительно, в этот раз, высказанная неугомонным лейтенантом догадка вполне походила на правду и многое объясняла. Против своей воли, Морген уже так и эдак крутил в мозгу предложенный вариант, искал его сильные и слабые стороны и чем дальше, тем больше склонялся к тому, что в общих чертах все видимо так и есть. Иного разумного объяснения странным приказам, полученным с ВПУ, как ни крути, не находилось.

– А что же тогда по-человечески нам задачу было не поставить? Ясно и четко, как в армии, – сделал последнюю попытку опровергнуть догадку товарища Морген.

– Чудак человек! – расхохотался ему в лицо Бал. – Ты что хотел, чтобы тебе по открытой связи все как есть, по полочкам разложили? Или ты думаешь, Хаттаб наши переговоры не слушает? Наивный! Просто на ВПУ считают, что ты уже взрослый мальчик, сам два и два сложить можешь. Потому и темнят, а ты и уши развесил! Повезло тебе, что я в этой группе оказался, а то до сих пор ходил бы репу морщил!

– Ладно зубы-то сушить, – озабоченно произнес оглядываясь по сторонам Морген.

– Если все действительно так, подготовиться надо. Хорошо, тут скалы вокруг, не подойдешь, ясно откуда гости пожалуют.

Разом посерьезневший Бал согласно закивал.

– Надо приказ с умом выполнять, командир. Допустим, я с парой бойцов на дорогу пойду, хватит вполне для проверки. А остальным лучше здесь укрепиться и нас прикрывать.

– Да, так и сделаем. Посты к ночи удвоим. С тех углов удобно будет по атакующим работать, опять же перехлест секторов выйдет. Основную позицию в коровнике оборудуем, все же, какое-никакое, а прикрытие от пуль. Чечены пусть пока в ложбинке так и сидят, я к ним Чапу с Терехом направлю, парни надежные, у них особо не побегаешь. На ночь их тоже в коровник переведем. Там за ними присматривать легче будет. Ты с собой Цапеля возьми и кого-нибудь из молодых, тебе для спектакля толковые пацаны ни к чему.

Бал скривился как от зубной боли.

– Слышь, командир, оставь себе эту Цаплю. Достал он меня. Малахольный какой-то, то, блин, в ступор падает, только глазищами лупает. А дашь пинка, так выскакивает в рост, как контуженный, на рожон так и прет, и ладно, если бы, хоть толк с этого был. В слепую ведь лезет, дурниной… Вот подогнал Люд подарочек!

– Ладно, – улыбнулся Морген. – Пусть здесь остается. Двух молодых возьми.

Ответ на сделанный в милицию запрос проблем только добавил. Мало того, что все шестеро чеченцев числились законопослушными гражданами никак не связанными с исламским подпольем, так еще и тяжело раненый Асалханов оказался директором местной школы, человеком, пользующимся большим авторитетом и уважением в селе.

– Если с ним что-нибудь случится, – веско произнес начальник местного отделения милиции. – Все село, как один поднимется против обидчиков. Потому его и боевики тронуть боятся, знают, только лишних проблем себе наживут.

"А наши вот ни хрена ничего не боятся! – со злостью подумал, выслушав милиционера Зотиков. – Продырявили уважаемого жителя села и хоть бы дернулись. Нет, все в порядке, сидят и ждут медали. Господи, когда мы уже перестанем все постоянно портить? Ну, право слово, будто слоны в посудной лавке. Сложнейшими, рассчитанными до слова, до жеста дипломированными психологами оперативными комбинациями пытаемся завоевать доброжелательное, да хоть нейтральное отношение местного населения, а потом приходит эдакий срочно нуждающийся в наградной висюльке паркетный шаркун и одним махом пускает все по ветру. Да сколько же можно, в самом-то деле?"

– А что там случилось с Асалхановым? – с явно слышимым беспокойством в голосе спросил меж тем милиционер.

– Нет-нет, ничего страшного, – заторопился Зотиков. – Просто машину задержали на блокпосту для досмотра. Уточняем паспортные данные, если все в порядке, то немедленно отпустим Вашего директора. Не волнуйтесь…

– Точно все в порядке?

– Да, конечно, мы со стариками не воюем. Вон он во дворе на веранде сидит, чай с солдатами пьет. Ничуть на нас не обижается…

– А ну тогда, хорошо. Отпускайте его быстрее, ему в Курчалой сегодня обязательно попасть надо.

– Да, конечно. Не волнуйтесь, сейчас чай допьет и дальше поедет.

– Хорошо. До свидания.

– Лучше прощай! Век бы тебя не слышать! – отпустив тангенту переговорника, проворчал себе под нос Зотиков. – Ни хрена себе, порадовал. "Все село поднимется!" Вот спасибо, хорошо! Не было у мужика проблем, связался мужик со штабными придурками! И что теперь прикажете делать?

– Надо докладывать на Ханкалу, – твердо произнес грушник, оборачиваясь к мявшемуся у него за спиной Столярову.

– Обязательно? – дрогнув голосом, произнес, искательно заглядывая в глаза разведчика тот. – Может быть как-нибудь сами, на месте решим?

– Ничего мы уже сами не решим, – жестко отрубил Зотиков. – Один из раненых видный представитель местной интеллигенции, любой происшествие с ним может спровоцировать волнения в Шуани-Беной. А это, сами понимаете, не тот уровень, где можно брать на себя ответственность, тут погоны запросто полететь могут, если не головы. Так что не тяните, выходите на связь с генералом и ставьте его в известность. Все равно другого выхода нет.

Начальника штаба группировки трясло от ярости, взволнованный эфир гудел, пропуская через себя пенистый вал генеральского гнева, от матюков закладывало уши, и если от холодного интеллигентного презрения Зотикова Столяров ощутимо потерял в росте, то сейчас он, обильно потея, терял и вес, сдуваясь прямо на глазах спущенным воздушным шариком, опадая и сминаясь.

– Не знаю, как ты будешь вытаскивать ситуацию. Не знаю! – слегка подустав, рыкнул напоследок генерал. – Я вмешиваться и спасать твою задницу не собираюсь. Хочешь, лети сюда и тереби своих москвичей, может, они за тебя впишутся, хотя не думаю… А вообще подобные проблемы здесь обычно тихо решают на месте, а не впутывают в них командование группировки. Понял намек?

– П-п-понял, товарищ генерал, все п-понял… – неожиданно начав заикаться, проблеял Столяров, оглушенный полученным нагоняем.

– А раз понял, то и решай, и запомни, я не в курсе этих твоих дел. Понял? Не в курсе. К Зотикову обратись, у грушников в этом опыт есть, он подскажет… Все, до связи, жду доклада о решении проблемы.

– Ну что Ханкала? – полюбопытствовал Зотиков, едва полковник сдернул с головы наушники.

– Козлы, блин, – не сдержался Столяров. – Сказали, заварили кашу – выпутывайтесь сами, никого вытаскивать не будем. Генерал говорит, мол, напорола разведка косяков, пусть по-тихому исправляет.

Виктор Сергеевич весьма неловко переврал генеральское распоряжение, рассчитывая, таким образом, крепче привязать к делу, в какой-то момент как бы отошедшего в сторону грушника. Но тот лишь скептически улыбнулся в ответ. Зотиков в ряды виноватых в провале операции, по собственной воле записываться категорически не желал.

– Говорят у Вас в ходу какие-то свои негласные методы на случай подобных осложнений, – чувствуя себя полным идиотом, продолжил Столяров, с робкой надеждой глянув в суровое обветренное лицо разведчика.

– Какие тут могут быть методы? – вздохнул, разводя руками тот. – Завалить всех и имитировать подрыв на фугасе… Больше предложить ничего не могу…

– А так разве можно? – со страхом глядя на невозмутимо закуривавшего Зотикова, пискнул Виктор Сергеевич.

"Неужели он это серьезно!" – молчаливо вопили расширившиеся глаза полковника.

– Вообще прецеденты бывали, – неохотно буркнул разведчик.

– И что? Неужели с рук сходило?

– Сходило… Тут же все зависит от того, насколько грамотно сделать…

– Так чего же мы стоим? Скорее прикажите своим головорезам, пусть все сделают как надо…

– Э нет! – без всякого почтения покрутил пальцем перед лицом Виктора Сергеевича Зотиков. – Лично я, в этом не участвую! Вы командуете операцией, вот и отдавайте сами этот приказ. Мне под танки лезть, резона нет. В конце концов, не я так бездарно выставил засады, что мирных чичей настрогали…

– Но ведь там, этот майор с ними на связи… А вдруг он откажется передавать такой приказ… А если командир группы не захочет расстреливать пленных? Надо ведь придумать какое-то разумное объяснение… Найти какое-то основание…

– Ничего не надо, – устало вздохнул Зотиков. – Спецназ обучен выполнять приказы не рассуждая… Специфика такая…

Так в итоге и получилось, сидевший на связи в специально отведенный для оперативников палатке Поплавский выслушал распоряжение руководителя операции с нескрываемым удивлением, и на секунду Виктору Сергеевичу даже показалось, что вот сейчас майор потребует объяснений. Но оперативник лишь быстро глянул на стоявшего рядом Зотикова и, получив короткий подтверждающий кивок, поднес к губам гарнитуру рации.

– 513-ый, Главному.

– Ответил.

– Морген, ты?

– Нет, это Бал.

– Бал, это Поплавок. Как там ваши гости?

– В порядке, чего с ними будет? Трое трехсотых, остальные в норме. Один из трехсотых скоро в двухсотые перейдет, если доктора не пришлете.

– У вас шесть двухсотых, Бал. Понял? Шесть.

– Не понял, Главный, повторите.

– У вас нет гостей, 513-ый, у вас шесть двухсотых. Как понял?

– Нам что убить их что ли?

– Правильно понял. Машину тоже уничтожить. Выполняй.

– Подожди, Поплавок… Тьфу, Главный, подожди… Сейчас я Моргена позову. Я тебя что-то плохо слышу…

– Давай в темпе!

Моргенштейн только что сменил Бала на дороге и теперь стоял, небрежно кинув автомат на плечо прямо посреди шоссейки следя за неторопливым опасливым приближением проржавевшей «копейки». Машина шла со стороны Курчалоя, значит опасности не представляла, однако береженного бог бережет, и по знаку старшего двое разведчиков вскинули оружие, беря ее на прицел.

– Командыр, что случилось? Зачэм сытвол на меня наставляешь? Что хочешь, э? – из окна резко со скрипом тормозов остановившихся «Жигулей» высунулся начинающий лысеть чеченец средних лет.

– Проверка документов, – лениво глядя на него, процедил Морген. – Всем выйти из машины, предъявить паспорта и другие документы.

– Кому высэм? Адын я тут… Адын… – недоуменно развел руками водитель.

– Вот ты адын и ходы суда, – весьма похоже передразнил корявый русский чеченца Морген. – Очень быстро, пока я не осерчал!

Водитель, суетясь, рылся в бардачке, доставая и роняя на пол какие-то бумажки, наконец, добыл необходимый комплект документов и угодливо улыбаясь, подскочил к разведчику.

– Высе в порядке, командыр! Высе есть и мои документы, и на машин! Высе аформил, высе сделал! Сколько денег отдал! Ва! А там что за машин стоит? Что случилось?

– Где? – Морген, оторвавшись от засаленных бумажек, проследил за взглядом чеченца и недовольно скривился.

Конечно расстрелянный «УАЗик» стоило откатить подальше с дороги, но искореженная, тяжело осевшая на пробитые колеса машина двигалась тяжело, пихать ее в гору не хотелось. Потому ограничились тем, что общими усилиями оттолкали ее на обочину, да там и бросили на виду у проезжающих. Не здорово. Но что уж теперь? Раньше надо было думать.

– А тебе чего? Что такой любопытный?

– Ничего, так просто сыпросыл… Знакомый машин покзался, похожий у нас в селе есть, я и спросыл… Если нэльзя говорыть, то и не надо, – заторопился, заискивающе улыбаясь, чеченец.

Морген, не отвечая, пролистал паспорт. Ну да, все правильно! Прописан этот абрек в Шуани-Беной, не мудрено, что узнал машину, не так уж много, наверное, в селе транспорта. Да и хрен бы с ним, узнал, так узнал…

– В багажнике что везешь?

– Нычего не везу, командыр… Совсэм пустой… Ну запаска там, инструмент…

– Открывай, посмотрим!

– Зачэм нэ вэришь? Нэт, тама нычего… Сматри нэ жалка!

– Вот и открывай шустрей, раз не жалко!

Чеченец скреб по замку ключом, вздрагивающими от волнения пальцами никак не мог попасть в замочную скважину.

– Эй, Морген! – крикнул от коровника, размахивая руками, Бал. – Брось этого урода, тебя Поплавок на связь срочно требует!

Моргенштейн досадливо обернулся в сторону подчиненного, но видя, что тот корчит жутко значительные рожи и отчаянно жестикулирует, проникся.

– Ладно, повезло тебе сегодня, – остановил он неуклюжие попытки чеченца. – Езжай отсюда, пока я добрый…

– Спасиба, командыр, спасиба! – запричитал чеченец.

– Да отцепись ты!

Странное распоряжение, полученное от Поплавского, обсуждали недолго, и все высказанное касалось в основном способа выполнения поставленной задачи, а вовсе не ее необходимости. Зотиков был прав, спецназ рассуждать необучен, он как хороший безотказный инструмент, в руках хозяина, права голоса сам по себе не имеет. Не пистолет ведь убивает, а рука, нажавшая на спусковой крючок. Так вот, спецназ в данном случае был именно пистолетом, потому возможность невыполнения приказа даже ни разу не всплыла в разговоре. Один раз, почти на грани ее позволил себе лишнее удивление Морген.

– Кто же они на самом деле такие, если их решено вот так вот зачистить?

– Я же говорю, разведгруппа Хаттаба, – пожал плечами Бал. – Видимо сведения какие-то чрезвычайно важные имеют. Вот командование и опасается, что боевики их отбить смогут.

– Похоже на то, – обстоятельно согласился, вызванный с поста на совет Погодин.

– Видно не верят, что мы их удержать сможем, рисковать не хотят.

– Надо серьезно обмозговать, как их в расход выводить, командир, – обеспокоенно произнес Бал. – Если это такие рексы, проблемы могут возникнуть. Ты посмотри, как святую невинность из себя изображают, Большой театр отдыхает…

– Вот привалила работенка, – мрачно жуя нижнюю губу, вымолвил Погодин. – Неловко оно как-то безоружных резать. Все же люди они, а тут будто скотину… Кабы это в бою, в горячке, вроде и ничего бы. А тут грех на душу берем, отольется еще потом, как пить дать…

– А ты как Бумбараш, не в человека стреляй, а во вредное нашему делу донесение, – нервно хохотнул, непроизвольно дергая щекой Бал.

Брат лесника Шайбанова Джамал изо всех сил старался казаться спокойным. На самом деле ему было очень страшно. И зачем только он напросился сопровождать брата в эту поездку. Захотелось побывать в райцентре. Ничего себе побывал. Как бы еще ноги унести теперь отсюда подобру-поздорову. Всех задержанных небрежно перевязав раненых и наскоро перетянув резиновым жгутом простреленную ногу кусавшего губы от боли Вахаба, согнали в поросшую густой зеленой травой лощину, чуть поодаль время от времени зорко поглядывая на пленников, устроились два жутковатого вида гаска. Они ничем не походили на виденных раньше Джамалом русских солдат, те были мелкорослы, неуверенны в движениях, в лицах отчетливо читалась безысходная усталость и страх. Эти были даже на вид другими, сильными, уверенными в себе, смотрели с веселой злостью прямо в глаза, не пряча, не отводя взгляд. Совсем другие, непривычные русские. От осознания этой неправильности становилось еще страшнее. Куда мы попали? Во что влипли? Ведь не было никаких разумных причин с ними так обращаться. В машине ехали уважаемые люди, документы у всех в порядке, при обыске ничего не нашли. Почему же солдаты ведут себя так нагло, будто взяли их в плен после долгого боя и теперь имеют право сделать с ними что угодно?

– Эй, русские! – окликнул бойцов, пытаясь завязать разговор, общительный Карим. – Курить есть?

– Бамбук кури, обезьяна, – пренебрежительно сплюнув, заявил в ответ круглоголовый крепыш с измазанным потеками зеленой краски лицом.

– Зачэм так сказал! – возмутился водитель.

– Хлеборезку завали! – лениво отозвался разведчик. – Или зубы жать стали. Так сейчас быстро поправим…

– Что с нами делать будете? Командир что сказал?

– Смолить и к стенке ставить, что же еще! – издевательски захохотал солдат. – Бабу отдерем во все дырки, а мужикам головы отрежем! Мы все-таки оккупанты, или где?! Сам понимать должен!

Второй разведчик радостно гоготнул, вторя напарнику, и скорчил зверскую плотоядную рожу в ужасе шарахнувшейся за спины мужчин Хеде.

"Не убьют! Раз так шутят, значит, не убьют! – с облегчением подумал Джамал. – Хотели бы убить, не говорили!" Однако, когда прибежал от коровника запыхавшийся солдат, передав часовым, что задержанных срочно требует к себе командир, колени юного чеченца предательски ослабли, а тело забила крупная дрожь. Ничего хорошего от предстоящего разговора он не ожидал.

– А эту дохлятину как, на себе что ли переть? – недовольно проворчал один из разведчиков ткнув стволом в сторону хрипло с натугой дышащего Асламбекова.

– Нет, командир сказал этого здесь оставить и охранять.

– Ладно, хоть так… – буркнул себе под нос солдат.

А Джамала вновь пронзила игла дурного предчувствия, холодной смертной тоской повеяло вдруг, будто набежавшая туча закрыла ярким летним днем ласковое теплое солнце.

Командир гасков говорил коротко и резко, будто через силу роняя с губ жесткие рубленые фразы.

– Получен ответ на наш запрос из поселковой милиции. Ни к кому из вас у них претензий нет, так что задерживать вас и дальше смысла не вижу. Вы оказались в зоне проведения специальной операции. Водитель, – русский остро глянул на потупившегося Карима. – Не выполнил требование об остановке. Этим и вызван происшедший инцидент. После можете обжаловать мои действия в суде или где хотите, а сейчас я вас больше не задерживаю. Можете возвращаться в село.

– А как же раненые, офицер! – возмущенно выкрикнул Ибрагим Исмаилов. – Амир не может сам передвигаться, да и Вахаб еле ходит. Как мы дойдем с ними до села.

– За ранеными с минуты на минуту прибудет вертолет, который доставит их в военный госпиталь. Поэтому раненые останутся здесь, – сморщившись как от попавшей на язык кислятины, выговорил русский.

– Тогда мы тоже останемся, – окончательно осмелев, крикнул Ибрагим. – Мы не бросим своих земляков.

– Вертолет заберет только троих раненых, – отворачиваясь и давая понять, что разговор закончен, отрезал офицер. – Для остальных места нет! Хотите, можете оставаться здесь и ждать, но я бы посоветовал идти обратно в поселок. Еще сможете добраться до темноты.

Стоящий рядом с командиром высокий и гибкий разведчик издевательски ухмыльнулся последней фразе. "Ложь! Он все наврал! Не будет никакого вертолета!

– обожгло страшной догадкой Джамала. – Они нас не выпустят!" Он, изо всех сил стараясь найти опровержение этой бьющейся в голове мысли, пристально вгляделся в лицо еще одного, кряжистого и низкорослого. Тот виновато отвел взгляд, мрачно дернув головой в сторону дороги, иди, мол, нечего тормозить. "А что же остальные? Неужели ничего не видят?!"

– Брат! – Джамал обернулся к припадающему на простреленную ногу Вахабу.

– Иди, малыш, – ласково тронул тот его за плечо, успокаивающе кивнув. – Иди, а то мама будет беспокоиться. За меня не волнуйся. Рана не опасная, все будет в порядке.

– Брат! – отчаянно вскрикнул, хватая его за руку Джамал.

– Иди, малыш, иди… Еще увидимся, верь… Все будет хорошо…

"Он все понимает! – сжалось у Дажамала сердце. – Все понимает, но надеется, что гаски добьют только раненых, а остальных отпустят! Что им, в самом деле? Скажут потом, что раненых отправили в госпиталь, в какой неизвестно, ищи свищи… Никогда концов не найдешь".

– Я не уйду. Останусь с тобой! – подчиняясь внезапному порыву, выкрикнул он, с ненавистью скользнув взглядом по лицам ухмыляющихся гасков.

– Иди, Джамал. Заботься о матери и сестрах, ты теперь старший мужчина в семье. Иди…

Подчиняясь гипнозу потемневших глаз брата, не в силах ослушаться его приказа, он сделал шаг, потом другой, пошел, торопя непослушные ноги, до скрежета эмали стиснув зубы, давя рвущийся из горла крик. Рядом напряженно сопел спотыкаясь, Ибрагим, что-то причитала за спиной Хеда. Пройдя с десяток шагов Джамал понял, что должен во что бы то ни стало еще раз взглянуть на остающегося на верную смерть брата. Обернулся он, как раз в тот момент, когда высокий и тонкий русский все также глумливо улыбаясь, поднял к плечу автомат, целя в затылок скорбно раскачивающейся на ходу, семенящей мелкими шагами Хеде. В следующий миг время будто остановилось, обретя вдруг вязкую пластичность. Джамал отчетливо видел, как пошел назад лежащий на спусковом крючке палец русака, как медленно расширяясь, поползла по щеке его улыбка. Он хотел побежать, что-то крикнуть, но не смог заворожено глядя на расцветающий на конце черного зева автоматного дула огненный цветок. А потом качающаяся из стороны в сторону при каждом шаге голова Хеды с хлюпом взорвалась изнутри, лопнув как переспевший арбуз. Теплые брызги крови с маху стегнули Джамала по лицу, возвращая к реальности. Компенсируя странную медлительность, события вдруг завертелись вокруг с нереальной быстротой. В уши ударил истошный визг, сквозь который едва пробивались частые приглушенные хлопки выстрелов. Мелькнуло перед глазами удивленное лицо Ибрагима, потом чередуясь между собой, возникли розовое предзакатное небо и пожухлая побуревшая под солнцем трава. Сильный удар об какую-то кочку ребрами выбил из груди воздух, но одновременно привел его в чувство. Он был уже у дороги, видимо оступился сгоряча и просто скатился по склону. Рядом, сыпанув в лицо пылью, чмокнув страстным поцелуем, вошли в землю пули. Джамал в панике обернулся. Тонкокостный русак ловкими прыжками спускался по склону, он больше не улыбался, лицо, будто застыло в дьявольски искореженной маске, глаза смотрели с жестким прищуром охотника на крупную и опасную дичь. На него, Джамала! Это он сейчас дичь для бегущего вниз гаска!

Осознание этого будто придало сил, не чувствуя боли он вскочил отчаянно вереща раненым зайцем. Метнулся не разбирая дороги под уклон, опять споткнулся, но удержался на ногах, стрелой понесся вперед не чувствуя ногами землю. Вслед ударили выстрелы, но они лишь пришпорили и так летящего, как на крыльях беглеца. Вот и дорога, ботинки выбили сумасшедшую чечетку по выщербленному растрескавшемуся асфальту, и Джамал, ловко перепрыгнув неглубокий кювет, ввалился в невысокий по пояс кустарник, продираясь напрямик туда, где рокотал на перекатах, вскипая белыми пенными бурунами Ахсай.

Что-то тяжелое тупо ударило его в бедро, когда он уже хлюпая по воде нырял в колышущуюся под ветром зеленую стену росшего вдоль берега камыша. Он вначале не обратил на это внимания, но когда по штанине в ботинок стремительно потекло густое и теплое, сообразил, что ранен. Однако владевший всем его существом в тот момент смертельный ужас не позволил остановиться. Страшный русский был где-то рядом, такой не оставит погони, не бросит преследования, пока не настигнет в конец обессиленную жертву. Не стоять, с раной разберемся потом, сейчас нужно бежать, дальше, дальше, раздвигая руками шершавые стебли, забиться в самую глушь. Туда где не найдут, не поймают… Еще быстрее, еще…

Онемевшая, ставшая непослушной нога подломилась под его весом, и Джамал запрыгал подобно диковинному пауку на трех конечностях, волоча за собой одеревеневшую ничего не чувствующую, будто чужую ногу. Стухшая прибрежная вода теплой вонючей волной заливалась в нос, захлестывала илистой жижей рот, но он все дальше и дальше уползал вглубь спасительных зарослей, движимый лишь одним желанием уйти как можно дальше от того страшного места где ждала его смерть. Молодой, ничего не понимающий в ранах чеченец не знал, что у него перебита бедренная артерия, и он буквально истекает сейчас кровью. А если и знал бы, все равно вряд ли смог бы оказать сам себе необходимую помощь. Как-то неожиданно он почувствовал накатившую из глубины перетруженных мышц невыносимую усталость, властно потянуло вдруг в сон, захотелось упасть прямо здесь в теплой мутной воде и лежать, блаженно вытянувшись, ничего не делая, никуда не спеша. Даже жутко скалившийся в улыбке русак перестал казаться таким страшным, он наверняка уже прекратил бесполезную погоню. А значит можно остановиться и немножко передохнуть, совсем чуть-чуть, только чтобы отдышаться… Голова закружилась, став пустой и звеняще легкой, перед глазами с хрустальным звоном, перекатывались радужные шарики. Надо передохнуть, хотя бы чуть-чуть… Передохнуть… Отдышаться… Вот как раз подходящая кочка, на нее можно облокотиться. Джамал как подрубленный осел прямо в воду, положив голову на травянистую кочку и закрыл глаза. Он тут же решил открыть их вновь, но внезапно понял, что не может этого сделать, слишком тяжелы оказались, будто свинцом налитые веки.

– Вот видишь, все хорошо, а ты боялся, глупый! – заговорщицки шепнул ему на ухо Вахаб, тихо посмеиваясь в густые усы.

– Да, все хорошо. А ты где? – не открывая глаз, слабеющим голосом откликнулся Джамал, явственно ощущая, как окончательно потерявшее вес его тело, поднимается на поверхность воды, уплывая куда-то в ласковых струях течения.

– Я здесь, малыш! Иди ко мне! – позвал все, также добродушно смеясь Вахаб.

– Иду, я уже иду, – хотел ответить ему Джамал, но из горла вырвался лишь тихий вздох, его окончательно закрутило водоворотом, унося все дальше и дальше…

Погодин внимательно смотрел в сморщенное от боли лицо старика.

– Ну стреляй, стреляй, русская свинья, – собрав последние силы хрипнул тот, пузыря на губах кровавую пену. – Все равно не жить вам здесь, не загоните больше вайнахов в рабство. Кончилось ваше время, наше подходит!

– Вот видишь как… Выходит не зря тебя стрелять приказали… Сука ты выходит подлая, раз говоришь такое, – рассудительно ответил бессильно откинувшемуся назад на разостланный на земле брезент чеченцу прапорщик. – Спасибо, снял грех с души моей. Теперь убью спокойно…

Старик пожевал губами силясь плюнуть в разведчика, но выстрел прозвучал раньше, пуля ударила точно в голову, мотнув ее из стороны в сторону и оставив во лбу лишь слегка закровевшую аккуратную дырочку.

Бал вернулся уже в темноте. Разочарованно махнул рукой на немой вопрос Моргена.

– Ушел, сука! Подстрелил я его вроде, но он гад, на трех ногах в камыши ускакал.

– Хреново, – покосился на него с осуждением Морген.

– Сам знаю, – окрысился Бал. – А что сделаешь, по темноте его в камышах не найдешь. С рассветом можно по следам пробежаться, а сейчас без толку.

– До рассвета у нас времени нет, – отрезал Морген. – Запалим машину и уходим. Уж как вышло, ушел, так ушел…

Только сейчас лейтенант обратил внимание, что трупы чеченцев беспорядочным ворохом, как попало, навалены в стоящий с открытыми дверцами «УАЗ», а Погодин возиться рядом с найденным видимо там же ржавым ведром, пытаясь слить из бака бензин. Наконец это удалось и остро воняющее самопальное топливо, выгнанное на каком-то местном мини-заводике, заплескалось, весело звеня об металл. Выцедив бак до конца, Погодин обильно полил машину снаружи, от души плеснул внутрь на трупы и, отойдя шагов на десять, пальнул в салон из ракетницы. Полыхнуло жарко и весело, яркое почему-то отливающее синевой пламя, жадным языком метнулось к потемневшему небу.

– Вот тож! – гордо повернулся Погодин к Моргену. – А ты говоришь, подорвем, командир, и так сгорит как миленькая, зато взрывчатку сберегли. Списывай ее потом, бумагу пачкать замучаешься…

Отражаясь в глазах Погодина, весело разбрасывая искры, плясало пламя. Спустя минуту группа уже уходила, растворяясь в окутавшей горы непроглядной тьме, летней южной ночи. Еще долго оборачиваясь назад, Морген видел у себя за спиной все отдаляющийся отсвет пожара. "Чтоб впереди все разбегалось, а позади пылало и рыдало, – кстати вспомнилась училищная еще присказка. – Так все и вышло, только рыдать сегодня некому. Плакать будут потом. Смертным воем изойдутся родственники убитых сегодня чеченцев, выплачут глаза заливаясь слезами вдовы и матери… Так и надо, – внезапно ожесточаясь подумал он. – Только так и надо. Это будет лишь малая плата за слезы и боль российских жен и матерей. Так и надо. Огнем и мечом, как встарь!"

Тревога за невернувшихся в срок жителей поднялась в селе лишь на третий день, тут, как нельзя кстати, сосед Карима припомнил виденный на обочине дороги совсем недалеко от поворота на Курчалой похожий на соседский «УАЗ». Собрались в один момент, в ржавую «копейку» плотняком набились родственники пропавших, и поисковая экспедиция тронулась из села. «УАЗ» обнаружился точно в том месте, где и рассказывал водитель, только теперь он представлял из себя обугленную остро воняющую сладковатым запахом паленого мяса развалюху, в которой никто не узнал бы ухоженную машину Карима. Но опознавать автомобиль уже не требовалось, красноречивее любых слов о судьбе пропавших сельчан говорили пулевые пробоины в автомобильном кузове и скорченные обгоревшие трупы в салоне.

Село забурлило, как-то разом, похороны Асалханова переросли в стихийный митинг, с пеной у рта белобородые аксакалы призывали отомстить неверным собакам, загубившим столь достойного человека. Рвали на себе черные траурные платья, обливаясь слезами, заходясь в истерике женщины. Вскоре в толпе уже замелькали охотничьи ружья, а кое-где и автоматы. Местная администрация пыталась увещевать возмутителей спокойствия, но когда ее главе недвусмысленно ткнули под нос ружейным стволом, оставила заведомо бесполезные попытки. Волнения грозили охватить весь район. Из Курчалоя спешно прибыла в Шуани-Беной целая делегация, включавшая в себя местного муллу, мэра Курчалоя, военного коменданта и каких-то еще чинов из милиции и прокуратуры. Глава районной администрации перед возмущенной толпой жителей в присутствии муллы на Коране поклялся, что приложит все силы, чтобы найти и покарать убийц. После этого народное возмущение потихоньку пошло на спад. Следователь прокуратуры с бригадой экспертов, под охраной целого взвода комендачей на трех БТРах выехал к месту происшествия, долго осматривал, чуть ли не обнюхивал обгоревший «УАЗ». После детального осмотра он попытался было робко заикнуться о подрыве на бандитском фугасе, но не преминувшие сопроводить дознавателя до места, умудренные прокатившимися через село двумя войнами, местные жители, при этих словах откровенно смеялись ему в лицо. Комендант, чуть лучше разобравшийся в обстановке, отвел молодого старлея из Шалинской прокуратуры в сторону и злым шепотом посоветовал ему не валять дурака, пока здесь же в клочья не порвали. "Липа должна быть липовой, а не дубовой!" – цинично сплюнув сквозь зубы, закончил он свою речь, напряженно оглядываясь на гомонившую поодаль толпу. Чтобы успокоить местных, пришлось в срочном порядке возбуждать уголовное дело, основные фигуранты которого определились после короткого опроса, руководителей проводившейся здесь спецоперации. Как и следовало ожидать, основную вину постарались свалить на действовавшую в районе группу Моргенштейна, непонятно из каких соображений зверски расстрелявшую законопослушных граждан. Командование, естественно, до последнего момента ни о чем подобном даже не подозревало.