355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Макс Фрай » Секреты и сокровища » Текст книги (страница 7)
Секреты и сокровища
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 08:02

Текст книги "Секреты и сокровища"


Автор книги: Макс Фрай


Соавторы: авторов Коллектив
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Виталий Авдеев
Культурный обмен

Гость был наряжен хоть куда. В пузырчатом железном кафтане, остроносых, модных, железных же штиблетах, с разукрашенным похабными картинками щитом, копьем, увитым, словно майский посох, разноцветными лентами и, в довершение всего, с кастрюлей на голове. Гостев конь, укрытый затейливой скатертью с круглыми прорезями для глаз, тоже поражал воображение. Змей Горыныч озадаченно хмыкнул.

– Илюш, – осторожно спросил он, – Ты в порядке?

– Delds ilstpo lis! – злобно и гулко проорал в свою кастрюлю гость и потряс майским посохом.

– На карнавал что ли собрался? – удивился Горыныч, – Этот, как его, Хайло вынь? Хорошее дело. Только не пойму никак, кем это ты обрядился.

– Lderrei hoj! – ответил пришелец.

– Соловьем-разбойником, чтоль? Тот пузатый конечно, но при чем тут кастрюля. Лешим? У того башка ого-го, это да, но зачем тебе лошадь, Леший их терпеть не может.

– Khorren!

– Не, не, не подсказывай, я сейчас сам угадаю. Кикимора? Баба-Яга? Кот-баюн?

– Drohj ouight!!

– Ну ладно, ладно, сдаюсь, говори. Только кастрюлю сними, а то тебя совсем не разобрать.

– Khurhen!

Гость взял посох наперевес и пришпорил коня.

– Э! Э! – легко увернулся Змей Горыныч, – Тебе чего, Илья, голову в этом наряде напекло?

Гость не ответил, он, сосредоточенно пыхтя, пытался вытащить застрявшее в расщелине копьё. Горыныч осторожно подошел сзади и одним движением выдернул копье из скалы, словно зубочистку из стейка. Гость, испуганно замахав руками, отскочил в сторону и выхватил меч.

– Korose dragonus! – завопил он, тыча железкой в Змея, – Shinues!

– А! – хлопнул себя по лбу Горыныч, – Драгонус! Точно! Я же обещал племяша на выходные подменить. Совсем память ни к черту стала.

Он отодвинул рыцаря в сторону и торопливо направился к пещере. Оттуда он вышел уже с привязанными картонными крыльями, в очках и с толстым разговорником в руках.

– Их бин злой и страшный Драго-Нус! – прочитал он по складам, – Слышь ты, чучело? Драго-Нус! Их бин в рыцарях знаю толк. Рыыыыы!!!

Гала Рубинштейн
Сказка про лисичку, которой бабушка оставила в наследство сундук со старыми шляпками и Смертельный Ужас

Пожалуйста, дружок, еще до того, как я начну сказку, оцени – до чего ж я умная и хитрая. Другая бы полчаса рассказывала, как в одном волшебном лесу жила-была Лисичка. И у этой Лисички была бабушка. Ну, то есть не все время была. Сначала была, а потом уже не было. Умерла бабушка. И оставила Лисичке наследство – сундук со старыми шляпками и Смертельный Ужас в придачу. Видите, как долго получается? А я все упихнула в название!

Ну вот, Лисичка очень обрадовалась, потому что теперь ей больше не надо было заботиться о завтрашнем дне. Она, в общем-то, и раньше не заботилась, даже до наследства, ну а с целым сундуком старых шляпок да еще и со Смертельным Ужасом в придачу – тут уже и вовсе не до забот. Тут до завтрашнего дня дожить бы – и то счастье.

Первую неделю Лисичка провела перед зеркалом вместе со своими новыми старыми шляпками. А потом шляпки закончились, и Лисичка вспомнила, что в сундуке еще что-то было.

Лисичка Смертельный Ужас примерила, и решила, что он ей не к лицу. Улыбка какая-то нервная у нее стала от Смертельного Ужаса. На оскал похожая.

Стала Лисичка думать, куда Смертельный Ужас девать. Выбрасывать жалко – семейная реликвия как-никак. Ну и решила она его на базар снести. Чтобы сменять Смертельный Ужас на курочку. Подходит к ней Белочка. Чем, говорит, торгуешь? Да вот, отвечает Лисичка, Смертельный Ужас. Смотри, какой большой и толстый. От сердца отрываю, можно сказать.

Ну, Белочка с одной стороны посмотрела, с другой стороны понюхала, и решилась все-таки примерить. Глянула в зеркало – и аж задрожала. Такая она красавица стала, что просто слов никаких нет, чтобы красоту эту дивную описать. И главное, глаза увеличились – ну просто в пол-лица.

Беру, – закричала Белочка. Вот тебе курочка, заверни мне, пожалуйста, Смертельный Ужас в розовую бумагу и перевяжи беленькой ленточкой.

Ты что, с ума сошла, – возмутилась Лисичка!

Это ж тебе не тушь для глаз безмерно уважаемой мною фирмы Ланком! Кстати, за тушь для глаз дают целых десять курочек, я недавно проверяла, а она ведь не дает такого стойкого эффекта как мой Смертельный Ужас!

И вообще, я передумала.

Самой сгодится. Лучше я его на кусочки порежу и по отдельности продам.

Тут у Белочки просто сердце остановилось. Она представила себе как Ужас режут на кусочки и громко завопила: Нет, пожалуйста, не надо! Ты права, конечно. Курочка маленькая, а Смертельный Ужас вон какой огромный. Давай я тебе его сменяю на Вселенскую Тоску. Она тоже ничего, хорошая. Мне только не идет. Она меня полнит, мне кажется.

Лисичка приложила к себе Вселенскую Тоску и потеряла дар речи. Вселенская Тоска очень удачно оттеняла рыжий хвостик, кроме того, большие пушистые ресницы приобрели 86 процентов дополнительного объема, что на 11 процентов опережает безмерно уважаемую мной фирму Ланком.

Лисичка одной лапой прижала к сердцу Вселенскую Тоску, а другой сунула Белочке пакет со Смертельным Ужасом. И побежала домой с обновкой.

А Зайчик посмотрел на это и подумал: Вот дура. Лучше бы действительно на курицу сменила. Или лучше даже на быка. Бык вообще в хозяйстве полезный зверь.

Но вслух Зайчик ничего не сказал, а медленно побрел по дорожке, волоча за собой Здоровый Инстинкт Самосохранения и грустно вспоминая отданное Ежику Беспредельное Одиночество.

Такие вот дела.

Александр Шуйский
Дела семейные

1.

Давай сделаем так.

Окна у нас заклеены, их мы не тронем, а под дверь положим одеяло, которое у нас вместо пледа. Свернем в жгут и положим, чтобы хорошо щель закрыло, чтобы не потянуло раньше времени. Во-от. Ты ешь, ешь, напоследок-то, у меня там вовсе какие-то копейки остались, вот я тебе с рынка на последние, творога-то с рынка, да со сметаной, милое дело, это тебе не магазин «диета» с тараканами и красной подсветкой в мясном отделе, которую если выключить, увидишь, что все зеленое уж неделю как. Можно было бы, конечно, и мяса нам с тобою купить – ах, какое мясо смотрело на меня на рынке! – но это было бы только тебе, потому что на кухню я не пойду, я не могу на кухню идти, я трушу, ничего никогда не боялась, все пережила, а на кухню сейчас идти трушу, там ведь эта, крашеная в бигудях, я на ее нос лоснящийся смотреть больше не могу, крыса она, крыса, царица Крысинда, сожравшая сало. Ее даже собственный ребенок боится, бледнеет и шарахается, я же видела. Раньше хоть ночью можно было готовить, но теперь там по ночам этот бледный мальчик сидит, с тараканами разговаривает. Они – шур-шур-шур по шкафам, а он им – такие дела, ребята. Позавчера выхожу – перед ним крыса сидит, здоровая такая, а он ее с руки кормит. Я чуть не закатилась, вот не поверишь, прям на месте, где стояла, там и развернулась и пошла по коридору, за стеночку придерживаясь.

Нет, не пойду на кухню. Больше никогда не пойду на кухню.

Да и зачем нам с тобой на кухню? Тебе плошка с творогом, мне плошка с творогом. Где-то у меня были остатки сахару… ага, вот они. Я себе посыплю, тебе не надо, нет? Ладно, не вороти носу-то, твоя полосатость, не буду портить твой творог. Ешь. Ешь, наедайся напоследок. Мы с тобой ровесницы, да на человечий счет тебе куда больше, чем мне, дуре беспутной. А в пятнадцать лет казалось – когда-а еще двадцать пять будет, я ж уже старухой стану! Старуха и есть. Старуха есть, Родионроманыча на нее нету, придется самой, такие дела, ребята.

Все. Деньги кончились, учеба кончилась, любовь прошла, завяли помидоры. Одна ты у меня все мои двадцать пять, ста-аренькая ты у меня уже, полосатый ты мой зверь, старенькая и больная, вон худая какая, одна кожа да кости, да и я не лучше. А у меня даже нет денег на то, чтобы тебя усыпить. Даже на смерть для нас с тобой нет у меня денег. Про ребенка… мы не будем про ребенка, правда? И про него тоже не будем, он до-обрый, он або-орт оплатил, да еще и проследил, чтобы на что другое не потратила, хоро-оший мой. Прав, да, кругом прав, куда такой рожать? Куда вообще такой? Некуда. Вот и не будем.

Наелась, да? Ну, давай устраиваться. Ты не бойся, мы с тобой сейчас сытые как давно не были, нас быстро в сон потянет. Мы под одеяло заберемся и заснем. Спички нынче дешево стоят, а у меня еще и полпачки димедрола от былой роскоши осталось. Ну вот, вот, окна закрыты, дверь заложена. Вату тлеющую мы сейчас подушкой накроем, знаешь, как дымить будет. Иди ко мне сюда.

Как же ты мурчишь, как трактор мурчишь, это творог в твоем пузе мурчит, ты спишь уже, а у меня под рукой и боком вибрирует твой мурчатель, и тепло, тепло, сонно и тепло…

Паленым потянуло. А мы подоткнем одеяло. Тихо, тихо умрем.

Никто не придет.

2.

Вернись ко мне, я люблю тебя.

Вернись, вернись, я записки твои перечитываю, как отченаш, я скляночку храню из-под твоего лосьона, она еще пахнет, у меня полный ящик твоих зажигалок, у меня на дне жестянки еще есть немного твоего табаку, когда становится совсем плохо, я во все это зарываюсь лицом и реву, бабски реву, нехорошо, нехорошо. Вот, уже не реву, вот, вот.

Не говори мне про семью и детей, не надо мне про семью и детей, при чем здесь они, я же прошу вернуться тебя, я не хочу твоей семьи и твоих детей, мне твоего оттуда вообще ничего не надо, пусть оно будет где-нибудь, но не со мной, а со мной чтобы был ты, чтобы целовал в закрытые глаза, чтобы водил пальцем в выемке под скулой, чтобы заполнял каждую мою впадинку-складочку, чтобы заполнялся мной, чтобы я видела, как поднимается этот прилив в твоих глазах, чтобы светилась, чтобы спала у тебя на плече, чтобы варила тебе кофе утром и будила по часу, – ты сова, ты плохо встаешь, не за один раз.

Господи, да я все сама, все давно уже сама, тебе есть куда придти, тебе есть куда сесть, есть куда лечь, я давно уже сама, и все, как ты любишь, даже цветы эти твои странные не вянут у меня, научилась, сумела. Я приготовлю, как бог, я залюблю, как дьявол, я тебе денег дам на такси, если поздно придешь и рано уедешь, все сама, ничего не нужно, даже за сладким в магазин не ходи, за вином тем более, полный бар, никуда не сворачивай, иди, иди прямо, вот так, верх по лестнице, теперь домофон, теперь лифт, теперь дверь, прямо иди, нигде не задерживайся, я уже ванну налила и кофе поставила.

Ты же с каждым годом стареешь, а я – молодею, так уж в нашем возрасте заведено у мужчин и женщин, между нами теперь лет десять разницы, еще года два-три – будешь как Соломон с девственницей, представляешь, ладно, шучу, шучу, но смотри, какая я стала гладкая, сытая да бархатная, а ведь была кошка драная помоечная, ты помнишь? Ни стрижки, ни макияжа, ужас ведь, если подумать, ты помнишь, как взялся стирать с меня ту кошмарную лиловую помаду, а я отбрыкивались, визжала – ничего не умела, ни накраситься, ни стол накрыть, ужас просто, ходила в каких-то тряпках о пяти цветах, о десяти блесках, в туфлях каких-то немыслимых, ходила, смеялась, не боялась ничего на свете, ты сдирал с меня эти туфли и тряпки, ты валил меня на диван, шаткий, как гнилой зуб, ты смеялся, ты глаза целовал. Вернись, вернись, и я вернусь, девица неухоженная двадцатилетней давности, без денег, без квартиры, без карьеры, но рядом с тобой, уверенная – никому не отдаст, все сам съест, никого не подпустит, как за каменной стеной, как за письменным столом, и что-то пишет, пишет по ночам, рвет, заново пишет, ходит мрачнее тучи, я на цыпочках за дверью, дура, дура, надо было из-под рук выдирать и прятать, и читать днем, когда он на службе, и упиваться каждой строчкой, гений, гений, а я при нем, и навсегда, верни мне меня – дуру двадцатилетнюю, наглую, на тебя орущую, тебя куском и бездельем попрекающую, малолетку, у которой ты, женщину, которую ты, только ее и никого больше, и все мне – и строчки, и крик, и слезы в подол, вот эту меня верни, верни мне, которая при тебе твердо отныне и навсегда, верни-и-и…

3.

Что значит – ты ненадолго? Ты опять убегаешь? Послушай, сколько можно, я же не вижу тебя совсем. Да, жалуюсь, именно что жалуюсь, я понимаю, что работа, но, может, нафиг такую работу уже, а? Я знаю, что мне первому не понравится, но я же скучаю, ужасно скучаю, каждый день.

Это? Это ерунда, игрушка. Ну ничего себе – сначала ненадолго, а потом еще меня же из-за моей машины… Хочешь, я пущу тебя на мышь, а поиграем вместе? "За себя". Я знаю, что ты любишь "за себя". Ладно, тогда хотя бы поговори со мной. Ты понимаешь, мне как-то совсем некуда деть себя в последнее время, и вообще не хочется ничего, потому что такая осень в городе, каждый день золотой свет и звук, каждый день падают листья, я смотрю на березу за окном, желтое проступает в ней, как седина, только очень быстро, куда быстрее, чем у человека. И понимаешь, я… Что ты там бьешь по клавишам – вид сверху? Да так же неинтересно, я понимаю, что тебе так привычнее, ладно, ладно, табуляцией это делается. Свет себе включи, темнеет уже – да тише ты! Вон настольная лампа, изволь воспользоваться! Фу, черт, разве ж так можно.

Нет, с глазами все в порядке, с ушами хуже. Я в последнее время свет воспринимаю как звук, во всяком случае такой свет – сильный и внезапный, это как музыка. Осенью Питер весь становится как музыка, тяжелая музыка, не на каждый день. А глазами-то я только от цвета слепну, если что-нибудь совсем невозможное, как на рекламных щитах, ядовитое и голодное.

Я вчера опять Призрачный мост видел, он любит в туман погулять. Может, мы бы все-таки как-нибудь сходили на набережную, а? А то ведь так вся осень пройдет, а мы ни разу и не пройдемся по мостам и островам, я уже слышать не могу о твоей работе…

Я счастлив, что уже шестой уровень, но ты можешь все-таки со мной поговорить? Ну хотя бы пять минут просто поговорить со мной, а, Господи?

4.

Я хочу оставлять следы.

Маленькие, кошачьи: топ-топ-топ, сначала через лужу, потом по асфальту, потом на капоте припаркованного мерседеса. он светится от воска, я по нему – топ-топ-топ, аккуратной цепочкой.

Воробьиные в снегу. Много-много. И кожуру от семечек. Мы тут были, мы тут ели.

Чьи-то большие на мокром песке, и чтобы было видно, что играл с водой – прыг на волну, бегом от нее, не догнала, снова – прыг!

И следы ветра в траве – примятые стебли, рассыпанные семена одуванчиков, сбитый в ком тополиный пух.

И человеческие, тяжелые, глубоко вдавившиеся во влажную почву, в сыпучий гравий, чтобы было видно: нес на руках.

Андрей Сен-Сеньков
ОКЛАХОМА

УРОКИ РИСОВАНИЯ В НАЧАЛЬНОЙ АМЕРИКАНСКОЙ ШКОЛЕ ДЛЯ МАЛЬЧИКА ИЗ СЕМЬИ ЭМИГРАНТОВ

Калифорния, «золотой штат»

Ты рисуешь желтый кружок. Цвет такой вкусный, что ты начинаешь слизывать получившийся рисунок. Вечером с соседской девочкой Дженис у вас будут получаться и не получаться желтые поцелуи. На следующий день у Дженис тоже будет урок рисования. Но она не придумает ни одного предмета желтого цвета. А после школы ее собьет автомобиль. Такси, возвращающееся из автосервиса, где его только-только покрасили в желтый цвет. А ты будешь стоять рядом, и собирать в ладонь слетающие с ее губ обручальные кольца кончившегося детства.

Кентукки, «штат голубой травы»

Ты рисуешь голубые линии. Длина их различна. Ты думаешь, те, что короче – королевы. Те, что длинней – короли. В этих линиях течет голубая королевская кровь. Некоторые короткие линии перечеркивают длинные. Там, где они пересекаются – принцы и принцессы, голубые точки. Пол определить сейчас невозможно. Издалека рисунок похож на сеточку, в которую мамина подруга, миссис Харрисон, укладывает волосы, своих седых королей и королев.

Луизиана, «пеликаний штат»

В розовые полуокружности клювов ты подрисовываешь крошечных рыбок. Тебе жаль малышей с плавниками, но птицам нужно глотать еду. Рыбки еще не еда, но уже совпадают цветом с тем, что их проглотило. В какой-то момент они поверят, что смогут спастись, если прогрызут дыры в розовом. Лишь бы не вспомнили, что нет зубов. Лишь бы не вспомнили.

Юта, «штат-улей»

Желтые и коричневые полоски нарисовать легко. Как их не расположишь – они все равно будут жужжать. Также как детальки Lego. Что из них не построй – они будут стучать. Маленькими клапанами пластмассовых сердец. Ребенку кажется, что он почти оживил построенного им братика или сестренку.

Вашингтон, «вечнозеленый штат»

Капля зеленой краски падает на пол. Упав, она сжимается от страха. От того, что ее сейчас же вытрут мокрой тряпкой, и она не успеет немного пожить. Ее маленький объяснимый страх похож на страх твоей сестры, у которой мать вот-вот обнаружит зеленую пачку ментоловых сигарет в школьном рюкзаке. Начинающийся за окном дождь смотрит на все на это миллионом североамериканских глаз.

Небраска, «кукурузный штат»

Вчера в драке толстый Хью выбил тебе молочный зуб. Сегодня, рисуя кукурузный початок, ты врисовываешь тот зуб среди зерен. Теперь кукуруза сама может укусить для себя то, в чем нуждается. Сейчас она укусит кусок воды, потом еще один. Потом выберет самый вкусный. И не будет знать, что делать с ним дальше.

Северная Дакота, «штат индейцев сиу»

Перья на голове индейца получаются слишком яркими. Так говорит учитель. Ты не понимаешь, почему он не доволен рисунком. Ведь индеец вырвал перья из птицы, пойманной во сне. Она преследовала его всю жизнь, превратив в валиту – «кричащего по утрам». Индеец рад новому ощущению свободы. Он не подозревает, что с этого дня будет просыпаться еще дальше, с каждым днем все дальше и дальше.

Коннектикут, «штат мускатного ореха»

Коричневые шарики. Они катятся в еще не нарисованные для них норки. Ты нарисуешь их позже, когда шкурки шариков станут эластичней и не пострадают, пролезая в самые тесные норки, пусть даже точки.

Делавэр, «штат-бриллиант»

Не получается нарисовать что-нибудь блестящее. Поэтому ты пробиваешь бумагу в нескольких местах пальцем и смотришь через дырочки на солнце. Блеск плавает в твоих глазах, пробуя разные стили. Баттерфляй сокращенного зрачка все убыстряется и убыстряется. Ты слепнешь. Приятно, игрушечно слепнешь.

Висконсин, «барсучий штат»

Никто в классе не может угадать, какое лесное существо ты нарисовал. Оно тоже растеряно. Его черный нос оставляет летние вмятины в осеннем воздухе. Зверек совсем заблудился. Ты плачешь. Тебе кажется, что существо умрет, не выбравшись из нечаянной ловушки плохого рисования. Спасая зверька, мисс Реддинг подрисовывает ему пару дополнительных органов тела.

Южная Каролина, «штат пальметты»

Обведя фломастером свою левую кисть, медленно превращаешь ее в пальмовый лист. Что на нем будет расти – пока не решил. Пусть будет что-нибудь необычное. И несъедобное. Ты рисуешь две пощечины, которые дал тебе вчера вечером отец. Подумав, ты добавляешь еще одну. Сегодняшнюю, будущую.

Южная Дакота, «штат койотов»

Выбирая, какого диснеевского персонажа нарисовать, ты вспоминаешь несчастного койота, которого все время обманывает скоростью Roadrunner, Дорожный Бегун. Контуры тела койота ты делаешь неровными и нечеткими, подчеркивая многосерийную боль. Кожа под шкурой – сплошная мультипликационная рана. Еще несколько целлулоидных серий – и она не выдержит, лопнет. И ты увидишь внутри койота то, что скрывает от детей корпорация Disney.

Орегон, «бобровый штат»

Из не получившейся картинки ты делаешь бумажный кораблик. Плыть он будет долго, пока его не поймает голодное животное. Оно вонзит свои зубы в бумажное тело кораблика и будет вырезать фигурки, более или менее похожие на привычную для него еду. Обманутый животный желудок будет испачкан.

Нью-Джерси, «садовый штат»

Отвлекшись на уроке, ты вспоминаешь мамины рассказы о дедушке, живущем в далекой стране, и о его яблоневом саде. Тебя всегда пугали эти истории, хотя ты никогда не подавал вида. В саду растут яблоки черного цвета. Внутри они – ослепительно белые. Любое домашнее животное, откусившее яблоко, перестает звучать. Что-то мешает ему мычать, лаять или блеять. Дедушка живет в России, в страшной тишине.

Миссисипи, «магнолиевый штат»

Рисуешь черных человечков после урока истории. Это беглые рабы южных штатов. Прячась за листьями магнолий, они движутся на север. Туда, где каждый может придумать свое собственное слово снег с помощью множества уменьшительно-ласкательных суффиксов. Река Миссисипи напрасно пытается быть красивой рядом с ними. Она им больше не интересна. Жаль, но скоро пойманных человечков заставят забыть только-только услышанные и выученные белые суффиксы.

Северная Каролина, «штат чернопяточников»

(Рисунок утерян)

Мичиган, «штат росомах»

Такой пушистый хвост… Как взорванный пулями добрых и злых ковбоев воздух в старых вестернах. Его еще потом раздевают глазами, словно женщину, оставшиеся в живых. Воздух не сопротивляется. Он не упирается коленями в живот, а помогает мужчинам войти туда, где только что была смерть.

Аляска, «штат последней границы»

Там, где через каждую несчастную, как твоя, семью проходит последняя граница, заводят что-нибудь маленькое. Чтобы под рукой всегда было то, что можно приятно ненавидеть. Ребенка, длиной сорок-пятьдесят сантиметров.

Джорджия, «персиковый штат»

Никак не получается нарисовать пушок на персике. Ни правой рукой, ни левой. Он должен быть как тончайшие иголочки, царапающие и без того запиленные пластинки ладоней. Позже внутри южных деревьев скапливаются целые персиковые коллекции человеческих мелодий. Иногда от этих мелодий садовники кричат по ночам.

Массачусетс, «штат у залива»

Каждое воскресенье вы с отцом отправляетесь кататься на моторной лодке. Тебе очень нравится звук мотора. И то, как винт издевается над водой, больно накручивая на себя ее волны. Дома ты часто «играешь в воду», заталкивая в мясорубку все, что попадает под руку. Прокручиваешь долго, до пены.

Вермонт, «штат Зеленых гор»

Странный котенок родился у Макферсонов. На белом животике – крошечное зеленое пятнышко. Из-за него котенка назвали Подснежником. Мама-кошка его почему-то не любит. Отталкивает, не кормит молоком. Котенок, если выживет – поймет почему. Не зря в его мордочке есть что-то человеческое.

Техас, «штат одинокой звезды»

Утром, после сна, болят глаза. Снилась одинокая звезда. Нарисовать ее невозможно. Звезда была такая яркая, что даже нарисованная сожгла бы бумагу. Вечером, перед сном, ты, поджав губы, просишь Иисуса больше не показывать такую нерисующуюся звезду. Иначе ты придумаешь ему обидные прозвища. Впрочем, одно, на всякий случай, ты уже придумал.

Пенсильвания, «штат замкового камня»

Все стены комнаты старшего брата увешаны плакатами Rolling Stones. Поссорившись с братом, подрисовываешь гитаре Кита Ричардса три дополнительных струны. Теперь будет другой звук. Ричардс с трудом удерживает, ставшую невероятно чужой, гитару. Сейчас в комнату войдет брат. Тебе его совсем не жаль.

Айова, «штат Соколиного глаза»

В школе тебе поручили сделать иллюстрации к докладу про Древний Египет. Ты рисуешь глаз Гора, «всевидящее око», и представляешь, что твои глаза тоже могут видеть всё. Мысли перетекают в раздевалку для девочек. Туда, где нижнее белье пока еще не совсем женское. И где только слышали необъяснимо красивое слово «изнасилование».

Канзас, «подсолнуховый штат»

Кто-то обронил листок. Подняв его с пола, читаешь – «внутри семян под черными спинками насекомых небоскребов скрываются вкусные девочки-элли которые не найдут изумрудный город а попадут в несколько розовых слизистых сказок тела». Некоторые слова ты успеваешь зачеркнуть, пока они еще ничего не изменили в твоей жизни.

Миннесота, «штат Северной звезды»

В воскресенье отец взял тебя с собой на хоккей. Minnesota North Star выиграла со счетом 6:1. Но больше всего тебе запомнился звук, с которым коньки хоккеистов царапают лед. Он похож на шум, когда неправильно чистишь зубы, водя щеткой слева направо, а не вверх-вниз. И еще понравилась шайба – не закрывающийся черный рот круглого бога NHL.

Мэн, «сосновый штат»

Апачи считали, что сосна это такой гигантский растительный еж с множеством растопыренных лап. Где его нора – он не помнит. Вспоминая, зеленый еж не двигается, стоя на одном месте всю жизнь. Сворачивающимся в клубок его никто не видел.

Аризона, «штат Большого Каньона»

Один из твоих прадедов, поляк, ненавидел церковь и все с ней связанное. Во время Второй мировой войны он провел год в немецком лагере. Ежедневно заключенные лагеря рыли бессмысленный котлован. Среди узников был сумасшедший священник, который считал свою лопату распятием с расплющенным Христом. Немецкие солдаты не обращали на него внимания и позволяли даже спать с этой лопатой. А когда на территорию лагеря заботливо вошел батальон Красной Армии, священник долго отказывался отдать лопату русским, непонятно почему их разозлившую. Потом русские его били. Сильно. Распятие с инвалидным Богом все это время продолжало оставаться лопатой.

Флорида, «солнечный штат»

Насовсем убитая зима напоминает здесь о себе только ночной телевизионной рябью Второго Национального канала, закончившего работу. В комнате становится не по-настоящему холодно. Уже во сне, выронив карандаш из руки, ты слышишь, как мухи надевают жужжащие шубки.

Айдахо, «штат драгоценных камней»

У Патти Пейдж ты выменял на старые комиксы малиновый камешек, привезенный ее родителями с Тихоокеанских островов. Он похож на ягоду. Если долго сжимать камешек пальцами – из него потечет что-то похожее на сок. Патти утверждает, что это похоже на совсем другое, но краснеет и отказывается говорить на что.

Род-Айленд, «маленький Роди»

В соседнем квартале живет твой ровесник, мальчик Род, который не растет с пяти лет. У него очень злые, колючие глаза. Дети уверены, что его околдовали, что Род на самом деле за ночь вырастает, но утром кто-то срезает ножницами то, что выросло. Отрезанное растаскивают мыши, серые осколки крыс.

Огайо, «штат конского каштана»

Побывав на ипподроме, ты потом неделю повсюду рисовал лошадей. Они получались двух видов. У первых, «медленных», было три опорных органа. У вторых, «быстрых», из тела торчало пять отростков. С правого верхнего угла любого рисунка на них смотрела желтая запятая-бог.

Арканзас, «штат возможностей»

На витрине магазина бытовой техники Electromarket выставлен новый немецкий кухонный комбайн Faust. Среди его огромного количества возможностей есть функция «обманка», т. е. он может одни продукты делать похожими на другие. Мясо будет жидким, как красное вино, а крупинки соли по форме будут неотличимы от куриных яиц. Менеджеры корпорации Faust говорят, что комбайн это воплощение идей средневекового кулинарного китайского трактата «Лю Хуань». Главное положение этого текста XII века гласит: «Каждый прием пищи голодным единорогом – медленная встреча с другим единорогом, еще более голодным».

Алабама, «штат птицы овсянки»

Полет длиннохвостой птицы похож на теплый салон пассажирского самолета. Как раз сейчас разносят стаканчики с прохладительными напитками. Не было ни одного случая, чтобы птица обратила на это внимание.

Монтана, «штат сокровищ»

С братьями-близнецами Батлерами ты играешь в средневековых искателей сокровищ. У вас есть нарисованный план, как найти уставшие в земле драгоценности. Вы ничего не найдете. В рисунок вползла ошибка, длинная, как ресница. Сейчас она замерла и поэтому слышно, как к ней приближаются готовые к работе соленые парикмахеры глаз.

Вайоминг, «полынный штат»

Твои родители поженились в день взрыва на атомной станции в Чернобыле. Это место до сих пор всех пугает. В воскресных газетах, которые так любит читать тетя Уитни, пишут о чернобыльских дождевых червях (таких больших и тяжелых, что никогда не вылезают на поверхность), о реке Припять (если опустить в нее руку, потом трудно стряхнуть прилипшую воду), о мертвых пустых городах (стены многоэтажек пробиты растениями, сошедшими без людей с ума), об одичавших домашних питомцах (чье потомство уже никогда не будет животными украинских людей).

Иллинойс, «штат прерий»

Сегодня праздник Штата, выходной. Среди множества мероприятий – открытие выставки школьного творчества. Ты тоже участвуешь с рисунком, изображающим охоту на бизонов в прерии. Собственно, никаких бизонов там нет, а лист бумаги весь заполнен штрихами девятнадцатого века. Это длинные, точные пули с капельками крови на губах.

Виргиния, «родина государственных мужей»

В день, когда рождается государственный муж, у всех американских женщин боль внизу живота поднимает и опускает политические клавиши лобкового механического пианино.

Нью-Мексико, «кактусовый штат»

Старая миссис Харрельсон выращивает крошечные кактусы на подоконнике. Они не растут. Однажды ты слышал, как старушка разговаривает с ними. Как будто они солдатики, уже знающие день, когда их расстреляют. Миссис Харрельсон говорила. Кактусы слушали и не росли.

Западная Виргиния, «штат ручки сковороды»

Ручка сковороды вползает в тесный домик пяти пальцев. Деревянная судорога проходит по ее телу. Часто дыша, она опять мечтает быть рукояткой какого-нибудь ножа.

Теннеси, «штат мамалыги со свининой»

Три поросенка откармливают пойманную волчицу. Проходит два месяца и волчица становится неотличима от их сказочной мамки. Шерсть у волчицы выпала, она растолстела, кожа стала вкусно розовой. Ночью поросята нежно подползают к ней и дальше нельзя рисовать.

Колорадо, «штат столетия»

В Музее бейсбола есть фотографии матчей, которые проходили больше ста лет назад. Тебе запомнилась одна. (Она, правда, сделана уже в 60-х). Это момент, когда бейсбольный мячик взрывается от удара биты. Такой крошечный, весь голый, спортивный вьетнам.

Невада, «штат серебра»

В старом фильме «Сильверадо» Клинт Иствуд в одном из эпизодов долго смотрит, как две параллельные цепочки муравьев движутся в противоположные стороны. Долго смотрит. Потом опускает ногу, давя одну из насекомых цепочек. Уцелевшая начинает двигаться в два раза быстрее. Муравьям нужно успеть всем попасть в кадр.

Нью-Гемпшир, «гранитный штат»

Здесь очень любят памятники самым простым вещам и событиям. Есть памятник маникюрным Ножницам, памятник Названиям книг, памятник Человеку, пьющему кофе, памятник Шипам роз, памятник Длине и Ширине. На Мэйн-стрит скоро должен появится новый – памятник Стрелкам на женских чулках. Он будет похож на букет обиженных ножек.

Мэриленд, «устричный штат»

Устрица хочет попробовать родить жемчужину прямо в человеческую ладонь. Она чувствует, как жемчужина бьется перламутровой головкой о неоткрывающееся влагалище. Теряя сознание от боли, устрица успевает попросить – хотя бы раз без ножа, ну, хотя бы один раз без ножа…

Миссури, «свинцовый штат»

На дальневосточные города падают свинцовые овальные предметы. В получающиеся атомные впадинки внимательно вглядываются японские мертвые люди. Хиросима и Нагасаки от ужаса склеиваются в лесбийской позе scissor sisters.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю