Текст книги "Наследство для Лонли-Локли"

Автор книги: Макс Фрай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Я бы предпочел ночевать в отдельном помещении, – сухо сообщил Лонли-Локли своим новым родственникам. – Я заметил, что у вас во дворе хватает пристроек. Прикажите найти для нас что-нибудь поприличнее и прибрать там как следует...

– Я немедленно займусь этим, господин, – пообещал дворецкий и поспешно вышел за дверь.

– А к столу нас так и не пригласят? – ехидно спросил я Шурфа.

– Возможно, и не пригласят, – он пожал плечами. – Но мы не станем дожидаться приглашения. Добро пожаловать в мой новый дом, сэр Макс! – добавил он, сохраняя полную серьезность.

После этого эпохального заявления Шурф решительно шагнул к столу и уселся на грубо сколоченный табурет. В результате его стратегического маневра, осталось только одно свободное место: между ним и спившимся орангутангом Пурехом. Мне ничего не оставалось, как обреченно вздохнуть и усесться рядом с этим жутким господином – не стоять же столбом на пороге! Признаться, я бы предпочел любого другого соседа по застолью, я бы даже на коленки к старой ведьме сейчас с радостью взгромоздился, но мне показалось, что этот поступок не будет способствовать созданию непринужденной дружеской атмосферы...

– Будешь пить, как тебя там? – тут же неприветливо спросил у меня Пурех, сунув мне под нос полупустую бутылку, распространявшую вокруг себя совершенно неописуемый аромат, не слишком-то похожий на обыкновенный запах алкоголя. Так могло пахнуть разве что какое-нибудь средство от насекомых, хотя до сих пор я был уверен, что химики этого прекрасного Мира пока не додумались до столь гениального изобретения, поскольку местные насекомые отличаются немногочисленностью и неназойливостью.

– Я бы тебе не советовал, – неожиданно доброжелательно шепнул мне маленький симпатичный дедушка Тухта. – Пурех вечно таскает всякую отраву из моей мастерской. Ему ничего не делается, но непривычный человек и скопытиться может, ты уж прости мне столь грубый оборот!

– Это ж разве грубость! – усмехнулся я. – А за совет спасибо. Впрочем, я и сам не отважился бы! Этот запах...

– Ишь ты, еще и харю от дармового угощения воротит, паскуда! – злобно буркнул Пурех и тут же сам приложился к своей бутылке.

Признаться, я порядком растерялся: за последние годы я успел привыкнуть и к смертельным опасностям, и к собственному невесть откуда взявшемуся могуществу... от чего я успел основательно отвыкнуть, так это от элементарного бытового хамства! Единственный хам, имевшийся в моем распоряжении, генерал Полиции Бубута Бох, давным-давно был укрощен и приручен, так что теперь его эмоциональные монологи, посвященные почти исключительно фекальной тематике, казались мне маленькими ежедневными шоу, придававшими нашим "трудовым будням" особую, ни с чем не сравнимую прелесть. Так что теперь я молча смотрел на сосущего какую-то вонючую дрянь из своей бутылки Пуреха и пытался сообразить: что, собственно говоря, положено делать в таких случаях? Ответить ему грубостью? Пошло, к тому же это могло только усугубить проблему, спровоцировав сие дивное создание природы на продолжение диалога, который казался мне бесперспективным. Если честно, в течение всего одной, но чертовски долгой секунды мне очень хотелось его убить, или хотя бы "перевоспитать" с помощью своего Смертного Шара, но я с сожалением понимал, что за такие пустяки – увы, не положено! Поэтому мне пришлось просто сделать вид, что ничего не случилось, и вообще никакого господина Пуреха в природе не существует. Как ни странно, это оказалось самым верным решением. Хамы немного похожи на наваждения: если не уделять им внимание, они быстро тускнеют, а иногда даже исчезают – по крайней мере, из твоей жизни...

Он, конечно, никуда не исчез, но действительно немного увял и общаться больше не порывался. Аппетита у меня, честно говоря, не было. Зато у Лонли-Локли хватило невозмутимости с интересом перепробовать все блюда и завести со своими родственниками деловую беседу о доходах, которые приносит поместье, и расходах, каковые требуются на его содержание. При этом у него было строгое лицо налогового инспектора. Разумеется, если верить ответам господина Маркуло, получалось, что содержание фамильного замка Кутыков и прилегающих к нему земель – самое разорительное дело на свете! Оставалось только недоумевать: почему эти несчастные люди, тратящие на поддержание своего скудного хозяйства последние гроши, не бросились на шею своему потенциальному избавителю от этого бремени... А я развлекался, наблюдая за присутствующими. Создавалось впечатление, что я нахожусь на хорошо организованном спектакле в каком-нибудь модернистском театре, где зрители получают возможность полностью погрузиться в происходящее. Преувеличенно колоритная внешность наших новых знакомых, их странные манеры, непривычная смесь деревенской грубости и старомодной аристократической церемонности, их ничем не прикрытая, скорее уж напротив, несколько утрированная, настороженная враждебность – все это не было похоже на настоящую жизнь, раскрашенную, как мне до сих пор представлялось, в полутона, а не расчерченную на яркие полосы основных цветов спектра.

Разглядывая персонажей этого милого домашнего спектакля, я довольно быстро решил для себя, кто есть кто. Номинальным главой семьи был, разумеется, "опереточный злодей" Маркуло – во всяком случае, он очень старался казаться лидером. Его жена Мичи, судя по всему, большого веса в семье не имела: к ее щебету никто особо не прислушивался, хотя голосок у дамочки был что надо: звонкий и пронзительный, как вопли телефона в ночи. А вот его флегматичная сестричка Ули, похоже, и была настоящим "серым кардиналом" при своем братце. На старую ведьму никто не обращал внимания: как я успел заметить, ей просто позволяли говорить и делать все (или почти все), что она хочет, как ребенку. К маленькому старичку отношение здесь было вполне уважительное, но сдержанное и прохладное. Он словно был окружен прозрачной, но непроницаемой стеной молчания. Сидел на своем табурете, задумчиво разглядывая нас с Шурфом, и неторопливо отщипывал крошечные кусочки булочки – можно сказать, клевал, как птичка. Мрачный урод Пурех и босоногие "кузены" – что хмурый "дурачок", что мечтательный "поэт", судя по всему, никакого веса в этом семействе не имели. Маркуло постоянно делал им какие-то замечания: и пьют они, дескать, слишком много (что касается небритого Пуреха, это была святая правда!), и чавкают, и локти на стол положили, да и рожи у них неумытые... Впрочем, на слова Маркуло ребята не реагировали: то ли уже давно привыкли к его брюзжанию, то ли вообще не слушали. Особенно досталось "поэту": Маркуло то и дело упоминал о каком-то колючем кусте, который тот умудрился за один вечер вырастить на его семейном ложе, так что минувшая ночь была омрачена необходимостью извлекать многочисленные занозы из самых неподходящих для этого мест. При слове "куст" босоногий Йохтумапп на мгновение расплылся в нежной улыбке, а потом снова ушел в себя. Очевидно, этот парень считал растения самыми совершенными созданиями природы, а вот собратья по биологическому виду явно не вызывали у него никакого интереса...

Когда затянувшийся семейный ужин все-таки подошел к концу (своеобразным сигналом послужило шумное падение под стол перебравшего Пуреха), я вздохнул с облегчением. Честно говоря, я уже давно не проводил время столь скверно, и убийственный аргумент сэра Шурфа: "между прочим, большинство людей живут так изо дня в день!" – не произвел на меня никакого впечатления. К счастью, откуда-то возник единственный нормальный человек в этом доме, господин Тыындук Рэрэ, и с вежливым поклоном предложил нам проследовать в свои "покои" – именно так он и выразился, черт побери!

"Покои" оказались двухэтажным каменным домиком в дальнем конце двора. На первом этаже была одна просторная комната с большим обеденным столом и простыми деревянными лавками, на втором – две маленькие спальни, вопреки моим ожиданиям, чистые и уютные.

– Скажите, господа, а что случилось с нашими воротами? – нерешительно спросил наш провожатый перед тем, как распрощаться. – Это вы их... – даже не знаю, как сказать! – изничтожили?

– Сначала мы просто стучали, – невозмутимо ответил Шурф.

– Полчаса, не меньше! – ядовито добавил я.

– Да, я слышал, – вздохнул дворецкий. – И собирался открыть, но хозяева не велели. Сказали, что по ночам хорошие люди в гости не ходят... Знаете, я ведь обязан выполнять их приказы!

– Любые? – с холодным любопытством спросил Шурф.

– Любые, – твердо ответил тот. – Желаю вам приятно провести ночь, господа!

И он поспешно удалился, словно опасаясь продолжения беседы.

– Интересно, сколько надо платить человеку, чтобы он выполнял "любые" приказы? – спросил я своего друга, пытаясь изобразить на лице циничную ухмылку. Ухмылка не получалась: ни циничная, ни просто веселая – вообще никакая. Настроение было пакостное, словно завтра утром мне должны были удалить аппендицит: ничего страшного, конечно, но чертовски хочется сбежать домой...

– Можно вообще не платить, если сварить хорошее приворотное зелье, – задумчиво отозвался Шурф. – Приворот бывает не только на любовь, но и на верность хозяину... Хотя, я не уверен, что Кутыки его именно опоили. Может быть, они действительно просто хорошо ему платят, или обещают заплатить. Возможно, он живет в этой семье с детства и многим им обязан... А может быть, этот достойный господин просто считает делом чести хорошо выполнять свою работу. Так тоже бывает.

– Шурф, мне здесь не нравится! – решительно сказал я, усаживаясь за стол. – Пока мы ехали, все было просто отлично. А теперь...

– Мне здесь тоже не нравится, – согласился он. Сел рядом со мной, задумчиво подперев голову рукой, помолчал, а потом спросил: – Я испортил тебе отпуск, Макс? Не в моих правилах сожалеть о содеянном, но на сей раз я искренне сожалею!

– Да нет, при чем тут ты! Я сам виноват наверное, – примирительно улыбнулся я. – Позволил своему настроению испортиться... Мог бы давно избавиться от этой глупой привычки. Просто я давно не имел дела с людьми, которым я настолько активно не нравлюсь, вот и все!

– А Угурбадо? – удивленно спросил Шурф. – А комендант Нунды, убитый тобой Капук Андагума? А...

– Не надо продолжать, я уже понял, – кивнул я. – Но с врагами проще: с ними надо сражаться, а не сидеть за одним столом, тоскливо дожидаясь конца семейного ужина.

– Кутыки тоже враги, по крайней мере, пока, – сухо сказал он. – И чем раньше ты это поймешь, тем лучше. Собственно говоря, я как раз хотел предложить тебе перенести наши постели сюда, в гостиную. Пока мы в этом доме, спать следует в одном помещении и непременно по очереди.

– Думаешь, все настолько серьезно? – с сомнением переспросил я. – Все-таки эти люди – твои родственники, хоть и дальние. К тому же, ты сам дал им понять, что их имущество тебе и даром не нужно – разве что из уважения к воле покойного, и все такое. На их месте я бы попытался с тобой договориться: дескать, ты владей себе, пожалуйста, чем хочешь – на бумаге! – а мы будем тут жить и присматривать за порядком...

– Это ты так рассуждаешь, – пожал плечами Шурф. – Богатый житель столицы Соединенного Королевства, Тайный Сыщик, обремененный множеством дел, которые кажутся тебе по-настоящему серьезными и интересными, к тому же, ты – человек, от природы не наделенный страстью к обладанию имуществом... А жизнь этих людей протекает в стенах их дома, который они гордо называют "фамильным замком". Собственно говоря, этот дом – их единственное достояние. А бумаги для них не пустая формальность, а веское подтверждение того, что они – "Кутыки Хоттские", а не какие-нибудь безземельные голодранцы. Можешь мне поверить: они кому угодно глотку перегрызут, когда дело дойдет до дележа, в том числе и друг другу. Что уж говорить о чужаках, вроде нас с тобой! Кроме того, вспомни, что я рассказывал тебе о драххах: по их лицам можно сразу понять, кто чего стоит. Как тебе кажется, среди этих Кутыков есть просто добрые люди?

– Ох, вряд ли! – невольно рассмеялся я. – Эта дамочка, сестра Маркуло, по-моему, редкая умница, но добродушным ее личико никак не назовешь. Что касается старухи, судя по ее физиономии, она – воплощение мирового зла! А добрые люди... Ох, боюсь, что нет! Разве что дедушка и этот... поэт.

– "Поэт"? – удивленно переспросил Шурф. – По-моему, здесь нет никаких поэтов!

– Босоногий, с венком на голове, – объяснил я. – Может, стихов он и не пишет, но вид у него самый что ни на есть поэтический!

– А, Йохтумапп, – понимающе кивнул Шурф. – Да, этот не злодей. Но таким человеком очень легко управлять. Если кто-нибудь додумается сказать ему, что мы с тобой приехали сюда специально для того, чтобы срубить все деревья в округе, у нас появится самый непримиримый враг. И довольно опасный: обычно такие вот сонные парни оказываются отличными лесными колдунами! Да и этот безобидный, как ты выразился, "дедушка" может в любой момент преподнести какой-нибудь неприятный сюрприз.

– Не думаю! – твердо сказал я. – Он всем своим видом давал понять, что нам не следует ночевать в башне – разве ты не заметил? А потом предупредил меня, чтобы я не пил какую-то отраву из бутылки Пуреха.

– Да, я заметил. Мне он тоже показался славным человеком, – неохотно согласился Шурф, – но в нашем положении лучше считать смертельно опасными всех членов семьи без исключения.

– Теоретически я с тобой совершенно согласен, – вздохнул я. – И насчет того, чтобы спать по очереди, спорить не буду: в таком деле действительно лучше перестраховаться... А вообще скажи мне: мы сюда надолго приехали? Честно говоря, я думал, что на один день. Полагал, что ты посмотришь на дом, подпишешь какие-нибудь бумаги, и мы поедем обратно...

– Макс, я действительно не знаю, – задумчиво сказал Лонли-Локли. – Дня три ты потерпишь? Мне нужно к ним присмотреться, к тому же существует одна небольшая тайна, которую нам с тобой предстоит раскрыть... Видишь ли, у покойного господина Хурумхи было четверо детей: дочка, эта умелая госпожа Ули, и три сына. А мы сегодня видели только двух сыновей. Самый младший куда-то пропал, и призрак, который приходил ко мне, чтобы отдать завещание, очень просил меня его найти. Он утверждал, что среди мертвых его исчезнувшего сына нет. Думаю, ему лучше знать: он ведь и сам мертвый.

– Вот оно как, оказывается! – я укоризненно покачал головой. – Получается, мы все-таки прибыли сюда, чтобы провести расследование. Так почему ты мне сразу не сказал?

– Ты и без того не слишком-то хотел ехать, – невозмутимо ответил Шурф. – Мне показалось, что тебя можно соблазнить только обещанием приятного отдыха. Расследований тебе и на службе хватает.

– Во злодей! – жалобно сказал я. – Ну и влип я с тобой, дружище! До сих пор мне, знаешь ли, казалось, что ты – единственный человек во Вселенной, которому действительно можно доверять...

– Доверять вообще никому не стоит, – менторским тоном заметил он. – И не потому, что все человечество озабочено тем, как бы тебя провести, а потому, что человеческие поступки далеко не всегда соответствуют твоим ожиданиям – вот и все.

– Ладно уж, – вздохнул я, – пошли за одеялами. Только чур я первый сплю! Я проснулся на рассвете и уже с ног валюсь.

– У меня нет никаких возражений, – согласился Шурф, с непередаваемой нежностью покосившись на свою дорожную сумку, в которой лежали книги. Насколько я понял, он всерьез вознамерился перечитать все по второму разу.

Мы поднялись наверх, вынесли из спальни все одеяла и перины, я соорудил из них некое подобие вороньего гнезда в дальнем углу гостиной и уже собирался отрубиться, но мне не дали. Дверь, нерешительно скрипнув, открылась и на пороге появились собаки: Друппи и говорящий Дримарондо.

– Макс, твой пес давно хотел тебе сказать, что он тебя любит! – торжественно сообщил мне Дримарондо. – Он воспользовался оказией и попросил меня передать тебе эти слова. Кстати, твой пес отлично понимает человеческую речь – куда лучше, чем другие мои родичи!

– А я никогда и не сомневался, милый, – улыбнулся я. У меня еще кое-как хватило сил, чтобы потрепать Друппи по мохнатому загривку, но на большее я не был способен. – Передай ему, что я его тоже люблю, но спать хочу зверски, так что нежности отложим на завтра, если он не возражает... – на этих словах я отключился окончательно.

Проснулся я на рассвете, свежий, бодрый, почти счастливый и обремененный целой кучей гениальных (как мне казалось) идей. Лонли-Локли не производил впечатление человека, довольного жизнью – скорее уж наоборот.

– Устал? – сочувственно спросил я.

– Да нет, что ты. Не думаю, что я почувствую усталость прежде, чем наступит вечер. Просто мною овладело чувство сопереживания, – совершенно серьезно ответил он, выразительно помахивая перед моим носом томиком Кинга. – Я всю ночь снова читал об этих людях, и дело закончилось тем, что их в высшей степени странные проблемы стали моими... А проблем у них много, и даже благополучный конец истории представляется мне весьма безрадостным. Насколько я понял, они начали забывать о пугающих чудесах, которые с ними случились. И судя, по всему, подразумевается, что вскоре эти люди забудут о них вовсе. Я подумал: возможно, в Мире, где ты родился, это – нормальное явление? То есть, чудесные события случаются там со всеми, или почти со всеми, но ваша память тут же прячет их в самый дальний чулан, чтобы никогда к ним не возвращаться...

– Ужас какой! – искренне сказал я. Меня испугал его неожиданный вывод, поскольку я и сам всю жизнь подозревал нечто в таком роде, не знаю уж, почему...

– Давай сменим тему, – тактично предложил Шурф.

– Давай, – с облегчением согласился я. – Слушай, я только что подумал: а чего мы с тобой, собственно говоря, дурью маемся? Какие-то загадки, которые почему-то надо разгадывать... можно подумать, что мы – мальчишки, играющие в сыщиков! Давай я просто шарахну своим Смертным Шаром кого-нибудь из Кутыков – того же Маркуло, раз уж он у них глава семьи. Спросим у него, куда подевался третий сын – да обо всем, что тебя интересует, спросим! Он нам тут же все выложит, а потом сделает, что ему скажут, и все будет путем... Ты чего головой мотаешь? Думаешь, на Кутыков мои Смертные Шары не подействуют? До сих пор они действовали даже на покойников!

– Макс, твое предложение кажется мне очень разумным, – сухо сказал он. – Но к сожалению, в данной ситуации оно никуда не годится.

– Но почему? – изумился я.

– Мы с тобой находимся на территории Графства Хотта, – тоном человека, решившего доверить мне великую тайну, сообщил Лонли-Локли. – А законодательная система Графства Хотта – одна из самых простых в мире и, как мне кажется – одна из самых справедливых. Ты можешь применить к своему противнику любое оружие, включая магические приемы, и закон Графства Хотта будет на твоей стороне – в том случае, если ты действуешь в порядке самообороны. Если же ты применишь свой Смертный Шар первым, ты будешь считаться преступником.

– И что? – насмешливо спросил я. – За нами приедет местная полиция? И нас поведут в тюрьму? А мы будем плакать и проситься домой, к доброму дяде Джуффину, так что ли? Нечего сказать, напугал ты меня, дружище!

– Макс, я прекрасно понимаю, что представители местной полиции не являются для нас с тобой опасными противниками, – мягко сказал он. – Но, видишь ли, сейчас у меня такой период жизни, когда мне следует быть законопослушным гражданином – где бы я не находился. Работа у меня такая, знаешь ли!

– Извини, об этом я не подумал, – вздохнул я. Вспомнил, что даже во время эпидемии Шурф был единственным ненормальным колдуном, который честно угробил полдня в приемной Магистра Нуфлина, чтобы получить официальное разрешение вылечить свою собственную жену, и понял, что уговаривать его бессмысленно. Оставалось только молить небо, чтобы на нас как можно скорее кто-нибудь напал – в противном случае, пребывание в "фамильном замке Кутыков" грозило затянуться до конца года!

– В таком случае, пошли, попробуем нарваться на какие-нибудь неприятности, – примирительно улыбнулся я. – Надеюсь, если этот злодей Маркуло набросится на меня со столовым ножом, это даст мне право на самооборону?

– Все зависит от размеров ножа, – задумчиво ответил этот невероятный парень. – Только давай сначала поднимемся наверх. Ночью я слышал в наших спальнях какой-то шум, но решил не ходить туда, чтобы не оставлять тебя в одиночестве...

– Спасибо, – вежливо сказал я. И встревоженно осведомился: – А что за шум-то был?

– Это были звуки непонятного происхождения, – тоном профессора объяснил Шурф.

Мы поднялись наверх и заглянули в одну из спален. Я остолбенел на пороге: признаться, я ожидал чего угодно, только не такого изумительного зрелища. Спальня превратилась в настоящий райский сад, вернее, в непроходимые райские джунгли. Пространство комнаты густо заросло гибкими толстыми стволами каких-то незнакомых мне вьющихся растений с толстыми, блестящими, словно смазанными маслом, гибкими стволами. Добраться до окна, или даже до кровати можно было бы только прокладывая себе путь мачете. Темно-зеленые листья и крупные голубые цветы, от которых исходил тонкий упоительный аромат, показались мне восхитительными – несмотря на то, что само по себе появление этих растений в комнате походило скорее на агрессию, чем на подарок судьбы. Впрочем, наслаждаться зрелищем мне довелось всего несколько секунд. Потом сверкнула ослепительная вспышка белого света: Шурф испепелил эту красоту, и бровью не повел. Впрочем, не знаю, что у него там происходило с бровями: он закрыл лицо правой рукой в огромной защитной рукавице.

– Такой хороший был садик! – укоризненно сказал я ему. – Пусть бы себе рос: мы же все равно решили, что не будем тут спать...

– Быстро иди умойся и высморкайся. Рот тоже прополощи, – глухо сказал он. Посмотрел на мою ошалевшую рожу и добавил, не отнимая рукавицу от лица: – Я не шучу, Макс. У этих цветов очень ядовитый аромат. Конечно, чтобы умереть, нужно вдыхать их запах часа два, не меньше. Но головная боль и расстройство желудка тебе тоже ни к чему, верно?

Я молча кивнул и побежал выполнять его инструкции. Когда я вернулся, дверь во вторую спальню была распахнута, а пол покрыт тонким слоем пепла: очевидно, здесь тоже состоялось великое сражение сэра Лонли-Локли с колдовской флорой. Сам он стоял в коридоре между двумя спальнями и задумчиво смотрел в потолок.

– Кутыки колдуют? – спросил я. – Ничего себе! Я-то, дурак, думал, что на таком расстоянии от Ехо самый крутой колдун может разве что костер без огнива разжечь... – и ехидно добавил: – Мне вот что интересно: мы уже можем начинать обороняться, или подождем, пока нас разрежут на кусочки?

– Я понимаю твое нетерпение, Макс, – мягко сказал Шурф. – Но я очень тебя прошу: повремени пока со своими Смертными Шарами, ладно? Посмотрим, как будут развиваться события.

– Тебе интересно, что они еще придумают? – понимающе улыбнулся я.

– Вот именно, – невозмутимо ответил он. – В конце концов, использовать твой Смертный Шар и допросить все семейство мы всегда успеем, правда?

– Если нас не отравят прямо за завтраком, – ехидно буркнул я. – И учти: если этот нетрезвый урод снова начнет мне хамить, я в него плюну! Хорошая порция яда – единственное средство для перевоспитания таких ребят, поверь моему опыту! А потом можешь брать меня под арест, если тебе так уж приспичит...

Он только укоризненно покачал головой и торжественно отбыл в маленькое неуютное помещение, в котором помещались бочка с водой и несколько древних тазов из хрупкого темного металла – приводить себя в порядок перед очередным официальным визитом к родственникам. По моему скромному мнению, мы вполне могли проигнорировать семейный завтрак. Признаться, я здорово надеялся, что именно так мы и поступим: в нашем распоряжении были мои скромные фокусы со Щелью между Мирами, из которой можно было извлечь сколько угодно вкусных вещей и съесть их, не созерцая при этом жуткую рожу того же господина Пуреха. Да и физиономии остальных Кутыков казались мне не самым привлекательным зрелищем во Вселенной, даже юные ведьмочки, блондинка и брюнетка, совершенно меня не очаровали. Но Шурф настоял на походе в большой дом. По его словам, мы должны были "поторопить события". Мне оставалось смириться. Впрочем, у меня с самого начала не было иллюзий касательно моей роли в этом путешествии: слушаться дядю Шурфа, катать его в амобилере, носить за ним его книжки, преданно заглядывать в глаза и не выпендриваться со своими гениальными идеями – больше от меня ничего не требовалось!

Во дворе нас встретили окончательно сдружившиеся собаки. Когда они увидели у меня в руках очередной окорок, под удручающе белобрысым утренним небом стало на два совершенно счастливых существа больше.

– Осторожно ходите по двору, – предупредил нас Дримарондо. – Здесь с раннего утра резвился Маркуло младший, везде мышеловок понаставил. Надеется, что я туда нос засуну, или вы сапогом наступите...

– Что еще за Маркуло младший? – нахмурился я. Семейство Кутык, которое и без того казалось мне удручающе большим, росло на глазах!

– Сын Маркуло. Очень злой мальчишка, – пожаловался пес. – Он мне проходу не дает. Сегодня, правда, увидел Друппи, испугался и не стал к нам приставать.

Мой красавец на мгновение оторвался от окорока, чтобы бросить на меня горделивый взгляд. До сих пор он всегда огорчался, когда понимал, что многие люди его боятся, а вот теперь выглядел довольным, как победитель в битвегладиаторов.

– Понял, что не все люди душки? – сочувственно спросил я. – Эх ты, бедняга! В свое время подобное открытие доставило мне много неприятных эмоций!

– Я ему всю ночь про Кутыков рассказывал, – вставил Дримарондо. -Объяснял, что с ними лучше всегда быть настороже. Он сначала не верил. Но когда своими глазами увидел, как маленький Маркуло расставляет мышеловки, понял, что я говорю правду.

– Ах ты бедняга! – вздохнул я, сочувственно потрепав свою собаку по загривку. – Розовые иллюзии насчет человечества разбиты, но по крайней мере, за твои лапы и нос я теперь спокоен, дружок – и то хлеб... Ладно, сэр Шурф, пошли, навестим этих чудесных людей, твоих родственничков!

У входа в большую башню нас ждал еще один сюрприз из серии особо неприятных. Только в тот момент, когда мой спутник взялся за дверную ручку, я с ужасом заметил, что над дверью пристроен огромный камень – настоящая глыба. Пока я пытался осознать, что происходит, Шурф уже потянул на себя дверь, и камень начал медленно, но верно скользить в направлении его темени. Как он сам не заметил этой примитивной ловушки, до сих пор остается для нас обоих величайшей загадкой: то ли местные ведьмочки глаза ему отвели, то ли он, как и я, ожидал сюрпризов позаковыристей, чем обыкновенный камень над притолокой.

Наконец я кое-как пришел в себя и заорал что-то невообразимое, пытаясь в одном слове совместить понятия: "посмотри наверх" и "прыгай в сторону". Но Шурф сразу меня понял. Он не стал прыгать в сторону, а задрал голову и уставился на камень, который уже начал свое короткое путешествие к его голове. Мне повезло: я стал свидетелем потрясающего зрелища. Под тяжелым взглядом Лонли-Локли камень сначала замедлил свое стремительное движение, а потом и вовсе завис в воздухе. Не отрывая взгляда от камня, Шурф принялся снимать защитную рукавицу со своей левой руки. Делал он это неописуемо медленно и аккуратно, как всегда. Думаю, все событие продолжалось несколько секунд, не больше, но тогда они показались мне – нет, конечно, не вечностью, как принято говорить в таких случаях – но все-таки они были чертовски длинными, эти грешные секунды! Наконец, каменная глыба вспыхнула и исчезла, несколько частиц темного тяжелого пепла осели на лицо Шурфа – вот, собственно, и все.

– Кажется, мне придется еще раз умыться, – невозмутимо сказал он.

– Этот камешек тоже не следует расценивать как нападение? – ядовито спросил я. – Просто милая шутка? Что по этому поводу говорится в нежно любимых тобою законах Графства Хотта?

– Не горячись, Макс, – тоном святого мученика сказал этот непротивленец. – Посмотрим, что будет дальше...

Я страдальчески закатил глаза к небу – все, что мне оставалось! И мы вошли в дом. Теперь уже мы были научены горьким опытом, так что прежде, чем сделать шаг, внимательно смотрели под ноги, по сторонам, вверх и даже оглядывались назад – мало ли что! Все эти дурацкие предосторожности оказались как нельзя более кстати. Нет, никаких смертельных опасностей, вроде давешнего камня, больше не было, но несколько примитивных мышеловок и тонких, но прочных веревок, протянутых на высоте лодыжки, мы обнаружили. Судя по всему, это были шутки мальчишки, на которого жаловался Дримарондо, хотя... кто их разберет, этих Кутыков! Может, все вместе старались...

Они уже собрались за завтраком, почти все семейство. Не хватало только орангутанга Пуреха, но храп, доносившийся из-под стола, свидетельствовал о том, что его телесная оболочка тоже присутствует в помещении. Босоногий "поэт" уставился на нас с откровенным ужасом, и я сразу понял, что за садовник украсил наши спальни. Маркуло вон давеча жаловался, что тот вырастил какой-то колючий куст прямо в его постели... Оставалось только понять, зачем он это сделал? Я здорово сомневался, что этот мечтательный дядя – основной соперник Шурфа в борьбе за наследство. Впрочем, вполне могло статься, что ему просто приказали.

– Твои цветы были весьма недурны, Йохтумапп, но больше никогда не сажай их прямо в спальне. Растениям в человеческом жилье не место. К тому же их запах вреден для спящего. На первый раз я, так и быть, готов сделать вид, будто верю, что ты действовал из лучших побуждений, – сказал ему Шурф.

Для человека, которого дважды за это утро пытались убить – пусть даже не слишком умело! – мой друг говорил на редкость приветливо.

– Вечно он везде свои сорняки сажает! – с притворным возмущением подхватил Маркуло.

Из-за его спины выглядывал Маркуло младший: совсем маленький мальчик, худенький и угловатый, с подвижным лицом, готовым скривиться не то в плаксивую гримасу, не то в нахальную усмешку. Я сразу понял, что эти два настроения полностью описывают его каждодневное бытие. Прекрасное дитя внезапно заулыбалось и сноровисто швырнуло в нашем направлении какой-то кусок пищи, обагренный жидким соусом – было ясно, что мальчишка метил в одного из нас, но попал в хмурого увальня с соломой в волосах, который сидел как раз напротив – прямо в его круглую румяную физиономию. Тот поспешно утерся рукавом и сердито поморщился, но не сказал ни слова: очевидно, маленькому Маркуло позволялись еще и не такие выходки. Впрочем, у Шурфа было иное мнение о том, как следует воспитывать детей. Ни слова не говоря, он подошел к маленькому хулигану, взял его в охапку – мальчик пронзительно заверещал, и его можно было понять, на его месте кто угодно заверещал бы, оказавшись в охапке у самого сэра Лонли-Локли! – подошел к открытому окну и бережно опустил свою визжащую ношу по ту сторону подоконника.