Текст книги "Кровавый срок"

Автор книги: Макс Аллан Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

В камере на мой вопрос, прикасался ли он к чему-либо во время допроса, граф только пожал плечами.

– Ну, я налил Мелчену стакан воды из графина...

– Он попросил тебя об этом?

– Да, – сказал де Мариньи, энергично закивав головой, затем вздрогнул, словно его внезапно осенило. – Забавно... Сразу же после того, как я налил воды, тот длинный... Баркер... он наблюдал за мной на расстоянии. Так он подошел и спросил: «Все в порядке?» А Мелчен ответил: «Все в ажуре».

А теперь, сутки спустя, Килер высказал предположение, что кружки на поверхности, с которой был снят отпечаток, могли быть растертыми каплями влаги...

– Вы осознаете, что вы говорите? – обратился к ним едва не потерявший дар речи Гарднер. – Выходит, вашего клиента пытаются подставить полицейские, нанятые герцогом Виндзорским?

Я пожал плечами.

– Для меня это не новость. Неделю назад или около того я застал их за тем, что они принуждали свидетеля дать нужные им показания.

Взволновавшись, Гарднер обратился к Килеру:

– Профессор, вы проверяли де Мариньи на детекторе лжи?

Килер взглянул на меня и, безнадежно улыбнувшись, покачал головой.

– Суд запретил это, – объяснил я. – Даже для наших собственных нужд, не говоря уж о том, чтобы принять результаты тестирования как официальную улику. Они также не разрешили применить детектор лжи к другим свидетелям.

Килер осклабился.

– Как бы мне хотелось взяться за Кристи...

– Какая потеря для вашего таланта! – горестно произнес Гарднер.

Я положил ладонь на плечо писателя.

– У Лена полно других способностей, как вы уже сами видели. Он еще провел экспертизу горения клочков постельного белья и подтвердил наш вывод, что убийца пробыл на месте преступления около часа.

– И, боюсь, я уничтожил при этом ценный мебельный гарнитур, – добавил Лен, сморщив лицо в улыбке. – Не знаю, почему леди Диана до сих пор не вышвырнула меня отсюда, не говоря уже о том, чтобы выселить меня из комнаты. О! Позвольте показать вам мое последнее открытие...

Он подошел к столу, на котором еще не так давно были сервированы закуски из крабов и черной икры. Теперь на белой скатерти, покрытой до странности знакомыми покоробленными круговыми образованиями, стоял распылитель инсектицида и стеклянная банка со снятой крышкой на резьбе, вроде той, в которой обычно консервируют овощи, наполненная прозрачной жидкостью. Тут же лежала коробка кухонных спичек и несколько спичечных огарков.

– Я нашел кое-что, что ты разыскивал, – хитро произнес Лен.

– Что ты имеешь в виду? – не понял я.

– Этот распылитель похож на тот, что был найден в комнате сэра Гарри.

– Я бы сказал, что они идентичны, – произнес я.

– Однако обычный распылитель для борьбы с насекомыми не мог быть использован для убийства, – убежденно сказал Гарднер.

– После того, как обвинитель предположил, что этот аппарат мог быть использован для того, чтобы поджечь тело сэра Гарри, не кто иной как Хиггс напомнил, что распылитель был найден наполовину заправленным инсектицидом «Флайдэд», то есть таким, как его оставила горничная. Килер, улыбаясь, поднял вверх распылитель, отвернул крышечку, расположенную снизу, снял ее и положил на стол. Затем он поднял вверх стеклянную банку, словно собираясь произнести тост.

– Ты предполагал, Нат, – начал он, – что горючий материал, пролитый на пол и на сэра Гарри, был не нефтепродуктом, как было заявлено на суде... а спиртосодержащим веществом.

– Верно, – произнес я. – Пламя от горящего бензина закоптило бы потолок ко всем чертям.

– И оставило бы сильный запах, – добавил Гарднер.

– Есть много способов использовать алкоголь в тропиках, – заметил Килер, привинчивая стеклянную банку к распылителю. – Кроме того, что его можно пить, или растирать им себя самого или своего приятеля, он также используется, например, в плитках для приготовления пищи на борту яхты, либо для промывания кистей... вы, вероятно, найдете банку, бутылку или какую-нибудь другую емкость этого вещества в любом сарае, не исключая и ту постройку, что находится рядом с «Вестбурном». Возьмите спички, Нат, и зажгите одну, а потом поднесите ее к наконечнику этого разбрызгивателя...

Он привел в движение поршень, а я подставил спичку под поток спирта, превращенного в парообразную смесь. Вспыхнуло пламя, яркое и голубое.

– Смотрите, – произнес Лен, довольный, словно мальчишка.

Чем энергичнее качал он насосом, тем больше и длиннее становился язык пламени; это было похоже на сработанный в домашних условиях газосварочный аппарат!

– Можно направить пламя в любую сторону, – комментировал Лен. – До тех пор, пока продолжаешь работать насосом.

Когда он, наконец, перестал качать, несколько капель горящего спирта упали с кончика разбрызгивателя на стол, оставляя на нем по мере сгорания кругообразные следы копоти.

– Будь я проклят! – произнес я.

– Вот и твоя паяльная лампа! – заявил Килер, ставя распылитель на стол.

Я рассмотрел его. Кончик разбрызгивателя несколько почернел. Я достал платок и вытер его – он снова стал чистым. Трудно было даже вообразить, что этот безобидный аппарат несколько мгновений назад изрыгал огонь.

– Теперь осталось отвернуть банку со спиртом, водрузить на место емкость с инсектицидом, и у вас в руках – просто распылитель для борьбы с насекомыми.

Я приподнял аппарат.

– А то, что резьба оказалась одинаковой, не является случайным совпадением?

– Возможно. Но даже если бы резьба не совпала, можно было поддерживать банку одной рукой, а качать – другой. Конечно, это не очень удобно, но с этим справился бы и ребенок.

Гарднер с изумлением наблюдал за происходящим.

– Эрл, – предупредил я его, – ни слова об этом в своем репортаже...

Он кивнул, затем предостерегающе поднял вверх палец и произнес:

– Ты тоже держи язык за зубами.

Килер посмотрел на меня и качнул головой. Мы, конечно, расскажем об этом Хиггсу, но Гарднер прав: чем в большем заблуждении относительно подробностей убийства будет пребывать обвинение, тем легче будет Хиггсу добиться пересмотра дела, если это понадобится. С другой стороны, прояснять картину преступления на этом процессе было совсем не в интересах де Мариньи...

– Мне пора, джентльмены, – сказал я. – Лен, когда Ди и Нэнси вернутся с Парэдайз-бич, передай им, что я буду около половины восьмого. Эрл, вы едете со мной на катере?

– Мне хотелось бы остаться и немного побеседовать с профессором Килером, Геллер. Не возражаешь?

– Абсолютно.

Гарднер обратился к Килеру:

– А вы как, профессор?

– Ни в коем случае, – сказал тот. – Видите ли, я большой поклонник Перри Мейсона... Нат, а куда ты направляешься?

Я уже шел прочь от них.

– Мне надо заехать к полковнику Линдопу, прежде чем он сменится в шесть часов, – бросил я через плечо. – Даже теперь, когда мы можем подвергнуть сомнению достоверность отпечатков пальцев, Лен, думаю, нам потребуется заявление Линдопа о том, что Фредди допрашивали утром, а не после полудня...

Через час я уже был на втором этаже полицейского участка, где на пороге кабинета Линдопа я обнаружил маляра из местных, который, накрыв пол подстилкой, наносил последние штрихи к надписи «Майор Герберт Пембертон» на шероховатом стекле двери.

– Простите, – обратился я к маляру. – Разве это не кабинет полковника Линдопа?

– Больше нет, сэр, – ответил тот. – Его перевели.

– Что?

Мужчина пожал плечами и вернулся к букве "н".

Я заглянул в кабинет капитана Сирза, но того также не оказалось на месте. Я поинтересовался у его секретаря насчет Линдопа и получил обескураживающий ответ.

– Полковник Линдоп переведен в Тринидад, – произнес худощавый белый парень с тоненькими черными усиками и надменным взглядом.

– На Тринидад? Когда?

– В начале недели.

– Ну... А какого дьявола?

– Отныне и навсегда, – с тонким сарказмом произнес секретарь и добавил: – Насколько мне известно.

Несколько минут спустя я уже был вверху Джорджия-стрит, топая по каменной лестнице, ведущей к резиденции губернатора, которая чем-то напоминала зачерствевший бело-розовый свадебный пирог. На середине подъема находилась площадка, где возвышалась статуя Христофора Колумба, который, неся свою почетную вахту, стоял, опершись одной рукой на эфес шпаги, а другую положив на бедро. На самом верху лестницы, через бетонный пролет, перед парадным аркообразным входом стоял чернокожий часовой в белой униформе, который справился о цели моего визита. Я сказал, что у меня встреча с секретарем по колониальным вопросам, и тот разрешил мне пройти внутрь.

Когда я отрыл дверь с замысловатым вензелем "Е" и королевским гербом на толстом стекле, я едва не споткнулся о гору чемоданов, сумок и коробок.

Я услышал гулкое эхо шагов в фойе с высокими потолками, стены которого были драпированы обоями под мрамор, а на окнах висели шторы пастельных тонов (без сомнения идея герцогини), и вскоре показался человек, с которым, как я соврал часовому, у меня была назначена встреча – секретарь по колониальным вопросам Лесли Хип. Широкими шагами он приближался ко мне, подволакивая одну ногу. Наследство от первой мировой войны, как мне говорили.

– Как вы пробрались мимо часового, Геллер? – хмурясь, громко спросил Хип.

– Он спросил меня, кто такая малышка Руфь, а я знал правильный ответ, – попробовал отшутиться я.

Однако я напрасно тратил запас своего юмора на Хипа. Белая форма, вероятно, была намного остроумнее ее хозяина – внешне ничем не примечательного сорокапятилетнего профессионального вояки.

– Если вы по-прежнему питаете иллюзии в отношении того, что его королевское высочество удостоит вас своей аудиенцией, – внушительно начал Хип, – то вы только напрасно тратите свое и мое время.

– Тогда мы побеседуем с вами, – сказал я и тут же задал вопрос: – Что, черт возьми, произошло с полковником Линдопом?

– Ничего с ним не произошло. Он попросил перевести его на некоторое время, и губернатор удовлетворил его просьбу.

– Но он, конечно, вернется к началу суда над де Мариньи, – предположил я.

– Искренне в этом сомневаюсь – ведь в военное время такие проблемы с транспортом; кроме того, новые обязанности Эркина Линдопа как комиссара полиции Тринидада вряд ли позволят ему оставить свой пост.

Я с презрением усмехнулся.

– Как это удобно! Прямо перед началом суда ключевого свидетеля защиты вдруг переводят на остров, который находится черт знает где!

Хип плотно сжал челюсти.

– Полковник Линдоп был свидетелем обвинения, и, насколько я понимаю, он представил исчерпывающие показания по делу в письменной форме. Его преемник, майор Пембертон, сможет свидетельствовать в суде.

Я не знал Пембертона, чье свеженамалеванное имя я только что видел на двери кабинета Линдопа; если он и участвовал в расследовании, то наверняка только в самой незначительной степени.

– Кто это уезжает? – поинтересовался я, указывая на кучу багажа.

Хип слегка улыбнулся.

– Не то, что вы? Его королевское высочество и ее светлость, – ответил он.

– Что? Только не говорите мне, что их перевели на Тринидад!

– Они отправляются в турне по Америке.

Тут я припомнил, как герцогиня будто вскользь произнесла на вечеринке в Шангри-Ла: «Нью-Йорк будет хорошей сменой обстановки...»

Несколько растерявшись, я проговорил:

– Значит, его королевское высочество не будет присутствовать на этом дешевом спектакле?

– Нет, – произнес Хип. – С чего бы?

И он проводил меня до двери.

Глава 21

Под ночным безлунным небом, которое казалось более синим, чем обычно, и на котором было всего несколько звезд, на пустынном пляже, вокруг мечущего ввысь искры, потрескивающего костра раскачивались в танце из стороны в сторону, размахивая руками и потрясая ногами, человек сорок-пятьдесят туземцев. Их танец сопровождался боем грубо сработанных африканских барабанов и незамысловатыми мелодиями, исполнявшимися на роговидных морских раковинах. Хотя женщины были одеты в белые саронги и носили на голове белые же повязки, а мужчины были облачены в изорванные рубахи неопределенного цвета, отраженные отблески пламени, переплетавшиеся с ночными тенями, придавали всей компании живой, колоритный вид.

На почтительном расстоянии от места этого действа, там, где начинался пальмовый лес, мы с леди Дианой Медкалф стояли и наблюдали за происходящим. Так же, как и туземки, она была во всем белом: она надела мужскую рубашку и женские брюки; моя одежда тоже была белого цвета – костюм с выпячивающейся из подмышки кобурой моего девятимиллиметрового браунинга, который одновременно был и слишком уж заметен, и причинял неудобство.

Ради этой экскурсии на отдаленный остров Эльютера, где в темное время суток лишь немногие белые отваживались выбираться за пределы больших поселков, я впервые за все время моего пребывания на Багамах откопал на дне своего чемодана свой автоматический пистолет и подплечную кобуру для него. Возможно, это означало, что я был трусом, а может быть – расистом, а может быть, трусливым расистом.

Но как бы то ни было, мне нравилось быть живым.

Ведь, в конце концов, некоторые из этих чернокожих мужчин, что танцевали вокруг костра, рассекали воздух мачете длиной около четырех футов. Круг танцующих постепенно сужался к костру, затем мужчины хватали лежавшие с краю головешки, вносили их вглубь костра, давая им как следует разгораться, после чего, подняв их, как факелы, с предварительно закатанными вверх штанинами, принимались бродить по мелководью.

А потом их мачете начинали со свистом рассекать воздух и, что еще более важно, морскую воду, как будто размахивающие ножами мужчины нападали на саму воду.

– Что это за чертовщина? – произнес я, непроизвольно подстраивая свой тон под различные удары туземных барабанов. – Что это еще за ритуал вуду?

Хрупкий британский смешок Ди едва пробился сквозь оглушительную «музыку».

– Это не вуду, Геллер; по крайней мере, не совсем. Это рыбалка.

– Рыбалка? – изумился я.

– Эти мужчины не просто рассекают воду, они ловят рыбу.

И будь я проклят, если она ошибалась: теперь мужчины опускали руки под воду и возвращались на берег с серебристыми предверетенами в руках, которые они бросали на песок. Рыба, привлеченная светом факелов, поднималась к самой поверхности и подплывала к самым ногам рыбаков, получая, на свою беду, удар мачете.

– А позже вся компания начнет поедать свой улов, – объявила Ди.

Но теперь мужчины и женщины раскачивались, вертелись, подпрыгивали, отрешенные от остального мира в своем неистовстве, до тех пор пока последняя серебристая рыбешка не была брошена на пляж бродящими в воде рыбаками.

Старуха принялась причитать:

– Спускайся, Мэри! Спускайся!

– Они-то уж точно умеют веселиться! – сделал я свой вывод.

– Жаль, что мои гости не могут расслабляться до такого состояния, – заметила Ди.

– Это уж точно!

Мы прибыли сюда на моторной яхте, белом блестящем судне под названием «Леди Диана», подаренной Ди отсутствующим, но в то же время вездесущим Веннер-Греном. Хотя ей было далеко до «Саузерн кросс», в ее чреве имелась большая светлая каюта с баром, по-современному отделанная белой кожей.

Трехчасовое путешествие с острова Хог прошло совершенно безболезненно: коктейли, разговоры, обнимания, и наконец темнокожий «мальчик» Дэниел пришвартовал яхту к полуразвалившемуся пирсу возле туземной деревушки, стоявшей неподалеку от пляжа.

Мы должны были встретиться с человеком по имени Эдмунд, но, вероятно, он, так же как и все остальные, отправился ловить рыбу. Тогда мы пошли на звук барабанов...

Причиной нашей поездки на этот остров послужила история, рассказанная мне Ди в моей постели в коттедже в Шангри-Ла.

– Ты задумывался о том, что мотивом к убийству сэра Гарри могли послужить его чертовы золотые монеты? – спросила она как бы между прочим, сидя в постели по пояс обнаженной с шелковой простыней, прикрывающей ее бедра, и бокалом джина с тоником в руке.

Теперь и я привстал со своего места; я тоже был голый по пояс, но это было совсем другое дело!

– Какие еще, черт возьми, золотые монеты?

Она сделала изумленное, но очень привлекательное личико.

– Да ты наверняка знаешь об этом! Я могу понять полицейских: они могли упустить из виду эту подробность, принимая во внимание их озабоченность тем, как получше подставить Фредди; но ты...

– О чем ты говоришь, черт побери? – вышел я из себя.

– О его коллекции золотых монет! Всякий на острове, будь он белый или черный, знает, что у сэра Гарри припрятано где-то целое сокровище в золотых монетах.

– Не всякий, – справедливо заметил я. – Я об этом ни слова не слышал. А Нэнси? Она-то видела что-либо из этой коллекции?

Она покачала головой, отчего ее светлые волосы зашевелились.

– Нет, но ведь ее никогда не интересовало ничего из того, что имело отношение к богатствам отца. Вспомни, Нэнси же выросла в школах, куда ее отправляли учиться, и провела там большую часть своей жизни. И только летние месяцы она проводила со своей семьей.

Я недоверчиво усмехнулся.

– Клад золотых монет – это похоже на сказку бедняков, которые выдумывают разные небылицы насчет богатых людей.

– Думаю, это больше, чем просто сказка, – возразила Ди.

Вооружившись терпением, она объяснила все по порядку. Увлекшись рассказом, она совершенно забыла о наготе своих объемистых, округлых грудей с крохотными сосками, которые покачивались в такт ее речи. Однако я не упускал их из виду.

Оказалось, что клад – соверены, наполеондоры и другие золотые монеты – считался спрятанным в «Вестбурне»; Ди сама слышала, как сэр Гарри высказывался о своем презрительном отношении к банкнотам, которые в одночасье могут утратить свою ценность. В начале войны от британских граждан потребовали сдать все бывшее у них золото, как в монетах, так и в слитках – требование, которое Оукс, в основном, игнорировал.

– Дэниел донес до меня кое-какие слухи, – сообщила мне Ди, говоря о юноше, который управлял тем катером, что перевозил меня, как и других гостей Шангри-Ла, курсируя между островом Хог и Нассау.

– Например?

– На отдаленных островах Эльютера и Абако стали появляться золотые монеты.

– А может быть... это сокровища пиратов? Я хочу сказать, что не могут ведь дублоны и другие подобные монеты возникать время от времени из ниоткуда?

– Верно... Но говорят, это более новые монеты.

– А Дэниел станет говорить со мной об этом?

– Возможно. Но он не очень-то доверяет посторонним. Он верит мне. А что?

– Я бы хотел заполучить одну из тех монет и поговорить с тем, у кого они имеются.

– Ну, не знаю, Нат... это может быть трудновато...

– Постарайся, Ди. Но ты говорила о «слухах» во множественном числе, – напомнил я.

Она вздохнула, скрестила руки, прикрыв тем самым груди, но лишь частично, ибо скрывать нужно было слишком многое.

– Мне бы очень не хотелось влезать во все это... – неуверенно произнесла она. – Это кажется таким непочтением по отношению к покойному отцу Нэнси...

– Тогда заставь себя, – посоветовал я.

Она закатила глаза и улыбнулась.

– О'кей! У старины Гарри было что-то вроде... репутации.

– Репутации?

– Да. Я лично никогда не замечала – он всегда казался мне только джентльменом... Но есть люди, которые утверждали, что сэр Гарри – старый рогатый козел.

– Что?

Она закивала головой, вновь ухмыляясь.

– Возможно, существует еще целая группа подозреваемых, которых ты еще не затрагивал – это рогоносцы.

Представившаяся мне картина спальни сэра Гарри, заполненной обманутыми мужьями с факелами в руках, казалось, была более чем абсурдом.

– Эти твои две сплетни как-то не сходятся друг с другом, тебе не кажется? – в свою очередь ухмыляясь, спросил я. – Это убийство по ритуалу вуду или месть муженьков неверных жен?

– А может, и то и другое вместе!

– Ой, да ладно тебе, Ди!..

Она посмотрела на меня жестким, серьезным взглядом.

– Ходили слухи, будто когда Юнис уезжала из города, Гарри отправлялся на соломенный рынок и подыскивал там себе шлюшку из местных, которая хотела бы заработать за вечер столько, сколько имеет в год. В данном случае убийство по ритуалу вуду начинает приобретать смысл.

– Ты хочешь сказать, что воткнутые в горящее тело перья – ритуальное воздаяние какого-нибудь туземца сэру Гарри за то, что он переспал с его женщиной?

– Да, это одна из сплетен, что бродят по Нассау. Если это на самом деле так, то значит этот туземец – бедный, обманутый, обезумевший от жажды мести, возможно, вспомнил еще и рассказы о золотых монетах, обыскал дом, нашел их и смылся.

– Но ведь следов обыска не было...

В уголке ее рта появилась характерная маленькая злая улыбочка.

– Разве это исключает ограбление, детектив Геллер? И кто мог ему воспрепятствовать? Если ты прав насчет Гарольда Кристи, то он в это время спал... ну, или вроде того... с Эффи Хеннедж.

В том, что говорила Ди, как будто был какой-то смысл.

Я предпринял собственное расследование. Беседа с Дэниелом – застенчивым парнем лет двадцати – подтвердила все сказанное ранее Ди, но его собственное сбивчивое повествование не дало мне никаких новых фактов.

Де Мариньи нервно расхаживал по камере, покуривая «Голуаз», опровергал мнение о том, что сэр Гарри был волокитой.

– Сама мысль о том, что этот скромник мог волочиться за женщинами граничит с богохульством, – заявил Фредди. – В вопросах секса старик был убежденным пуританином. Именно на этой почве у нас с ним возникали стычки. Мои свободные моральные принципы и сознание того, что я, возможно, «насилую» его дочь, которая, к своему несчастью, стала моей женой.

– Многие на словах прикидываются пуританами, а на деле ведут себя как язычники, – заметил я.

– Точно, – произнес Фредди. – Но сэр Гарри? Решительно невозможно это представить!

С другой стороны, де Мариньи, как выяснилось, слышал о коллекции золотых монет, хотя никогда и не видел ее.

– Так же как и Нэнси, – прибавил он. – Мне никогда не приходило в голову, что это могло стать мотивом преступления. Дьявол! Я должен был что-нибудь рассказать об этом раньше...

– Ну, признаков ограбления все равно не было. Это была обычная тупиковая версия...

Мне казалось, что только один человек мог помочь мне подтвердить или опровергнуть эти слухи. Но я не посмел позвонить заранее. Я рискнул прийти...

Пляж на этот раз не имел того оттенка цвета слоновой кости, который помнился мне; в свете полумесяца он казался светло-серым.

Я постучал в дверь коттеджа, и когда она открыла, вид у нее был ошеломленный. В опушенных густыми ресницами глазах затаилась обида.

– Натан... Я ведь просила тебя больше не приходить ко мне.

Я держал свою соломенную шляпу в руке.

– Я знаю, Марджори. Прости! Но ты единственная, кто может мне помочь...

Она стала медленно закрывать дверь.

– Я предупреждала тебя, что не смогу тебе помочь.

Я втиснул свою ступню в дверной проем.

– Пожалуйста! Я ненадолго.

– Если тебя заметит леди Юнис...

– Они с дочерью ужинают сегодня вместе в «Британском Колониальном». Что-то вроде перемирия.

Марджори заколебалась.

– Откуда ты знаешь?

Я рискнул улыбнуться.

– Я сам это устроил.

Ее улыбка была одновременно усталой и настороженной. Она покачала головой.

– Ладно, Натан. Входи, – разрешила она, но прибавила: – Только не присаживайся.

Я стоял в до блеска чистой комнате, краем глаза замечая свежие цветы в вазе на круглом столе, на котором вверх обложкой лежала раскрытая книга «Затерянный горизонт».

– Я хотел задать тебе пару вопросов, – начал я.

Марджори стояла, скрестив на груди руки, слегка приподняв подбородок; на ней была голубая униформа горничной.

– Ладно, – согласилась она.

– Тебе известно что-либо о коллекции золотых монет сэра Гарри?

Она моргнула и приподняла голову еще выше.

– Да, у сэра Гарри было некоторое количество золотых монет, – подтвердила она.

– Много?

– Ну... небольшая шкатулка.

– Вроде пиратского сундучка?

Она кивнула:

– Но поменьше.

– Он был у него спрятан? Ну, в стенном сейфе или где-либо еще...

Марджори отрицательно покачала головой.

– На сундучке был висячий замок, но сэр Гарри не прятал его; он был у него в кабинете, стоял на книжной полке.

– А откуда ты знаешь, что там хранились золотые монеты?

Она еле заметно пожала плечами.

– Я однажды видела, как он пересчитывал их у себя в кабинете.

– Пересчитывал?

– Да... Он был пьян. Очень сильно пьян. Золотые монеты, они были рассыпаны по всему столу. Он собирал их в маленькие кучки. Шкатулка стояла открытой у его ног.

– Это был единственный раз, когда ты видела монеты?

– Да.

Вполне вероятно, что время от времени другие слуги могли видеть открытым этот сундучок с золотом. А может быть, Гарри, в подпитии, показывал друзьям его содержимое. А весть об этой шкатулке с монетами могла запросто распространиться...

– А леди Оукс ничего не говорила о пропаже этого сундучка?

– Нет. Дай подумать, я... я, впрочем, не помню, чтобы он стоял на полке.

– Я полагаю, ты не станешь ее спрашивать...

– Нет!

Ладно, поручу это Нэнси.

– Марджори, а ты не думаешь, что сэр Гарри мог стать жертвой вуду? Или... как это еще называется?

– Оуби, – подсказала она.

– Да, именно.

Она указала на стол, за который я и уселся. Она подошла к плите и налила мне чашечку чая.

– Оуби – это не колдовство вуду, – объяснила она. – Это багамская разновидность магии.

– Для меня это все – колдовство, – заявил я.

Марджори поставила передо мной чай, затем налила и себе.

– Оуби, – продолжала она, – это смесь: одна часть – африканская, другая – христианская.

– Похоже на колдовство, – повторил я.

– Но это не религия, Натан. – Она присела напротив меня. – Это способ лечения болезней или, для фермера, защиты урожая от кражи или непогоды; способ добиться успеха в бизнесе или любви...

– Кое-что и мне бы могло тут пригодиться, – заметил я.

Марджори вяло улыбнулась и заглянула в свою чашку.

– Это не религия... – повторила она. – Оуби – это нечто такое, что один человек, шаман, передает другому.

– Вроде того, когда кто-либо желает, чтобы человек умер; ты это имеешь в виду?

Она нахмурилась в задумчивости.

– Я так не думаю, – произнесла она наконец. – Оуби не приносит смерть путем нанесения ударов по голове и поджога. Оуби убивает на расстоянии.

– Ты хочешь сказать, что это что-то вроде сглаза или порчи?

Она кивнула с серьезным видом.

– А какие мотивы были у любого черного желать смерти сэра Гарри? Сэр Гарри, он был добр с ними. А использовать оуби мог только черный.

– А что если сэр Гарри крутил любовь с женщиной кого-либо из черных?

– Крутил любовь? – не поняла Марджори.

– Ну, в сексуальном смысле...

Она выглядела озадаченной.

– Сэр Гарри? Он любил мою леди Юнис.

– И у него в «Вестбурне» никогда не было посторонней женщины? Может быть, когда леди Юнис была в отъезде?

– Никогда!

Я отхлебнул чая.

– Вкусно! Что ты туда добавила?

– Мед.

Я улыбнулся.

– Вот если бы и меня ты называла этим словом!

Это мое замечание несколько смутило ее.

– Тебе пора уходить.

– Хорошо! – Я встал. – Спасибо, Марджори. Я тебя больше не побеспокою, даю слово.

В ответ на мою благодарность она кивнула.

– Кертису Томпсону удалось разыскать Сэмьюэла или второго парня?

– Нет. Ты была права, Марджори. Они давно уехали.

Она печально покачала головой.

– Иногда некоторых людей и некоторые вещи вернуть просто невозможно.

Не уверен, что она произнесла то, что хотела сказать, но затем она отвернулась в сторону, и ее глаза, впрочем, как и мои, наполнились влагой. Тогда я просто бросился вон из дома.

Теперь, сутки спустя, я стоял рядом с другой красивой женщиной, наблюдая издалека за похожей на вуду церемонией, или праздником, или черт знает чем еще, что называют рыбалкой. Сейчас музыка прекратилась, и музыканты поднесли свои барабаны к огню, вероятно, с тем, чтобы кожа на них подтянулась. Пока остальные участники церемонии стояли, сонно покачиваясь, в ожидании следующего музыкального номера, от толпы отделилась фигура и медленно, загребая ногами песок, приблизилась к нам.

Мужчине было на вид лет пятьдесят. Он имел белоснежного цвета волосы, брови и усы, гладкую кожу; на нем была распахнутая до пояса рубашка и закатанные брюки. Он был одним из рыбаков, но, к счастью, сюда явился без мачете.

Мужчина почтительно остановился в нескольких футах от нас.

– Я Эдмунд, – представился он. – Имею ли я честь говорить с миледи Дианой?

– Да, это я, – ответила, улыбаясь, Ди. – А это мой друг мистер Геллер.

– Мистер Геллер, – повторил мужчина. Глаза его слипались.

Я протянул руку, и тот, явно удивленный, пожал ее.

– Вы знаете, зачем мы пришли сюда? – спросила Ди.

– Да... Дэниел говорил, вас интересует золотая монета.

– Верно, – согласилась она.

– Следуйте за мной, пожалуйста, – произнес Эдмунд.

Даже безлунной ночью яркие краски деревенских хижин – зеленые, голубые, пурпурные – были заметны; безоконные, странного вида хибары из дерева и, местами, поржавевшего железа имели крыши из пальмовых листьев и двери из упаковочных корзин или из старых металлических рекламных щитов: там – чай «Тайфу», здесь – высококачественные нефтепродукты компании «Прэтс». Это был тропический Гувервиль, поселок безработных.

Эдмунд открыл перед нами дверь – свободно болтающийся на кожаных петлях красный рекламный щит «Кока-Кола»; внутри было жарко и душно от отсутствия вентиляции, и я явственно различал в воздухе приторный запах спиртного. Как это тут называлось? Кажется, «ганджа».

Однако в хибаре Эдмунда не было грязно – в ней висел гамак, стояло несколько деревянных ящиков и дощатых коробок, служивших мебелью, а земляной пол был тверд, как паркет.

– Простите, что тут нет удобного места для леди, – извинился мужчина.

– Все в порядке, – успокоила его Ди. – Так как насчет монет?

– Только одна монета, – уточнил Эдмунд. – Парень с Абако дал мне ее за то, что я кое-что сделал для его лодки.

– Можно взглянуть на нее? – поинтересовался я.

Он направился к одному из ящиков, вытащил из него клочок белой материи, развернул его и вернулся к нам с золотым совереном.

Мы с Ди рассмотрели монету.

– Это ведь не из пиратских сокровищ, не так ли? – спросила она меня.

– Конечно нет, ведь монета датирована 1907 годом, – ответил я.

– Эта монета чего-нибудь стоит? – поинтересовался Эдмунд.

– Двадцать шиллингов, – сказала Ди. – По я дам вам за нее двадцать американских долларов.

– Договорились!

Она протянула Эдмунду двадцатидолларовую банкноту, а мне передала монету, которую я тут же опустил себе в карман.

– Этот парень с Абако, – обратился я к Эдмунду. – Как его зовут?

Он пожал плечами; глаза его слезились. Слишком много ганджи.

– Не знаю, сэр. Просто цветной парень, которому нужно было помочь с лодкой.

– Он не из тех, кто часто бывает здесь?

– Нет, сэр.

Скоро мы с Ди снова были в каюте моторной яхты; Дэниел стоял на мостике, держа курс на Нассау по гладкой, словно стекло, поверхности моря. За окнами висела темная ночь. В каюте также было темна. Но кожаная обивка софы, на которой мы лежали, была такой белой, что казалось, будто она светится.