Текст книги "Раненая ласточка"

Автор книги: Магомед-Расул Расулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

ОН РОДОМ ИЗ КУБДЧИ

Есть в горном Дагестане аул Кубани, который славится своими замечательными мастерами – ювелирами, чеканщиками, граверами, прозванными в народе златокузнецами. И рос в одной из семей златокузнецов мальчонка по имени Магомед– Расул, наделенный богатой фантазией. Он и сам, этот мальчуган-фантазер, не выпускал из рук резец гравера, за который взялся, когда ему было еще семь лет.

Но вот однажды, когда маленькому златокузнецу шел двенадцатый год, попала ему в руки потрепанная книжка на даргинском языке. В книжке не было ни начала, ни конца. Однако мальчишка принялся с жаром читать ее вслух – так, чтобы не только он сам, но и мать, слушавшая его в этот долгий зимний вечер, узнала бы, про что говорится в книге. А говорилось в ней о легендарных, смелых горцах – о Хаджи-Мурате и Шамиле. И до чего же было обидно и матери, и сыну-грамотею, что чтение волей-неволей пришлось закончить на той странице, где рассказывалось о смерти одного из действующих лиц – Петрухи Авдеева, которого мать уже успела назвать по-даргински Бедйрханом. А что было дальше, осталось неизвестным, так как накануне половиной книги мать растопила печку...

Прошел не один год до того дня, когда Магомед-Расул узнал, чем кончается эта книжка, и рассказал матери, что называется книга «Хаджи-Мурат» и написал ее русский человек по имени Лев Толстой, а на даргинский язык ее уже перевели потом. Мать даже не поверила сразу и обиделась: «Быть того не может! Клянусь святым Кораном, такую книгу мог написать только горец! И притом горец, который не раз делил хлеб-соль с Шамилем и Хаджи-Муратом, не раз ходил с ними в походы, не раз бывал ранен...»

Мать Магомеда-Расула до сих пор отказывается верить, что книгу о Хаджи-Мурате написал не горец, а русский писатель. Но сынишка ее с той поры поверил в могущество человеческого слова и писательского таланта, которые проникают в тайное тайных человеческой жизни и объединяют разных людей в одном большом и захватывающем всех чувстве. Он стал читать книгу за книгой, да и сам тайком попробовал писать. И хотя ничего еще у него тогда не получалось, но, как он потом сам признавался, «с книгой и карандашом стал дружить больше, чем с резцом». И постепенно начал понимать, что дело у него получится лишь тогда, когда он сумеет управляться с карандашом или пером так же искусно, как владеют его земляки-златокузнецы своими резцами. И уразумел паренек из Кубани, что слово требует и точного знания жизни, и такого же бережного, настойчивого труда и вдохновения, в каких нуждается благородный металл, чудесно преображавшийся в искусных руках кубачинских мастеров.

Магомед-Расул из аула Кубани пошел учиться, окончил литературный факультет Дагестанского педагогического института, а потом, вернувшись в родной аул, работал несколько лет учителем в школе. Но его неотвратимо тянуло к перу и бумаге. Он хотел писать, обтачивать слово, находить ему точное место в строке, которая радует, волнует, захватывает человеческое сердце. Он работал секретарем районной газеты, потом трудился в Дагестанском книжном издательстве. А в 1962 году выпустил на родном даргинском языке свою первую книгу рассказов и повестей «Чанкур». Через два года вышла его новая книга – повесть «После свадьбы». Вскоре она зазвучала и по-русски : ее перевели и издали в Москве.

Так юноша из аула златокузнецов стал писателем. Неустанно стремясь овладеть всеми секретами писательского мастерства, он приехал в Москву и поступил на Высшие литературные курсы при Литературном институте имени А. М. Горького Союза писателей СССР. Там я и познакомился, будучи руководителем творческого семинара, с молодым писателем Магомедом-Расулом, человеком очень внимательным, крайне застенчивым, высказывающим свои суждения не громко, но весьма вдумчиво и убедительно.

Я с интересом прочел его изданную в Москве повесть «Хартум и Мадина», рассказывающую о чудесном искусстве златокузнецов. А потом у меня в руках оказалась новая повесть Магомеда-Расула «Раненая ласточка». Ее вы и прочитаете сейчас. В ней вы познакомитесь с честным, отзывчивым, но не всегда умеющим найти верный путь при решении нелегких вопросов, касающихся правды и совести, дагестанским школьником Сайбуном и с его старшим «приятелем» Даштемиром, который на первых порах покажется вам таким хорошим и храбрым покровителем своего юного дружка. Ну, а каким он окажется на самом деле и что произойдет с Сайбуном в школе и дома, заранее вам говорить не стоит.

Прочтите повесть Магомеда-Расула и не обижайтесь на автора за то, что он расстанется с вами в один из самых горьких для Сайбуна дней в его жизни, как бы оборвав на полуслове свое повествование. Постарайтесь сами представить себе, что произошло в доме Сайбуна, и понять, в чем виноват Сайбун и почему автор назвал свою повесть «Раненая ласточка».

Мне кажется, что вас многое по-настоящему взволнует в этой книге, которую перевел для русского читателя опытный литератор И. А. Рахтанов.

Лев Кассиль

ВСТРЕЧА С ДАШТЕМИРОМ

Несколько дней подряд шли дожди, но в воскресенье после полудня небо посветлело. Сайбун выглянул в окно: как хорошо, можно хоть пару часиков погулять! Секунда ушла на то, чтобы надеть старые кеды. Затем Сайбун бросился к двери, крикнув на ходу матери, занятой на кухне:

– Мама, я на улицу!

Каспий был в двух шагах. Обычно светло-серый, он стал сейчас, после недавних дождей, почти черным. Вдалеке, упираясь концами в черные воды, вставал многоцветным полукружьем мост радуги.

Сайбун остановился и несколько минут смотрел на радугу. Красиво!

Городской парк, куда спешил Сайбун, уже ожил. Запели первые птицы. На влажных стволах тополей заполыхало солнце. К терпкому запаху птичьего помета, который особенно остро чувствовался после дождя, примешивался едкий, сильный запах морских водорослей.

В парке Сайбун встретил знакомых ребят – Хамида, который учился на класс старше, не то в 8 «Б», не то в 8 «В», и одноклассника Магомеда, знаменитого только тем, что всю левую его щеку занимало родимое пятно.

– Привет! – поздоровался Сайбун.

Хамид пренебрежительно кивнул ему. Магомед подал руку. Это немного утешило Сайбуна. Он присел под грибок, где устроились ребята, и тихо спросил у Магомеда:

– Чего делать будете?

– Не знаю, – так же тихо ответил тот. – Хрипун меня позвал, я и пошел. – Он кивнул на хмурого Хамида.

«Злой он какой-то», – отметил про себя Сайбун, не сводя глаз с Хамида.

По правде сказать, он недолюбливал Хамида. Тот был известным задирой и драчуном. Года два назад он болел ангиной и целый месяц после этого разговаривал странным хриплым баском. Ангина прошла, от нее и следа не осталось, а Хамид по привычке продолжал хрипеть. Хриплый голос, как он считал, делал его солиднее. Тогда-то и прозвали Хамида Хрипуном.

Сайбуну стало скучно сидеть без дела. Он было уже собрался уйти, как Магомед вдруг заметил поблизости ласточку.

– Ласточка! Ласточка, смотрите, ребята! – закричал он.

Ласточка устроилась на телеграфном проводе. Она чистила перышки, смешно вертя головой и покалывая себя острым клювом.

– Эй, Сайбун, ты что раньше заметил – хвост, голову или грудку? – спросил Хамид.

Сайбун пожал плечами. С чего это Хрипун такие вопросы задает?

– Не помню... Кажется, грудку...

– Ну тогда, значит, купят тебе новый костюм! – важно заявил Хамид.

– Почему ты так думаешь? – удивился Сайбун.

– Примета такая. А я хвост раньше увидел: теперь жди неприятностей...

– Все это глупости, – усмехнулся Сайбун. – Я в эти приметы ни капельки не верю! А вот то, что ласточки весну на крыльях приносят, – правда! Мама мне так сказала...

– Мама ему сказала! – вспыхнул Хамид. – Чурбан ты, вот кто! Значит, если б не прилетела ласточка, не было бы и весны? Ха-ха!

– Сам ты чурбан! – разозлился Сайбун. – Хрипун несчастный!

– Но-но! Держи язык на привязи, а то получишь! – Хамид стал перед Сайбуном, выпятив грудь и сузив щелочками желтоватые глаза.

Была бы драка, если б не вмешался Магомед.

– Да ладно тебе, Хамид, – сказал он. – Чего ты на своего налетаешь?

– Пусть не задирается, – хмуро бросил Хамид.

Все еще поглядывая на Сайбуна, он вытащил из кармана рогатку и кусочек свинца. Накрутил резину на палец и, почти не целясь, выстрелил в ласточку. Птица сорвалась с провода, неловко взмахнула крыльями и тут же беспомощным комочком упала на землю.

– Ты зверь! – крикнул Сайбун Хамиду. – Зверь! – Он был вне себя. Ему хотелось броситься на Хамида и молотить его кулаками до тех пор, пока он не запросит пощады.

Упав, ласточка попыталась снова взлететь. Только ничего не вышло – видно, Хамид сильно ранил ее.

Сайбун подбежал к ласточке, поднял ее, дунул на грудку, потом на бочок, стараясь понять, куда угодил свинец Хамида. Ранки не было видно.

Сам того не осознавая, Сайбун утешал ласточку:

– Не бойся, я тебя в обиду не дам... Что он с тобой сделал, этот чертов Хрипун? Не дрожи, бедняжка...

Пальцы Сайбуна почувствовали влагу под левым крылышком. Так и есть: кровь! Сайбун достал носовой платок, разорвал его зубами и приложил лоскут к ранке.

Хамид насмешливо смотрел на него.

– С первого выстрела попал!

– Совести у тебя нет, стрелок! – зло крикнул Сайбун.

– Опять лезешь? Ну теперь-то заработаешь!

Сайбун исподлобья бросил взгляд на Хамида, резко повернулся и пошел к грибку. Сел на лавочку. Раненая птица еле слышно пискнула.

– Что с тобой? – Сайбун погладил ласточку. – Потерпи, потерпи... Я тебя вылечу, честное слово, вылечу!

– Ты что это там бормочешь? – насмешливо спросил Хамид. Видно, злость в нем не убывала, и он решил до конца досадить Сайбуну. – С ласточкой беседу завел? Хм, говори, говори, может, дождешься, что ласточка тебе ответит! – Он засмеялся, толкнул в бок Магомеда, приглашая его присоединиться к нему.

Но Магомед даже не улыбнулся.

– Ну, ответить-то не ответит, а понимать – все понимает, – серьезно сказал Сайбун.

– Что же она понимает? – не унимался Хамид.

– А то, что, когда по саду бродит глупый осел с рогаткой, жди беды! – ответил Сайбун.

– Ладно. – Хамид знакомо прищурил глаза. – А сейчас глупый осел отберет у тебя ласточку... Ну-ка давай сюда мою добычу!

– Не отдам! Отойди!..

Хамид быстро схватил Сайбуна за руку. Тот вырвался. Он намеревался проскочить мимо Хамида, но не успел: Хамид подставил ногу и Сайбун грохнулся на землю. Ласточку он не удержал. Она лежала на боку, закрыв глаза, и казалась мертвой. Хамид бросился к ней. Но Сайбун оттолкнул его и прикрыл ласточку ладонями.

– Ты меня толкнул?! – взвизгнул Хамид. Он был в ярости. Он размахнулся, чтобы ударить Сайбуна.

Сайбун видел искаженное лицо Хамида, понимал, что ему надо защищаться. Но в руках у него была раненая ласточка, и он не двинулся с места.

Только Хамиду не удалось ударить Сайбуна. Ребята в пылу спора и не заметили, как к ним подошел высокий смуглый парень. Он успел схватить Хамида за плечо и остановить его. Рука у парня была крепкой, как сталь, и Хамид, почувствовав силу незнакомца, вскрикнул от боли.

– Эй, гяур, чего лапы распустил? – спокойно сказал парень, по-прежнему стискивая плечо Хамида.

– А тебе что надо? – петушился Хамид. – Двое дерутся, третий пусть не влезает!

И хотя Хамид отвечал довольно смело, вид у него был испуганный.

– А вот я влез! – Парень усмехнулся, обнажая крупные белые зубы. – И тебя не спросил, мухомор! – Он снова встряхнул Хамида.

– Сам ты мухомор! – чуть не плача, выкрикнул Хамид.

– Ах, вот как? – сказал парень.

И тут случилось неожиданное. Незнакомец сделал едва заметное движение ногой, и Хамид словно подкошенный брякнулся на спину.

Парень засмеялся.

– Раз – прием! – сказал он так, словно прием провел не он, а кто-то другой.

Только сейчас Сайбун опомнился. Прижимая ласточку к груди, он с восхищением глядел на незнакомца. Откуда он? Какой он смелый и ловкий! А приемчики-то знает, ого! Может, это дружинник и его обучали самбо? Наверное...

Хамид между тем поднялся. Он был упрям и не хотел признать себя побежденным.

– Сам ты мухомор! – тихо сказал он парню. – Сам...

– Два – прием! – перебил парень и, ловко дав подножку Хамиду, снова свалил его на землю, – Ну как, согрелся? – Теперь он стоял над Хамидом, усмехаясь и блестя глазами. Руки он держал за спиной, и это еще больше подчеркивало его спокойствие.

Хамид окончательно струсил. Поднявшись, он исподтишка показал кулак Сайбуну и поплелся к выходу из сада.

Магомед с родимым пятном на щеке растерянно сказал:

– Пока, – и тоже удалился.

– Что не поделили? – спросил незнакомец у Сайбуна. – Говори, пацан.

– Меня Сайбуном зовут. – Сайбун был благодарен своему спасителю, но вместе с тем он не хотел, чтобы его звали пацаном. Во-первых, Сайбун не мальчик, ему уже четырнадцать лет, а во-вторых, у него есть имя, и неплохое имя. Вот пусть по имени и зовут.

– Ах, вот оно что! – засмеялся парень. – Ваше имя Сайбун! Очень приятно познакомиться, уважаемый сэр, мистер, фон-барон!

Сайбуну пришлось проглотить и «сэра», и «мистера», и «фон-барона». Сколько можно спорить по пустякам! Если этому смелому смуглому парню нравится шутить, пусть шутит.

– А вас как зовут? – спросил он.

– Можешь со мной на «ты», – разрешил парень. – Это сближает. Но зачем тебе мое имя? Ты хочешь выбить его золотыми буквами вот здесь? – Он кивнул на грибок. – Такого-то числа, такого-то месяца и года такой-то протянул руку дружбы сэру Сайбуну, о чем и свидетельствует эта памятная надпись...

– Вы все шутите...

– Шучу, друг, шучу. – Парень хлопнул себя по крепкой, мускулистой груди. – Если б мне платили за каждую шутку рубль, я был бы богачом.

– Богачом... А зачем вам это богатство? Вон вы какой...

Сайбун был искренен. Ему действительно казалось, что счастливее этого человека нет никого на свете. Он смелый, как барс. Он сильный и ловкий, как сказочный герой, о котором не раз рассказывала мать. Он чувствует себя в этом мире хозяином, чего же ему еще надо?

– Почему я хочу быть богачом? – переспросил парень. Он на секунду задумался. – Есть такая горская пословица: «Деньги делают из раба хана». Представь себе, я хочу ходить в ханах! – Он улыбнулся. – Ладно, хватит шутить. Так что же вы не поделили с тем гяуром?

– Он хотел ласточку убить, – принялся объяснять Сайбун, сделав ладони дощечкой и поднося к лицу парня ласточку. – Он вообще злой... Если б не вы...

– «Вы, вы»! – передразнил его парень. – Ты, наверное, воспитывался при дворе английской королевы, без «вы» жить не можешь. Говори мне «ты», понял?

– Понял. – Сайбун кивнул. – Спасибо.

– За что это спасибо?

– Ну... – Сайбун потупился. – За то, что помог...

– Ладно, чего там! – Парень пренебрежительно махнул рукой.

– Я хочу... я хочу дружить с тобой, – немного помявшись, сказал вдруг Сайбун.

– Дружить? – Незнакомец едва заметно усмехнулся.

– Хочешь, я тебе часы подарю?

– Какие часы?

– Будильник! Дома возьму и подарю! У нас он без дела стоит. Потому что...

– Что ж, давай будильник, – согласился парень. – Я его к делу приспособлю: будет время – починю.

– А ты умеешь? – с восхищением спросил Сайбун.

– Я, дружок, все умею, – белозубо усмехнулся парень.

– Ты где живешь? – задал новый вопрос Сайбун.

– Много будешь знать – скоро состаришься, – сказал парень. – Надеюсь, мы встретимся, сэр... Или тебе не нравится, что я зову тебя так? Хорошо, до сэра ты еще не дотянул. Ты – защитник ласточек! – Парень оглянулся. – А зовут меня, между прочим, Даштемир. Захочешь меня увидеть, приходи в парк. Я тут часто бываю – люблю свежий воздух. Итак, оревуар!..

«Даштемир», – повторил про себя Сайбун, глядя вслед своему новому другу.

Странный он все-таки, этот Даштемир! Пожалуй, за всю свою жизнь Сайбун не встречал такого странного человека. Говорит он так, что и не разберешь, где правда, а где ложь. И словечки у него незнакомые, иностранные: сэр, мистер, фон-барон, оревуар. Шутки шутит...

В одном Сайбун был уверен: Даштемир добрый. Если б это было не так, не стал бы он на его сторону.

Но почему он не сказал, где живет? Он объяснил, что встретить его можно в парке. Легко сказать «встретить»: парк большой, людей здесь много, особенно по субботам и воскресеньям, попробуй разыщи среди них Даштемира!

«Пи-пи-ик», – ожила ласточка. Она вдруг открыла глаза и, как показалось Сайбуну, посмотрела на него.

– Я тебя вылечу! – пообещал ей Сайбун.

Он поспешил домой.

Мысли его все еще были с Даштемиром. Он вспоминал лицо своего спасителя в тот момент, когда ему был обещан будильник. Будто и не рад был Даштемир подарку. Почему это? Обида уколола Сайбуна. Если б Даштемир знал, на какую жертву идет Сайбун!

ДВЕ ЛЖИ

Месяца два назад отец Сайбуна опоздал на работу. А случилось так потому, что будильник вовремя не позвонил.

– Испортились часы, – заключил отец. – Хадижа-Ханум! – окликнул он жену. – Отнеси наш будильник в мастерскую.

Но в мастерской не оказалось какой-то нужной детальки, и часовщик попросил Хадижу-Ханум заглянуть попозже.

Так и стояли часы дома без дела.

Сайбуна давно подмывало разобрать будильник. Кто знает: вдруг ему повезет, и он сумеет сделать то, чего не сделал часовщик! Здорово будет, если будильник оживет! Отец обрадуется, похвалит...

И вот дней за десять до встречи с Даштемиром Сайбун решился. Мать ушла в гости к родственникам, и это было на руку Сайбуну. Он взял будильник, легко снял заднюю крышку, а затем, отыскав в ящике у отца отвертку, принялся отвинчивать одну детальку за другой. Скоро все колесики лежали перед Сайбуном на газете. Винтики он сложил горкой.

– Промыть надо детали, – решил Сайбун. – Только чем? Не водой же! – Он задумался и тут же нашел выход: – Возьму у мамы немного одеколона! Каждую детальку он протер одеколоном, а после этого насухо тряпочкой.

Теперь нужно было собрать будильник. Сайбун был уверен, что сделает это без особых трудностей. Он примерно помнил, как стояли колесики.

Однако уже с самого начала пошли неприятности. Первое колесико не цеплялось со вторым, а третье вообще не садилось на место.

Сайбун пробовал так и эдак, злился, потел, но дело из-за волнения шло еще хуже. А тут вдобавок самый нужный винтик выпал из рук и закатился под стол, и сколько Сайбун ни искал его, найти не мог.

Он вконец расстроился. Во-первых, с минуты на минуту должна была явиться мама; если она увидит, что сделал Сайбун с будильником, – не миновать скандала. Во-вторых, собрать будильник не удавалось, и, значит, рано или поздно обнаружится, что все колесики и винтики разъединены, – понесет же мама когда-нибудь часы в мастерскую. Что делать? И так плохо, и эдак плохо...

Ладно, как-нибудь все образуется!

Не раз и не два Сайбун попадал в сложные переплеты. Прошлой весной, например, отец взял его с собой в магазин, чтобы купить ботинки. Ботинки были куплены, и как раз такие, о каких мечтал Сайбун, – коричневые, с широким рантом, на микропористой подошве. Отцу понадобилось заглянуть на работу, и он сказал, чтобы Сайбун отнес коробку с ботинками домой. По дороге Сайбун встретил Магомеда с родимым пятном на щеке, у того оказался лишний билет в кино. Сайбун не мог отказаться от кино. Картина была о разведчиках, и Сайбун так увлекся, что забыл ботинки в кинотеатре. Вспомнил он о коробке только дома. В общем, пропали его новые ботинки. Страшно было подумать, что скажет отец, когда вернется с работы. Сердце у Сайбуна, что называется, в пятках сидело. Он даже подумал, что было бы хорошо умереть. Но вышло так, что отец даже не наказал Сайбуна. Лишь глянул на него с обидой и проворчал: «Растяпа!»

С тех пор, натворив что-нибудь и попав впросак, Сайбун уже не переживал, как раньше. Где-то сидела в нем успокоительная мысль, что все образуется и он любыми путями выберется из трудностей.

Так подумал он и сейчас. В конце концов, можно будет сказать, что механизм будильника разобрали в мастерской. Или свалить все на кошку: она-де сбросила будильник на пол.

Сайбун успокоился. Он уже примирился с мыслью, что собрать будильник ему не удастся. Не мешкая, он собрал в горсть все колесики и винтики и втиснул их в футляр. Затем, закрепив заднюю крышку, поставил будильник на прежнее место.

Стоит себе, как и прежде!

И все-таки душа у Сайбуна была неспокойна. Он глядел на будильник, и ему казалось, что даже в облике часов есть изменения. Какие? Трудно сказать, но есть.

Вдруг мама что-то заметит? Сайбун походил по комнате, потом взял старый мамин платок и накинул его на будильник.

В прихожей раздались знакомые шаги. «Мама пришла!» – понял Сайбун. В мгновение ока он вытащил учебник, сел за стол и сделал вид, что читает.

Мама сразу не вошла. Она остановилась в прихожей и не окликала Сайбуна. Было слышно, как тяжело и прерывисто она дышит. Отдышавшись, она ступила на порог. Сайбун мельком взглянул на нее и сразу же заметил, что лицо у мамы бледное-бледное, словно в мелу.

– Мам, у тебя опять сердце? – вырвалось у Сайбуна. Он привстал, готовый кинуться за лекарством.

– Ничего, ничего, пройдет, – тихо сказала мама. Она постояла с минуту у притолоки двери, лицо ее порозовело, и в глазах уже не было боли. – А ты поел, сынок?

– Нет.

– Так я и знала! – заволновалась Хадижа-Ханум. – Вот и оставь тебя одного! Я с сестрой и поговорить-то не успела как следует. Посидела часик и сказала: «Сайбуну скоро в школу идти. Пойду накормлю его. Сам-то и не поест...» И ведь права была! Сейчас подогрею тебе суп и баранину с картошкой, поешь перед школой, сынок...

– Я сам подогрею. – Сайбун захлопнул учебник и сунул его в портфель. – У меня еще есть время.

Хадижа-Ханум сняла пальто, привычным взглядом скользнула по комнате.

«Сейчас спросит про будильник! – испуганно подумал Сайбун. – Ведь его не видно под платком. Не надо было мне закрывать часы!»

Чтобы отвлечь мать, Сайбун спросил:

– А у тебя теперь сердце не болит?

– Полегчало... – Хадижа-Ханум с нежностью посмотрела на сына. – Как ты обо мне заботишься, солнышко мое! Спасибо тебе! – Она шагнула к Сайбуну и ласково обняла его. – Счастливая я мать – такого сына ни в одном даргинском ауле не сыщешь!

– Так мы же не в ауле живем, – сказал Сайбун.

Он чувствовал себя неловко от этой материнской ласки, от похвалы, которой, верно, не заслуживал.

Надо сказать, что с недавних пор он вообще стеснялся, когда мать ласкала его или называла «солнышко». Вырос он, стал мужчиной, а мать вроде бы и не замечает этого, по-прежнему считает его малышом.

Не желая обидеть мать, он не отстранялся от нее. А она глядела на сына преданно и нежно, и глаза ее выдавали ту великую любовь, которая наполняла ее целиком, не оставляя места ни для кого другого.

– Надо идти, а то опоздаю в школу, – заторопился Сайбун.

Он не глядел на мать. Не мог глядеть. Не ласкай она его, не хвали, он бы отмахнулся от этой истории с будильником. А сейчас исчезнувшие было угрызения совести нахлынули вновь. Да хватит ли у него смелости и твердости свалить всю вину за испорченные часы на кошку?

Был момент – мать стояла еще в прихожей, – когда Сайбун решил во всем признаться. Ведь всего-то пять слов и надо сказать: «Мама, я хотел починить часы, но у меня ничего не получилось». И мама бы простила. Но эта мысль сверкнула, словно молния, и тут же погасла, ушла. А сейчас признание казалось уже ненужным, поздним. Сейчас остался лишь один выход: свалить все на кого-нибудь другого – на мастеров, к которым обращалась мать, на кошку. Пусть уличают, пусть ругают как хотят, он будет стоять на своем.

Мать отпустила Сайбуна. Она отправилась на кухню, и скоро в комнату проник приятный запах жареного мяса.

Прислушиваясь к шагам матери на кухне, Сайбун тревожно посматривал на будильник, прикрытый платком. Он встал, освободил часы от платка. Не нужен этот платок, он только внимание к будильнику привлекает. И вообще зря Сайбун тревожится: как раньше часы не ходили, так и теперь не ходят. Ничего ведь не изменилось! И у матери нет повода сию минуту касаться этого дела!

Сайбун наскоро пообедал, собрал книги и тетради и, сказав Хадиже-Ханум «до свидания», побежал в школу.

Первые два урока прошли спокойно. Сайбуна не вызвали. И это было счастьем, потому что, занявшись будильником, он так и не сделал ни одного домашнего задания.

«Все обойдется», – решил Сайбун, и это успокоило его.

Третьим уроком была геометрия. Учитель математики, Махмуд Мирзоевич, как всегда, неторопливо полистал классный журнал, сделал в нем несколько пометок. Потом поднял голову и обвел внимательным взглядом учеников.

– Ну, кто посмелее, прошу к доске...

Сайбун тотчас же поднял руку. Так обычно поступали те, кто отлично знал урок или совсем не знал его. В этом была своя хитрость. Если слабые ученики поднимают руку, значит, на сей раз они готовы к ответу. А Махмуду Мирзоевичу, мол, нужно поймать тех, кто не готов...

У Сайбуна уже были две отметки по геометрии – тройка и четверка. Но несмотря на это, он решил обезопасить себя. Руку он поднял механически, будто заведенный. Поднял и тут же захотел опустить ее. В конце концов, хватит хитрить! Надоело! И с будильником схитрил, и теперь хитрит...

Однако менять решение было уже поздно.

Махмуд Мирзоевич как раз остановил свой взгляд на Сайбуне, и тот, не выдержав этого взгляда, опустил глаза.

«Все! – пронеслось в голове. – Сейчас вызовет!»

– Что с тобой, Сайбун? – спросил учитель. – Все лицо у тебя горит. Не заболел ли?

– Голова у меня какая-то тяжелая и жар, – выдавил Сайбун.

– Тогда отправляйся домой, – сказал Махмуд Мирзоевич. – Иди, иди...

В коридоре Сайбун притронулся к голове: действительно горячая. И потная. Может, он и вправду заболел?

От этой глупой истории с будильником голова не только заболит, но и расколется...

Домой идти было рано. Сайбун заглянул в парк. Походил по дорожкам. Где-то в нем жила надежда, что он увидит Даштемира. Но Даштемира не было. Тогда он направился к порту. В самый порт пройти было невозможно: его окружал высокий забор, а у проходной стояли охранники. Лет пять-шесть назад, когда Сайбун был еще маленьким, ему не раз удавалось прошмыгнуть мимо них, и он вволю глазел на корабли, на огромные подъемные краны, на сутолоку, на кипы незнакомых товаров. Теперь пришлось глядеть на порт издали. Но и сейчас Сайбун немало видел. Вон у пирса стоит большой пароход с высокой кормой. Над бортом качаются три люльки: маляры, сидя в люльках, красят обшивку. За пароходом чуть виднеется узкий, плоский, будто доска, танкер. Вынырнув из-за танкера, идет, вздымая за собой пенные буруны, быстроходный глиссер...

До самого вечера Сайбун гулял по городу.

Явился он домой позже обычного. Дверь открыл ему отец.

– Ты из школы?

Сайбун кивнул.

– Меня Махмуд Мирзоевич задержал, – объяснил он.

– Это почему же? Что случилось?

– Ничего, – ответил Сайбун. – Так просто...

Отец внимательно посмотрел на Сайбуна и хмыкнул. Видно, его не удовлетворили слова сына, но допытываться правды не стал. Через минуту он уже стучал молотком на кухне – чинил табурет – и словно бы забыл о существовании Сайбуна.

А Сайбун, оставшись в комнате один, устало и безнадежно вздохнул. Что за странная жизнь у него пошла! Взялся чинить будильник – и не справился. Домашние задания не выполняет и сегодня вполне мог заработать двойку. Обманул Махмуда Мирзоевича, а теперь отца... Тяжело. И противно. Если дальше так пойдет, он совсем запутается во лжи.

– Вай, Сайбун! – окликнул его отец из кухни. – Ты не трогал будильник?

– Не трогал, – быстро ответил Сайбун. – А что?

– Я его случайно зацепил, так он загремел, будто ящик с металлоломом...

«Надо пойти к папе и все ему рассказать!» – подсказал себе Сайбун, но не двинулся с места: не мог двинуться.

Он постоял молча, чувствуя, как с минуты на минуту все сильнее погружается в пучину страха. Нет, видно, если начал врать, нужно уж врать до конца!

– Может, его кошка сбросила на пол? – дрожащим голосом сказал он.

– Да, наверное, кошка! – живо подхватила мать. – Носится как шайтан... Шарип, – обратилась она к мужу, – и что это ты всегда придираешься к Сайбуну? То тебе не так, и это не так. А мальчик, слава аллаху, учится хорошо, не хулиганит, не грубит родителям, как некоторые другие...

– А что я особенного сказал? – не выдержал отец. – В конце концов, каждый может уронить или зацепить будильник. Вот ведь я же зацепил...

– Ты зацепил, ты с себя и спрашивай! – затараторила Хадижа-Ханум. – А будильник этот давно выбросить пора... В мастерской его чинить отказались. Возьму и выброшу и новый куплю!

– Покупай, – миролюбиво согласился отец и снова застучал молотком.

«Вот все и образовалось! – обрадованно подумал Сайбун. – Я ведь счастливый!»

Но, как ни странно, покоя в сердце не было. И вечером, когда Сайбун уже улегся в постель, весь этот трудный и неправильный день снова прошел перед его глазами. Он так нехорошо прожил его! Дважды соврал – Махмуду Мирзоевичу и отцу. И теперь эта ложь, словно охранник в порту, стоит и не пускает его в завтрашний день. Нет, не мог забыть Сайбун того, что произошло!

«ТЫ ЗАЧЕМ ПРИШЛА, НИНА?..»

Любит Сайбун воскресенье. В воскресенье чувствуешь себя свободным как ветер. И еще в этот день можно попросить у мамы и папы деньги на кино или на мороженое – и тебе никогда не откажут.

Но это воскресенье началось плохо, наверное, потому, что оно шло сразу же за той трудной и неправильной субботой, которая запутала Сайбуна во лжи.

Не успел он проснуться, как зазвенел звонок.

– Ах, это ты, дочка! – услышал Сайбун мамин голос. – Входи, входи, сейчас я разбужу Сайбуна...

Сайбун в одну секунду был на ногах. Кого это принесло? Неужели Нина пришла? Он быстро оделся и вышел в коридор. Ну точно, Нинка явилась!

Одноклассница Сайбуна, Нина, была высокой черноглазой девочкой. Она носила тонкие косички, в которые каждый день вплетала разноцветные банты. Ребята вечно хватали ее за косички, теребили банты, но Нина и не думала менять прическу.

Сейчас Нина стояла около Хадижи-Ханум, держа в одной руке толстенную книгу, а в другой тоненький дневник.

Сайбун растерянно глядел на нее. И чего ей понадобилось здесь? Странно!

Он нехотя подошел.

– Ты зачем пришла, Нина? – сухо спросил он.

– Вай, сынок, разве так можно встречать гостя? – воскликнула мама. Она обняла Нину. – Нехорошо, нехорошо.

Но Нину, по-видимому, ничуть не задел вопрос Сайбуна. Она вроде бы и не слышала его.

– Так ты не заболел? – весело спросила она. – А я думала, заболел по-настоящему...

Хадижа-Ханум удивленно посмотрела на нее:

– Откуда ты взяла, что Сайбун заболел?

– Я думала...

– Да ладно, – поспешил вмешаться Сайбун. – «Заболел, заболел»! Мало ли что было раньше, сейчас я здоров.

– И слава аллаху! – сказала Хадижа-Ханум.

– Ну пошли в комнату, – пригласил Сайбун Нину. Он боялся, что она скажет лишнее, и тогда мать или отец поймут, что из школы он вчера ушел раньше срока.