Текст книги "Коктейль для троих"

Автор книги: Маделин Уикхем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

После того как Пэдди застала ее на месте преступления, Мэгги удалось наконец покормить Люси. Сидя в детской, она чувствовала себя точь-в-точь как ребенок, которого наказали за какую-то серьезную провинность. Потом, держа девочку на руках, Мэгги спустилась вниз и обнаружила, что свекровь успела прибраться в кухне, сложить посуду в посудомоечную машину и даже вымыть пол. Она знала, что должна испытывать благодарность, но поселившееся где-то в глубине ее души мстительное существо продолжало нашептывать ей, что и это сделано для того, чтобы побольнее ее уязвить. Пэдди, несомненно, считала, что хорошая мать никогда бы не довела свою кухню до такого состояния. Хорошая мать должна успевать все, в том числе протирать дверцы шкафов, рабочие столы и плафоны установленных над ними светильников. О том, что бы могла сказать Пэдди, обнаружь она на кухне таракана или – страшно сказать! – мышь, Мэгги старалась не думать.

– Ну вот,– сказала Пэдди, ставя перед ней чашку со свежезаваренным чаем.– Сахар положить?

– Нет, спасибо,– отозвалась Мэгги, продолжая рассматривать цветы на клеенке.– Я стараюсь следить за своим весом.

– В самом деле? – Пэдди на мгновение замерла с заварочным чайником в руке.– А вот я, когда кормила грудью, ела чуть не вдвое больше обычного, иначе мои мальчики могли остаться голодными.

Она негромко фыркнула, и Мэгги почувствовала приступ самой настоящей ненависти к свекрови. Что, собственно, Пэдди хочет этим сказать? Что из-за собственного эгоистического желания не разжиреть, словно бочка, она недокармливает Люси? Или что ее грудное молоко недостаточно питательно?

Почувствовав комок в горле, Мэгги судорожно сглотнула.

– Ну а как вообще дела? – поинтересовалась Пэдди.

При этом она всем своим видом давала понять, что спрашивает исключительно из вежливости, потому что и слепому ясно: дела – хуже некуда.

– Хорошо,– коротко ответила Мэгги и отпила глоток чая.

– Наша малышка привыкает к режиму?

«Наша? Как бы не так! Это мой ребенок!» – хотелось крикнуть Мэгги, но она сдержалась. К тому же ни о каком режиме не могло быть и речи: она давно выбилась из больничного распорядка, установленного с помощью Джоан, а наладить новый у нее никак не получалось. Поэтому Мэгги сказала мстительно:

– Распорядок, режим – это все вчерашний день. В наше время врачи не рекомендуют приучать детей к кормлению по часам.– Она наконец-то подняла голову и посмотрела на Пэдди в упор.– Современная педиатрия придерживается мнения, что ребенка необходимо кормить, когда он этого захочет, и столько, сколько он захочет.

– Понятно,– кивнула Пэдди и снова усмехнулась: – Да, многое изменилось с тех пор, когда я была молода.

Мэгги не ответила. Отпив еще глоток чая, она отвернулась и стала смотреть в окно.

– Жаль, что твои родители не могли погостить подольше,– сказала за ее спиной Пэдди.

От этих слов Мэгги невольно вздрогнула, как от боли. «Неужели Пэдди непременно надо было наступить еще и на эту мозоль?» – подумала она. Родители Мэгги приехали всего на два дня, пока она лежала в больнице, и им не удалось даже поговорить толком. Но ведь ее родители еще работали, да и путь из Дербишира в Гемпшир был не близким.

И все же их отъезд Мэгги пережила очень тяжело, хотя и старалась улыбаться как можно беззаботнее. До сих пор у нее слезы наворачивались на глаза, стоило ей только представить лицо матери. А тут еще Пэдди пользовалась каждой возможностью, чтобы напомнить Мэгги о том, что родители фактически бросили ее одну без всякой поддержки.

– Они действительно не могли,– коротко ответила она.– Мои папа и мама много работают.

– Да уж,– заметила Пэдди и потянулась за печеньем.– Кстати, Мэгги…

Мэгги неохотно повернулась.

– Что?

– Ты не думала о том, что тебе нужна помощь? Может быть, стоит нанять няню?

Мэгги уставилась на нее так, словно ее ударили по лицу. Значит, Пэдди действительно считает ее никуда не годной матерью, не способной справиться с ребенком!

– Нет,– сказала она, из последних сил сдерживая слезы.– А почему ты решила, что это необходимо?

– Решать тебе,– пожала плечами Пэдди, не ответив на вопрос.– Хотя, с другой стороны…

– Я предпочитаю сама заботиться о своем ребенке,– сказала Мэгги дрожащим голосом.– Быть может, я делаю это не безупречно, и все же…

– О Мэгги! – воскликнула Пэдди.– Я вовсе не имела в виду, что ты…

Она смущенно замолчала, и Мэгги отвела взгляд. На несколько секунд в кухне повисла тишина, нарушаемая только сонным сопением Люси.

– Пожалуй, мне пора,– сказала наконец Пэдди.– Не хочу тебе мешать.

Мэгги пожала плечами.

– Ты мне вовсе не мешаешь.

Но Пэдди быстро собрала вещи, потом бросила на Мэгги острый взгляд.

– В крайнем случае ты знаешь, где меня найти,– промолвила она.– До свидания, дорогуша. Поцелуй от меня девочку, когда она проснется.

– До свидания,– равнодушно ответила Мэгги.

Она терпеливо ждала, пока Пэдди шла по дорожке; крепилась, пока свекровь заводила машину и выезжала за ворота. И только когда шум мотора затих вдали, Мэгги закрыла лицо ладонями и горько заплакала.

Глава 12

Втянув голову в плечи и делая вид, что читает газету, Роксана сидела на деревянной парковой скамье, неотрывно глядя на противоположную сторону улицы, где стоял лондонский дом Ральфа Оллсопа. Дом был старинный. Его узкий фасад с коричневой дверью и небольшим палисадником хмуро смотрел на тихую Кенсингтон-сквер, где в этот час было пустынно. Перед этим домом Роксана просидела, наверное, тысячу часов, этот дом она бессчетное число раз проклинала, но ни разу – ни разу! – не посмела она переступить его порога.

Когда-то давно, много лет назад, Роксана частенько приходила сюда, садилась на эту самую скамью и часами сидела неподвижно, глядя на дом, за фасадом которого Ральф жил со своей семьей. Взгляд ее скользил по стене, словно стараясь рассмотреть, запомнить каждый кирпич, каждую щербинку, каждый камень на дорожке; она ждала: вдруг сейчас отворится дверь и можно будет хотя бы мельком увидеть его, или его жену, или кого-нибудь из детей…

В те времена Синтия Оллсоп проводила много времени в Лондоне, и Роксана видела ее достаточно часто. Одна или с Себастьяном, она поднималась по этим потемневшим от времени дубовым ступенькам (их было ровно пять), всегда прямая, всегда безупречно одетая, всегда спокойная. Это спокойствие действовало на Роксану особенно сильно, поэтому каждый раз, завидев Синтию, она спешила укрыться за книгой или газетой, которую брала с собой для маскировки. Ах, если бы так же легко она могла спрятаться от собственной совести, которая продолжала нещадно обличать ее! Особенно страдала Роксана, когда Синтия выходила не одна, а с Себастьяном – невинным маленьким Себастьяном, одетым в голубую матросскую курточку и подстриженным под Кристофера Робина.

Но и из-за газеты Роксана продолжала наблюдать за Синтией, жадно впитывая каждую деталь ее гардероба, каждый жест, каждую особенность прически или макияжа. Ведь эта элегантная, как манекен, и такая же бездушная женщина была его женой, а она, Роксана, только любовницей.

Всего-навсего любовницей…

В первое время Роксана чувствовала волнение и азарт от этой слежки, которая давала ей ощущение превосходства, почти что власти над Синтией. Однако скоро эти чувства сменились растерянностью, депрессией, ощущением безнадежности и безысходности. Роксана словно уперлась в тупик, но не приходить к этому дому она уже не могла. Эта коричневая входная дверь тянула ее к себе, словно магнит, словно свеча, которая приманивает из мрака тысячи крохотных мотыльков, чтобы спалить им крылья, обжечь их тела.

Ее игра в шпионов продолжалась довольно долго – до того дня, когда Ральф, сойдя с крыльца с коробкой книг под мышкой, вдруг бросил взгляд в сторону сквера и заметил ее. Чувствуя, как отчаянно стучит в груди сердце, Роксана опустила голову как можно ниже, молясь про себя, чтобы он не выдал ее ни жестом, ни взглядом.

Ральф оправдал ее надежды. Он отвернулся и не спеша двинулся вдоль тротуара, прижимая к себе коробку. Он вел себя так, словно ничего не случилось, но зато вечером, когда они разговаривали по телефону, он метал громы и молнии, да такие, что Роксана не на шутку испугалась. Сначала она спорила с ним, потом умоляла, потом – просила прощения и наконец пообещала никогда больше не приходить в сквер к его дому.

Она сдержала слово и только теперь нарушила данное когда-то обещание. Теперь Роксане было наплевать, кто может ее увидеть. Она хотела, чтобы ее увидели! Роксана готова была сидеть здесь голой, но с горечью сознавала, что теперь это не имело никакого значения. В окнах дома напротив не было света, шторы были плотно задернуты, ставни на первом этаже закрыты. Дом был пуст. Синтия уже давно не жила здесь – года два назад она переехала в загородную усадьбу и наведывалась в Лондон, только когда в «Харродзе» бывала распродажа. Разумеется, Себастьян тоже жил за городом – катался на своем пони по окрестным полям и лесам и был глубоко и безмятежно счастлив, как могут быть счастливы только дети.

А теперь и Ральф тоже уехал туда, к ним, променяв Роксану на прелести деревенской жизни с семьей, состоявшей на данный момент из нелюбимой жены, любимого сына и полудюжины кошек, которых он благодушно терпел…

Достав сигареты и зажигалку, Роксана закурила и тут же закашлялась, поперхнувшись дымом. На глазах у нее выступили слезы, но она не плакала. Роксана поклялась себе, что больше не будет плакать из-за него. Хватит с нее погубленной косметики, хватит покрасневших глаз и опухших век!

Но это обещание она дала себе только вчера. До этого Роксана две недели сидела дома, пила водку, глядела в окно – и плакала. Иногда она садилась рядом с автоответчиком, нажимала на кнопку и слушала голоса людей, которые были ей неинтересны и безразличны. Сообщения накапливались на кассете, как дохлые мухи между рамами – скучные, бесполезные, пустые,– и только одно из них заставило Роксану вздрогнуть от боли. Звонил Джастин, чтобы пригласить Роксану на прощальную вечеринку, посвященную проводам Ральфа. «Он и в самом деле уходит,– подумала она, не замечая хлынувших из глаз слез.– Уходит от всех и от меня!»

Много раз звонили Мэгги и Кэндис, и Роксана не раз порывалась перезвонить им. Из всех людей только с ними она могла бы говорить сейчас. Как-то Роксана даже сняла трубку и начала набирать номер Кэндис, но передумала, потому что не ручалась за себя. Что, если выдержка изменит ей и, задыхаясь от рыданий, она начнет выпаливать одну свою тайну за другой? Нет, гораздо проще не звонить – и ничего не говорить. Никому. Даром, что ли, она молчала целых шесть лет?

Подруги наверняка решили, что она снова уехала в командировку. «Или, может быть, ты сейчас блаженствуешь где-нибудь в роскошном отеле со своим Мистером Женатиком? – спрашивала ее Мэгги в одном из записанных сообщений, и Роксана едва не разрыдалась.– Но ведь к первому числу ты вернешься? Мы будем ждать тебя в "Манхэттене". Только попробуй не прийти!»

Поеживаясь от вечерней прохлады, Роксана посмотрела на часы. Было как раз первое число; через полчаса Мэгги и Кэндис будут в баре. И Роксане неожиданно захотелось увидеть их – двух самых дорогих, самых близких людей. Кроме них, на данный момент у нее не было никого в целом мире.

Затушив сигарету, Роксана встала и, уже не скрываясь, окинула дом Ральфа Оллсопа презрительным взглядом.

– Ну и черт с тобой! – сказала она вслух.– Можешь убираться на все четыре стороны!

Потом Роксана повернулась и зашагала по тротуару прочь, вызывающе громко стуча каблучками по мокрому асфальту.

Откинувшись на спинку кресла, Ральф повернулся к окну. Оно было зашторено, но между портьерами оставалась достаточно широкая щель, сквозь которую виднелась часть сквера перед фасадом. Начинало темнеть, и в сквере вспыхнули фонари. Ральф потянулся к кисточке торшера и тоже включил свет.

– Вы что-то хотите сказать? – спросил Нейл Купер, на минуту оторвавшись от бумаг, с которыми работал в дальнем углу библиотеки.

– Нет, ничего,– ответил Ральф.– Просто что-то послышалось. Не обращай внимания.– Он улыбнулся.– Продолжай…

– Хорошо,– кивнул Купер – коротко подстриженный молодой человек с умным, нервным лицом и подвижными, тонкими руками.– Собственно, я уже все объяснил. В данном случае проще всего сделать дополнительное распоряжение к завещанию.

– Я понял.

Ральф помолчал, глядя на серый лондонский дождь за окном. «Завещание чем-то похоже на семейную жизнь,– думал он.– Сначала оно совсем простое и умещается на одном листе, но с годами становится все более сложным и объемистым». Жена, дети, внуки, любовницы, имущество, недвижимость, деньги… Его собственное завещание было уже похоже на небольшой гроссбух, в котором мог разобраться только специалист. Но какого специалиста пригласить, чтобы разобрался в его семейной жизни?

– Нет таких! – сказал он вполголоса, и Купер снова поднял голову.

– Простите, что?

– Нет, ничего,– ответил Ральф.– Значит, ты говоришь – дополнительное распоряжение? Очень хорошо. Замечательно. Это можно сделать сейчас?

– Разумеется,– кивнул адвокат и щелкнул автоматической ручкой.– Продиктуйте, я запишу, но сначала мне нужно знать имя и фамилию наследника.

Последовала непродолжительная пауза. Ральф крепко зажмурился, потом открыл глаза и с силой выдохнул воздух.

– Ее зовут Роксана,– проговорил он, с силой сжимая руками подлокотники кресла.– Мисс Роксана Миллер…

Мэгги сидела за столиком в кафе вокзала «Ватерлоо» и пила дрянной чай из треснувшей чашки. Ее поезд прибыл в Лондон больше часа назад. Сначала она собиралась потратить это время на поход по магазинам, но передумала: сама мысль о магазинах и толпах людей пугала ее. Поэтому Мэгги зашла в это кафе, заказала чайник чая, свое любимое миндальное печенье и устроилась в самом дальнем уголке.

Она была потрясена тем, каких усилий потребовало от нее это путешествие. Ей не верилось, что когда-то она каждый день ездила в Лондон и обратно.

В задумчивости Мэгги раскрыла купленный в киоске глянцевый журнал, но читать не смогла. От усталости у нее кружилась голова, а все окружающее казалось каким-то нереальным. Всю предыдущую ночь Люси не спала – очевидно, ее мучили колики, так как никакой другой причины Мэгги придумать не могла. Несколько часов она расхаживала из угла в угол с девочкой на руках: стоило ей остановиться, как Люси снова начинала кричать, а Мэгги очень боялась побеспокоить Джайлса. Под утро она едва не заснула на ходу; спас ее только бой старинных часов наверху, под который всегда просыпался Джайлс. Заслышав гулкие медные удары, Мэгги сразу встрепенулась и поспешила в их общую спальню, в которой она не спала уже довольно давно.

К тому моменту, когда Джайлс уехал на работу, Люси совершенно успокоилась и даже соизволила заснуть, но Мэгги отдохнуть так и не удалось. Все свободное время, какое у нее оставалось, ей пришлось потратить на подготовку к этой поездке в Лондон.

«А ведь когда-то,– с горечью подумала Мэгги,– мне не требовалось вообще никакой подготовки. Я просто садилась в поезд и ехала, куда мне было нужно. Господи, как же все изменилось!»

Для начала Мэгги решила вымыть голову, надеясь, что это поможет ей взбодриться. Но когда она включила фен и попыталась уложить волосы, Люси немедленно проснулась, и ей пришлось орудовать одной рукой, укачивая другой девочку. Единственный во всем этом положительный момент заключался в том, что Мэгги впервые взглянула на себя со стороны (сумасшедшая мать, пытающаяся делать десять дел сразу) и подумала, что выглядит это скорее смешно, чем печально. «Надо будет непременно рассказать Кэндис и Роксане, как я поминутно разрываюсь на сто кусков,– подумала она, перекладывая фен в другую руку, придвигая поближе настольное зеркало и покачивая кроватку Люси ногой.– И пусть моя незавидная участь послужит им предостережением!»

От этих мыслей у нее даже немного поднялось настроение, но когда Мэгги стала решать, что наденет, то снова расстроилась. Оказалось, что, несмотря на чай без сахара и десятки других коварных уловок, обмануть собственный организм ей не удалось: она по-прежнему не могла втиснуться ни в одно из своих старых платьев, которые носила до беременности. У нее был целый шкаф отличных платьев и сшитых на заказ костюмов, но, увы, если Мэгги и могла втиснуться во что-то, ни застегнуться, ни наклониться ей не удавалось.

Разглядывая себя в зеркало, Мэгги негромко выругалась. А ведь она сама решила не покупать никакой одежды большого размера, чтобы иметь дополнительный стимул следить за собой! Мэгги была совершенно уверена, что самое большее через месяц после родов снова станет стройной и гибкой, однако со дня рождения Люси прошло уже без малого два месяца, а она по-прежнему только мечтала о том, чтобы вернуться к норме. Глядя на себя в зеркало – дебелую, бледнотелую уродину с усталым лицом и синяками под глазами, Мэгги малодушно подумала о том, как хорошо было бы никуда не ехать. Ну куда она попрется, такая корова? Как она появится в «Манхэттене» в таком виде? Люди будут смеяться над ней, она станет посмешищем, и… она этого не выдержит!

Чувствуя, как к глазам подступают слезы отчаяния, Мэгги села на кровать и закрыла лицо руками. Значит, решено, она никуда не едет!

Но прошло несколько минут, Мэгги выпрямилась, вытерла глаза и приказала себе не делать глупостей. В конце концов, она едет в Лондон не для того, чтобы выступать на подиуме. Она едет встречаться со своими лучшими подругами, а им должно быть все равно, как она выглядит.

Глубоко вздохнув, Мэгги встала и снова подошла к шкафу. Стараясь не смотреть на стильные тряпки, она выбрала самую просторную юбку от одного костюма и жакет от другого. Оба предмета были довольно поношенными, но зато они оказались почти одинакового, непритязательно-серого цвета и вполне могли сойти за гарнитур. Порывшись в ящиках, Мэгги отыскала подходящих размеров блузку из светло-кремового шелка с рюшами. Это было уже кое-что, и Мэгги аккуратно разложила костюм на кровати. Одеваться она не спешила, опасаясь неприятных сюрпризов со стороны Люси.

В начале третьего приехала Пэдди. Мэгги, открыв дверь, церемонно поздоровалась со свекровью, и Пэдди ответила тем же. После того как она фактически обвинила Мэгги в неспособности справиться с собственным ребенком, между двумя женщинами установилась некоторая дистанция. Они были вежливы и любезны друг с другом, но и только. Никакой особенной близости между ними не было и в помине, поэтому когда Пэдди вызвалась посидеть с Люси, Мэгги согласилась без особой охоты и поблагодарила свекровь скорее для проформы, чем по велению души.

Едва войдя в прихожую, Пэдди внимательно оглядела Мэгги и нахмурилась.

– У тебя усталый вид, дорогая. Ты уверена, что действительно хочешь ехать в такую даль ради двух-трех коктейлей?

Медленно сосчитав про себя до десяти, Мэгги сдержанно ответила:

– Да, конечно. Это… это очень важно для меня.– Она через силу улыбнулась.– Кэндис и Роксана – мои старые подруги, и…

– Как знаешь,– пожала плечами Пэдди.– На мой взгляд, вместо того чтобы тащиться в Лондон, ты бы лучше легла пораньше.

Она усмехнулась, а Мэгги снова напряглась. Сосчитав от десяти до нуля, она сказала, опустив глаза:

– С твоей стороны было очень любезно согласиться посидеть с Люси. Я очень тебе благодарна.

– Мне совсем не трудно,– тотчас ответила Пэдди.– Я только рада тебе помочь.

– Спасибо.

Мэгги скрипнула зубами, решив оставаться спокойной, чего бы это ни стоило.

Нельзя срываться, нельзя выходить из себя. Ведь, в конце концов, Пэдди действительно оказывает ей любезность.

– Давай я тебе объясню, где что,– сказала она.– Детское молочко в бутылочках стоит в холодильнике, его нужно разогревать в кастрюле с горячей водой. Если Люси снова раскричится, дай ей несколько капель укропной воды – она стоит…

– Мэгги…– Пэдди улыбнулась.– Не забывай: я вырастила троих детей, причем мальчиков. Надеюсь, с Люси я как-нибудь справлюсь.

Это был очередной щелчок по носу. Мэгги очень хотелось ответить резкостью, но что сказать, она не знала.

– Отлично,– проговорила она наконец, стараясь, чтобы голос не очень дрожал.– Тогда я пошла одеваться.

С этими словами она повернулась и взбежала на второй этаж. Ни в какой Лондон ей уже не хотелось. Ах, если бы можно было выгнать Пэдди и спокойно заняться собственным ребенком!

Но разумеется, ничего подобного Мэгги не сделала. Наскоро расчесав волосы, она стала одеваться, поминутно вздрагивая, ибо ей казалось, что внизу плачет Люси.

«Не будь дурой, с девочкой все в порядке!» – одернула себя Мэгги и, накинув куртку, стала спускаться вниз. Только тут она поняла, что девочка действительно кричит, и довольно громко. Одним прыжком преодолев оставшиеся ступени, Мэгги вихрем ворвалась в кухню и увидела дочь в многоопытных руках Пэдди.

– Что случилось? – воскликнула она, чувствуя, как сердце ее болезненно сжимается.

– Ничего страшного,– улыбнулась Пэдди.– Не волнуйся, поезжай спокойно и веселись. Вот, кажется, уже в дверь звонят. Это, наверное, такси.

Несколько секунд Мэгги стояла неподвижно, глядя на красное от крика личико дочери.

– Может быть, мне все-таки взять ее на минутку…– начала она неуверенно.

– Не волнуйся, она сейчас успокоится. Будет даже лучше, если ты поскорее уедешь и не будешь ее смущать. А мы сейчас пойдем погуляем вокруг домика, да, Люси? Смотри, вот она уже успокаивается!

И действительно, вопли Люси начали затихать и скоро прекратились совсем. Сладко зевнув, девочка уставилась на Мэгги широко раскрытыми голубыми глазенками.

– Иди, пока она снова не расплакалась,– сказала Пэдди.

– О'кей,– покорно согласилась Мэгги.– В таком случае я пошла. До вечера.

Уже в коридоре ей показалось, что Люси снова начала всхлипывать, но она только стиснула зубы и огромным усилием воли заставила себя открыть входную дверь. Мэгги даже удалось улыбнуться таксисту; билет в кассе она тоже купила без всяких проблем. И только когда поезд тронулся, по щекам Мэгги покатились крупные слезы, размывая косметику и капая на страницы глянцевого журнала.

Теперь, облокотившись на сложенные под подбородком руки, она прислушивалась к объявлениям вокзального диспетчера и думала о том, как сильно изменилась ее жизнь. Пожалуй, не стоило даже и пытаться объяснить суть этих перемен Роксане и Кэндис. Они ей просто не поверят. Да и кто, скажите на милость, был в состоянии понять, сколько сил – физических и душевных – ей пришлось потратить, чтобы вырваться в Лондон на несколько жалких часов? «Никто»,– ответила Мэгги сама себе. Разве только другая молодая мать, которая оказалась один на один с ребенком в огромном, пустом загородном доме, куда регулярно – словно орел к прикованному Прометею – является свекровь, чтобы тиранить ее.

Только такая же женщина, как она, способна в полной мере понять, через что пришлось пройти Мэгги, что пережить. «А значит,– подумала она с грустью,– ни Кэндис, ни Роксана не сумеют понять, как много значит для меня их дружба и как дороги мне эти ежемесячные встречи в "Манхэттене"…»

Вздохнув, Мэгги достала из сумочки компакт-пудру, чтобы взглянуть на свое отражение в зеркальце. Увидев под глазами бурые круги, она поморщилась и решила, что сегодня будет веселиться, как никогда раньше, чтобы вознаградить себя за два месяца страданий. Она будет пить, смеяться и болтать с подругами, и, может быть, ей удастся хоть на короткое время стать прежней Мэгги – веселой, беззаботной и… счастливой.

Стоя перед большим настенным зеркалом в дамской комнате издательства, Кэндис торопливо подкрашивала глаза. Ее руки слегка дрожали, и тушь ложилась неровно, приходилось стирать ее и начинать сначала. В ярком свете ламп под потолком ее лицо выглядело осунувшимся и мрачным, но ей удалось убедить себя, что это просто обман зрения – эффект слишком большого зеркала и вертикально падающего света. Ведь не могла же она в действительности так переживать!

Но и на душе у Кэндис тоже было невесело. Она должна была бы с нетерпением ждать сегодняшней встречи с Мэгги и Роксаной, с которыми можно расслабиться, поболтать, посмеяться от души, однако мысли о Хизер по-прежнему ее смущали. Прошла еще неделя, но Кэндис так и не решилась поговорить со своей новой подругой откровенно. Хизер тоже молчала – во всяком случае, молчала о главном, о том, что тревожило Кэндис. Ситуация явно зашла в тупик, а выбраться из него у нее не хватало решимости.

Внешне, впрочем, все оставалось по-прежнему; Кэндис была совершенно уверена, что Хизер ни о чем не подозревает. Но ей становилось не по себе, когда она думала о встрече с Мэгги и Роксаной. С ними такой номер не пройдет – Кэндис знала это наверняка. Ее подруги были умнее, проницательнее многих, к тому же они слишком хорошо ее знали. Кто-кто, а уж они-то сразу заметят и ее скованность, и внутреннее напряжение, и тревогу во взгляде, и будут допрашивать с пристрастием до тех пор, пока она не признается во всем. А потом… потом они обрушатся на нее с упреками, зачем она не прислушалась к их советам. Именно поэтому Кэндис боялась идти на сегодняшнюю встречу, и, подвернись ей подходящий предлог, она бы, пожалуй, осталась дома. Но предлога у нее не было, поэтому по мере того, как приближался назначенный час, Кэндис нервничала все сильнее и сильнее.

Дверь в дамскую комнату неожиданно отворилась, и Кэндис, бросив быстрый взгляд в зеркало, увидела Хизер, одетую в элегантный костюм фиалкового цвета.

– А, Хизер, привет! – сказала Кэндис, выжимая из себя улыбку.

– О, Кэндис! – воскликнула Хизер, и лицо у нее вдруг сделалось страшно несчастным.– Ты, должно быть, меня ненавидишь! Я такая гадкая…

– Почему? – удивилась Кэндис.– В чем дело, Хизер, о чем ты говоришь?

– О твоей идее, конечно, о чем же еще? Помнишь, когда мы искали подарок для Мэгги, ты сказала, что хотела бы написать статью о людях, которые любят ходить за покупками вечером? – спросила Хизер, серьезно глядя на нее.– Сделать фотографии, проинтервьюировать покупателей и написать о том, что заставляет их совершать свой шопинг по вечерам, а не в дневное время. Ведь это была твоя идея!

Отвернувшись от зеркала, Кэндис нервно провела ладонью по волосам и откашлялась.

– Да-да, кажется, помню,– сказала она, стараясь выиграть время, чтобы собраться с мыслями.– Ну и что?

– Я только что видела план статей на июль,– с горячностью сказала Хизер.– Его составил Джастин. Так вот, в плане значится эта статья, и рядом – не твое, а мое имя! – Хизер шагнула вперед и взяла Кэндис за руки.– Но ведь я говорила ему, что это придумала ты, а не я! Не понимаю, почему Джастин решил иначе. Быть может, он просто забыл или все на свете перепутал?

Кэндис внимательно посмотрела в глаза Хизер.

– Ты правда говорила ему?

– Я знаю, что мне вообще не следовало рассказывать об этой идее кому бы то ни было,– сказала Хизер, виновато пряча взгляд.– Но так уж вышло, что я проболталась. А Джастин сразу ухватился за эту идею. Он сказал, что из этого может получиться настоящий гвоздь номера – нужно только выжать из материала все, что можно. Тогда-то я и сказала, что идея принадлежит тебе и что ты, конечно, отлично справишься с этой работой. Но он, наверное, меня не расслышал. Он сказал что-то вроде: «Да-да, пусть Кэндис подумает, как это лучше подать…» Я решила – Джастин меня понял, но он, наверное, просто боялся доверить мне эту тему и хотел, чтобы ты мне помогала.

– Я понимаю,– сгорая со стыда, прошептала Кэндис.

Как она только могла усомниться в Хизер? Как она посмела обвинять ее, не проверив все факты? «Это все Мэгги и Рокси виноваты,– подумала она внезапно.– Ведь это они настроили меня против Хизер!»

– Знаешь,– продолжала тем временем Хизер,– я давно чувствовала, что ты на меня за что-то злишься, но понятия не имела, в чем дело. Я думала, может быть, ты от меня устала или я начала тебя раздражать… Так ведь бывает, что двум хорошим людям трудно ужиться друг с другом. Но когда я увидела редакционный план, мне все стало ясно.– Она подняла голову и посмотрела Кэндис прямо в глаза.– Ты решила, что я украла твою идею, верно?

– Нет,– быстро сказала Кэндис и покраснела.– То есть… в общем…– Она закусила губу.– Я просто не знала, что и думать, Хизер!

– Ты должна верить мне, Кэндис. Я бы никогда не поступила с тобой так. Никогда! – Подавшись вперед, Хизер порывисто обняла Кэндис.– Ведь ты столько для меня сделала. Я обязана тебе буквально всем!

Когда она отстранилась, глаза ее были влажны, и Кэндис тоже не сдержала слез.

– Мне так стыдно! – прошептала она.– Я не должна была подозревать тебя. Мне следовало догадаться, что во всем виноват этот чертов болван Джастин!

Она неуверенно рассмеялась, и Хизер кивнула.

– Значит, мир? – спросила она.– Это надо отметить! Может быть, сходим куда-нибудь вечером?

– Это было бы замечательно,– сказала Кэндис, вытирая глаза. Тушь, которую она так старательно накладывала, снова размазалась, но это ее почему-то больше не раздражало.– К сожалению, сегодня ничего не выйдет,– вздохнула она.– Сегодня я иду в «Манхэттен» на заседание нашего коктейль-клуба.

– Что ж, тогда в другой раз,– легко согласилась Хизер.

– Нет! – воскликнула Кэндис в приливе какой-то бесшабашной радости.– Никаких других разов! Сегодня ты пойдешь со мной. Я давно хотела, чтобы ты тоже стала членом нашей шайки.

– Ты уверена? – с сомнением спросила Хизер.– А остальные? Они не будут против?

– Конечно нет.– Кэндис рассмеялась.– Ведь ты – моя подруга, значит, и их тоже.

– Ну, не знаю…– Хизер покачала головой.– Роксана…

– Ты ей очень нравишься, правда! – с горячностью перебила Кэндис.– Ну пожалуйста, Хизер, пойдем со мной. Вот увидишь, как будет здорово!

Но Хизер продолжала колебаться – это было видно по ее лицу.

– Нет, Кэндис, я серьезно… Ты точно знаешь, что я не буду мешать?

– Конечно не будешь.– Кэндис обняла Хизер.– Мэг и Рокси будут ужасно рады видеть тебя!

– Ну хорошо,– наконец сдалась Хизер.– Тогда давай встретимся внизу… скажем… через четверть часа. О'кей?

– Через двадцать минут.– Кэндис улыбнулась.– Мне надо снова красить глаза, а это совсем не так просто, как кажется.

Выйдя из дамской комнаты, Хизер огляделась по сторонам и быстро пошла через помещение редакции к кабинету Джастина. У двери она остановилась и постучала.

– Да? – отозвался Джастин, поднимая голову от каких-то бумаг.

– Мне нужно сказать тебе пару слов,– проговорила Хизер и, шагнув в кабинет, плотно закрыла за собой дверь.

– Вот как? – Джастин улыбнулся.– У тебя появилась какая-то новая идея для нашего журнала?

– Нет. На этот раз – нет.– Хизер быстрым жестом поправила волосы и закусила губу.– Дело в том, что я… По правде сказать, мне очень неловко, но я просто не знаю, к кому еще можно обратиться.