Текст книги "Жестокая сделка (ЛП)"
Автор книги: М. Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
– В этом мире нет ни одной чертовой вещи, в которой мы были бы согласны, – рычу я на него, и глаза Хавьера сужаются.
– Изабелла. – Он встает и подходит к ней. – Помнишь, я сказал, что, если у тебя остался кто-то, о ком ты заботишься, тебе следует пожелать, чтобы они не преследовали тебя?
Она с несчастным видом кивает, не в силах посмотреть мне в глаза. Я вижу, как у нее на глазах наворачиваются слезы, и мой гнев мгновенно сменяется глубокой, почти болезненной потребностью дотянуться до нее, заключить в свои объятия и вытереть слезы.
– Вот почему, – хладнокровно говорит Хавьер, указывая на меня. – Хочешь знать, что я собираюсь с ним сделать, малышка?
Изабелла качает головой, слезы в ее глазах начинают стекать по лицу.
– Нет, – шепчет она, но Хавьер все равно продолжает говорить.
– Я прикажу своим охранникам отвести его вниз, в комнату, оборудованную специально для получения ответов. У твоего будущего мужа тоже есть одна из таких комнат, я гарантирую это. Он может даже однажды пригласить тебя туда поиграть, если ты продолжишь вызывать у него неудовольствие. Ты знаешь, что я делаю в такой комнате, как эта?
У меня внутри все сжимается, когда Изабелла смотрит на него, ее темные глаза полны страдания, которое пронзает меня до глубины души.
– Нет, – шепчет она, слезы капают с ее подбородка. – Пожалуйста, Хавьер…
Его рука движется так быстро, что даже я почти не замечаю этого, пока ее голова не поворачивается в сторону, а на другой стороне ее подбородка не появляется красная отметина.
– Ты говоришь только тогда, когда я задаю тебе вопрос! – Рычит Хавьер. – У меня есть и другие комнаты внизу, Изабелла, комнаты, предназначенные для наказания женщин, для которых их мужья отменили все правила. Если ты продолжишь ослушаться, то окажешься там, внизу.
– Отвали, – рычу я, наклоняясь вперед, даже когда руки охранников сжимаются на мне сильнее. – Оставь ее в покое и продолжай делать то, что планируешь со мной сделать.
Хавьер ухмыляется.
– Разве ты не видишь, Найл? Мы уже начали. Хотя ты вообще здесь по вине хорошенькой малышки Изабеллы, она тебе все еще небезразлична, не так ли? Я вижу это по твоему лицу, по тому, как ты сражаешься, чтобы добраться до нее, по тому, как ты реагируешь на каждый удар, будь то моим языком или руками. Заставлять тебя смотреть на нее вот так, само по себе пытка. – Он выпрямляется, его ухмылка превращается в оскал. – Я же говорил тебе, что я очень хорош в своей работе.
– Пошел ты.
Хавьер пожимает плечами.
– Ты скоро найдешь слова получше, которые сорвутся с твоего языка, когда мои инструменты начнут свою работу. Вот что я с ним сделаю, малышка, – добавляет он, поворачиваясь обратно к Изабелле. – Я возьму от него кусочки, причиню ему боль так, как он, возможно, даже не представлял, пока не получу все ответы, которые я желаю. А затем, как только я буду удовлетворен, я начну с того, о чем Диего, несомненно, попросит, как только мои люди предупредят его о присутствии здесь твоего любовника. – Он протягивает руку, приподнимая подбородок Изабеллы, так что она вынуждена смотреть на нас обоих. – Твой муж почти наверняка захочет, чтобы я вырвал его член, пока ты смотришь, чтобы ты могла увидеть, сколько боли причинила твоя маленькая игра. К тому времени он, без сомнения, будет умолять меня покончить с ним. Я, конечно, исполню его желание, хотя и достаточно медленно, чтобы ты смогла увидеть каждый мучительный момент, запечатлевшийся в твоем воображении на всю оставшуюся долгую жизнь, маленькая Изабелла. А потом, когда я закончу, я думаю, ты согласишься вернуться к Диего. А если нет? —Хавьер криво усмехается. – Возможно, тогда Диего позволит мне позволить себе определенные вольности с тобой.
– Прекрати это! – Кричу я, но рыдания Изабеллы почти заглушают мой собственный голос.
– Пожалуйста, – выдыхает она. – Пожалуйста, не убивай его. Я сделаю все, что угодно. Пожалуйста, пожалуйста, не убивай его… – Она повторяет это снова и снова сквозь рыдания, умоляюще наклоняясь вперед в объятиях охранников.
Хавьер приподнимает бровь.
– И что ты для этого сделаешь, малышка? – Спрашивает он, повышая голос, чтобы перекричать ее мольбу. Когда Изабелла не отвечает, он хватает ее за челюсть, заставляя замолчать, и пристально смотрит на нее сверху вниз.
Я хочу, блядь, убить его. Мое тело ноет от побоев, которые мне нанесли охранники наверху, в голове стучит, и я знаю, что будет только хуже. Я ни на секунду не верю, что Хавьер упустит возможность пытать меня, чтобы получить информацию, даже если Изабелле удастся обменять мою жизнь. Я даже не уверен, что верю в то, что, в конце концов, Диего все равно не прикажет убить меня, как только снова завладеет Изабеллой, он не захочет позволить выжить мужчине, который обманом лишил девственности его будущую жену.
Он захочет отомстить, и я почти уверен, что он это сделает.
– Я сделаю все, что угодно, – беспомощно шепчет Изабелла, глядя на Хавьера. Ее темные глаза перебегают с него на меня, и Хавьер трясет ее, впиваясь пальцами в ее покрытые синяками нежные щеки.
– Посмотри на меня, – огрызается Хавьер. – Ты это серьезно, Изабелла? Что ты сделаешь ради жизни Найла Фланагана?
– Я серьезно, – шепчет она срывающимся голосом. – Все, что угодно. Абсолютно все. Я позволю тебе делать со мной все, что ты захочешь.
– А как же Диего? – Хавьер ухмыляется ей сверху вниз. – В конце концов, ты здесь именно из-за него. Он тот, кто важен. Как бы сильно я ни хотел трахнуть тебя во все узкие дырочки, я не получу такого удовольствия, по крайней мере, не прямо сейчас. Так что же это будет, малышка? Что ты дашь своему будущему мужу в обмен на жизнь этого человека? У тебя нет девственности, которую ты могла бы предложить. Как насчет остального?
Изабелла поднимает на него глаза, и теперь я даже не вижу страдания на ее лице. Там нет ничего, кроме пустой безнадежности, и что-то в этом трогает меня еще сильнее, чем боль, которую я видел раньше.
– Да, – шепчет она. – Я буду хорошей женой. Я вернусь к нему, подчинюсь ему и сделаю все, что он попросит. Я сделаю все возможное, чтобы угодить ему. Только, пожалуйста, не убивай Найла. Это… – Вырывается еще одно рыдание, ненадолго душащее ее. – Это все моя вина, – прерывисто заканчивает Изабелла. – Пожалуйста, только не убивай его, и я вернусь к Диего.
Хавьер ухмыляется, показывая зубы, как акула.
– Знаешь, если ты когда-нибудь нарушишь это обещание, если ты снова взбунтуешься, Диего затравит твоего любовника, как собаку. Его жизнь будет кончена, и это будет твоя вина, малыш. Ты должна убедиться, что имеешь в виду это обещание, прежде чем произносить его.
– Тебе не обязательно это делать. – Хавьер и Изабелла, смотрят на меня, и я морщусь. – Ты не обязана этого делать, Изабелла.
Я не знаю, что побудило меня сказать это. Я, блядь, не хочу умирать, это точно. Я особенно, блядь, не хочу умирать медленно, по кусочкам, с отрубленным членом, потому что я трахнул не ту девушку. Такие мужчины… мужчины, которые в конечном итоге умирают, потому что засунули свой член не в то место, над ними смеются там, откуда я родом. Они, блядь, кульминационный момент.
Однако в глубине души я не так уж уверен, что она была не той девушкой. Я не настолько уверен, даже прямо сейчас, столкнувшись лицом к лицу с Хавьером и его несомненно изобретательными средствами пыток, что я бы вернулся и изменил это, если бы мог. Изабелла облажалась, это точно, она создала целую кучу проблем. Я облажался, не послушавшись своей интуиции в первую очередь, когда почувствовал, что что-то не так в ту самую первую ночь. Но, в конце концов, мы вместе создали нечто прекрасное. Несколько ночей, когда я чувствовал себя желанным, желаннее, чем с любой женщиной, которая когда-либо была у меня раньше, несколько ночей, когда я дал и ей то, в чем она отчаянно нуждалась. Мы были двумя незнакомцами, которые искали то, чего страстно желали, и мы дали это друг другу. Я не могу заставить себя отказаться от этого. Даже для того, чтобы убраться отсюда нахуй. Нет, если это означает отправить Изабеллу обратно на милость Диего, оставив ее в его преступном рабстве до конца ее жизни.
Однако Изабелла не слушает. Я знал, что она не послушает, что она не вынесет, если на ее руках будет моя кровь, только не после всего этого. Я оказался здесь из-за ее бунта, она не могла допустить, чтобы ее непрекращающееся желание бунтовать стало причиной моей смерти.
– Я обещаю, – шепчет она сдавленным голосом. – Я вернусь к Диего и буду хорошей женой до конца своих дней.
– Смерть тоже не выход, – шипит Хавьер, его рука все еще сжимает ее подбородок. – Если ты убьешь себя, или попытаешься это сделать, результат будет тот же. Ты понимаешь? Ты будешь подчиняться ему всю свою естественную жизнь, или на него будут охотиться, как на собаку.
– Я очень сомневаюсь, что вы сможете добраться до меня в Штатах, – Мою реплику резко прерывает удар рукояткой пистолета мне в живот, отбрасывающий меня назад. Я кашляю, когда вижу, что Хавьер наконец отпустил Изабеллу.
– Я обещаю, – повторяет она, ее голос переходит в сдавленный шепот. – Я обещаю. Если Диего прямо сейчас придет в лагерь, я снова пообещаю ему это, пойду с ним, подпишу свидетельство о браке, все, что он захочет. Мне все равно… только не убивай Найла. Пожалуйста.
– Очень хорошо. – Хавьер отступает. – Я попрошу кого-нибудь сказать Диего, чтобы он немедленно приехал сюда, чтобы еще раз лично услышать эти слова и отвезти тебя домой. Прискорбно, – добавляет он, скривив рот. – Я надеялся, что мне больше понравится играть с тобой. Но я полагаю, Найлу придется унять этот особый зуд, хотя и по-другому. – Он кивает головой охранникам. – Отведите его вниз, ребята.
– Подожди! – Изабелла кричит, ее лицо бледнеет. – Ты обещал…
Хавьер ухмыляется.
– Я обещал не убивать его. Не волнуйся, он не умрет.
Охранники подталкивают меня к двери, как раз вовремя, чтобы я услышал сдавленный крик Изабеллы и последние слова Хавьера, обращенные к ней, прежде чем он последует за охранниками к выходу.
– К тому времени, как я закончу с ним, он просто будет жалеть, что не умер.
15
НАЙЛ
Я не могу сказать, что Хавьер был чертовски неправ, и это меня бесит, потому что последнее, чего я хочу, это соглашаться с этим ублюдком в чем-либо. И я бы не сказал, что хотел бы умереть, не совсем, но спустя гораздо больше времени я, возможно, доберусь туда.
Я знал нескольких изобретательных гребаных мучителей, большинство из них из Братвы. Мужчины, которые снимали бы с тебя кожу ленточками и восхищались тем, как идеально она снимается, заключая пари друг с другом о том, у кого получится самая длинная целая полоска. Мужчины, которые выкалывали глаза и отрезали пальцы, смеясь друг с другом и строя планы насчет бара после. Хавьер мог бы сравниться с худшим из них, не в последнюю очередь из-за удовольствия, которое он явно получает от этого.
Я теряю счет тому, как долго нахожусь внизу, в комнате, в которую меня затащили, холодной клинической палате с белым кафельным полом и водостоком в центре, единственный вход, это укрепленная металлическая дверь, через которую меня втолкнули, прежде чем охранники начали приковывать меня наручниками к потолку. Я знал, что в драке нет никакого смысла, но я нанес несколько хороших ударов, прежде чем охранники снова схватили меня. Спешка помогла мне пережить худшее, по крайней мере, в первой части пыток Хавьера.
Остальное было хуже всего, что я испытывал за всю свою гребаную жизнь.
По крайней мере, он оставил мою кожу нетронутой, я имею в виду, что он не содрал ее с меня, как я видел, что русские делали с другими. Ему нравился метод оставления тонких кровоточащих порезов, которых недостаточно, чтобы истечь кровью или даже привести к какой-либо серьезной кровопотере, просто небольшие порезы, сделанные самым острым ножом, с которым я когда-либо сталкивалась, а затем после порезов, оставлял у меня синяки. Когда с этим было покончено, когда он размягчил меня, как гребаный кусок говядины, он приступил к следующему раунду.
Я сказал себе, что, блядь, не буду кричать, но у меня это не получилось. Не тогда, когда в эти мягкие, ушибленные, порезанные места попали электрические разряды электрошокера, который сработал вплоть до пары метких попаданий тычком для скота, когда я закричал, но я ничего ему не ответил. Ему нужна была информация. Информация о Луке, о Викторе, о королях. Хорошо, что безопасность или жизнь Изабеллы не стояли на кону, потому что я мог бы пожертвовать каким-нибудь дерьмом ради этого, но ради себя?
Ни хрена подобного.
Я просто усмехнулся ему с распухшим, покрытым синяками и кровью лицом и сказал ему идти нахуй. Пока он не тыкнул меня в бедро, слишком близко к моим гребаным яйцам. К тому времени я был обнажен, так что у него был неограниченный доступ ко мне, и его угроза отрезать мне член не ускользнула от меня в тот момент. Если бы он поднялся на пару дюймов выше с помощью этого тычка для скота, он был бы прав. Я бы хотел умереть, потому что, даже если бы мой член все еще был ко мне прикреплен, я бы никогда не смог им снова воспользоваться. Это было бы хуже смерти. Хавьер тоже это знал. Я понял это по угрожающей ухмылке на его лице, по тому, как насадка для скота зависла в дюйме от моего сморщенного члена, пока стук в дверь не привлек его внимания, и он опустил насадку.
Я никогда в жизни не испытывал такого облегчения, даже если оно могло быть кратковременным.
– Какого хрена тебе нужно? – Прорычал он, открывая дверь и приоткрывая ее на дюйм. – Я же просил тебя, блядь, не отвлекать меня…
– Диего Гонсалес здесь, – произнес скрипучий голос с другой стороны двери. – И он хочет видеть заключенного.
– Блядь. – Хавьер вздохнул. – Ладно. Тогда он может решить, что будет с заключенным. И с его членом.
Жестокое обращение прекратилось в ту же секунду, как меня вытащили из подвала. Я достаточно хорошо знаю почему… Хавьеру нравится власть, которую он дает мне, напоминая, что я не способен сбежать и подчиняюсь его прихотям. Все, что мне нужно было сделать, это увидеть его с Изабеллой, чтобы понять, что он мужчина, вся жизнь которого вращается вокруг власти и контроля, и это то, что его заводит.
Я также не теряю надежды, что выберусь отсюда живым.
Мгновение спустя дверь открывается шире, и входит Диего Гонсалес. Я видел его на вечеринке, достаточно, чтобы понять, что он достаточно взрослый, чтобы быть отцом Изабеллы, и еще кое-что, меня тошнит от одной мысли, что она спит с ним, и близость не улучшает моего впечатления. У него большой вес, подбородок толстый и заросший щетиной, с большими усами, которые пытаются компенсировать округлость его лица. Его глаза прищурены, маленькие и злые, и я чувствую новую волну ярости при мысли о том, что этот человек лапает Изабеллу.
– Найл Фланаган. – Диего поджимает губы, обходя меня кругами, оценивая усилия Хавьера. – Ты проделал здесь хорошую работу, Агилар. Мои люди не могли бы сделать лучше. Он дважды подумает, прежде чем лишать девственности еще каких-нибудь девственниц благородного происхождения, а?
Его хриплый смешок заставляет меня дергаться в цепях, удерживающих меня на цыпочках, и смотреть в его сторону. Боль пронзает каждую часть моего тела, ноющая, пульсирующая, жгучая, странное онемение в том месте, куда Хавьер ударил меня тычком, но мне, блядь, все равно. При виде его я чувствую себя почти диким от ярости, вспоминая, как он выносил кричащую Изабеллу.
– Я бы разорвал тебя на куски, если бы не был прикован здесь, – шиплю я сквозь зубы, и Диего смеется.
– Смелые слова от мужчины, висящего здесь голым, с которого еще столько всего нужно снять. – Он многозначительно смотрит на мой пах. – Я могу попросить Агилара сделать тебя евнухом одним словом.
– Пошел ты, – рычу я, хотя мой живот болезненно сжимается при этой мысли, а яйца практически пытаются заползти обратно внутрь меня. Я не могу назвать часть своего тела, которую я бы больше защищал, но я не собираюсь пресмыкаться перед этим мужчиной. Ни одним из них.
– Я должен приказать тебе отрезать ему язык, – шипит Диего, а затем поворачивается обратно к Хавьеру. – Я хотел бы посмотреть, как ты с ним поработаешь. Я не думаю, что этого достаточно для мужчины, который лишил меня девственности моей Изабеллы.
– Я не знал, кто она такая, ты, гребаная задница! – Рычу я, снова дергая свои цепи. – Она назвала мне чертово вымышленное имя! Клянусь гребаным Христом, когда я выберусь отсюда…
Хавьер двигается прежде, чем я успеваю вздрогнуть, его кулак ударяет меня по ребрам прямо туда, куда он ударил меня ремнем ранее, чуть выше одного из ожогов от электрошокера. Это выбивает из меня дух.
– Ты вообще выходишь отсюда только потому, что твоя красотка Изабелла согласилась лечь здесь с Гонсалесом. – Он приподнимает бровь, ухмыляясь мне. – Мы могли бы привести ее сюда, показать ей мою работу. Заставь ее отсосать тебе, пока он смотрит.
Диего усмехается.
– Как бы приятно это ни звучало, в данный момент она занята другим. Я привел сюда доктора, чтобы убедиться, что она не беременна, прежде чем заберу ее к себе домой. – Его взгляд-бусинка снова скользит по мне. – Я полагаю, мы не можем убить его, поскольку Изабелла пообещала свое подчинение в обмен на его жизнь. Что означает, я полагаю, мы должны оставить и его член, поскольку он, скорее всего, покончит с собой, вместо того чтобы жить без него.
Блядь.
– Я действительно ничего так не хотел бы, как перестать слушать, как вы все, черт возьми, болтаете о моем гребаном члене, – шиплю я, но они оба меня намеренно игнорируют.
– Отправь его обратно Рикардо Сантьяго в качестве предупреждения о том, что произойдет, если он вмешается в мои дела, – лукаво говорит Диего. – Но не раньше, чем Изабелла увидит его таким. Оставь его здесь на ночь, затем одень и утром отведи наверх. Он сможет услышать результаты теста, как и все остальные. – Диего ухмыляется. – Но дай ему одну хорошую затрещину там, где это считается, да? За то, что посмел засунуть свой член туда, где ему не место.
По немногословному выражению лица Хавьера становится ясно, что ему, черт возьми, не нравится, когда Диего командует им в его собственном доме, или камере пыток. Я вижу, как сжимаются его челюсти, как напрягаются мышцы, когда он напряженно кивает.
– Мужчины отведут тебя наверх, в твою комнату, – говорит он, а затем поворачивается, его рука сжимает кусок кожи, которым он бил меня ранее. Без сомнения, настроение, в которое его привел Диего, ответственно за силу, с которой он проникает между моих ног, ударяясь о чувствительную плоть головки моего члена в то же мгновение, когда он обхватывает мои яйца, и вспышка боли, сравнимая с толчком, раздается по моему телу.
Я не вырубался ни от чего другого, но это, это, блядь, сделало свое дело. Я едва успеваю закричать, прежде чем мир погружается во тьму, и последнее, что я вижу, это довольное выражение лица Диего Гонсалеса, прежде чем отключаюсь.
16
ИЗАБЕЛЛА
На этот раз я знаю, что у меня нет выбора, когда врач придет осматривать меня. Жестокого, победоносного выражения лица Диего, когда меня тащат перед ним, все еще в уродливом ночном платье, которое Хавьер оставил для меня, достаточно, чтобы меня снова затошнило. Я не могу смириться с мыслью вернуться в его дом, притворяясь хорошей и любящей женой до конца своих дней, но альтернатива – смерть Найла. Жестокая, если верить Хавьеру, а я верю. Я верю, что этот человек способен на все. Я не могу нести за это ответственность. Я уже причинила столько боли Найлу, моему отцу, остальным членам моей семьи. Достаточно того, что Хавьер все равно потащил его вниз, несмотря на мои обещания, и это тоже моя вина.
Найла бы здесь не было, если бы не я. Мне трудно понять, зачем он вообще пришел, после того, что произошло между нами, после нашей последней стычки в саду, а затем моего заявления на гала-ужине. Единственный ответ, который я могу придумать, это то, что он не хотел приходить, но его послал мой отец. Возможно, подкупил его, пообещал кое-что ему и его боссам. Найла, возможно, убедили, чтобы сохранить сделку, которую они заключили. Это не могло быть сделано ради меня, по его собственной воле. И теперь, из-за этого, из-за какой-то сделки, на которую пошел мой отец, чтобы отправить его за мной, Найла пытают.
Я подумала, что видеть его в кабинете в таком состоянии, сдерживаемого охраной Хавьера, явно покрытого синяками и избиениями, было самой сильной болью, которую я когда-либо испытывала. Чувство вины было непреодолимым, желание пойти к нему еще сильнее, осознание того, что он не захотел бы меня, если бы я так поступила, еще хуже. Теперь, когда меня ведут в отдельную палату, чтобы врач осмотрел меня, я просто чувствую оцепенение. Такое чувство, что внутри меня разверзлась зияющая пропасть, затемняющая каждую эмоцию, каждое чувство, каждую мысль, кроме той, которую я держу на переднем крае своего разума… подчиняться. Я повторяю это про себя, снова и снова, потому что знаю, что, если я этого не сделаю, Найл умрет. Если я поддамся желанию бороться, взбунтоваться и попытаюсь остановить все это, он умрет.
Я не могу этого допустить.
– Мне сказали, что несколько дней назад у вас был половой акт с другим мужчиной? – Спрашивает доктор, когда мы входим в палату. В основном мы одни, двое охранников Хавьера стоят прямо за дверью. До сегодняшнего дня я бы воспользовалась этим как возможностью дать отпор, попытаться выскользнуть из окна, даже если бы это означало падение насмерть, или попытаться умолять доктора о помощи. Рассказать ему, что здесь происходит на случай, если в нем осталась хоть капля милосердия. Но сейчас… я не осмеливаюсь.
Повинуйся. Повинуйся. Повинуйся. Слово повторяется по циклу, и я с трудом сглатываю, кивая.
– Снимите нижнее белье, – хладнокровно говорит доктор, – и ложитесь на кровать, свесив ноги с края вот так. – Он жестом показывает, что я должна лечь горизонтально на кровать. – Ноги на краю, широко расставленные.
– На мне под этим ничего нет, – бормочу я, мое лицо краснеет, и как только слова слетают с моих губ, я понимаю, что Хавьер сделал это нарочно. Не потому, что он знал, что придет врач, а потому, что, если бы возникла ситуация, при которой ему или кому-либо другому пришлось бы снять с меня трусики, мне было бы так же стыдно признаться в этом.
Доктор, мужчина, годящийся мне в дедушки, выглядит несколько смущенным, но кивает.
– Тогда ложитесь на кровать, юная леди, – строго говорит он. – А что касается моего вопроса…
– Чуть больше двух недель назад. – Быстро отвечаю я ему. – Мой голос тихий и неуверенный, мне очень не хочется говорить ему все это, но я знаю, что у меня нет выбора.
– Сколько раз?
– Три, – шепчу я. – Ну…три ночи. У нас был секс по несколько раз в каждую из этих ночей. Мне кажется, это слишком клинический термин для описания того, что мы с Найлом делали вместе, но в каком-то смысле я благодарна за это. Это заставляет чувствовать себя отделенной от того, что мы на самом деле делали, как будто я говорю о чем-то другом. Честно говоря, мне кажется, что это единственный способ пройти через это без слез, криков или того и другого вместе.
– Вы пользовались защитой?
– Нет, – шепчу я, закрывая глаза. У меня не было никаких видимых признаков беременности, кроме рвоты, но это могло быть от чего угодно. Стресс, страх, боль. Я хотела ребенка от Найла, но теперь я очень надеюсь, что тест, который, как я знаю, потребовал Диего, окажется отрицательным. Мне будет невыносимо осознавать, что я ношу ребенка Найла только для того, чтобы его у меня отобрали еще до того, как это станет реальностью.
– Только вагинальный половой акт?
– Нет.
– Анальный? Оральный?
– Да, и то и то. – Я с трудом могу выговорить слова, мое лицо горит от унижения. Доктор издает хрюкающий звук, который мог означать что угодно, и мгновение спустя я чувствую его прикосновения в слишком интимных местах. Несколько дней назад, у Диего, у меня был бы хотя бы щит из волос на лобке, но теперь я голая и гладкая по требованию Хавьера. Это делает прикосновения врача еще более интимными, от которых мурашки бегут по коже.
Его пальцы проникают внутрь меня, исследуя места, к которым раньше прикасался только Найл. Его рука ощупывает мой живот, он заглядывает мне между ног, и все это время я не отрываю взгляда от резных плиток на потолке надо мной, желая оказаться где угодно, только не здесь. Я хочу ударить его по лицу. Я хочу увидеть, как его зубы разлетятся по комнате. Я хочу дать отпор.
Я не могу, или Найл умрет.
Повинуйся, повинуйся, повинуйся.
Врач велит мне снять рубашку, и он трогает мой живот, слишком долго осматривая мою грудь. К тому времени, как он берет образец крови и говорит, что я могу поправить одежду, у меня сводит живот от тошноты.
– Результаты теста будут доступны утром, – спокойно говорит он, собирая свои вещи. – Она вся ваша, – добавляет он, когда входят охранники, явно прислушивавшиеся к тому, что происходило внутри.
Я не вижу Диего, когда меня отводят обратно в мою холодильную камеру, но и Найла я тоже не вижу. Первое приносит облегчение, от второго у меня сжимается сердце в груди, когда осознание приходит ко мне в тот момент, когда я возвращаюсь в свою комнату. У меня нет реального способа доказать, что Хавьер будет придерживаться условий сделки. Возможно, я больше никогда не увижу Найла. Они могли бы сказать мне, что его отправили обратно к моему отцу, хотя они могли бы убить его в любом случае. Я не буду знать наверняка, так или иначе, и только это удержит меня от невыполнения условий сделки. Если я не взбунтуюсь, Найл будет жить, или я могла бы прожить всю свою жизнь покорной женой Диего, и Найл все равно был бы в земле. Это знание поражает меня сильнее всего, и я спешу в ванную, едва успевая дойти до туалета, прежде чем меня рвет тем немногим, что я съела сегодня.
Я долго сижу на холодном каменном полу и плачу. Поскольку меня некому было услышать или сделать выговор, незачем было оставаться сильной, я дала волю рыданиям, сгорбившись и обхватив руками ноги. Я чувствую волны вины, боли, печали и даже сожаления, как бы тяжело с этим ни было смириться. Я не хочу сожалеть о своих ночах с Найлом. Они были идеальными, страстными, приятными и невероятными для нас обоих. Я чувствовала и испытывала то, чего никогда не могла себе представить, и я знаю без тени сомнения, что он получал такое же удовольствие в те ночи.
О чем я сожалею, так это о том, что не сказала ему правду задолго до того, как это могло вызвать столько проблем у нас обоих. Я сожалею, что солгала ему… единственному мужчине, к которому я когда-либо чувствовала что-то вроде любви и к которому когда-либо буду испытывать. Тогда я знала, что это, должно быть, было страстное увлечение, кто может влюбиться за три дня? Но теперь, после того, что он сделал для меня или пытался сделать, все, что я могу чувствовать, это искажающее чувство, которое очень похоже на самый болезненный вид любви, который я только могла себе представить.
Все вышло из-под контроля. Я знаю, что во многом это моя вина, но я тоже зла, в основном на своего отца за то, что он отдал меня Диего. Я бы пошла к мужчине, похожему на того, с кем он обещал меня обручить, к кому-то ближе моего возраста, к кому-то менее жестокому. Найл мог бы улететь домой, наша неосторожность все еще была-бы в секрете.
Наш ребенок, если он есть, жил бы.
Новая волна рыданий вырывается из меня, когда я прижимаю руку к животу. Еще одно сожаление, я остановила Найла, когда он попытался дотянуться до презерватива. Я хотела его и только его, хотела, чтобы какая-то маленькая частичка его осталась со мной, живая память о нашем времени вместе. Теперь я жалею, что не сделала все, что в моих силах, чтобы остановить это. Я в ужасе от того, что беременна, боюсь того, что произойдет, и больше всего скорблю из-за этого выбора. Диего никогда не позволит мне оставить ребенка, если он есть. И эта потеря больше, чем что-либо другое, заставляет меня чувствовать, что последние кусочки моей души разрываются в клочья.
Все, чего я хотела, это почувствовать вкус свободы, но в итоге я причинила боль стольким людям.
Я едва успеваю вернуться в спальню после того, как ополоснула рот и лицо, когда дверь открывается. Охранник встает напротив, пропуская Диего в мою комнату. Я холодею, когда вижу его, замираю, пятясь к спинке кровати, и по выражению его лица вижу, что он наслаждается моим страхом.
– Я только что вернулся после просмотра того, что Хавьер сделал с твоим любовником, – усмехается он со злобной улыбкой на лице. – Я никогда не видел такой тонкой работы, правда. Едва ли дюйм плоти остался нетронутым. Он все еще жив, на данный момент, благодаря вашей сделке. Но я хочу услышать это от тебя сейчас, вслух, или я спущусь вниз и скажу Хавьеру, чтобы он закончил работу.
Холодный страх пронзает меня. Я тяжело сглатываю, хватаясь за край кровати для опоры.
– Я уже сказала…
– Подойди сюда, Изабелла, и скажи это снова. Или Найл поплатится жизнью. Похоже, тебе нужно меня умиротворять обещаниями, а не Хавьера Агилара.
Мне требуется вся моя сила, чтобы сделать шаг вперед, преодолеть расстояние между мной и Диего. Мне хочется плакать, бежать, драться, но вместо этого я ставлю одну ногу перед другой, пересекая комнату к своему жениху.
Этого человека, мой отец, выбрал за меня.
Повинуйся, повинуйся, повинуйся.
Почему-то я не отстраняюсь, когда он берет меня за руку.
– Ты обещаешь быть моей хорошей и послушной женой, Изабелла? – Спрашивает Диего, его темные глаза-бусинки пристально смотрят на меня, и я неуверенно киваю.
– Да, – шепчу я, выдавив это слово.
– Обещаешь ли ты лечь со мной, когда я потребую, выполнять все действия, которые муж может потребовать от своей жены, обслуживать меня так, как я хочу и как я приказываю?
Я чувствую привкус желчи в горле, и мне интересно, что бы сделал Диего, если бы меня вырвало на него здесь и сейчас. У меня такое чувство, что я знаю, и я киваю, сильно закусывая нижнюю губу, чтобы побороть это чувство.
– Да.
– Обещаешь ли ты приложить все усилия для зачатия, вырастить моих детей в соответствии с моими пожеланиями, соблюдать правила моего домашнего хозяйства и заботиться о нем в соответствии с моими пожеланиями?
Это как повторять свадебные клятвы, самые идиотские клятвы, которые я могу себе представить, и мне хочется вырвать свою руку из его, дать ему пощечину, плюнуть на него. Я хочу, чтобы все это исчезло.
– Да, – вместо этого шепчу я, сдерживая слезы. – Я обещаю.
– И ты будешь готовиться к браку, как только вернешься в мой дом, без дальнейших споров и глупостей?
