Текст книги "Русская история. Часть II"
Автор книги: М. Воробьев
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)
Второй момент, о котором следует сказать очень коротко – личность Екатерины. Прочтите соответствующую лекцию Ключевского – лучше о Екатерине никто не написал.
Вокруг имени Екатерины существует несколько весьма плоских штампов. Один из них – то, что она крепостница. Другой – что это была просвещенная государыня, этакая умная дама на троне, которая переписывалась с Вольтером и Дидро, писала книги и царствовала весьма интеллигентно. Третий, самый отвратительный и вульгарный штамп – ее сугубо личная жизнь. Известно, что Екатерина была, действительно, весьма любвеобильной дамой, ее фавориты регулярно сменяли друг друга. Но эта сторона ее жизни – сторона частная, поэтому уделять ей особое внимание нет никаких оснований, несмотря на то, что в наш век стало появляться много литературы соответствующего сорта.
Чтобы не касаться больше этой темы, скажу одно. Из всех ее фаворитов, которых было действительно очень много и которые были очень разными людьми, никто, кроме одного, никакого влияния ни на внутреннюю, ни на внешнюю политику России не имел. Человек, сыгравший огромную роль в нашем государстве, был ее советником и после того, как их отношения охладели, – это князь Григорий Александрович {31} Потемкин, о котором мы поговорим позднее. Он был венчанным мужем императрицы, так как относился к подобным вещам более серьезно, чем принято думать, и хотя впоследствии они расстались (как тогда говорили, дали друг другу свободу), тем не менее, они оставались очень близкими людьми, особенно в том, что касалось государственных дел. Он обладал невероятно мощным умом и был замечательным практиком, и Екатерина это ценила.
Итак, несколько слов о ее личности. Она была немкой из заштатного немецкого уголка. Отец ее служил полковником в городе Штеттине (теперь – польский Щецин). Он был комендантом города и впоследствии дослужился до фельдмаршала в войсках его величества короля прусского Фридриха II. Носил он звонкий титул – принц Ангальт-Цербский, следовательно, его дочь была принцессой. София-Августа-Фридерика, принцесса Ангальт-Цербская была извлечена из этой немецкой глуши для того, чтобы стать женой наследника престола Российской империи.
Со своим будущим мужем она познакомилась едва ли не в десятилетнем возрасте, и первые впечатления, видимо, были не очень веселыми. Впоследствии она ничего нового в своем супруге не увидела. Но она была умна и прекрасно понимала, что дело не в супруге, а в стране, в которую ее забросила судьба, и позднее довольно остроумно и вместе с тем цинично признавала, что охотно рассталась бы со своим супругом, но к русской короне она не была столь равнодушной.
Она была, бесспорно, от природы очень способным, умным и любознательным человеком, к тому же образованным. Правда, образование ее было весьма своеобразным – больше домашнее, больше самообразование, чем что-то систематическое; любимым языком ее был французский, родным – немецкий. С русскими людьми ей приходилось говорить по-русски, и она прекрасно освоила этот язык, хотя и делала в слове из трех букв четыре ошибки: слово «еще» она писала «исчо».
Вопрос ее вероисповедания сводился, вероятно, к следующему: как русская императрица, она была православной. Что она при этом думала и чувствовала, сказать трудно, но во всяком случае она никогда и никому не дала никакого повода упрекнуть ее в безразличии к установлениям и порядкам Русской Православной Церкви. Ключевский написал об этом весьма остроумно:
«Екатерину обучали Закону Божию и другим предметам французский придворный проповедник Перар, ревностный служитель папы, лютеранские пасторы Дове и Вагнер, которые презирали папу; школьный учитель кальвинист Лоран, который презирал и Лютера, и папу. А когда она приехала в Петербург, наставником ее в греко-российской вере назначен был православный архимандрит Симон Тодорский, который со своим богословским образованием, довершенным в немецком университете, мог только равнодушно относиться и к папе, и к Лютеру, и к Кальвину, и ко всем вероисповедным делителям единой христианской истины».
Обладая таким поистине универсальным запасом богословских сведений, Екатерина вела себя в отношении Православия безукоризненно. Это делает ей честь. Будучи чистокровной немкой, она окружила себя исключительно русскими людьми, чего не было даже при Елизавете. Она обладала даром, необходимым для правителя – она умела выбирать себе помощников. Поэтому ее царствование так знаменито тем, что в этот период появляются замечательные государственные, военные и культурные деятели, будь то Румянцев или Суворов, канцлер Безбородко или Потемкин, а также многие другие. В ее царствование возвысился митрополит Платон.
При этом Екатерина умела, обдумав совет своих придворных, самостоятельно решить проблему или настоять на определенном решении.
2. Начало царствования Екатерины IIКогда, совершив бескровный переворот, она в 1762 году стала российской императрицей, первым ее естественным желанием было узнать, в каком состоянии находятся государственные дела. Ей подали роспись доходов. Сенат торжественно представил соответствующие документы, где было сказано, что казна должна получить 16 миллионов рублей дохода в год. Екатерина тут же устроила контрольную проверку всех счетов и обнаружила, что на самом деле доходов должно быть 28 миллионов. Практически половина была неизвестно где.
Дальше выяснилось, что армия и чиновники не получают жалованья вообще, причем очень давно; что Сенат не в состоянии рассчитать ни доходы, ни расходы, что при этом бесконтрольно отдавали на откуп частным лицам (в основном фаворитам и придворным Елизаветы) все, что угодно, а также что откуп на таможенный сбор по всей стране был отдан всего за 2 миллиона, в то время как только петербургская таможня, когда Екатерина навела там порядок, давала 3 миллиона дохода в год. У нее очень быстро составилось абсолютно точное представление о том, что творится в стране, и она не постеснялась назвать генерал-прокурора Сената плутом и мошенником – и совершенно справедливо.
В 1764 году она начинает путешествовать по России. И хотя эти поездки были сравнительно небольшими (Ростов, Ярославль, затем Остзейский край, путешествие от Твери до Симбирска по Волге), Екатерина набралась впечатлений. Она путешествовала всегда весьма торжественно – с колоссальной свитой и с большой помпой, что не мешало ей безошибочно находить те главные и не всегда явные черты жизни нашего общества, которые давали ей богатую пищу для размышлений.
В это время она еще не была уверена в поддержке своего окружения. В 1764 году был заговор Мировича – офицера, который вместе со своим приятелем пытался освободить из Шлиссельбургской крепости несчастного императора Ивана Антоновича. Он не знал, что Иван Антонович был психически ненормальным человеком и что охрана имеет строжайшую инструкцию убить узника при попытке его освобождения, что и было исполнено. Мирович был казнен.
{32}
3. Государственная деятельность Екатерины IIПостепенно Екатерина разобралась в делах и начала делать верные шаги. Сначала она реформировала Сенат, претендовавший на власть. По совету Панина она мягко разделила его на шесть департаментов, достаточно точно и четко очертив круг занятий каждого.
Затем последовала такая разумная мера, как генеральное межевание. Оно было начато еще при Елизавете, но не доведено до конца. Генеральное межевание – это просто наведение порядка в землепользовании. Суды были завалены тяжбами помещиков, которые претендовали на земли друг друга и распоряжались ими в духе Ноздрева, который так пытался объяснить Чичикову, где находится граница его земли: «Вон там до столба – это все мое, а там, после столба – тоже мое». Екатерина сумела навести здесь порядок, в результате сократилась чересполосица, уменьшилось количество тяжб. С этого она начала.
4. Секуляризация церковных земельОна провела секуляризацию церковных земель (1764 год). К этому времени Русская Православная Церковь распоряжалась колоссальным количество земель, на которых проживало около миллиона крепостных крестьян. У нас любят говорить на эту тему, особенно в связи с делом митрополита Арсения Мациевича.
Митрополит Арсений – замечательный человек, очень искренний, считал (об этом пишет Карташев), что права Церкви на земли священны, что права эти носят какой-то канонический характер, тогда как на самом деле этого никогда не было. Поэтому он рассматривал с канонической точки зрения то, что не подлежало канонической оценке, и протестовал исходя из этого. Он не преследовал каких-то личных целей, не плел интриг. Он полагал, что выступает за дело Церкви. Церковь же распоряжалась имуществом абсолютно самовластно и, как это ни печально, не всегда удачно – земли зачастую плохо обрабатывались, имели место волнения крестьян, а главное, эти земли были выключены из экономического оборота страны.
Находясь в чрезвычайно тяжелом положении вследствие экономической разрухи, которую оставила ей Елизавета, Екатерина считала необходимым включить эти земли в оборот. Они были изъяты из церковного владения и отданы в ведомство коллегии экономии. Крестьяне получили название экономических, при этом тем из них, кто владел какой-то собственной землей, эта земля была оставлена, что, как считают исследователи, мгновенно привело к уменьшению количества бунтов на этих землях. То есть фактически эти крестьяне перешли в разряд государственных.
Митрополит был лишен сана и заключен в тюрьму под оскорбительным чужим именем, где и умер спустя много лет в страшных мучениях
5. «Наказ» Уложенной комиссииДальше надо переходить к вопросу о так называемом Наказе. Разбираясь с Сенатом, Екатерина очень быстро поняла, что у нас в стране последним регулярным законодательством было Соборное уложение царя Алексея Михайловича 1649 года. Она также поняла, что с той поры было издано несколько тысяч законов, в которых разобраться никто не в состоянии. Суды за взятку решали дело в пользу того, кто больше даст, многие законы были написаны неясно, они плохо понимались и противоречили друг другу. Что-то надо было предпринимать.
Один путь здесь был – просто избрать комиссию, которая бы навела порядок в законодательстве: классифицировала все законы, разобрала их по группам, устранила противоречия, отменила явную бессмыслицу, сократила ненужное – короче говоря, кодифицировала бы все это. В свое время этим путем пошла знаменитая Комиссия по составлению Соборного уложения, когда пять человек во главе с князем Одоевским именно так и поступили. Они рассмотрели все, что было в наличии, все разобрали, свели воедино, устранив противоречия, ясно изложили, добавили самое необходимое – и получился замечательный кодекс.
Это был путь, по которому могла бы пойти и Екатерина, но у нее не было ни одного подходящего для этого юриста. (При Елизавете тоже думали о составлении нового Уложения, но дальше пожелания и назначения депутатов в комиссию дело не двинулось.) Этим путем Екатерина не пошла. Человек эпохи просвещения, она сочла нужным создавать законы заново. Вероятно, происходило это по молодости лет, а может быть, на нее действительно влияла западноевропейская культура (в то время все ищущие умы зачитывались Монтескье, и Екатерина его тоже читала, причем очень основательно). И вот на третий год своего царствования она засела за работу над произведением, которое получило название Наказа для Комиссии по составлению нового уложения. Это было своеобразное напутствие депутатам, своеобразная подготовительная работа. На основании этого Наказа депутаты должны были работать над новым Уложением.
Трудилась она около двух лет в поте лица, прочитав груду литературы. Но при этом вся ее работа свелась к тому, что она выписывала целые страницы из того же Монтескье, тщательно законспектировала трактат о преступлениях итальянца Беккариа, который тогда только что появился, читала немецких публицистов, которые писали о естественном праве и управлении государством. Сама она впоследствии очень точно оценивала свою работу. Посылая Фридриху немецкий перевод своего труда, она писала:
«Вы увидите, что я, как ворона в басне, нарядилась в павлиньи перья. В этом сочинении мне принадлежит лишь расположение материала да кое-где одна строчка, одно слово». Это правда: в некоторых случаях идет сплошной текст, выписанный из того или иного произведения, а ей принадлежит только заголовок. Это не были законы – это были пожелания самодержавной русской императрицы той комиссии, которая начнет работу над этими законами. В Наказе 600 с лишним статей, которые разделены на 20 глав, плюс две дополнительные. Называются эти главы весьма интересно: «О самодержавной власти в России и о подчиненных органах управления», «О хранилище законов» (т. е. о Сенате), «О состоянии всех, в государстве живущих» (о равенстве и свободе граждан), «О законах вообще», «О законах подробно» {33} (о согласовании наказаний с преступлениями), «О наказании» (Екатерина особенно следила за их умеренностью), «О производстве суда вообще», «Об обряде криминального суда» (уголовное право и судопроизводство), «О крепостном состоянии», «О размножении народа в государстве», «О рукоделии» (о ремеслах и торговле), «О воспитании», «О дворянстве», «О среднем роде людей» (о третьем сословии). «О городах», «О наследствах», «О составлении и слоге законов». В последней, двадцатой главе речь идет о разных статьях, требующих изъяснения (о суде за оскорбление ее величества т. е. о государственном преступлении, о чрезвычайных судах, о веротерпимости, о признаках падения и разрушения государства). В двух дополнительных главах речь идет о благочинии, или о полиции, и о государственной экономии, т. е. о доходах и расходах.
Мы видим, что это действительно весьма обширный труд. По мере того, как появлялись различные части ее произведения, Екатерина, будучи человеком очень практичным, давала их на прочтение близким ей людям – Панину и ряду других государственных деятелей. Панин отозвался обо всем этом очень дипломатично и вместе с тем высокопарно, сказав, что это аксиомы, способные опрокинуть стены. А дальше Екатерина нарвалась на жесточайшую критику. Критиковали в особенности – за статьи, касавшиеся положения крестьян в России. Екатерина в Наказе писала о необходимости освобождения крестьян. Говорят, что она это писала просто из риторических побуждений, но это не так – она была все же европейским человеком. Однако благородное российское дворянство отнюдь не собиралось лишаться источника средств к существованию и жизненного благополучия.
Екатерина стала вносить поправки. Печатный вариант Наказа – приблизительно четверть того, что она написала. Но все равно она считала, что это ее политическое завещание, политическая исповедь, и была очень довольна тем, что она ее написала. Вместе с тем она извлекла урок, что при всем желании вопроса о положении крестьян она решить не сможет, а следовательно, и не будет. В этом отношении она очень точно следовала поговорке о том, что политика – это искусство возможного.
Наказ – весьма любопытный документ. Это отражение общего состояния эпохи, и в то же время это отражение личных взглядов императрицы и тех взглядов, которые исповедовало ее окружение. При том что Наказ остался именно наказом и ничем иным, он представляет собой очень интересный и важный документ, потому что с него начинается определенное развитие умонастроений в нашей стране.
6. «Наказ» Уложенной комиссииВ 1767 году произошли выборы. Екатерина хотела, чтобы в большой Комиссии по составлению нового уложения были представлены абсолютно все категории населения, кроме, естественно, крепостных. Посадские жители могли попасть туда только в результате трехстепенных выборов, тогда как дворянство посылало своих представителей напрямую. Были здесь и свои несовершенства – какие-то заштатные городки имели право послать одного депутата, и Москва послала тоже одного депутата, хотя, конечно, какой-нибудь город Буй Костромской губернии и Москва – это все-таки разница.
Ключевский дает состав депутатов комиссии в процентном отношении. Это довольно любопытно. От правительственных учреждений – около 5 процентов (то есть в основном лица чиновные), дворянство – 30 процентов, города – 39, сельские обыватели – 14 процентов (государственные крестьяне и однодворцы), казаки, инородцы и остальные классы и сословия 12 процентов. Всего было избрано 564 депутата.
Каждый из них должен был привезти наказ от своих избирателей. Доходило до анекдотов: один архангельский крестьянин привез несколько сот наказов, тщательнейшим образом обойдя все погосты и деревни, которые он должен был представлять. Другие сводили нечто подобное воедино. Но все равно: при том, что депутатов было полтысячи, наказов оказалось полторы тысячи.
Чрезвычайно торжественно, с большой помпой были открыты заседания тронной речью императрицы в Грановитой палате. Век был сентиментальный, депутаты плакали, слушая речь матушки государыни, и попытались тут же поднести ей самые потрясающие титулы.
«30 июля 1767 года Екатерина открыла Комиссию нового уложения торжественным приемом в Кремле, куда она прибыла из Головинского дворца церемониальным поездом с гофмаршальскими жезлами, скороходами, статс-дамами и прочими величавыми украшениями, какие придумал век формулярных чувств и символического мышления». Ей поднесли титулы Великой, Премудрой, Матери отечества. Екатерина в изящном личном ответе депутатам и не приняла, и не отклонила поднесенного титула, а в записочке маршалу (руководителю всего собрания) как будто даже выразила досаду на депутатов: «Я им велела сделать Российской империи законы, а они делают апологии моим качествам».
Трудно было себе представить, как будет работать такая толпа разношерстных и разномастных депутатов, поэтому довольно быстро была предпринята попытка разделить их на комиссии: дирекционная (имевшая исполнительную власть; она же имела право учреждать частные кодификационные комиссии по конкретным вопросам); экспедиционная комиссия (редакторская работа); подготовительная комиссия (она должна была прочитывать наказы с мест, сводить их воедино и представлять дальше). Все возглавлял маршал собрания. Комиссия большая, где работали все, просуществовала весьма недолго: уже в декабре она была переведена в Петербург, в феврале начала работу, а еще год спустя, осенью 1768 года, Комиссия по составлению Уложения была вообще закрыта под предлогом войны с Турцией, куда многие депутаты должны были отправиться в качестве офицеров. Частные комиссии проработали еще много лет.
За время своей деятельности комиссия провела 203 заседания, не решив практически ни одного вопроса. Почему? Я бы порекомендовал вам одну забавную книжку, которую написал английский писатель {34} Паркинсон. Она так и называется: «Закон Паркинсона». Никакого отношения к медицине это сочинение не имеет, там идет речь, если хотите, о болезнях системы управления. Остроумный англичанин в очень веселой форме дает понять, на что обречена любая комиссия, любой съезд, любое собрание, если там слишком много депутатов. На исторических фактах, выводя шутливые алгебраические формулы, он доказывает, что оптимальный состав любой комиссии не должен превышать 21 человека. Чем меньше кабинет министров, чем меньше тот или иной штат, коллегия или министерство, тем лучше, тем скорее будут решены дела. Оптимальный вариант – человек девять. Становится понятно, почему приказ князя Одоевского из пяти человек так быстро и толково составил Соборное уложение 1649 года и почему комиссия Екатерины, в сто раз большая, не составила ничего.
Психологически это вполне объяснимо: сколько можно посадить за один стол людей, чтобы беседа была общей? Если больше 20, то начинается групповщина: на одном конце стола говорят об одном, на другом – о другом. Не случайно все парламенты и думы тут же делятся на небольшие палаты и комиссии, потому что иначе решить ничего нельзя.
Екатерина прекратила заседания комиссии по следующим причинам. По стране пошли слухи среди крестьян о том, что-де хотят дать какие-то законы, какую-то волю, но доброй императрице не дают это сделать. Количество волнений стало увеличиваться. Этого Екатерина не желала совсем. Во-вторых, она поняла, что это собрание ничего решить не может. Она не стала этого афишировать, а коль скоро началась война с Турцией, воспользовалась благовидным предлогом для того, чтобы все это прекратить. Но при этом она вовсе не собиралась забывать то, что было сделано этой комиссией. Позже, обсуждая с Потемкиным те или иные государственные преобразования или указы, она постоянно пользовалась материалами, которые были наработаны, в первую очередь наказами с мест. То есть практическое значение их было достаточно серьезно.