Текст книги "Великое зло"

Автор книги: М. Дж. Роуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 2

14 августа, наши дни.

США, север штата Коннектикут

С тех пор, как полтора месяца назад Жас л’Этуаль покинула Париж, каждый раз, просыпаясь по утрам, она давала себе слово последовать наконец совету брата Робби и держаться настоящего. Прощаясь, он поцеловал ее в лоб, ласково поправил выбившуюся прядь вьющихся волос и сказал:

– Если ты сумеешь это сделать, Жас, то сумеешь исцелиться.

Пробираясь по лесу вместе с Малахаем Самюэльсом, она пробовала сосредоточиться, как и предлагал Робби, на происходящем здесь и сейчас, не позволяя мыслям уноситься в прошлое, не позволяя, чтобы тоска снова поглотила ее.

Держись настоящего.

Здесь, в настоящем, было много всего. Свежий воздух пах травой и яблоками. Рядом шагал наставник, день обещал множество интересных вещей.

Держись настоящего.

Впереди показалась ограда с табличкой «Проход запрещен». Они подошли ближе; небо стремительно затягивало тучами. Озоновый запах начинающейся грозы ударил в ноздри, и девушку зазнобило. Это знак: им стоит повернуть назад. Она встряхнулась и обругала себя за детскую реакцию. Здесь не сказки братьев Гримм, а она не Гретель. И уж совершенно точно – Малахай не братец Гензель. Психоаналитик с оксфордским дипломом, содиректор престижного нью-йоркского фонда «Феникс». Фонд существовал полтора века и занимался научными исследованиями в области реинкарнации. Земли вокруг принадлежали Малахаю, его семья владела ими уже две сотни лет. Здесь, в этом месте, с нею не может случиться ничего плохого.

* * *

Чуть раньше, когда они заканчивали ленч, Малахай предложил ей небольшую прогулку.

– Куда? – полюбопытствовала она.

– Навестить мой таинственный сад.

Больше он ничего ей не объяснил.

Малахай не любил отвечать на прямые вопросы. Что это – старомодная застенчивость или современная бесцеремонность? С ловкостью иллюзиониста он излечивал детей от ночных кошмаров и отказывался объяснять, как это делает. Он был волшебником. Возможно, это единственное, что Жас знала наверняка. Разве не он избавил ее от галлюцинаций, которые терзали ее несколько лет? Приступы исчезли без следа, когда ей было четырнадцать, – развеялись в бодрящем альпийском воздухе.

Одевшись по-походному, они вышли из гостиной через стеклянную дверь. Дом, увенчанный башенками и горгульями, остался за спиной. Ступени каменной террасы вели в ухоженный сад. Покрытая гравием тропинка проходила через заросли шиповника, гортензии, декоративных растений – в синих, розовых, пурпурных, лавандовых тонах. Воздух наполнял густой аромат цветения.

Они миновали железные кованые ворота, дошли до беседки в викторианском стиле, и к запаху цветов добавился запах свежескошенной травы.

А от беседки оставалось всего несколько десятков шагов до яблоневого сада. Деревья были старыми и искривленными, но ветви склонялись от тяжести зеленых, еще не созревших плодов.

Пройдя через сад, они поднялись на невысокий холм, впереди высился лес.

Здесь начиналось царство природы в ее первозданном виде, а человек только оберегал и защищал ее. Повсюду висели предупреждения: черной краской неровными буквами на неошкуренных досках было выведено:

Частная собственность.

Вход строго воспрещен.

Паломникам и туристам – тоже.

Паломникам?

Жас собиралась расспросить Малахая, но он ушел далеко вперед и ждал ее уже по ту сторону обозначенной границы, на краю зарослей болиголова, рядом с соснами.

Они вместе шагнули под полог леса.

Глубокие сине-зеленые тени деревьев, чей густой аромат окутал Жас со всех сторон. Обычно запах смолы ей нравился, но сейчас его концентрация зашкаливала. Он причинял боль. Как если бы вечнозеленые хвойные иголки кололи ноздри. Ее здесь не ждали. Она всего лишь незваный гость.

– Это прекрасно. – Малахай распахнул руки в обращенном к лесу объятии.

– Да.

Она ощущала не только красоту окружающей природы, но и ее напор. Казалось, первобытный, необузданный лес таит в себе угрозу. Рядом с зелеными великанами она сама была такой хрупкой! Они стояли здесь, когда ни мама, ни бабушка еще не родились. Эта земля принадлежала деревьям. Именно они были хозяевами этих мест, а люди – люди просто вторглись в их пространство.

Темные своды леса не пропускали солнечный свет – даже те его лучи, которые смогли пробиться сквозь толщу облаков. Тени слились, и густая непроницаемая тьма окутала девушку и ее спутника.

Будучи автором и продюсером телепередачи, в которой исследовалось происхождение мифов, Жас отлично знала, какую гигантскую роль играли тени в верованиях Древней Эллады и Египта.

Из всего античного наследия самой ужасной была легенда об Агаве, матери Пенфея. Заколдованная Дионисом, Агава утратила свою тень, а с тенью – осознание того, что она женщина и мать. Она стала вести себя подобно мужчине: дерзко, жестоко, безжалостно. Разум уступил страстям, и страсти поглотили все ее существо. Ее переполняла дикая ярость. Все чаще и чаще сознание схлестывалось с темными глубинами бессознательного, и бессознательное побеждало. И однажды в приступе безумия Агава совершила невозвратное: она убила собственного сына.

Вот тогда-то, после детоубийства, с нею случилось то самое страшное, что не отпускало мысли Жас, пугая ее до умопомрачения. Страшнее не бывает. Агава похоронила собственного ребенка и жила еще долго-долго, ни на минуту не переставая оплакивать потерю.

Жас доводилось читать Карла Юнга. Ученый считал, что наше «я» обладает теневой стороной – это все, что есть в нас негативного, надломленного. Часть души, которой мы должны противостоять, если хотим когда-либо обрести целостность. Жас знала, что в ее душе эта битва еще даже не началась, что она только предстоит.

Малахай тоже знал об этом. Семнадцать лет назад он был ее лечащим врачом в Швейцарии, в клинике Бликсер Рат. О ее тенях им довелось вести подробные беседы.

– Ты в порядке? – Малахай притормозил и посмотрел на нее.

– В порядке.

Это все, что Жас позволила себе произнести вслух. Как объяснить ему свою обостренную реакцию на это место так, чтобы он не забеспокоился? В мае она предприняла поездку домой, в Париж, – впервые за много лет, чтобы помочь брату в поисках утраченной «Книги утерянных ароматов», предание о которой передавалось в их семье из поколения в поколение. И с тех пор Малахай не отводил от нее внимательного взгляда. Пытаясь привести в норму жизнь Робби, она нанесла ущерб себе: опасность, которой они оба подверглись, не прошла бесследно, разбудив память. Жас утратила равновесие. И поэтому теперь Малахай все чаще замерял ее «эмоциональную температуру». Казалось, сейчас он опять нуждается в ежеминутном подтверждении, что с нею все в порядке. Впервые с тех самых пор, как ей исполнилось четырнадцать.

Нет, обеспокоить наставника – и тем самым сорвать прогулку – в планы Жас вовсе не входило. Малахай ясно дал понять: ему важно, чтобы она увидела это особое место. Самое меньшее, чем она может отблагодарить его за все, что он для нее сделал, – не вести себя по-свински, не пугать и не устраивать припадков. Но прежде чем двинуться дальше, она все-таки обернулась. Тропинка, по которой они добрались сюда, пропала из виду. Даже если бы она захотела удрать, пути назад не было.

Удрать…

Это всего лишь прогулка по принадлежащим давнему другу владениям. Нет опасности, абсолютно никакой! У нее просто разыгралось воображение.

Держись настоящего.

Она следовала за своим проводником, шагая меж гигантских уродливых сосен. Толстый ковер сосновых иголок и опавших листьев скрывал вылезшие на поверхность огромные корни и сухие ветки, и каждый шаг становился испытанием. Она споткнулась, но Малахай ушел далеко вперед и ничего не заметил. Свидетелями ее неловкости были только птицы. Подбадривая себя, она пошла дальше.

Внезапно откуда-то донесся новый звук – и новый запах. И то, и другое было трудно опознать. Но вот они с Малахаем неожиданно повернули и увидели водопад, каскадом слетающий по камням. Брызги, падавшие на лицо, отдавали железом. Пахло влажной землей и мокрыми листьями. Чем ближе они подходили, тем сильнее становился аромат.

– Нам нужно в определенное место? – спросила она после получаса блужданий. – Или ты просто показываешь мне лес?

Дорогу им преградила мертвая сосна, жертва бури или гниения.

– Время слишком драгоценно, чтобы расточать его впустую. У меня всегда есть цель, пора бы уже и знать. А сегодня я веду тебя в такое место, которое, возможно, ты ищешь, сама того не понимая.

– О чем ты?

Вопрос еще звучал, а Жас понимала, что наставник не ответит. Малахай обожал загадки. Она смотрела, как он неуклюже перебирается через поваленное дерево, подволакивая больную ногу, и беспокоилась о его здоровье. Сколько все-таки ему лет? За шестьдесят? Больше? Он был самым твердым человеком из всех, кого она знала. Он никогда не поддавался эмоциям, делал то, что нужно было сделать. Иногда он казался безжалостным. Но он не был таким. Для нее – уж точно.

Она опять занимается самоедством. После возвращения из Парижа Жас постоянно испытывала тревогу. Гораздо чаще, чем прежде. То, что раньше только позабавило бы, теперь задевало всерьез.

 
Мы так хрупки.
Миг – и случится беда.
А от нас почти ничего не зависит.
 

Малахай отряхнул руки и пошел вперед.

– Мы почти на месте.

Через несколько минут тропинка прекратила петлять, стала прямой, как центральный проход собора, и наконец оборвалась.

Малахай широко раскинул руки.

– Добро пожаловать в мой тайный сад.

Здесь росли дубы. Под их кронами воздух радовал прохладой. Нес аромат земли и мха – чувственный, темный.

Высыхая, мох пахнет дубовой корой, палыми листьями, даже морем. Еще во времена Античности люди понимали, что запах самого мха не важен, – важно то, что он способен связывать другие запахи. Именно тонкий запах мха сводил все ароматы в единое целое, создавая новый, бархатистый мягкий аромат. Делая его изысканным, необычным и незабываемым.

– Изумительные деревья, – прошептала Жас.

– Величавые.

Дуб играл в мифологии важную роль и имел для Жас особое значение.

– «Друид» значит «ведающий дуб», – сказала она. – Все друидические ритуалы вершились в дубовых рощах.

– О! Тебе пришли на ум кельты… Забавно.

– Почему?

Малахай не ответил, только сделал знак рукой: пойдем.

Тропинка вилась меж деревьев, теряясь под наслоениями сухих листьев, сломанных веток и желудей. Жас снова споткнулась, не удержалась на ногах и начала падать.

Уже у самой земли Малахай успел подхватить ее под руку и поддержать.

– Как ты? – спросил он с той озабоченностью, которую ей часто доводилось слышать прошедшим летом.

– Отлично. Спасибо.

– Осторожней. Земля здесь неровная, нога может провалиться, а под листвою не разглядеть.

Жас кивнула. Меньше всего она сейчас думала про неровную почву под ногами. Мох, гниющие листья, сырая земля издавали резкий терпкий запах, и этот запах пьянил ее. Ароматы кружили голову и мутили рассудок. Казалось, она ощущает бег времени. Вращение Земли, цветение и увядание растений, смену сезонов. Живое рождалось и умирало, становясь пищей следующим поколениям.

Запах возрождения? Или смерти?

Они подошли к огромным валунам, сложенным в двойной круг. Ей доводилось видеть древние каменные календари и в Европе, и в Новой Англии. Сейчас сомнений почти не возникло. Понятно, почему Малахай упомянул ее увлечение кельтами.

Он провел ее вокруг этих величественных развалин, Жас внимательно рассматривала их.

– Когда это было сооружено? Ты ведь наверняка знаешь, – спросила девушка.

– Предварительная датировка – две тысячи лет до нашей эры.

– Немыслимо. – Жас испытывала возбуждение и азарт.

Она приблизилась к мегалиту с полуденной стороны, не заходя внутрь круга, и углубилась в изучение. Через несколько минут ей удалось рассмотреть обе стороны и исцарапанную поверхность камня.

– Смотри, выжжены какие-то знаки! Похоже, здесь проводили ритуалы.

– Я тоже так думаю, – ответил Малахай. – Но проверить это мы не можем.

– Ты прав. Как и расшифровать резьбу… Мы знаем о прошлом так мало!

Она положила руку на иссеченный непогодой камень, пытаясь представить, что – или кто – когда-то лежало на его гладкой поверхности.

– Мы знали бы гораздо больше, если б не боялись заниматься исследованиями за рамками того, что называется традиционной наукой, – фыркнул Малахай.

Его слова задели ее, но Жас промолчала. Самюэльс был одним из ведущих в мире специалистов по реинкарнации. Последние два месяца прошли в спорах: Жас отказывалась признавать факт перерождения. Да, летом в Париже у нее было несколько необъяснимых видений. Или все-таки галлюцинаций? Почему нужно считать, что она вспомнила фрагменты своих прежних жизней? Да, приступы возникали всякий раз как реакция на запах – как будто запахи переключали что-то в ее разуме. Но ведь ничего сверхъестественного в этом не было! Существует множество природных галлюциногенов, которые срабатывают именно так, если их вдохнуть или принять внутрь. Шаманы, монахи, мистики, суфии издавна используют их, чтобы войти в медитативное состояние и вызвать видения.

Малахай был уверен, что дикие скачки ее сознания – это память о прежних рождениях, но Жас не торопилась разделить эту его точку зрения. В конце концов она потребовала, чтобы наставник дал ей время и не докучал: она хотела самостоятельно во всем разобраться. Он с неохотой согласился. Хотя по-прежнему позволял себе подобные колкости.

– Как ты думаешь, кто соорудил это? Американские аборигены? – вернулась Жас к интересующей ее теме.

– Ну, мы находили наконечники стрел, глиняные черепки – это действительно образцы палеоиндейской культуры. Но мы полагаем, что были еще другие. Раньше.

– Кельты?! Ты вправду так думаешь?

– Пойдем. Я покажу тебе кое-что еще.

Каменный круг сам по себе стоил того, чтобы бить ноги.

– Еще? На самом деле? Это изумительно, Малахай! А что еще?

– Много всякого. Это место – прямо-таки шкатулка с сюрпризом: на двухстах сорока пяти акрах мы обнаружили по крайней мере пять мест, где есть настолько же древние развалины.

– Как давно эти земли принадлежат твоей семье?

– Группа философов-трансценденталистов, обнаружившая это место, верила в священную природу этих мест. Но из всех них только у моего предка Тревора Телмеджа были средства, чтобы выкупить землю. Он приобрел ее в конце девятнадцатого века и намеревался обустроить здесь прибежище. В библиотеке есть даже планы постройки.

– А потом?

– Его застрелили.

– Ужасно.

– Преступника так и не нашли. Я подозреваю братоубийство. Дэвенпорт Телмедж быстренько женился на вдове погибшего брата, переехал в его фамильное гнездо, усыновил детей и взял на себя управление всем семейным достоянием. Младшим братьям оставалось только кусать локти.

В тоне Малахая проскальзывали странные нотки. Он рассказывал о Дэвенпорте, пожалуй, даже с сочувствием: необычно по отношению к тому, кто, возможно, убил брата.

Лес начал редеть. Пробираясь сквозь траву и кустарник, они подошли к земляной насыпи; ступени вели наверх, к маленькой каменной лачуге. Она почти полностью ушла в почву, только вход виднелся. Еще одна типично кельтская конструкция того периода. Девушке ужасно хотелось остановиться и рассмотреть хижину внимательнее.

– Можно? – спросила она Малахая.

– На обратном пути.

– Это место – настоящий клад. Почему я не видела упоминаний о нем ни в одной статье? Как тебе удалось хранить его втайне так долго?

– С огромным трудом. Ведь гибель Тревора Телмеджа широко обсуждалась в печати. Историки страсть как любят перемывать косточки известным семействам – особенно если в их шкафах обнаружится несколько спрятанных скелетов. Пришлось приложить множество усилий, чтобы не допустить сюда посторонних.

– Не говоря уж о твоих работах по реинкарнации. Передовые научные исследования в сфере регрессионной терапии. Вот уж лакомый кусочек для журналистов, – пошутила Жас.

– Едва ли, – улыбнулся Малахай. – Как бы то ни было, мы справились. Особенно большой шум поднялся лет тридцать назад, когда одно из индейских племен предъявило свои права на эту землю. Но поскольку свидетельств того, что эти постройки возведены именно их предками, не было, от их притязаний просто отмахнулись.

– Даже если индейцы обнаружили и использовали эти постройки, возводил их кто-то другой. Это я тебе точно говорю, – заметила Жас.

Малахай взглянул на нее одобрительно. Они подошли к подъему на насыпь, и он обогнал спутницу, забираясь на лестницу из грубо отесанных камней. Травмированное бедро болело, но он решительно шагал вперед.

Тучи становились все темнее, затягивая свинцовое небо. Жас подняла голову; на лицо упали первые капли.

– Не растаешь? – улыбаясь, спросил Малахай.

Его улыбка всегда казалась ей странной. Губы старательно улыбались, но глаза оставались холодными.

– Не сахарная, – она улыбнулась ему в ответ.

– Ну, тогда не будем бояться маленького дождика.

Нет, Жас не боялась дождя. И грозы не боялась, Малахаю это было хорошо известно. Единственное, что заставляло ее впадать в панику, – любой карниз, край, обрыв. Редкая фобия впервые проявила себя в детстве. Они с братом играли в прятки и часто залезали на крышу. Ведь в каминных трубах и за выступами было так замечательно укрываться. Однажды, осторожно шагая по крыше в поисках брата, она услышала доносящиеся снизу голоса. Подобралась поближе к краю. Свесила голову. На улице стояли родители и ругались. Их перебранка казалась особенно громкой и мерзкой. Девочка была так поглощена выкрикиваемыми ими в адрес друг друга угрозами и оскорблениями, что не заметила, как сзади к ней подкрался Робби. И окликнул. Услышав свое имя, она резко дернулась от испуга. Левая нога заскользила по карнизу, сорвалась.

Жас падала. Робби вцепился в нее мертвой хваткой и тянул вверх по черепице. Ее руки оказались исцарапаны. Но брат сумел все-таки удержать ее от падения, спасти от переломов или чего похуже.

Во время психотерапевтических сеансов они с Малахаем яростно спорили, можно ли считать ее несостоявшееся падение с той крыши символом, метафорой. Когда разговоры не помогли, он, надеясь избавить ее от фобии, провел несколько сеансов гипноза. Когда не помогло и это, Самюэльс предположил, что этот страх – след трагедии, пережитой в предшествующей жизни.

Как и раньше, еще в клинике Бликсер Рат, когда он пытался связать современные события с прошлыми жизнями, она отвергала саму мысль об этом.

– Если погода окончательно испортится, мы всегда успеем укрыться в развалинах там, наверху, – заверил Малахай. – Я в любом случае собирался показать их тебе. Во время летнего солнцестояния лучи солнца проходят через отверстие в восточной стене, свет падает на пол и освещает несколько каменных плит с высеченными на них рунами. Их еще никто не смог дешифровать.

– Я бы посмотрела. Можно?

Он кивнул. Жас подошла поближе и принялась исследовать лачугу. Опустилась на колени и пальцем провела по вырезанным в камне рунам.

– Кое-что напоминает.

– Что?

– Посмотри сюда. Похоже, это Дагда, верховное божество кельтской мифологии. У него была арфа, вырезанная из дуба. Он играл, и сезоны сменяли друг друга. Тебе не кажется, что здесь изображена как раз эта арфа?

Малахай пригляделся.

– Знаешь, вполне вероятно. Если хочешь, можем на обратном пути пройти здесь еще раз. А сейчас надо трогаться. Я хочу показать тебе остальное – пока дождь не хлынул.

– Остальное?! Это еще не все?!

Он тихо засмеялся. Они отправились дальше, и Жас поинтересовалась, кто занимался датировкой. Странно, что приглашенный специалист не распознал изображение арфы.

– О, это была тонкая игра. Мы хотели получить информацию, но опасались, что эксперт придет от увиденного в экстаз и пожелает опубликовать результаты, раскрыв местонахождение памятника. Пришлось потратиться на щедрые гранты лично археологу и историку. Своего рода взятка. В результате ни в одной книге, ни на одном интернет-сайте нет ни слова о наших находках. Но была и обратная сторона медали – на таких условиях я не смог пригласить кое-кого из экспертов.

Впереди показалась аллея дубов-гигантов. Сразу за ней, в центре расчищенного участка, располагался каменный монолит. Даже в сгущающихся грозовых сумерках он сиял серебром. Что заставляло его излучать свет? Чешуйки слюды?

Когда до монолита оставалось пятнадцать шагов, Малахай тронул ее плечо.

– Погоди. Прежде чем идти дальше, скажи мне, как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно. А что?

– Зафиксируй этот момент. Запомни свое психологическое и физиологическое состояние.

– Да зачем?

Он качнул головой.

– Всему свое время. Просто выполни мою просьбу, ладно?

Жас кивнула, закрыла глаза. Эмоции, самочувствие…

– О’кей.

Все еще держа ее за руку, Малахай двинулся вперед.

– Эксперты, которых я привозил сюда… некоторые из них… утверждали, что этим сооружениям по меньшей мере четыре тысячи лет. Некий весьма уважаемый член эзотерического сообщества полагал, что здесь когда-то размещался межгалактический портал.

– Но ты ведь этому не веришь? Реинкарнация – это одно, но следы пришельцев?..

– Следы пришельцев… памятник кельтской цивилизации… чем бы это сооружение ни было на самом деле… Тебе ведь нужен новый материал по мифам и легендам для следующего телесезона? Это интересно?

Малахай намекал на телешоу «В поисках мифов», которое вела Жас; так же называлась написанная ею книга.

– Какое великодушие, – сказала она. – Я думала, ты хочешь утаить это место.

– Хочу, разумеется. Можешь фотографировать и вести съемку. Только не указывай в публикациях координаты местности.

Девушку аж затрясло от возбуждения. Если ей повезет, то это конец долгого поиска, и эти развалины станут новым сюжетом для ее программы. Но не успела Жас прикинуть, какие именно мифы можно связать с этим местом, Малахай указал ей на гигантский мегалит, расположенный совсем рядом.

Жас никогда не слышала, чтобы за пределами Западной Европы попадались такие огромные.

– Я уверен, что именно этот камень, – Малахай торжественно взмахнул рукой, – именно это сооружение – сердце всего древнего комплекса. Если хочешь, мы можем осмотреть его подробнее.

В его голосе слышалось нечто странное. Окажись они сейчас в другом месте, не будь внимание Жас так поглощено видом развалин, она обязательно поинтересовалась бы, о чем он умолчал. Но руины так тянули ее к себе!

Посреди пустого расчищенного места находился огромный валун высотой в два человеческих роста и шириной в три обхвата. Жас приблизилась к нему. Его поверхность, несущая на себе следы пролетевших столетий, была вся исписана рунами. Снова волшебная арфа Дагды? И, похоже, еще один его атрибут – неиссякаемый котел с едой.

Основание валуна окружал ров из гальки, отделяя камень от покрытой травой насыпи.

Начал накрапывать дождь. Жас отвела взгляд от развалин и покосилась на Малахая.

– Задержимся еще на минуточку? Я заберусь наверх – хотя бы прикоснуться…

Он кивнул.

Жас пересекла ручеек гальки и подошла к камню.

Поверхность камня казалась теплой, теплее воздуха. Жас принюхалась. Она всегда думала, что так пахнет луна. Порох, земля и соль; шершавая, но прекрасная металлическая нотка.

Девушка повернулась к Малахаю, оставшемуся по другую сторону рва, собираясь поинтересоваться, что еще его эксперты сказали насчет камня. И в этот момент на нее внезапно накатила волна глубокой печали. Настолько сильной, что хотелось только одного – рыдать.

Она застыла на месте. Капли дождя стекали по лицу, она ничего не ощущала, просто ждала, когда пройдет этот неожиданный приступ. Но с каждым мгновеньем становилось только хуже.

– Жас? – тихо и обеспокоенно позвал Малахай. – С тобою все в порядке?

Та беззвучно кивнула.

– Жас?! На самом деле в порядке?

– Не сказала бы. – Она сама слышала, как дрожит ее голос.

– Что стряслось?

Она помедлила с ответом. Все ее попытки «держаться настоящего» разом провалились. Как объяснить ему то бесконечное одиночество, что обрушилось сейчас на нее? Как будто мама умерла не семнадцать лет назад, а только что. Как будто ей сию секунду сообщили о страшном диагнозе отца. О кончине бабушки. Как будто только что, а не два месяца назад, она в Париже рассталась с Гриффином Нортом.

Тоска давила и сжимала сердце. Накатила память обо всех перенесенных утратах, обо всех смертях, о потере любимого человека, которого она так отчаянно старалась удержать. Гигантская шелковая сеть, сотканная из печали, накрыла ее с головой. Взяла в плен.

– Малахай, что со мной? – прошептала она. – О таком я никогда не слышала.

– Ученые обнаружили здесь очень высокие показатели электромагнитного излучения. Считается, что этот вид поля воздействует на центры головного мозга, управляющие эмоциями. А я скажу иначе: мы внутри своего рода воронки. Энергия Земли собирается и фокусируется здесь. Зачем, мы можем только предполагать. Способность распознавать такие места людьми давно утрачена. Вот эта энергия и подействовала на тебя.

Жас рванулась прочь. Хотела перепрыгнуть галечную канавку и вязкую насыпь, оказаться там, где в безопасности стоял Малахай. И чтобы никакого электромагнитного поля! Но будто какая-то сила приковала ее к месту, и она осталась недвижима, как те огромные величественные деревья, что окружали ее со всех сторон, – такая же, как они, часть пейзажа.

– Ты тоже чувствуешь? – спросила она у спутника.

Он покачал головой. Мука и разочарование исказили его лицо. То же выражение было у него, когда Жас поинтересовалась, помнит ли он сам что-нибудь из своих прошлых жизней, и Малахай признался, что нет. Чего он только не испробовал: медитации, гипноз, эксперименты с наркотиками… Факт остается фактом: человек, положивший всю жизнь на исследование перерождений, так и не смог разбудить собственную память.

Внезапно грянул раскат грома, и немедленно хлынул ливень. Это произошло так неожиданно и так быстро, что ни Жас, ни Малахай не успели добежать до укрытия и моментально вымокли до нитки.

Не дождь – неистовый шквал. Сорвавшаяся с привязи ярость. Меньше чем через минуту ров вокруг валуна заполнился, и Жас оказалась на острове. Она понимала, разумеется, что ров не может быть особенно глубоким и что его легко перепрыгнуть или перейти вброд. Понимала разумом. Но отчаяние и чувство безнадежности не позволяли ей стронуться с места.

Одна за другой темное небо осветили три вспышки молнии. За каждой следовал раскат грома. Все громче и громче с каждым разом. Так, согласно кельтской мифологии, раскручивал свое колесо бог грома Таранис.

Гроза ревела. Малахай что-то кричал и отчаянно жестикулировал. Жас до безумия хотела сдвинуться с места, убежать от опасности. Но не могла.

Очередной раскат оглушил ее. А последовавший за ним новый разряд молнии залил все вокруг электрическим сиянием. Казалось, Малахай тоже начал светиться. Неподалеку упало дерево. Жас вдохнула горький запах тлеющей древесины.

Малахай дико размахивал руками и кричал. Она различила только одно слово: «Прячься!» – но пошевелиться была не в силах. Да и не хотела, по правде-то говоря. Все слезы, что она так долго держала в себе, сейчас непонятным образом нашли выход. Ей надо было выплакать их. Отпустить. Отмыть себя дочиста – и жить, наконец, настоящим!

– Жас!!! – отчаянно закричал Малахай, когда гром и молния ударили почти одновременно.

Время замедлилось. Запах камня, даже более сильный, чем запах дождя, главенствовал надо всем. Ее «я» застыло в капле между «сейчас» и «через мгновение». Мгновение, которое может и не наступить, – если все закончится в пылающей вспышке света. Девушка отчетливо понимала, что произошло; рассудок был кристально ясен. Поразительно, какое множество мыслей способно уложиться в такой краткий миг.

В ее мозгу вспыхнуло воспоминание об исследовании, которое она когда-то проводила по Зевсу. Страшные подробности. Планету одновременно терзают тысяча восемьсот сильных гроз. Молния бьет за секунду восемьдесят – сто раз; сорок миллионов ударов в год.

Ученые до сих пор не могут вычислить, какое количество электрических зарядов изливается во время этих гроз на Землю. Зато могут шаманы. Знают мистики и мудрецы. В эти последние безумные мгновения Жас осознала, что женщина, стоящая под открытым небом во время грозы, – идеальная мишень для истечения электричества. Великолепный сосуд для гнева молнии. Для ее огненного поцелуя.