Текст книги "Лекарь-палач (СИ)"

Автор книги: М. Браулер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Глава 10. Новая жертва

После ухода губного старосты я вернулся в комнату, которую мне выделили, лег на кровать и предался приятным размышлениям.

Я смогу столько всего сделать! Как волнующе, шестнадцатый век. У меня будет своя лаборатория, ну пусть называют это лекарской горницей или аптекарской палатой. Да, как угодно. Я всю жизнь посвятил созданию новых составов и лекарств, теперь же открывались новые горизонты.

Сложные растворы, конечно, не смогу сделать, оборудования не найду подходящего, но более простые лекарства смогу. Россия получит множество препаратов, которые откроют только в двадцатом веке, это же даст такое преимущество перед другими странами. Какие перспективы!

Пока правда у меня есть только комната в доме у местного купца, да один раствор, но все же еще впереди. Я могу провести серию испытаний и вывести более устойчивый состав пенициллина. Да и других лекарств.

Господи, это же столько болезней можно будет вылечить! И не только.

Все-таки я профессор биотехнологии, могу смешивать любые растворы. Можно создать более мощные составы пороха, или зажигательные бомбы на основе белого фосфора. Почти нереально, но попробовать можно.

«Оборудование допустим можно попробовать собрать из подручных, так сказать, средств, – мысли заметались со скоростью света. – Для перегонки жидкости, дистилляции, можно попробовать использовать что-то вроде кадила. И правда, если снять цепь и сверху накрыть куполом, получится что-то наподобие перегонного куба. Можно будет нагревать жидкость до любой температуры, подумать только, из чего делать привод и отвод жидкости».

«Глиняный сосуд уже использовал для хранения плесени, – продолжал воодушевленно думать я. – Для большого количества лекарства можно использовать дубовую бочку для ферментации плесени. Нужно походить по ярмаркам, да поискать сосудов разные, можно много подходящего найти».

«Так нужно будет найти подмастерье, чтобы все переделывал, – я радостно планировал обустройство собственной лаборатории. – Мехи можно использовать, чтобы создать вакуум, если накрыть котлом. Кованый кубок для напитков, братина, может использоваться, как реактор для брожения.

Мысль – откуда я могу знать бытовую утварь и церковные прибыли шестнадцатого века? – уже не возникала. Я постепенно привык, что в моей голове помещалась современная энциклопедия. Сомнения вызывал только тот факт, что это нельзя было однозначно назвать памятью. Который раз я ловил себя на мысли, что вряд ли где-то читал или смотрел про кубки и бочки, которые использовались в обиходе во времена Ивана Грозного.

«Прочитать сколько всего еще нужно», – пронеслось в голове.

Я осекся. Во-первых, надо перестать строить наполеоновские планы, хотя и до прихода Наполеона еще как минимум полтора столетия. Во-вторых, где я читать собрался? В местной Старицкой библиотеке? Очень смешно.

Размечтался, что первый антибиотик, пенициллин изобретут в России в шестнадцатом веке. Где интересно я буду брать информацию? Интернета здесь нет и не предвидится. Книги, конечно, есть. Так, стоп.

Я вскочил с кровати, поняв, что кроме атласа и доверительной грамоты не изучил остальные бумаги, которые были в сумке. Помнится, бумаг всяких разных там было предостаточно. Я быстро раскрыл сумку и поставил рядом.

Карту с органами, причем достаточно подробно прорисованными и описанными, я уже видел. Отложил в сторону. Несколько похожих блокнотов, из черной кожи. Наугад раскрыл один. Латынь, ну кто бы сомневался.

« Mutus Dolor», безмолвная боль.

Теперь я был очень благодарен тому, кто решил отправить меня в шестнадцатый век с феноменальной памятью. Даже неважно, память это или нет, но я совершенно спокойно мог читать древнюю латынь.

Так, судя по всему, обезболивающее. Я пробежал глазами по рецепту. Какая прелесть! Алхимики и правда знали слишком много для своего времени, понятно, почему большую часть из них убивали, считая колдунами. Растения и пропорции были прописано довольно точно. Нужно наладить закупки, чтобы было все необходимое для приготовления лекарств.

Порадовался я и точности древнего автора записей, в мельчайших деталях был описан рецепт приготовления. Улыбнулся, конечно, мистике и таинственности. Положить ингредиенты нужно было только в «сосуд, запечатанный символом Луны» и обязательно прочитать заклинание. Не представляю, как буду бормотать сложные слова на латыни. Ну ладно.

Зато четко прописано, как процеживать лекарство, где хранить. Особенное внимание уделялось дозировке, строго предупреждалось, сколько и в какое время давать больному. В конце рецепта стояло предупреждение – при передозировке такого обезболивающего наступала смерть.

«Да, интересные побочные эффекты были у древних лекарств, – подумал я. – Представляю себе, как пишу в новом лекарстве в своем времени, что при небольшой передозировке может наступить смерть».

Я перелистывал блокнот, исписанный мелким почерком.

Ха! «Adversus putridus», противогнилостное зелье! Как я догадался? Рецепт причем практически совпадал с тем настоем, который я приготовил для Елисея. Нужно было собрать только зеленую плесень с ржаного или черного хлеба и смешать со спиртом, ну или с любым веществом, содержащим спирт. Правильно я сказал, можно добавить еще мед. Вот чеснок я не добавил, нужно учесть, когда буду изготавливать большую партию для лаборатории.

Всего было пять похожих блокнотов, размером с книгу, с черной кожаной обложкой. Почерк вроде одинаковый, значит писал один лекарь.

« Vivus aqua», живая вода, понятно для заживления ран.

« Cor lapis», сердечный камень, при болезни сердца.

Мельком обращал внимание на примечания писавшего лекаря. Понравилось предупреждение, что «тот, кто будет использовать не во благо, настигнет небесная кара». Прекрасное напоминание.

Пролистав до середины третьего блокнота, я устало откинулся на подушку и закрыл глаза. Вопрос был только один.

Чья, ради всего святого, у меня сумка? Невозможно, чтобы лекарь или алхимик, даже немецкий или голландский, знал все это в шестнадцатом веке. Может быть, я изначально был прав в том, что так называемые алхимики были учеными и на несколько веков опередили собственное время?

– Что у вас в бумагах, господин лекарь, зелья описаны всякие? – звонкий голос отрока заставил меня вздрогнуть.

Я быстро сел на кровати, в дверях стоял Елисей.

– Тебе нужно еще много отдыхать, – строгим голосом сказал я. – Лекарство помогло, но нужно, чтобы организм восстановился.

– Я знаю, господин лекарь, – проговорил отрок, посмотрев прямо в глаза.

Да что же это такое? Каждый раз внутри словно что-то обрывалось, глаза подростка словно были бездонными и проникали до самых глубин души.

– Спасибо, что спасли мне жизнь, господин лекарь, – проговорил Елисей, аккуратно присаживаясь на край кровати. – Я говорить тогда не мог, совсем слаб был, но сразу понял, что зелье наступает на болезнь. Как первые ложки влили, так жар внутри живота загорелся и вверх пошел.

Я улыбнулся и удивился одновременно. Надо же, отроку шестнадцать лет, а настолько наблюдательный. Даже взрослому человеку не пришло бы в голову следить, как «жар от лекарства наступает» и убивает бактерии.

– Все верно, в лекарстве же вино есть, – пояснил я, отсюда жар.

– Я так хотел, чтобы вы остались господин лекарь, – сказал Елисей.

– Вот, судя по всему, остаюсь пока в Старице, – кивнул я.

– Дело у меня к вам есть, – смущенно проговорил подросток.

– Говори, какое дело, – с интересом спросил я.

Елисей смущенно протянул вперед левую, руку, которую прятал за спиной. Теперь я вспомнил, что, когда он лежал на кровати и держал руки на одеяле, он поджимал мизинец левой руки. Теперь понятно, почему.

Я осторожно взял левую кисть Елисея и с удивлением осматривал. Взял правую кисть и долго сравнивал. Конечно, я не хирург, и не генетик. Отклонение было странным, никогда ничего подобного не видел.

Все пальцы подростка были тонкие, ровные, словно выточенные. Вообще вся костная структура, лицо, ключицы Елисея идеально сочетались с ангельской красотой. Гармоничные пропорции и вызывали ощущение, собственно, красоты. Фигуру словно выточил гениальный скульптор.

С одним досадным исключением.

Мизинец на левой руке подростка был намного длиннее. Отличался не просто размер. Я несколько раз ощупал все пальцы, подумав, что может одна фаланга длиннее. Нет. На мизинце было четыре фаланги вместо трех.

– Очень странно, – пробормотал я.

– Уродство вот такое с рождения, – расстроенно сказал Елисей.

– Давай не будем это так называть, – быстро сказал я. – Отклонение есть, согласен, но и называть уродством лишнюю косточку не стоит. Так ты говоришь с рождения у тебя такой палец?

– Да, – кивнул подросток, явно обрадовавшийся, что заморский лекарь не считает его уродом. – Сколько себя помню. Тятенька говорил, что у матери моей покойной, Царствие ей Небесное, подобно тому было.

«Разумеется, если это какое-то генетическое отклонение, передаваться будет по материнской линии», – быстро промелькнуло в голове.

– Хм… и правда необычная структура, – я несколько раз ощупал палец и убедился, что ни наростов, ни смещения кости не было.

Мизинец состоял из четырех фаланг. Выше последней дистальной фаланги, располагалась еще одна, на которой и был ноготь. Причем, мизинец сужался дальше, как положено. Длинные, выточенные пальцы. Словно так и должно быть. Нет, уродством это нельзя было назвать.

– И что ты хочешь? – спросил я, посмотрев на отрока.

– Может есть какое средство сделать длинный палец якоже и другие? – с надеждой посмотрел на меня Елисей.

– Ты хочешь сделать мизинец короче? – уточнил я. – Отрезать, чтобы было так же, как и на правой руке, верно?

Понимая, что Елисей не все понимает, я взял обе его кисти и сравнил мизинцы. Левый выступал за счет дополнительной фаланги.

– Да, короче, – подросток закивал, поняв, что я имел в виду.

– Прости, Елисей, но я не хирург, – сказал я и сразу осекся.

Откуда ребенок может знать, кто такой хирург.

– Вы не режете кости, только растворы готовите? – слов Елисей может и не знал, но аналитика мозга была превосходной.

– Да, – с облегчением сказал я. – Лечить людей буду растворами, это моя специальность. Резать кости я не умею. Да и зачем тебе? Посмотри, все же ровно, красиво. Подумаешь, лишняя косточка, не обращай внимания.

Подросток сложил две кисти, внимательно посмотрел, и вздохнул.

– Хорошо, господин лекарь, – согласился Елисей.

– Иди и ложись, – строго сказал я. – Пить раствор нужно еще три дня точно. Побольше пей и отдыхай! Тело должно восстановиться!

Незначительная деталь с мизинцем Елисея в памяти не отложилась, как нечто важное. Позже я сильно пожалел, о том, что не придал этому значения.

После разговора с сыном Петра, я решил все же немного отдохнуть. Так и привыкну спать днем. Когда я встал, уже темнело и меня позвали ужинать.

Вечер прошел прекрасно. Меня просто распирало от ощущения, что теперь я не какой-то бомж, головой ударившийся, а присланный лекарь «на службу царя». Можно сказать, теперь я ощушал себя достойным членом общества. За столом сидели все братья Ткачевы. Обсуждали события последнего дня, говорили о своих торговых делах, в которых я ничего не понимал и не собирался вникать. Я думал все время о своем. О том, как смогу поднять медицину в небольшом городе в шестнадцатом веке.

Позже я понял, что братья купцы собирались на ужин вместе только из-за моего присутствия. Заморский лекарь в доме – большая редкость, вот все и приходили посмотреть. Федор рассказывал, как местный аптекарь вызывал губного старосту, очень смешно передавал все, что сказал Яков и как злился. Братья хохотали до слез, я тоже смеялся вместе со всеми. Постепенно, можно сказать жизнь налаживалась. Я все меньше чувствовал себя чужим.

После плотного ужина я вышел на улицу, погулял. Теперь мне нравилось мечтать, странное ощущение полета завладело мозгом. Сколько возможностей. Я в другом совершенно веке со знаниями своего времени.

Россия станет передовой в медицине, затмит Европу. Мы сможем использовать новые виды оружия, выигрывать войны. Какая красота!

Все пошли спать, я отправился в свою комнату. Только долго не мог заснуть. Лежал с открытыми глазами, размышляя о том, что нужно сделать в первую очередь, как вообще выстраивать работу лаборатории. Помощники нужны, подмастерья. Записи растворов нужно вести, писец нужен…

Хорошо, что я успел заснуть почти счастливым. Потому что проснулся я, резко вспомнив, что дьявольские изощренные убийства неизвестной нитью связывают начало двадцать первого и шестнадцатого века.

Напомнили. Вскочил я от резкого стука в дверь.

– Господин лекарь, вставайте, срочно! – голос Федора звучал очень испуганно. – Губной староста просит срочно доставить вас.

– Куда, что случилось? – пытаясь проснуться, спросил я.

– Дак рано утром десятские приехали с княжьего села Чукавино, недалече от Старицы будет, – Федор явно сильно нервничал. – Ночью девку нашли разрезанную. Такоже, как и ранее под Тверью находили! Ой, свят, свят, что делается. Староста сказал, лекаря везти срочно!

Четвертое убийство! Как легко я вчера позволил себе забыть об адских событиях. Идиот мечтательный! Если бы думал не о великих свершениях, а о связи между убийствами, может быть, смог бы предотвратить.

– Сейчас иду! – коротко сказал я, быстро одеваясь.

Ко всему можно быстро привыкнуть, надевая третий раз одеяние, я уже не считал его нелепым. Накинул плащ, взял сумку. Ну настоящий лекарь.

Во дворе стояла повозка и двое мужчин в такой же одежде, в какой стояли пришедшие с губным старостой в дом Петра.

«Десятские, – пронеслось в голове. – Представители местных общин, помогали губному старосте в поимке разбойников и воров».

Еще раз порадовался вновь приобретенному дару феноменальной памяти. Сразу вспомнил все чины полицейских шестнадцатого века.

«Губной староста был должностным лицом, который выбирался, отвечал за борьбу с преступлениями. Старосте помогали «губные целовальники», выбирались на должности из местных граждан. Прислали десятских, они ниже рангом, и выполняют поручения губного старосты».

– Село Чукавино далеко отсюда будет? – быстро спросил я стоявших возле повозки мужчин.

– Осень сухая, дороги не размыло, стало быть, часа за два должны доехати до места указанного, – степенно ответил один из десятских.

– Хорошо, поехали, – сказал я, забираясь на повозку.

Невольно промелькнули в голове события прошлой недели. Надо же, кажется, будто месяцы прошли. Поездка в машине по ночной Москве и поднимающийся к горлу ужас от понимания того, что сейчас увидишь.

Город был другой, пейзаж был другой, а цепенящий ужас, ледяными каплями поднимающийся по позвоночнику прямо в мозг, был таким же.

Отличалась, однако, и моя память. В своей обычной жизни, не посмотрев в блокнот, я бы не вспомнил и номер квартиры. Теперь в голове помещались сведения по любым вопросам и память стала оружием.

Перед глазами в мельчайших деталях мелькали картины страшнейших изощренных убийств. Сцепив зубы от подкатывающей тошноты, я заставил себя проанализировать все, что мелькало в голове, пока мы ехали в село.

Память и правда феноменальная. Я видел картины убийства, словно рассматривал фотографии. Каждая помятая травинка, каждая капля крови, отражались невероятно четко. Кто вообще на такое способен то?

Я вцепился в лавку в трясущейся повозке и уставился в мелькающие пейзажи, чтобы думать о том, что придется рассматривать в ближайшее время.

«Так, допустим, убийства аналогичные, – заставил я себя включить мозг. – Тогда убили девушку в полночь. Обнаружили жертву рано утром. Скорее всего, ничего не трогали, сразу отправили десятских к губному старосте в Старицу. Теперь дорога обратно. Сомневаюсь, что местные сами стали отвязывать труп. Значит, жертва лежит там часа три точно».

Десятские гнали лошадей изо всех сил, дорога думаю, заняла не больше часа. Повозка остановилась на дороге, я осмотрелся и увидел несколько людей, стоящих метрах в пятидесяти. Осенняя трава еще не успела завянуть, поэтому пока я шел по полю, жертву видно не было. Ненадолго.

Хвала небесам, трава скрыла и бурый круг крови. На расстоянии полуметра от рук и от ног жертвы были вбиты невысокие деревянные колья, к которым грубой веревкой были примотаны руки и ноги девушки. Я медленно подошел к трупу, с трудом сдерживаясь. Что еще я ожидал увидеть?

Впавшие сморщенные глазницы, распоротый живот. Возможно, какие-то сомнения у меня и оставались. Только сейчас они быстро развеялись.

Непонятно каким образом, но убийства в шестнадцатом веке недалеко от небольшого города Старицы, были совершенно идентичны тем, которые я имел несчастье наблюдать в Москве, в двадцать первом веке.

Глава 11. Маршрут убийцы

Спасла непонятно откуда взявшаяся память. Мозг заработал до того, как ужас сковал все тело. В голове на дикой скорости мелькали картины трех убийств, в которых я имел несчастье выступать экспертом от медицины.

«Четвертая жертва, судя по всему, что я слышал раньше, – промелькнула мысль. – Все правильно, Петр говорил, что три дня назад в Твери нашли уже третью жертву. До этого две жертвы находили в близлежащих городах. Здесь в селе Красном уже четвертая девушка. Осталось еще две жертвы…».

От последней мысли у меня потемнело в глазах.

Да не может же быть такого! Идентичные убийства с разницей в четыреста пятьдесят лет. Подражатель? Раскопал в каких-то тайных архивах рецепт долголетия от древних алхимиков и решил повторить?

«Молодая девка, красивая, мужа, говорят, еще не знала…, – мысли метались, как в сломанном калейдоскопе. – Понятно, раз мужа не знала, значит невинная. Кстати, с точки зрения медицины, непонятно именно это условие».

«Не буду говорить про то, что стекловидное тело извлекалось при жизни жертвы, – судорожно подумал я. – Народ в диком напряжении от подобных зверств, решат, раз я знаю подобные детали, значит я и есть убийца».

Все время, пока мозг пытался справиться с диким стрессом, я внимательно осматривал жертву. Обошел со всех сторон, присел, просмотрел, нет ли ничего в траве. Что именно делают криминалисты, я понимал. Только ничего не видел. Видел залитую кровью траву и изуродованный труп.

Дальше думать совсем не хотелось, только мозг иногда проводит анализ всей имеющейся информации совершенно самостоятельно. Теперь было на что опираться, я помнил все до мельчайших деталей из прошлых убийств.

«Все совпадает до мелочей», – пытался я сконцентрироваться и не мог.

В своем времени я ведь был уверен, что почти догадался. Поэтому и вылетел на трассу под идущий на всей скорости грузовик. И оказался здесь, каким-то образом перенесшись почти на пятьсот лет назад.

Я точно знал, что тот, кому принадлежал третий нагрудной знак, имел несколько ученых степеней и был гениальнейшим хирургом. Здесь же я стоял посреди пустыря, в шестнадцатом веке, в селе недалеко от Старицы.

Смотрел на тело и видел то же самое. Профессиональное извлечение стекловидного тела, аккуратный разрез живота и вырезанную печень.

Да как же такое возможно?

Я встал и огляделся. Несколько человек так и стояли поодаль, явно не спеша оказаться рядом с трупом. Одним из стоящих был, собственно, губной староста, которого я видел в избе Петра. Я подошел к группе.

«Порядки наверное почти одинаковые, – подумал я. – Раз меня привезли, значит, я выполняю роль медицинского эксперта по делу».

– Господин староста, – аккуратно начал я.

– Игнатом меня зовут, – сдавленно ответил староста, нарочито отвернувшись в другую сторону, чтобы не смотреть на растерзанный труп.

– Хорошо, Игнат, – кивнул я. – Могу, как лекарь, высказать собственные наблюдения относительно трупа девушки.

– Что ж за ирод на такое способен? – староста не мог прийти в себя. – Пришлые люди, лихие! Из правоверных христиан никто на такое не способен!

«Надо следить за речью, – промелькнуло в голове. – По легенде я-то пришлый, из Голландии присланный. Может прилететь ни за что».

– Конечно, – с готовностью закивал я.

На самом деле я был полностью согласен со старостой. И в своем времени, и сейчас я задавался тем же самым вопросом – кто реально способен на подобные зверства? Что может быть в голове или, скажем глубже, в душе человека, который изымает жидкость из глаз, когда девушка еще жива?

Я передернул плечами, радуясь, что не успел позавтракать. Вот не хотелось бы, простите, блевать при всем честном народе.

– Убитая девушка немного старше двадцати лет, – попытался я говорить спокойным голосом. – Жертва привязана к деревянным кольям, прочно вбитым в землю. Как убийца входит с ними в контакт, сказать пока не могу. Каким-то образом убийца обездвиживает жертву, вырывающуюся молодую девушку сложно привязать, да и повреждений от борьбы нет…

Пока говорил, понял, что это очень важная мысль.

– Ведомо, живая вырывалась бы, – кивнул губной староста. – Либо по голове бьет, чтобы бездвижна стала, либо поит зельем каким.

Да, теперь дар памяти казался мне вовсе не лишним. Постепенно я понимал, как работает странный механизм. Возможно, из-за сильного удара, в голове всплывало в деталях все, что я либо когда читал, или слышал.

Наверное, в зависимости от необходимости. Вот сейчас неожиданно в голове дословно возникли слова майора, после того как после четвертой жертвы я попросил результаты криминалистических экспертиз первых трех.

«Вы были правы насчет девственности, даже не хочу знать, как об этом можно было догадаться, – звучал усталый голос майора, словно он стоял рядом. – Насчет неподвижности, вы тоже оказались правы. В крови всех четырех жертв найден очень токсичный алкалоид, большая доза. Странность по словам старшего криминалиста, заключается в том, что использовалось не современное лекарство. Похоже, что жертв поили травным составом».

«Рецепт старый, отвар из дурмана», – как молния пронеслось в голове, но я не успел как следует подумать.

Зря. Потом я сильно об этом пожалел.

– Яд? – протянул губной староста. – Значит зелья варить умеет?

«Ну точно мне прилетит, – подумал я. – Наверное карма какая-то. Как и в своем времени, так и здесь я снова под подозрением».

– Да, жертву чем-то поили и подмешивали в напиток, – осторожно сказал я, пытаясь говорить профессионально.

– Бешеное зелье, – вдруг сказал один из десятских, с которым я приехал.

– Простите, как еще раз? – переспросил я.

– Ну так знамо, бешеное зелье, – уверенно ответил десятский из местных. – На селе траву ту дурнопьяном называют. Везде растет.

«Дурман, сильный галлюциноген, в больших дозах вызывает полный паралич. В шестнадцатом веке назывался «дурнопьян» или «бешеное зелье». Состав для обездвижения жертвы подмешивали в вино или пиво».

Постепенно я привыкал к пробегающим в голове огромным блокам текста, картинам. Раз появилось, значит, когда-то об этом читал.

«Так, вот интересно, – пронеслось в голове. – Вино или пиво, явно скрывали горький вкус. Когда интересно и при каких обстоятельствах жертвы, молодые девушки, пили с убийцей? Как вообще происходила подготовка? Он знал девушек заранее? Почему девушки пили вино?».

Я сделал ставку на вино, хотя может в шестнадцатом веке девушки легко пили и пиво с незнакомцами. Все равно непонятно, каким образом преступник заставлял девушек выпить напиток? Ну не насильно же он вливал?

– На что убивец сие учинил? – серьезно спросил губной староста. – Чего ради глаза девке вырезал да живот распорол?

Я задержал дыхание, лихорадочно думая о том, что говорить и о чем умолчать. Шестнадцатый век все-таки, если рассказать все детали, сожгут на костре точно меня. Как злостного колдуна, потому что нельзя так много знать.

– У жертвы разрезан живот и вырезаны глаза, – осторожно начал я. –Значит у убийцы есть нужные инструменты. Применялся острый медицинский нож, то есть ланцет. Ответить на вопрос, зачем, я пока не могу.

«Соврал полиции, но будем считать ради их же блага, – подумал я. – Зачем всему честному народу знать, что убийца высасывает стекловидное тело и вырезает печень? Тем более я и сам пока не до конца все понимаю».

– Бесовские дела творит, действа дьявольские проводит, не иначе, – размеренно сказал один из десятских, с которым я приехал.

– Скорее всего, да, – медленно сказал я. – Может быть кровь или органы нужны убийце для проведения каких-то действий.

Староста и десятские, не сговариваясь, перекрестились и поклонились, причем повернулись в одну сторону. Должно быть по направлению к церкви.

«Так, кое-какие детали уже есть, – думал я сосредоточенно. – Девушки знают преступника, или знакомятся незадолго до убийства. В напиток, вино или пиво, убийца подмешивает дурман, что полностью обездвиживает жертву. Дальше в общем-то понятно. Надеюсь, зельем снижает и порог боли».

Мысль о дурмане немного помогала справиться с ползущим по позвоночнику ледяным ужасом. Я утешал себя тем, что высокая доза работает как анестезия, и возможно, боль притупляется. Рациональные мысли я старательно от себя отгонял, потому что прекрасно понимал, никакой дурман не снизит нечеловеческую боль, когда у тебя на живую изымают глаза.

«Надо отвлечься, – приказал я сам себе. – Что еще делают криминалисты? Характеристики жертвы примерно выявлены, только не проанализированы. Возраст, девственность, пол. Над этим нужно серьезно подумать. Портрет преступника. Здесь вообще все запутано. В своем времени я был уверен, что сошедший с ума гениальный медик, начитавшись трактатов древних алхимиков, пытается приготовить эликсир бессмертия».

«Теперь я и сам нахожусь во времена древних алхимиков, – мысли обгоняли одна другую. – Объяснение может быть только одно. Получается в середине шестнадцатого века, какой-то знахарь придумал адский рецепт, для которого нужны стекловидные тела и печень шести девушек. В моем времени такой же чокнутый нашел старые записи и решил воспроизвести приготовление «вечного напитка». Логично. Нужно значит искать записи убийцы во времени, в котором я оказался. Потому что в двадцать первом веке, преступник не сам придумал рецепт. Он повторял то, что уже делали».

Насчет рецепта и записей я был уверен, что прав. Так как я остаюсь в Старице и получаю собственную лабораторию, я буду встречаться со множеством людей. Будет легче искать записи свихнувшегося алхимика.

«Криминалисты что еще делают? – подумал я. – Точно, места. География преступлений. Интересно, ответит староста, если я напрямую спрошу?».

– Господин староста, Игнат, – поправился я, вспомнив, что староста сказал называть по имени. – Я слышал, что было три похожие жертвы, это четвертая. Мне важно понять, что делает убийца. Где были найдены девушки?

– Коль вас позвали, как знатока по лекарским делам, значит можете и остальное спрашивать, – уверенно ответил губной староста.

Я невольно удивился. Выразил он все верно, раз я выступаю экспертом по делу, имею право знать и все остальные детали.

– Первую девку, разрезанную якоже и на сем месте, нашли в селе Покровском, – обстоятельно сказал староста. – Верст пятнадцать от Москвы будет. После того, нашли ужо девку изувеченную недалече от Клина. Подальше ужо от Москвы будет, верст восемьдесят.

«Удивительная память, – поразился я как хорошо староста помнил все. – Странно, что любое место оценивается по расстоянию до Москвы».

– Опосля нашли ужо девку в княжьем селе прямо, в Медном, – вздохнул староста. – Верст сорок от Твери будет. Тогда ужо тревогу стали бить да извещать местных старост, что убивец поганый завелся. Девок одним способом убивает. Заставы, знамо укрепили, проверять всех стали. Токмо не помогло. Теперича вот в Чукавино, верст пятнадцать до Старицы.

Постепенно я привыкал к своей новой памяти, потому что в голове дословно всплыл первый разговор с Петром, который рассказал то же самое. Здесь и телевизор с Интернетом не нужен, все каким-то образом все знали.

– Понятно, – вслух сказал я, соображая на ходу говорить ли про то, что будет еще две жертвы. Хотя точно я этого знать не мог.

Несмотря на новый дар феноменальной памяти, я так и не мог поднять глубинные воспоминания, откуда я знал про ритуал и шесть девушек.

Решил промолчать, чтобы точно в колдуны записали.

– Дело не только в маршруте, – вслух сказал я. – Места, которые вы назвали, имеют важное значение. Покровское находится рядом с Москвой, Медное является вотчиной тверских князей, через Клин проходят торговые пути, и там находится пункт сбора налогов, это важный административный центр. Село Чукавино является вотчиной старицких князей.

Я почти научился зачитывать из собственной памяти. Полезный навык.

– Понимаете, Игнат, девушке находят не в малоизвестных селах или деревнях, – постепенно я осознавал важность сказанного. – Убийцей может быть только кто-то из знатного, боярского рода. Тот, кто по разным делам, находился в данных местах. Не простой крестьянин, кузнец или торговец.

«Конечно, – про себя подумал я. – Крестьянин да торговец могли топором тело разрубить на части, но не извлечь стекловидное тело и не вырезать печень. Убийца явно кто-то из знати. С медицинским образованием этого времени, разумеется, и очень хорошими навыками».

– Истину глаголишь, лекарь, – уважительно сказал губной староста. – Простой люд такие зверства просто так вершить не будет. Да и на что? Понять не могу, для чего убивцу понадобилось глаза вырезать, да живот распарывать.

– Понять мотив убийства, самое сложное в раскрытии преступлений, – какой-то дежурной получилась фраза. – Но точно могу сказать, что искать надо убийцу вам боярского или княжеского рода.

– Да как его сыскать то, коли и след простыл? – в сердцах воскликнул Игнат. – Ох доля моя нелегкая. Пойду приказ отдам, укрепить заставы все, никого не впускать и не выпускать без специального на то разрешения. Прочешем яко гребнем. Долго не сможет отсидеться. Мои люди отвезут тебя до дома Петра, ежели чего, коли помощь понадобится, позовем еще.

– Конечно, – невольно обрадовался я, что можно наконец уехать.

Всю дорогу обратно мы ехали молча. Да и что говорить? Количество истерзанных тел никак не вырабатывало привыкание. Всеми силами я старался прогнать из сознания картину разрезанного молодого тела.

Так ладно, нужно отвлечься. Попробую поиграть в следователя.

Характеристики преступника вроде понятны. Нужно искать представителя боярского или княжеского рода, имеющего медицинское образование. Скорее всего, приезжего европейского лекаря.

Во времена Ивана Грозного, как я помнил, была мода приглашать лекарей и аптекарей, все еще верили в создание философского камня.

Значит образованный заморский лекарь, прямо как я.

Дальше, помогут любые упоминания, если лекарь делал раньше операции или делает сейчас. Искать нужно хирурга. Я может и оказался в другом времени, но не потерял всех приобретенных знаний в медицине.