Текст книги "Лекарь-палач (СИ)"

Автор книги: М. Браулер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

– Пока не решил этот вопрос, – заколебался я с ответом.

Петр ведь прав, куда я пойду в Старице? Дело ведь не в том, что город незнакомый, а в том, что я шестнадцатом веке. Заморский лекарь.

– Ну пока не устроился, можешь у меня перебыть, – степенно сказал Петр. – Живем мы скромно, но место найдется.

– Даже не знаю, как отблагодарить, – я старался отвечать короткими предложениями, потому что понятия не имел, как правильно построить фразу.

Одна надежда, что примут и правда за немецко-голландского лекаря, и спишут странности речи на иностранное происхождение.

Я вздохнул от усталости. Мозг просто разрывался на части. Мало мне было событий в обычной жизни, так вот, извольте. Шестнадцатый век.

«Может все же помутнение рассудка? – подобный диагноз казался спасением. – Разные же формы бывают, повреждение мозга, уход в иллюзии. Лежу после аварии без сознания, и в сумрачном бреду все это вижу».

Не помогло. К сожалению, я был профессором биотехнологии. И хотя косвенно относился к медицине, прекрасно знал, что подобной детализации не может быть ни при одном повреждении мозга или психическом заболевании.

Я пощупал футляр, прикрепленный к широкому поясу, потрогал еще раз мягкую кожу лекарского саквояжа. И еще раз вздохнул. Придется привыкать.

«Надо вспомнить, что происходило в России в 1575 году, – подумал я. – Хорошо, что попал в то время, когда отменили опричнинину в 1572 году, хотя официального приказа не было. Земская реформа привела к усилению централизованного управления, формированию местного управления и усилению армии. Экономика страны в это время находилась в упадке».

Дар памяти оказался полезным. Я словно читал учебник по истории.

«Старица была любимой резиденцией Ивана Грозного, после 1575 года, – промелькнуло в голове. – Жил в Старицком Успенском монастыре».

Последняя мысль снова выбила меня из колеи. Да что происходит то? Я и собственные разработанные составы записывал в блокнот, потому что не мог вообще ничего запомнить. Здесь же нате вам. Ходящая энциклопедия.

– Благодарить то, боярин, не надо, – оторвал меня от размышлений Петр. – Коль не затруднит, осмотри моего отрока, захворал он.

– Какие симптомы? – на автомате спросил я.

– Чего? – удивился Петр.

– Чем захворал отрок? – поправился я.

– Так на то лекарь и надобен, чтобы болезнь распознать, – степенно сказал Петр. – Мы ж простые смертные, откель знать то можем?

– Опиши подробно, что происходит с отроком твоим, – пытался я максимально упростить купцу задачу.

– В жар кидает, – вздохнул купец. – Трясет всего, потом покрывается, не успевают обтирать да рубаху менять. Слаб стал, встать не может.

– Давно началось? – интерес проснулся довольно быстро.

– Так уже сегодня пятый день, как, – в голосе Петра слышалась тревога. – Я как уезжал третьего дня, уже слег он. Хотел остаться, так не отвезти товар нельзя. Все по миру пойдем, если торговать перестанем.

– Плохо, конечно, что пятый день без лечения, – сказал я задумчиво. – Ничего, сейчас осмотрю твоего сына да назначу лечение. Выкарабкается.

– Дай, Боже, отроку моему здоровья! – Петр размашисто перекрестился.

Я невольно напрягся, потому что в общем-то был атеистом. И понятия не имел, как себя вести в таких ситуациях. Надо ли обязательно перекреститься после того, как другой сделал то же самое? Сказать что-то?

Хорошо, что Петр сам решил вынести вердикт.

– Поди ты еще и некрещенный в веру православную, – неодобрительно промолвил купец, качая головой. – В заморских краях Бога не чтут вовсе…

– Не чтут, верно говоришь, – закивал я быстро.

Лучше соглашусь. И так непонятно, где оказался, еще и врагов наживу.

– Один отрок у меня, – после паузы заговорил Петр и в голосе слышалась хорошо спрятанная боль. – Матерь его умерла во часе рождения.

«Мать умерла при родах», – мозг на автомате переводил.

– Белокурый, глаза лазоревые, тонкий такой весь в матушку…, – голос грузного и строгого с виду купца потеплел.

– Сколько лет отроку, – тихо спросил я.

– Шестнадцать, как исполнилось, – сказал Петр, понурив голову. – Все, что у меня осталось. Если и он уйдет, не знаю, что делать буду…

В любви купца к единственному сыну сомневаться не приходилось. Такое сложно скрыть, я невольно почувствовал жалость и желание помочь. Так, надо собраться. Все-таки я медик, хоть и в другой эпохе.

Глава 7. Первое лечение

Пройдя заставу в Старице, мы довольно быстро добрались до дома Петра. Было ранее утро, навстречу выбежал, как я понял, конюх. Немолодой, но и не старый. Длинная плотная рубаха, перехваченная веревочным поясом. Лицо обветренное, суровое, с грубыми чертами.

– Батюшка, Петр Ильич, с ночи вас дожидаемся! – говорил быстро конюх. – Отрок! Все хуже ему, жаром горит, все напрасно!

Последняя фраза запустила невидимый механизм, который, есть у каждого ученого, связанного с медициной. Желание спасти пациента.

– Отведите меня к отроку! – быстро скомандовал я.

Мужчина с удивлением посмотрел на меня, однако вступил Петр.

– Тимка, проводи лекаря заморского к Елисею, – сухо сказал Петр. – Да распряги коней, поставь в стойло, замотались бедные.

Я, не дожидаясь Петра направился ко входу в избу. Внутри было достаточно тепло. Разглядывать убранство дома не было времени. По симптомам, описанным купцом, да и по лицу конюха я прекрасно понимал, что ситуация крайне опасная. Умереть от гриппа в шестнадцатом веке было легко, особенно если не лечиться. В первой комнате, куда я зашел, стояло несколько лавок. Увидев крюки для верхней одежды, я снял и повесил то, что было на мне надето. Только при свете в избе разглядел собственное одеяние.

Пиджак очень странной формы, сужен в талии и расширяется вниз. Наверное, в этой эпохе я и правда принадлежу к боярскому роду, потому что застегивалось одеяние золотыми петлицами на эмалевые пуговицы.

Узкие штаны были заправлены в сапоги.

«Знать бы, кто распределяет подобные путешествия, обязательно спросил бы, почему обязательно такой нелепый наряд давать?» – подумал я.

Позже я научился называть правильно предметы одежды, в том числе и кафтан. Только в то утро некогда было думать про одеяние.

Во второй более просторной комнате топилась печь.

В дальнем углу сразу увидел, что под одеялом кто-то лежал.

Я быстро прошел через комнату, подойдя к краю кровати. Вначале увидел только руку, тоненькую, бледную с прожилками. На столе рядом с кроватью стояла лампада, несколько чашек, деревянная кружка.

Я перевел взгляд на белое лицо подростка. Несмотря на состояние больного, подсознательно удивился, насколько прав был Петр. Елисей был очень красив, тонкие черты лица как будто вычерчены художником. Казалось, что и веса не было, не только из-за болезни. Отрок был ангельски прекрасен.

– Уже третью ночь горит, рубахи да потное белье какой раз меняю, – услышал я взволнованный женский голос за спиной.

Я повернулся и посмотрел на светловолосую девушку в простой рубахе, которая держала в руках большое ведро, явно с водой. Возраст девушки определить было сложно, примерно от двадцати до тридцати лет.

– Агафья, поставь ушат да подай стул лекарю, – раздался голос Петра.

Времени на разговоры не было. Подростку было уже очень плохо.

Я быстро пощупал пульс. Слабый. Приложил руку ко лбу. Да, температура и правда высокая. Быстро посмотрел, что еще стояло на столе.

– Чем лечите больного? – спросил я.

– Дак известно чем, – тихо сказал Петр. – Лекарь местный дает снадобья.

– Какие? – резко спросил я.

Времени на вежливость просто не было.

– Хлебный квас с толченным чесноком и хреном Елисею даем, – ответил растерянно купец. – Мед сырец да пиво темное с полынью подогретое…

– Что? – повернулся я к Петру.

– Лекарь сказал надобно, – пробормотал Петр. – Пот, говорит, прогоняет. Кровопускание делал, чтобы дурную кровь прогнать…

– Да кто лечит то такими изуверскими методами? – не сдержался я.

«Средневековье какое-то», – возмущенно подумал я и сразу осекся.

Я и так в средневековье. Откуда здесь врачи и тем более лекарства?

Мозг лихорадочно работал, пытаясь понять, где найти природные антисептики в шестнадцатом веке. Где же я возьму антибиотики? Подросток явно умирал. Без бактерицидного лечения шансы были равны нулю.

«Нужно найти подходящие ингредиенты, чтобы смешать аналог антибиотиков, – судорожно думал я. – Грипп страшно запущен, организм сам не справится. Да из чего же соберу антибактериальное средство-то?».

Необычный дар помнить все, что когда-либо прочитал, теперь показался спасением. В голове замелькали когда-то прочитанные тексты. Все-таки смешиванием веществ и созданием новых лекарств я занимался всю жизнь.

«Антибиотики могут быть природными и синтетическими, – пронеслась мысль. – Господи, ну конечно, нужна плесень. Особого вида. Penicillium (Пеницилин). Появляется на испорченных фруктах, хлебе… Хлеб!».

– Найдите срочно заплесневелый хлеб, – скомандовал я. – Нужен ржаной или черный хлеб, на котором есть плесень. И уберите все со стола.

– Так порченный хлеб свиньям относим, – неуверенно сказала Агафья.

– Значит пойти, взять у свиней и принести мне, – отрезал я. – Петр, ты хочешь спасти сына?

– Делай, как лекарь заморский говорит, – сказал Петр девушке.

Агафья выбежала из избы, я еще раз с жалостью посмотрел на подростка. Елисей еле-еле дышал. Только бы успеть, должно помочь.

«Дистиллированный алкоголь, где же я возьму спирт то?» – продолжал судорожно думать, где взять остальные компоненты.

– Что еще нужно, барин? – Петр словно прочитал мои мысли.

– Какой алкоголь вы пьете? – спросил я.

– Чего? – купец удивленно на меня посмотрел.

– Для лекарства нужен спирт, – процедил я. – Что пьете на праздники?

– Дак есть немного «хлебного вина», – смущенно ответил Петр, – сами немного перегоняем. Знамо из ржи делаем, в подвале стоит бутыль.

«Хлебное вино» является прототипом водки, крепостью 30-40 градусов, – пронеслось в голове. – Намного слабее спирта, но на время может помочь».

– Срочно неси свое «хлебное вино», – почти прокричал я.

Забежавшая в комнату Агафья вздрогнула.

– Хлеб порченный принесла? – посмотрел я на девушку.

– Да, – запинаясь проговорила Агафья.

– Положи в чистую миску на стол, и убери все остальное со стола, – времени на объяснение и вежливость у меня просто не было.

Инстинкт сохранения чужой жизни проявился в полной мере.

Петр вернулся довольно быстро, держа небольшой бутыль с жидкостью.

– Ставь все на стол! – коротко сказал я. – Ножик бы мне острый.

– Так посмотри в своей суме лекарской, – удивился купец.

Тут до меня дошло, что я так и не знал, что находится в футляре и тем более в объемной сумке. Я метнулся в сени и принес с собой увесистый чемоданчик. Внутри и правда лежал набор инструментов, очевидно лекарей шестнадцатого века, завернутый в грубую холщовую ткань.

Хвала небесам! Пара достаточно острых ланцетов. Отлично, узкое лезвие с острым концом. Остальные инструменты изучу позже.

Я начал перебирать заплесневелый ржаной хлеб, который принесла Агафья и сложила в деревянную чашку. Бело-зеленые пятна. Отлично.

«Теперь бы правильно все сделать без навороченного оборудования и современной лаборатории, – пронеслось в голове».

– Глиняный сосуд дайте мне! – сказал я.

Агафья метнулась за печь в углу, и достала небольшой сосуд с узким горлышком. Быстро подбежала к столу, протягивая мне.

– Травы лечебные во нем смешиваем, – проговорила девушка дрожащим голосом. – Для Елисейки, чтобы болезнь отступила.

– Подойдет, поставь на стол, – сказал я, не отрываясь от чашки с хлебом.

Странно, но страха не было. Появился азарт. Не знаю, все ли медики испытывают подобное, но я, оказавшись во времени, когда не было ни больниц, ни лекарств, понял, как растет ощущение собственной значимости. Жизнь и здоровье людей зависели только от умения и знаний лекаря.

Острым ланцетом я аккуратно соскреб плесень в глиняный сосуд. Вещества получилось очень мало, да и хлебное вино слабой концентрации. Ладно, выхода не было. И времени тоже. По правилам получившуюся смесь нужно несколько дней настаивать в тепле, благо печь есть.

Только у Елисея не было несколько дней. Возможно даже часов. Ночь была критической, без медицинской помощи подросток к утру умрет.

«Так, думай, – лихорадочно метались мысли. – Можно усилить процесс, максимально размельчив плесень, хлебное вино является хорошим растворителем. Вино способно вытягивать активные вещества даже без нагрева. На время должно помочь, пока лекарство настоится».

Вновь приобретенный дар феноменальной памяти я воспринимал уже более или менее спокойно. Вот только когда я читал подобное?

– Чего это боярин делает? – услышал я незнакомый голос за спиной, но не стал поворачиваться, занятый процессом приготовления лекарства.

– Федор, не мешай лекарю, – грозно отрезал Петр.

Отец явно переживал, но чисто интуитивно понимал, что вопрос жизни и смерти его единственного сына в руках заморского лекаря.

Сильно измельчив плесень, я добавил в сосуд немного вина. Взбалтывая сосуд, я оглядывался по сторонам в поисках чего-то наподобие марли.

– Дайте тонкую ткань, – коротко сказал я.

Агафья побежала в другой конец комнаты, покопалась в огромном сундуке и вернулась обратно, протягивая мне кусок льняной ткани.

Растянув ткань над чашкой, я аккуратно выскреб смесь плесени с вином из глиняного сосуда. Растер, затем свернул полоску и выжал жидкость

«Отлично, получилось, – подумал я, разглядывая мутную жидкость. – Ну с почином. Аналог пенициллиновой настойки получен».

– Ложку дайте, – сказал я, подходя к кровати.

Взяв ложку из рук Агафьи я еще раз удивился, насколько божественно красиво лицо подростка. Придется пробовать, других вариантов нет.

– Нужно, чтобы Елисей проглотил хотя бы пару ложек лекарства, –сказал я, аккуратно наливая мутную жидкость в ложку.

– Федор, чего стоишь, подсоби лекарю, – решительно шагнул к кровати Петр. – Надобно подать лекарство в гортань.

Высокий мужчина, немного моложе Петра, уверенно подошел к изголовью и раскрыл челюсть подростка, который давно был без сознания.

Я аккуратно влил одну ложку зелья, помассировав горло подростка, чтобы жидкость прошла внутрь. Затем добавил еще пару ложек.

– Глотни, Елисеюшка, прими родимый, лечебное, – прошептал за спиной Петр и я едва сдержался. На глазах выступили слезы.

Столько было невысказанной отцовской любви в простых словах.

Господи, только бы получилось!

Словно читая мои мысли, стоявшие рядом Агафья и Федор размашисто перекрестились, и, повернувшись к иконам и лампадам в углу, поклонились.

– Раствор слабый, но пока должно помочь, – я говорил резким тоном, чтобы самому не расплакаться на глазах чужих людей. – Лекарство должно настояться, как положено, время нужно и температура подходящая.

– Так говори, чего делать, – деловито спросил Федор.

– Поставить нужно за печь, чтобы два-три дня настаивалось в тепле, – сказал я, аккуратно передавая сосуд Федору. – Желательно взбалтывать жидкость каждый день, чтобы лучше все перемешивалось

– Понял, встряхивать кажен день, – Федор внимательно ловил каждое слово с важным лицом.

– Можно добавить в жидкость еще немного меда, – сказал я.

– Агафья неси мед с погреба, – сказал Петр.

Девушка снова убежала, я огляделся.

– Брат мой меньшой, Федор, – вспомнил Петр про правила приличия.

– Очень приятно, Иоганн, – хорошо, что не забыл собственное имя.

– Иван по-нашенски, – перевел купец. – Прислали вот в Старицу заморского лекаря, по дороге подобрал. Видно, упал с телеги да заплутал.

– Врачевание дело нужное, – закивал Федор с одобрением.

«Какое прекрасное объяснение, – невольно проскочила мысль. – Шел, поскользнулся, упал, встал. Всем буду одинаковую историю говорить».

– Что теперь будет, господин лекарь? – несмело спросила Агафья, поставив крынку меда на стол рядом с сосудом. – С Елисейкой?

– Теперь лекарство должно подействовать, – деловито сказал я. – Нужно немного подождать. Который сейчас час?

– Приехали вы поутру, да лечением вона сколько времени занимались, сейчас уже поди скоро полдень будет, – Федор сказал размеренным тоном.

– Добавьте в раствор мед, перемешайте и поставьте сосуд за печь, – сосредоточенно сказал я. – Давать Елисею будем несколько раз в день. Питие должно быть обязательно теплое. Чаи же делаете на травах?

– Конечно, – закивала Агафья.

– Следите, чтобы Елисей пил побольше, – продолжил я.

– Все сделаем, – сказал Петр строго. – Сейчас господину лекарю отдохнуть надобно. Шутка ли сколько в дороге провел, так еще и головой ударился. Агафья, поди на кухню, скажи, чтобы обед готовили.

– Вот отобедаем, да и можно будет отдохнуть, – повернулся ко мне хозяин дома. – Господин лекарь, не извольте покидать мой дом. Оставайтесь, будет мне в радость. Комнату приготовим хорошую, светлую.

– Можно ты будешь называть меня просто Иваном? – спросил я.

– Никак нельзя, господин лекарь, – помотал головой Петр.

Я вздохнул, но решил, что нарушений исторических эпох на сегодня достаточно. Пусть называют как хотят. Я и правда валился с ног от усталости.

Подойдя к Елисею, я положил руку на лоб и пощупал пульс. Невольно улыбнулся. Говорить об улучшении родным, конечно, пока не стоит. Но я прекрасно видел, что пенициллиновая настойка получилась. Жар спадал.

– Пойдем в столовую, скоро обед накроют, – посмотрев на сына, сказал Петр. – Все лучшее господин лекарь на стол поставим.

Неужели купцы и правда так питались в шестнадцатом веке? Я смутно понимал, из чего приготовлена большая половина блюд. И физически не понимал, как можно вместить в себя такое количество еды.

Напитков было еще больше, особенно медовых. О том, что напитки были крепкими, я догадался позже. Когда с трудом встал из-за стола.

– Агафья, отведи господина лекаря в покои, – скомандовал Петр, увидев мои попытки не свалиться от усталости. – Горницу прибери, где жена моя, Евдокия, во блаженной памяти живала. Да белье принести свежее.

Я был настолько вымотанным, что едва передвигал ноги. Суеверным я не был, поэтому мог спокойно поселиться в комнате, где жила покойница.

Главное, что я вообще оказался в жилом помещении, а не в канаве ночью. Комната была маленькая, но по-своему даже уютная.

Вырубился я мгновенно и когда очнулся, было уже темно. Часов не было, я подошел к окну, посмотрел во двор. Был только вечер.

«Ну вот теперь у меня будет, как и положено, послеобеденный сон, – пронеслось в голове. – Надо идти срочно дать лекарство Елисею».

Я спустился вниз, стараясь точно вспомнить расположение комнат. Дом у Петра был довольно большой, да и по присутствующим за столом я понял, что живут братья-купцы дружно, одной большой семьей.

Очень быстро меня ввели в курс дела. Всего братьев Ткачевых было четверо, с учетом жен и детей, также прислуги, примерно двадцать человек. Избы, как я понял строили рядом, и жили как бы одним двором. Выходя с дома одного брата, можно было минут за пять по двору дойти до дома другого.

Так, сейчас не до подробностей проживания. Я на удивление быстро нашел комнату, где горела лучина. У кровати Елисея стояла Агафья и Петр.

– Помогло, боярин, помогло! – прошептала Агафья с восхищением смотря на меня, как на посланного ангела с небес.

Я быстро подошел к Елисею и внутренне довольно улыбнулся. И правда помогло. У меня не было градусника и аппарата, чтобы померять давление, но как медик я мог без оборудования оценил состояние больного.

Елисею стало намного лучше. Пропала болезненная мертвенная бледность, лицо посвежело, и на щеках появился едва заметный румянец. Я положил руку на лоб, хвала небесам. Лоб был слегка теплый. Удалось сбить высокую температуру, хотя до полного выздоровления было еще далеко.

– Принесите раствор, – коротко сказал я, поворачиваясь к столу, чтобы взять ложку. – Давать нужно примерно четыре раза в день.

– Так, зелье давали в полдень, – сказал Петр. – Теперь ранний вечер. Значит еще в ночь зелье будем давать, и, стало быть, еще утром.

– Правильно, – повторил я, наливая мутную жидкость в ложку. – Следите за тем, чтобы Елисей пил много жидкости, воду, чаи травяные.

– Следим, господин, следим, – закивала Агафья с готовностью.

– Скажи, Иван, поправится отрок мой? – едва слышно спросил Петр, наблюдая, как я вливаю пару ложек раствора в горло Елисея.

– Да, должен, – невольно вздрогнул я, ощутив всю боль неизмеримой отцовской любви к единственному сыну.

Глава 8. Роковой повтор

– Господин лекарь, боярин, – услышал я сквозь сон грубый голос Федора, младшего брата Петра. – Надобно, чтобы ты пришел.

Врач, наверное, чисто инстинктивно реагирует на подобные возгласы. Быстро вскочив и надев нелепое одеяния, я открыл дверь и пошел на голос.

Ожидая самого худшего, я последовал за Федором, почти забежал в горницу и остановился. Выдохнул и невольно улыбнулся.

На кровати опираясь на высокие подушки сидел бледный подросток, рядом хлопотала Агафья, наливая травяной чай в чашку. У изголовья кровати стоял Петр, на лице которого была тревога. Вдруг рано еще радоваться?

Я снова отметил, что подросток, невероятно красив, выточенные черты лица, почти прозрачные бездонные глаза и белокурые, перламутровые, кудри до плеч. Как будто сошел с полотна талантливого художника.

– Здравствуй, Елисей, – спокойно сказал я, подходя к кровати

– Здравствуйте, господин лекарь, – тихо сказал подросток и я удивился необычно приятному мелодичному голосу.

Проводить специальные исследования ни времени, ни возможности не был, но было очевидно, что Елисей сильно отличался от всей своей родни.

– Как ты себя чувствуешь? – вслух сказал я, послушав пульс и пощупав лоб отрока. – Что беспокоит?

– Благодарствую, что исцелили господин лекарь, – посмотрел прямо на меня подросток.

– До полного выздоровления еще далеко, Елисей, – строго сказал я, зная, как пациенты спешат встать на ноги, когда нужно еще лечиться.

– Недуг отступил, – не выдержал Петр. – Сын мой придет во здравие?

– Да, все хорошо, успокойтесь, – посмотрел я на купца. – Елисей выздоравливает, но нужно продолжать пить раствор. Еще несколько дней нужно пить по четыре раза в день, травяные чаи и полный покой.

Облегчение, появившееся на лице обеспокоенного отца, сложно с чем-то перепутать. Федор улыбнулся, Агафья повеселела.

Никогда не испытывал подобного… Спасение жизни… Странно, но тот факт, что вылечил я подростка подручными средствами – хлебной плесенью и спиртом – принесло мне, наверное, еще большую радость, чем родным. Выписать пациенту препарат, который он купит в аптеке, совсем другое.

Здесь же я словно снова вернулся к истокам, собственными руками спас человека от верной смерти. Лекарь. Я впервые за всю жизнь со всеми своими учеными степенями ощутил себя истинным целителем.

Я мог спасать жизни. И радость от осознания подобной возможности захлестывала огромной волной перекрывала все остальное.

– Федор, зови остальных, будем завтракать, – скомандовал Петр младшему брату. – Агафья, чего стоишь? Беги на кухню, пусть подают.

Кто бы меня предупредил, что приемы пищи в купеческом доме не отличались по количеству еды. Я в принципе не понимал, кто может столько съесть. Отказываться от еды, как я быстро понял, было невежливо.

После плотного довольно завтрака я пошел к себе в комнату. Нужно было привести мысли в порядок, да и разобраться с вещами.

«Я смогу вылечить многие болезни, от которых не было лекарства в шестнадцатом веке, – ощущение божественного призвания исцелять людей становилось все сильнее. – Нужна лаборатория, столько всего можно сделать».

Перед завтраком я наспех одел то, что снял вечером. Решил одеться, как положено. Из всего, что я знал о шестнадцатом веке, здесь все предметы одежды имели значение. Я рассмотрел рубаху, широкий пояс, штаны, кафтан с расширяющимся книзу рукавами, плащ-накидка с капюшоном.

Плащ был темно-зеленого цвета, почти черного. Сделан из плотной, грубой ткани, длинный, почти до пят, с широким капюшоном.

Никаких рисунков на плаще не было, только светло-зеленая тесьма по краю и вышитая на правой стороне вверху звезда, причем семиконечная.

Странно, конечно, но я решил не заострять на этом внимания.

«Надо бы еще наверное одежды купить, – подумал я. – Должна же быть парадная и домашняя? Не могут же они в одном и том же постоянно ходить?».

Я решил позже спросить у Петра, где здесь можно купить одежду. Так, вопрос. За что я собрался покупать вещи, если у меня нет никаких денег. Какие вообще были деньги в это время? И где можно вообще заработать?

Взгляд невольно переместился на небольшой кожаный футляр, который был прикреплен к поясу и к объемной лекарской сумке. Вчера я сильно спешил, и достал только ланцет, чтобы приготовить раствор Елисею.

Интересно, что еще там есть?

Сумка имела прочное основание, и раскрывалась вверху.

«Так ланцеты есть, хорошо», – открыл я еще раз металлический футляр.

Ланцеты имели узкое и острое лезвие, два были с одним лезвием один ланцет имел два лезвия и напоминал кинжал, один имел игольчатое лезвие.

«Ланцеты могли использоваться для кровопускания, вскрытия гнойных наростов, и даже для вскрытия вен при заборе крови», – пронеслось в голове.

Я почти забыл о странной особенности, появившейся, скорее всего, вследствие сильного удара головой. Память была феноменальной, по сравнению с тем, что в обычной жизни я ничего не мог запомнить.

Уже какой раз я понимал, что помню даже то, что не читал.

Ну, когда я мог читать про ланцеты в шестнадцатом веке?

Хотя может, когда-то и пролистывал подобные сведения. Вновь приобретенная память отличалась тем, что помнил я все с точностью до букв и знаков. Пока, правда, я не понимал, зачем мне дар фотографической памяти.

Ладно, потом разберусь, почему я теперь всю помню. Сейчас важнее понять, кто я и что должен делать, как лекарь. В сумке лежали разные травы, предусмотрительно завернутые в ткань. Так, вот это очень интересно.

Откровенно говоря, к медицине я имел косвенное отношение. Как профессор биотехнологии я всю жизнь посвятил смешиванию растворов и созданию новых лекарств. Я начал быстро разворачивать грубые льняные мешочки, пытаясь определить состав. Ну по запаху понятно, травы, коренья, грибы. По запаху определил ромашку, шалфей, мяту. Травы для отваров.

Взгляд переместился на несколько шелковых мешочков. Раскрыл один. Интересно, попробовал крупицу на язык. Судя по всему, опиум или белена Потрясающе. Понятно, обезболивающих в это время не было и тем более наркоза. Значит при сильной боли и необходимости вырезать что-нибудь пациенту можно давать снадобье. Хорошо, может пригодиться.

Так, вот это уже интересно, откуда в сумке рецепты и записи? На дне лежало несколько черных блокнотов. Я открыл один, все исписано незнакомым языком. Приглядевшись, я понял, что записи на древней латыни. Ага, вот теперь и может понадобиться непонятная способность в виде отличной памяти. Латынь все изучали, разумеется, в медицинском, только это же невозможно запомнить. Открыл первые страницы, попытался прочитать:

– Recipe, так понятно, «возьми», – это я помнил. – Misce, «смешай».

Мелькнуло знакомое «opii», опий, «adde mellis», добавь меда.

Логично. И правда рецепты.

Я отложил блокнот, решив позже изучать рецепты, вдруг что пригодится. На дне сумки лежало несколько потрепанных листов. Развернул на кровати первый сложенный лист и невольно улыбнулся.

«Конечно, гороскоп – лучшее лекарство от всех болезней», – с усмешкой подумал я и свернул лист обратно. Ну это вряд ли пригодится.

На втором листе довольно четко были нарисованы основные человеческие органы с подписями на древней латыни. Вот это что-то.

Рассмотреть все остальное я не успел, отвлек шум, раздававшийся из горницы. Звучали громкие голоса, разговор явно велся на повышенных тонах.

Зайдя в комнату, я увидел, что кроме младшего брата Петра, Федора, в горнице стояли другие братья, Степан и Никита, прибежавшие на шум. В центре комнаты стоял невысокий полный мужчина, в темном кафтане.

Не просто стоял, а громко излагал свое мнение.

– Што этот басурманский доктор гнилостным зельем отрока поил? Рази можно такое людям давать? И свиньям не полагается! Видали, что творится?

– Ты не шуми, Яков, – размерено сказал Петр. – Ты ужо неделю как отрока лечил, и не помогало. Лекарь заморский враз вылечил.

– Так на бесовской отраве замешано! – взвизгнул раскрасневшийся аптекарь. – Плесень ту на хлебе черном можно только сверху раны гноистные подсушивать. Где же видано внутрь такое вливать?

– Так помогло ж ведь, – вступил Степан, самый старших и братьев.

– Гнилостное зелье пить на погибель души! – не успокаивался Яков.

– Ну во-первых, это не «гнилостное зелье», как вы изволили выразиться, а лечебная настойка, убивающая любую заразу, – спокойно сказал я, вовремя остановившись, чтобы не сказать «антибактериальное средство».

Так точно и к черным колдунам приписать могут.

– Во-вторых, Елисею, как мы видим, намного лучше и скоро он полностью поправится, – продолжил я. – Лекарство давно известно среди лекарей в Голландии, так что прекратите ненужную панику.

Подсознательно я выбрал правильную тактику. Все, что казалось чужеродным местному населению, можно было свалить на «заморские» штучки. Никто ведь не знал точно, что там на самом деле.

Лекарь недовольный замолчал. Надо всегда вставлять про европейское.

– Если вам интересно, господин лекарь, – выбрал я тактику признания авторитета другого медика, несмотря на отсутствие результата. – В плесень, надобно добавить хлебное вино, чтобы не было вреда организму.

Яков посмотрел на меня. Как лекарь он прекрасно понимал, что спирт дезинфицирует все. Взгляд, однако, был недобрым. Злость к конкуренту, отбивающему хлеб, сложно с чем-то перепутать.

Ладно, не буду обращать внимания. Я не специально пациентов у местного аптекаря отбирал. Вылечить Елисея он не смог бы при всем желании.

– Главное, Елисей, сын мой единственный поправился, – заключил Петр, давая понять, что спор окончен. – Лекарь голландский в Старицу нам прислан, чтобы людей лечить. Пусть все будет в мире и согласи!

Я решил не продолжать ненужную дискуссию, вышел на свежий воздух и осмотрелся вокруг. Двор был очень просторным, вмещал несколько построек. Точно определить назначение всех сооружений, я, конечно, не мог. Но выйти было правильным решением. После всех переживаний, что свалились на мою голову, хотелось просто посидеть и расслабиться.

Я огляделся, недалеко от дома Петра стояла грубая деревянная лавка. Я присел, вытянул ноги. Немного полегчало. Сознательно я не пропускал в голову мысли о том, как я оказался на трассе темной ночью и тем более, что вообще произошло, что сижу я во дворе купца шестнадцатого века.

– Ты не принимай близко к сердцу, – услышал я голос Петра, садящегося рядом со мной на лавку. – Крику от Якова много, но беззлобный он.