Текст книги "Лекарь-палач (СИ)"

Автор книги: М. Браулер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Лекарь-палач

Глава 1. Жертва палача

Я стоял темной ночью на обочине грунтовой дороги. В узком бархатном кафтане с широкими рукавами и нелепом берете заморского лекаря.

Удивился ли я что попал в 1575 году во времена Ивана Грозного? Не очень. Я знал, чем все закончится. Сколько раз я вспоминал то солнечное утро, задавая себе один вопрос – зачем? Ну зачем я решил выступить экспертом в жутких убийствах? Никто же на заставлял. Решил поиграть в детектива.

Должен же был мозг почувствовать опасность и дать только одну команду – бежать! Бежать без оглядки подальше от дьявольского кошмара. И вот теперь я здесь. В далеком прошлом. Среди незнакомых людей.

Начиналось все до обидного банально. Как всегда, я пораньше пришел на работу. Открыл кабинет, подошел к окну, раздвинул занавески. Сел за огромный стол, собираясь выпить кофе. Что могло пойти не так?

– Иван Сергеевич! Вы не могли бы подойти? – голос проректора по воспитательной работе университета я узнал сразу.

– Да, конечно, сейчас буду, – ответил я, так и не успев выпить кофе.

Проректор Ипатов вызывал уважение. Умный и степенный мужчина, не принимает решений, пока тщательно не взвесит все «за» и «против».

Не стал бы он звать просто так, значит, что-то срочное. Голос проектора показался немного сдавленным. Наверное, приболел.

– Звали, Андрей Васильевич, что случилось? – сказал я, заходя в кабинет, с удивлением смотря на присутствующих.

Согласитесь, увидеть в кабинете проректора почти десяток сотрудников полиции в форме немного необычно. Тем более майора, капитана и двух старших лейтенантов в одной комнате. Да что случилось то?

– Иван Сергеевич, сотрудникам правоохранительных органов необходимо оказать максимальную поддержку, – теперь хриплая сдавленность в голосе проректора стала более заметной.

Нет, не болезнь. Такое ощущение, что он с трудом сдерживался, чтобы не разрыдаться. С чего бы взрослому мужчине, занимающему руководящий пост в университете плакать? Самое страшное, что чуть позже я очень хорошо понял проректора, и даже восхитился его нечеловеческой выдержкой.

– Конечно, Андрей Васильевич, – сказал я спокойно. – Правда не понимаю, чем мои скромные познания в медицине могут помочь.

Я и правда удивился. К обычной медицине я имел слабое отношение. Я был заведующим кафедры передовой медицины, факультета химической технологии и биотехнологии престижного столичного университета.

Занимался я разработкой новых лекарств, точнее передовыми медицинскими разработками на основе генома пациента. Мы изучали синтез малых молекул в рамках генетических мутаций, разрабатывали биологически разлагаемые элементы. В общем передовая медицина на основе генетики.

– Не стоит принижать свои навыки, – цепкий взгляд майора заставил напрячься. – Ваши знания могут помочь в первые часы расследования.

– Простите! – не смог сдержаться. – Какого расследования?

– Здесь как раз тот самый случай, когда рассказы не помогут, Иван Сергеевич, – вздохнул майор. – Пройдемте, пожалуйста, с нами.

Вспоминая позже события обычного осеннего утра, я был уверен, что поворотным моментом был именно этот. Когда я в сопровождении отряда полицейских спускался по потертым ступенькам любимого университета. Тогда еще можно было повернуть назад, но я пошел вперед.

Во дворе университета было необычно тихо, хотя на работу я приходил примерно к девяти утра, лекции начинались с десяти. Сейчас, ну примерно полдесятого утра, однако не было привычного шума и потока студентов.

Пока мы всей процессией шли через двор, стало понятно, что случилось что-то необычное. Небольшая площадка прямо посреди двора была полностью оцеплена полицейскими, некоторые держали на поводке огромных овчарок.

Оглядевшись, я понял, почему во дворе нет студентов, весь университет был окружен машинами и десятками полицейских.

«Запрещенные вещества может нашли, неизвестный состав? – пытался я понять, зачем понадобился человек, разбирающийся в растворах. – Попросят проверить компоненты? Тогда химики подошли бы больше».

Лучше бы это были запрещенные вещества, пусть даже и смертельно опасные. Лучше бы я сутками сидел за колбами, пытаясь разгадать состав новых каких-нибудь порошков и жидкостей. Подтянул бы собственные знания в химии. Что угодно, только не то, что увидел на самом деле.

Плотный круг полицейский с рычащими натренированными овчарками не располагали прорываться сквозь живое ограждение.

– Иван Сергеевич, нужно, чтобы вы подошли поближе, – посмотрел на меня майор, подходя вплотную к расступившимся полицейским.

Скорее всего, вот эти секунды, пока я не переступил за круг, можно считать все же последним моментом, когда я мог повернуть назад.

Почему мозг не выполнил свою функцию защиты и не дал команду – бежать? Бежать без оглядки как можно дальше от адского кошмара, который преследует меня и останется со мной навсегда, где бы я ни оказался.

Но мозг команды не дал, и я все еще в блаженном неведении прошел между полицейскими на место, которое так тщательно охранялось.

Вещества, говорите! Очень смешно! Даже грузовик самых опасных ядов теперь показался бы избавлением. Пару минут я не мог заставить себя сдвинуться с места. Круг, оцепленный полицейскими, в диаметре составлял примерно двадцать метров. Я посмотрел под ноги и остановился, чуть позже поняв, почему. На самой границе, метров за десять до накрытого черным материалом предмета, поверхность была темно-коричневой, бурой.

Осознание того, что песчаная поверхность внутри круга насквозь пропиталась застывшей кровью, пришло не сразу.

– Что это? – сдавлено спросил я, застыв на месте.

– Пока еще ничего, – на удивление майор говорил спокойным голосом. – Проходите дальше, вы должны осмотреть жертву преступления.

Вот после первого взгляда на то, что скрывалось под черным брезентом, я согнулся пополам, с трудом удержавшись на ногах.

– С вами все в порядке? – участливо спросил капитан, стоявший рядом с майором и еще двумя полицейскими.

«В порядке? Да уже никогда я не буду в порядке», – молнией пронеслось в голове, когда я судорожно хватал воздух, пытаясь не упасть.

От обморока спасло хорошее физическое состояние. Я сделал пару шагов и посмотрел вниз.

– Вы можете дать свою оценку, как специалист? – голос майора прозвучал глухо, потому что немного шумело в ушах.

На темно-бордовом песке лежало то, что осталось от человека.

– Судя по основным признакам, погибшая – молодая девушка, примерно двадцати-двадцати двух лет, – сам не знаю, почему я заговорил сухим языком эксперта-криминалиста. Насмотрелся, видно, сериалов.

– Допустим, – проговорил майор.

– Время смерти должен определять все же патологоанатом, – сказал я, пытаясь собраться с духом, чтобы описывать остальное.

– Определили уже, – вступил капитан. – Примерно полночь. Тело оставили в том состоянии, в котором нашли.

«Вдох. Выдох. Дыши, просто дыши», – мелькало судорожно в голове.

Да что же это такое?

На расстоянии полуметра от рук и от ног жертвы в землю были вбиты деревянные колья, высотой примерно двадцать сантиметров. Руки и ноги были прочно примотаны толстым жгутом к выступающим колышкам.

– Разрез идет строго посередине тела, начинается немного ниже грудины и доходит до лобковой области, – говорить пришлось, сцепив зубы. – Длина разреза составляет примерно сорок сантиметров.

Пришлось прерваться, чтобы сделать несколько вдохов.

– Стенки вывернуты, предположительно, для изъятия внутренних органов, – никогда не думал, что так сложно будет вдохнуть.

– Вы можете определить, какие органы вырезаны? – спросил майор.

– Конечно, – кивнул я. – Отсутствует печень.

– Остальные органы на месте? – недоверчиво переспросил капитан.

– Да, все остальное, судя по всему, не тронуто, – сказал я. – Разумеется, точные результаты даст только аутопсия, посмертная экспертиза.

– Понятно, – кивнул майор. – Дальше, что вы можете сказать?

Не хотел я ничего говорить о том, что видел распростертым на пропитавшемся кровью песке и что когда-то было молодой девушкой.

Честно и видеть подобное не сильно хотелось.

Вдох. Выдох.

– Как можно заметить, тело прочно привязано к четырем деревянным кольям, расположенным на небольшом расстоянии от рук и от ног жертвы, – услышал я собственный сухой голос.

Да где я научился говорить, как криминалист? Наверное, нейтральный тон позволял говорить, а не вопить от ужаса, раздирая глаза и вырывая волосы.

– Вы, как профессор медицины можете сказать, зачем понадобилось вырезать печень? – спросил лейтенант, самый молодой из присутствующих. – Предполагается подпольная торговля органами?

– О нет! – включился мой внутренний эксперт. – Подобные операции проводятся в соответствующих условиях в медицинских учреждениях. То, что мы наблюдаем, никакого отношения к торговле органами не имеет. Печень, вырезанную подобным способом, нельзя уже никому продать.

– Зачем тогда вырезать? – удивленно спросил капитан.

– К сожалению, не могу ответить, – задумчиво проговорил я.

Честно, я немного лукавил. В голове уже тогда хаотично метались смутные мысли, которые постепенно складывались в целостную картину. Вот только вслух я ничего не сказал и вряд ли скажу, чтобы не оказаться в удобном халате в учреждении с мягкими поролоновыми стенами.

Ни тогда, ни сейчас я не верил в совпадения. Ну не мог же я сказать майору, что расположение жертвы, разрез и вырезанная печень сильно напоминает ритуал черных алхимиков шестнадцатого века?

– Вы можете охарактеризовать другие повреждения жертвы? – менторским языком спросил майор, пытаясь, скорее всего, скрыть ужас.

Дыши. Нужно просто глубоко дышать.

– Глазные яблоки впалые, выглядят пустыми и поврежденными, – как можно нейтральнее проговорил я.

– Вырезанные глаза сложно не заметить, – спокойно сказал майор. –

– Строго говоря, глаза не вырезаны, – резко выдохнул я.

– Что это значит? – спросил требовательно майор. – Как я лично вижу, глаза жертвы отсутствуют. Поясните, что вы имели в виду.

– Боюсь, вам это точно не понравится, – я с трудом сдерживался.

– Работа у меня такая, в которой мало что может нравиться, – парировал майор. – Профессор, говорите все, что видите на месте преступления!

За что же мне такое наказание? Я больше не хотел выступать экспертом. Ни в этом деле, ни в каком-либо еще.

– Глазницы выглядят пустыми и поврежденными, – невольно повторил я, собираясь с духом.

– Вы это уже сказали, – прокомментировал капитан.

– Вы не поняли, господин капитан, – из последних сил я пытался говорить сдержанным тоном эксперта. – Стекловидное тело, было изъято, точнее сказать, высосано, когда жертва была еще жива.

– Я правильно понимаю, глаза вырезали, когда девушка была еще жива? – ровный голос майора все же дрогнул. – Вы точно в этом уверены?

– Глазницы не вырезали, повторяю еще раз, – способность спокойно говорить покидала меня. – Вот жидкость из глаз высосали при жизни жертвы. Очень аккуратно изъяли все содержимое, словно вычерпали. Видите, остались только сморщенные оболочки, роговица провалилась.

Как хорошо, что я так и не успел сегодня позавтракать, даже выпить кофе. Молоденький лейтенант, скорее всего успел. На характерные звуки идущей обратно пищи полицейского я уже не обратил особого внимания.

В голове метались сотни мыслей, которые странным образом выстраивались в безумную совершенно гипотезу. Нужно прекращать читать ужасы на ночь, чтобы не мерещились всякие мерзости. Рисунки с подобным расположением тел я точно видел, только не мог вспомнить, где именно.

Господи, да что происходит то?

– Давайте для протокола повторим еще раз, – майора и правда задело, голос подрагивал. – Жертву привязали к выступающим деревянным кольям. Затем, как вы говорите, изъяли… ммм… высосали некую жидкость из глаз…

– Стекловидное тело и есть жидкость, – перебил я, решив зачем-то разъяснить анатомические подробности. – Точнее гелеобразное прозрачное вещество, которое заполняет пространство между хрусталиком и сетчаткой.

– Лекции оставьте студентам, – отмахнулся майор.

Прав он, конечно, чего это меня понесло?

– Меня интересуют только детали преступления, – продолжил майор после паузы. – Девушку привязывают к колышкам, высасывают жидкость из глаз, правильно я понимаю? Жертва находилась в сознании?

– Скорее всего, под воздействием сильного парализующего вещества, – теперь пришла моя очередь вздрагивать, представляя всю картину. – Изъятие стекловидного тела требует точности, значит жертва была, по крайней мере, неподвижна. Ответить на вопрос, была ли все это время девушка в сознании, не могу утверждать. Недостаточно данных для таких выводов.

– Зачем преступнику делать это, когда жертва жива? – спросил майор.

– Стекловидное тело после смерти затвердевает, – коротко ответил я. – Преступнику, судя по всему, нужна была именно жидкость.

– Для какой цели? – переспросил капитан.

– На данный вопрос я не могу дать ответа, – проговорил я.

– Хорошо, – выдохнул майор. – После этого преступник вырезает печень жертвы? Данная операция проводилась, когда жертва была уже мертва?

– О да! – вскинулся я, почувствовав хоть какое-то облегчение. – Предполагаю, что в процессе изъятия стекловидного тела жертва уже была мертва. Скорее всего, от болевого шока и от сильной потери крови.

– Вы можете хотя бы предположить, зачем преступнику могли понадобиться… хм… жидкость из глаз и печень жертвы? – спросил майор, внимательно смотря прямо мне в глаза и явно изучая реакцию.

– Не надо на меня так смотреть, – невольно бурно отреагировал я. – В медицине не проводятся подобные операции. На живых людях без наркоза уж точно. И не в подобной последовательности. Откуда я могу знать?

Я замолчал, восстанавливая дыхание, которое перехватывало от ужаса.

– Что вы можете сказать о преступнике? – вступил капитан. – Я имею в виду для таких действий нужна специальная подготовка, навыки, знания?

– Конечно! – воскликнул я. – Это очевидно! Такое мог сделать только профессионал, причем гениальный. На земле, еще и темной ночью, аккуратно изъять стекловидное тело из обоих глаз практически невозможно. Сделать настолько ровный надрез и вырезать печень в принципе невозможно.

– Значит мы ищем профессионального врача, медика, – сказал майор.

– Хирурга, – сказал я уверенно. – Такое обычный врач или медик не сделает. Опытный и высоко профессиональный хирург может, да и то с большим трудом. Не понимаю, как подобное вообще возможно?

– Час от часу не легче, – в голосе майора звучала обреченность. – Проблема не только в том, что придется искать «злого гения». Мотива преступления не наблюдается. Понять бы зачем он это делает?

Наверное, сработала моя научная интуиция, которая всегда помогала в исследованиях и помогла мне стать профессором в сорок лет. Что-то в последней фразе майора навело на мысль, что видит он это не первый раз.

– Простите, не мое это конечно дело, – медленно сказал я, смотря прямо майору в глаза. – Вы уже видели подобное, верно?

– Это уже третья жертва, – махнул рукой майор, всем своими видом показывая, что секретность уже не поможет. – Вас позвали, потому что жертва найдена на территории университета, где полно медиков.

– Господи, сохрани и помилуй! – вырвалось совершенно непроизвольно, хотя я никогда не считал себя особо верующим.

– Вот именно, – проговорил майор. – Что делать не представляю. Где искать зацепки? Какие? Да и мотив меня волнует… Зачем он это делает?

– Периодичность установлена? – спросил я, сам не понимая зачем.

– Да, сутки, – майор даже немного обрадовался, что можно переключиться на обсуждение деталей. – Если специалисты правы, и преступление совершено в полночь, прошли ровно сутки после прошлого преступления. Также как, и между первым и вторым преступлением.

– Странно, – пожал я плечами.

– Какие-то предположения должны у вас быть? – с надеждой посмотрел майор. – Вы же всю жизнь в науке. Кому такое могло понадобиться?

– Медицина тут не причем, – сказал я на автомате, и прикусил язык.

– Почему? – спросил майор уже с напором. – Вы же сами сказали, что сделать подобное мог только хирург, профессиональный врач.

– Да, подтверждаю, – кивнул я. – Какие-то мысли может у меня и есть, но поверьте, это не поможет в поиске преступника.

– Все равно хотелось бы послушать, – не сдавался майор.

– Хорошо, как только я проверю, расскажу, обещаю, – сказал я искренне, подумав, что будет хоть с кем в шахматы играть в сумасшедшем доме.

Как я могу сказать майору то, что не мог вспомнить?

Глава 2. Тени прошлого

Майор кивнул и повернулся к остальным полицейским, давая на ходу команды увезти тело и начать криминалистическую проверку.

Я пытался избавиться от навязчивых мыслей, которые пеленой опутывали мозг. Я знал, что растянутое тело крестом и извлеченные органы имели сакральное значение. Откуда? Бред какой-то, не может же подобное происходить в современном мире! Я медленно шел обратно к учебному корпусу, пытаясь справиться с подкатывающей тошнотой и роем мыслей.

– Что там случилось, Иван Сергеевич? – на крыльце стоял проректор, с тревогой всматриваясь в подъехавшие машины и снующих полицейских.

– Поверьте мне, Андрей Васильевич, вам лучше не знать, – пробормотал я, поднимаясь по ступенькам.

– Могли хотя бы предупредить, что требуется помощь эксперта в расследовании преступления, – с укором посмотрел я на проректора.

– Я не успел, – оправдывался проректор. – Все случилось слишком быстро, в кабинет зашел целый отряд, я даже не знаю, кто вызвал полицию.

– Да неважно, – махнул я рукой.

По сравнению с тем, что я созерцал десять минут назад, все остальное и правда стало неважным.

– Лекции отменены? – спросил я, оглядывая пустой корпус.

– Конечно, – закивал проректор. – Студентов не пропустили даже во двор, на входе всех разворачивали и отправляли домой. Вы тоже можете спокойно идти домой, отдохнуть. После таких-то событий…

– Нет, если вы позволите, я пройду к себе, – задумчиво сказал я. – Надо кое-какие исследования закончить. Там срочно, для конференции.

– Разумеется, занимайтесь своими делами, – пропустил меня проректор в здание, оставшись стоять на крыльце. – Хотя мой вам совет – не работать сегодня. Стресс такая вещь, может сказаться намного позже…

Вы верите в совпадения? Я – нет.

Пока я поднимался по старинной потертой лестнице на третий этаж мозг опутывали страшные догадки, от которых я всеми силами старался избавиться.

«Прекрати заниматься ерундой, – мысленно приказал я сам себе. – Выпей кофе и взгляни на все свежим взглядом. Составь заключение, как эксперт медицины, и не лезь в дебри неподтвержденных догадок».

Мозг вообще-то редко меня слушался, живя своей собственной жизнью. Да и честно, кто-нибудь пробовал заставить себя перестать о чем-то думать? Нереально. Иногда мне казалось, что мысли имеют жидкую форму и просачиваются, даже когда усиленно пытаешься не пропускать их в мозг.

Я шел по коридору к двери собственного кабинета, пытаясь внутренне успокоиться. Проректору я не соврал, мне и правда нужно было закончить доклад на научную конференцию. По технологиям передовой медицины.

Я готовился к докладу больше двух недель. Сотрудники подготовили результаты экспериментов синтеза малых молекул, что открывало новые возможности в практической медицине. При помощи разработок появлялась возможность доставлять лекарства в органы человека, что позволило бы лечить ранее неизлечимые болезни. Все это было безумно интересно. Чисто механически я дошел до стола, в изнеможении сел и закрыл глаза.

«Надо было просто готовить доклад по малым молекулам и не выделываться», – промелькнула шальная мысль.

Меня одолевали мысли, что все в жизни взаимосвязано. Я тоже готовил доклад. По алхимическим практикам. По русским алхимикам.

– Иван Сергеевич, разрешите? – неожиданно вместе со стуком открылась дверь кабинета.

Открыв глаза, я увидел на пороге профессора исторического факультета. Мы часто обедали вместе и в некотором роде даже подружились.

– Заходите, Игорь Станиславович, – кивнул я, вставая с кресла.

– Не вставайте, голубчик, все в порядке, – замахал рукой профессор. – По слухам вы сегодня выступали медицинским экспертом… в страшном преступлении… Совершенно не понимаю, кто на такое может быть способен?

– Боюсь, у меня нет ответа на ваш вопрос, – ответил я медленно.

– Все говорят разное, слухами, как говорится, земля полнится, – вздохнул профессор, присаживаясь в кресло напротив. – Не подумайте, я не собираюсь спрашивать. Осведомлен о тайне следствия.

– Да дело не в секретности, – я невольно передернул плечами. – Поверьте, никакого желания нет об этом рассказывать. Что все-таки говорят?

– Разное, – уклончиво сказал Игорь Станиславович. – Вы же понимаете, что обычное событие обязательно обрастет кучей вымыслов.

– Такова человеческая природа, – уклончиво подтвердил я.

– Не выпить ли нам кофе? – посмотрел на меня Игорь Станиславович. – Может быть и перекусим. Вы выглядите очень уставшим, и я больше, чем уверен, с утра так и не успели позавтракать.

– Читаете мои мысли, – усмехнулся я, на удивление почувствовав голод.

Мы вышли из центрального корпуса и пошли в сторону университетского кафе, где обычно пили кофе и обедали. Во дворе было пустынно, понятно, студентов всех отпустили домой. Преподавателей тоже.

Кафе находилось на другой стороне двора и, проходя мимо темно-бордового пятна, оставшегося на песке, я невольно ускорил шаг.

Как и ожидалось, в кафе сидело всего трое преподавателей, хотя в обычный день приходилось долго стоять в очереди, чтобы что-то купить.

Понятно, подобное жестокое и необъяснимое убийство на территории столичного университета взбудоражило всех, и долго будет обрастать совершенно нереальными деталями. Так именно и функционирует страх.

Осматривая стеклянные прилавки, я понял, что голод усилился. Странно, после такого утра аппетит должен был надолго пропасть. Тело, однако, живет по собственным законам. Я набрал еды больше, чем обычно, взял большой капучино и сел за столик, где уже отпивал свой кофе профессор.

– Странно, но детали события, возможно сильно искаженные, навели меня на некоторые мысли, – задумчиво сказал я, смотря в окно.

– Какие? – коротко спросил профессор.

– Игорь Станиславович, вы не могли бы помочь в одном вопросе, – быстро выпалил я, боясь, что в другой раз не осмелюсь спросить.

– Конечно, – с готовностью закивал профессор, немного удивившись. – Правда не понимаю, чем я смогу вам помочь? Там явно область медицины, ну и возможно понадобиться психиатрическая экспертиза. Потому что подобное мог сделать только больной человек. Очень больной…

Второй раз я задавал себе вопрос «зачем?» относительно собственного пытливого мозга. Вот зачем я полез в дебри, в которых не разбираюсь и где каждое положение может быть вымыслом?

– Вы же историк, – я набрал воздуха, собираясь задать вопрос, не выдав при этом сумасшедших идей, роившихся в моей голове.

– Имеющиеся факты позволяют утверждать, что да, – кивнул профессор.

– Вы можете рассказать все, что известно об алхимических практиках, – ну вот я наконец это сказал, почувствовав облегчение. – Не подумайте только, что я тронулся рассудком. Просто мне нужно кое-что проверить.

– Вы верите в совпадения? – спокойно ответил профессор, не высказав удивления относительно странного вопроса.

Нет, я не верил в совпадения, и события последующих месяцев позволили мне сделать однозначный вывод. Совпадений не бывает.

Игорь Станиславович замолчал, медленно отпивая кофе, а я продолжал изводить себя сомнениями. И правда зачем? Что меня толкало к изучению вопросов, которые не имели никакого отношения к моей жизни? Надо было готовить доклад на научную конференцию, посвященную передовым открытиям в медицине. Заниматься тем, что получалось и признавалось в обществе, а не лезть в темные дебри извращенного человеческого мозга.

Тогда я просто не знал, что за все обязательно придется заплатить. Тем более за нездоровый интерес к темным пластам истории.

– Снова подчеркну, что не собираюсь лезть в секреты расследования этого страшного преступления, – наконец заговорил профессор. – Ответите, если сможете. Детали убийства привели вас к подобным мыслям?

– Вы правильно мыслите, – сдержанно сказал я, прекрасно понимая, что нельзя рассказывать подробности преступления.

– Странно, что вы спросили, – сказал Игорь Станиславович. – Я как раз готовил статью в научный исторический журнал. Правда, не совсем по озвученной теме, но косвенно касался и заданного вами вопроса.

– Есть ли что-нибудь интересное по практикам алхимиков? – повторил я вопрос, ощущая необъяснимое возбуждение.

– Ну вы должны понимать, что мы подходим к изучению реальности с разных, так сказать сторон, – ответил профессор витиевато. – Я изучаю исторические закономерности, вы изучаете медицинские практики. Поэтому раскрыть медицинские аспекты такого явления, как алхимия, я не смогу.

– Понятно, – кивнул я. – Вы сказали, что готовили доклад. О чем?

– Тема русских алхимиков, особенно в начале своего развития будоражит умы многих историков, – ответил профессор. – Принято чаще обращать внимание на европейские практики данного явления. Однако в России, начиная с XVI века и вплоть до начала XVIII века, алхимия имела серьезный вес и представлена многими известными именами.

– Первые алхимические эксперименты относят к XVI веку, как я и сказал, – продолжал профессор. – Ранние влияния пришлись на эпоху Ивана Грозного, алхимия проникала в Россию вместе с приглашенными иностранцами, врачами, аптекарями, дипломатами. Расцвет данного феномена приходится на период 1670-1730 годы. Во времена Петра I алхимия можно сказать, процветала, проводилось множество экспериментов. Постепенно исследования становились все более научными и вытеснили ненаучные практики. К началу XVIII века алхимия может и осталась, но больше ушла в маргинальную область. В принципе можно сказать, что наука победила.

– Вы задали слишком широкое поле для исследования, – профессор внимательно посмотрел на меня, прервав короткую лекцию по истории. – Нужно сузить временной промежуток. Что именно вы хотите узнать?

– Если бы я знал, – совершенно искренне огорчился я. – Не подумайте, я не сошел с ума. Просто некоторые, так сказать, детали… преступления… выбиваются из общих представлений и имеют уникальные характеристики.

– Даже и без секретности, поверьте совсем не хочется знать деталей, – быстро сказал Игорь Станиславович. – Никто не собирается считать вас безумным. Спросите, что именно вас интересует? Может смогу помочь.

– Какие проводились опыты? – быстро спросил я. – Ну я имею в виду, есть ли данные, чем занимались русские алхимики?

– Поверьте мне, многие занимаются поиском ответов на этот вопрос, –парировал профессор. – Еще раз повторюсь, я историк. В общих чертах, алхимики в России также, как и в Европе, искали философский камень, занимались опытами по превращению металлов в золото. Процветало такое направление, как составление гороскопов. Волновали деятелей данной сферы возможности очистки металлов, создание огня, так скажем. Очень популярной была ятрохимия – создание лекарств, ядов. Разумеется, кроме философского камня, ключевым было создание «живой воды», эликсира бессмертия…

– При помощи каких ингредиентов алхимики пытались создать, как вы сказали, эликсир бессмертия? – спросил я, сразу поняв свою ошибку.

– Ну вы спросили, – покачал головой профессор. – Откуда у историка познания в медицине, тем более в алхимических практиках? Знаете, что я вам скажу. Почитайте исторические архивные материалы.

– С удовольствием, какие? – мозг уже включился в игру, и научный интерес перекрыл стремление к безопасности.

– Пройдемте в мой кабинет, предоставлю некоторые редкие источники, из собственной, так сказать, библиотеки, – поднялся Игорь Станиславович.

Вычисляя позже отправные точки, на которых еще можно было повернуть назад, я вспоминал, как шел обратно к университету вместе с профессором истории. Идеальный шанс отказаться, перестать, наконец, играть в детектива, и вернуться к собственной жизни.

Но я не отказался, не подозревая в тот момент, что прыгаю с огромной скалы не в глубины истории, но в пропасть черной человеческой души.

Весь вечер дома я внимательно изучал переданные профессором архивные документы. Почему я выбрал эпоху зарождения алхимии в России, я и сам не знал. Совпадений, как понял намного позже, и правда не бывает.

На удивление, у Игоря Станиславовича оказались копии совершенно редких фолиантов времен Ивана Грозного, документы Аптекарского приказа, приказы Тайных дел, также личная переписка и документы царского двора. Профессор также дал мне пару очень редких манускриптов с описанием экспериментов, проводимых российскими и европейскими алхимиками.

И это был последний момент, когда еще можно было повернуть назад. Я мог не читать. Просто не открывать и не изучать подробности черной науки.

Я ведь долгое время был уверен и убеждал других, что многие процедуры древних лекарей имели строго научную основу. Я был практически уверен, что в темные непросвещенные времена алхимиков напрасно обвиняли во всех грехах, что примитивное общество не принимало развитие науки.

Всегда хотел высмеять, насколько глупыми и необразованными были люди того времени, что приписывали «людям науки» подобные злодеяния.

До сегодняшнего вечера. Уверенность в научности экспериментов алхимиков заметно поколебалась. Было бы смешно. Если бы не было страшно.

Я закрыл глаза, и отложил ручку. Привычка ученого. Хватило же ума еще весь этот бред конспектировать. Науку я всегда любил, но мне было тяжелее, чем другим. В отличие от большинства коллег, у меня была ужасная память. Вообще никогда ничего не мог запомнить. Постепенно привык фиксировать любые детали, зная, что ни за что в жизни не вспомню.

Очень хорошо, что зазвонил телефон. Не пришлось придумывать, что именно выпить, чтобы заснуть после всего прочитанного.

– Слушаю, – коротко сказал я, подняв трубку, закрывая блокнот.

– Вы не могли бы спуститься? – прозвучал сухой голос майора.

Почему я не удивился?

– Нашли еще один труп? – безликим голосом спросил я.

– Да, – спокойно ответил майор.

Я непроизвольно сжал ладони, пытаясь унять дрожь. Не нужно было быть великим психологом, чтобы понять, что безразличием взрослые и состоявшиеся люди пытаются прикрыть неконтролируемый дикий страх.

– Хорошо, сейчас спущусь…, – ответил я, на ходу надевая пиджак.

Мы подъехали к студенческому общежитию технического столичного университета, который находился в другой стороне города. Ну хорошо, что хоть не два убийства на территории моего университета. Да что это со мной? Какая разница, в каком университете происходят подобные зверства?