Текст книги "Истории про девочку Эмили"

Автор книги: Люси Монтгомери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

– Да.

– О, тогда путь открыт. Если бы у нее были братья или сестры, тебе – чтобы обойти это препятствие – пришлось бы убить их, что само по себе весьма аморально. Ну, а так… она единственная дочь и наследница благородного семейства, которое много лет было в смертельной вражде с другим благородным семейством… семейством ее возлюбленного. Ты знаешь, что такое междоусобная вражда?

– Разумеется, – сказала Эмили презрительно. – И у меня все это уже есть в поэме.

– Тем лучше. Эта вражда раскалывает все королевство на две части, и спасение может принести только союз между Монтекки и Капулетти [50]50
  Враждующие семейства в трагедии Шекспира «Ромео и Джульетта» (1591).


[Закрыть].

– Их зовут по-другому.

– Неважно. В таком случае это государственный вопрос с далеко идущими последствиями, а потому обращение к верховному понтифику вполне оправдано. Тебе требуется, – отец Кассиди серьезно покивал, – освобождение от монашеского обета, полученное из Рима.

– «Освобождение от обета»… трудно вставить такое выражение в поэму, – сказала Эмили.

– Несомненно. Но юные леди, которые полны решимостиписать эпические поэмы, помещая своих героинь в обстановку, существовавшую сотни лет назад, и выбирая для них религию, о которой ничего не знают, должныпредполагать, что столкнутся с определенными трудностями.

– О, думаю, я сумею вставить это выражение в поэму, – сказала Эмили бодро. – И я вам весьма признательна. Вы представить не можете, какое это для меня облегчение. Я теперь кончу мою поэму за несколько недель. А то этим летом я совсем над ней не работала. Впрочем, я все равно была занята. Мы с Илзи Бернли создавали новый язык.

– Создавали… новый… прости… Ты сказала язык?

– Да.

– А в чем дело с английским? Неужели он не достаточно хорош для тебя, непостижимое маленькое существо?

– О, вполне хорош. Мы не по этой причине создаем новый. Понимаете, весной кузен Джимми нанял кучу французских мальчиков, чтобы они помогли ему сажать картошку. Мне тоже пришлось помогать, а Илзи пришла, чтобы составить мне компанию. И было так досадно, когда эти мальчики говорили между собой по-французски, а мы не могли понять ни слова из их разговоров. Они это делали просто для того, чтобы нас позлить. Такая тарабарщина! Так что мы с Илзи решили, что изобретем новый язык, который онине смогут понять. Дело у нас продвигается отлично. Когда придет время убирать картошку, мы будем говорить друг с другом, а эти мальчишки не поймут ни слова. Ах, отличная будет забава!

– Не сомневаюсь. Но две девочки, которые берут на себя труд изобрести новый язык только для того, чтобы расквитаться с несколькими бедными французскими мальчиками… Нет, вы для меня непостижимы, – сказал отец Кассиди беспомощно. – И чем вы только займетесь, когда вырастете? Станете красными революционерками. Я трепещу за будущее Канады.

– О, создавать язык – это не труд, а удовольствие. И все девочки в школе просто с ума сходят от досады, когда слышат, как мы говорим на нем, и не могут ничего понять из наших разговоров. Мы можем говорить друг другу наши секреты прямо в их присутствии.

– Зная человеческую природу, я прекрасно понимаю, в чем заключается удовольствие. Давай послушаем несколько фраз на вашем языке.

–  Наш миллан оу сти долман боут тей Шрузбури фернас та пу литанос, – сказала Эмили бойко. – Это значит: следующим летом я собираюсь в леса под Шрузбури собирать землянику. На днях во время перемены я прокричала это Илзи через весь школьный двор. Все даже глаза вытаращили!

– Вытаращили, вот как? Еще бы. Мои собственные бедные старые глаза чуть не вылезли на лоб. Ну, давай послушаем еще что-нибудь.

–  Моу трэл лай умер себ ад лай моу трин; моу бертрал себ моу бертрин дас стен умерли э тинг сетра.А это значит: мой отец умер и моя мать тоже, мои дедушка и бабушка умерли очень давно. Мы еще не придумали слово для «умер». Думаю, скоро я смогу записывать мои стихи на нашем языке, и тогда тетя Элизабет не сможет их прочесть, даже если найдет.

– Ты написала еще какие-то стихи, кроме твоей эпической поэмы?

– О да, много… только короткие… десятки стихотворений.

– Хм. Не будешь ли ты так добра и не позволишь ли мне послушать какое-нибудь из них?

Эмили была весьма польщена. Она не имела ничего против того, чтобы прочесть отцу Кассиди свои драгоценные произведения.

– Я прочту вам мое последнее стихотворение, – сказала она, с важностью прочистив горло. – Оно называется «Вечерние мечты».

Отец Кассиди слушал внимательно. После первой строфы выражение его крупного загорелого лица изменилось, и он начал складывать вместе кончики пальцев. Закончив, Эмили опустила ресницы и, дрожа, ждала его слов. Что, если отец Кассиди скажет, что стихотворение никуда не годится? Нет, он не будет так невежлив… но, если он высмеет стихотворение, как высмеял ее эпическую поэму… она будет знать, что это означает.

Отец Кассиди заговорил не сразу. Напряженное ожидание было мучительным для Эмили. Она опасалась, что он не может похвалить ее стихи и в то же время не желает обидеть ее порицанием. Ее «Вечерние мечты» вдруг показались ей чепухой. Как она могла оказаться настолько глупа, чтобы прочесть их отцу Кассиди!

Разумеется, «Вечерние мечты» были чепухой. Отец Кассиди знал это достаточно хорошо. И все же… для маленькой девочки, совсем еще ребенка… и рифма, и ритм могли считаться безупречными… и была одна строка… только одна… «мерцанье золотистых звезд»… из-за этой строки отец Кассиди неожиданно сказал:

– Продолжай… продолжай писать стихи.

– Вы хотите сказать… – У Эмили перехватило дыхание.

– Я хочу сказать, что со временем ты сможешь чего-нибудь добиться. Чего-нибудь… не знаю, многого ли… но продолжай… продолжай.

Эмили была так счастлива, что ей захотелось заплакать. Это было первое слово похвалы, которое она услышала в жизни… если не считать похвал отца… а отец может быть чересчур высокого мнения о своем ребенке. Этапохвала была иной. И впоследствии, на протяжении всей своей долгой борьбы за признание, Эмили никогда не забывала это «продолжай» отца Кассиди и его тон.

– Тетя Элизабет ругает меня за то, что я пишу стихи, – заметила она печально. – Тетя говорит, что люди будут считать меня такой же глуповатой, каким считают кузена Джимми.

– Путь гения никогда не был гладок. Но возьми еще кусочек кекса… пожалуйста, только для того, чтобы доказать, что в тебе есть нечто от простой смертной.

–  Ви, мерри тай, оу дел ри долман коузи аман рай сен риттер.Это переводится так: нет, спасибо, я должна вернуться домой, прежде чем стемнеет.

– Я отвезу тебя.

– О, нет-нет. Вы очень добры… – На этот раз английский вполне устроил Эмили. – Но я лучше пройдусь пешком. Мне… мне… будет приятно прогуляться.

– А этопереводится так: мы должны скрыть все от старой леди? – сказал отец Кассиди с лукавой искоркой в глазах. – До свидания, и желаю тебе всегда видеть в зеркале радостное лицо!

Эмили была слишком счастлива, чтобы чувствовать усталость на пути домой. Казалось, радость в ее сердце била ключом – игристым и радужным. Когда она добралась до вершины большого холма и окинула взглядом Молодой Месяц, ее глаза наполнились любовью и удовлетворением. Как прекрасен он был в вечерней тени старых деревьев!

Верхушки самых высоких елей лиловели на фоне северо-западного неба, окрашенного в цвета роз и янтаря; внизу за ним дремало в серебре озеро Блэр-Уотер; Женщина-ветер сложила в окрашенной закатом долине свои призрачные крылья, похожие на крылья летучей мыши; и покой опустился на мир как благословение. Эмили испытывала абсолютную уверенность, что все будет хорошо. Отец Кассиди это как-нибудь устроит.

И он велел ей «продолжать»!

Глава 19
Возобновленная дружба

В понедельник утром Эмили с большим беспокойством прислушивалась ко всем звукам, но «ни стук топоров, ни тяжелой кувалды удары» [51]51
  Цитата из стихотворения «Палестина» английского поэта и священника Реджинальда Хибера (1783–1826).


[Закрыть]не доносились из рощи Надменного Джона. В тот же вечер, когда она возвращалась домой из школы, на дороге ее нагнал сам Надменный Джон в своей бричке и впервые с памятного вечера с отравленным яблоком остановился и обратился к ней.

– Не хотите ли, чтобы я подвез вас, мисс Эмили из Молодого Месяца? – спросил он любезно.

Эмили, чувствуя себя немного глупо, влезла в его бричку. Но вид у Надменного Джона, когда он сказал «н-но» своей лошади, был довольно дружелюбный.

– Так, стало быть, ты совершенно покорила сердце отца Кассиди. «Милейшая крошка, какую я только видел», – говорит мне. Уж священников-то, бедолаг, могла бы оставить в покое.

Эмили уголком глаза взглянула на Надменного Джона. Он не показался ей сердитым.

– Ты поставила меняв ужасно трудное положение, – продолжил он. – Я не менее горд, чем любой Марри из Молодого Месяца, а твоя тетя Элизабет сказала много такого, что задело меня за живое. У нас с ней старые счеты. Так что я решил расквитаться, вырубив эту рощу. А ты взяла и нажаловалась на меня за это моему священнику, и теперь я, без сомнения, не решусь срубить ни одной веточки на растопку, чтобы согреть мое дрожащее тело, не испросив предварительно позволения у папы римского.

– О, мистер Салливан, так вы не собираетесь трогать рощу? – спросила Эмили и затаила дыхание.

– Это зависит целиком от вас, мисс Эмили из Молодого Месяца. Вы не можете рассчитывать, что Надменный Джон окажется слишком смиренным. Я получил это прозвище не по причине своей кротости.

– Чего же вы от меня хотите?

– Во первых, я хочу, чтобы ты предала забвению ту историю с яблоком. И чтобы снова заходила ко мне иногда поговорить, как прошлым летом. Факт, что мне тебя очень не хватало… тебя и этой злючки Илзи, которая тоже теперь никогда ко мне не заглядывает, так как считает, что я с тобой плохо поступил.

– Я, разумеется, приду, – сказала Эмили с сомнением в голосе, – если тетя Элизабет мне позволит.

– Скажи ей, что, если не позволит, роща будет вырублена… целиком, до единого деревца. Это на нее подействует. И еще одно. Ты должна попросить меня, очень кротко и вежливо, сделать тебе одолжение и не вырубать рощу. Если ты сделаешь это достаточно мило, я, безусловно, никогда не трону ни единого деревца. Но, если ты откажешься, они пойдут под топор, что бы там ни говорил священник, – заключил Надменный Джон.

Эмили призвала на помощь все свое очарование. Она сложила руки, посмотрела вверх сквозь ресницы на Надменного Джона и улыбнулась – так медленно и очаровательно, как только умела… а Эмили от природы обладала немалым талантом по этой части.

– Пожалуйста, мистер Надменный Джон, – просительно сказала она, – пожалуйста, оставьте мне эту чудесную рощу, которую я так люблю.

Надменный Джон сдернул с головы свою старую мятую фетровую шляпу.

– Разумеется, оставлю. Настоящий ирландец всегда сделает то, о чем его просит леди. Это нас и погубило. Мы отданы на милость женского пола. Если бы ты пришла и сказала мне это прежде, тебе не пришлось бы ходить в Уайт-Кросс. Но помни, ты должна выполнить и другую часть нашего уговора. «Маленькие красные» созрели и «паршивые» скоро созреют… а все крысы отправились на тот свет.

Эмили ворвалась в кухню Молодого Месяца, как маленький ураган.

– Тетя Элизабет, Надменный Джон не вырубит рощу… он сказал мне, что не вырубит… но мне придется иногда заходить к нему… если вы не возражаете.

– Думаю, если бы я и возражала, на тебя это не слишком подействовало бы, – сказала тетя Элизабет. Но ее голос звучал не так резко, как обычно. Она ни за что не призналась бы, какое громадное облегчение испытала, услышав известие, принесенное Эмили, но было очевидно, что оно смягчило ее. – Вот тут письмо для тебя. Я хочу знать, что это означает.

Эмили взяла письмо. Впервые в жизни к ней по почте пришло настоящее письмо, и она затрепетала от восторга. На конверте жирно, черными чернилами было выведено: «Мисс Эмили Старр, Молодой Месяц, Блэр-Уотер». Но…

– Вы его распечатали! – воскликнула она с негодованием.

– Разумеется. Никаких писем, которых я не могу прочесть, вы, мисс, получать не будете. Я желаю знать, как это вышло, что отец Кассиди пишет тебе… и пишет такие глупости?

– Я ходила к нему в субботу, – призналась Эмили, понимая, что тайное уже стало явным. – Я спросила его, не может ли он как-то помешать Надменному Джону вырубить рощу.

– Эмили!

– Я сказалаему, что я протестантка! – воскликнула Эмили. – Он все понял. И он точно такой, как все другие люди. Он понравился мне больше, чем мистер Дэр.

На это тетя Элизабет ничего не сказала. Похоже, ей нечего было сказать. К тому же роще теперь ничто не угрожало. А тому, кто приносит добрые вести, прощают многое. Так что она удовольствовалась тем, что свирепо посмотрела на Эмили. Но та была слишком счастлива и взволнована, чтобы обращать внимание на свирепые взгляды.

Она убежала со своим письмом к чердачному окошку и несколько мгновений пожирала глазами марку и адрес на конверте, прежде чем достать вложенный в него листок.

«Дражайшая и прекраснейшая из всех Эмили на свете, – писал отец Кассиди. – Я посетил нашего надменного друга и не сомневаюсь, что твой зеленый островок страны фей будет сохранен и ты сможешь веселиться там в лунные ночи. Я же знаю, что ты танцуешь там при луне, когда смертные сладко похрапывают во сне. Думаю, тебе придется обратиться к мистеру Салливану с формальной просьбой пощадить эти деревья, но ты увидишь, что упрямиться он не станет. Надо лишь знать, как взяться за дело и выбрать нужную фазу луны. Как идут дела с эпической поэмой и новым языком? Надеюсь, у тебя не возникло никаких затруднений с освобождением Дочери Моря от ее обетов. Продолжай быть другом всех добрых эльфов и твоего восхищенного друга Джеймса Кассиди.

P. S.Бой шлет почтительный привет. Какое слово в твоем языке означает „кот“? Наверняка даже ты не можешь придумать ничего котистее, чем кот, правда?»

Надменный Джон повсюду с удовольствием рассказывал историю о визите Эмили к отцу Кассиди, считая всю историю отличной шуткой и посмеиваясь над самим собой. Рода Стюарт сказала, что всегда знала, какая нахальная девчонка эта Эмили, а мисс Браунелл заявила, что впредь не удивится никакомупоступку Эмили Старр, а доктор Бернли назвал ее «маленькой чертовкой» с еще большим восхищением в голосе, чем обычно, а Перри сказал, что отваги ей не занимать, а Тедди поставил себе в заслугу то, что предложил идею обратиться к отцу Кассиди, а тетя Элизабет отнеслась к произошедшему снисходительно, а тетя Лора выразила мнение, что могло быть и хуже. Но больше всех обрадовал Эмили кузен Джимми.

– Если бы рощу вырубили, сад был бы загублен, а мое сердце разбито, – сказал он ей. – Ты просто прелесть, что не допустила этого.

Месяц спустя, когда тетя Элизабет взяла Эмили с собой в Шрузбури, чтобы купить ей зимнее пальто, они встретили отца Кассиди в магазине. Тетя Элизабет лишь кивнула ему, очень величественно, но Эмили протянула худенькую ручку.

– Получено ли из Рима освобождение от обета? – спросил шепотом отец Кассиди.

Одна Эмили в ее душе ужасно испугалась, как бы тетя Элизабет случайно не подслушала его слова и не подумала, что племянница имеет тайные сношения с папой римским, каких не должна иметь ни одна добрая пресвитерианка и к тому же наполовину Марри из Молодого Месяца. Но другая Эмили затрепетала, наслаждаясь волнующим ощущением тайны и интриги. Она серьезно кивнула; ее глаза красноречиво говорили об удовлетворении.

– Я получила его без всяких затруднений, – прошептала она в ответ.

– Прекрасно, – сказал отец Кассиди. – Желаю тебе удачи… желаю от всей души. До свидания.

– Прощайте, – сказала Эмили; ей казалось, что это слово больше подходит для конспиративных бесед, чем обычное «до свидания». Всю дорогу домой она наслаждалась впечатлениями от этого почти тайного разговора, и чувствовала себя так, словно сама была героиней эпической поэмы. Несколько лет после этого разговора она не видела отца Кассиди – он вскоре был переведен в другой приход, – но всегда вспоминала его как очень приятного и чуткого человека.

Глава 20
Эфирной почтой

«Дорогой папа!

В этот вечер у меня ужасно тяжело на сердце. Сегодня утром умер Майк. Кузен Джимми говорит, что он, должно быть, чем-то отравился. О, папа, дорогой, я чувствовала себя ужасно. Майк был таким прелестным котенком. И я плакала, и плакала, и плакала. Тетя Элизабет была очень недовольна. Она сказала: „Ты не проливала столько слез, даже когда умер твой отец“. Какие жестокие слова! Тетя Лора была добрее, но, когда она сказала: „Не плачь, дорогая. Я подарю тебе другого котенка“, – я почувствовала, что она тоже меня не понимает. Я не хочу другого котенка. Если бы у меня появились миллионыкотят, они не заменили бы мне Майка.

Мы с Илзи похоронили его в роще Надменного Джона. Я так рада, что земля еще не замерзла. Тетя Лора дала мне обувную коробку для гробика и немного розовой гофрированной бумаги, чтобы завернуть его бедное тельце. И мы поставили камень на могиле, и я сказала: „Блаженны мертвые, умирающие в Господе“ [52]52
  Библия, Откровение Иоанна Богослова, гл. 14, стих 13.


[Закрыть]. Когда я сказала об этом тете Лоре, она пришла в ужас и воскликнула: „Эмили, какой ужас! Ты не должна была произносить этого над котом“. А кузен Джимми сказал: „Ты не думаешь, Лора, что невинное маленькое бессловесное создание имеет часть в Господе? Эмили любила его, а вся любовь – часть Бога“. А тетя Лора сказала: „Может быть, ты и прав, Джимми. Но я рада, что Элизабет ее не слышала“.

Может быть, у кузена Джимми чего-то и не хватает, но все, что имеется, очень славное.

Но ох, папа, мне так одиноко без Майка в этот вечер. Вчера вечером он был здесь и играл со мной, такой хитрый, и хорошенький, и смушовый, а теперь лежит, холодный и мертвый, в роще Надменного Джона.

18 декабря.

Дорогой папа!

Я снова здесь, на чердаке. Женщина-ветер отчего-то грустит в этот вечер. Она так горестно вздыхает за окном. И вместе с тем, когда я сегодня в первый раз услышала эти ее вздохи, ко мне пришла вспышка.У меня было такое чувство, словно я увидела что-то, что случилось давным-давно – что-то такое прелестное, что мне стало больно.

Кузен Джимми говорит, что сегодня будет метель. Я рада. Мне нравится слушать по ночам вой бури. Тогда бывает так приятно свернуться калачиком под одеялами и чувствовать, что она не может до тебя добраться. Только, когда я сворачиваюсь калачиком, тетя Элизабет говорит, что я верчусь веретеном. Подумать только, что кто-то не понимает разницы между „свернуться калачиком“ и „вертеться веретеном“.

Я рада, что Рождество в этом году будет со снегом. В этом году наш черед принимать у себя всех Марри. В прошлом году рождественский обед проходил в доме дяди Оливера, но у кузена Джимми был грипп, и он не мог поехать, так что я оставалась с ним в Молодом Месяце. В этом году мне предстоит оказаться в самой гуще праздничных событий, и я ужасно взволнована. Я опишу тебе, дорогой, все подробности, когда Рождество будет позади.

Я хочу кое-что рассказать тебе, папа. Мне стыдно, но думаю, у меня станет легче на душе, если я во всем тебе признаюсь. В прошлую субботу у Эллы Ли был день рождения, и я была приглашена. Тетя Элизабет позволила мне надеть мое новое голубое кашемировое платье. Это очень красивое платье. Тетя Элизабет хотела купить мне темно-коричневое, но тетя Лора настояла на голубом. Я посмотрела на себя в зеркало и вспомнила, как Илзи однажды сказала мне, будто ее отец сказал ей, что я была бы красавицей, если бы у меня был румянец. Так что я нащипала себе щеки, чтобы они стали красными. Я стала гораздо красивее, но румянец быстро прошел. Тогда я взяла старый красный бархатный цветок, который раньше носила на шляпке тетя Лора, намочила его и натерла себе щеки. Потом я пошла на день рождения к Элле, и все девочки смотрели на меня, но никто ничего не сказал, только Рода Стюарт без конца хихикала. Я рассчитывала смыть краску, как только вернусь домой – прежде чем меня увидит тетя Элизабет. Но она решила зайти за мной по пути домой из магазина. Она ничего не сказала мне сначала, но, когда мы добрались домой, спросила: „Эмили, что ты сделала со своим лицом?“ Я рассказала ей и ожидала ужасного нагоняя, но она лишь сказала: „Неужели ты не понимаешь, что повела себя недостойно?“ Я понимала. Я все время это чувствовала, хотя не могла найти подходящего слова. „Я никогда больше этого не сделаю, тетя Элизабет“, – сказала я. – „Да уж, лучше не надо, – сказала она. – Сейчас же пойди и умойся“. Я умылась и стала далеко не такой хорошенькой, какой была с румянцем, но почувствовала себя гораздо лучше. Странно, что потом, дорогой папа, я слышала, как тетя Элизабет со смехом рассказывала обо всем этом тете Лоре в буфетной. Никогда не знаешь, что насмешит тетю Элизабет. Я уверена, что гораздо забавнее была история с Задирой Сэл, которая в прошлую среду пошла следом за мной на молитвенное собрание, но тогда тетя Элизабет совсем не смеялась. Я нечасто бываю на молитвенных собраниях, но в тот вечер тетя Лора не могла пойти, и тетя Элизабет взяла с собой меня, так как не любит ходить одна. Я не знала, что Сэл идет за нами, и увидела ее только возле самой церкви. Я сказала ей „брысь“, но, думаю, Сэл сумела проскочить в церковь, когда кто-то открыл дверь, и пробралась на галерею. Как только мистер Дэр начал молиться, Сэл принялась подвывать. Раздавалось это под потолком на большой пустой галерее просто ужасно. Я чувствовала себя такой виноватой и несчастной. В ту минуту мне ни к чему было румянить щеки. Они горели от стыда, а глаза у тети Элизабет блестели нечеловеческим блеском. Мистер Дэр молился долго. Он глуховат, так что не слышал Сэл, как и в тот раз, когда сел на нее. Но все остальные слышали, и мальчишки хихикали. После молитвы мистер Моррис поднялся на галерею, чтобы выгнать Сэл. Нам было слышно, как она карабкается по лавкам, а мистер Моррис за ней. Я с ума сходила от страха, что он ее ударит. Я сама собиралась отшлепать ее дранкой на следующий день, но не хотела, чтобы ее пинали ногами. Прошло много времени, прежде чем он согнал ее с галереи. Она промчалась вниз по ступенькам и влетела прямо в церковь, а потом пронеслась два или три раза на бешеной скорости туда и обратно по проходам между скамьями, а мистер Моррис гнался за ней со шваброй. Теперь ужасно смешно об этом вспоминать, но тогда мне было не до смеха. Меня душил такой стыд, и я так боялась, что Сэл пострадает.

В конце концов мистер Морис выгнал ее из церкви. Когда он сел на свою скамью, я скорчила ему рожу за моим молитвенником. По дороге домой тетя Элизабет сказала: „Думаю, ты уже в достаточной мере опозорила нас в этот вечер, Эмили. Больше я никогда не возьму тебя на молитвенное собрание“. Мне жаль, что я опозорила Марри, но я не понимаю, в чем моя вина, да и молитвенные собрания я все равно не люблю: они такие скучные.

Но в тот вечер, дорогой папа, собрание совсем не было скучным.

Ты замечаешь, что я стала писать грамотнее? Я придумала отличный способ улучшить свое правописание. Сначала я пишу письмо целиком, а потом ищу в словаре все слова, в написании которых не уверена, и вношу исправления. Правда, иногда я не сомневаюсь, что написала слово правильно, а на самом деле это не так.

Мы с Илзи совсем забросили наш язык. Поссорились из-за глаголов. Илзи возражала против того, чтобы в языке были разные времена для глаголов. Она хотела, чтобы для каждого времени просто было совсем другое слово. Но я сказала, что если уж берусь создавать язык, то он должен быть полноценным, а Илзи разозлилась и сказала, что ей хватит мороки с английской грамматикой и я, если хочу, могу сама создавать свой дурацкий язык. Но создавать язык в одиночестве никакого удовольствия, так что я тоже это дело забросила. А жаль, потому что было очень интересно и приятно придумывать новые слова и ставить в тупик других девочек в школе нашими разговорами. А с французскими мальчиками нам расквитаться все же не удалось, так как у Илзи все время, пока копали картошку, болело горло, и она не могла прийти. Мне кажется, жизнь состоит из одних разочарований.

На этой неделе у нас в школе проходили экзамены. Я сдала довольно хорошо всё, кроме арифметики. Мисс Браунелл объясняла что-то насчет экзаменационных заданий, но я в это время сочиняла в уме рассказ и не слышала ее, так что получила плохие отметки. Рассказ называется „Секрет Мадж Макферсон“. Я собираюсь купить четыре листа писчей бумаги на деньги, которые выручила за яйца, сшить эти листы в виде тетрадки и записать в нее рассказ. Я могу тратить деньги, полученные за яйца от моей курочки, как хочу. Думаю, что, возможно, стану, когда вырасту, писать не только стихи, но и романы. Но тетя Элизабет не позволяет мне читать романы, а без этого откуда я смогу узнать, как их писать? И еще одно меня тревожит. Что, если я вырасту и напишу чудесную поэму, а люди не поймут, как она хороша?

Кузен Джимми говорит, что один мужчина из Прист-Понд уверяет, будто скоро настанет конец света. Надеюсь, это произойдет не раньше, чем я увижу все, что существует в этом мире.

Церковный староста Маккей заболел свинкой. Бедняга.

Я ночевала на днях у Илзи, потому что ее папа был в отъезде. Илзи теперь читает молитвы и поспорила со мной, что сможет молиться дольше меня. Я сказала, что ничего у нее не выйдет, и потом старательно перечисляла в молитве все, что только могла придумать, а когда уже ничего не могла придумать, решила начать заново, но тут же подумала: „Нет, это будет нечестно. Старр должен всегда быть честен“. Так что я встала с колен и сказала: „Ты победила“, но Илзи ничего не ответила. Тогда я обошла вокруг кровати и увидела, что она спит прямо на коленях. Когда я ее разбудила, она сказала, что нам придется отложить наш спор, потому что она могла бы продолжать молиться очень долго, если бы не заснула.

Когда мы легли в постель, я рассказала ей кучу всего, а потом об этом пожалела. Это все были секреты.

На днях на уроке истории мисс Браунелл сказала, что сэру Уолтеру Рэли [53]53
  Рэли (Рейли), Уолтер (1552–1618) – знаменитый английский аристократ, придворный, государственный деятель, поэт и авантюрист; основал несколько первых английских колоний в Северной Америке. Получил рыцарское звание от королевы Елизаветы I, после ее смерти за попытку государственного переворота был по приказу короля Якова I посажен в Тауэр, а впоследствии казнен.


[Закрыть]пришлось просидеть в Тауэре четырнадцать лет. А Перри спросил: „Неужели ему не позволяли иногда вставать?“ Тогда мисс Браунелл наказала его за дерзость, но Перри задал свой вопрос совершенно серьезно. А Илзи ужасно разозлилась на мисс Браунелл за то, что та побила Перри, и на Перри за то, что он задал такой глупый вопрос, будто совсем уж ничего не понимает. Но Перри говорит, что намерен написать когда-нибудь потом свой собственный учебник истории, в котором не будет таких нелепостей.

В воображении я достраиваю Разочарованный Дом. Я обставляю комнаты так, словно это цветники. У меня есть комната роз – вся розовая, и комната лилий – целиком белая и серебристая, и комната анютиных глазок – лиловая с золотом. Мне хотелось бы, чтобы Разочарованный Дом мог весело встретить рождественские праздники. В нем никогда не отмечали Рождество.

Ах, папа, у меня только что возникла чудесная идея. Когда я вырасту и напишу великий роман и получу кучу денег, я куплю Разочарованный Дом и его дострою. Тогда он больше не будет Разочарованным!

Мисс Уиллсон, учительница Илзи в воскресной школе, подарила ей Библию за то, что она выучила двести стихов. Но, когда Илзи принесла ее домой, отец швырнул книгу на пол и пинком выбросил за дверь. Миссис Симмз говорит, что его постигнет Божья кара, но пока ничего еще не случилось. Бедный человек искалечен жизнью. Вот почему он совершил такой дурной поступок.

В прошлую среду тетя Лора взяла меня с собой на похороны старой миссис Мейсон. Мне нравятся похороны. Это так драматично.

А еще на прошлой неделе умерла моя свинья. Для меня это стало громадной фенансовой потерей. Тетя Элизабет говорит, что кузен Джимми чересчур хорошо ее кормил. Думаю, я зря назвала ее Надменным Джоном.

В школе мы сейчас рисуем карты. Лучшие отметки всегда получает Рода Стюарт. Мисс Браунелл не знает, что Рода просто прижимает карту к оконному стеклу, кладет на нее бумагу и переводит контуры. Мне нравится рисовать карты. Норвегия и Швеция выглядят точь-в-точь как тигр, а горные хребты – полоски у него на шкуре. Ирландия похожа на маленькую собачку, которая повернулась спиной к Англии и поджала передние лапы к грудке. Африка напоминает большой свиной окорок. У Австралии прелестные очертания, очень приятно ее рисовать.

Илзи теперь успевает в школе очень хорошо. Она говорит, что не допустит, чтобы оценки у меня были лучше, чем у нее. Она может учиться как зверь (это выражение Перри), если постарается, и недавно получила серебряную медаль на конкурсе чтецов графства Куин [54]54
  Графство, расположенное в центральной части острова Принца Эдуарда.


[Закрыть]. Шарлоттаунский Союз за трезвость [55]55
  Женский Христианский Союз за трезвость – влиятельная общественная организация, которую основала в 1873 г. в США Франсес Уиллард. В Канаде первое отделение Союза появилось в 1894 г. в провинции Онтарио.


[Закрыть]присуждает ее за лучшую декламацию. В Шрузбури проходил их ежегодный конкурс, и тетя Лора отвезла туда Илзи, так как доктор Бернли не захотел сам ее отвезти, и там Илзи победила. Тетя Лора сказала доктору Бернли, когда он был однажды у нас, что ему следовало бы дать Илзи хорошее образование. А он сказал: „Не собираюсь выкидывать деньги на образование девчонок“. И выглядел он при этом как грозовая туча. О, я очень хотела бы, чтобы доктор Бернли любил Илзи. И я так рада, что ты, папа, любил меня.

22 декабря

Дорогой папа!

Сегодня у нас в школе состоялся публичный экзамен. Это было большое событие. Присутствовали почти все, если не считать доктора Бернли и тети Элизабет. Все девочки, кроме меня, были в своих лучших платьях. Я знала, что Илзи нечего надеть, кроме ее старого платья из шотландки, которое она носила еще прошлой зимой и которое слишком коротко для нее, и потому, чтобы ей было не так неприятно, я тоже надела мое старое коричневое. Тетя Элизабет сначала не хотела позволить мне надеть его, потому что Марри из Молодого Месяца должны быть всегда хорошо одеты, но, когда я объяснила насчет Илзи, она взглянула на тетю Лору и дала разрешение.

Рода Стюарт издевалась надо мной и над Илзи, когда увидела нас, но я собрала ей на голову горящие уголья». [56]56
  Воздала добром за зло, обезоружила великодушием. См. Библия, Притчи, гл. 25, стихи 21–22, а также Послание к римлянам, гл. 12, стих 20. «Если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его; ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья».


[Закрыть](Это библейское выражение.) Она декламировала и вдруг забыла строчку. Книжку она оставила дома, а никто другой, кроме меня, не знал этого стихотворения наизусть. Сначала я взглянула на нее с торжеством. Но потом мною овладело странное чувство, и я подумала: «А что чувствовала бы я, если бы забыла слова, стоя перед такой тучей народа? К тому же на карту поставлена честь школы». И я шепотом подсказала ей строчку, так как была совсем рядом. Она благополучно дочитала стихи до конца. Странное дело, дорогой папа, теперь я совсем не испытываю к ней ненависти. Я отношусь к ней вполне доброжелательно, и это гораздо приятнее. Ненавидеть людей очень неудобно.

28 декабря

Дорогой папа!

Рождество позади. Оно прошло довольно приятно. Я никогда не видела, чтобы готовили сразу столько вкусностей. К нам приехали дядя Уоллес с тетей Ивой, дядя Оливер с тетей Адди и тетя Рут. Правда, дядя Оливер не привез никого из своих детей, и я была очень разочарована. Доктор Бернли и Илзи тоже обедали в тот день у нас. Все были ужасно разряжены. Тетя Элизабет надела свое черное атласное платье с воротничком из брюссельских кружев и такой же чепчик. Она выглядела весьма внушительно, и я ею гордилась. Человеку приятно, когда его родственники выглядят хорошо, даже если он их не любит. Тетя Лора надела коричневое шелковое платье, а тетя Рут – серое. Тетя Ива была исключительноэлегантна в своем платье со шлейфом. Но пахло оно нафталином.