Текст книги "Единственный вдох"

Автор книги: Люси Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Ева открывает кран, отмывает пальцы, жирные после пиццы, тщательно вытирает руки. Когда она выходит из ванной, Сол выбрасывает пустую бутылку в урну и, позвякивая ключом от своего номера, говорит:

– Я пойду, долгий был день.

Он поворачивается к выходу, и Еву обжигает чувство досады. В открытую дверь врывается прохладный воздух.

– До завтра. – Сол слегка улыбается на прощание. Он пристально смотрит на Еву, и в его взгляде проскальзывает что-то вроде смирения. – Приятных снов, Ева.

Она закрывает глаза и нервно сглатывает.

– Не уходи…

Слова сменяются молчанием, а затем она то ли слышит, то ли чувствует, что Сол повернулся.

– Что ты сказала?

– Не уходи.

Ева открывает глаза: Сол замер в проеме, держится за ручку двери. Осторожно закрывает ее.

– Ева?

Глаза наполняются слезами. Ева сама не знает, что она делает, что она чувствует.

Сол подходит ближе, от него приятно пахнет, как после душа. Он слегка касается ее лица, проводит пальцами по щеке.

– Не знаю, что это со мной… – шепчет Ева.

Сол не отрывает от нее внимательного взгляда темных глаз.

– Мы оба не знаем.

Он наклоняется и прижимается к Еве губами. В пылу ее желания не остается места для разумных сомнений.

Их ладони соприкасаются, жар ее губ обжигает язык Сола.

Это не пьяный поцелуй, не жадный и не поспешный. Напротив, нежный и полный сочувствия, он заменяет недостающие слова. Они занимаются любовью в мотеле, и в эту прекрасную ночь Ева не думает о Джексоне или его прошлом. Она наслаждается настоящим моментом рядом с Солом.

Глава 24

Ева просыпается после глубокого сна без сновидений. Она в комнате мотеля – одна. Ева встает, убирает волосы с лица, смотрит на часы: одиннадцать утра. Не может быть! Она моргает и снова приглядывается к цифрам. Поразительно, так долго спать!

Рядом с часами записка на оторванном куске картона, жирном от пиццы. Ева берет картонку: написано шариковой ручкой по гофрированной поверхности, отчего буквы получились угловатыми и смешными.

«Я в больницу, вернусь после 12. Потом на Уотлбун… Целую, Сол».

Ева откидывается в кровати, одеяло соскальзывает с обнаженного тела. Она вспоминает, как они занимались любовью, как она впивалась ногтями в его спину, притягивала его к себе все ближе, чтобы двигаться в одном ритме…

Ева переворачивается: его подушка все еще примята, и она проводит по ней пальцами. Джексон тоже спал на правом боку.

Боль вдруг разрывает изнутри, и Ева подтягивает к груди колени. Она чувствует вину. Столько раз она просыпалась рядом с Джексоном, разглядывала его щетину, его припухшие от сна веки. Он притягивал Еву к себе, в крепкие и жаркие объятия.

– Я спала с твоим братом, – шепчет она, разглаживая подушку, будто та хранит след от Джексона. – Прости меня.

Рыдания вырываются из груди, пробираются наружу безутешным воем. Как она могла? Как больно было бы Джексону, если бы он увидел ее с Солом.

А потом ей вдруг вспоминается Жанетт, Кайл, бесконечные обманы… Ева сжимает подушку в кулак, швыряет ее через всю комнату, та задевает потолок и с глухим стуком попадает в дверь.

Ева вновь ложится, натягивает одеяло до подбородка.

– Доброе утро. – Сол подходит к койке отца. – Как ты себя чувствуешь?

– Как будто я вчера дико напился, а потом еще и подрался.

Дирк с трудом садится; отдышавшись, просит Сола налить ему воды.

– Что ел на завтрак? – спрашивает Сол и подносит отцу пластиковый стаканчик.

– Какой-то дурацкий витаминный коктейль. Мой организм, видите ли, не получает нужных веществ. – Дирк делает глоток. – Спасибо, что пришел вчера. Надеюсь, я не помешал твоим планам.

Сол выглядывает в окно на парковку у больницы. Надо что-то ответить. Не поворачиваясь лицом к Дирку, он говорит:

– Я вчера ездил в Уоррингтон.

– И что ты там делал?

Сол сжимает руки на затылке, смотрит на отца.

– Слушай, пап, Ева еще здесь.

– В Тасмании?

Сол кивает.

– Она знает про Жанетт.

– Что? – Дирк подается вперед, лицо искривляется от боли. – Как она узнала?

– Наткнулась на Флаера, а тот начал болтать про Джексона. Заткнуть его не получилось. Упомянул Жанетт… пришлось рассказать.

– Черт побери, Сол! Почему вы вообще оказались там вместе? Ева должна была вернуться в Англию!

– Ну да, только не вернулась. Она еще в Тасмании, и ей все известно.

– Вы ездили в Уоррингтон к Жанетт?!

– Ева хотела с ней поговорить.

– И ты позволил? – восклицает Дирк. – Ты что, идиот? Теперь всей Тасмании будет известно!

– Надеюсь, Жанетт не станет болтать. А если и станет, что с того?

– Что с того? Я потерял сына, разве этого не достаточно? Не хочу, чтобы еще и имя его истоптали в грязи.

– Не стоило скрывать все от Евы. Она вправе знать.

– Ева милая девушка, Сол, она мне понравилась, но скажи-ка мне, что хорошего для нее в этом знании?

– Может, и ничего. Не нам решать.

Дирк вздрагивает и тяжело вздыхает, хватается за живот.

– Пап, все нормально?

Дирк кивает, однако Сол успокаивается, только когда через пару минут заходит медсестра и увеличивает отцу дозу обезболивающего.

После ухода медсестры Дирк говорит:

– Прости, что накричал. Тяжело, когда бросаешь пить – все время на взводе.

– Ничего страшного, – пожимает плечами Сол. Он встает, забирает куртку со спинки кресла. – Отдыхай.

– Между прочим, я подумал о твоем предложении…

– Ты об Уотлбуне?

– Ага. – Отец шмыгает носом. – Не могу же я вечно делать вид, будто острова не существует?

– И что? Ты поживешь у меня?

– Да, поживу, – соглашается Дирк.

Сол останавливается у мотеля, глушит двигатель, но не выходит из машины. Ева должна ждать его в комнате, и они вернутся на Уотлбун. Сол ушел, когда она еще спала – рука поперек подушки, веки слегка подрагивают.

Он точно знает, почему сидит здесь, на парковке у мотеля, и слушает, как гудит остывающий двигатель: боится постучать в дверь и услышать от Евы, что все это было ошибкой.

Чем дольше Сол не выходит из машины, тем больше деталей прошлой ночи он вспоминает: какая гладкая у Евы кожа, как с ее губ срывались стоны.

Сол вынимает ключ из зажигания и вылезает из пикапа. Ну же, соберись. Он поднимается по бетонной лестнице к ее номеру, громко стучит в дверь и ждет, засунув руки в карманы. На стоянке вдруг с ревом оживает мотоцикл. Звук напоминает ему старый байк Джексона, который тот купил у парня в лодочной мастерской. Брат надевал джинсы и потрепанную кожаную куртку и все лето разъезжал по округе. Говорил, что ему удалось соблазнить кучу девчонок.

Вдруг Сол ясно представляет брата вместе с Евой, и от чувства вины и ревности напрягается все тело. Невыносимо думать о том, что Джексон обнимал ее за талию, касался ее губ. Сол не вправе ревновать, ведь Ева была женой брата, однако места для разумных мыслей в голове не осталось.

Он шумно выдыхает. Хватит думать о Джексоне. Он стучит еще раз – громче. Приглаживает рукой волосы. Господи, как мальчишка на первом свидании! Опирается на дверь, прислушивается. Внутри тишина.

Сол отходит, смотрит на номер комнаты. Нет, не ошибся. Глядит на часы: полдень. Неужели Ева ушла? Может, испугалась? Черт, не стоило так спешить.

Он вынимает из кармана телефон и собирается набрать номер Евы, как вдруг слышит:

– Мне звонишь?

На Еве простой топ кремового цвета, вид свежий, глаза ясные и широко раскрытые.

– Ходила за кофе.

– Понятно, – с облегчением говорит Сол.

Она подает ему стаканчик со скромной, едва заметной улыбкой.

– Как отец?

– Его наконец смогли покормить. Будем надеяться, скоро окрепнет.

– Это хорошо. Когда ты теперь его навестишь?

– Завтра после работы.

Ева открывает комнату.

– Только возьму сумку.

Сол заходит следом. В затхлом номере стоит запах мыла и духов Евы. Он смотрит на кровать – одеяло откинуто. Здесь Ева лежала рядом с ним.

– Вроде бы все. – Ева собрала вещи в сумку.

– Давай я понесу.

Сол забирает сумку. Ева останавливается, смотрит на него. У Сола выскакивает сердце из груди.

– Все нормально?

Ева не спеша кивает:

– Думаю, да.

Пикап отъезжает, поднимая облако красной пыли. Ева с улыбкой идет к хижине. Сол поцеловал ее на прощание, слегка оцарапав щетиной – было приятно. Даже больше, чем приятно.

Залив очень красив: от легкого бриза по поверхности идет рябь, но море достаточно спокойное – можно понырять. Надо занести вещи и посмотреть, прозрачная ли вода.

Ключ от хижины лежит под булыжником в крапинку. Ева открывает дверь, снимает сумку с плеча, заходит внутрь.

И замирает.

По затылку пробегают мурашки. Такое чувство, что в доме кто-то был.

Ева кладет сумку на пол, осторожно проходит вперед.

– Кто здесь?

Тишина.

Ева осматривается. Все на своих местах, однако что-то не так.

Запах!.. Ева замирает. Чувствуется легкий аромат кожи и мускуса. Аромат Джексона.

По телу разливается холод. Комната полнится его запахом, словно Джексон только что, буквально минуту назад был в хижине.

Их с Джексоном фотографии по-прежнему нет на полке.

Ева идет к спальне, берется за металлическую ручку двери и толкает ее вперед.

В комнате никого, шторы слегка развеваются на ветру. Естественно, никого, кто сюда мог прийти? На подушке – красная клетчатая рубашка Джексона, в которой она спит. Ева аккуратно свернула ее перед поездкой в Уоррингтон, но что-то кажется неправильным. Надо подойти поближе и посмотреть.

Нет, именно так она рубашку и сложила. Какой-то абсурд.

Ева собирается выйти из спальни, но все-таки берет рубашку, подносит к лицу и вдыхает.

Она надевает ее по ночам уже несколько месяцев, так что запах Джексона давно выветрился, однако сейчас его аромат буквально бьет в нос, густой и обволакивающий.

Сердце колотится, кровь приливает к голове. Ева бросает рубашку на пол, и та с шорохом падает у ее ног.

Столько раз я собирался рассказать правду!.. Останавливало меня всегда одно: я боялся тебя потерять. Чем больше я врал, тем труднее было раскрыть истину.

Иногда я испытывал тебя, проверял реакцию на некоторые ситуации. Однажды рассказал про своего коллегу Тони, ты встречалась с ним пару раз, и он тебе понравился. У Тони была зависимость от азартных игр, и он несколько лет скрывал это от жены.

В конце концов она все узнала, но к тому времени Тони успел перезаложить их дом, чтобы покрыть долги. Жена выставила его за порог, и ему пришлось ночевать у сводного брата.

Узнав об этом, ты сказала:

– Так жалко их обоих.

А я спросил:

– Ты бы простила мужа на ее месте?

Ты задумалась. Я ожидал твоего вердикта под бешеный стук сердца.

Наконец ты сказала:

– Тони мне нравится, он хороший парень, но будь я на месте его жены, то вряд ли бы простила.

– Почему?

– Дело не в азартных играх, а в том, что муж так долго ее обманывал. Как ему доверять?

– Но ведь она его любит, – слегка повысил я голос.

Ты пожала плечами.

– Может, этого мало.

Глава 25

Сол достает бутылки вина из шкафа и складывает их в картонную коробку. Потом подходит к холодильнику и открывает нижнее отделение: стеклянные бутылки пива поблескивают, как свежепойманная рыба. Сол колеблется, раздумывая, можно ли припрятать где-нибудь парочку бутылок. Он привык приходить с работы и пить пиво на террасе, любуясь закатом – этого будет не хватать.

Нет, никакого алкоголя в доме. Он укладывает пиво в коробку, вытаскивает виски и ром из шкафчика над ящиком с посудой и, прижимая коробку к груди, выходит из дома.

Наконец-то суббота. Еву видно издалека, она сидит на краю террасы и разглядывает что-то у себя в руках. Сол привык считать, что это ее хижина, хотя когда-нибудь Джо вернется из Дарвина, или Ева решит уехать. О будущем они не говорят; прошла неделя после ночи в мотеле, и оба осторожничают, словно на ощупь движутся в темноте.

Всю неделю на работе Сол постоянно смотрел на часы: скорей бы выбраться из лаборатории и пойти к Еве. Когда получалось уйти пораньше, они вместе ныряли в бухте. Ева научилась замедлять дыхание и спокойно чувствовать себя в воде; теперь у нее вырабатывается свой изящный стиль ныряния. Самое приятное в совместном фридайвинге – это ощущение, будто время остановилось.

Сол подходит ближе и видит, что Ева возится с застежкой от маски. Она в свитере, но загорелые ноги ничем не прикрыты. Ева щурится на солнце, затем улыбается, обнажая зубы – такие белые на фоне темной кожи.

Улыбка будто наполняет его солнечным светом, согревая изнутри. Между ними что-то есть, некая крепкая связь – и, по правде сказать, это пугает. Что будет дальше?

Сол пытается осознать загорающееся в душе чувство и понимает: он влюблен в Еву.

Надо что-то сказать, однако в голову ничего не приходит. На языке крутится лишь одно: «Я влюбился в тебя. Я влюблен». Ева глядит на коробку, и Сол вспоминает, зачем пришел.

– Убрал из дома весь алкоголь. Из-за отца, – объясняет он.

Ева наклоняется, чтобы заглянуть в коробку, и Сол любуется гладкой кожей ее шеи.

– И ты собираешься доверить все это мне?

Неплохо бы сострить в ответ… Не найдя достойного ответа, Сол ставит коробку, садится рядом на край террасы, так близко к Еве, что чувствуется исходящее от нее тепло.

– Как насчет похода на мыс Игл-Кейп?

– Все в силе. – Они планировали забраться на верхушку мыса, откуда открывается вид на полуостров Тасман. – Отсюда доберемся за пару часов.

– Отлично, у нас весь день впереди.

Ева убирает волосы с лица: на лбу у нее веснушки, а над бровью крошечный шрам. Нельзя сдержаться и не прижаться к ее сладким губам, к ее телу, отзывающемуся на все прикосновения.

Сол резко прерывает поцелуй.

На террасе он заметил клетчатую рубашку Джексона: та висит на спинке стула, и такое ощущение, будто рубашка надета на широкие плечи брата.

– В чем дело, Сол?

Он не отвечает, и Ева следит за его взглядом.

– Вот оно что…

– Извини. Просто… как-то неожиданно.

Глядя на рубашку, можно подумать, что Джексон был здесь всего пару минут назад.

Сола переполняет ревность. Потирая затылок, он спрашивает:

– Ты… ее носишь?

Ева не спешит отвечать, хмурится.

– Иногда, вместо пижамы.

Сол нервно сглатывает. Хватит представлять, как Ева, обнаженная, укутывается в рубашку Джексона. Хочется спросить лишь одно: «Почему после всего, что он сделал, ты по-прежнему жаждешь его присутствия?»

Однако Сол не задает вопрос – пока он не готов услышать ответ.

Час спустя они поднимаются по грунтовой дорожке, сквозь навес эвкалиптовых деревьев бьют лучи солнца. Здесь сыро и пахнет землей; на лбу и под поясом шортов выступает пот.

Сол идет впереди, ноги у него крепкие и мускулистые. Он следит за тропой – нет ли тигровых змей. В это время года, как он сказал Еве, змеи часто греются у дорожек. Не считая этого, почти всю прогулку Сол молчит.

Ева сама не понимает, почему спит в рубашке Джексона. Она знает лишь, что когда-то очень сильно его любила, нельзя взять и все забыть.

Обнаружив неделю назад рубашку Джексона у себя на подушке и вдохнув его аромат, Ева уселась на полу и весь вечер плакала, уткнувшись в рубашку. Да, чувство вины сыграло над разумом злую шутку, но все равно так больно, словно сердце вырвали из груди.

Не следует спешить с Солом, как с Джексоном; напротив, надо быть осторожнее. Ева уже не так уверена в себе и в своих суждениях, особенно после того, как она почувствовала несуществующий аромат Джексона. Вдруг и сердце ее подводит? Трудно понять, влюбляется ли она в Сола – или не может забыть Джексона?

Через полчаса пути тропа выходит к равнине: вот и вершина мыса. Деревья редеют, впереди залитый солнцем океан. Свежий ветер обдувает кожу, Ева закрывает глаза и делает глубокий вдох.

Сол снимает рюкзак, достает бутылку воды. Ева пьет жадными глотками, вытирает рот тыльной стороной ладони.

Она садится на поваленное дерево, дает ногам отдохнуть. Сол устраивается рядом.

– Когда-то здесь был наблюдательный пункт китобоев. На мысе устроили базу, чтобы следить за появлением китов и предупреждать своих.

Ева смотрит на океан. Кажется, что это место неподвластно времени, словно его основа – сама вечность.

– Здесь так спокойно…

– И мама всегда это говорила. Когда мы с Джексоном были маленькими, она брала нас с собой: мы сидели рядом с ней на покрывале и рисовали.

– Это то самое место?.. – вдруг понимает Ева.

Джексон рассказывал: лесной пожар застал их маму там, где она любила писать.

– Да.

Когда они поднимались по тропе, Ева заметила, что внизу деревья выше. Видимо, маленькие деревца наверху выросли после пожара.

– Тебе трудно находиться здесь?

Сол задумывается.

– Я давно здесь не был. Отец вообще не желал бывать на Уотлбуне, так что мне казалось, что неправильно приходить сюда, пусть и одному. – Сол скрещивает руки на груди, засовывает ладони в подмышки. – Маме нравилось это место, здесь развеян ее прах.

Вдалеке виднеется парусник.

– Джексона мучили кошмары.

– Правда? – удивляется Сол.

– Он просыпался, кашляя. Ему снилось, что горит лес и он ищет маму среди деревьев, пытается спасти ее.

– Я и не знал. Мы никогда не говорили о пожаре – ни с ним, ни с отцом.

– Почему?

Сол какое-то время размышляет, потом говорит:

– Наверное, было слишком трудно.

Сол с Евой идут в ногу, спускаются по тропе в тени елей, подгоняемые бризом с моря. Почему он заговорил о пожаре? Наверное, с Евой ему легко и тепло, как никогда прежде.

– Мне было тринадцать, Джексону пятнадцать. Все лето мы провели в хижине на Уотлбуне, оставалась неделя до школы. – Ева идет рядом. Тропа усыпана сосновыми иголками, шаги почти беззвучны. – Мы с отцом поехали на другой конец острова присмотреть прицеп для лодки. Парень, который продавал прицеп, держал водяных черепах – только из-за них я и поехал. В тринадцать черепахи меня интересовали как ничто другое. – Улыбка Евы обнадеживает, и Сол продолжает: – На обратном пути мы заметили дым. Огромное облако темного дыма поднималось в небо.

Дым казался волшебным, загадочным. Тринадцатилетний Сол был удивлен и обрадован; лесной пожар – всегда событие… Воспоминания пробуждают чувство вины.

– Из-за чего загорелось? – спрашивает Ева.

– Неизвестно. Лето стояло сухое, и деревья были словно спички. Может, костер, может, дети баловались… да что угодно. Даже под осколком стекла сухие листья нагреваются и начинают тлеть.

Тропинка становится уже, Сол и Ева спускаются дальше по одному. Сол идет впереди: так, не глядя на Еву, рассказывать легче.

– Отец высадил меня у хижины и велел никуда не пускать маму и Джексона, пока он не узнает, что происходит. Однако дома их не оказалось.

Сол пошел вдоль залива к хижине Жанетт. Джексон был у нее, валялся на диване и играл в «Супер Марио». Сол разозлился: это он дружил с Жанетт, а Джексону она даже не нравилась, зато у нее была приставка «Нинтендо».

– Видел пожар? – спросил Сол брата.

– Ага. – Джексон пожал плечами, не отрываясь от экрана.

Жанетт вышла на террасу посмотреть на клубы дыма.

– Думаешь, до нас дойдет?

– Конечно, нет, – ответил Джексон. – Пожарные наверняка уже тушат.

– Отец велел ждать в хижине, – сказал ему Сол.

Джексон закончил игру, положил джойстик и только тогда встал с дивана.

– Пошли.

Когда братья подходили к хижине, примчался Дирк, то и дело беспокойно глядя в небо.

– Где мама?

– Не знаю, – сказал Джексон. – Разве не дома?

– Наверное, пишет? – предположил Сол.

– В машину, быстро!

И вдруг пошел снег. Теплый ветер кружил бледные хлопья. Одна снежинка – легкая, почти невесомая – упала на руку. Сол коснулся ее пальцем, и на ладони остался темно-серый след.

Отец резко схватил его и потащил к машине. Наверх к мысу Игл-Кейп можно было добраться либо на полноприводном джипе, либо пешком через лес. На первой передаче Дирк взбирался по изрытой ямами дороге, двигатель натужно рычал. Ветки царапали машину, а Сола с Джексоном так подбрасывало на заднем сиденье, что они ударялись о крышу головой. Густой дым затянул дорогу, пробрался в машину через воздухозаборники и щели в дверях. Сол натянул футболку на голову, чтобы не закашляться.

Дирк обернулся, пристально посмотрел на ребят. Тогда Сол не понял, что пытался разглядеть отец: Дирк решал, стоит ли рисковать жизнью сыновей, чтобы спасти жену.

Дирк резко затормозил, начал сдавать назад. Когда он оглядывался, чтобы развернуться на задымленной дороге, его лицо напоминало серую маску.

Он не поехал дальше, и это решение мучило Дирка всю жизнь. Лес сгорел дотла, тело матери нашли в ста метрах от верхушки мыса.

Закончив рассказ, Сол смотрит на Еву. Они остановились на узкой тропинке, стоят лицом друг к другу.

– Значит, из-за пожара твой отец больше не приезжал на Уотлбун?

– Да. Ему было слишком тяжело, слишком много воспоминаний. Но прятаться от прошлого – тоже не выход.

– Завтра привезешь его к себе?

Сол кивает.

– По крайней мере, собираюсь. Вдруг в последний момент откажется?

– Здесь ему будет лучше.

– Надеюсь.

Ева подходит ближе, обнимает Сола. От тепла ее тела в груди все сжимается.

– Ева, я сомневаюсь… – тихо произносит он. Не хочется об этом говорить. Почему все так сложно? – Если отец останется, нужно ли рассказывать ему… ну… про нас? – Сол поддевает сосновые иголки ногой. – Только не подумай, что я чего-то стесняюсь. Просто ему сейчас трудно будет понять.

Ева медленно кивает:

– Пожалуй.

Они внимательно смотрят друг на друга, а затем идут дальше.