Текст книги "Послушай-ка, слон..."

Автор книги: Людвик Керн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

X

Доминик оказался удивительно способным учеником. Вскоре он научился шевелить не только передней левой ногой, но и передней правой, а потом и задней левой и задней правой. Он уже двигал всеми четырьмя ногами! Дошла очередь и до хобота.

– Ты уже научился передвигать ногами, – сказал ему однажды Фумтя. – Теперь пора учиться шевелить хоботом. Всякий слон, который считает себя настоящим слоном, должен уметь двигать хоботом. Моя бабушка, старая-престарая, мудрая-премудрая муравьиха, рассказывала мне, какие удивительные штуки умеют выделывать хоботом слоны.

– Не верю! – воскликнул Доминик.

– Чему не веришь? – спросил обиженный до глубины души Фумтя.

– Не верю, что твоя бабушка видела слонов.

– Видела! Видела!

– Быть этого не может!

– «Не может, не может»! – передразнил Доминика Фумтя. – Знаешь, где моя бабушка долгое время жила с дедушкой? Знаешь или нет?

– Не знаю! – ответил Доминик.

– В зоопарке. Ага! Теперь ты уже не споришь?

– Теперь не спорю, – буркнул Доминик. – Надо было сказать сразу.

– Ладно, оставим это, – великодушно заявил Фумтя, – Учись шевелить хоботом! Понятно?

– Понятно... Объясни, как это делается.

– Попробуй сперва поднять хобот чуть-чуть вверх.

– Вот так?

– Так. Превосходно. Теперь опусти чуть-чуть вниз.

– Так?

– Так. Великолепно! Ещё раз.

– Получается?

– Очень хорошо. Теперь попробуй вбок.

– Ну как, получается?

– Молодчина! Теперь в другую сторону.

– Пожалуйста! – отозвался Доминик и принялся всё быстрее и быстрее шевелить хоботом.

– Пожалуйста, потише! – крикнул Фумтя. – У меня голова кружится.

Как вы, наверно, помните, во время урока Фумтя сидел у Доминика на хоботе. И теперь, когда хобот принялся выписывать в воздухе кренделя, Фумте показалось вдруг, что он сидит на качелях.

– Погоди минуточку, – взмолился Фумтя, – ещё, чего доброго, упаду, убьюсь! Лучше я переползу на другое место.

Как только Доминик перестал качать хоботом, Фумтя бросился бежать. Он переполз на ухо.

– Хоть здесь посижу спокойно, – буркнул Фумтя.

Но бедняга ошибся. Ожили и уши Доминика. Первое, ещё вялое движение уха чуть не сбросило Фумтю на землю.

– Что ты делаешь? – завопил в ужасе Фумтя. – Кто тебе позволил шевелить ушами?

– Я нечаянно, – принялся уверять Фумтю Доминик. – Сам не знаю, почему у меня появилась охота шевельнуть ухом.

– Шевели сколько тебе влезет, только я сперва отползу в сторону.

И Фумтя полз всё быстрее и быстрее, пока не перебрался с уха Доминика на его великолепный, огромный, как блюдо, лоб.

– Ты на меня сердишься? – спросил огорчённый Доминик.

– С чего ты взял? Я горжусь тобой.

– Правда, гордишься?

– Правда. Дай только добраться до муравейника, всем расскажу, какой у меня ученик.

– Хотелось бы мне хоть раз побывать у тебя в гостях, – сказал Доминик.

– Боюсь, это невозможно, – ответил Фумтя.

– Почему? – изумился Доминик.

– Потому что это слишком трудная для слона задача – войти в муравейник.

– Я войду через парадный вход. Уж наверняка у вас есть парадный вход...

– Есть-то есть, но только он для нашей царицы.

– Большой вход? – cпросил Доминик.

– Для муравья он огромный. А для тебя – крохотная дырка.

– И мне туда не пролезть?

– Если даже ты будешь съёживаться, съёживаться, съёживаться и съёживаться, всё равно в парадный вход не пролезешь, – объяснил Фумтя.

– Я очень огорчён.

– Не стоит думать об этом.

– Я не могу не думать, – ответил Доминик. – С тех пор как я с тобой познакомился, я только о том и мечтаю, чтоб навестить тебя в муравейнике.

– Не все мечты могут исполниться, Доминик. Надо с этим считаться. А пока, вместо того чтоб горевать впустую, радуйся тому, что ты научился шевелить и ногами, и хоботом, и ушами. Скажи, разве это не приятно?

– Очень приятно, – ответил Доминик и стал шевелить всем сразу.

В один прекрасный день Пиня заметил, что с Домиником творится что-то неладное. Он нередко находил слона совсем не в том месте, где его несколько часов назад оставил. Сперва разница была небольшая, и Пиня думал, что ему это только кажется. Но когда однажды он застал его возле беседки, а накануне вечером попрощался с ним возле яблони, Пиня догадался, что дело принимает серьёзный оборот.

– Послушай-ка, слон, что это значит? – спросил он строго.

– Ничего! – ответил ему Доминик.

У Пини от изумления отнялся язык. С минуту он не мог произнести ни слова. В горле пересохло. Чтобы обрести душевное равновесие, Пиня сбегал в киоск на угол и купил себе эскимо. Несколько раз лизнув эскимо, он так быстро остыл и успокоился, что тут же купил заодно и вторую порцию.

Со второй порцией в руке Пиня вернулся к Доминику.

– Значит, ты научился говорить? – спросил он.

– Давно уже, – ответил Доминик.

– Что ж ты скрываешь?

– Я не скрываю, только...

– Только что?

– Только не представлялось случая.

– Ах, вот как! Кто же тебя научил?

– Дорогой Брат.

– Кто это такой?

– Дорогой Брат? Так называется на кухне кран. Он был моим первым учителем.

– А вторым? – не без ехидства осведомился Пиня.

– Вторым был гражданин Чайник, – серьёзно объяснил Доминик.

– Хорошенькое дело, – заметил Пиня. – А от кастрюль и крышек ты, случайно, ничему не научился?

– От каждого можно чему-нибудь научиться, – философски заметил Доминик.

– Видно, ты не только научился говорить, слон, но умеешь ещё изрекать истины.

– Меня зовут Доминик.

– Скажи пожалуйста, и имя у тебя уже есть?

– Оно всегда у меня было, – с обидой в голосе ответил Доминик.

– Но мне об этом ничего не было известно.

– Ты ни разу меня не спросил, как моё имя.

– А ведь правда! – признался Пиня. – Теперь, когда я знаю, как тебя зовут, я буду звать тебя только по имени. Тем более, что Доминик очень красивое имя.

– У тебя тоже красивое имя, – сказал Доминик.

– Это ты серьёзно? – с недоверием спросил Пиня.

– Уж конечно, – заверил его Доминик.

– Это прекрасно, что нам обоим наши имена пришлись по вкусу. Да здравствует Доминик! – крикнул Пиня.

– Да здравствует Пиня! – крикнул Доминик.

– Да здравствует Доминик! – завопил ещё громче Пиня.

– Да здравствует Пиня! – завопил в ответ Доминик.

– Да здравствует Доминик! – заверещал тогда Пиня.

– Да здравствует Пиня! – заверещал Доминик.

– Здорово покричали, – со вздохом удовлетворения сказал Пиня.

– Здорово покричали, – со вздохом отозвался Доминик.

– Но вернёмся к нашему разговору, – снова начал Пиня. – Можешь ты мне сказать, кто ночью переставляет тебя с места на место?

– Никто, – чистосердечно признался Доминик.

– Совсем-совсем никто?

– Совсем-совсем.

– Почему же тогда всё время получается так, что ты в другой части сада?

– Я передвигаюсь, – скромно пояснил Доминик.

– Сам? – гаркнул изумлённый Пиня.

– Да, сам.

– А я-то думал, что это Рыбчинский каждую ночь прокрадывается к нам в сад и устраивает тут всякие сюрпризы. Так это, значит, не Рыбчинский?

– Не знаю я никакого Рыбчинского, – с достоинством ответил Доминик. – Не веришь? Посмотри, как я умею двигать ногами.

– Здорово!

– А теперь посмотри, как я верчу хоботом!

– Вот это да!

– А теперь погляди, как я шевелю ушами!

– Замечательно. Я тоже умею шевелить ушами, – похвастался Пиня, – но немного.

– Покажи, – попросил Пиню Доминик.

И Пиня принялся шевелить ушами, чтобы продемонстрировать Доминику этот свой редкий талант.

– Ну как, шевелятся? – спросил Пиня.

– Шевелятся, – заверил его Доминик, – только чуть-чуть.

– Потому что уши у меня маленькие. А теперь ты пошевели своими.

Доминик принялся шевелить ушами сперва понемногу, потом всё быстрее и быстрее, да так, что уши превратились в два вращающихся веера.

– Здорово шевелишь, здорово, Доминик, – прошептал с восхищением Пиня. – Кто тебя этому научил?

– Фумтя!

– Не знаю такой личности.

– Это не личность.

– А кто?

– Муравей.

– Насколько мне известно, у муравьёв ушей не бывает. Как же он мог научить тебя шевелить ушами, если у него самого их нет?

– О, Фумтя может всё! – сказал с убеждением Доминик.

– Вот и прекрасно, – обрадовался Пиня. – Я как раз подыскиваю себе помощника, который будет решать за меня задачки. Ты непременно должен меня познакомить с Фумтей, Доминик!

– С большим удовольствием.

XI

Вскоре Доминик сделался любимцем всей улицы. Особенно привязались к нему дети. Да и взрослые всё чаще заворачивали в сад полюбоваться могучим белым слоном. Хотя жители городка не были знатоками и ценителями слонов (настоящие знатоки живут в лесах Азии и Африки), всё же они знали, что белые слоны встречаются чрезвычайно редко. А редкости высоко ценятся.

Они знали, что в Индии белый слон считается животным священным, ему даже воздают почести. Хозяином такого слона может быть только могущественный властитель – магараджа. Он носит пышные, увешанные драгоценными камнями одежды и разъезжает всюду на белом слоне, который убран в дорогую попону, тоже украшенную драгоценными камнями.

Наверно, вам хочется знать, как на своём слоне сидит магараджа? Думаете, так же, как на лошади?

Ничего подобного! Спина у слона слишком широкая для того, чтоб на него можно было усесться верхом. Пожалуй, только Гулливер или какой-нибудь другой верзила может сесть на слона верхом, но обыкновенный человек (а ведь даже самый грозный магараджа – обыкновенный человек, хоть он и пытается внушить иногда своим подданным другие мысли), но обыкновенный человек, говорю я, не в состоянии сесть верхом на слона, как на лошадь. Поэтому слону на спину ставят что-то вроде домика или беседки, или, может быть, что-то вроде нашей телефонной будки. Эту беседку или будку, которая, впрочем, не застеклена, закрепляют особыми ремнями, чтоб она ни в коем случае не съехала набок. В будке ставят сиденье, иногда даже золотой трон, на котором восседает магараджа.

Сам ли магараджа правит слоном? Ни в коем случае.

Слоном правит погонщик. Погонщик сидит у слона на голове, между ушами, и оттуда подаёт команды. Он заставляет слона идти вперёд, поворачивать налево, направо. Иногда велит слону пятиться и опускаться на колени.

Да, да, опускаться на колени! Если вы думаете, что я оговорился, то это не так.

Слоны умеют становиться на колени. Неповоротливые, неуклюжие на вид, они могут с большой точностью выполнять ваши приказы. Надо их только научить. А учатся они с малолетства в специально предназначенных для этого школах.

Похожа ли такая школа на наши школы?

Я думаю, не похожа. Там нет ни парт, ни кафедры для учителя, ни доски. Такие уж там порядки. Должен вам сказать, что мне это не нравится. Если б я был, к примеру, директором такой школы, я бы сразу велел притащить туда и парты, и кафедру, и доску.

По какому такому праву слоны лишены учебных пособий? Если б школа стала похожа на наши школы, слонята учились бы намного скорее, знания быстрее укладывались бы у них в голове, они не простаивали бы весь школьный день на ногах, они могли бы часок-другой посидеть за партой. Парты должны быть, разумеется, сделаны так, чтоб они были вместительнее тех парт, за которыми сидите вы и за которыми когда-то давным-давно сидел и я.

Могу вам по секрету сказать: я часто мечтаю собственными глазами увидеть такой класс, где за каждой партой сидят тихохонько вежливые, хорошо воспитанные слонята. Вот было бы зрелище!

Но вернёмся к Доминику. Домиником, как мы уже сказали, интересовался весь район. Жители города, хоть никогда не были в Индии, не видали настоящего магараджу и только по слухам знали о существовании белых слонов, прекрасно отдавали себе отчёт в том, какую ценность представляет собой Доминик.

Они мигом сообразили, что Доминик – это нечто совсем особенное. Ни в одном из соседних районов не было такого чуда. Даже в зоопарке, расположенном на берегу протекающей возле города реки, не было такого слона. Жили там, правда, два взрослых слона и один слонёнок, но это были обычные серые слоны, и они не шли в сравнение с Домиником.

Вам, наверно, интересно, как звали этих слонов?

Признаюсь откровенно, в мои намерения не входит заниматься этими слонами сейчас. В нашей повести в своё время они ещё появятся. Но раз вас одолевает любопытство, я скажу.

Слона звали Гжесем, слониху – Гжесихой, а слонёнка – Жемчужинкой. Когда мы попадём в зоопарк, мы с ними познакомимся поближе.

Гжесь и Гжесиха, о Жемчужинке я уж не говорю, были меньше Доминика. Это было заметно сразу. Стоило зайти в зоопарк посмотреть на Гжеся и на Гжесиху, о Жемчужинке я уж не говорю, а потом прийти и встать рядом с Домиником, чтобы понять, что Доминик по сравнению с ними великан.

Действительно, Доминик так вырос, что теперь без труда заглядывал в комнату к Пине, которая, как известно, находилась на втором этаже. Если окно было открыто, он как ни в чём не бывало просовывал туда голову и говорил:

– Ку-ку!

Частенько случалось так, что это «ку-ку» будило Пиню. Часов у Доминика не было, и он заглядывал в комнату к Пине в самое неподходящее время.

– Отвяжись! – говорил ему Пиня. – Ещё рано, дай поспать.

– Ку-ку! – повторял Доминик и хоботом стаскивал с Пини одеяло.

Пиня вскакивал с постели и мчался к окну. Вот-вот, казалось, схватит он одеяло, но одеяло всё же исчезало за окном.

– Ты сумасшедший, а не слон! – кричал Пиня, высунувшись из окна.

А Доминик тем временем, не выпуская одеяла из хобота, размахивал им в разные стороны.

– Вот я тебя! – кричал Пиня и в одной пижаме выбегал в сад, чтобы отобрать у Доминика одеяло.

Стоило Пине появиться в саду, как Доминик немедленно закидывал одеяло через окно обратно в комнату.

– Сейчас же отдай одеяло! – говорил рассерженный Пиня.

– Чего тебе от меня надо? – спрашивал с невинным видом Доминик, а у самого глаза разбегались в разные стороны.

– Сейчас же отдай одеяло! – повторял Пиня.

– Какое одеяло? – удивлялся Доминик. – Первый раз слышу...

– Ты лучше меня знаешь какое!

– Где ты видишь одеяло?.. Нет у меня никакого одеяла.

– Кто же его тогда с меня стащил?

– Откуда мне знать, – отвечал Доминик. – Может, духи?

– Напрасно умничаешь, – говорил Пиня. – Наигрался – и будет! Отдавай одеяло, вот и всё!

– Нет у меня одеяла. Иди в комнату, посмотри, наверно, лежит на диване.

Волей-неволей Пине приходилось идти обратно в комнату. Одеяло действительно лежало на диване, но стоило Пине сделать с порога один шаг к постели, как в окне тотчас появлялся хобот Доминика, хватал одеяло и уволакивал его снова на улицу.

С ума сойти!..

Пиня опять мчался вниз, Доминик снова забрасывал одеяло в окно, и так далее и так далее, пока Доминику не надоедала вся эта возня и одеяло вроде бы по его небрежности не оказывалось вдруг в руках у Пини. Хуже всего бывало, когда Доминику не удавался так называемый «бросок» и одеяло вместо Пининой постели повисало на яблоне или на старом каштане, который рос неподалёку от дома.

– Ну и что теперь будет? – спрашивал в таком случае Пиня.

Доминик молчал.

– Послушай-ка, слон, – говорил тогда Доминику Пиня, – влезь на дерево и сними одеяло. Умел забросить – умей достать.

Но сделать это было не просто. Чаще всего одеяло висело на такой высоте, что достать его хоботом Доминик не мог, а прыгать он не умел. Если б существовал такой предмет – «прыжки» и надо было бы сдавать экзамен, то Доминик получил бы двойку, а то и кол. Да ещё с двумя минусами.

– Ладно, ладно, – говорил Пиня, – посмотрим, что теперь будет! Проснутся мама и папа, увидят одеяло на каштане, и... Страшно даже подумать, что тогда может произойти...

Доминику в эту минуту было ужасно стыдно.

– Я нечаянно!.. – уверял он Пиню.

– Это только так говорится.

– Правда нечаянно...

– Не верю!

– Клянусь тебе!

– Чем клянёшься?

– Своим хоботом.

– Твой хобот никуда не годится!

– Что верно, то верно, – со вздохом соглашался Доминик.

– Не мог даже попасть в окно! – продолжал Пиня.

– Правда, правда, – поддакивал Доминик.

– С таким хоботом стыдно людям на глаза показаться.

– Что же мне теперь с ним делать? – спрашивал расстроенный вконец Доминик.

– Вели сшить на него футляр и держи в футляре, – советовал Пиня и начинал карабкаться вверх по стволу.

В этот миг фарфоровое сердце Доминика билось сильнее и он шептал с волнением:

– Что ты делаешь, Пиня?

– Ничего, – отвечал Пиня.

– Как так «ничего»? Ведь ты лезешь на дерево?

– Ну так что? Нельзя?

– Я ничего не говорю... Можно, только...

– Только что?

– Только я хотел тебе сказать: ты очень-очень хороший...

XII

Это было самое ужасное пробуждение, какое только можно себе представить. Вам, конечно, знакомо то состояние, когда, проснувшись рано утром, человек некоторое время ещё находится во власти сна. Проходит две-три секунды, прежде чем мы убеждаемся, что за нами действительно не гонится лев, что мы мирно лежим в постели, что давно пора вставать. Такое пережил однажды Доминик. Открыв глаза, он с ужасом увидел три нацеленных на него ствола. С трёх сторон глядели они на него своими холодными, мерцающими глазницами. По спине у Доминика пробежали мурашки.

Не далее как вчера Пиня рассказал ему об одном ужасном обстоятельстве. Рассказал не добровольно – Доминик вытянул это у Пини просьбами и уговорами. Обстоятельство было весьма печальное, и Пиня с его добрым сердцем ни за что на свете не хотел посвящать в него Доминика. Хотя бы из боязни опечалить своего друга. А началось всё с пустяка.

– Пиня! – сказал однажды Доминик.

– Ну? – отозвался Пиня.

– Скажи, пожалуйста, Пиня, слоны храбрые?

– Очень.

– Из чего это известно?

– Из разных случаев.

– Ну, например?

– Например, они не боятся других зверей.

– Львов тоже?

– Нисколько! Очень забавно бывает наблюдать, как лев стороной обходит слона.

– А ты наблюдал?

– Не наблюдал, но знаю.

– Откуда знаешь?

– Из одной книжки.

– Но тигра-то уж наверняка слон боится?

– Ничего подобного! – категорически возразил Пиня. – Слону наплевать на тигра, понимаешь? Наплевать до такой степени, что слонов используют даже для охоты на тигров.

– Для чего?

– Для охоты.

– Что это значит?

– Ты не знаешь, что значит охота? Охотишься на кого-нибудь, вот тебе и охота.

– А для чего охотятся?

– Для того чтобы поймать или убить. Берут ружьё или ещё что-нибудь, из чего можно стрелять, и отправляются на охоту. Знаешь, что значит стрелять?

– Понятия не имею, – ответил Доминик.

– При этом получается «ба-бах», – довольно толково пояснил Пиня.

– А что происходит от твоего «ба-бах»? – осведомился Доминик.

– Если попадёшь, от этого «ба-бах» зверь падает.

– Почему зверь?

– Потому что охотятся на зверей, понимаешь?

– Но ведь потом зверь встаёт, верно?

– Не очень-то встаёт, – ответил Пиня. – Если выстрел был меткий, то зверь никогда уже не встанет; он перестаёт жить.

– О, это очень печально!

– Увы, так уж повелось на свете: с незапамятных времён люди охотятся на зверей. Что касается тигров, о которых я тебе уже говорил, то тигры нередко наносят огромный вред, похищают даже людей. Тогда люди устраивают облаву на тигра-людоеда, и при этом нередко им помогают слоны. Ты должен этим гордиться, Доминик.

– Гордиться... – отозвался Доминик. – Конечно, мне приятно, что слоны такие храбрые, но, с другой стороны, мне досадно, что они принимают участие в этой, как её...

– В охоте, – подсказал Пиня.

– Вот именно, в охоте.

– Ничего не попишешь, – ответил Пиня. – Такова жизнь.

Затем наступило молчание. Лежавший на газоне Пиня уставился в небо, на плывущие облака, а Доминик, понурив свою огромную голову, глубоко задумался над тем, что только что услышал. Думал он так, думал и наконец спросил совсем беззвучным голосом:

– Пиня, может ты скажешь мне ещё одну вещь?

– Пожалуйста!

– Только без вранья!

– Постараюсь.

– Ты должен сказать мне правду и только правду.

– Хорошо. В чём дело?

– Для меня это очень важно, – торжественно заявил Доминик. – Скажи, Пиня, на слонов тоже охотятся?

Пиня глубоко задумался и немного погодя ответил:

– Увы, мой дорогой Доминик, увы!.. На слонов тоже охотятся.

И вот после этого разговора Доминик просыпается утром, а поблизости – три ствола. Вы представляете себе, что он почувствовал в этот миг?

«Пришёл мой конец, – подумал Доминик. – Мне суждено погибнуть на охоте. Я спал, как дурак, а меня тем временем окружили... Теперь выхода нет. Прощайся с жизнью, Доминик! Сейчас ты услышишь «ба-бах»! Может, даже и не услышишь? Хоть с Пиней попрощаться!»

Доминик поднял хобот и затрубил что есть мочи:

– Пиииннняяяяяяяя!

И тогда один из охотников заволновался:

– Что такое, чёрт побери, с этим микрофоном? Почему до сих пор не включён? Он заговорил, а микрофон не работает! Вот помощнички!

Доминик не знал, что такое микрофон, да у него и не было времени задумываться над этим, потому что из дома уже выбежал Пиня в одной пижаме и спросил:

– Что случилось?

– Охота, – ответил Доминик.

– Где? – спросил Пиня, озираясь.

– Здесь!

– На кого?

– На меня, – ответил полным отчаяния голосом Доминик.

– С чего ты взял?

– То есть как с чего? Смотри: ты видишь ружья?

– Это вовсе не ружья, – ответил Пиня, протирая заспанные глаза.

– Не надо меня утешать... – скорбным голосом сказал Доминик.

– Говорю я тебе, это не ружья, – повторил Пиня.

– Не ружья, не ружья, что ж это такое?

– Телевизионные камеры.

– Впервые слышу, – изумился Доминик. – Значит, это не «ба-бах»?

– Какое там «ба-бах»!

– Значит, в меня не будут стрелять?

– Конечно, не будут, тебя будут фотографировать, вернее, снимать в кино.

– Зачем?

– Не могу тебе точно сказать зачем, но думаю для того, чтобы показать тебя тем людям, которые тебя ещё не знают.

– Разве эти люди не могут прийти сюда?

– Все они тут не поместятся. Не больно-то велик наш садик.

– А как меня будут показывать?

– По телевизору.

– Вот как!

Весь этот разговор вёлся вполголоса, и руководитель телевизионной бригады, который тем временем направился к Доминику, не смог из его разговора уловить, вероятно, ни слова.

– Простите, пожалуйста, – обратился он к Пине, – кажется, я имею честь разговаривать с хозяином этого феноменального животного?

– Ага, – подтвердил Пиня.

– Моя фамилия Объективницкий, я руководитель телевизионной бригады, которая готовит программу «Пробуждение слона». Ваш слон завоевал неслыханную популярность. Мы читали о славном подвиге пожарников. Потрясающе! Мы решили показать его нашим телезрителям. А так как мы стараемся действовать врасплох – с моей точки зрения это лучший метод, – то мы позволили себе незаметно, с раннего утра, установить камеры возле слона. Поразительным было пробуждение этого величественного животного...

– Его зовут Доминик, – прервал Пиня Объективницкого, – а меня зовут Пиня.

– Очень приятно, – ответил Объективницкий и тотчас вернулся к своей прежней мысли. – Итак, я сказал: поразительным было пробуждение этого величественного животного. Нашим микрофонам не удалось, увы, уловить его голоса, а это было бы, смею сказать, настоящим событием! Больше того, это было бы событием в мировом масштабе! Если бы Доминик изволил повторить свой крик ещё раз, мы были бы ему чрезвычайно признательны.

– Повторишь? – спросил Пиня у Доминика.

Но Доминик ничего не ответил, только покачал головой.

И это была, как мне кажется, положительная черта его характера. Доминик не любил красоваться. Он мог при желании поболтать о том о сём с Пиней, но не ощущал ни малейшей охоты блистать своим красноречием даже перед миллионами телезрителей.

– Разве это так трудно? – воскликнул Объективницкий. – Хорошо бы повлиять на него... – Он вопросительно посмотрел на Пиню.

– Может, передумаешь, Доминик? – снова обратился к слону Пиня.

Но Доминик опять помотал головой.

– Видите, ничего не выходит. – И Пиня развёл руками. – Если заупрямится, его не переубедишь.

– Ничего не поделаешь, – вздохнул Объективницкий, – значит, Тафтуся придётся прогнать в три шеи.

– Кто такой Тафтусь? – несмело спросил Пиня.

– Звукооператор, мой мальчик, звукооператор. Он не включил вовремя микрофона, из-за него пропал самый главный эффект, – пояснил Объективницкий. – Завтра можете не приходить в студию, Тафтусь! – крикнул он одному из своих работников, который сидел в стороне с убитым видом. – Мне это уже надоело!

Тафтусь очень понравился Доминику. Ему вдруг стало жаль звукооператора, хоть он не вполне понимал, что значит звукооператор.

– Пиня... – шепнул Доминик.

– Что?

– Жаль мне его.

– Мне тоже.

– Наверно, это очень неприятно, когда гонят в три шеи.

– Наверно...

– Я до сих пор не могу забыть, как меня выгнали из аптеки...

– А меня чуть не выгнали из школы. Из-за Рыбчинского...

– Пиня...

– Ну что?

– Сделай чего-нибудь.

– Что именно?

– Понятия не имею. Поговори с руководителем.

– Будет он меня слушать...

– Если не будет, махну хоботом, опрокину все их камеры...

– Это ты брось, – сказал Пиня слону, – нельзя. Такая камера стоит кучу денег. Один раз перевернётся, потом уже не починишь.

– Тебе жалко этой дурацкой камеры, – рассердился Доминик, – а Тафтуся не жалеешь?

– Я-то жалею, а вот ты не жалеешь!

– Я? – изумился Доминик.

– Разумеется, ты. Если бы ты подал голос, как просил тебя руководитель, не было бы всей этой истории. Но ты упрям, ты всё время мотал головой: дескать, нет и нет.

– Пиня...

– Что?

– Так я повторю... – прошептал Доминик. – Скажи им, что я повторю.

– Послушайте, – сказал Пиня, – Доминик согласен, он повторит!

– Повторит? Великолепно! – завопил вне себя от радости Объективницкий. – Внимание! Приготовить камеры. Тафтусь, включайте микрофон!

– Уже включён! – со вздохом облегчения сказал Тафтусь. Его лицо расплылось в улыбке.

– Раз, два, три! Начинаем! Пожалуйста! – крикнул руководитель и подал знак Доминику.

Доминик набрал в грудь побольше воздуха и как можно громче завопил:

– Пииинняяяяяяяя!

За забором собралась толпа, люди с любопытством следили за телевизионной передачей с красавцем Домиником в главной роли. Точно такую же сцену увидели и миллионы зрителей на экране своих телевизоров. Телевизионная передача «Пробуждение слона» имела грандиозный успех. В студию было прислано множество писем, все очень хвалили Доминика.