Текст книги "Послушай-ка, слон..."

Автор книги: Людвик Керн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

I

Герой нашей повести – слон. Зовут его Доминик. Родился он, наверно, лет сто назад. Так, по крайней мере, мне кажется. Документов у него нет, и потому возраст определить трудно. Да и зачем?

Надо вам сказать, что слоны появляются обычно на свет в азиатских джунглях или в африканской саванне. Существует две породы слонов: слоны индийские, у которых вогнутый лоб и маленькие уши, и слоны африканские, у которых лоб выпуклый, а уши болтаются, как у спаниеля. Как я уже говорил, родина индийских слонов – джунгли, родина африканских – саванна. Саванна – это огромная равнина, поросшая сухой травой, низкорослыми деревцами и кустарником. Нередко слон бывает выше самого высокого дерева в такой саванне. Разумеется, взрослый слон, потому что слонята есть слонята.

Но с Домиником всё было по-другому: он родился не в Индии и не в Африке, он появился на свет на фарфоровом заводе. Никогда не был ни велик, ни мал, с самого начала был такой, какой сейчас: ростом с ягнёнка. Как будто это и не слон вовсе, а маленький, беленький ягнёнок.

Раньше Доминика знал весь город. Как только он появился на свет, его поставили в витрине аптеки на главной площади. Аптека так и называлась «Под слоном». Гордо задрав хобот, стоял Доминик в витрине. Шли годы. Зимой он ужасно мёрз, зато летом в витрине было так жарко, как его дальним родственникам в Африке. Целыми днями Доминик ничего не делал, только смотрел в окно, поэтому знал наперечёт всех жителей городка. И они тоже его любили. Проходя мимо, улыбались, махали рукой, некоторые даже подмигивали, а это, как известно, умеет не каждый.

Дни проходили без забот, и если б не мухи, которые временами докучали до невозможности, Доминик был бы счастливейшим слоном на свете. Увы, счастье невечно. В один прекрасный день наступило событие, нарушившее покой и счастье Доминика. Вы думаете, пожар, наводнение, землетрясение? Думаете, это был камень, который сперва разбил витрину, а потом покалечил Доминика? Ничего подобного. Доминик остался целёхонек. И всё-таки это была непоправимая трагедия. Переменили название аптеки. Вместо того чтоб называться «Под слоном», она стала называться «Под львом». Доминика убрали с витрины, и на его место поставили фарфорового льва, которого звали, если не ошибаюсь, Камиль.

Но это нас уже не касается...

Доминика унесли на чердак.

В потёмках, среди тряпья и хлама, в невообразимой пыли, где так тяжело было дышать, провёл Доминик много-много лет. От пыли он сперва стал серый, потом так почернел, что его трудно было даже заметить.

Кроме Доминика, на чердаке жили летучие мыши, галки, стая диких голубей и несколько довольно симпатичных мышек. Возле старого, распоротого наполовину манекена стояла плетёная корзина. Там лежали всякие интересные книжки. Днём они спали, а с наступлением вечера просыпались, и каждая начинала вслух рассказывать, что в ней написано.

На чердаке наступала тишина. Слушая рассказы, все старались устроиться поудобней: галки садились возле дымохода – там было теплее; голуби сбивались в кучу и в самом интересном месте принимались подталкивать друг друга крыльями; мышки выставляли мордочки из своих норок; а летучие мыши, свисая со стропил, вне себя от изумления крутили круглыми волосатыми головами.

Но больше всех любил эти рассказы Доминик. Он лежал себе на боку – так положили его с самого начала – в своём тёмном пыльном углу и только слушал, слушал, слушал. Собственно, любые рассказы были ему по сердцу, но особенно любил он рассказы о животных и больше всего, конечно, о слонах. Одна из книжек, самая толстая, в которой было, наверно, не меньше тысячи страниц, вся была про животных, про их жизнь и нравы. Книжка эта, к счастью, была болтливей своих подруг – ну ни дать ни взять старая сплетница! Стоило ей только начать, она могла проболтать всю ночь без перерыва.

От неё-то и узнал Доминик много интересного о слонах.

Сначала он узнал то, что уже знаете вы: что слоны бывают индийские и африканские. Узнал про уши, про лоб, про то, что африканский слон крупнее индийского, про то, что индийский слон поддаётся дрессировке, а африканского не приручишь. Больше всего его радовало, что слон – самое большое на свете четвероногое животное. Впрочем, его радость вполне понятна: ведь Доминик был слоном!

Остальные обитатели чердака не любили слушать про слонов. Голуби во что бы то ни стало хотели слушать о голубях, галки – о галках, летучие мыши – о летучих мышах, а просто мыши – о просто мышах. Когда самая толстая книжка принималась рассказывать о слонах, голуби, выражая своё неудовольствие, начинали ворковать, галки кричали по-своему, летучие мыши пищали, а просто мыши скрежетали от злости, прогрызая дырки в полу. Из-за шума бедный Доминик многое не мог расслышать. Впрочем, он считал, что таков уж порядок вещей: лилипуты не любят, когда при них заводят речь о великанах. Сам он никогда не мешал рассказывать про других, он терпеливо слушал, понимая, что в жизни всё пригодится, а когда слушать надоедало, мирно спал. Он ни разу не произнёс ни слова и все эти выпады против слонов выдержал с честью.

Никто не может сказать, долго ли так продолжалось. Мелькали дни и ночи, чередовались осени и вёсны, зимы и лета, а на чердаке всё оставалось по-прежнему. Изредка только кто-нибудь из людей заглянет туда на минуту, принесёт старый матрац или вышедшую из моды железную кровать, поставит у стены и убежит прочь весь в паутине.

Однажды на чердак забрёл Пиня. По-настоящему его звали Пётр, но с малых лет все звали его Пиня, и он привык к этому имени. Пиня был весёлый, курносый и весь в веснушках. Летом веснушек было всегда больше, чем зимой.

Пиня, лазая по чердаку, заглядывал в углы, рылся в корзине с книжками и натолкнулся наконец на Доминика, которого едва можно было разглядеть под слоем пыли. Но глаза у Пини были хорошие. Он глянул себе под ноги, заметил что-то интересное. Протянул руку – нащупал хобот. Из-под слоя пыли блеснул фарфор.

– Странно! – сказал Пиня. – Что это может быть?

Подвернувшейся под руку тряпкой он стёр с Доминика пыль и прошептал вне себя от изумления:

– Слон! Красивый фарфоровый слон!..

Пиня тотчас помчался вниз, к отцу, который в это время сидел и читал газету.

– На чердаке слон! – крикнул Пиня.

– Что-что? – переспросил отец, не отрывая взгляда от газеты.

– Слон, красивый белый слон!

– Ну и что?

– Ничего... – сказал Пиня. – Можно, я возьму его к себе?

– Куда?

– В свою комнату.

– Бери, только отвяжись, – буркнул отец, он уже начал терять терпение.

В тот же день Пиня притащил Доминика домой. В ванне хорошенько вымыл его с мылом, потом отнёс к себе в комнату, и поставил на одной из книжных полок: на предпоследней сверху, куда ставили самые большие книги. Поскольку больших книг у Пини было ещё немного, на полке оказалось достаточно места для слона. Оставалось даже два-три сантиметра на запас, и это несмотря на то, что хобот у Доминика был задран кверху.

«Лучшего места не найдёшь, – сам себе сказал Доминик, как только освоился. – Тепло, чисто, вдобавок книги под рукой...»

Да, да, так он и сказал: «под рукой», хоть ему, собственно, следовало сказать «под хоботом». Но Доминик был таким умным и начитанным, а точнее сказать, наслышанным слоном, что понимал: сказать «под хоботом» – значит, выразиться пренебрежительно. Но мог ли он без должного уважения отозваться о книгах, которым был стольким обязан? Ни за что на свете!

– Послушай-ка, слон, – сказал ему Пиня. – Вот твоё место. Веди себя как следует, не шуми, пока я делаю уроки; кончу – тогда мы с тобой поиграем вволю. Ясно?

– Ясно, – ответил Доминик, но так тихо, что Пиня его не услышал. Может быть, Доминику просто показалось, что он сказал «ясно», а на самом деле не произнёс ни звука.

Как бы то ни было, но Доминик хотел сказать «ясно», насчёт этого можете быть спокойны.

– Я буду рассказывать тебе всякие истории, – продолжал Пиня, – буду тебе рассказывать про то, что происходит в школе, в городе, про то, что я видел на экскурсии, и вообще буду рассказывать тебе всё!

«Прекрасно, – подумал про себя Доминик, – я ужасно люблю, когда кто-нибудь что-нибудь рассказывает».

– Я расскажу тебе про маму про папу, про бабушку и про дедушку. И про своего брата, которого здесь нет, потому что он учится на инженера, и про свою сестру, артистку из театра, которая иногда к нам приходит. Как только придёт, я тебя с ней познакомлю.

«Я не знаком ещё ни с одной артисткой, – подумал Доминик. – Что ж, когда-нибудь надо познакомиться».

– Я расскажу тебе про знакомых девочек и мальчиков. Есть у нас в классе один такой, который всё бьёт: окна, чернильницы, стёкла у часов – ну всё, всё... Я прошу тебя: если он случайно заглянет сюда, будь с ним осторожен!

«Конечно, я буду осторожен! – пообещал сам себе Доминик. – Не такой я дурак, чтоб меня разбил на кусочки первый встречный, да ещё в тот момент, когда я так хорошо здесь устроился. Пусть не думает, что одолеть меня так просто, словно я стекло или чашка».

– Я сам тоже буду следить за ним, – пообещал Пиня. – И не позволю ему подходить к тебе близко.

Распахнулась дверь, и в комнату вошла Пинина мама. Она тут же увидела Доминика, потому что он был белый-белый и сразу бросался в глаза.

– Что это? – спросила мама, показав на Доминика.

– Слон, – ответил Пиня.

– Откуда он у тебя?

– Нашёл на чердаке.

– Ты спросил у папы, можно ли его сюда поставить?

– Спросил.

– Ну и что?

– Папа сказал, что можно.

– Тогда всё в порядке. Я вижу, этот слон тебе очень нравится.

– Очень! Я буду ему всё рассказывать. Сказки, стихи, всякие истории, мы будем вместе решать задачки...

«Ой, задачек я не люблю, – подумал про себя Доминик. – Но ничего не поделаешь, придётся терпеть».

– Ладно, сынок, – сказала Пинина мама, – только не забывай из-за него своих дел. Напоминаю: перед тем как лечь спать, прими витамины. Вот я кладу их на стол. Спокойной ночи, мой мальчик!

И, поцеловав Пиню в лоб, мама вышла из комнаты.

II

Пинин папа смотрит по телевизору, как играют в хоккей команды Канады и Швеции, Пинина мама вяжет салатного цвета свитер для Пини. Как раз в тот момент, когда шведы забивают канадцам шайбу, мама вдруг ни с того ни с сего спрашивает у папы:

– Что тебе известно про слона?

– Про какого слона? – спрашивает папа, не отрывая взгляда от экрана.

– Про того, который у Пини в комнате.

– Что за слон?

– Белый фарфоровый слон. Я думала, он тебе говорил.

– Да-да, говорил. Он говорил что-то про слона, только я уже не помню.

– Ты, кажется, разрешил ему перенести слона с чердака в комнату.

– Да, правда, – отвечает отец, невероятно взволнованный тем, что канадцам удалось сквитать счёт.

– Ты не знаешь, откуда он взялся на чердаке?

– Не имею представления. Минуточку... Минуточку... Кто-то мне говорил, что в этом доме, как раз под нашей квартирой, была когда-то аптека, которая называлась сперва «Под слоном», а потом «Под львом».

– Значит, теперь нужно ждать, что Пиня принесёт льва.

– Очень может быть... Безобразие!!! – завопил вдруг Пинин папа, возмущённый тем, что один, из игроков подставил другому под ноги клюшку.

Судья немедленно вывел виновного на две минуты из игры. Правда, сделал он это, вероятно, не потому, что до него донёсся вопль Пининого папы. Игра шла своим чередом. Теперь на четверых шведов приходилось пять канадцев. Канадцам удалось организовать молниеносную атаку и провести шайбу в ворота противника.

– Что касается слона, – сказала мама, – то я не имею ничего против того, чтоб он держал его у себя в комнате.

– Я тоже... Ты видела слона? – спросил папа, по-прежнему не отрывая взгляда от экрана.

– Видела. Очень красивый слон.

– Большой, маленький?

– Ростом с собачку.

– Что он с ним сделал?

– Поставил на полке с книгами.

– Надеюсь, он привёл его в порядок. На чердаках всегда столько пыли...

– Мне кажется, он вымыл его с мылом, слон сверкает так, что его трудно не заметить, когда входишь в комнату, – сказала Пинина мама, быстро перебирая спицами, между которыми шевелился клубок зелёной пряжи.

– Как это можно не попасть в пустые ворота!.. – закричал снова Пинин папа. – Приходилось тебе видеть подобное?

Но мама не смотрела в телевизор. Она любила только фигурное катание и ничего не понимала в хоккее – в этой суматошной игре, где каждый мчится неизвестно куда и зачем, вдобавок ещё с палкой в руке. Зато папа не пропускал ни одного матча. Он сам ещё совсем недавно играл в хоккей и мечтал о том, что его сын Пиня, как только подрастёт и окрепнет, станет знаменитым хоккеистом, таким, о котором пишут газеты.

Матч закончился вничью: 2:2. Пинин папа выключил телевизор, поднялся с мягкого кресла и, потягиваясь, сказал:

– Дождусь ли я когда-нибудь того дня, когда Пиню покажут по телевизору?

– Тебе хочется, чтоб он играл в этот хоккей, а ведь он совсем не растёт.

– Дала ты ему сегодня витамины?

– Дала. Вот уже больше года каждый день он ест витамины, а что толку?

– Ну, не скажи. Он немного подрос.

– Пять сантиметров. Разве это результат?

– Пять сантиметров тоже неплохо.

– Его товарищи выросли на десять. Один даже на двенадцать.

– Что ты говоришь? Кто?

– Горычко.

– Надо бы узнать, где они покупают витамины. Спроси у его матери.

– Может, отвести Пиню к другому врачу?

– Да, но ведь у доктора Дудуся отличная репутация. Это большой специалист.

– Я считаю, что не мешало бы посоветоваться ещё с кем-нибудь, – возразила Пинина мама. – Мне лично не доставляет ни малейшего удовольствия быть матерью ребёнка, который ниже всех в классе.

– Как ты думаешь, к кому из врачей обратиться? – спросил папа.

– Возьми телефонную книгу, там перечислены все врачи, которые живут в нашем городе.

– ЕЖЗИКЛ... – бурчал отец Пини, перелистывая страницы телефонной книги. Ага, вот... Медицинская помощь. Раз, два, три, четыре... Ого, их всего тринадцать...

– Несчастливое число, – пробормотала Пинина мама. – Что делать... Читай по порядку.

– Доктор Бонжур...

– Очень хороший врач. Дальше.

– Доктор Гебион...

– Слыхала о нём. У него прекрасная репутация, но он хирург. Не будем же мы удлинять Пиню с помощью хирургического вмешательства. Дальше.

– Доктор Дудусь...

– Это тот, у которого лечится Пиня. Дальше.

– Доктор Ель-Сосновский...

– О нём мы ничего не знаем. Он только что приехал в наш город.

– Доктор Звонковский...

– Слишком молод. Дальше.

– Доктор Зубилин...

– Это зубной врач. С зубами у Пини пока всё благополучно. Дальше.

– Доктор Коперкевич...

– Сердечник, не годится. Сердце у Пини здоровое. Дальше.

– Доктор Никарагуанский...

– Странная фамилия. Но о нём все хорошо отзываются. Попробовать, что ли? Дальше.

– Доктор Полька...

– Лучше не надо. Какая-то прыгающая фамилия. Дальше.

– Доктор Рондо...

– Доктор Рондо лечит душевнобольных. Отпадает. Кто дальше?

– Доктор Таксуковский...

– Если не поможет Бонжур, пойдём к Никарагуанскому, если не поможет Никарагуанский, обратимся к Таксуковскому. Кто там ещё?

– Доктор Ульш...

– Тоже неплохой специалист. Нужно запомнить. Дальше.

– Доктор Щур-Прищурский...

– Это что за специалист?

– Глазной врач.

– Зачем же ты читаешь? Дальше.

– Дальше никого нет. Всё.

– Выбор невелик, – вздохнула Пинина мама. – Впрочем, если ни один из них не поможет, обратимся в Варшаву.

– Пока об этом думать не стоит. Сначала надо идти к Бонжуру. Посмотрим, что он скажет.

– Завтра же и пойдём.

– Чувствую я, опять придётся уговаривать Пиню, – заметил отец. – Помнишь, что было с доктором Дудусем? За визит к доктору Дудусю он потребовал собаку или кошку. Теперь будет то же самое.

– Ни за что не соглашусь, – ответила мама. – Я и так верчусь весь день как белка в колесе. Можешь себе представить, что будет, если у нас появится собака или кошка?

– К счастью, у нас есть слон!

– А что? Верно! – отозвалась мать. – Слон будет нашим союзником.

– Слон нам поможет, – поддакнул отец.

– Слон заменит собаку.

– Слон заменит кошку.

– Слон чистый.

– Слон не будет носиться по квартире.

– Слон не лает.

– Слон не мяукает.

– Слон не лазает по диванам.

– Слон не грызёт сапог.

– Слон не царапает мебели.

– У слона нет блох.

– И самое главное, – воскликнул отец, – слон не растёт! Слон всегда будет таким, какой он есть.

III

Доминик стал вести правильный образ жизни. Просыпался он вместе с Пиней, когда Пиню будила по утрам мама. Она приходила к нему в комнату около семи. Пиня шёл умываться в ванную, потом садился за завтрак, потом глотал свои витамины, потом одевался, брал под мышку портфель с книгами и направлялся к двери. По дороге он останавливался возле Доминика, похлопывал его по боку, как похлопывают по плечу доброго товарища, и говорил:

– Послушай-ка, слон, веди себя прилично! Вернусь из школы – расскажу тебе интересную историю.

Хлопнув дверью, Пиня убегал, потому что было уже очень поздно.

Доминик оставался один. Впрочем, он ни капельки не скучал. Пока Пини не было дома, в комнате происходили разные любопытные вещи. Приходила Пинина мама, открывала настежь окно, чтобы проветрить комнату, подметала пол, складывала Пинину постель и прятала её в диван, а потом стирала пыль. Она стирала её со стола, с развешанных по стенам картин, с полок, с книжек, ну и заодно с Доминика.

Это было очень приятно. Пока Доминик жил на чердаке, никто о нём не беспокоился. А тут каждый день мама прикасалась к нему жёлтой фланелевой тряпкой, очень симпатичной и очень мягонькой.

Кончив уборку, Пинина мама уходила, окно оставалось открытым. Закрывала она его только тогда, когда был сильный ветер или собиралась гроза. Квартира находилась на втором этаже. Сквозь окно до фарфоровых ушей Доминика долетали полные таинственного значения звуки: рёв моторов, звонки трамваев, сигналы автомобилей, цокот конских копыт по мостовой, шаги пешеходов, шум деревьев и щебетанье птиц из соседнего парка, лай собак, мяуканье кошек, трубы военного оркестра, который время от времени проходил по улице, наигрывая весёлые мелодии.

К этим звукам присоединялось ещё радио соседей, ну и, конечно, человеческие голоса. А голосов было великое множество.

Мороженщик, например, кричал:

– Мороженое! Мороженое! Кому мороженого?

Какая-то девочка целыми днями пищала:

– Мааааама! Мааааама! А Вацек опять дразнится...

Продавец яблок, чья тележка стояла всегда на углу, рокотал басом:

– Ранет, антоновка, райские яблочки... Налетай!

Что ни час, с башен слышался бой курантов. Башен было три, и у каждой свой голос. В три часа, например, один из них говорил:

– Буум! Буум! Буум!..

Отзывался другой, точно хотел с ним поспорить:

– Динь! Динь! Динь!..

Третий был с хрипотцой, звучал он примерно так:

– Хрум! Хрум! Хрум!..

Молчаливее всего были куранты в час дня и в час ночи. Потом они становились всё разговорчивее и разговорчивее и, как можно догадаться, неохотнее всего смолкали в двенадцать дня и в двенадцать ночи. Доминик постепенно освоился со всеми этими звуками, научился отличать их друг от друга и полюбил. Они помогали ему коротать время в ожидании прихода Пини из школы.

Бок о бок с Домиником на той же полке жили книги. Доминик пытался завязать с ними знакомство, но из этого ничего не выходило. Вы, конечно, помните, что, обитая на чердаке, Доминик без труда нашёл общий язык с книгами – жительницами ивовой корзинки. А эти книги были какие-то совсем другие – трудно было с ними разговаривать. Может быть, им не пришёлся по нраву их новый сосед?

Нередко бывает так, что на новичка сначала смотрят косо, считая его появление нежелательным вторжением, даже наглостью. Может быть, книжки были злы на Доминика только потому, что он очутился рядом с ними на полке? Это место мог занять кто-нибудь из их родственников, на худой конец кто-нибудь из знакомых, приехавших сюда из далёких краёв... При чём здесь эта белая глыбина, от которой нет и не будет никакой пользы?

Да, книжки не скрашивали теперь жизнь Доминика. Целыми днями они молчали, а если открывали рот, то разговор вели таким образом, что Доминик не мог понять ни слова. Может быть, они говорили на иностранном языке? Очень может быть. Впрочем, позднее Доминик завязал с ними приятельские отношения, можно даже сказать, они полюбили друг друга, но это уже совсем другая история, и мы вернёмся к ней в своё время...

Как только возвращался из школы Пиня, становилось гораздо веселее. Пиня садился в кресло-качалку напротив Доминика и, раскачиваясь, начинал рассказ о том, что происходило сегодня в школе. Однажды Доминик услышал такую историю:

– Рыбчинский снова разбил в классе стекло. Ты не представляешь себе, с каким звоном посыпались осколки! Рыбчинский хотел попасть в меня каштаном. Он сказал, что попадёт прямо в макушку. И не попал. Потому что я маленький. Будь я чуть побольше, Рыбчинский, конечно, попал бы мне в макушку. Но я маленький, самый маленький в классе, вот Рыбчинский и промахнулся. Мама и папа очень расстроены из-за того, что я маленький. Говорят, что я не расту. Но это неправда. Я расту, честное слово, расту! Ты только посмотри!

Пиня сорвался с качалки, которая всё ещё продолжала раскачиваться, и подбежал к дверному косяку.

– Посмотри, тут всё видно. Каждый месяц я встаю около косяка, мама или папа делают отметку и пишут рядом число. И всегда жалуются, что мало. Пусть мало, зато всё-таки прибывает! Если б я рос быстрее, Рыбчинский попал бы мне в голову. Кто знает, может, у меня вскочила бы шишка! Как ты думаешь, у стекла тоже бывают шишки? Может быть, и бывают. Только, прежде чем вскочит шишка, стекло успевает разлететься вдребезги, и мы об этом никогда ничего не узнаем. Не хотел бы я быть на месте Рыбчинского! Второе стекло за месяц...

Пиня снова уселся в кресло и задумался.

– Интересная вообще-то получается штука с этим ростом. У другого нет никаких хлопот, растёт себе, растёт как ни в чём не бывало, и никто его не пилит, что мало вырос, никто к нему не пристаёт.

«Расти... Что значит расти?» – задумался Доминик. Доминик никогда не рос. С рожденья он был такой, как сейчас. Он не имел ни малейшего представления, что значит расти. Больно это или не больно? Может быть, это приятно – расти. Есть ли такой способ, чтоб начать расти?

– Без конца ешь да ешь эти витамины, – не унимался Пиня, – а что толку? Растёшь на несколько сантиметров в год.

«Значит, есть способ ускорить рост», – подумал Доминик.

– Вот и сейчас. Я должен перед обедом проглотить два жёлтых шарика, два красных и два коричневых. Мама уже приготовила. Видишь, вон они на столе?

Доминик глянул на стол и действительно увидел шесть пилюль.

«Так вот что влияет на рост!»

– Послушай-ка, слон, я думаю, ты тоже мог бы глотать такие шарики, – сказал Пиня.

«С большим удовольствием», – подумал Доминик.

– Откровенно говоря, мне это надоело, – заявил Пиня.

«Я с удовольствием буду есть витамины, мне хочется узнать, что значит расти, – буркнул Доминик. – Но ведь это только мечта. Откуда взять эти шарики?»

– Сообразил! – завопил вдруг снова Пиня и снова сорвался с кресла. – Попробую месяц не глотать пилюль. Посмотрим, вырасту я за этот месяц или нет... Только что делать с витаминами? Куда их прятать, чтоб не нашла мама? Найдёт – рассердится... Если за этот месяц я не вырасту, я выну их из тайника и проглочу в несколько дней, чтобы поправить дело. А если я вырасту и без них, я их просто выкину. Вот только куда их спрятать?

Пиня обвёл взглядом комнату. Разные ему приходили в голову мысли.

«Положи на шкаф», – сказала первая мысль.

– Не пойдёт, – ответил Пиня. – Мама со шкафа стирает пыль. Шарики посыплются на пол, и всё откроется.

«Спрячь в ящик», – сказала другая мысль.

– Тоже не годится. Будешь открывать ящик – шарики станут внутри перекатываться: тр... тр... тр... тр... Вот и влип.

«Брось в вазу», – сказала третья мысль.

– В вазу! Глупость! – отозвался Пиня. – Мама принесёт цветы, нальёт в вазу воды, и витамининки в ней распустятся. Пиши пропало!

«Носи в портфеле», – сказала четвёртая мысль.

– В портфеле дырка, – буркнул Пиня. – Книжки через неё не вылетят, а шарики – высыплются.

«Спрячь их в чём-нибудь таком, что тебе уже не нужно, – сказала пятая мысль, – в какой-нибудь старой игрушке, например...»

– А что, неплохая мысль! – воскликнул Пиня.

Он подошёл к шкафу, где лежали игрушки, и стал там копаться. Это были старые игрушки, в которые он давно уже не играл. Оказалось, что ни одна из них не подходит. Тогда Пиня подошёл к слону.

– Послушай-ка, слон, – сказал Пиня, – хобот у тебя что надо. Он так здорово задран, точно ты вот-вот затрубишь. А что у тебя на кончике? Если не ошибаюсь, там две дырки, всё равно как в носу. Погоди, погоди, действительно две дырки. Голова у тебя надёжная, крепкая. Что, если... А ведь это мысль!

Пиня взял со стола шесть шариков и спустил их через хобот в Доминика.

– Будешь копилкой для витаминов, – сказал Пиня. – Месяц я буду бросать в тебя пилюли, ты будешь их глотать. Потом ты мне их вернёшь. Только молчок. Согласен?