Текст книги "Послушай-ка, слон..."

Автор книги: Людвик Керн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

VII

Дня через два Доминик пришёл к выводу, что от переезда он только выиграл. На кухне было куда интереснее. Там происходило много такого, о чём Доминик не имел до сих пор ни малейшего представления. Впервые в жизни он, например, увидел, как варят макароны. Как пропускают через мясорубку мясо. Как взбивают яичный белок. И много, много других интересных вещей. Но больше всего Доминика заинтересовал водопроводный кран. Трудно, собственно, понять, по какой причине.

Доминик и сам хорошенько не понимал, почему кран, из которого течёт вода, вызывает у него такое восхищение. Да, Доминик не понимал, но я, пожалуй, догадываюсь.

В кране, я думаю, было нечто, что напоминало Доминику слоновий хобот. Каждому известно, что слоны, настоящие слоны, которые живут на воле или в зоопарке, любят время от времени набрать полный хобот воды, а потом выпустить её всю из хобота точно так же, как это делает водопроводный кран.

Думайте, что хотите, но я уверен, что именно так и было. Доминик догадался, что между ним и краном существует родственная связь. Он тотчас стал про себя называть кран Дорогим Братом.

Пинина мама поворачивала время от времени Дорогого Брата, и тогда на кухне раздавалось приятное журчание. Доминик, которому до сих пор не удалось ещё произнести ни звука, внимательно вслушивался в речь Дорогого Брата и постепенно, не без труда, стал ему подражать. Дорогой Брат стал его первым учителем. Вторым был Чайник.

Чайник оказался на редкость любопытной личностью. Обычно он молчал. Забавно выгнув длинную, припаянную к пузатому телу шею, он безмолвствовал. Весь день – ни звука. И только когда Пинина мама наливала в него воду, а затем ставила на газ, Чайник оживал.

Мне думается, Чайник ужасно любил тепло. Когда вода в его брюхе нагревалась, Чайник начинал урчать от удовольствия. По всей кухне раздавалось негромкое:

– Ммммммммммммммммммммммммммммммммммммм...

Чем горячей становилась вода, тем громче урчал Чайник. В определённый момент это урчание переходило вдруг в непонятную для нас фразу, которая, надо полагать, на языке чайников что-нибудь да значила. Звучала она примерно так: оуоуоуоуоуоуоуоуоуоуоуоуоуо...

Затем звук «у» становился в рожке Чайника всё продолжительней:

– Оуууоуууоуууоуууоуууоуууоуууоуууоуууоуууоууу...

В конце концов «о» полностью исчезало, оставалось только «у»:

– УУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУ...

При помощи этого «у» Чайник рассказывал всевозможные истории. Оно звучало то песенкой, то плачем, похожим на печальную музыку, то снова было весёлым, как трели щегла. Чайник болтал, словно старый дед, и вся кухня его слушала.

И, наконец, когда вода принималась громко булькать у него в брюхе, он обрывал вдруг свой рассказ, и по всей кухне нёсся шипящий свист:

– Пшиииииииииииииииииииииииииииииииииииииии...

Вот со свистом из рожка бьёт белый пар, точно такой же, какой идёт у нас изо рта в морозные дни.

Пока не приходила Пинина мама и не гасила газ, Чайник всё болтал и болтал без умолку. Когда пламя затухало, он урчал тише, пока наконец не погружался снова в продолжительное молчание.

Чайнику Доминик был обязан многим. Ход рассуждений Доминика был таков:

«Если какой-то кран, какой-то чайник могут издавать звуки, то почему звуки не могу издавать я? Ведь, в конце концов, я не кран и не чайник – я слон! У настоящих слонов свой собственный язык, на котором они разговаривают друг с другом. А я, хоть и не настоящий, превзойду всех настоящих! Я научусь говорить не хуже Пини. Могу отдать в заклад самое что ни на есть дорогое... – И тут Доминик принялся размышлять, что у него самое дорогое. Конечно, великолепные белые бивни. – Могу отдать в заклад свои бивни, что я буду первым на свете слоном, который заговорит».

С редким терпением стал Доминик осуществлять своё намерение. Каждый день с утра и до вечера подражал он всем звукам, какие только слышал на кухне. В первую очередь он подражал Дорогому Брату и Чайнику. Сначала он проделывал это вместе с ними. Журчал Дорогой Брат – и Доминик журчал; начинал урчать Чайник – и Доминик урчал тоже; случалось брякнуть крышке – и Доминик тоже слабо брякал.

Вскоре он сделал такие успехи, что решил попробовать свои силы самостоятельно.

Сперва он тренировался ночью, когда на кухне никого не было, а потом так разошёлся, что позволял себе иногда поурчать, брякнуть или буркнуть что-нибудь в течение дня.

А ещё позднее стал проделывать шутки.

Однажды днём он разворчался на кухне точь-в-точь как чайник. Двери в комнату были широко открыты. В комнате перед телевизором сидели Пинин папа, Пинина мама и Пиня.

Мама спросила:

– Кто поставил чайник?

– Я не ставил, – ответил Пинин папа.

– Я тоже, – отозвался Пиня.

– Ну, значит, у нас завелись духи, – сказала мама, – я тоже не ставила. Пиня, поди на кухню, выключи газ.

Пиня встал неохотно – передавали как раз фильм о Дисней-ленде. В кухне было тихо. Ни в одной из конфорок газ не горел. Половину кухни занимал Доминик. Впрочем, все уже успели к нему привязаться, даже соседки, которые время от времени навещали Пинину маму. Пиня проверил, хорошо ли закрыты газовые краны, дотронулся рукой до чайника – холодный – и, сунув мимоходом Доминику в хобот несколько витамининок, которые носил в кармане с обеда, вернулся в комнату.

«Пусть растёт, худого в этом нет», – подумал Пиня.

Итак, он вернулся и снова сел смотреть передачу.

Доминик меж тем принялся урчать снова.

– Сколько раз тебе повторять, чтоб ты погасил газ! – сказала мама.

– Газ не горит, – ответил Пиня.

– Я сама слышу, как на кухне кипит вода.

– Схожу я, – отозвался отец. – Ни о чём тебя попросить нельзя... – И он с упрёком посмотрел на сына.

Отец поднялся с кресла и отправился на кухню.

Через минуту он вернулся, глянул на жену и сказал:

– Там всё в порядке.

Не успел он это сказать, как Доминик в третий раз заурчал на кухне.

Пинина мама не выдержала и вскочила.

– Не сделаешь чего-нибудь сама, никто за тебя не сделает! – крикнула она и выбежала из комнаты.

Вскоре она вернулась с виноватым видом.

– Погасила газ? – с насмешкой спросил Пинин папа.

– Газ не горел, – ответила Пинина мама. – Верно, мне показалось... – добавила она, как бы извиняясь.

– Не огорчайся, – утешил её муж. – Мне тоже показалось, будто в чайнике шумит вода.

– И мне! – присоединился к нему Пиня.

Тут отец подошёл к двери, закрыл её и сказал:

– Теперь у нас будет спокойно!

И семья без помех стала наблюдать за чудесами, которые изобрёл для посетителей неистощимый на выдумки Дисней.

Теперь вы уже знаете, каким образом Доминик приготовился к самому ответственному моменту своей жизни: к произнесению первого слова. Доминик был слон толковый, он с самого начала решил, что первое слово не должно быть длинным. Длинное слово трудно выговорить сразу, к тому же, кто знает, что может с тобой случиться, пока ты произносишь его всё целиком – от начала до конца.

Можно, например, подавиться или схватить икоту. Или сбиться посередине и забыть, что дальше. Можно даже стать заикой. Да, длинные слова в расчёт не входили. Например, «научно-исследовательский», «самовоспламеняющийся» или даже «длинношеее».

«Первое слово должно быть как можно короче, – решил Доминик. – Сколько слогов в самом коротком слове? Один. Минуточку, минуточку, а есть ли слова, которые состоят из одной буквы?»

Доминик принялся думать. Наконец ему удалось составить список слов, состоящих из одной буквы. Вот он:

1) А!

2) И... ИЛИ И?

3) О? ИЛИ О!

4) У?

5) Э... ИЛИ ЖЕ Э!

«Нет, не шутка сказать короткое слово, – решил Доминик. – А вот смыслу в нём мало. Что ещё можно сказать одной буквой? Ага! «Я!» Что это значит? Я – это я. Ура! Гип-гип ура! Наконец-то я придумал слово для первого своего публичного выступления. Слово короткое, простое, будешь произносить, не собьёшься, потому что сбиться не успеешь, – одним словом, такое слово, что пальчики оближешь: «Я, я, я!»

VIII

Места на кухне оставалось всё меньше. Если день изо дня смотреть внимательно на того, кто растёт, как ни приглядывайся, разницы не обнаружишь. Посади, например, в горшок горошину. Появится росток – смотри на него без перерыва. Разве заметишь, как он растёт? Ничего подобного! Будет казаться, что он всё такой же, что изменения нет, а росток меж тем будет всё больше и больше тянуться кверху. А вот если ты будешь глядеть на него изредка, скажем, раз в три или в четыре дня, ты сможешь уловить перемену.

С Домиником было то же самое.

Для Пини, мамы и папы он рос незаметно. Они видели его каждый день и потому не замечали разницы.

И лишь когда из-за тесноты пришлось вынести из кухни первый стул, все поняли, что Доминик продолжает увеличиваться в размерах.

Потом пришлось унести второй стул.

Потом третий.

Потом табуретку.

Потом стиральную машину, которой пользовались не так уж часто: может быть, раз в неделю, остальное время она стояла в углу.

Потом стол.

Потом буфет.

Потом дошло бы, вероятно, до газовой плиты, которая, как нетрудно догадаться, была на кухне главной принадлежностью.

Но с газовой плитой ничего не случилось. Почему, я сейчас объясню.

Когда все наконец поняли, какой оборот принимает дело, был созван военный совет, или, точнее сказать, совет антидоминиковский.

– Уважаемые граждане! – сказал Пинин папа, обращаясь к жене и сыну. – Уважаемые граждане, пора принять срочные меры в связи с этим делом: слон повыбрасывал уже из кухни всю мебель и в скором времени, если мы ничего не предпримем, сокрушит и стены.

– Выкинуть его из кухни! – крикнула Пинина мама.

– Весьма мудрое решение, – согласился Пинин папа, – только как это сделать?

– Вытащить через двери, – пояснил Пиня.

– Попробуй... – ответил отец.

– Действительно, – отозвалась мама. – В дверь он не пролезет.

– Да, да... – пробормотал отец.

– Ну, тогда я не знаю, – буркнул в смущении Пиня.

– Я тоже, – сказала мама.

– И я, – шёпотом подхватил отец. – Что же делать?

– Пусть думает тот, кто притащил сюда слона, – заявила мама.

– Я знаю, что это всё из-за меня, – сказал, всхлипывая, Пиня. – Но разве я знал, что слон ненормальный?

Веснушки на его лице ещё больше порыжели от огорчения, а нос стал ещё более курносым.

– Надо попросить у кого-то помощи, – решил отец.

– Но у кого? – не удержалась мать.

– Лучше всего у милиции! – предложил Пиня.

– При чём тут милиция? – заметил с улыбкой отец. – Она просто арестует слона...

– Ну, тогда «скорая помощь»! – радостно закричал Пиня. – Всегда, если случается несчастье, вызывают «скорую помощь».

– «Скорая помощь» не поедет к фарфоровому слону.

– Но ведь он опухает. А если кто опухает – значит, он нездоров, а если нездоров – значит, болен, а если болен, то можно вызвать «скорую помощь». Когда на прошлой неделе у нашего соседа, пана Игнашевского из одиннадцатого номера, распухла нога, к нему приехала «скорая помощь», – торжествующе заявил Пиня.

– Это совсем другое дело, – объяснила Пине мама, – нога пана Игнашевского – это нога пана Игнашевского, а слон – это слон.

– У пана Игнашевского распухла только одна нога, – не сдавался Пиня, – а у слона пухнут все четыре, к тому же раздувается и хобот, и голова, и живот, и хвост. Кто знает, может, он серьёзно болен?

– При серьёзных заболеваниях поднимается температура, понимаешь? А слон холодный... Если не холодный, то, во всяком случае, не горячий. «Скорая» не приедет.

– Ура! – завопил Пиня. – Ура! Догадался. Давайте вызовем пожарных.

– Пожарных вызывают только тогда, когда что-нибудь горит, – заметила Пинина мама. – Если мы вызовем пожарных из-за слона, у нас могут быть большие неприятности. Как известно, фарфоровые слоны горяг очень редко.

– Пожарные приезжают не только на пожар, – продолжал настаивать Пиня. – Когда кошка пани Вайс влезла на карниз и не смогла слезть оттуда, тоже приехали пожарные, по длинной-длинной лестнице забрались наверх и сняли кошку. Ведь так?

– Так, так, – подтвердил отец.

– И в самом деле сняли, – согласилась, мать.

– Ну, так я вызываю пожарных! – крикнул Пиня и побежал к телефону.

Услышав сирену пожарной машины, Доминик ужасно обрадовался.

«Наконец-то произойдёт что-то интересное, – подумал Доминик. – Ещё ни разу никто так громко не трубил».

И Доминик, который, как вы знаете, последнее время только тем и занимался, что подражал всяким звукам, стал тотчас передразнивать голос пожарной машины.

Получилось это у него так здорово, что начальник пожарной команды, который как раз в этот момент подъехал к Пининому дому на красном автомобиле, очень удивился:

– Что это такое? Со мной ехали четыре машины, а теперь я слышу пять сирен. Хм, таинственная история... Надо будет при случае выяснить.

– Кто нас вызвал? – спросил он басом, выйдя из машины и с треском захлопнув красную дверцу.

– Я, – ответил Пиня, выступив из толпы.

Почему из толпы? Произошло, видите ли, следующее: едва вдалеке загудела сирена, как возле дома, где жил Пиня, собралась толпа – соседи и прохожие. Каждому было интересно, что горит и где. Больше всего любопытных волновало отсутствие дыма. Если в доме пожар, то по крайней мере из какой-то щели должен сочиться дым, тогда тебе известно, куда надо смотреть. А куда прикажете смотреть, если дыма нет и в помине? Пожар без дыма не доставляет зрителю ни малейшего удовольствия.

– Ты что же, шутки шутишь, а? – спросил начальник, метнув из-под нахмуренных бровей грозный взгляд на Пиню.

– Что вы, что вы, какие там шутки! – ответил Пиня.

– Не вижу дыма.

– Дыма нет.

– Как же так? Что же тогда есть?

– Слон.

– Не понимаю.

– Слон. Фарфоровый слон.

– Выходит, молодой человек, ты вызвал пожарных из-за слона?

– Слона надо вытащить из кухни.

Начальник даже за голову схватился.

– Разве ты не можешь сделать этого сам?

– Не сердитесь, пожалуйста, пройдите, пожалуйста, наверх, тогда вы всё поймёте.

Свирепо ощетинив усы, начальник двинулся следом за Пиней. В прихожей их уже ждали родители.

– Как хорошо, что вы приехали! – сказала Пинина мама.

– Что стряслось со слоном? – спросил начальник у Пининого папы. – Может, объясните вы?

– Слон у нас страшно вырос, – ответил Пинин папа.

– Простите, не расслышал... – грозно шевеля усами, переспросил начальник.

– Слон у нас страшно вырос, – повторил Пинин папа. – Собственно говоря, он и сейчас ещё растёт, он растёт, не останавливаясь ни на минуту, а это грозит серьёзными осложнениями, это даже опасно. А уж кому-кому, как не вам, бороться с опасностями?

– Хм, так-так... Что за слон?

– Фарфоровый.

– Простите, я, наверно, ослышался.

– Нет, вы не ослышались. Слон фарфоровый. Белый фарфоровый слон.

– И вы утверждаете, что он растёт? – спросил начальник, как-то странно посмотрев на папу.

– Ещё как! – вмешалась в разговор мама. – Вы не представляете себе, как здорово растёт. Да вы сами на него посмотрите.

И она повела начальника на кухню, где, кроме зажатой в уголке газовой плиты, находился теперь один только Доминик.

Начальник посмотрел с удивлением на Доминика.

– Что ж, очень красивый слон!

– Когда я принёс его с чердака, он был вот такой маленький. – И Пиня развёл руками, чтобы показать, каким был Доминик. – Не больше ягнёнка.

Начальнику стало явно не по себе. Он косился с подозрением то на отца, то на мать, то на самого Пиню.

«Очень странные люди, – подумал он про себя. – С такими лучше по-хорошему».

– Итак, что нужно сделать со слоном? – спросил он громко.

– Нужно убрать его из кухни, – сказала Пинина мама.

– В дверь он не пролезет, – пояснил Пиня.

– Как же тогда он попал на кухню? – с хитрой улыбкой спросил начальник.

– Его втащили вот в эти двери, через прихожую, – принялся втолковывать ему Пинин папа. – Ведь мы уже объяснили вам – в то время он был куда меньше.

– Да-да, я забыл... Ну что ж, не вижу иного выхода, как вытащить его через окно... – решил начальник.

– Учтите, это всё-таки второй этаж, – предостерёг его папа.

– Я это учитываю, – сухо сказал начальник. – Такая высота нас не пугает. Наши лестницы достают до пятнадцатого этажа. Смею вас уверить, на высоте второго этажа голова у нас не кружится.

С этими словами начальник вышел из кухни, спустился вниз и направился к своей команде, которая меж тем размотала брандспойты и приготовила насосы.

– Всё немедленно убрать! – гаркнул начальник. – Никакого прысканья и поливания! Приставить лестницы к окну второго этажа! – И он указал на окно кухни, где находился Доминик. – Готовь веревки! Будем перетаскивать слона!

Пожарные тут же подумали, что начальник спятил, но виду не подали. Они знали – с ним лучше не связываться. Приставили лестницы, мигом вскарабкались наверх и топориками, которые носит при себе каждый пожарный, – раз-два! – высадили оконную раму. Пожарные привыкли таким образом открывать окна – это отнимает очень мало времени. А время на пожаре имеет огромное значение. Пожара, правда, не было, но привычка остается привычкой.

Четверо пожарных остались снаружи на двух приставных лестницах, по двое с каждой стороны, четверо других с верёвками в руках влезли через окно на кухню. А по ступенькам обыкновенной лестницы на кухню взбежал начальник. Театральным жестом указав пожарникам на Доминика, он крикнул:

– Связать!

Пожарные мгновенно обвязали Доминика верёвками и потащили к окну. Затем приподняли и поставили на подоконник. К счастью, Доминик протиснулся через окно, или, вернее, через ту дыру, которая теперь вместо окна зияла на кухне. Ни спина, ни бока поцарапаны не были. Между нами говоря, окно было большое, одно из самых больших окон, какие мне только приходилось видеть на свете!

Таким образом Доминик очутился вдруг по ту сторону стены, на улице. Слегка покачиваясь на верёвках, он повис над двором на высоте второго этажа. Это ему очень понравилось. Он даже завыл от удовольствия, как пожарная сирена, что едва не кончилось трагически. Пожарники подумали, что где-то поблизости случился пожар, чуть было не бросили всё и не побежали по сигналу. Только в последний момент им с трудом удалось обуздать своё рвение.

Доминик стал медленно опускаться на землю. Зеваки, которые не имели ни малейшего представления, что всё это значит, увидев слона, устроили пожарным овацию. Откуда ни возьмись, появились журналисты и фоторепортёры, подъехала даже машина студии документальных фильмов. Под приветственные крики начальник команды выгнул дугой грудь и, словно сытно пообедавший тигр, принялся шевелить торчащими в разные стороны усами.

На следующий день в газетах поместили фотографии. На одной из них был начальник пожарной команды – он покровительственно похлопывал Доминика по длинному белому хоботу.

«Ни один пожар не принёс мне такой славы, как этот слон!» – ворчал себе под нос начальник команды, читая за завтраком газету.

IX

Возле дома, где жил Пиня, был садик. В этом садике и поставили Доминика.

Шёл май, с каждым днём становилось всё теплее. Но по ночам было ещё прохладно. Фарфоровая кожа Доминика покрывалась пупырышками. Никто этого не замечал, потому что ночью темно – хоть глаз выколи. Но если бы всё же кто-то подошёл к Доминику, как это, скажем, делал Пиня, погладил его по боку, он ощутил бы под пальцами эту гусиную кожу, тысячи дрожащих пупырышков. Бррр!

Да, Пиня каждый вечер в сумерках приходил к Доминику. Приходил он к нему, конечно, и днём, но это были совсем не те встречи.

Ночью у Пини была определённая цель. Вы уже, наверно, догадались какая. Ну разумеется! Ночью Пиня приносил Доминику витамины.

С тех пор как Доминик поселился в саду, он мог расти сколько душе угодно. Пиня, желая вырастить из него слона-великана, усиленно кормил его витаминами. Иногда даже отдавал ему свою порцию целиком, а это было, конечно, рискованно – а ну как собственный рост прекратится! Откровенно говоря, с Пининым ростом дело обстояло не так уж плохо. Измерения, произведённые мамой и папой, показали, что Пиня вырос на целых три сантиметра. На косяке сделали новую отметку. Радость была неописуемая. Отправили даже письмо тёте, которая вот уже много лет жила в Америке и Пиню никогда в глаза не видела. Точно так же, впрочем, как и Пиня эту свою тётю.

– Я вижу, ты мёрзнешь, – заметил Пиня во время одного из таких визитов, заботливо поглаживая Доминика по озябшей фарфоровой коже.

Вместо ответа Доминик защёлкал своими великолепными бивнями.

– А почему мёрзнешь? – продолжал Пиня. – Потому что совсем не двигаешься. Если б ты двигался, ты бы не мёрз. Послушай-ка, слон, попробуй двигаться.

Сказав так, Пиня поцеловал Доминика в хобот и помчался домой спать.

Оставшись один, Доминик задумался.

«Двигаться! Легко сказать! Вот если б у меня был учитель, который бы мне всё растолковал, помог бы мне сделать первые шаги...»

С тех пор как Доминик очутился в саду, он частенько думал об этом. Все кругом двигались. Люди, собаки, кошки, автомобили, трамваи за забором, пчёлы, мухи, занавески в окнах, даже деревья шевелили своими вытянутыми к небу руками – и только он, Доминик, торчал на месте без движения. Даже воробьи стали над ним издеваться.

– Чирик-чирик-чирик! – чирикали они. – Шевелись, шевелись! Чирик-чирик-чирик! Смотри, пожалуйста, в оба, какая особа – трудно пошевелиться... Чирик-чирик!

Обидного в этом было мало, но удовольствия тоже не доставляло. И Доминик задумался, как ему быть. Надо найти учителя, который даст полезный совет, поможет в самом начале. Да, именно учителя ему недоставало! Но как найти учителя, если ты стоишь и не двигаешься?

Учитель, к счастью, нашёлся сам.

Однажды, когда раздумье стало особенно мрачным, Доминик услышал откуда-то снизу, с самой земли, тихий голосок:

– Ты что, памятник?

– Нет, – ответил Доминик, – я не памятник.

– А выглядишь совсем как памятник, – заметил голосок.

– Может, и выгляжу, но я не памятник.

– Знаешь, почему ты похож на памятник?

– Ну?

– Потому что стоишь и не шевелишься.

– Значит, все, кто не шевелится, и есть памятники?

– Не обязательно...

– А это хорошо – быть памятником? – спросил, не на шутку заинтересовавшись, Доминик.

– Точно я тебе сказать не могу, но думаю, что не очень.

– Почему?

– Потому что надо всё время торчать на одном месте.

– В этом нет ещё ничего плохого.

– Для кого как. Я бы с ума сошёл!

– Ты не любишь торчать на одном месте?

– Ненавижу!

– И не хотел бы стать памятником?

– Ни за что на свете! Памятник, например, не может убежать...

– Убежать... от кого?

– От дождя или от снега.

– Это правда, – согласился Доминик. – Но зато памятнику никогда не бывает больно.

– Подумаешь! Пусть лучше мне будет больно, зато я двигаюсь.

– Ты любишь двигаться?

– Обожаю. Целый день я в движении.

– А кто ты такой?

– Муравей. В нашем муравейнике меня зовут Фумтя.

– А я Доминик, фарфоровый слон.

– Очень приятно.

– Мне тоже очень приятно, только я тебя не вижу. Где ты?

– Здесь!

– Где?

– Возле твоей правой передней ноги.

– Я, к сожалению, не умею двигать ни головой, ни шеей, и мне тебя не видно.

– Погоди, сейчас подползу поближе.

И Фумтя принялся усердно взбираться по ноге Доминика, всё выше и выше. Через сорок пять минут он добрался до глаза.

– Теперь видишь? – спросил Фумтя.

– Вижу, – ответил Доминик. – Какой же ты маленький!

– Зато ты огромный! Ни разу мне ещё не пришлось карабкаться по такой большой ноге.

– Устал?

– Немножко.

– Отдохни, потом я тебе кое-что скажу.

– Давай лучше сразу!

– Мне стыдно об этом говорить...

– Вот ерунда! Говори, и дело с концом!

– Знаешь, у меня к тебе большая просьба...

– Пожалуйста...

– Я очень хочу, чтоб ты стал моим учителем.

– Чему же я тебя буду учить?

– Тому, что умеешь сам.

– А именно?

– Фумтя, дорогой друг, научи меня двигаться! Мне очень хочется ходить, поворачивать голову, махать хоботом, перебирать ногами. Чтоб эти дурни воробьи никогда больше не чирикали: «Шевелись, шевелись!» Чтоб они меня не дразнили: «Смотри в оба, какая особа – трудно пошевелиться». Чтоб самая последняя ветка на дереве не задирала носа, потому что она умеет двигаться, а я нет.

– Я с удовольствием тебе помогу, Доминик, – сказал Фумтя. – Не знаю только, смогу ли. Ни разу в жизни я никого не учил.

– Сможешь, конечно, сможешь!

– Но ведь я такой маленький.

– Не беда!

– А ты такой большой, ты, наверно, в сто тысяч раз больше меня.

– Это не имеет значения.

– Тебе только так кажется. Пока ты неподвижно стоишь на месте, всё в порядке. Но стоит тебе шевельнуться...

– Ну и что тогда?

– Ты будешь опасен.

– Даю тебе слово, я не буду опасен.

– А я тебе говорю, будешь опасен.

– Для кого?

– Хотя бы для меня. Или для моих братьев.

– Что ты говоришь, Фумтя! Да я ни за что на свете не трону ни тебя, ни твоих братьев.

– Я знаю, у тебя доброе сердце. Но ты можешь сделать это помимо воли. Что, если ты вдруг наступишь...

– Я буду внимательно смотреть, честное слово!

– Это не так просто...

Сидя всё на том же месте, Фумтя задумался...

– Ладно, – сказал он наконец, – я буду тебя учить. Не знаю ещё, что из этого выйдет, но попробуем.

– Прекрасно! – воскликнул вне себя от радости Доминик.

– Но во время урока я буду сидеть у тебя на голове.

– Сиди где хочешь! Ну что, начнём?

– Я вижу, ты примерный ученик. Начнём!

– Скажи мне, Фумтя, что нужно сделать, чтоб сдвинуться с места?

– Для этого нужно шевелить ногами.

– Сколькими ногами надо шевелить сразу?

– У кого сколько ног. Тебе, например, придётся шевелить четырьмя.

– Одновременно?

– К сожалению, да.

– Ай-ай-ай, это так трудно!

– Постарайся для начала шевельнуть хотя бы ногой.

– Какой?

– Какой хочешь.

– Можно, передней левой?

– Пожалуйста! Приподними её, осторожненько-осторожненько передвинь вперёд. Поднял?

– Поднял.

– Передвигаешь?

– Передвигаю! Смотри, как здорово получается!

– Мне отсюда не видно. Погоди, я переползу на кончик хобота, оттуда я увижу.

И Фумтя переполз на кончик хобота, устроился там поудобнее и поглядел вниз. Вот это да! Левая передняя нога Доминика передвинулась вперёд на целых полметра. На том месте, где она только что находилась, осталась на траве вмятина величиной с тарелку.