Текст книги "По Южной Индии"

Автор книги: Людмила Шапошникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Лекционный зал был набит. Те, кому не хватило места, толпились у входа. Люди в зале сидели на полу. По одну сторону – мужчины, по другую – женщины. В проходе, в два ряда, стояли девочки, держа зажженные дипаки. Свами поднялся на сцену, сел в приготовленное для него кресло, деловито поправил микрофон и начал лекцию. Он не читал, а просто разговаривал. Перед людьми сидел живой и остроумный собеседник. Он не приводил малопонятные санскритские цитаты, как это делают ученые-пандиты, не утомлял слушателей абстрактными рассуждениями. Простым выразительным языком он толковал Упанишады. Все его понимали и живо реагировали. Этот человек был несомненно талантливым популяризатором. Чинмайя рассказывал о богах и героях, как будто они были его знакомые. «Радха встречает Кришну, – свами весело щурился, – и говорит „Хэлло, Кришна!“» и т. д. Живо и в лицах представляя поступки и действия богов, он объяснял, какими моральными соображениями руководствовались они. Остроумное изложение вызывало смех слушателей. И с этим смехом легко и непринужденно в души людей прочно входили идеи и взгляды «святого». Ежедневно каждый вечер читал Чинмайя свои популярные лекции.

И каждый раз желающих послушать его было больше, чем мог вместить большой зал. Люди приезжали со всего штата. В гостиницах Хайдарабада не хватало мест. Каждое утро свами давал уроки йоги. Желающих «усовершенствоваться» было слишком много. Чинмайя уставал, но продолжал делать свое дело. И так в каждом городе. Свами без устали колесит по стране. Газеты непрерывно сообщают о его турах. Число его почитателей и последователей растет…

Нет бога, кроме бога… Кажется, свами был прав. Для многих в Индии еще нет бога, кроме бога. Храмы, мечети, церкви. Сотни тысяч служителей культа. Миллионы участников религиозных процессий. Праздники в честь богов, длящиеся по нескольку дней, официальные выходные дни во время них.

В октябре – Дасира, или Десятидневье. Когда-то, давным-давно в Индии жил легендарный царь Рама. Этот царь был земным воплощением бога Вишну. Рама совершил много удивительных подвигов, но самый главный из них – победа над злым демоном Раваном. Коварный Раван хитростью и обманом похитил любимую жену царя Ситу и увез ее на остров Ланка (Цейлон). С помощью дружественного обезьяньего племени Рама пересек океан и в честном бою победил Равана. С тех пор вся Индия каждый год отмечает эту славную победу. Празднество продолжается десять дней. В первый же день индусы надели яркие одежды, украсили свои дома и совершали пуджу (молитву) в честь богини войны Дурги. На другой день город проснулся от грохота барабанов и визга флейт. Я вышла за ворота своего дома и обомлела. Прямо на меня под аккомпанемент импровизированного и шумного оркестра двигались индусские «боги». Синие, зеленые, белые и оранжевые боги в традиционных одеждах, как будто сошедшие с древних фресок. «Боги» прыгали, танцевали и кричали. Вслед за ними шла многолюдная процессия. Я стала внимательно присматриваться и увидела, что с потных тел «богов» ручьями стекает цветная краска, змеи, обвивающие их шеи, – из папье-маше, а некоторые «боги» надели на свои цветные носы темные очки, защищающие глаза от солнца. Первое впечатление рассеялось.

– Это представление из «Рамаяны», – сказал остановившийся рядом со мной индус в белом праздничном дхоти. – Смотрите, этот толстый парень с ожерельем, унизанным головами, – демон Раван. А рядом с ним, синий, в высокой короне, – Рама. Видите, они пляшут друг перед другом. Это бой Рамы с Раваном, Сегодня по всему городу идут такие процессии.

И действительно, на людных городских улицах, на базарах и площадях, то здесь то там стучали, и завывали барабаны, плясали разноцветные «боги». Процессии ряженых с сопровождающими их людьми двигались по всем дорогам и магистралям к центру города. Так продолжалось девять дней, а на десятый состоялось самое главное. В этот день было особенно много групп, игравших «Рамаяну». Появились бродячие певцы. Они собирали десятки, а то и сотни слушателей. Люди сидели на земле в пыли грязных улиц и внимательно слушали песни о подвигах Рамы. Под вечер процессия с факелами потянулись к одной из площадей старого Хайдарабада. Здесь было все приготовлено для большого костра. На площади было людно. Но вот показалась большая процессия. Люди несли огромное раскрашенное чучело десятиголового демона Равана. Забили барабаны, взвыли трубы, заголосили флейты. Несколько факелов полетело в сухие ветви и дрова. К темному звездному небу взмыло яркое пламя. В его трепещущем свете кружились, прыгали, плясали и пели разрисованные «боги» и «герои». Их фантастические тени метались по площади. Под грохот барабанов в костер бросили Равана. Пламя вспыхнуло ярче и заиграло призрачными бликами на лицах танцующих. Огонь пожирал чучело демона. Светлые силы торжествовали над злом. Началось общее веселье. В огонь бросали шутихи и ракеты. Они с треском лопались и взвивались в небо. В костер летели атрибуты «богов» из папье-маше. Мальчишки прыгали вокруг пламени и вопили от восторга. К ним присоединялись и люди более солидного возраста. Непрерывно били барабаны. Мне казалось, что какое-то древнее племя совершает ритуал поклонению огню, хотя я знала, что эти пляшущие в экстазе полуобнаженные люди завтра превратятся в самых обычных горожан, которые отправятся в свои «офисы», колледжи и займутся вполне современными делами. Но сегодня этот вечер принадлежал им. Далеко за полночь были слышны звуки табла [8]8
  Табла – ударный инструмент, напоминающий небольшой барабан.


[Закрыть], надрывное пение бродячих певцов. В теплом ночном воздухе мерцали факелы. Дасира доживала последние часы…

А через две недели город снова преобразился. Наступил Дивали. Опять на улицах бьют барабаны, и под их рокот ведут «священных» коров. Они выглядят действительно «священными»: их золоченые рога увиты гирляндами цветов, золотые и серебряные нити падают на покорные коровьи глаза, над золочеными рогами вьются султаны из павлиньих перьев. Сами коровы выкрашены во всевозможные цвета радуги: желтые, оранжевые, синие, голубые, зеленые. «Священные» животные покорно плетутся за танцующими людьми и нервно вздрагивают от ударов барабанов. «Святость» видно, дело нелегкое…

В лавках, на лотках и просто на земле стоят глиняные и гипсовые боги. Богами завалены все улицы. С тротуаров, снизу вверх, на прохожих глядят ганеши, лакшми, рамы, дурги, сарасвати. В этот праздник каждая индусская семья покупает богов. Бойко торгуют магазины игрушек и лавки кустарных изделий. Куклы деревянные, глиняные, из папье-маше тоже идут в ход. Куклы в этот день украшают многие дома. Искусные хозяйки сооружают для них дворцы и сады из картона и бумаги.

Дивали – праздник богини благосостояния и процветания Лакшми. Так думают дельцы и торговцы. В ночь Дивали Лакшми приходит к ним в гости. От ее благосклонности зависит удача целого года. В эту ночь начинается новый коммерческий год. Бизнесмены заводят новые чековые книжки. Они совершают пуджу в честь Лакшми, раздают сладости и иллюминируют дома. Простой народ думает иначе. Эти люди не надеются, что щедрая Лакшми посетит их хижины и бедные дома. Этого пока еще не случалось. Но они тоже стараются украсить свое убогое жильё и зажигают веселые огни. Только делают это в честь Рамы. Рама победил злого демона Равана и со своей женой Ситой вернулся в столицу Айодхи. Жители Айодхи были очень рады этому. Они веселились и иллюминировали свои дома. И с тех пор многие сотни лет бедняки Индии в ночь счастливого возвращения Рамы делают то же самое.

Ночь Дивали пришла в Хайдарабад с 11 на 12 ноября. Потоки яркого света залили город. Особенно много огней на базарах. Горят, переливаясь, цветные лампочки над лавками Султан-базара. Они освещают торговые рекламы, мерцают в ветвях деревьев. Цветные бумажные фонарики висят над входами домов. В потоке огней тонет Бетам-базар. Здесь живутут ростовщики-марвари. Богиня Лакшми – частый гость в их домах. Здесь лавки и дома украшены пальмовыми и банановыми листьями.

На узких улицах базара в праздник выросли целые банановые и пальмовые аллеи. Везде, и на земле и на специальных шестах, горит дипаки. Дипаки горит и в кварталах бедноты. Здесь мало электричества, скромные украшения, но светильники стоят перед каждым домом. А те, у кого нет домов, тоже не хотят отстать.

Я иду по темной окраинной улице и вижу: впереди на земле мерцает огонек. Это – дипак. Подхожу. На углу сидит мальчишка – чистильщик обуви. Свет одинокого дипака освещает худенькую фигурку, склонившуюся над сапожными щетками. Что-то удивительно трогательное и в то же время трагическое в этом ребенке, сидящем на тротуаре темного переулка, вдали от шумных, залитых праздничной иллюминацией улиц. Желтоватый огонек дипака горит ровно в теплом неподвижном воздухе. Мальчик задумчиво, не отрываясь, смотрит на него. Это, пожалуй, единственное, что связывает его с веселым праздником света. Я знаю этого всегда голодного мальчишку. Мы с ним иногда беседуем. Тротуар – его рабочее место и его дом.

– Здравствуй, Нарайял.

– Добрый вечер, мэм-саб.

– С праздником тебя.

– Спасибо.

– Я вижу, Лакшми к тебе не пришла.

– Нет, – мальчик невесело улыбается. – Сегодня даже клиентов мало. Все там. – Он машет рукой в сторону центра. – Ну, я еще посижу, может быть, кто-нибудь и зайдет. Увидят мой дипак…

Затем я снова попадаю на центральные улицы. Море света. Чадят дипаки, сверкают электрические лампочки. Легкий, ветер раскачивает ярко освещенные листья пальм и бараков, играет гирляндами цветов. Шумная, празднично одетая толпа течет по тротуарам, мостовым. Тесно. На ночных улицах города не только индусы, но и мусульмане. Они тоже принимают участие в общем веселье. У рикш в эту ночь много работы. Они с трудом пробираются сквозь густую толпу. В некоторых местах им приходится сходить с велосипеда и собственным телом прокладывать путь. В тележках рикш женщины в ярких праздничных сари и чистые дети. Над городом в ночном небе шипят, рассыпаясь цветными огнями, ракеты, с оглушительным треском рвутся под колесами рикш, автомобилей и велосипедов палочки, начиненные порохом. Повсюду в толпе и над толпой вспыхивают и искрятся бенгальские огни. Всего этого так много, и мне начинает казаться, что домой я уже не вернусь. Я сгорю или взорвусь, в эту благодатную ночь.

На свое счастье, я вспоминаю, что меня приглашали на праздник в гости. Час поздний, но я знаю, что никто не спит. Сквозь взрывы, шипение огней, гром музыки и барабанов, через ряды торговцев сластями, фруктами, минуя тесные ряды смеющихся и гуляющих людей, я выбираюсь на относительно тихую улицу. Кажется, здесь. Окна дома ярко освещены. Меня встречает хозяйка, миссис Рао. Начинается церемония, которой подвергаются все гости в ночь Дивали. Зажигаются сандаловые палочки, меня окуривают благовониями. Затем появляется прибор с множеством флакончиков. Меня опрыскивают духами. Хозяйка приносит небольшую коробочку с сухой краской. На моем лбу появляется оранжевая «бинда». Теперь, кажется, все. Но я должна съесть что-нибудь сладкое. После этой процедуры я присоединяюсь к остальным гостям. Их много. И не только индусы, но и несколько мусульман и парсов. С этой ночи я твердо знаю, что в народе живет большое уважение к религиям различных общин, что у индусов и мусульман нет взаимной вражды и нетерпимости. В праздник Дивали веселились все. Мусульмане были желанными гостями у индусов, индусы – у мусульман.

Перед рассветом город немного затихает, но народу везде много. Пуджа в честь Дивали уже совершена. Везде перед домами, в лавках, в харчевнях сидят люди. Они играют в карты на деньги. Кто выиграет в эту ночь, у того будет удачный год. Может быть, Лакшми принесет им богатство. Играющих много, а «удачников» мало. Но всем хочется выиграть в эту ночь, и поэтому до первых лучей солнца люди упорно сидят и играют. Сегодня индусам разрешено пить вино. Мусульмане уверены, что Аллах простит им их солидарность с индусами. Пьют мало, но пьянеют быстро. Опьяневшие, смущенно прижимаясь к стенам домов и фонарным столбам, пробираются затихшими улицами домой. Ночь Дивали кончается. Но праздник продолжается еще два дня. Горит иллюминация, чадят дипаки, рвутся ракеты.

В течение многих дней после праздника по городу бродят раскрашенные коровы. Они чем-то напоминают разноцветные грузовики на московских улицах после Всемирного фестиваля молодежи.

Самый веселый и самый страшный, на мой взгляд, индусский праздник Холи. Холи – в марте. С этим весенним праздником связано много легенд. Но самая популярная из них – о принце Прахладе. Принц был сыном злого царя Хираньякасипу и племянником тетушки-демона Холики. Несмотря на такое мрачное родство, Прахлад оставался верным богам и молился Вишну. Когда об этом узнали милые родственники, они решили уничтожить принца. Тетя Холика обладала одним ценным качеством – не горела в огне. Потому она выбрала огонь как одно из средств наказания принца. Холика взяла Прахлада и взошла с ним на огромный костер. Но бог Вишну не оставил в беде своего ревностного почитателя. И произошло непредвиденное. Злая тетушка, сгорев, обратилась в пепел, племянник вышел из огня живым и невредимым, а Индия получила повод еще для одного праздника – торжества добра над злом.

Холи в Хайдарабаде и вообще на юге не отмечается столь бурно, как на севере страны. Но уже за неделю до праздника горожане надели старые, перемазанные краской рубашки и сари. В этот день в знак особого расположения люди мажут друг друга краской и поливают цветными чернилами. Естественно, я не ждала особого удовольствия от предстоящих торжеств. Однако посмотреть праздник мне очень хотелось. Везде на улицах царило оживление. Группы, молодежи с пакетами сухой цветной краски посыпали друг друга, раскрашивали лица. Я встретила одного моего знакомого, которого с трудом узнала. Его волосы из черных превратились в зеленые, лицо было в красно-желтых разводах, белая рубашка залита синими чернилами. Проезжавших велосипедистов поливали краской и чернилами из брандспойтов. В воздух летели целые клубы сухой краски. Краска яркой радугой оседала на одежде и лицах прохожих. Я зашла в гости к друзьям. И здесь дети не могли лишить себя удовольствия немного раскрасить меня. Когда я возвращалась домой, наперерез мне стремглав летел босоногий малыш с пузырьком чернил в руках. Я погрозила мальчишке пальцем. Он заметил в моих глазах выражение мольбы и пощадил меня. Опасность подстерегала на каждом углу.

В этот день в Дели премьер-министр Неру выходит из ворот своей резиденции, где его уже ждет целая толпа. Раскрасить премьера хочется многим. На следующий день в газетах появляются радужные портреты Неру. Мусульмане тоже раскрашиваются в Холи. Но есть у них и свои праздники.

Хайдарабад – город мусульманский. Четыре минарета знаменитого «Чар-минара» до сих пор являются его признанной эмблемой. Хайдарабадские мечети славятся по всей Индии. По пятницам здесь собираются сотни и тысячи правоверных. С первыми лучами солнца в утреннем прохладном воздухе раздаются крики муэдзинов: «Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его!» Мусульмане, слушающие этот призыв к намазу, спешат накрыть головы. Те, у кого под рукой не оказывается ничего подходящего, кладут ладонь на затылок. Перед началом работы мужчины-мусульмане совершают намаз в мечетях. Женщины делают это дома. Согласно законам шариата, они не могут осквернять своим присутствием святые мечети. Каждый день во время намаза десятки тысяч лиц обращаются на запад, в сторону священной Мекки. Не всегда дела позволяют идти в мечеть, и намаз совершается и в лавке, и в учреждениях, и на улице. Однажды я зашла в гости к одному историку. Он преподает в университете. Мы долго разговаривали. Но внезапно хозяин прервал беседу и извинился передо мной. Пришло время намаза. Он его совершил в этой же комнате, за шкафом.

На любом хайдарабадском базаре вы найдете целые ряды лавок, торгующих реликвиями и молитвенными принадлежностями. В них можно приобрести молитвенные шапочки и коврики для намаза, зеленые лоскуты с изречениями из Корана и цветные картинки с изображением Мекки и других святых мест, Коран и четки. В Хайдарабаде и в его окрестностях повсюду могилы и мавзолеи святых. Сколько святых, столько и праздников.

Однажды мой знакомый, работавший сборщиком налогов и Нагаркарнуле, предложил мне поехать с ним и его женой посмотреть Урс. Урс – праздник в честь местного святого. До Нагаркарнуля мы добрались к вечеру. Отсюда предстояло проехать еще миль двадцать до места, где должно было состояться торжество. Нам сказали, что лучше выехать попозже, так как Урс начнется ночью. Пока отдыхали мои гостеприимные хозяева, я решила пройтись и посмотреть Нагаркарнуль. Это был маленький и пыльный поселок. Я быстро прошла короткую улицу, на которой расположены контора сборщика, небольшой кинотеатр, школа и несколько лавок. За улицей начинались поля и заросли пальм. Я подошла к пальмовой роще и услышала гул голосов, среди деревьев мелькали огоньки. «Наверно, здесь деревня». Но хижины в «деревне» были очень странные – на колесах. В повозках спали дети. Около повозок лежали быки, мирно пережевывая жвачку. Тут же рядом у костров сидели мужчины и женщины. На кострах что-то варилось. Я решила, что это какое-нибудь бродячее племя. У неяркого костра на самой опушке рощицы сидели на корточках двое: мужчина и женщина. Ночь была прохладная, и они набросили на плечи грубые домотканые одеяла.

– Откуда вы? – спросила я.

Женщина испуганно подалась от костра, а мужчина, помедлив, ответил:

– Из деревни.

– А далеко ваша деревня?

– Миль сто, а может быть, и больше.

Я подсела к костру. Женщина, подвинувшись, робко предложила мне вареный рис, горкой лежавший на банановом листе.

– Куда же вы едете?

– В Рангапуру, на Урс, – ответил мужчина.

Огонь костра освещал темно-смуглые лица моих собеседников. Постепенно из темноты рощи выходили фигуры, завернутые в одеяла. Они с интересом разглядывали меня.

– Мы уже едем три дня, – вмешалась в разговор женщина. – И останавливаемся на ночлег где придется. Вот сегодня нас ночь застала около Нагаркарнуля. Отсюда до Рангапуры недалеко. Утром мы будем там.

– Правда, – сказал мужчина, – к самому началу праздника мы не поспеем, но ночью ехать опасно: Мы едем всей древней.

– Вы, что же, все мусульмане?

– Нет, нет, – ответило мне сразу несколько голосов. – Большинство индусы.

– Но ведь святой мусульманский.

– Это правда.

Рядом со мной на корточки опустился пожилой крестьянин. Седые, опущенные книзу усы резко выделялись на темно-коричневом, иссеченном мелкими морщинами лице. На голове крестьянина был белый тюрбан. От этого он был похож на негатив.

– У нас в Телингане всегда так, – сказал крестьянин. На мусульманские праздники ходят и индусы. А на индусские – мусульмане. А как же иначе? Мы ведь одна деревня. И работаем вместе и всегда помогаем друг другу.

Он помешал палкой в костре, и пламя ярко вспыхнуло.

В полночь наш джип выехал из Нагаркарнуля. На небе стояла неполная луна, и ее призрачный свет освещал быстро бегущую дорогу и заросли деревьев по обочинам. Дул порывистый прохладный ветер. Ухали и протяжно кричали ночные птицы. Машина взобралась на пригорок. И вдруг внизу в долине замелькали тысячи, десятки тысяч огней. Одни горели на месте, другие двигались группами в разных направлениях. Предчувствие чего-то необычного охватило меня. Джип стал спускаться в долину. Постепенно я стала различать, что неподвижные огни – это множество костров, а движущиеся ― факелы. Глухие звуки барабанов неслись со всех концов долины. Она была запружена людьми, повозками, быками. Пляшущие огни костров причудливо освещали расположившихся прямо на земле людей. Это были крестьяне окрестных деревень. Их собралось около тридцати тысяч. Многие спали, завернувшись в одеяла. Наша машина осторожно пробиралась между бесчисленных повозок, быков, костров. Вскакивали потревоженные спящие, отъезжали в сторону повозки.

Наконец мы добрались до мавзолея «святого». Надгробие могилы было покрыто куском зеленой ткани. Под надгробием покоился «святой», умерший 200 лет назад. Сегодня ночью – его день рождения. Вокруг надгробия сидели седобородые мусульмане в тюрбанах и в фесках. На их лицах искренняя печаль, глаза закрыты. Правоверные скорбели. Скорбящие сменяли друг друга. У входа в мавзолей образовалась толпа. На площадке рядом с мавзолеем примостился певец – кавали. Он пел под громкий аккомпанемент табла и в своей песне прославлял деяния святого. Перед кавали стоял микрофон, и репродукторы далеко по долине разносили песню. Глаза поющего были полузакрыты, лицо в экстазе обращено к небу. Пение привлекало своей необычностью. В нем не было музыкального единообразия. В песне слышалось что-то дикое и необузданное. Вибрирующий голос певца то замирал в какой-то печали, то каскадом радости и торжества обрушивался на слушателей, то взмывал к небу безысходной жалобой, то вновь замирал в умиротворенной грусти. Две тонкие девичьи руки били в табла, повторяя разорванный ритм песни. Девочке было лет четырнадцать. В такт уверенным ударам звенели запястья. Мне сказали, что кавали поет уже три часа и пропоет до утра.

Повозки, палатки, шатры образовали целые улицы на пустовавшем до этого месте. От мавзолея через всю долину тянулась широкая главная «магистраль». Вдоль нее торговцы поставили свои временные палатки и лотки. «Улица» и палатки были ярко освещены ацетиленовыми лампами. В палатках и просто на земле продавались священные реликвии: неясные куски ткани, четки, сандаловые палочки, сухая краска для знаков каст. На наскоро сбитых прилавках лежали фрукты, сладости. Переливались всеми цветами радуги ткани, блестела обувь, сверкали дешевые украшения: стеклянные бусы и браслеты, серьги, кольца для рук, ног и носа. Святой в эту ночь обеспечил порядочный доход деревенским торговцам. У их палаток все время толпился народ. Женщины покупали цветные браслеты, садились на землю и примеряли кольца для ног. Дети не отходили от лотков с ядовито раскрашенными и покрытыми пылью сладостями. Бойко торговали продавцы нехитрых, сделанных руками деревенских мастеров, игрушек. В боковых «уличках» горели костры, на них готовили пищу. На главной освещенной «улице» стояли шатры местных богатеев и чиновников.

Чем дальше от центра, тем меньше света и огней. «Окраины» тонули в полумраке. Но именно там сосредоточилась основная масса приехавших на праздник крестьян. Даже здесь социальные отношения оказались выше «равенства» перед Аллахом. На «окраинах» около тусклых костров расположились быки, повозки, взрослые и множество детей. Там уже не было «улиц» и торговцев. Звуки барабанов и песня кавали доносились туда приглушенно и неясно.

Вдруг до меня донесся нестройный гул толпы. Я пошла на шум. Прямо на меня двигалось шествие. Колеблющийся свет факелов освещал полуобнаженные бронзовые тела мужчин, яркие праздничные сари женщин. У многих уши были отягощены тяжелыми серьгами, в носах сверкали кольца, звенели браслеты на руках. Под несмолкающий бой барабанов люди протяжно пели: «Ла-илла-иль-Алла, Ла-илла-иль-Алла» («Нет бога, кроме Аллаха»), и так без конца. Впереди шествия в каком-то диком фанатичном танце кружились дервиши, одетые в живописные лохмотья. Пламя факелов стыло в их неподвижно расширенных глазах. Пляшущие ничего не видели и не замечали. Они натыкались друг на друга, задевали зрителей. Беспорядочные взмахи рук, неподвижные взгляды, полубезумные блуждающие улыбки. В какой-то миг мне показалось, что они все пьяны. Но это было не опьянение, это был экстаз. Вот, один из танцоров упал на землю и забился в судорожном припадке. Процессия, не останавливаясь, шла вперед. Время от времени к пляшущим присоединялись женщины племени банджара. Они не были мусульманками, им просто хотелось потанцевать на празднике. Вихрь пляски крутил их яркие короткие юбки, развевал наброшенные на плечи шарфы. Звенели бусы, задорно и осмысленно сверкали глаза танцовщиц. Здесь не было экстаза. Живое человеческое веселье играло в их движениях. «Земные» танцы смелых и красивых банджара оскорбляли религиозные чувства мусульман. Банджара палками периодически изгонялись из праздничной процессии. Но они мгновенно и незаметно опять просачивались в круг танцующих дервишей.

За танцующими несли зеленые флаги на длинных палках. Зелёный ― цвет пророка. На подушке под балдахином мерно раскачивались дары «святому». Розовое масло и мелко растертое сандаловое дерево. Вслед за балдахином вели лошадь под расшитой золотом попоной. Лошадь тоже предназначалась «святому». Процессия вышла на главную «улицу» и потянулась к мавзолею. Отовсюду несли дары били барабаны, плясали дервиши, исступленно вопили «Ла-илла-иль-Алла». У мавзолея двое полицейских с трудом удерживали желающих прикоснуться к «святым дарам». Люди бросались, рискуя быть растоптанными и смятыми. Над толпой взмывали сотни рук просящих, благословляющих и проклинающих. В долине рвались ракеты и вспыхивали, бенгальские огни. Бой барабанов нарастал. А над головами тысяч людей, неистовых в своем религиозном рвении, парила и вибрировала призывная песня кавали. От множества горящих факелов полз удушливый чад.

Луна зашла, и над долиной раскинулся черный полог неба с удивительно яркими и низкими звездами. Звездный голубоватый свет придавал всему нереальные очертания. Казалось, что я попала в какой-то сказочный ночной город. Город и его люди существовали много сотен лет назад, и только этой ночью он снова появился на земле, чтобы напомнить живущим в XX веке о фанатизме средневековья и плененном беспомощном человеческом разуме, бившемся в страшных сетях религиозных предрассудков и невежества. Как и все темное, этот город, с его дервишами, полубезумными обитателями, чадящими факелами, мавзолеем «святого», дикой песней кавали, должен был исчезнуть с первыми лучами солнца. Но этого не произошло. Солнце поднялось, но продолжали бить барабаны, песня кавали звучала в утреннем воздухе, «святой» продолжал принимать дары. Я поднялась на высокий холм. Косые лучи восходящего солнца осветили огромную чашу озера с одной стороны и лесистые горы – с другой. А между озером и горами по всей долине раскинулся огромный лагерь. Казалось, долина была привалом огромной, куда-то двигающейся армии. Такой вид, наверно, сотни лет тому назад имели бивуаки войск Великого Могола.

После полудня лагерь стал постепенно таять. Урс подходил к концу. С большим трудом наш джип выбрался на запруженную людьми и повозками дорогу. Лагерь напоминал красочное озеро, из которого вытекает разноцветная река и заливает всю дорогу. Казалось, вся Индия двинулась в путь. Ехали крестьянские повозки, скрипели огромные колеса, мерно и задумчиво шли быки. В повозках сидели мужчины, женщины, старики, дети. В некоторых из них помещалось человек по двадцать, не меньше. Люди шагали и рядом с повозками. Джип пробирался сквозь эту толпу и делал не более пяти миль в час. И на всем протяжении передо мной, как на экране, текла настоящая деревенская Индия. Она не спешила, эта Индия. Впереди была длинная дорога, позади остался тысячелетний путь. Бычья упряжка через века тащится по пыльным дорогам страны. Меняются хозяева, приходят и уходят поколения. А пара быков все продолжает тянуть крестьянскую повозку под монотонный скрип колес.

Незаметно подкрадывается вечер. Короткие сиреневые сумерки спускаются на дорогу, на поля, на пальмовые рощи. Пора думать о ночлеге. Повозки подъезжают к обочинам. Мужчины распрягают быков. Женщины разводят огонь и готовят нехитрую крестьянскую еду. Огни костров тянутся вдоль дороги на многие мили. Останавливаются на ночлег целыми «большими семьями», деревнями. Наш джип едет быстрее, А вдоль нашего пути, насколько хватает глаз, все горят и горят крестьянские костры. Завтра с рассветом вновь заскрипят колеса, покорные быки потянут повозки, и босые натруженные ноги запылят по бесконечной дороге…

Могилам «святых» поклоняются не только крестьяне. В Хайдарабаде мне нередко приходилось наблюдать небольшие «урсы». Но они мало напоминали то, что я увидела в эту январскую ночь в Рангапуре.

Две основные религии Индии, развивающиеся в тесном соприкосновении друг с другом, не могли не подвергаться взаимному влиянию. Индийское мусульманство всегда испытывало и испытывает воздействие индуизма. Именно в силу этого воздействия мусульманство в Индии приобрело ряд своеобразных черт, отличающих его от ортодоксальной религии Среднего и Ближнего Востока. Поэтому у индийских мусульман есть праздники, которых нет в других мусульманских странах. И эти праздники часто похожи на индусские.

В февральскую ночь полнолуния наступает Шаб-е-барат – «ночь благосостояния». Говорят, в эту ночь луна самая яркая. Шаб-е-барат очень напоминает Дивали. Дома мусульман ярко освещаются и иллюминируются. Зажигается фейерверк, вспыхивают бенгальские огни. В эту «святую» ночь Аллах спускается с седьмого неба на третье. С этого третьего неба Аллах лучше видит своих приверженцев и их дела. И, как Лакшми индусам, он приносит ревностным мусульманам удачу и богатство. Те, кто видит его свет в эту ночь, становятся счастливыми, и их желания исполняются. Для этого надо молиться всю ночь.

В ночь на 23 февраля над Хайдарабадом взошла удивительно яркая луна. Улицы, дома, деревья были залиты голубым светом. Мостовые и тротуары тоже стали голубыми. Четкие черные тени легли на голубую землю. Свет луны заглушил уличные фонари, и они горели беспомощно и тускло. Голубовато-серебристое сияние было разлито в небе. Звезды исчезли. Только над горизонтом слабо мерцало несколько созвездий. Лунный свет высеребрил оперенье кокосовых пальм и наполнил расплавленным серебром озера и водоемы. Над Хайдарабадом стоял неподвижный теплый воздух. Казалось, дома, гранитные валуны, каменные изгороди излучают голубое тепло. И в этом лунном зное, да, именно зное, все казалось застывшим и город напоминал какие-то фантастические театральные декорации. Свет луны был таким ярким, что можно было без труда читать книгу. В голубом лунном свете четко вырисовывались минареты и купола мечетей. Это была действительно необычная ночь. Ночь Шаб-е-барат. Но она была полна не «святостью», а удивительной земной красотой.

В полночь во всех концах города раздались призывы к молитве. Улицы наполнились народом. К мечетям устремились тысячи горожан. «Нет бога, кроме Аллаха… Нет бога, кроме Аллаха». Эти слова поднимали всех мусульман Хайдарабада. В эту ночь никто из них не спал. В мечетях раздавали конфеты и сладости. Мусульмане молились: одни – в мечетях, другие – около них, третьи – дома. Перед рассветом луна пыла особенно яркой. Она освещала мечети и минареты, согнутые спины людей и обращенные к западу лица. Луну и ее свет в ночь Шаб-е-барат видели все в Хайдарабаде, а вот кто видел свет Аллаха и на кого снизошла его благосклонность – выяснить труднее. Горожане говорят, что этот свет видел крупный банкир с Султан-базара и теперь его дела пошли и гору. А лавочник Хуссейн утверждал, что в свете луны заметил самого Аллаха, сидящего на третьем небе. Лавочник получил на следующий день выгодный заказ. Живущий на моей улице рикша Али, промолившись всю ночь, «божьего света» не увидел. А проведя время в мечети, потерял выгодный ночной заработок. «Все в руках Аллаха, – мудро рассудил Али, – каждому свое». В этот день он съел в обед только один банан вместо обычных двух.