355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Людмила Петрушевская » Богиня парка (сборник) » Текст книги (страница 10)
Богиня парка (сборник)
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 01:00

Текст книги "Богиня парка (сборник)"


Автор книги: Людмила Петрушевская



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Спасибо жизни

Опустившись на самое дно, я услышал стук снизу – т. е. всюду жизнь. Одни афоризмы. Копайте, и пока есть питательная среда, в почве останутся жить мельчайшие, никогда не видевшие света – они действуют, потребляют, но они и создают все глубже и глубже почву. В лесах и на горах, в морском иле, в горячих источниках – всюду жизнь. Кроме лавы, огня, но и там все что-то трепещет, уж не живое ли? И на далеких замерзших континентах, на планетах, где нет ничего – там тоже есть нечто, явно есть. Морозные легкие субстанции, питаться нечем, нет кислорода, они как парок вьются, у них там, к примеру, квартира.

Трехкомнатная распашонка, т. е. одна берложка посредине, две каютки по бокам запроходные. Когда население выросло и, к старости, увеличилось, распределили распашонку на три молекулы. И в одной живет морозная субстанция девяноста восьми лет, ее зовут Вера Ивановна (спросите – она добрая? Была добрая. Теперь такая же добрая как восьмимесячный младенец). Это раз, стало быть, лежачее существо. Два и три: вокруг нее дочь семидесяти с чем-то и таковой же зять. У дочери в свою очередь дочь шизофреник, она тоже там, с ними, хотя она имеет мужа, тоже инвалида по шизофрении, и иногда живет у него.

Стало быть, в трех молекулах четыре жизненных ядра, четыре сгустка, атомы существования. В дальней комнатке младенец почти ста лет, в большой каюте дочь шизофреник, в ближайшем к выходу закутке двое: зять младенца и собака. Таков взгляд со стороны, взгляд сочувствующих, которые возражают: а где же обитает дочь младенца, которая является матерью шизофреника и женой человека с собакой? Нигде. Когда шизофреник уходит к мужу, ее мать ночует в большой комнатке, а так у нее лежбище в отсеке старшей или (вопрос) она спит с мужем, но (вопрос) вряд ли. Семьдесят, однако, лет – с гаком. У людей потребность свободы, имеется в виду муж.

Главное – это проблема нищеты. Вопиющая нищета, приправленная (со стороны главного действующего лица, крошки М.И.) полной беззаботностью, т. е. когда нет чулок и колготок (их нет), свободно побежит по морозу в носочках и тапочках, скажем, в консерваторию по бесплатному билету, который достался от подруг.

Выслушает концерт, останется бешено довольна.

Причем, наивная, она и в тот раз, и в любые другие разы не видела ничего вокруг, полная поглощенность музыкой. Не видела вытаращенных глаз (носочки зимой, а юбка!)

Разумеется, вид гор. больной. Не будем говорить гор. сумасшедшей, это не так. Контактна, заботлива, энергична, поглощена своими хлопотами вокруг мамы-младенца, и – что интересно – муж ее в этом поддерживает, помогает. И сама младенец в полную силу пытается облегчить жизнь окружающим, т. е. ездит в туалет на стуле на колесиках (зять смастерил из детского велосипеда). Раньше она даже ходила, держась за спинку стула, по маршруту кровать-туалет-ванная-кухня, и даже к зятю в закуток, полюбоваться телевизором. Правда, М.И. ненавидит телевизор, и муж ее смотрит передачи беззвучно, в наушниках, но правда и то, что зять глуховат в сильной степени и без наушников (а там еще слухоаппарат) ничего не схватывает, языка немых не изучил.

А вот его жена, энергичная М.И., побегала в свое время на курсы – и хоп, выучила язык, на первый случай английский. Выучила также еще много чего, энергия! Китайский начала. Но в жизни были большие сложности, так как дочь, ребенок, была скрытым психбольным, потому скрытым, что мать не хотела, чтобы кто-то знал о том, что дочь временами ловит бред.

Потом был частный врач, время от времени девочку оставляли дома вне школы и кормили таблетками, а когда сеанс радужных видений заканчивался, девочка возвращалась в стан нормального народа, училась как все, затем (уже как избранные) поступила в университет, вот вам и атом! Нет, явно созвездие атомов, но уже позже скрывать все дела стало труднее, студенты ведь ездят на практику, отбывают вдаль, матери нет, и это несчастное скопище атомов, выйдя из реальности на глазах чужих людей, оказывалось в психушке, и вполне закономерно.

Там девушка и познакомилась с другим таким же обездоленным и вышла (!) замуж. Как? А так, никому не запрещено. Закончила университет, тут стоп. Нельзя было преподавать в школе. Но обходом, тихой сапой, устроилась вести кружки, зарабатывала мизер, и жили на это с мужем. Устанет там, начинают роиться видения, перебегает к маме.

В описываемое время же все, решила вести сибаритский образ жизни, кружки покинула, взяла деньги у государства, пенсию по шизофрении, малую малость. Руководила бы кружками, было бы лучше, разумеется, но все чаще это созвездие атомов отъезжает, задумывается, на вопросы молчит и сама ничего не сообщает. Сорок лет, однако. Да и платят теперь в кружках, если они и есть, копеечку.

Тяжело жить, граждане. Но спасает болезнь, инвалиды хоть как-то едят.

Теперь о М.И.

Стало быть, выучила английский, в дополнение к своей кандидатской диссертации, когда уже и девочку можно было, не скрывая, отпустить в психиатрическую лечебницу, то есть малость освободиться. Плюс затем наступило и это дочерино замужество с собратом по разуму и больничному коридору, и М.И. досталось кое-какое лишнее время. Девочка перешла жить к мужу, осталась опустевшая квартира, как на далекой планете, полная мороза, одиночества, и дохнуло вечностью, так что М.И. решила жениться, дело у нее шло к пятидесяти годам.

Девочку она в свое время родила уже тоже не молодой, за тридцать, внедрившись в жизнь одного замшелого гения, который проживал с лежачей мамой в своем книгохранилище и весь именно что зарос – даже нос покрылся какими-то паутинами. Этот мужчина был, как уже сказано, гением, комментатором древних, а также выпускал переводы, и его можно было спросить обо всем, он давал ответ и цитировал по памяти длинными пассажами на латыни и древнегреческом (причем безо всякого самолюбования, без охоты, вынужденно, только по делу, и сразу клал трубку).

Крошка М.И., худая и подвижная как мужской живчик, внедрилась в его жизнь влюбившись. Гений один раз снизошел до совокупления после бутылки (он охотно пил хорошее вино, а М.И. раскошелилась и притащила портвейн «Порто», а также сыр, колбасу и мятные пряники, прямо с зарплаты) – однако впоследствии выяснилось, что там уже есть две жены и трое детей, а также одна агрессивная претендентка без прав, еврейская красавица типа Барбры Стрейзанд с трехкомнатной квартирой и машиной, сыном-заикой и здоровенным шнобелем. Но герой был прикован к маме-инвалиду, и его дамы ухаживали за ним наперерыв, улучая каждую временную возможность. Как раз последняя упомянутая невеста без места прорвалась по телефону именно в момент совокупления гения и М.И., причем дважды, вела артподготовку, желала привезти «супчику», и бедная М.И. дважды застывала в неудобной позе, а гений отвечал, что да, запыхался, прибежал от мамы. И опять прибежал, да (опять запыхался). Не хотел травмировать претендентку второго эшелона или уже ее боялся.

М.И. все вытерпела, все это лишение девственности, молча, затем она родила свою бедную девочку, которая подавала надежды на гениальность, высказывала многое в раннем детстве, а затем ее гениальность уже не требовала объяснений с окружающими и вообще никакой внешней деятельности, девочка как бы замерзла в неподвижности, но, по-видимому, она внутренне как-то гениально жила, хотя никому ничего не сообщала (некому? Незачем?)

Кстати, те трое старших детей гения тоже получились нестандартные в результате (сведения от Барбры Стрейзанд, активистки еврейского движения, которая как-то все пронюхала и, желая отшить М.И., встретилась с ней у метро и поведала, что их общий герой есть старинный сифилитик, ждите результатов. При этом выразительно посмотрела на брюхо М.И.). У последнего ребенка, сказала активистка, явно обиженная объектом обожания, у этого ребенка сохнет нога, так!!! Т. е. его возят на курорт в Саки!!!

Ну что, М.И. как-то погасла со своей идеей служения гению, тем более что родившаяся девочка (чудо красоты и кротости со стоячим взором, вроде младенца Сикстинской мадонны) забирала всю ее бешеную энергию.

Что характерно, гений, несмотря ни на что, вскоре женился и родил еще двоих детей, хотя попрежнему жил с семьей порознь (его мама!)

Такова предыстория вопроса, а затем М.И., подбираясь к пятидесяти годам и будучи женщиной со стажем в сорок пять минут (минус два раза по три минуты телефонных переговоров, на которые надо было прерваться, а то Шнобель немедленно мог бы приехать, забеспокоившись) – так вот, М.И. стала энергично искать себе мужа, причем посещала позорные вечера «кому за 30» и охотно ложилась в постель с кем придется (на этих вечерах ведь не о том шла речь, «мне не жениться, тебе не замуж выходить», а именно о партнере на ночь – мужчина спрашивал сразу: «поедем к тебе или ко мне», и она ехала «к тебе», дома престарелая мама сидела с девочкой). Но порядок был заведен такой, что на следующих игрищах мужчины приглашали танцевать других, неиспользованных, желая срывать цветы удовольствия на разных клумбах. Или же их всех поголовно не устраивала сухая, энергичная, болтливая М.И., вечно как бы загорелая и зимами всегда в тапочках на резиновом ходу.

Так что в дальнейшем М.И., не дождавшись от кавалеров приглашения (а билет-то на вечер встреч покупался за деньги!), приглашала на танец мужчин сама кого хотела, вызывая в женских рядах откровенный смех. М.И. не знала и не хотела знать никаких правил поведения на танцах, что дамы терпеливо должны ждать манны небесной, и энергично звала в круг, как мужчина, первых попавшихся танцоров, причем сразу, при первых звуках музыки, не давая партнеру подумать и осмотреться в поисках других вариантов.

Такая свобода поведения вызвала обратную реакцию, все как бы скопились, собрались в желании дать ей отпор, дамы подзуживали мужичков, хохотали, говорили «психбольная», и ей вскоре вся эта история с танцами наскучила. Действительно, как тут реагировать, когда в ответ на приглашение М.И. кавалер мог начать шутить и упорно не соглашался, говоря «я не танцую», и так по кругу. То есть они вели себя как капризные барышни, которые принципиально не пойдут с отпетым бабником.

М.И. тогда перешла на переписку, вела корреспонденцию с иногородними, ездила в разные поселки и военные городки по приглашению женихов, жила у разных мужчин для пробы, и всем многочисленным своим подругам тоже советовала выходить замуж.

И – кто ищет, тот находит – она все-таки вышла замуж, привезла к себе в конурку мужчину-плотника, диво-дивное, и раскаты хохота долго будоражили телефонное пространство, объединяющее подруг М.И. в обширную шпионскую сеть.

Иногородний плотник не мог узнать нигде и никаким способом подноготную своей невесты, ему никто не открыл глаза и не прочистил мозги, не открыл реальности, к кому и куда он вселяется. Его предысторию, в свою очередь, М.И. никому не открыла тоже, сообщила только «он плотник с нарушением слуха». Вот те раз! И не из зоны ли? И не туберкулезник ли, оглохший от антибиотиков?

М.И. тем временем расписалась со своим плотником. Он тут же устроился на работу. Все!

И вот тут оказалось: он непьющий плотник, золотые руки, масса перспектив (если подумать!) А у подруг: шкафы без дверок, полки не висят, стоят внизу упавши, паркет распался на отдельные клавиши, в щелястые окна дует вьюга, все рассохлось поголовно у всех. И вообще повсеместно разверстая, беспризорная древесина, жаждущая ремонта и профессионального мужского ухода. Нужен плотник!

Однако дальше пошли одни конфузы. Он не берет ни денег ни бутылок, а цветы и конфеты не по его части. То же самое и М.И., объяснив всю щекотливость положения, в дальнейшем неохотно откликалась на все просьбы и нужды подруг, мотивируя это тем, что он «устает» (а сам-то был глухой! т. е. отдельно к телефону не подходил).

Интеллигентные подруги смутились и расступились, образовав почтительный круг, и буквально записывались на в гости. И уже дальнейшие разговоры пошли в том смысле, что не по Сеньке шапка, М.И. в своих носочках трепаная и странная, она не пара этому глуховатому джентльмену. Некоторые дошлые даже наблюдали его на прогулках с собакой, с сеттером (!), и иногородний муж всегда был аккуратен, подтянут, Боже, и с трубкой! Джеймс Бонд!

Далее закономерный вопрос: а он откуда?

А он литовец, выходец из крестьян, изволите ли видеть, не пан, а холоп, отстаньте. Выходец из крестьян куда?

В ответ молчание. Потом неохотно, что где-то в ПГР, в селе, короче, в белорусском местечке она его обнаружила. Глухого в глухомани. Он не мог, видимо, бедный пан, ни с кем разговаривать, и его уловили в письменном виде (энергичная М.И., вот она как успела!)

Потом-то она раскололась, что он дал объявление, что одинокий бвп (без вредных привычек) ищет жену бмп (без материальных проблем) и с ж/п, с жилплощадью. Бвп ищет бмп с ж/п. Смех! Но посмеялись и осеклись. Смешно только в начале, дико слышать только в преддверии событий, странно только со стороны для чужих. А в эпицентре событий все сошлось, совпало – видимо, М.И. туда съездила (а дело было летом, и тапочки смотрелись хоть куда, может, она новые купила). Была, вероятно, даже причесанная по такому случаю, поскреблась гребеночкой в своих кудрях, мало ли, а постоянный темный цвет лица, возможно, выглядел как здоровый загар. Любая женщина раз в жизни, взволновавшись, может быть привлекательна, это факт. Взять хотя бы невест!

И при том подруги, допущенные в квартирку, зорко видели, что своего ложа у М.И. нету, она его уступила пану.

– Где ты-то живешь, – якобы заботливо спрашивали подруги, – где спишь-то?

Вопрос этот, однако, повисал в воздухе. И никто не настаивал, сообразив, что можно получить в ответ «живу и сплю с мужем», вот так. И все это было почти что в пятьдесят!

Пятьдесят, потом шестьдесят, семьдесят, подруги бдят и вдруг получают известие, что раз в неделю пан ходит ночевать к троюродной сестре М.И.

И что сама М.И. терпит и сцен не устраивает. Слушайте, это ведь что? Это значит, что пану не хватает одной темпераментной, энергичной жены, он обслуживает уже двух? Куда вы (тире мы) смотрели и что мы проморгали в результате?

Или это он влюбился? Но в кого, в кого, что там есть, кто-нибудь видел эту сестру? Ужас! Правда и то, что М.И. он взял без любви, а каждый ведь нуждается в свободе чувств! Молодец М.И., все правильно. Но какие страдания у нее в эту одну ночь в неделю! Бедная.

Ну нет, мы бы не вынесли такого откровенного сожительства с сестрой. Пусть женится тогда на этой троюродной! Да, но (узнали) у нее квартирка две смежные комнатки, там тоже мать (этой троюродной) и троюродный сын, ему уже под сорок. Тьфу.

И живет, тихо переливаясь на солнце, эта биологически активная масса людей, любит, страдает, сострадает, плотник принципиально не берет халтуру, зарабатывает минимум, мог бы горы злата, но презирает.

М.И. и он дружно присматривают за своим почти столетним младенцем, дочь шизофреник видит какие-то свои сны за стеной, а очнувшись, перебирается к мужу.

Все устроилось, только нет одежды, и вечные тапочки на резиновой подошве мелькают в сторону благотворительных точек, муж в результате одет-обут, дочь в кофточках, мама в халатиках, но там, откуда бьет родник сэконд хэнда, не бывает целых колготок, только носочки малого детского размера либо мужские. Но случаются брюки и длинные юбки, это спасение, спасибо жизни.

Маленькая Грозная

1

Эта вечная фраза сопровождала Грозную до самого конца: «Почему их двое?»

То есть она догадывалась, что находится под контролем, так было всегда, органы все видят. Но чтобы двое и с какой целью так открыто? Мужчина и женщина приходили безо всякого ордера, не имея никакого права, у них были все ключи и какие-то возможности открывать дверную цепочку или засов на кухне. Нагло сидели, как бы ее выживая, на диване у покойного мужа в комнате, все время сопровождали ее во все места общего пользования, нисколько не стесняясь. Однако и не арестовывали. Какая-то тактика сживания со свету.

Мужчина был очень худой, в шинели даже. Не снимая сидел. Грозная включала телевизор, они оба тут как тут, «ну хорошо, я выключу телевизор, дальше что?» (Это она говорила при сыне). – «Я выключу телевизор, дальше что, так и будете сидеть как пришитые?» И тут же сказала сыну: «Ты сиди, это тебя не касается. Ты не при чем.»

Дальше, через некоторое время, будучи то ли одна, то ли при тех двоих, она упала на ровном месте, сломала шейку бедра, никто не помог, сама доползла до телефона и позвонила сыну.

Между прочим, когда хоронили Грозную, народу было мало.

Кое-кто из родни не пришел, другие убрались сразу же после кремации, замкнутые и холодные, и даже зять и внучка не явились из-за границы. Однако Грозная теперь лежала в виде жалкой старушки, был заказан гроб с музыкой, конец всему, лились тихие звуки органа (или шла запись) и все шло по порядку, как полагается; вокруг гроба, сплотившись, стояла кучка мрачных людей. Когда открыли гроб, женщины заплакали.

Похороны устраивала крепкая пенсионерка-дочь, она же и говорила, задыхаясь от рыданий, речь над гробом.

Все было в порядке, дочь-пенсионерка выехала сюда из-за границы, хотя и не вовремя, все тянула, откладывала, видимо, не решалась, но потом разведка донесла, что надежды уже нет, Грозная никого не узнает и можно элементарно опоздать.

Может быть, дочь любила мать, но боялась (видимо) самого факта смерти, как его боятся многие, что говорить: может, потому и не ехала.

Другие же говорили, что дочь и мать уже полгода как находились в ссоре: и то сказать, легко было поссориться со слабой, одинокой старухой, стоящей на крайней ступени высокомерия, и еще имелось обстоятельство, о котором все узнали после, а дочь, видимо, гораздо раньше, и на этой почве и произошел разрыв, дочь твердо возразила матери, что не будет брать на себя хлопоты насчет защиты квартиры от двоих посторонних, и отчалила к себе за границу, в маленькую аккуратную страну, где у нее были свои проблемы, видимо.

Так что в дальнейшем дочь явилась как раз тогда, когда Грозная уже никого не узнавала, только все протягивала руки вверх, как ребенок, чтобы ее взяли из кровати (видимо).

Весь позор и ужас заключался в том, что она умирала в психбольнице: то, чего Грозная и вообразить себе не могла.

В психбольничку Грозная попала, однако, якобы только потому, что некому было сидеть с ней дома, когда она сломала бедро – единственный, кто у нее оставался под рукой, сын средних лет, сдал ее в городскую больницу в травматологию, а оттуда прямой путь лежал ей уже в психушку, так как больная в общей палате, среди смрада, стона и подвешенных ног стала качать права и требовать медперсонал, чтобы убрали черных котят.

Она-то привыкла к другим больницам (об этом речь ниже), но дело еще и в другом: бедная старуха не хотела мириться с реальностью, что дочери с ней нет и внучки нет, в результате чего и ушла к своим знаменитым черным котятам, а именно в полный бред.

Многие так и обходятся, когда теряют все – там, где все горизонты распахнуты, уже нет места точным адресам, там царствует какой-нибудь посторонний мелкий казус, маленькая претензия, легкая запинка, там объявляются новые непрошеные враги, в данном случае котята.

Медперсонал, конечно, сделал стойку, и сын, пришедший навещать Грозную, не получил свидания, а получил на руки адресок психушки, вот и все.

Психбольница в конце жизни! Многие не способны даже представить себе этого будущего, сильные, смелые, решительные.

У Грозной тоже так сложилась судьба (она складывается у многих женщин именно так), что она, Грозная, единолично управляла своим домом, детьми и мужем, а также своими студентами: сильно и решительно, не боясь когда надо стукнуть, когда надо выгнать.

Но в конце концов она сама оказалась в гробу, то есть на полутора квадратных метрах жилплощади, нищая, маленькая, мертвая, выпускник психбольницы, да еще и брошенная всеми – кучка людей в крематории не в счет, все пришли из собственных моральных принципов, а то бы себе же и не простили.

Но все думали, что она, возможно, витала в облаках счастливая: она добилась цели своей жизни и оставила дочери роскошную квартиру в сто квадратных метров, да еще и в центре – по московским меркам вещь фантастическая. Только дочери и внучке, но никому другому!

Собственно, это и было лейтмотивом всей ее жизни, оставить именно им этот сбереженный семейный очаг.

Правда, существовало препятствие в виде двух сыновей, которые тоже были прописаны в громадном, хотя и нелепом жилище Грозных.

Причем оба сына успели жениться и наплодить детей и тещ.

2

Тут уже начинается, собственно говоря, сама история жизни Грозной, история ее борьбы со своими собственными сыновьями.

Посмотрим, как обернулось дело.

То есть оно никак не обернулось, Грозная не пустила их всех на порог в конечном итоге.

Правда, к чести Грозной надо сказать, что она вообще никого и никогда не пускала на порог, даже свою родню, а уж о друзьях и родственниках мужа и речи не было, в крайнем случае в разовые гости, но никак не ночевать, это она ненавидела: кто-то спит рядом чужой, топает в ее уборную и спускает воду в ее идеально чистом унитазе!

И впоследствии с этим же девизом на флаге она буквально отвратила от своего дома мужей и жен своих выросших детей: что же, так поступают многие хозяйки.

Многие хозяйки, добавим мы, намыкавшиеся по общежитиям и койкам в эпоху строительства новой жизни, когда рядом кто-то ведет свою громкое наглое и скотское существование, жрет, пердит, икает, снимает штаны и чешет в грязной голове. И в уборную не войти.

Она этой общей жизни наелась, и, когда Грозные получили всей семьей новые и царские хоромы, тут Грозная остановила своим тщедушным телом вал жадной родни, набегающий на свободную площадь опять жить и срать.

Она брезговала всеми.

И как многие хозяйки, она стояла как скала – никого не пускать жить. Ее невестки и зять, свекровь и золовки, все эти наезжие лихие и бездомные племена расстраивались, плакали, нервничали, и бывали не только холодно удаляемы или вновь приближаемы (и тогда хвалили ее в глаза по первому попавшемуся поводу) – но и бывали биты по мордам простым народным кулаком в глаз.

Она подспудно знала свою цель, жизнь в полном одиноком покое посреди своей квартиры, затем квартира в руках у дочери, все. «Затем», кстати, могло и не наступить. Подспудно она не верила в свою смерть.

Вот так Грозная одна и стояла в полном разуме, в своем уме посреди всеобщего развала. Ее уважали, почитали, даже любили, что интересно, но она хорошо знала их повадку, под этим видом вползти к ней в доверие с целью переночевать.

3

Ее, кстати, было за что уважать: во-первых, цельная, чистая, честная натура. Не врала никогда! Имела принципы, не срала в чужой уборной ни при каких обстоятельствах. Это даже был какой-то легкий сдвиг у нее. (Интересно, как обстояло дело в грязных поездах дальнего следования). Далее: интересовалась искусством, ходила по выставкам, читала журналы. Была передовых взглядов. И жизнь ее – и квартира, и она сама, ее вещи, и вскоре могила младшего сына – все было в идеальном порядке. Все некрасивое, неуютное, голое, но чистое и просторное.

Она царила и на том простоватом, заштатном кладбищенском участке, куда ездила каждую неделю в любую погоду и где все, что сажали жена и дети ее покойного сына, – все, что сеялось не по ее тычку, выпалывалось как сорная трава, едва взойдя: она и не проверяла, какой цветок вырастет из этих хилых росточков, выщипывала методически.

За что еще ее уважали: за немногословие и твердость, это всегда уважается.

И добавим, что с ней никто не спорил никогда, ничего не объяснял: как-то было неуютно.

Вроде бы она внушала настоящий страх пополам с почтением, бывают такие личности.

Но когда она улыбалась, тут был настоящий праздник, тут все начинали радоваться и любить ее.

Однако она распорядилась этой любовью окружающих сообразно со своими планами, т. е. оставьте меня жить одну на свободе, и в конце концов это вышло именно так, хотя в процессе жизни все вроде ехало незапланированно, от гнева к гневу, как придется.

(Цель высвечивается только по ее достижении, так уж устроено. То есть сам человек с изумлением смотрит и видит, к чему пришел – а ведь вроде не хотел ничего плохого, никаких смертей, но жизнь есть дорога, по которой не вернешься, хотя люди впоследствии и пытаются, ездят на могилки, выращивают там цветочки и т. д.).

Итак, повторяем – по истечении некоторого времени все постороннее вокруг Грозной растворилось, как в серной кислоте: все, что было ей не нужно.

Осталась огнеупорная дочь с такой же внучкой, которых родственники называли собирательным именем «барракуды» и которые буквально грелись в адском пламени любви Грозной.

4

Дочь назвали Сталинкой в свое время, да и квартиру семья получила по ордеру, подписанному самим Сталиным (или Берия, распорошенная в панике родня не сохранила эту легенду в больной памяти).

Возвышение Грозной произошло в тот год, когда всех сажали и возникало много пустых, вакантных мест.

К власти пришли новые люди, и каждый из них был маленьким Грозным.

И наша Грозная была женой такого маленького вождя, однако сам он терялся перед ней.

То есть он не совсем оказался маленьким, он получил пост замминистра довольно грозного министерства и ходил при кобуре.

Но Она его превзошла.

Он дома как-то размягчался, она – нет.

Она никогда не проявляла слабости, даже не брала на руки своих маленьких сыновей, грудничков: сама для себя решила, что на это не хватит времени, кроме близнецов в семье было главное дитя, Сталина, и баловать младших никто не собирался.

Когда самый маленький (тот, что умер молодым) в возрасте трех месяцев болел пневмонией, пришедший врач велел в качестве лечения все-таки брать его на руки (младенец задыхался), но мать была удивлена, как так, брать на руки, что за рецепт!

Однако она подчинилась и в дальнейшем с чувством удивления рассказывала об этом факте на семейных сборищах в краткие моменты семейных перемирий.

Зачем она это рассказывала, понять трудно, так иногда люди сообщают о себе посторонним какие-то некрасивые сведения, это их освобождает, что ли – или шутливая интонация, снисходительное выражение лица рассказчика извиняет собственные прошлые грешки и можно жить дальше после такой легковесной исповеди.

А может, наоборот: Грозная таким образом как бы плакалась на трудности быта с тремя детьми на руках, одна мать трое детей и никакой помощи от мужа, поймите и вы меня, девочки, как бы говорила она между строк своим невесткам, не вам одним тяжело, а я ведь ни у кого не просила ничего, ни прописать, ни пустить жить!

Девочки, молоденькие женщины, охотно кивали, чувствуя себя приобщенными к семейным традициям, один род, один клан, племя, семя, знамя.

Она рассказывала о данном случае только в моменты расслабленности – семейный праздник, мало ли, подняты рюмки, все забыто, хозяйка излучает добро, улыбается внучатам, хлопочет – и именно тогда она вдруг снова начинала рассказывать эту коварную историю о себе, но в ее устах, например, собственное материнское равнодушие (думали испуганные невестки) благородно выступало как осознанная необходимость по Карлу Марксу.

А как же материнский инстинкт, как же жалость, задыхающийся крошка, рожденный семимесячным, маленький, да еще температура – как же к нему не подойти, не взять на руки, не подержать его стоячком, чтобы ему было легче – как же так (может быть, думали невестки, у каждой дети и каждая через это прошла).

Не исключено, однако, что Грозная их просто-напросто пугала, своих и так запуганных молодок: я и ребенка не жалела, кого еще мне жалеть!

Но сам факт откровенности потрясал – перед кем откровенничать было, перед невестками, которых очень скоро погнали, и собственных сыновей вместе с ними, и внуков.

Повалила всю семейную постройку как домино, раз и нету.

5

Изгнание производилось, чтобы не превращать персональную квартиру в коммунальную – такое было объяснение со стороны Грозной.

Это была стандартная формулировка в такого рода конфликтах.

Кстати говоря, в этом знаменитом доме (огромный послевоенный дом на набережной) во многих квартирах старшее поколение довольно часто изгоняло женившихся детей, причем как-то со скандалами.

Старшие хотели заслуженного покоя и видели в своих зятьях и невестках только жадных до чужой жилплощади захватчиков и бедноту голозадую.

Сыновья Грозной в результате перебрались от нее в квартиры своих жен-тещ, где, кстати, в те годы, когда еще все были живы, молодым мужьям выпадало ютиться в крошечных комнатках рядом с чужими старыми родителями, и бывали конфликты, и те родители восклицали, и не раз: почему это мы должны тесниться, а почему они (имелись в виду супруги Грозные) живут одни на ста метрах?

Они действительно там жили одни, хотя все вокруг бесились насчет несправедливости: ваши сыновья прописаны в той же квартире, имеют право разменять квартиру и получить себе хоть по комнатке! Не все им жить по людям, занимая чужую жилплощадь!

Оба сына впоследствии отправились еще дальше, вынужденно удалились из тещиных квартир – один разошелся с женой, оставил ненавистную тещу с ее нотациями и уехал вон из Москвы, нанявшись в провинции младшим научным сотрудником, жил в общаге три года, потом вернулся и пил по-черному; другой, потеряв подвижность ног после автокатастрофы, стал калекой, попробовал вернуться из больницы в отчий дом, но Грозная не единожды предупреждала, что хорошо, так и быть, она пустит парализованного жить как безнадежно больного домой, но – внимание! Без женки и детей. Без посторонних. С этими словами она и забрала больного из клиники, поскольку калеке возвращаться после года больницы было некуда – не к жене же в одну комнатку одиннадцать метров плюс дети и теща рядом.

Грозная проявила материнский героизм и, можно сказать, на этот раз взяла этого сына на руки.

Однако с посторонними она чувствовала себя в своей квартире плохо, вплоть до того, что у нее бывали припадки криков с этим ее знаменитым простонародным посулом дать в глаз.

Так что калека был выгнан Грозной, все скитался семейно с детьми, скарбом и супругой, снимал квартиренки, да потом и умер.

6

К ее чести надо сказать, что все ее поступки выглядели каждый раз логично, каждый раз в основе лежала обида, причем одно слово, взгляд – и на всю жизнь.

Можно даже сказать, что она как бы ловила малейший знак неуважения и потом спокойно и свободно, чувствуя себя оскорбленной, поступала по совести как хотелось – раз вы мне так, то я еще хуже, и все оправдано.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю