Текст книги "Ночь с тобой"

Автор книги: Людмила Леонидова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

10

– Вы все предатели, – рыдала у меня на плече моя современная, прагматичная и, казалось бы, такая самостоятельная внучка. – Вы предали и бросили меня! Папа Игорь, Вася, который Жорик, мама и даже ты!

– Что ты такое говоришь? Кто и в чем тебя предал?

– Вы всю жизнь обманывали меня! – еще больше зашлась она от моих слов. – Ну почему, почему никто мне не сказал, что мой отец совершенно не мой отец.

«Ах, вот оно в чем дело», – растерялась я. Видимо, Таня стала готовить ее к очередной смене персонажей в доме. Наверное, они действительно решили с Северцевым создать семью. Но в течение такого короткого времени поменять двух отцов на третьего для Ксюши многовато! Тут даже отмороженный не выдержит.

Я не хотела больше влезать в жизнь моей дочери. Но обстоятельства подкидывали мне проблемы, от которых не уйти.

– Скажи, Риса, только честно, разве он действительно мой настоящий отец?

– Кто? – тупо глядя на девочку, я широко раскрыла глаза. В глубине души я догадывалась обо всем давно, но старалась не думать об этом.

– Ты снова притворяешься, будто ничего не происходит? Северцев. И они любят друг друга, как Ромео и Джульетта, понимаешь?

«Тоже мне Ромео выискался», – только что не фыркнула я, и внучка тотчас, словно тоненькая струночка, ощутила мой настрой.

– Он не нравится тебе?

– Мне-е? Кто сказал? А потом, какое это имеет значение, тебе ведь он нравится?

– Мне?! – Теперь пришла очередь искренне удивиться Ксюше. – Все только про него и говорят, что он такой-растакой. Даже Элеонора.

Чувствовалось, что ее мнение для Ксюши важно.

– Но ты ведь тоже считаешь его настоящим мужчиной. – Я припомнила Ксюше, как она, презрев на первых порах Георгия, противопоставила ему испанского знакомца.

– Так Северцев и есть тот господин, что приглашал нас на прощальный ужин в Испании?! Тот самый адвокат? – От удивления Ксюша перестала хлюпать.

– Да, а ты что, этого не знала?

– Откуда? Мама просто сообщила мне, что собирается в третий раз и теперь уже по-настоящему выйти замуж за человека, с которым они любят друг друга всю жизнь, ну вот, как Ромео и Джульетта. Сейчас он болен, то есть его подстрелили, тогда по телевизору…

– Фу, как ты говоришь! – остановила я девочку. – Подстреливают дичь, а он человек.

– Теперь мама будет любить только его, она и так теперь любит только его, – отмахнулась от моих нравоучений Ксюша, готовая опять разреветься.

– С чего ты взяла?

– Она сказала об этом Жорику, тот собрал вещички и ушел к Элеоноре. Он был такой добрый, и я его полюбила. – Ксюша сделал жалостливое личико. Это было совсем не в ее характере. Скорее она жалела себя, а не Георгия.

– Ну вот, начинается. Ты определись все-таки, какие тебе нравятся мужчины: добрые или настоящие?

– Я люблю маму и тебя-я, – вновь зарыдала девочка, – а меня не любит никто-о. – Она закрыла лицо руками, ее плечики вздрагивали.

Мне было ее очень жаль. Я совершенно расстроилась и стала копаться в прошлой жизни, винить себя во всем с самого рождения Танюши.

Разведясь с мужем, отцом Татьяны, считала, что смогу дать ребенку все и заменить отца. Но этого не произошло. Сознательная жизнь дочери протекала без наглядного примера нормальных взаимоотношений между мужчиной и женщиной. Он, ее отец, не вставал вместе со мной по утрам с постели, не брился, не искал чистых носков, не давился впопыхах яичницей, торопясь на работу, не трепал свою дочурку по щеке, не защищал ее от моих ненужных женских приставаний, не подкидывал великодушно в тайне от меня денежку на карманные расходы, да мало ли чего не делал не живущий под боком ее отец, мой муж. Татьяна выросла без мужской опеки и, встретив Северцева, сразу обнаружила в нем все, чего ей не хватаю в жизни!

И ведь попался же не просто завалящий мужичок, а такой незаурядный, можно сказать, блестящий представитель мужского рода! И вся наша с ней жизнь пошла наперекосяк! А за ней и Ксюшина. Конечно же, в глубине души я не верила в ее брак с Игорем, правда, втайне надеялась на авось. И то, что она забеременела не от Игоря, а от своего первого возлюбленного, подозревала. Потому и делала все, что могла, для ее быстрейшего замужества. Думала: ну какая разница, все дети – Божьи! Ан нет, наказал меня Всевышний!

От горьких рыданий Ксюши у меня самой слезы наворачивались на глаза. Я готова была сесть с ней в рядок и завыть так же, как она. Самое плохое – она действительно права. Казалось бы она, Ксюша, плод такой нежной любви, они сейчас должны были бы ее вдвоем на руках носить. Но это только в любовных сериалах. А в жизни? Святослав – мужчина в годах, не имевший никогда своих детей, не знал о существовании дочери, не видел и не воспитывал ее все эти годы! Как он воспринял сообщение Тани о готовом создании? Да таком создании, с которым не соскучишься! Отец незаурядная личность – ребенок весь в него!

– Она не пришла на конкурс в гимназию, – продолжала плакать Ксюша, – обещала ведь!

– На какой конкурс?

– «Пусть всегда будет мама», – прорыдала Ксюша. – Посвящался Женскому дню. Все-все мамы пришли. Мне приз за оригинальную идею вручали.

– Прости ее, детка, она, наверное, была очень занята. А что ты представила на конкурс? – сделала я заинтересованное лицо.

– Картину. – Слезы все еще лились из Ксюшиных глаз.

– Ах да, – припомнила я. – Мы же с тобой покупали холст и краски. Так ты это не для уроков просила? – Я знала, что у Ксюши последнее время появилось новое хобби – живопись. Она ходила в изостудию и с жаром рассказывала о преподавателе, который учил ее создавать шедевры.

– Один мальчик музыку придумал, другой стихи сочинил, Даша платье из фольги склеила и, как настоящая манекенщица, по подиуму ходила, а я такую картину написала!

– Да-да, я знаю, у тебя очень красивые рисунки.

– Тебе нравятся?

– У тебя большое будущее, – не моргнув глазом, утешила я ребенка. Знала, что завтра Ксюша вновь сменит свою привязанность, возможно, захочет стать летчицей или парашютисткой.

– Она даже не взглянула ни на картину, ни на приз, которым меня наградили!

– Когда этот конкурс проходил?

Ксюша назвала следующий день после ранения Северцева.

– Ты же знаешь, что мама была в тот день в больнице! – Мой голос звучал укоризненно. Но Ксюшу было не пронять. И она по-своему права. Ее проблемами никто не интересуется, и ей нипочем чужие.

– Посмотри хоть ты! – Ксюша притащила холст, где маслом была написана довольно сносная картина. Ее сюжет как нельзя лучше отражал идею конкурса и чаяния Ксюши: она с мамой в ракете, улетающей в космос. Я не очень-то поняла, почему в космос. Эта тема присутствовала в период взросления моей дочери, начиная от «Незнайки на Луне», кончая американскими фильмами о космосе и космических монстрах. Теперь идет повальное увлечение Гарри Поттером и виртуальными созданиями.

Вероятно, внучка получила приз за ретро, которое вскоре станет классикой. На земле у нее оставался маленький человечек, задрав голову к солнцу, он махал рукой улетающему космическому кораблю. Человек в брюках и кепке, явно мужского рода!

– Догадалась, кто это? – ткнула она рукой в дочку с мамой.

– Конечно, – отозвалась я. – Только не пойму, кого ты на земле оставила?

Ксюша молчала.

– Тогда хоть объясни, почему ты его на земле оставила?

– Конкурс называется: «Пусть всегда будет мама», – напомнила она мне.

Что это так отцов обделили? Как-то раньше никогда не задумывалась над словами песни: и солнце, и небо пусть будут, то есть жизнь… но без отца! Общий тон картины неяркий, сиреневый, почти что полумрак. Потому что счастье-то для ребенка не полное, а наполовину. У меня было наполовину, у Тани, и у нее тоже.

– Сиреневое счастье, – тихо произнесла я вслух.

– Что ты сказала? – встрепенулась Ксюша.

– Нет, это так – пробормотала я.

И жалобы ее вполне справедливы. Это я во всем виновата, я. Все от меня. И не помогали оправдания, которые я приберегала для себя на всякий случай, что я посвятила себя Танюше, не вышла замуж, даже любовников в дом никогда не приводила. Хотелось выглядеть в глазах дочки безупречной. Правда, Таня ревностно следила за мной и при появлении любого мужчины на горизонте нервничала, закатывала истерики. Ксюша в этом смысле оказалась куда более стойкой. Подруги говорили мне: «Ну что ты идешь на поводу у ребенка?» Сочувствовали и давали ключи от квартир. Но чужая постель, из которой надо было выкатываться к шести вечера, не способствовала никакой любви. Даже никакому сексу она не способствовала. И для того, и для другого нужны не только взаимные симпатии, условия и время. Кстати о времени! Если нужно прибежать с любовником днем в чужую квартиру, выпить по бокалу вина, и, зашторив бьющее в глаза солнце, быстренько в койку, любое желание отпадет. Хорошо еще, если в голове свербит, что только муж подруги неожиданно забредет в неурочное время к себе домой. А если ты в доме у любовника, и его жена заявится?

Заявилась однажды, тихонечко ключом дверь открыла, а он со страху в комнате со мной забаррикадировался. Все мои вещи – в прихожей, пальто, сумочка с удостоверением редакции и фотография моя на удостоверении.

– Симпатичнее подобрать не мог? – через закрытую дверь заверещала жена. – Ну и страшилище!

Я догадалась, что она до моей сумки добралась. Возле кровати в спальне, где мы только начали заниматься любовью, у них шифоньер с зеркалом стоял, и я на свое отражение в тот момент посмотрела. Сейчас вспоминаю, что хороша была, как куколка. Волосы в разные стороны распушились, глазки даже без косметики разблестелись. Я еще себе комбинацию тогда коротенькую (только на них мода появилась!) у подружки с рук за две цены отхватила. Секси, да и только! Он тоже дамским соблазнителем прослыл. Стройный, чернобровый. И, что очень важно в те времена, одевался красиво, в настоящих джинсах ходил. У всех только самопал, а у него американские! В голове, правда, одна солома. Но и я тоже в юности не Мария Кюри была. Это сейчас меня все умной женщиной величают. Зато тогда… особенно по весне, как только яркое солнышко проглянет, ручьи по асфальту потекут, и я через них, словно коза, в своем выношенном кроличьем жакете перескакивала, все мужчины вслед оборачивались и недвусмысленные улыбки посылали.

А на этой фотографии с удостоверения даже сама себя узнать не смогла бы. Ну, такая страшная… хоть и накрашенная. Знала бы, что так вляпаюсь, заставила бы фотографа снимать себя до тех пор, пока на человека вместо обезьяны похожа не стану.

Понимала, что аморально чужих мужчин в постели затаскивать, но, к сожалению, к тому времени свободных уже не оставалось – всех порасхватали!

Таня стала более современной, чем я. Никаких чужих постелей – всех к себе. Результат налицо! Ребенок Ксюша из благополучной семьи – это на взгляд со стороны – чувствует себя покинутым, заброшенным. А ведь казалась такой сильной девочкой. Ее разговоры об однополой любви – тоже результат отсутствия папы в доме. Моему самобичеванию не было конца.

– Не буду больше ни с кем жить, ни со своим, ни с чужим отцо-о-ом, – плакала внучка и я, не в состоянии ее утешить, вместе с ней вытирала украдкой слезы.

– Все, – вдруг взяв салфетку в руки, неожиданно приняла решение Ксюша. – Ухожу жить к тебе, навсегда. Ты ведь меня не предашь?

– Что ты имеешь в виду? – встрепенулась я.

– Поклянись, что не женишься никогда. – Ксюша, как все дети, употребляла форму «женишься» вместо «выйти замуж».

– А ты замуж не собираешься? – нашлась я.

– Сейчас нет, – быстро выкрутилась она.

– И в Германию к своему другу Курту на каникулы не поедешь?

– Это ведь на пару недель, – оправдывалась девочка.

– Ксения, – вдруг серьезно спросила я, – когда у тебя будет дочь, ты ее не предашь?

Ксения молчала. Она думала.

– Нет, – наконец ответила она. – Дети ведь маленькие, их надо защищать.

– От чего?

– От всего. Вам, взрослым, этого не понять. Мужчин много, – по-своему рассудила она, – а я у мамы одна. Никогда при дочери я не буду заниматься любовью.

«Так, приехали, – подумала я, – эту тему я обсуждать не готова». Но помимо моей воли вырвалось:

– Это как?

– Ну, целоваться там и обниматься, что ты маленькая, не понимаешь?

– Г-мм, ну это не совсем предательство.

– Не скажи, – по-взрослому рассудила Ксюша. – Когда любимый человек занимается любовью с другим («Она употребила это выражение в своем понимании», – успокоила я себя) – это предательство!

«В общем-то, вполне логично», – подумала я, а вслух спросила:

– Значит, ты готова предать мужчину?

– Запросто, – отозвалась Ксения и, подумав, добавила: – Даже не из-за ребенка!

Я поняла, она имела в виду, что из-за ребенка тем более. Потому что еще не знает ни про любовь, ни про привязанность к мужчине.

– А из-за чего? – все-таки поинтересовалась я.

– Да, просто так! Полюблю другого.

Вот уж не ожидала откровений от своей внучки.

– Как это?

– Ну, другой будет лучше, красивее, круче, – объяснила она.

– А, вот оно в чем дело! Только потом в жизни за все придется расплатиться.

– Деньгами? – поинтересовалась девочка.

– Кому чем, – вздохнула я, – кому тюрьмой, кому сумой, а кому здоровьем.

И вдруг подумала о себе: «А ведь одиночество тоже расплата за что-то?»

11

Меня никогда не посещала тоска, и одинокой себя я тоже никогда не считала. Однако в суматохе последних событий из памяти всех, кто мне близок, выпал день, который что-то означает в жизни, – мое рождение. Обычно я отмечала его бурно, сначала на работе, потом дома. Но всегда кто-то еще, кроме меня, помнил о нем.

На сей раз забыли все! Мой аккуратный шеф, у которого в календаре все записано. Остальные сослуживцы, которым он сообщал загодя. Моя дочь, переживающая не лучший период. Подруги и знакомые по неизвестным причинам не отозвались тоже.

Будничный, насыщенный событиями день также не располагал к празднику. Да и сама я планировала отметить его не сегодня, а в ближайшие выходные. Возвращаясь вечером домой, я загрустила. Вот приду в пустую квартиру, а там только шиншилла шевелит своими чебурашьими ушами. Как же так? Неужели я никому не нужна? И неожиданно в голову пришла мысль устроить себе праздник: «Пойду-ка я да и поужинаю в ресторане». А что? Времена, когда одиноким женщинам слабо было толкнуть дверь вечернего заведения, канули в Лету. Сейчас – запросто!

И вот я уже уверенно вышагиваю по центральной улице, где громко играет музыка, неоновые витрины блещут разноцветными огнями, а я пытаюсь заглянуть внутрь, где уютно и светло, где грусть и одиночество должны отступить. Прижимаю к груди свою сумочку и ощупываю: на месте ли заветный «НЗ»? Все в порядке. Манящее название «Париж», швейцар в ливрее, зеленый ковер на тротуаре – и выбор сделан.

Про фейс-контроль наслышана от друзей, да и в прессе об этом мои коллеги пишут с удовольствием. Надеюсь, что я приглянусь этому заведению, потому что оно приглянулось мне. Моя «морда лица», как сказала бы Ксюша, вполне пристойна, однако на душе отчего-то тревожно и я вся напряжена. Но… швейцар широко распахивает дверь, а шеренга службы, встречающей у входа в зал, вполне радушна. Значит, с моим фейсом все хорошо. Несколько пар глаз оглядывают меня с ног до головы. Догадываюсь, что не только «морда лица», но и одежда играет немаловажную роль, хотя слово «дресс-код» у нас еще знают не все.

– У вас заказано? – вопрошает лысоватый мужчина, видимо старший из обслуги.

– Нет, спонтанно решила отпраздновать одно маленькое событие! – сообщаю я и, чтобы предварить следующий вопрос, добавляю: – Одна.

Вся шеренга разбегается в поисках места для меня одной.

Чудесная музыка доносится с эстрады, где небольшой оркестр играет что-то очень приятное.

«Мест, однако, немерено», – фиксирует мой пытливый мозг, а глаза замечают несколько парочек, затерявшихся среди сталогмитов хрусталя и изящного фарфора. Меня усаживают за чудесный столик, наряженный скатертями, словно барышня в нижних юбках. Он, правда, на двоих, но официант тут же убирает лишние тарелки и прибор. Однако расслабиться пока не могу, предстоит выбор блюд и напитков, а это, подозреваю, непростая задача. Правильно подозреваю – огромное меню в кожаном переплете не умещается на небольшом столике. Я пробую отодвинуть свои приборы и пристроить его возле себя для изучения, но тщетно, оно соскальзывает на колени. Придется так и держать. Пока я сражалась с этой огромной папкой, подоспел официант в белых перчатках. Он зажег свечу, от чего сделалось ужасно уютно, и спросил:

– Что желаете на аперитив?

Ну, это я запросто, даже в раздел напитков могу не заглядывать. Вопрос только в цене, до цен я пока еще не добралась! Хотя что мне до цены? День рождения у меня или нет? Наплевать мне на цену!

– У нас широкий ассортимент вин, не хотите ли взглянуть? – подсказывает официант, то есть предлагает сразу заказать бутылочку вина: оно и под блюда и как аперитив сгодится.

– Мне, пожалуйста, джин с тоником, – тоном завсегдатая питейных заведений отказываюсь я от вина. В винах я не сильна. Во французских, кроме «Бужеле», разбираюсь плохо. А абхазские или грузинские, которые знаю и люблю, скорее всего, здесь не подают.

Официант исчез, предварительно уточнив, какой именно джин я предпочитаю. Теперь предстояло самостоятельно заняться выбором еды. Все-таки эмансипацию я признаю до определенных пределов. Приятно положиться на мужчину, хотя бы в этом. «Дорогая, не хочешь ли попробовать салат из рукколы или террин из фуа гра с трюфелями, гарнированный желе из «Сотерна» и бриошем?» Вот названия так названия! Мало того, что цены, как всегда, выставлены в иностранной валюте, так и сами блюда не выговоришь. В командировках по всему свету я справлялась с этим запросто. Международные названия блюд, такие как стейки, пасты, бефстроганов, во всем мире звучат одинаково, не ошибешься. Но здесь, у себя на родине, в центре Москвы, не разобрать ни единого слова! Переводчик с французского и тот бы подрастерялся.

Я приуныла. Выудить хоть мало-мальски знакомое название, дабы определить, что собой представляют эти блюда, нелегко. Вот если только крем-брюле! Но не могу же я есть один десерт. Правда, любимый и знакомый с детства. Помнится пятнадцать копеек стоил. Но о цене я договорилась сама с собой – не вспоминать! Ах, вот еще одно – жульен. Жульен – очень даже знакомое блюдо! И в наших советских ресторанах его любили подавать, и сейчас журналистов на фуршетах частенько угощают, потому что в кокотнице можно запечь все, что осталось не съеденным за неделю! Но этого все равно маловато. Наконец, в разделе мясных блюд в скобочках промелькнуло слово филе. Хоть оно и имело расширенное название – паве, сдобренный фуа гра, но я попала в точку, и кусок сочного мяса оказался вознаграждением за мои мучения. Аперитив сделал свое дело, мне удалось расслабиться, и я даже заказала маленькую бутылочку французского шампанского. Тост за мое здоровье, мысленно произнесенный, пришелся очень кстати, потому как раз оно, мое здоровье, оказалось в опасности.

Это я обнаружила, когда, возвращаясь из ресторана чуть-чуть навеселе, подходила к собственному дому. Рядом с моим подъездом в полной темноте стоял небольшой фургон, а человек, маячивший перед ним, вызывал опасения. Как раз в тот момент он разговаривал по телефону, причем через невидимый микрофон. Наушники, вероятно, спрятаны под вязаной шапкой. Выглядел он как на фотографиях: «Разыскивается!». Я тормознула. Приехали! Когда-то должна была наступить и моя очередь. Меня ведь предупредили. Холодные глаза министра, который сел на место подзащитного Святослава, намекали на неприятности.

Ему позвонили по вертушке из пресс-службы президента и попросили меня принять.

Хотелось посмотреть, что он собой представляет, и убедиться, насколько замешан в деле.

В дореволюционные времена, то бишь до девяностых годов, мне приходилось брать интервью у чиновников такого ранга. Это были хитрованы, боящиеся всего, но в первую очередь скрывающие свою ограниченность. Они не умели связать и двух слов, а те, что с трудом складывали в предложения, не согласовывались между собой. «Махай» и «поехай» были самыми безобидными ошибками в их речи. Ко мне они относились как к надоедливой внучке, потому что разница в возрасте была огромная. Доживающие свой век на хороших постах настоящие партийцы, прежде чем встретиться с журналистом, требовали предварительно подать им вопросы, чтобы не попасть впросак. Основательно заранее подготовившись, они играли с журналистами в такую игру: как бы ничего не сказать, но при этом выглядеть праведниками, беззаветно преданными народу. Они демократично усаживались со мной за чайные столики в своих огромных кабинетах, поили дефицитными сортами чая из хрусталя в металлических подстаканниках и угощали специальным печеньем, а в конце предупреждали о необходимости согласовать текст, прежде чем отдать в печать.

Новый министр выглядел совершенно по-другому. Во-первых, он был молод, хоть попасть к нему для интервью было так же непросто, как и к тем угрюмым дедам в одинаково немодных костюмах, сшитых в совминовских ателье.

Элегантный, надушенный, в галстуке, завязанном по последней моде, с отрепетированной улыбкой, он бросился мне навстречу. А говорил так, что позавидовал бы каждый репортер. Выпить предлагал не цейлонский чай, а французский коньяк. Но все, что он говорил, не соответствовало действительности, точнее, было сплошной ложью. Он понял, что я не поверила ему, видимо, у меня не хватило хитрости это скрыть. А зря! Все, что он рассказал, я собиралась проверять, а проще – проводить журналистское расследование. «Не советую», – говорили его глаза при прощании.

Эти слова нам с приятельницей из пресс-службы президента повторил странный человек, подошедший к нам на улице, а вернее, нахально подруливший на БМВ.

Мы так опешили, что даже не запомнили номера машины. Он, нарушая все правила, не боясь сбить пешеходов, влетел с проезжей части прямо на тротуар, где мы прощались после обсуждения моей встречи с министром. Когда он обратился к нам со словами: «Барышни, я хотел бы вам дать хороший совет…» – мы решили, что это ошибка, недоразумение. Он укатил, а мы медленно начали осознавать, что это не ошибка, не шутка, а угроза. После выстрела в Северцева шутить не хотелось. Я подняла сигарету, которую он бросил нам под ноги, и зажигалку, выпавшую у него из кармана. Все-таки вещественные доказательства, да еще с отпечатками пальцев бандита.

– Ха-ха, – сказали мне компетентные люди, когда я в целлофановом пакете притащила вещдоки. – Кто это его будет искать? Тоже мне комиссар Мэгре нашлась! Выбрось все и забудь!

Выбросить-то я выбросила, а вот забыть не дают, напоминают о себе. Вон тот с шапкой, натянутой на уши, что прилип к моему подъезду и зорко глазеет по сторонам, высматривая меня!

Я попятилась и, обогнув дом, решила зайти в подъезд с другой стороны. Был у нас второй вход. Спасибо старым домам. Он закрывался на ключ, но жителям ключи выдавали. Я прокралась к себе домой без лифта на цыпочках, словно вор, на всякий случай предупредив соседа-милиционера, и вызвала милицию. Когда в глазок я увидела того самого молодчика в шапке, мне стало дурно. В руках бандюга держал огромный короб. Он звонил в дверь так, что мертвый должен был проснуться. «Значит, ничего не боится, – догадалась я, – а то бы отмычкой открыл. Пока доблестная милиция приедет, я успею взлететь на воздух!»

Сколько килограммов взрывчатки он приволок в коробе, оставалось только гадать.

Но тут подоспел мой сосед-милиционер. Отличным приемом сзади он сделал захват шеи, прямо как в кино. Правда, бандюган оказался выше его на голову. Ну, не вышел сосед ростом, у него и отец, и мама были коротышками, зато ловок оказался, молодчина. Парень в шапке взмахнул руками, не выпуская огромную коробищу, и заорал.

Я открыла дверь и тоже закричала. На крик подоспели соседи по площадке. Общими усилиями затащили его ко мне в квартиру. Бандит очень брыкался, цепко держал коробку, пытаясь что-то сказать. В этот момент подоспел милицейский наряд. Сосед-милиционер стал докладывать им обстановку. Бандит воскликнул:

– Я из службы сервиса. Вам поздравления с днем рождения с Урала и торт многоярусный.

Соседи, растерявшись, выпустили его, и он попытался открыть коробку.

– Ложись! – выкрикнул приехавший милиционер и, брякнувшись на пол, стал целиться в парня из пистолета. За ним улеглись остальные. Только я не легла, а виновато спросила:

– Торт от кого?

Он назвал фамилию Ильи.

– Письмо есть?

– У меня в кармане, – затравленно глядя на милиционеров, парень боялся пошевелиться, чтобы не получить пулю. Я залезла к нему во внутренний карман и вытащила письмо. Пробежав глазами трогательное поздравление, я поняла, что парень не врет.

– У нас служба такая – доставка подарков. Я вас уже два с половиной часа жду. Мне еще в Черемушки ехать. Замерз на улице. Два раза сегодня приезжал, а сейчас решил дождаться. Как свет в окошке увидел, я ваши окна вычислил, – так и пошел, удивился еще, что вас пропустил – в подъезд никто не входил!

– А в ушах у тебя, то есть у вас, что было?

– Наушники для сотового телефона. Я по нему связь со своей конторой осуществляю.

– Так, погодите, – вмешался милиционер, обращаясь ко мне, – вы нас вызывали? Поехали разбираться в отделение.

– Но у меня еще две доставки на сегодня, – застонал парень. – Что, скажите, что я нарушил? В дверь позвонил?

– В коробке что? – строго спросил милиционер.

– Торт, квитанция на доставку в кармане.

– Я тебе таких сотню нарисую, – прочитав квитанцию, огорошил его милиционер. – У нас тут, у этого подъезда, покушение недавно было, ясно тебе?

– Ну я-то тут при чем? – выкрикнул парень. – У нее вон день рождения. Ей поздравление и торт велено передать. Я привожу, а вы на меня. Машина во дворе.

– Твою машину уже кинологи обыскивают.

– Вы что тут все с ума посходили? – не выдержав, заорал парень. – Если торт испортите, он дорогой, платить будете.

– Размечтался, – обходя совершенно шикарный торт со всех сторон, пробубнил приезжий милиционер.

– Извините меня, – попыталась я дать отбой. – Это действительно мне один человек поздравление с днем рождения прислал.

Милиционеры переглянулись. Парень оживился:

– Традиция многоярусных тортов происходит из средневековой Англии. Тогда люди, приходя на свадьбу и другие торжества, приносили хозяину сласти. Они кидали их в короб, пока не образовывалась гора. Это было вкусно и красиво. Потом уже, позже, научились печь такие торты.

– Ты кто? – спросил его мой сосед-милиционер, подозрительно заглядывая в глаза снизу вверх.

– Студент я, филолог, подрабатываю. Студенческий показывать не имеет смысла. Опять скажете, что нарисовать можно.

– Ладно, езжай, скажешь там нашим внизу, что ошибка вышла, а вы… – Старший развернулся ко мне: – Бдительность, конечно, не помешает… только…

– Хотите торта, у меня действительно сегодня день рождения! – решила замазать я свой промах.

– По такому случаю и от чая не откажемся, – многозначительно сказал старший. – Чай-то у вас есть? – подмигнул он моему соседу. – Или сбегать нужно?

– Есть-есть, – обрадовалась я за студента-филолога, которого они согласились отпустить.

День рождения, который я предполагала провести с шиншиллой, оказался многолюдным и многоярусным, как торт. Все внесли свою лепту. Соседи принесли огурчики собственной засолки и грибочки. Милиционеры из наряда все-таки сбегали за выпивкой – той, что у меня, оказалось, не хватило, а сосед-милиционер принес теплой картошки. К ночи прикатила Таня, привезла французский коньяк и букет роз. Коньяк выпили тоже. Даже позвонила жена моего шефа. У него от простуды голос пропал. Закусив французскую выпивку тортом с жирными розочками и бизе, я почувствовала, что день рождения удался!

Когда все разошлись, я развернула поздравление от Ильи и прочла в тишине:

«Дорогая!

Несмотря на то, что ты далеко, знай, что у тебя есть близкий человек, который думает о тебе и помнит. Я поздравляю тебя с тем, что ты родилась, и с тем, что ты есть, а себя с тем, что я тебя встретил. Надеюсь, что эта встреча станет для тебя когда-нибудь так же значима, как и для меня! Твой… (Набрал это слово и остановился, а компьютер мне пишет наверху подсказку – «навеки». Смешно? Хотелось, чтобы он был прав.) Твой неуклюжий и провинциальный друг. Ты ведь так обо мне думаешь, верно?

Илья».

– «Нет, – покачала я головой, – я так совершенно не думаю».

Я думаю, что Илья – настоящий, что компьютер прав, и он из тех, которые навсегда! Его отношение ко мне обескураживало. Я ужасно тронута его вниманием. Но жизнь коварна, она может подбросить испытания: деньгами, красотой, молодостью, тем, что Ксюша назвала одним словом – крутость, а мне ну никак нельзя ошибаться…

И еще… этот последний разговор с Северцевым о предательстве жены его подзащитного совершенно некстати лез в голову.