Текст книги "Выстрел в чепчик"

Автор книги: Людмила Милевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Людмила МИЛЕВСКАЯ
ВЫСТРЕЛ В ЧЕПЧИК

Глава 1

Моя Роза – гинеколог. Казалось бы, кто еще может к жизни ближе стоять – только такой же гинеколог.

И как тут не позавидовать, ведь Роза у самых истоков бытия с утра до вечера. Изучает их, рассматривает, холит, лелеет. Сколько жизней на свет появилось благодаря нашей Розе, и при этом при всем у самой Розы нет никакой жизни. Может, потому, что этих жизней она немало и истребила, но речь пойдет не о вреде аборта и не о его пользе. Речь пойдет о морали, точнее, о ее отсутствии.

У Розы случилась такая неприятность, от которой немало хлопот досталось и другим. Я в их числе.

И если после этой истории мне кто-то скажет, что убийство штука незаразная, – обязательно возражу.

Почему бы нет? Ведь заразным же оказалось покушение, от которого пострадала Роза. Этим покушением переболели мы все одна за другой…

Но начну с самого начала.

У моей Маруси трагедия.

Даже две трагедии.

А если уж быть до конца откровенной, то целых три.

Хотя потерю Ивана Федоровича, нацелившегося на квартиру, дачу и тело Маруси, к трагедии я бы не отнесла. Это скорей удача. Очень вовремя она его потеряла, дай ему еще немного времени, и трудно было бы сказать, кто владелец Марусиной квартиры: Маруся, Иван Федорович или вся его многочисленная родня, оставшаяся в заснеженном Архангельске.

Безусловно, потеря Ивана Федоровича – удача.

Крупная удача. Так считали все, кто знал Марусю.

И все были рады, потому что всем он уже надоел со своими нескромными восторгами: «А щеки! Щеки!»

Не представляю, как выносили эти восторги бедные щеки Маруси. Без боли не могла я смотреть, как он с криками «А щеки! Щеки!» безжалостно набрасывался на них и грыз, и смокал, и…

Что он с ними только не делал. Конечно, он всем надоел, этот Иван Федорович Архангельский с его ненасытной любовью, в которую не верил никто ни на грош. Он надоел всем. Всем, кроме Маруси.

Маруся потерю переживала тяжело и истерически жаждала найти то место, где ее обожаемый Иван Федорович – бабник и алкоголик – потерялся. Я всеми фибрами души его ненавидела, он ограничивал доступ к Марусе, а жизнь без Маруси чрезмерно пресна.

Нет, я жила, конечно, своей обычной жизнью, но дни мои стали похожи на ту картину, из которой вдруг убрали все краски. То есть остались одни очертания, как в контурных картах, помнится, в детстве нас до одури истязали ими учителя географии. Не имея возможности подсмотреть в учебник, я всегда путала цвета, и Черное море у меня почему-то было черным, Красное – красным, а Желтое – соответственно желтым.

Примерно то же происходило и в моей жизни, когда Иван Федорович лишил меня Маруси. Не имея возможности обратиться к ней за советом, я правду наивно принимала за правду, а ложь за ложь, не докапываясь до самой сути и не опрокидывая все и вся с ног на голову. В связи с этим в моей жизни наступил сокрушительный порядок…

Всем известно, каково русскому человеку жить в полном порядке…

Впрочем, этого знать не может никто, поскольку никто никогда не пробовал.

Никто, кроме меня.

Я попробовала и могу сказать: ужасно! Врагу не пожелаешь! Счастливым случаем избежала смертельной скуки, грозящей неизлечимой депрессией.

Вот, каково оно жить в порядке без привычки. Так уж устроен наш человек с его загадочной русской душой – органически не переносит порядка. И вождей таких выбирает. Если (не приведи господи) попадется умник, который и в самом деле на порядок навострится, тут же русский человек и бунтанет: «Кто такой? Откуда взялся грамотей этот? Гнать его в шею!»

Думаю, после такого скрупулезного анализа каждому станет понятно, каково мне было без Маруси. Зато теперь, когда Иван Федорович исчез из Марусиной жизни, я получила полную дозу того необходимого беспорядка, которого была лишена все эти месяцы, пока Маруся с трогательной наивностью принимала алчные и меркантильные домогательства Ивана Федоровича за мексиканскую любовь.

Моя доверчивая Маруся. Ну откуда взяться в застуженном архангельском сердце мексиканской любви, когда в сердце этом одна лишь борьба за выживание?

Маруся же со свойственным ей упрямством выдавала желаемое за действительное.

И вот результат. Он ее бросил, а я страдаю.

Каждое утро Маруся будит меня и требует сочувствия. Я вскакиваю с кровати и нечесаная-немытая досматриваю сон уже на кухне, по пути готовя черный кофе и бутерброды с балыком, потому что страдать без балыка Маруся не может. Ей нужно много балыка, впрочем, я не жадная и всегда готова угощать черт-те кого, ну просто всех подряд. Это мой недостаток, с которым я успешно борюсь, поэтому все считают меня скупой, не замечая при этом моего уникального хладнокровия. Впрочем, и оно покинуло меня на десятом бутерброде.

– Хватит! – крикнула я Марусе. – Больше так продолжаться не может!

– Конечно, не может, – с жаром поддержала меня она, проглатывая одиннадцатый бутерброд. – Не может, поэтому я взяла себя в руки и Ваню нашла. Теперь знаю, где он живет, паразит, скотина, урод. Приглядел себе другую дуру, какую-то жирную уродину.

Хоть я прямо вся не видела ее, но уверена, что она жирная уродина. Кого еще мой Ваня может полюбить?

Я осела на табурет и сомнамбулически проследила за тем, как исчез двенадцатый бутерброд. «Сама, глупая, виновата, – рассеянно подумала я, – могла бы эти бутерброды делать поменьше».

– И что теперь? – промямлила я, втайне радуясь, что осталось всего два бутерброда.

– Теперь ты поедешь к этой его новой бабе и скажешь все, что я о ней думаю, – безапелляционно заявила Маруся.

«Неужели еще недавно я чувствовала себя счастливой от того, что Маруся снова моя?» – внутренне изумилась я.

Теперь по этому поводу я уже горевала – так безгранична моя Маруся. Я, признаться, от ее безграничности уже начала отвыкать, а потому подзабыла, как умеет Маруся врываться в мою жизнь с целью «поставить ее на колеса». Правда, на этот раз все было еще хуже: Маруся жаждала, чтобы «на колеса» была поставлена ее жизнь. Но почему именно моими усилиями? Я же не единственная Марусина подруга. Есть же и другие несчастные.

Этот вопрос я тут же задала Марусе.

– Другие работают, а ты – никогда, – мгновенно выдала ответ Маруся.

Я возмутилась:

– Ха, значит, пока они там беззаботно прохлаждаются на своей работе, я должна отдуваться за них и как угорелая носиться по городу в поисках твоего Вани?

– Ваню искать не нужно, Ваня уже известно где, – напомнила Маруся. – Он у своей бабы.

– Тем более. Если я и поеду туда, так только с одной целью: послать их по-русски красочно и емко.

В этом месте Маруся схватилась за голову и, зверея, закричала:

– Старушка, ты сошла с ума! Епэрэсэтэ! Я прямо вся сейчас упаду! Прямо вся потеряю сознание!

– Теряй себе на здоровье, – ответила я. – Тебе и терять нечего. Понять не могу, зачем тебе этот Ваня?

Или ты забыла, как начала толстеть при нем?

Кстати, это была первая трагедия, которая случилась с Марусей, – она стала быстро поправляться, росла словно на дрожжах.

Должна сказать, что изнурительные поиски мужа, растянувшиеся на двадцать с лишним лет, измотали мою Марусю, в последние годы она весила всего лишь чуть больше ста килограммов.

Уверяю вас, я не шучу, это сущая мелочь для Маруси при ее гренадерском росте. С этим весом наша «крошка» не расплылась, как прочие, а даже имела формы и очень выгодно выступала ими в пространство. Несмотря на бескрайнюю грудь, необъятные бедра и живот, из-за которого ее, как беременную, усаживали в общественном транспорте, Маруся выглядела даже стройной, если не сказать поджарой. Во всяком случае, всем так показалось, когда Маруся начала толстеть.

Началось это со щек Маруси, но, поскольку Иван Федорович так часто их кусал, щипал и прочее, все не обратили на этот факт никакого внимания, считая естественным то, что щеки выехали за пределы физиономии Маруси.

Потом Маруся вошла в конфликт с обувью: не было в нашей торговле сапог, которые местом, предназначенным для икр, сошлись хотя бы на Марусиной щиколотке. Глядя на ноги Маруси, мы просто смеялись, понимая ничтожность всех этих сапог.

Смеялись, но, когда дело дошло до того, что Маруся отправилась к портнихе заказывать бюстгальтер (не буду говорить, какого размера), тут уж всем стало не до смеха. Все поняли, что дальше так продолжаться не может, что спокойная счастливая жизнь нашей Маруси с этим позорным Иваном Федоровичем доведет нашу «крошку» до слоновьей болезни, не говоря уже о прочих неприятностях: о поломанных диванах, раздавленных креслах и расплющенных стульях. Таксисты, к примеру, завидев Марусю, не только не притормаживали, а панически давали газу, невзирая на близость постовых. Штрафы им казались пустяком в сравнении с убытками, в которые могла их ввергнуть Маруся.

В общем, Маруся набирала вес, а все мы, ее друзья, с гнетущей тревогой обсуждали эту проблему, все больше и больше приходя к выводу, что из косметической проблема выросла в социальную и надо срочно что-то делать. Строились даже версии рискованно циничные.

Роза, к примеру, героически предложила отбить у Маруси Ивана Федоровича. Все напомнили ей, что она замужем за Пупсом и может пострадать ее семейная карьера, но Роза с пафосом сообщила, что ради подруги она готова на все, тем более что Иван Федорович ей не так неприятен, как всем остальным.

– Я готова начать действовать! – заявила Роза.

И все представили, что с ней будет, когда Маруся узнает об этих замыслах. Кстати, друзья наши, несмотря на природную вредность, об этом плане Марусе не сообщили до сих пор. Никто не пошел на убийство. Никто не пошел и на самоубийство и не решился Ивана Федоровича соблазнять, как предлагала Роза.

Слава богу, до этого дело не дошло, потому что Иван Федорович неожиданно посередине полнейшего счастья вдруг перестал кричать: «А щеки! Щеки!»

Перестал он их и кусать, а потом и вовсе стал задумчив.

И вот тут-то случилась вторая трагедия – Маруся начала худеть. Учитывая набранную ею массу, это было поначалу не так заметно, как ей хотелось бы, но когда мы поняли, что происходит, – ужаснулись. Никто не помнил Марусю худой, как не помнил никто, была ли она когда-нибудь худой вообще. Все сразу стали говорить, что худеть Марусе нельзя.

– Этак и я растолстею, – выразила опасения Тося. – Раньше, глядя на Марусю, я приходила в ужас, который избавлял меня от аппетита, а теперь как же?

От кого я буду в ужас приходить?

– С этим не будет проблем, – заверила Тосю Роза. – Почаще смотрись в зеркало, и ужас тебе обеспечен, а вот Марусю надо спасать. Окружим ее заботой, повиснем на этом Иване Федоровиче и не дадим ему уйти из семьи.

И мы набросились на худеющую Марусю. Пока спасали Марусю, Иван Федорович и вовсе исчез. Горе Маруси обрело такую силу, что внезапно прорезался дивный аппетит, с которым Маруся и начала есть.

Преимущественно мои бутерброды с балыком. Поскольку с тех пор, как исчез Иван Федорович, Маруся практически не выходила из моей кухни, у меня возникли проблемы, несопоставимые с горем Маруси, – над моей семьей навис голод. Евгений не успевал набивать продуктами холодильник.

– Кстати, куда делись бутерброды? – возмутилась Маруся, запихивая в рот последний.

– Разве не знаешь? – изумилась я. – Ты их съела.

Все. До одного.

– Правда? – удивилась Маруся. – Ну…

Она на секунду замялась, видимо, это как раз то время, которое понадобилось для победы ее жадности над ее же совестью.

– Ну сделай еще бутербродов, – продолжила Маруся. – Я прямо вся чего-то нервничаю.

– Балыка больше нет, – отрезала я.

– Да? Нет балыка? – удивилась Маруся, будто это нормально, когда человек каждый день покупает по килограмму балыка.

Женька ругается, говорит, что продавщицы уже косо смотрят на него.

– Нет балыка?.. Нет балыка?.. – обиженно мямлила Маруся.

Легко понять ее горе.

– У меня – нет, – заверила я. – Но зато сколько хочешь есть в магазине. Если приспичило, можешь сходить. Это совсем рядом.

– Ну, порежь там еще чего-нибудь, раз нет балыка, – словно вмиг потеряв слух, небрежно бросила Маруся.

– Чего? – теряя остатки терпения, спросила я.

– Ну колбаски там московской или ветчинки.

– Маруся, у меня нет ничего, – рассвирепела я. – Ты знаешь, я не жадная, но ты уже неделю от меня не выходишь, и почему-то все время тебя тянет на деликатесы. Раз такой аппетит, лопай все подряд. Хочешь, дам манной каши?

Маруся отшатнулась и воскликнула с глубоким отвращением:

– Нет, нет! Каши не надо, я полнею от нее.

– А от жирного балыка, значит, не полнеешь.

– Я не виновата, старушка, что у меня от нервов аппетит, – принялась оправдываться Маруся. – Так много горя у меня и так мало радости, – добавила она, кивая на мой холодильник.

Мне стало стыдно. Пришлось послать бабу Раю за балыком.

– Что-то не пойму, – сказала я, когда баба Рая принесла балык и были готовы бутерброды. – Ты сейчас что, худеешь или полнеешь?

– Когда нервничаю, могу жрать сколько угодно и все равно худею, – заверила меня Маруся, меча в рот сразу два бутерброда. – Так ты поедешь к его бабе или не поедешь?

– Об этом не может быть и речи, – рассердилась я. – Нет на свете такого мужика, за которым стоило бы бегать. Я тебя, Маруся, не узнаю. Что ты раскисла?

Только и разговоров, что об этом… Тьфу! Даже говорить не хочу о ком. У тебя что, дел нет больше?

Маруся опешила:

– А чем бы занялась на моем месте ты?

– На твоем месте? – Я задумалась. – Поменяла бы мебель в спальной, твоя уже никуда не годится, а раз ты свободна, теперь все может быть, вполне может случиться новый жених. Слушай, я на днях видела такой роскошный гарнитур! Передать не могу. Белый. Весь белый. Белый шкаф, белая кровать, белый туалетный столик и даже пуфик белый.

– Белый цвет меня полнит, – вздохнула Маруся.

– Но ты же худеешь!..

– Не всегда же будет так. Вот Ваня вернется, и снова начну толстеть.

Я хотела рассердиться, но не успела – раздался телефонный звонок. Это была Роза. Она так бойко защебетала своим высоким тонким голоском, что у меня зазвенело в ушах.

Роза говорила долго, но так долго не могла молчать Маруся. Пришлось ее немного развлечь.

– Это Роза, – шепнула я, прикрыв трубку.

– Что ей надо?

– Понять не могу, она очень возбуждена, кричит про какое-то горе…

Маруся пришла в изумление:

– Горе? У Розы?

– Ну да, а что здесь такого?

– Да она же гинеколог.

– И что из того?

– Вот если бы я была гинекологом, – сразу же размечталась Маруся, – то сидела бы себе в джакузи и в потолок поплевывала, ну прямо вся и поплевывала бы.

Признаться, я понять не могла, в чем здесь причина.

Чем гинеколог отличается от прочих людей и почему он может поплевывать в потолок, а Маруся нет – я этого совсем не поняла, но выяснять было некогда.

Роза требовала, чтобы я срочно к ней приехала.

– Срочно! Срочно! – кричала Роза.

– Срочно не могу, у меня Маруся горем убивается, – призналась я.

– Ничего страшного, – сказала Роза. – Вези и ее, убьется у меня, здесь ничем не хуже.

Я посмотрела на Марусю, которая, рискованно качнув табурет, прямо всей собой пыталась постигнуть смысл происходящего, из чего, естественно, ее больше всего интересовало то, что она слышать не могла.

– Поедешь со мной к Розе? – спросила я.

– А что? Что у нее? – сразу же возбудилась Маруся.

И тут же, уже плохо владея собой, она вырвала из моих рук трубку и завопила так, будто собиралась докричаться до Розы без всякой телефонной связи.

– Роза! Роза! – вопила она. – Что?! Что?! Говори быстрей, а то я прямо вся сейчас упаду!

Угроза, видимо, подействовала на нашу умную Розу, потому что она мгновенно что-то сказала, после чего Маруся, вскочившая до этого со своего табурета в порыве завладеть трубкой, тут же обратно на табурет и осела.

– Розу пытались убить, – промычала Маруся, капая крупными слезами прямо в свое декольте.

Глава 2

Мы запрыгнули в «жигуленок» Маруси и помчались к Розе. Для такого события (не могу не отметить) Роза держалась молодцом, чего никак нельзя было сказать о Марусе, которая выла ну просто неприлично. Из-за ее воя я ничего не могла толком понять и в конце концов разозлилась.

– Маруся, – закричала я, – ну что ты воешь? Это же не бразильский сериал, которыми ты окончательно расшатала свои нервы, это жизнь, и выть здесь некогда и даже опасно. Здесь надо вовремя свою задницу убирать из-под чужих зубов.

Маруся мне ничего не ответила, а Роза, с завистью глядя на Марусю, сказала:

– Если бы у меня были ее размеры, я бы тоже выла, потому что такую задницу уже даже можно и не убирать. Будь у меня такая задница, – размечталась Роза, – я бы вышла замуж за богатого азербайджанца или армянина, сидела бы себе в джакузи и в потолок поплевывала бы, а не таскалась бы каждый день на работу в это опротивевшее мне отделение гинекологии.

Маруся от удивления выть перестала и предприняла немало усилий, чтобы обратить наконец свое пристальное внимание на предмет, который вверг в зависть нашу добрую Розу.

Пока Маруся мучилась от любопытства, я с укором посмотрела на Розу. С укором, потому что Роза свою работу очень любила и не променяла бы ее ни на какого богатого армянина с джакузи. К тому же Роза была маленькая, и ее зависть к Марусе была мне просто непонятна, нет, не потому, что задница Маруси плоха, вовсе нет, а потому, что Роза для задницы Маруси была маловата.

«Это черт знает что такое! – внутренне вдруг возмутилась я. – О чем думаю, когда нашу Розу совсем недавно пытались убить!»

– Роза, – закричала я, пользуясь отсутствием Марусиного воя, – расскажи же мне наконец, что с тобой произошло? Неужели тебя и в самом деле пытались убить?

– В самом ли деле, не знаю, но целых три раза, – сокрушаясь, сказала Роза, приглашая нас в комнату и кивая на турецкий диван.

Там почему-то лежала громадная картина. Обычно эта картина висела над диваном. Я многократно хвалила роскошную раму, в которую была забрана совершенно бездарная работа неизвестного мне художника с Арбата.

– Эта картина неожиданно и без всяких причин сорвалась со стены и упала мне на голову, – сказала Роза.

Мы с Марусей уставились на голову Розы, сильно сомневаясь, что она способна выдержать удар такой картины, точнее рамы.

– Ну, не совсем мне на голову, – замялась Роза. – Слава богу, я в это время была на кухне, но если бы случайно оказалась на этом диване, то обязательно пострадала бы. Голова была бы вдребезги, это уж точно, говорю вам как гинеколог!

– Да? – удивилась я. – И поэтому ты решила, что тебя пытались убить?

Роза выглядела растерянной.

– Тося сказала примерно такую же фразу, – призналась она.

– Что сказала Тося? – пожелала знать Маруся.

– Тося, а она уехала буквально за минуту до вашего приезда…

– Почему же эта мерзавка нас не дождалась? – возмущенно рявкнула Маруся.

Маруся возмущалась всегда, если представлялась ей такая возможность.., и если не представлялась – тоже.

Здесь она точь-в-точь похожа на нашу Тамару, может, поэтому они не разговаривают уже двадцать с лишним лет.

Роза вздохнула:

– Тося сказала, что не может смотреть на то, как тает Маруся.

Маруся победоносно взглянула на меня:

– Ты слышала, старушка?

– Слышала, – промямлила я, – но не пойму, в чем здесь дело. Почему ты так горда? Давайте лучше о картине, – обратилась я к Розе. – Так что сказала Тося?

Роза встрепенулась и ушла в подробности, без которых не обходится ни одна нормальная женщина.

– Как только я с вами поговорила, пришла Тося, – защебетала Роза. – Это было очень кстати, потому что картина только-только упала и я места себе не находила от страха. Я тут же рассказала Тосе о происшествии, на что она рассмеялась: "Чепуха. Если уж надо нам дойти до такого идиотизма и делать выводы из упавшей картины, то под объект покушения скорей попадает твой Пупс. Он же не встает с этого дивана. Насколько мне известно, ты даже чай ему туда носишь.

Просто удивительно, что Пупса там не оказалось в тот момент, когда упала картина".

– Кстати, а где Пупс? – спросила я.

– У него появились срочные дела, – отмахнулась Роза. – Он пошел консультироваться с Соболевым, первым мужем Тамары.

– Я редко соглашаюсь с Тосей, – сказала Маруся, – но, по-моему, на этот раз Тося права. Как думаешь, старушка? – обратилась она ко мне.

– И мне так кажется, – ответила я. – Если уж на кого и покушались, так скорей на Пупса. Лично я ни разу не видела тебя сидящей или лежащей на этом диване, в основном ты крутишься на кухне. Следовательно, можно предположить, что покушавшийся – человек, совершенно не осведомленный, но лично я думаю, что вообще не было никаких покушений, а картина упала сама.

Я подошла к дивану, обследовала веревку, на которой висела картина, и сказала:

– Удивительно не то, что картина упала, а то, что она еще как-то на этой веревке висела. Веревку же изгрызли тараканы. Да, теперь я уверена, что никто не собирался тебя убивать.

– Я тоже, – поддержала меня Маруся.

– Это потому, что вы не все знаете, – воскликнула Роза. – Когда я рассказала Тосе то, что было до этого, она уже не была так уверена в своей правоте, а когда я показала ей свою шляпку, то тут уж Тося и вовсе задумалась и сказала: «Подруга, береги себя».

– Что за шляпка? – оживилась Маруся.

Она всегда в таких случаях оживлялась.

– Секунду, – сказала Роза и вынесла из прихожей шляпку.

Я взяла шляпку в руки, покрутила ее и заметила:

– Недурно… На мой вкус, поля бы пошире, а так ничего. Но почему я не видела у тебя ее?

– Пупс подарил мне на днях, – с гордостью сообщила Роза. – Я же обожаю шляпки.

– Кто их не обожает, – грустно промычала Маруся, физиономия которой никак не была приспособлена к подобным атрибутам элегантности.

Не было на свете такой шляпки, за пределы которой не выходили бы легендарные щеки Маруси.

– Ну? – спросила я. – И в чем тут дело? Шляпка как шляпка, почему ты мне ее даешь?

– А ты присмотрись получше, – посоветовала Роза.

Я присмотрелась, обнаружила в шляпке дыру и воскликнула:

– Ба! Да она же испорчена! Кто прогрыз ее?

– Не прогрыз, а прострелил, – поправила меня Роза. – Мы с Тамарой сидели в кафе, ну, в том, в нашем, за тем столиком, где обычно сидим: на открытом воздухе возле стены. Сидели, пили кофе и обсуждали свои дела, как вдруг на нас посыпалась штукатурка.

Сначала мы ничего не поняли, а потом Тамара увидела застрявшую в стене штуковину, выковырнула ее и пришла в ужас. Это оказалась пуля.

Мы с Марусей охнули и переглянулись.

– Епэрэсэтэ! – выдохнула Маруся.

Я же решила промолчать, дабы не рассеивать миф о моем хладнокровии.

– «Бежим отсюда», – крикнула мне Тамара, и мы убежали, – продолжила Роза.

– Никто не гнался за вами? – тревожно поинтересовалась Маруся.

– Конечно, гнался, – обиженно сообщила Роза, поджимая свои бантиком губки. – Два квартала за нами гнался официант. Мы так спешно покинули кафе, что не успели расплатиться.

– И что было дальше? – спросила я.

Роза пожала плечами:

– Расплатились, конечно же, куда денешься, раз уж он нас до гнал.

– Да нет, я о пуле. Что было дальше?

– Ничего. Мыс Тамарой решили, что налет был на тех бритоголовых «бизнесменов», что вовсю глушили пиво за соседним столиком, и разошлись, а дома я обнаружила дырку в шляпке. Я сразу же поняла, что это от той пули, которая застряла в стене. Видимо, перед этим пуля прошла через мою шляпку. Вот когда мне стало не по себе!..

– А где та пуля? – неожиданно заинтересовалась Маруся, с недоверием глядя на Розу. – Хочу на нее поглядеть.

Роза почему-то смутилась и забормотала:

– Пулю Тамарка забросила в кусты. Зачем она нам?

Мы же в милицию идти не собирались. И вообще, я не придала тому случаю никакого значения. Через несколько дней намертво забыла про шляпку и пулю и не вспомнила бы больше никогда, если бы не второй случай во дворе. Стрела!

С этим криком Роза выскочила из комнаты и довольно долго отсутствовала.

– Странная она сегодня, – громогласно шепнула Маруся. – Странная прямо вся.

Я пожала плечами.

– Девочки! – закричала Роза.

С этим криком она и вернулась, изумленная и растерянная. Вернулась и тут же бросилась звонить своему Пупсу на мобильный.

– Пупсик мой, – с максимальной нежностью закричала она. – Ты где?

Видимо, Пупс пытался ей ответить, потому что Роза тут же продолжила. Не в ее правилах давать слово Пупсу. Общение с мужем она признавала только в форме монолога – своего монолога, разумеется.

– Пупсик мой, ты зачем взял стрелу? – строго спросила она.

Думаю, Пупс доходчиво пытался донести до своей жены, что стрела не нужна ему ни при каких обстоятельствах, а если по-русски, то просто не нужна ему и на… Впрочем, вариантов великое множество. Боюсь, он не все их донес до жены – слишком интеллигентный.

Но что-то все же донес, потому что Роза страшно разозлилась и перешла на радикальный крик.

– Не смей мне лгать, ничтожество! – зазвенела она. – Кто еще мог взять стрелу в нашем доме?! Кто, кроме тебя?! Это ты, ничтожество, хватаешь все прямо из-под рук!

Короче, переговоры длились довольно долго и изрядно измотали нашу Розу. В конце концов она бросила в сердцах трубку на аппарат и тоном полнейшей безнадежности сообщила:

– Девочки, пропала стрела.

– Ну и черт с ней, – удовлетворенно рявкнула Маруся и на всякий случай поинтересовалась:

– А что за стрела?

Думаю, чтобы оценить характер потери.

– Да стрела, которой пытались меня убить! – закричала Роза.

Она очень разнервничалась.

– Понимаем, – успокоила я ее. – Мы слушаем, спокойно продолжай.

– Арбалетная стрела, – с жаром продолжила Роза. – Во всяком случае, так сказал сын Лены, соседки с третьего этажа. Это было вчера. В нашем доме давно не делали ремонт, все жильцы уже только об этом и говорят. Вчера вечером я как раз беседовала с Леной, ну, о ремонте, будь он неладен, когда эта стрела вонзилась в ствол клена, возле которого стояла я. Просвистела мимо и вонзилась. Возьми эта стрела чуть правее, и не было бы у меня глаза.

– Да ну! – хором усомнились мы с Марусей.

– Как гинеколог вам говорю, – заверила Роза и показала на свой глаз, красиво подведенный синей тушью и оттененный голубыми перламутровыми тенями.

– Слушай, епэрэсэтэ, как тебе удается так ровно красить глаза? – невпопад восхитилась Маруся. – Накрась так и меня.

– Тебе не пойдет, – вставила я.

– Девочки, – обиделась Роза. – Как вы можете?

Я вам про такое, а вы!

– Ты о чем? – удивилась Маруся.

– Да о стреле же, – напомнила я, не отводя завороженного взгляда от действительно искусно подкрашенных глаз Розы.

– Ах, про стрелу, – зевая, вспомнила Маруся. – И что? Что стрела?

– Она вонзилась, – уже с меньшим энтузиазмом продолжила Роза. – Прямо рядом с моей головой, но в ствол дерева. Как раз в это время к нам подошел сын Лены. Я вырвала стрелу из ствола, не без труда, еле вырвала, а Лена начала ругаться на мальчишек, которые перебрасывались неподалеку в картишки. Она начала их стыдить, мол, совсем обнаглели, так и покалечить человека недолго, а сын ее взял из моих рук стрелу, покрутил ее и сказал, что это скорей всего арбалетная и ни у кого такой нет. Во всяком случае, если вести речь о тех, кто живет в нашем дворе.

– И где же стрела? – спросила Маруся.

Роза пожала плечами:

– Ее нет, еще вчера она была, а сегодня нет. Что я такое говорю? – хлопнула себя по лбу Роза. – Сегодня утром она была.

– А ты не показывала стрелу Тосе? – поинтересовалась я.

– Не-ет, – качая головой, ответила Роза. – Тося даже слушать про стрелу не захотела. Она подняла меня на смех и сказала, что такие истории с ней происходят чуть ли не через день, если из каждой делать выводы, то и с ума недолго сойти.

– Зря вот Тося заводит речь о своем уме, – вставила Маруся. – Слышать такое я прямо вся не могу! Хотя в чем-то она права. Нет в вашем дворе арбалета, значит, есть в соседнем. Эти мальчишки перемещаются из одного двора в другой очень даже легко. Я бы их на цепь посадила. Ты как думаешь, старушка? – обратилась она уже ко мне.

– Думаю, что в наши дни убивать арбалетом глупо, – ответила я. – Слишком ненадежно, да и зачем, когда полно другого оружия.

Роза, похоже, огорчилась, а ведь должна была бы радоваться тому, что жизнь ее вне опасности. Как странно у строены люди.

– Так вы считаете, что меня не собирались убить? – растерянно спросила она. – Тося все же сказала: «Береги себя, подруга». Неужели совсем не собирались меня убить?

– Если и собирались, то никак этого не обнаружили, – оставляя ей надежду, сказала я. – Случай со шляпкой, конечно, исключительный, но почему-то мне Тамарка о нем не рассказывала.

– Она была очень занята в эти дни, – пояснила Роза. – Замоталась.

– Арбалетная стрела во дворе дома, – продолжила я, – полнейшая ерунда. Какой дурак станет все так усложнять? В твоем же дворе почти нет кустов.

– Стрелять могли из окна дома, – неожиданно встала на защиту Розы Маруся.

– Могли мальчишки-шалуны, – усмехнулась я. – Что касается картины, мой тебе. Роза, совет: как можно скорей выведи из дома тараканов. Если хочешь, я тебе на время свою ловушку одолжу. Прекрасное средство. Я вывела за три дня, и это при том, что за стеной у меня Старая Дева – оптовый поставщик тараканов.

– Мне лучше одолжи, – оживилась Маруся.

Я рассердилась:

– Тебя поставлю в очередь, будешь за Розой. Все равно ты сейчас живешь у меня.

– А ночую-то дома, – плаксиво напомнила Маруся.

Уж не хочет ли она и ночевать у меня?

Однако Роза сникла.

– Так, значит, меня не собирались убивать? – упорно не желая расстаться с открытием, допытывалась она.

– Нет, конечно, – заверили мы хором с Марусей.

– Вот и Тося сказала то же самое, – обиженно призналась Роза. – Даже хуже: она на смех меня подняла.

Правда, когда увидела стрелу и узнала про картину, задумалась. Тося сказала, что я должна себя беречь. Что, по-вашему, она тогда имела в виду?

– Исключительно твое психическое здоровье, – заверила я и напомнила:

– Ты же утверждала, что Тося не видела стрелы.

– Я утверждала? – удивилась Роза.

– Это точно, – подтвердила Маруся. – Я прямо вся это слышала.

– Да как же Тося не видела стрелы, – воскликнула Роза, – когда стрела лежала в прихожей перед зеркалом? Не могла я такие глупости утверждать.

– Могла и не такие, – злорадно сообщила Маруся.