Текст книги "Оборотни космоса"

Автор книги: Людмила и Александр Белаш

Блок 11

– Убийца стоял сзади. Резал очень острым ханджаром. Ход лезвия слева направо, – молвил Багали Полтора Уха, поводив видеокамерой вдоль раны, зиявшей на шее убитого. Наконец он перестал смотреть в мини-экран, где цифровая обработка и подсветка превращали след кинжала в причудливую, резкую мозаику мясного красного, кроваво-чёрного, опалово-серого и беловато-жёлтого цветов. Мышцы, жир, фасции и хрящи гортани отзывались природными красками на свет камеры, но блеск их влажной свежести угас, скрывшись под тусклой плёнкой высыхания.

– Агмат, гляди: тут разрез кончился, пошла протяжка клинка, а рана, заметь, становится чуть глубже. Думаешь, так не может быть? Нет – это почерк!

На бугристом валике, наросшем по верху рваного уха Багали, выступили тёмно-оранжевые жилки сосудов. С чего он разволновался? про какой почерк говорит?..

– Прежде чем отнять ханджар от шеи, он подал руку вперёд, чуть вверх и вправо. Уводил от струи крови, которая хлынула – или просто привык так руку вскидывать. Последний штрих при резке горла, вроде подписи. Кинжал поворачивается, остриё немного заглубляется.

Багали поднялся с корточек, держа в ладони камеру с последним кадром на экране – сканограмма правого конца раны, прослеженной на вершок в толщу шеи. Уши его мелко дрожали от беспокойства, пальцы потирали корпус камеры.

– Ты, Агмат, толковый сыщик. Молодец, что меня вызвонил. А скажи – как по-твоему, давно ли порешили корноухого?

– Он жирен, – Агмат смерил взглядом тело, распластанное на полу, – одет легко, в номере прохладно. Значит, должен остывать на градус в полтора часа. Надо воткнуть ему градусник в печёнку, тогда станет ясней. Кровь потерял быстро, однако вытекло её немного; трупная синюха уже появилась, при нажиме исчезает напрочь. Начал коченеть, губы и глаза подсохли. В отель он вернулся в тридцать восемь с небольшим, нашли его в четыре утра, я прибыл к трупу через десять минут. Значит, убит между часом полуночи и половиной второго.

– Йо, демоны мои! Звезда со мной! – От непрерывного нервного напряжения и чувства беспомощности перед лицом дьявольских проделок Багали прорвало на брань, хотя обычно он даже на сложном следствии бывал сдержан. – И Шуламангу в то же время!.. и рука одна!!

– Ты уверен? – Агмат похолодел, даже уши вдруг остыли. Одновременно, одной рукой и первого жреца, и видного дельца... да кого бы то ни было! кто на такое способен?! Только те, кого называть боязно. Твои глаза – впереди, затылок и шея чуют веяние воздуха, приближение, даже движение рук подходящего сзади... но успеешь ли ты заметить, как поднимается ханджар, если враг – бесплотен? если он – тень самого себя, вышедшее из зеркала отражение?

А жена? а маленькие? У Агмата от страха поджался живот. Двойники блуждают, призраки в коридорах – не иначе, градские отражают проклятия! Что теперь начнётся?.. В двадцать седьмую ночь девятой луны было смятение в двух кварталах к северу – все слышали, как снизу лезет... Бесились и в обморок падали. Мы на град, град на нас, и где в следующий раз под полом заскрипит, заскребётся – не узнаешь. Домой вернёшься, о худом не думая, а в доме...

– Я откуда примчался?! из храмовых спален! Там такая карусель, что голова с плеч. Сам Намандарга расследует – а я, Полтора Уха, у него в подручных! Посмотри и сравни; я снимал шею Шуламанги! – Багали вывел на экран второе изображение, довернул и увеличил его, после чего протянул камеру Агмату. Раны-сёстры, раны-копии, только шеи разные.

– Не скажи ты, что убит Буфин, – ни перста, ни хвоста бы к тебе не прислали, не то что меня. Буфина сам Папа знал и приветствовал! А оно видишь как... в двух местах разом... Всё сходится, братишка Гвоздь. Ходит раздвоенным, глотки режет с росчерком. Это он, Дух окаянный. Здесь он, и следы – вот! Мотив ясный; как ты сказал, Буфин сватал земляку люгер, всех обзвонил, все знали. Убийство типично коммерческое, на пользу градским судостроителям...

– Мало того, – прибавил Агмат, ощущая на теле мурашки, – его земляк и в Эрке товар искал, с Зеноном Освейским сходился.

– Пропади он, Зенон! с ним покончено. Так ли, иначе – про интерес земляка на весь свет растрезвонили. Кому нужно покупку у нас расстроить?

– Градскому совету и Ониго! – выпалил Агмат.

– Верно. А Шуламангу Дух прирезан ради оскорбления, чтоб нас всех унизить. Йо, аж сердце жжёт!.. Как бы теперь земляк не переметнулся с денежками назад в Эрке. Там его «Эрке Небек» ждёт не дождётся. Ты разведал, где и когда Буфин назначил встречу с земляком?.. Беги туда! Лови корноуха и умасливай, как можешь. Скажи, что найдём ему независимого маклера из эйджи, половину комиссионных вернём. Дело общее, святое, а мы – Гвозди и Окурки – братья. Только б клиент не ушёл! Это самое меньшее четыреста мириадов крин – нельзя такие деньги пропустить мимо бюджета!.. Мертвяка отправлю в холодильник – сделаем трассологию ран компьютером, поищем частицы металла, сопоставим для верности. Спеши, Агмат!

* * *

– Вы поджидаете мистера Буфина? – спросил Форта довольно высокий для своей породы тонкий рыжий ньягонец, на поясе которого располагалась целая экспозиция, включавшая, помимо прочего, наручники, наладонник и компактный бластер.

– Можно сказать, я его заждался, – буркнул Форт. Буфин не отвечал на звонки («Абонент временно недоступен или отключил телефон») и опаздывал... уже на полтора часа! образцовые деловые отношения! Мысли являлись всякие – наглотался успокоительного и проспал всё на свете, убрёл по другому делу и отключил мобик, чтоб никто не мешал, наконец – не вынес душевной маеты и удрал на Иссу, не доложившись клиенту.

Ночь, начавшаяся в ноль часов, по причудливому ньягонскому календарю считалась не семнадцатой, а первой градской; в Эрке это были сутки общественных работ и мелких праздников вроде Ночи Настенных Картин, когда все малевали на стенах граффити, а жюри определяло самого искусного маляра.

В Аламбуке первая градская, видимо, посвящалась отработке охранных мер и мобилизации резервистов. По сравнению с прошлыми сутками стало больше людей с оружием; иногда они ходили группами. Вооружённые и безоружные одинаково тревожно озирались, приглушённо переговаривались, то и дело огрызаясь без видимых причин. Тусклый свет в коридорах остался прежним, но потолки словно опустились, принуждая горбиться, сжимать плечи...

Изменился тон мобильных новостей – ведущие от ёрничества и шутовских подначек перешли на спешное, взволнованное бормотание. Уловить какую-то последовательность в подхваченных на ходу отрывках вещания было сложно, а искать смысл в эфирном водовороте – такой короб чуши в мозг ввалится, что не разгребёшь за сутки.

– Все близкие Окуркам кланы приведены в боевую готовность...

– Окольным кланам сказано вернуть в норы бойцов, которые не при деле, и ждать сигналов...

– Папа Мусултын говорит: «Выдам налом сорок мириадов крин любому, кто представит мне живого Духа. За мёртвого – восемь мириадов».

– Трое преосвященных всю полночь молились о Шуламанге, чтобы дух и плоть перешедшего край воссоединились в обратном мире и вернулись к скорому возрождению. Посланы обильные проклятия на исчадий кладезя, в неимоверной наглости своей осмелившихся нанести городу святой Чёрной Звезды оскорбление и поднять руку на Первого жреца...

– Вы Буфина не дождётесь, разве что мимо понесут. -Горлявый ньягонец оттянул ворот свитера и почесал худую шею, не сводя глаз с Форта. – Его зарезали минувшей полуночью.

– Ах, пропасть!.. – громко и искренне выругался Форт, хватив кулаком по воздуху, потому что удар по любой части аламбукского интерьера грозил обрушить весь этаж. – Да что за гадство такое?!

– Просил гостиничных разбудить его, – продолжал почёсываться рыжий. – Нашли утром холодного.

– Ты из полиции?! – со злобной резкостью спросил Форт, не зная, на чём ещё сорвать свою кипучую досаду. Удача? где она, удача, пся её съешь?! неудачи подряд, аккуратно облом за обломом! Договорился с Зеноном – того застрелили, с Буфином – его зарезали! Впору укладывать сумку и драть отсюда, пока чего похуже не стряслось!

– Примерно так. Я из Гвоздей; гостиница на нашей территории. Давайте потолкуем, мотаси? скажем, в едальне. Там стулья есть. Я могу сидеть по-вашему.

Подавленный Форт отвечая нехотя, кратко, но конкретно, как привык отстаивать в суде девятой префектуры интересы «Френкель Статис». Тощий дознаватель, сам похожий на гвоздь в своём берете, тоже соловьём не разливался, дело знал: «Где? когда? с кем? на кого можете сослаться?» Ответы его устроили; похоже, он успел переговорить со многими свидетелями.

– Пожалуйста, мотаси, не подумайте, что мы вас в чём-то подозреваем. Гостиничные показали, что вы вернулись до полуночи и потом не покидали номер. Мы премного огорчены случившимся. А те проблемы, что вчера возникли на Губе... – Гвоздь сочувственно приложил ладонь к щеке. – Не придавайте им значения! с вас никто не взыщет.

– Неужели – боятся? – невесело хмыкнул Форт.

– Не без того. Везение и невезение – такие вещи, с которыми не шутят. Но они преходящи. Как у вас говорят: «Ветер переменится». Вдобавок той же полуночью такая завертелась катавасия, что стало не до колдунов... За этим событием всё остальное позабудется.

– Что, напал кто-нибудь? смотрю, по коридорам с утра ходячая выставка оружия...

– Смотрите телефон, там всё скажут! – взмахнул рукой Гвоздь с каким-то неожиданно жалобным отчаянием на лице. – В один час с Буфином, точь-в-точь!.. Начнут теперь наши с градскими проклятиями перебрасываться, весь свет на уши поставят... И так продыха нет – то здесь, то там прихватит... Но вам ничто не угрожает. – Совладав с собой, он вновь заговорил спокойно. – Даже более того – обещаем подыскать вам маклера и облегчить тяготы комиссионных платежей. Говорю от лица Окурков.

– Ты грибную пьёшь? – серьёзно спросил Форт. Гвоздь машинально облизнулся, глаза его остановились, а уши с надеждой встрепенулись.

– Пью. Только ею и спасаюсь. Иначе в уме повредишься, в наши-то тёмные ночи...

– Угощаю. По древней правде эйджи принято провожать покойных небольшой выпивкой и вспоминать про их хорошие поступки.

– Мы их зовём перешедшими край. Ну, если у вас такая правда...

Дармовую настойку Гвоздь проглотил с большим желанием.

– Не знаю, как вы с Буфином, близки ли были... – Вспоминать хорошие поступки Гвоздь не торопился, решив вначале выяснить отношение собеседника к зарезанному.

– Жулик он был. – Форт проследил путь настойки в реактор. Реактор впитывать отраву отказался и порекомендовал удалить её. – Но всё-таки живой человек; мне его жаль.

– Не жалейте, не о чем, – доверительно склонился Гвоздь. – Пся, которой место ниже бездны. Надувала и прощелыга, многих обдурил. Радуйтесь, что без потерь отделались! А если с космолётом не выгорит, не беда. Нанимайтесь капитаном – это верный заработок, стоящая работёнка

– Чугун дал мне визитку... – задумчиво протянул Форт. – Приглашал.

– Искренне рекомендую согласиться. Чугун содержит шестьдесят судов, дальние рейсы делает. Навар у него огромный. Будете наниматься, не забудьте ему сказать: «Гвоздь Агмат навёл».

С раздражением врываясь в номер, Форт пренебрёг кодовым ключом, хлестнув по замку лучом радара; ушибленная дверь ахнула от неожиданности.

«В передней его нет. Спрятался за перегородкой?»

Так и есть – Pax сидел по-ньягонски, немного ссутулившись. Он встретил Форта надменно и настороженно. Офицер нао Унгела не делал вид, будто он бодрый и выспавшийся – куда там! чтоб набело заштукатурить осунувшееся лицо и тени под глазами, даже опытной в макияже дамочке нужен час, а ведь есть ещё такие непоправимые вещи, как покрасневшие белки глаз, потеря тонуса и осанки... На пристрастный взгляд Форта, Pax годился позировать для портрета «Киллер, утомлённый злодеяниями».

– Однажды ты извёл меня расспросами о том, где я был и где лежит моё оружие. Не удержусь задать те же вопросы тебе.

– Ты действительно хочешь услышать ответы на них? – бросил Pax с полным безразличием. Долго удерживать высокомерный тон он не мог. – Или это дело принципа?

– Какого чёрта, Pax?! Он был нужен мне как проводник и живой пропуск! Что мне теперь делать? Прикажешь ссылаться на мертвеца? «Извините, Буфин что-то не в форме» – так, что ли?.. Ты выкинул ханджар? если тебя с ним поймают...

– Уже и кинжал опознали! – немного оживился Pax, – Меня подмывает спросить, откуда тебе это известно.

– Не секрет. Напоил сыщика, который пришёл на рандеву вместо Буфина.

– Вот видишь, ты и без маклера справляешься. Значит, он был не нужен с самого начала.

– Покойный говорил: отсюда ходят рейсы на Иссу. Хотя меня уламывают остаться и инвестировать три миллиона Е в судоремонтную индустрию, которая клепает гибриды псей с долгопятами, я склоняюсь к тому, чтобы разузнать о ценах на билеты до луны. Мне не суждено купить здесь люгер. Моих посредников убивают одного за другим. Провал бы взял вашу планету с её клятыми проблемами! Я вычислил вам район базирования сквозной пушки, остальное сделаете сами!

– Поступай как хочешь, – вяло промолвил Pax. Временами он обретал некий душевный стержень, но потом его опять сгибало.

Готовый собирать вещи к отлёту, Форт внезапно понял, что ещё шаг – и он совершит непоправимую ошибку. Судьба или что иное подкинуло возможность стать вольным шкипером; ему явно давалось три попытки, и все – здесь. Третий посредник, от «Эрке Небек», сидит перед ним. Если не используешь шанс, всё рассыплется и никогда не восстановится.. Отказаться от шанса – значит, навсегда отвергнуть чей-то дар. А кто сказал, что дары легки и сами даются в руки? их надо добиваться. Доказывать, что ты достоин их. Гвоздь Агмат приходил не от клана, не от влиятельных Окурков, а прямиком от хозяина кладезя, чтобы совратить на путь аламбукского наёмника. Две попытки сорвались... третью надо сберечь. Иначе до конца останешься наймитом, а Рах...

«...погибнет. Потому что ты не уследил».

На нём прямо-таки написано, что он идёт на смерть. Он ещё в Эрке заявлял, что не вернётся с задания.

– Ну нет, сперва я получу свои семьдесят тысяч экю...

«Должна же быть у человека хоть какая-нибудь цель!»

– ...а наша акция пока не закончена.

– Наша акция откладывается. – Рах поднял повеселевшие глаза. – Есть другое дельце, более насущное.

– Охота на жрецов?

– Охота само собой, но это лишь побочное занятие...

«Лишь!..» – Форт содрогнулся от лёгкого слова.

– ...и игра с фактором времени. Пока не выберут замену выбывшему и не восстановят число преосвященных, им нельзя проводить главные обряды, в частности – великое проклятие. Именно с ним связаны приступы в граде. Математика проста: меньше жрецов – реже приступы.

– Я понял, вышибать чёрных – это развлечение. Что же тогда работа?

– Позавчера ты говорил, что можешь подарить мне симпатичную девчонку. Займёмся покупкой девчонки.

– Pax, когда люди мало спят и переутомляются, у них вспыхивает гиперсексуальность. Чем дольше бодрствуешь, тем жарче зуд. В конце концов кажешься себе гигантом, а на деле едва волочишь ноги. Сутки отдыха, никаких психостимуляторов – ты ведь жрёшь их, я уверен! – и в голове всё утрясётся. Не спорь с нейрофизиологией, не тебе отменять её законы. Выспись, и тогда режь глотки, не отвлекаясь на девчонок. Один хэйранец мудро сказал, что перед резнёй нельзя объедаться таблетками и лакать патентованные микстуры. Свежая голова и ясное сознание – вот что отличает профессионала от обычного душегуба.

– Тем не менее я настаиваю на том, чтобы мы купили рабыню.

– Лёд к голове прикладывать не пробовал? помогает.

– Чем скорей купим, тем лучше. Но без спешки, не суетясь, поскольку покупка человека – дело серьёзное. На этот предмет написаны целые трактаты – «Как выбрать раба» и ему подобные.

– Или сводить тебя к докторишке?

– Да, и докторишка понадобится. Для медицинского освидетельствования.

– А если дать тебе оплеуху? некоторых это возвращает в реальность.

– Полагаешь, у меня улетели мозги? Отнюдь нет. Нам нужна не какая попало рабыня, а единственная. Вот эта. – Pax достал и протянул Форту фотографию. – Коел Дром, навигаторе корабля «Оборона», принадлежащего Нихану Гургу из клана Неминучих Ножей.

– Она, конечно, симпатичная, но это не девчонка.

– Согласен. По списку рабов, числящихся за Неминучими, ей пятнадцать годов.

– Не пробовали скачать списки в Гэлп Сэкоунтэй? или федеральному розыску?

– Бессмысленно. Списки без лиц, без данных биометрии, имена вымышлены. Данные извлекают на свет при продаже, имена – никогда.

– Для чего тогда пираты составляют эти списки – без роста, обмерки, без всего?!..

– В интересах фиска. У них есть нечто вроде государственной казны – общак, куда все платят налоги, в том числе за каждого раба.

– Воображаю себе, как здесь обманывают налоговое ведомство...

– По-страшному. Их экономисты полагают, что от налогообложения скрыта четверть рабов. Доносчику платят половину выявленной недоимки.

– Надо же, прямо как в цивилизованной стране!.. А всё-таки – почему тебе потребовалась дама-навигатор? – Особа, прельстившая Раха, была миловидна, смотрела задорно и лукаво; на вид ей было лет тридцать, по сейчас она должна выглядеть чуть старше. Довольно тёмные волосы она зачёсывала назад и собирала на затылке в узел, который скрепляли воткнутые буквой X деревянные шпильки, похожие на те палочки, которыми едят в Синьхуа и японских районах Олимпии; спереди из причёски оригинально выбивалась осветленная чёлка.

– Купить её – приказ полковника Ониго.

– Она нужна полковнику'? зачем?!

– Я бы спросил его, но он старше по званию. И вообще – приказы не обсуждают. При покупке обязательно надо взять кассовый и товарный чеки – сумма будет солидная, нам придётся отчитываться в тратах перед казначейством.

– Даже понарошку никого не покупал. – Форт продолжал рассматривать фото. – Сколько она может стоить?..

– Сколько затомят. Свежепойманный космен дешевле, поскольку неизвестно, чего от него ждать, а она работала два полных и ещё пять восьмых года у одного хозяина, не перепродавалась – значит, ею довольны. Торг предстоит горячий.

– Чтоб не заносило – толкай меня в бок по радио.

– Она будет обозначена как «навигационное устройство».

– А я, выходит, был бы «пилотирующее устройство»...

– Скорей «запоминающее».

– Спрос на неё не вызовет подозрений?

– С чего? ты зондировал Шурыгу насчёт специалистов – этим всё и объяснится. Ищи, выжидай, пока среди предложений не появится её кандидатура. Отправляйся туда немедленно.

– Слушаюсь, мотаси офицер! – Форт лихо приложил два пальца к козырьку воображаемой фуражки.

– Наоси, – деликатно поправил Pax, еле заметно улыбаясь углом рта. – Не слышно ли, много даёт за меня Мусултын?

– Сорок мириадов крин. Pax, перестань изучать меня взглядом. Я предпочитаю честные семьдесят штук Е иудиным трёмстам штукам, как бы красиво они ни звучали. Ты что, ещё не устал сомневаться во мне?

– Не сердись, пожалуйста. Люди – как кладези; никогда не знаешь, что в них скрыто. А вот в Буфине я был уверен – продаст. Он смотрел на людей, а видел только деньга.

Плач, визг и лай метались по тоннелям Аламбука, словно их, как стаю невидимок-двойников, запустил в город колдун, осатаневший от худших грибов и самой ярой плесени. Сотки призраков разноголосого эха бились о стены, гасли, возникали вновь, звуча с утроенной силой, передразнивая ревущих ребятишек, наперебой орущих недорослей, скандалящих или скулящих жёнок, галдящих мужчин. Мобики ловили этот гам, прогоняли сквозь студийные компьютеры и опять вбрасывали в одержимый страхом и злобой город. Люди голосили, их вопли умножались телевещанием и подогревали общий сумбур. СМИ и городской сброд кричали, как человек и его отражение, взаимно заводя и вздёргивая себя, отчего шум возрастал и не мог стихнуть. Стоило ослабеть напору, как чей-то возглас снова запускал лавинообразный механизм, – и только разрушительная хак-атака на студии психически опасного вещания могла бы разорвать порочный круг, в котором смерчем умоисступления вертелся торжествующий бес паники.

Сперва дошлый Маджух Венец, правая рука Папы, раскрыл заговор рабов и перебаламутил кланы, пустив своих ищеек по норам – они врывались, хватали эйджи и утаскивали их. Являлись и чёрные воины из Умерших, от одного вида которых мог ударить паралич. Затем туанец (не туанец? капитан? призрак?) изрёк на Губе: «Открыт путь погибели! Аф видарза!» – и тотчас неудача полилась, словно вода. Когда же объявили, что Дух зарезал Шуламангу, каждый коридорный дурачок понял, что явление туанца было предзнаменованием. Если таково начало, то каков будет конец? и гадать не надо – всем придёт хана!

С одной стороны, люд не надеялся дожить до завтра, с другой – все по привычке продолжали заниматься повседневными делами. Летали слухи, что в память Шуламанги будет раздача денег, но потом выяснилось, что наоборот – состоится общее единовременное обиралово, со всех возьмут по две агалы, а с детей по четыре камешки. Должно быть, чтоб народ почуял траур не только душой, но и карманом.

– Не реви, – пытался унять девку-затягалу менеджер на живом рынке Шурыги. – Без тебя погано. Слышишь, что я сказал? Хватит нюни распускать, а то с места выгоню. В мужицкий ресторан пойдёшь ногами дрыгать и вместо вентилятора хвостом вертеть. Иди умойся!

Циркуляр, разлетевшийся в выходную ночь, озадачил и всплеснул торговлю двуногими высшей квалификации. Маджух (поспорь с Окурком!) предписал поставить в рабочие карточки шестидесяти пяти рабам штамп «неблагонадёжен», а двадцати одному – «особо неблагонадёжен». Циркуляр рассылался под грифом «Строго секретно! Чтение разрешено только адресатам! Не копировать и не распространять!», но уже к вечеру текст знали все рабовладельцы и работорговцы от крупных до средних. Начались сговоры и переговоры, игра ценами – шутка ли! почти полторы сотки судовых спецов должны быть проданы по меньшей цене или понижены в занимаемой должности! Как тут не смухлевать, не нажиться?!

– На сколько понижают?

– На год! Окурки будут наводить ревизии, шпионов подсылать...

– Ох ты! и тебе охота, чтобы твой пилот год прохлаждался в младших технарях двигательного отсека? Продай мне. Чек пробьём на меньшую сумму, а что сверх того – отдам лично.

– Ниже чем за десять мириадов не уступлю.

– О, сколь много ты загнул! шесть, две трети налом из рук в руки.

– Восемь с половиной, нал отдашь в отах. И где, хотел бы я знать, ты его юзать будешь, чтоб никто не застучал?

– Есть места, где стукачи не заживаются. Даже окурочьи. Луч в башку и – до встречи в кладезе. Половину в бассах, остальное отами.

– Сговорились; приходи завтра в контору и подбери подходящих свидетелей.

У менеджера в кармане горел пяток персон, которых предстояло сбыть, обдурив и контору, и оценщиков, и мытарей, и самого Окурка Маджуха, пока хозяева медлят проставить позорные штемпели в рабочих карточках. Попадись он на любой из пяти сделок – кары не миновать. Мусултыновы пси, помаленьку прибиравшие к рукам кланы помельче, церемониться не станут. Как хапцу, подрежут хвост (без анестезии, а вы как думали?), уши лапшой настригут. Это бы всё полбеды! лицензии лишат! Убирайся потом с тем неправильно проданным пилотом на базы в Шаровом скоплении. Кто бывал, страсти рассказывают. Помещения заполнены азотом, воздух продают в патронах. Не разжился денежкой – дыши через раз. Или клянчи у краснокожего орэ, чтоб дал дыхнуть Звезды ради. Сунут тебе загубник, втянешь – брык! судороги и смерть. В патронах углекислый газ!

Девка рыдала по Шуламанге. Кто бы мог подумать, что чёрный жрец, безбрачный по обету, так растревожит её сердце? Вон как убивается... О, чёрные лишь по названию Умершие Для Мира, а на девок заходят, как бомбер на цель. На служении запоют, тянут голосами, а у девок хвосты дёргаются, как при последнем издыхании, ушки торчком и кровью налитые, бёдра сводит, грудь поднимается. Йо, умел Шуламанга дрожь нагнать! пел – бездна в такт шаталась...

Телефон не смолкал:

– Новенького ничего не появилось?.. Как это вы меня не помните? я три луны назад...

– Из судового персонала бы кого-нибудь... Знакомые сказали – к вам обратиться.

– Нету. Старый список глядите, он в Сети. Нет, звёздочка, наш товар дешёвым не бывает.

В соседнем зальчике – он почти весь просматривался через арочный проход – двое драных, но смекалистых и бойких недорослей, паренёк с девчушкой, делали деньги из объявленного в Аламбуке траура. На фоне плакатов и экранов, покрывавших стены живого рынка, эта парочка разыгрывала целое представление в лицах. Девчонка, окрутившись длинной юбкой-обмоткой и напялив висящую до колен куртку в дырах, надела сверху серую шаль плакальщицы и накрасила на лице тёмно-оранжевые, под цвет крови, вертикальные полосы, словно разодрала лицо от горя. Она негромко пела старинный плач, раскачиваясь, переступала босыми ногами и воздевала руки:

 
Ах, добытчик! Ах, вожак! Ахти нам, увы!
Как нам, сирым, не скорбеть, словно псям не выть?
Кто добудет нам хабар, приведёт рабов?
Кто наденет бусы из вражеских зубов?
В склеп положим удальца, маслом умастим,
Пять рабынь зарежем, чтоб оставались с ним.
Пистолет дадим, кинжал, чтоб в краю ином
Убивал и промышлял славным грабежом!
 

А паренёк стенал без слов и, взяв двумя руками тупой нож, иногда резко проводил им по горлу, показывая, что от горя готов лишить себя жизни. Зрители щёлками языками, доставая мелкие монеты.

– Я ищу навигатора, – надвинулся, заслонив плакальщиков, крупный эйджи в штатском; манеры и стать выдавали в нём привычку носить форму и командовать. – Говорят, у вас есть.

«И-ти-ти-ти, – внутренне ощетинился менеджер, – а ты не подосланный? сколько за утро наездов с хитростями... Всем срочно запонадобился офицерский персонал! Подавай им телеметристов и бортинженеров!.. Иди-ка ты, корноухий, дальше. Как тебя ко мне послали, так и я тебя пошлю».

Навигаторов в его обойме не имелось. Конечно, поискав там-сям, подняв планку комиссионных, сыскать товарец можно, но либо это будет дорого... либо хозяин придержит штурмана до настоящего покупателя, чтоб всех скопом, вместе с менеджером, не уличили в растоптании правды удальцов.

– Сходите в тот зал. Уверен, там для вас что-нибудь найдётся.

Капитан «Леди Гилфорд» почти с отчаянием свернул в указанный зал. Или слава Аламбука как невольничьего рынка здорово преувеличена, или он вышел на поиски в несчастливый день. Ну разумеется! когда он спускался с орбиты, на Колумбии была пятница, 6 марта! ни один капитан по доброй воле не начнёт рейс в пятницу, так водится издавна. Ещё одно доказательство, что древние были умней, чем кажется с дистанции в пятьдесят веков...

Ехидство ньягонской дамы проело в нём брешь. Он всегда старался сосредоточиться лишь на службе, на своих делах, и хладнокровно относился ко всем прочим, но после визита ушастой чиновницы почувствовал себя неловко. «Здорова ли Дорис Гурден? вы не забыли тех, с кем заканчивали академию?»

Отправка барж, переговоры с Иссой, швартовка, заправка и профилактика «Леди Гилфорд» – капитан всё должен держать на контроле! – отвлекали, но не избавляли от тяжких мыслей. Уединившись на исходе дня в каюте, он заставил себя заглянуть в зеркало. Что со мной? откуда эта складка, почему сжимаю губы? Разве я не могу спокойно видеть самого себя? Неужели... совесть взыграла?

Стоянка недолгая. За это время никого не найти, не выкупить. Отчего-то совесть выбрала Дорис, чтобы истязать его. Зачем её? он не был с ней близок!.. Видимо, потому, что ньягонка уделила ей больше слов, чем другим.

Никто не говорил, что Дорис – здесь. Он вывел на экран сводку о наличии денег в судовой кассе. Прикинул, сколько у него с собой, сколько можно снять со счёта. Чистой воды сумасшествие. Кого, куда ты отправляешься искать? на что надеешься? Перед кем притворяешься, что всерьёз намерен выкупить её? перед собой? чтобы внутри не грызло?..

Напрасные хлопоты. За считанные дни, без знакомств и связей ничего не сделаешь. А от совести есть надёжное лекарство – грибная настойка! не попробовать ли её?

Менеджер едва перевёл дух, спровадив странного покупателя, как перед ним возник смутно знакомый эйджи в широких светлых брюках, белой рубашке с трафаретом «НИКЕЛЬ», жилете и эриданской шляпе; глаза скрыты серебряными плексами.

– Ваш каталог, приятель. Я изучил.

– Ой-ее, это вы, мотаси! вы искали себе экипаж... Рад встрече! Присмотрели что-нибудь из товара?

– Не то. – Эйджи подвигал губами, показывая, что выбор мал и плох. – Как там сводка об экипаже? вы подрядились за...

– Всё помню, – подмигнул менеджер, доставая листок. Взамен эйджи протянул полсотку крин. – Товара с избытком, цены приемлемые. Все «устройства» со стажем.

– Из налогового списка или...

– Только списочные образцы, никаких неучтённых!

– Прежде всего меня интересует навигатор. – Эйджи всмотрелся в перечень «устройств». – Начнём с него. И это всё, что удалось разведать?.. да, бедноват у вас рынок.

«Навигаторы нынче в центре внимания, – подумал менеджер. – Надо этим воспользоваться. Ну, приятель, я буду не я, если ты уйдёшь без покупки. Ты с деньгами, ты олень, хочешь огрести по полной программе – значит, огребёшь. Я тебе укомплектую целый экипаж из неблагонадёжных. Будешь вспоминать со слезами благодарности, когда они тебе бунт на борту устроят!..»

– Мы разрешим эту проблему, мотаси. Ни камешки сверх платы не возьму, но после днёвки вы будете иметь меню из всех возможных вариантов.

– Мой телефон. – Эйджи протянул полоску. – Сюда я таскаться не могу, дел невпроворот – высматриваю люгер. Свяжемся и обговорим; сольёшь на телефон карточные сведения.

– Так не принято... – замялся менеджер.

– Не все. Рост, вес, пол, стаж, на каких судах летал, были-нет перепродажи. Клички, особые отметки...

Менеджер чуть не выругался.

– ...в смысле болезней, наркотиков и прочего.

– Будет! всё выложу.

Мухарма печально подвывала Лишаю, когда эйджи в шляпе и серебряных очках отвалил от торгаша. Чтоб приблизиться к приятелю, она сделала вид, что удерживает и умоляет его не умирать вслед за перешедшим край. Изображая сцену отчаяния на похоронах, ребячий «князёк» и его краля проводили эйджи быстрыми взглядами.

– Ну а этот? – прошептала Псица, пока Удюк картинно освобождался от её захвата.

– Не разобрать. Все на одну рожу. И плексы...

– Нос вострый, как у туа.

– Глаз не видать. Он вернётся. С купцом о чём-то сговорился.

– Почему-то он мне показался знакомым.

– И тебе?.. Будем стеречь, не уйдёт.

День и ночь – сутки прочь. Позапрошлую полночь Коел провела без сна. Так провела, что когда её вывели из тюремных нор Окурков и передали конвоирам Неминучих, она казалась себе мёртвой. Шла, как тело без души. Не видела того, что перед ней. В памяти застыло видение человека, падающего с края платформы, – тогда Коел пережила последний взлёт, мучительный порыв смелости и горя, после чего остатки сил покинули её, пришло неотвязное, пугающее ощущение пустоты под ногами. Раньше было на что опереться, была надёжная твердь, крепкий пол, но оказалось – тебя ничто не держит, ты идёшь по плёнке мыльного пузыря; стоит ей прорваться, как ты полетишь вниз, в черноту. Каждый шаг – последний.