Текст книги "Простить нельзя мстить"
Автор книги: Людмила Филиппова
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
– Голова кружится немного, – ответила Варваре, заметив её встревоженный взгляд.
Медленно всей компанией двинулись по дороге, поддерживая друг друга под руки. В нескольких метрах от дома Дубровских им встретился Игнат, он шёл пешком, конь был рядом, оба они еле передвигали ноги.
Варвара быстрым шагом шла навстречу мужу, волнуясь, говорила:
– Игнат, Прокофий принес Юру, внучок наш остался у Антона, плохо ему.
– Что с ним? – Игнат говорил с трудом, тяжело дышал. – Я объехал все дороги вокруг деревни больше чем на пять верст, нигде его не нашел, и люди, которых встретил, говорили, что никто из них мальчика здесь не видел.
– Я шёл к вам, в верстах трех от Кумашкино Юру увидел, он сидел один на краю дороги, там его и подобрал. Молчит и никого из нас не узнает, – Прокофий протянул руку: – Здравствуй, Игнат. Надо Юру везти в город, к психиатру. Фельдшер говорит, что ему, наверное, ввели какое-то лекарство, чтобы он был заторможенным. Но мне показалось, что дело может оказаться серьезнее. Завтра в город с Полей и детьми поеду, ей одной не справиться. Она сегодня хлебнула горького до слез, – Прокофий задышал часто, побледнел и ухватился руками за Игната.
– Ты чего, сват? – испуганно спросил Игнат.
– Да, видишь вот, прихватило, – натужно улыбнулся Прокофий. – Устал я, пешком шёл из Маралихи, а тут ещё такие дела с детишками приключились. Антон чего-то дал, легче стало, а сейчас опять давит.
– Давай-ка, сват, посидим на завалинке. Отдохнем оба, а бабы пусть домой идут и ужин нам соберут. Варя, не маши руками, идите, – Игнат строго посмотрел на жену. – Отдохнём и придём.
VII
Утром на рассвете к Дубровским пришел Антон Павлович, вид у него был уставший и озабоченный.
– Здравствуйте, хозяева, – приветствовал он Игната, вышедшего ему навстречу.
– Здравствуй и ты, Антон! Хорошие новости принёс?
– Новости разные. У Насти сотрясение мозга, я думаю, не сильное, она встаёт и ходит, и голова у неё не кружится, немного подташнивает, рвоты нет. Но она жалуется на боли в спине, ей трудно сидеть. Может быть, смещение позвонков? Я не специалист. Повезёте в город, там покажете врачам, они подлечат, и всё будет нормально. У Юры, думаю, всё сложнее. Мальчик ничего не помнит, даже своего имени, Настю не узнал. Молчит, как немой. Сильный шок мог спровоцировать амнезию. Вопрос: что случилось на дороге, если организм ребенка использовал самый мощный резерв – отключил память, чтобы защитить психику? – Антон снял очки, повертел их в руках и снова надел на нос. – Ребят не привел, ещё рано, они снова уснули. Если решили сегодня ехать, заберете их по пути к причалу на теплоход. Их здоровью сейчас ничто не угрожает, они могут перенести даже столь длинную дорогу.
– Спасибо, Антон, – Игнат пожал Антону руку. – Собираемся ехать в город и я, и Прокофий. Полина старается держаться, но силы её вчера покинули, ночь не спала, под утро только и прилегла, трудно ей будет с двумя больными детьми.
VIII
Тимофей встретил теплоход, как и обещал, с машиной скорой помощи, детей отвезли в больницу. Полина просила разрешить ей остаться с Юрой, но врач в приёмном покое был непреклонен:
– Нет необходимости находиться с ребенком. Сейчас ночь, дети будут спать. Если понадобится помощь – есть дежурные медсестры и врачи. Приходите завтра, во второй половине дня, тогда и поговорите с лечащим врачом, – и указал рукой на дверь. – Покиньте помещение.
Слушать о том, что мальчик находится в шоковом состоянии и никого позвать не сможет, потому что он не говорит, врач не стал.
Игнат и Прокофий сидели за столом, постаревшие лет на десять, но настроены были решительно.
– Тимофей, Полина, надо написать заявление в милицию о краже Тони неизвестными людьми. Никто из нас не видел, как это случилось, сошлёмся на Марфу Фроловну, что это могла сделать Зинаида, – Игнат победно смотрел на Тимофея, а Прокофий продолжил: – милиция объявит розыск, Тоню найдут и её вам отдадут!
– Папа, Зинаида – мать Тони, Алексей – отец, она по закону их ребенок. Нам Тоню никто не отдаст, – охладил пыл отца Тимофей. – Главное не то, у кого из нас будет жить Тоня. В чём вы оба правы, так это в том, что надо писать заявление о похищении Тони.
Общими усилиями написали заявление, все четверо его подписали и отвезли в райотдел милиции. После выполнения этой нелегкой миссии Игнат и Прокофий уехали по своим домам, а для Тимофея и Полины потянулись тяжелые дни ожидания выздоровления детей. О быстром ответе по заявлению в милицию они даже не надеялись: бюрократическая машина крутится медленно – это знает каждый, кто с ней хоть раз столкнулся.
Встречу с детьми Тимофею и Полине разрешили на следующий день после беседы с лечащими врачами одного и другого ребенка. Врачи на Полину произвели хорошее впечатление, оба были приветливы и подробно расспросили о причинах, приведших детей к тому состоянию детей, с которым они оказались в больнице. Относительно Насти был дан благоприятный прогноз на скорое выздоровление: серьезных повреждений ни позвоночника, ни внутренних органов нет, головной мозг не пострадал. С Юрой всё гораздо сложнее: потребуются длительная реабилитация и работа психиатра по восстановлению памяти. Но врачи опасались, что быстрое восстановление памяти может только усугубить психическое состояние ребенка.
– Я вас, дорогие родители, прошу не торопить нас и время, – ласково улыбался врач-психиатр, голосом и манерой говорить напомнивший Полине Антона Павловича из Кумашкино. – Я верю, нам удастся восстановить память мальчика и не навредить его психике, но для этого требуется время и время.
Первый вопрос, который задала Настя родителям, был о том, почему с ними не пришла Тоня. Полина и Тимофей оба немного растерялись, смущенно улыбнулись, и Тимофей сказал:
– Мы не знали, Настенька, как долго пробудем у врачей, разрешат ли нам встретиться с тобой и с Юрой, поэтому Тоню собой не взяли.
– Я соскучилась, завтра приходите с Тоней, – смахивая слезинки с глаз, тихо попросила Настя.
Выйдя от дочери, Тимофей задумчиво спросил:
– Поля, как ты думаешь, надо ли нам говорить Насте, что Тони с нами нет?
– Тима, я сама об этом думала. Если скажем, что Тони нет, потому что она пропала, и мы не знаем, где она, это может нанести вред здоровью Насти. Если скажем неправду (например, что она заболела и не может прийти), ничего хорошего не будет: через несколько дней обман откроется, и как мы будем выглядеть, учителя-обманщики?
– Поля, как далеко ты ушла от сути вопроса. Давай скажем правду: Тоню забрала Зинаида, её мама. Но мы не знаем, куда Зинаида увезла Тоню, и это правда. Я думаю, лучше сейчас Насте сказать правду о случившемся – о расставании детей.
– Наверное, Тима, ты прав. До завтра у нас есть время обдумать все слова, которые лучше подобрать, чтобы рассказать Насте о долгой разлуке с сестрой.
Полина помолчала немного и подняла на мужа глаза, в них блестели слезы:
– А я все-таки верю, что Тоня найдется, что девочки встретятся в жизни. А вот увидим ли мы с тобой Тоню, я не уверена, – слезы струйками потекли из глаз Полины, она смотрела на мужа и не вытирала их. Тимофей глядел на жену, её глаза, покрытые слезами, и показалось ему, что в них отразилась боль всех матерей, внезапно потерявших детей: глаза стали бездонные, и в них плескалась печаль, вытекая струйками. Он наклонился к жене, ласково коснулся губами её лба и сказал:
– Увидим мы Тонечку, не выдумывай страшилок.
IX
Настя на поправку шла быстро, и через две недели она была дома. Юра в больнице задержался почти на три месяца, из шока мальчика вывели через несколько дней, но врачам не удалось восстановить память Юры в полном объёме до того момента, как он остался один на дороге. Он помнил фрагменты: как собирали ягоду, как испугался медведя и бежал, а дальше подсознание отказывало ребенку в воспоминаниях.
– Мы не видим проблемы в том, что Юра не помнит, что случилось в тот день, когда их с сестрой увезли и он остался один. Это его защита, он напуган, напуган очень сильно. На наш взгляд, это даже хорошо, что он сейчас не помнит, ребенок очень мал ещё. Память о случившемся к нему может вернуться внезапно, если создастся ситуация, подобная той, что была пережита им в тот день. Лучше пусть оно случится в возрасте, когда психика Юры окрепнет. А сейчас ваш сын практически здоров, он вас узнаёт и, главное, вспомнил, что вы – его мама и папа и что у него есть сестра Настя. Окружите его любовью и заботой, не напоминайте о случившемся, и всё будет хорошо, – говорил Тимофею и Полине лечащий Юру врач.
– Доктор, а что делать с вещами Тони? Их надо убрать, чтобы они не напомнили ему о сестре? – Полина с мольбой смотрела на врача.
– Вещи сами по себе ни о чем таком не напомнят, действие должно быть. Если вы начнете какие-то с ними манипуляции, мы не можем сказать, как поведет себя мальчик. Психика человека – тонкая материя, и в ней очень много неизведанного. Может быть, сейчас вещи девочки, фотографии, если они имеются, вам лучше убрать из поля зрения сына.
X
Прошло пять лет. Дубровские получили официальный ответ из управления внутренних дел на свое заявление о похищении Тони, в котором черным по белому было написано: «Осипова Антонина Алексеевна на территории Советского Союза не проживает. Работа по её поиску на основании этого прекращена».
– Тима, это значит, что Зина и Алеша работают за границей? – Полина смотрела на мужа широко открытыми глазами, в них и недоумение, и испуг, и боль. – Значит, Зинка врала, что Алеша инвалид…
– Я вообще теряюсь в догадках, что есть правда, что ложь – как в словах Зины, так и в этом письме.
– Мы больше с ними не увидимся. Зачем ей нужна была Тоня, почему надо было девочку воровать?
– Легенда, наверное, какая-то, если они с Алешкой где-то Родине служат. Жуть. Но, Полина, мы не можем изменить ничего. Надо смириться и надеяться на встречу с Тоней, когда для неё придет время, – Тимофей молчал и долго вертел в руках листок бумаги с безнадежным для них с Полей ответом. – Поля, вот что подумал: хорошо, что дали официальный ответ. Мы теперь знаем: Тоня жива, она просто далеко от нас, она с родителями, и я надеюсь, что у них всё сложилось хорошо. У меня предложение, только ты не отвергай сразу, – заметил он вопросительно-тревожный взгляд жены.
– Какое предложение, Тима? Не говорить Насте и Юре?
– Нет, другое предложение: давай переедем жить в Россию.
– Зачем?
– Скоро Настя окончит школу, ей надо будет поступать учиться, лучше это сделать в российском вузе. Ты же знаешь, она мечтает учиться в Ленинградском пединституте.
– Во-первых, не скоро, а через четыре года, а во-вторых, что мешает ей поступить в этот вуз, окончив нашу школу?
– Далеко ездить в Ленинград и из Ленинграда, да и недешево, и мы будем очень редко видеть дочь. Да и Юре необходимо наблюдение хорошего специалиста, мне посоветовали показать его врачам в России. Меня, как и тебя, беспокоит его замкнутость, а он вступил в сложный подростковый возраст, идет гормональная перестройка организма. А если случится то, о чем говорил врач, – Юра вспомнит, что случилось тем несчастным для нас летним днём?
– И куда же ты предлагаешь переехать, в Ленинград? А что будет с родителями? Они уже не молодые и, после пережитого, здоровья не крепкого, а тут ещё и мы уедем.
– В Ленинград не получится, надо в среднюю полосу России, там учителя нужны. Устроимся оба на работу в школу, получим квартиру. Попозже перевезем родителей, купим им дом.
– Неожиданно и страшновато. Здесь всё знаем, и нас знают, ты как директор школы на хорошем счету в районном отделе образования. А в новом месте начинать с нуля…
– Мы нестарые с тобой, сможем устроиться, да и не с нуля начинать – мы профессионалы в своем деле, а детям сможем лучшие условия создать – как для жизни, так и для учебы. Город наш Усть-Каменогорск для здоровой жизни становится совсем не пригодным с его секретными военными производствами…
– У тебя, Тима, похоже, уже запасной аэродром есть, – за всё время разговора Полина впервые улыбнулась.
– Есть, – улыбнулся в ответ ей Тимофей, – как тебе Кострома?
– Почему Кострома?
– Центр России. Там требуются директор средней школы и учитель русского языка и литературы. Я отправил запрос, могут ли они рассмотреть наши кандидатуры, и согласовал с нашим зав районо Третьяковым, чтобы он дал мне характеристику.
– А что партия сказала? Ты в райкоме партии спросил? – Полина смеялась: – У нас же партия решает, кто и где трудится.
– Спросил. Если ты согласна, мы можем новый учебный год начать в новом городе, в новой школе. – Тимофей выглядел внешне спокойным, но голос его в этот момент дрогнул, и Полина поняла, как тяжело мужу дался этот разговор.
XI
Настя Дубровская и Вера Разумовская стоят на ступеньках Ленинградского педагогического института имени Герцена среди таких же абитуриентов и с волнением, до дрожи в ногах и полуобморочного состояния в голове, ждут, когда приемная комиссия вывесит списки счастливчиков – зачисленных на первый курс известного в стране вуза. Вера и Настя – одноклассницы и подруги, они дружат с тех пор, как четыре года назад Настя появилась в 7 «Б» классе Костромской школы. Классный руководитель Мария Григорьевна, представляя Настю классу, смотрела, к кому из учеников её посадить за парту.
– Мария Григорьевна, а можно новенькая сядет со мной? – громко прозвучал вопрос мальчика со второй парты в ряду возле окна.
– Баратынский, ты, наверное, не лучший кандидат, будешь мешать на уроках, а Насте надо быстрее войти в новый для нее ритм учебы, – строго ответила учительница.
– А можно со мной сядет Настя? – спрашивает девочка с первой парты среднего ряда.
– Можно, – сразу же соглашается Мария Григорьевна. – Проходи, Настя, пока посидишь за партой с Верой Разумовской.
Вера сразу понравилась Насте своим доброжелательным характером и сильным желанием хорошо учиться и стать замечательным учителем, как Мария Григорьевна, их классный руководитель. Вера не унывала, если были ошибки в контрольных работах, и всегда старалась исправить неудачную, с её точки зрения, оценку. Вера была немного полновата для своего возраста и роста, но полноты не стеснялась, легко бегала на лыжах, выполняла обязательные упражнения на брусьях. Мальчишки на уроках физкультуры подтрунивали над ней: дескать, брусья сломаются, а она задорно смеялась в ответ и снова шла к снаряду. Очень скоро Настя поняла, что Вера – неформальный лидер в классе: к её мнению прислушивались и отличники, и троечники. Светло-русые волосы Веры, заплетенные в тугую косу, слегка вьющиеся на висках локоны, её небесно-голубые глаза и красиво очерченный рот притягивали к себе взгляд. Красивая девочка Вера.
За годы учебы в школе подруги ни разу не поссорились – у них просто не было для этого поводов, а общие интересы к истории и литературе их объединили и укрепили дружбу. Оказалось, они обе хотят быть учителями и учиться в Ленинградском пединституте.
Внешне они были противоположными друг другу. Настя невысокого роста, худенькая и в семнадцать лет выглядела как подросток. У неё пышные каштановые волосы с рыжеватым оттенком и зеленые глаза. Смотрят её глаза на мир не по-детски мудро. С ней хотелось говорить, совета и помощи просить, весь её вид говорил о том, что она всегда готова помочь.
– Настя, – Вера смотрит на подругу восторженно, – посмотри налево, там стоит черноволосая девушка, и рядом с ней парень с усиками. Девушка необыкновенно красива, такую красавицу я только на картинах в музее видела.
Настя повернулась в сторону, указанную Верой, и сказала:
– Это Матильда Пуштинская и её брат Богдан Хмельницкий.
– Ты откуда их знаешь? И почему фамилии разные, если он её брат? – удивилась Вера.
– Ох, Верочка, всё ты забыла, а я тебе рассказывала. Когда мы писали сочинение на вступительном экзамене, я сидела рядом с Матильдой. У нас с ней была одна тема, как оказалось. Когда мы написали сочинение, сдали работы и вышли из аудитории, то немного поговорили о том, как раскрыли тему. Она общалась легко, с ней было очень интересно разговаривать, а через некоторое время к нам подошел молодой человек, и она мне его представила. Вот и всё.
– Настя, привет! – рядом раздался голос Матильды. – Девчонки, как думаете, мы уже студентки? – веселый голос Матильды звенел от волнения, и окружающие их юноши и девушки начали оглядываться.
– Мне кажется, что да, но всегда есть фактор неопределенности, поэтому ждем! – улыбнулась Настя.
Толпа зашумела и двинулась к входу в здание. Верный признак того, что списки счастливых людей, которые с этого момента зовутся студентами, появились на доске объявлений.
– Девочки, предлагаю не торопиться, – Богдан весело смотрел на возбужденных девушек. – Толпа хлынула, стенд собой закрыла, всё равно ничего не увидите. Если вы студенты – радости миг только отсрочен. Если не студенты – миг горечи только отсрочен. Наслаждайтесь мигом неизвестности – вам, будущим историкам, это ощущение необходимо знать, оно предвкушение открытий, изменяющих жизнь.
– Вы тоже историк? – спросила Вера.
– Нет, я офицер военно-морского флота, – молодой человек заразительно улыбался, и Вера ему ответила улыбкой, светясь от счастья, будто они были здесь одни и только с ней он говорил.
– Богдан необыкновенно умный, он настоящий философ, хотя не знаю, зачем это офицеру флота, – посмеивалась Матильда. – Но я согласна с ним: спешить нам некуда. Ждем свободное место у списков.
Толпа быстро рассеивалась: кто-то отходил с возгласом «О, зачислен!», часто при этом в слезах – это слезы радости; другие – молча или со словами «Ох, провалил…» и тоже часто со слезами – это слезы неудачи.
Настя читает список на букву «Д». Дубровская Анастасия Тимофеевна есть в списках!
– Ура! – сказала Настя и смутилась: Вера и Матильда стоят у листков с буквами, с которых начинаются их фамилии, и обе еще читают списки.
– О, зачислена! – это Вера и Матильда в один голос издали возглас восторга и удивления. Девчонки все трое кинулись друг к другу и обнялись.
– Девушки, приглашаю вас отметить самое важное событие в вашей жизни – вы стали студентками. Вы сделали один шаг навстречу к своей мечте – знать историю страны, в которой живете, и историю всего человечества, а может быть, стать известными учеными в области исторической науки, – Богдан стоял в стороне от них, при этом призывно махал руками, указывая на себя.
– Богдан, а нельзя проще сказать? «Приглашаю в пышечную на Большой Конюшенной!» – Матильда подошла к Богдану, обняла его и повернулась к девушкам. – Девочки, идёмте в пышечную, здесь совсем недалеко. Там вы не увидите лакшери, но там очень вкусные пышки!
– А что такое «лакшери»? – Вера удивленно смотрела на Матильду. – Я такое слово первый раз слышу.
– Вера, привыкай, Матильда нахваталась непонятных слов и часто их говорит не к месту, она порой и сама не знает их значение, – усмехнулся Богдан.
– Сам ты непонятный, а слово «лакшери» означает «роскошь», – Матильда сердито посмотрела на брата. – Я коротко сказала, что в пышечной не будет роскоши, – и она застенчиво улыбнулась, опустив глаза вниз.
– О, это нам совсем неизвестно, – Настя посмотрела по сторонам, – в смысле роскошь неизвестна, мы из простых семей, – и Вера, соглашаясь с ней, кивала головой.
– Да и мы не из богачей, – Богдан говорил серьезно, но глаза его смеялись. – Матильда хочет замуж выйти за принца и жить в роскоши, поэтому готовится заранее, чтобы соответствовать, так сказать, когда принц появится…
– Богдан, зачем ты выдал мой секрет? – Матильда шутливо погрозила ему пальцем. – Нехорошо разглашать не свои секреты.
– Вот мы и пришли, входите, – Богдан придержал дверь, пропуская девушек вовнутрь пышечной. Там было много народу, в основном молодые девушки и парни; к прилавку, где подавали пышки и напитки, стояла очередь.
– Девочки, берем по три пышки и кофе, – возбужденно шептала Матильда, – здесь подают вкусный кофе с молоком.
– Здесь есть кофе? – Вера сделала большие глаза. – Ни разу не пила настоящий кофе, но он, наверное, очень дорогой…
– Вера, кофе не настоящий, так что студенты могут себе позволить и пышки, и кофе, – Матильда весело смеялась. – Это Богдан мне показал, где можно пить напиток, который называется кофе, не являясь им. Поэтому я сказала, что «лакшери» здесь не будет.
Очередь двигалась быстро – подходит человек и говорит: «Три пышки и кофе». Серьезная буфетчица в белом халате и кружевной наколке на голове, похожей на корону Снегурочки, взмахивает руками и ставит поднос перед покупателем, через секунду на нем появляется тарелка с пышками, через пять секунд рядом с пышками стоит стакан с сероватым напитком, покупатель кладет отсчитанную за покупку мелочь и отходит от прилавка. И снова слышится: «Три пышки и кофе» – и процесс идет дальше. Буфетчица похожа на робота, ни одна эмоция не проявлялась на её лице. Настя наблюдала, как движется очередь, улыбнулась и прошептала:
– Похоже на конвейер, – и, подойдя к прилавку, сказала: – Три пышки и кофе, – и засмеялась: на подносе перед ней сразу же оказались тарелка с пышками и стакан напитка. Затем получили подносы с заказами Вера, Матильда и Богдан, все разместились за столиком с пластмассовой столешницей, на маленьких неустойчивых табуретках, но они не замечали этих неудобств, с аппетитом поедая пышки, посыпанные сахарной пудрой, и запивая их «кофе», весело болтали. Главное для девушек в их жизни сегодня свершилось: они студентки вуза с более чем двухвековой историей, будут жить и учиться в великом городе пять лет!
– А я хочу остаться после окончания института в Ленинграде и жить здесь всегда, – тихо сказала Настя, – вот такая моя мечта.
– Надо будет сначала три года отработать по распределению где-нибудь в деревне, – произнесла Вера.
– В городские школы тоже нужны учителя, поэтому надо на «отлично» окончить институт и получить распределение здесь, дерзайте, – подбодрил девчонок Богдан.
– А я хочу вернуться в Киев, – Матильда победно смотрела на друзей. – Киев – мать городов русских.
– Слово «Киев» мужского рода, тогда уж скорее он отец городов русских. Такой ляп выдала, а еще историком хочешь быть! – Богдан засмеялся, а Матильда надула губки.
– Мать или отец – какая разница, главное – столица древней Руси! Не будем спорить. Девочки, вы будете в общежитии жить или квартиру снимать? – обратилась она к Насте и Вере.
– В общежитии, – за обеих ответила Вера.
– Давайте будем жить вместе. Я узнавала, комнаты на четырех человек. К нам подселят еще девочку, я знаю одну, она мне понравилась, мы жили вместе в комнате во время экзаменов. Она из Прибалтики – Ингрид Орлеранская. Может быть, предложим ей жить с нами вместе?
– Орлеанская дева, – улыбнулся Богдан. – Она очень серьезная девушка. Но это хороший вариант для уравновешивания вашей компании.
– Что ты хочешь этим сказать? – удивленно спросила Настя.
– Когда будете жить в одной комнате и каждый день общаться, поймете, что я хотел сказать. Жить в общежитии непросто, надо уметь ладить с соседями в комнате.
– Богдан, мы жили в семьях и не были единственными и избалованными детьми у родителей, – удивленно сказала Вера.
– Жить среди чужих людей, у которых другие, чем ваш, характеры, отличные от ваших семейные уклады и ценности, порой очень непросто. Нужно идти на компромиссы, вот что я хотел сказать. Девчонки, мне пора. Если вы готовы из пышечной убежать, я вас до общежития провожу, – Богдан встал из-за стола.