Текст книги "Полдень, XXI век (декабрь 2011)"

Автор книги: Любовь Романова

Соавторы: Вадим Картушов,Елена Первушина,Сергей Карпов,Владимир Марышев,Лев Гурский,Ирина Скидневская,Константин Аникин,Арина Трой
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Полдень, XXI век
Декабрь (84) 2011

Колонка дежурного по номеру

На носу 2012-й год.

Говорят, вместе с ним неизбежно грядет Апокалипсис. Не то расколют поверхность родной планеты гигантские тектонические разломы, не то Земля столкнется с астероидом, не то взбунтовавшееся Солнце сожжет в нашем мире все живое…

А потому самое время искать пути к спасению.

Может быть, землянам помогут неведомые сверхсущества, как в рассказе Ирины Скидневской «Полковник Крошин к контакту готов»?

Или мир спасут бомжи, с их порванными социальными связями («Брехня» Владимира Марышева)?

Или вся надежда – на пришельцев из будущего («Попались» Льва Гурского)?

А может, цивилизации удастся избежать катастрофы, организовав немедленную генетическую революцию с целью вывести новый тип людей («Колыбельная для демона» Арины Трой)?

Ой, не верится, братцы! Как не верится и в иные пути спасения.

Даже от мелкой, сугубо личной катастрофы не спрячешься ни на другой планете («Концепция самоубийства» Елены Первушиной), ни в постоянно подправляемой версии персонального жизненного пути («Дневник Бамбла Уорда» Вадима Картушова и Сергея Карпова).

Что уж говорить о мировом, всеобъемлющем, глобальном крахе!

Так неужели нет у нас света в конце тоннеля? Неужели люди обречены на исчезновение с лица материнской планеты? Неужели дорога к светлому будущему сродни игольному ушку для верблюда?

И на смену человеческой цивилизации придет сообщество разумных растений-мутантов, отдельные представители которого будут искать в окружающем мире собственное чудо. Как герои рассказа Константина Аникина «Без ГМО»…

Нет, не верю! Но и в разного толка спасителей не верю.

Думается мне, что как в общей для всех нас катастрофе, так и в Апокалипсисе местного масштаба («Жареные сосиски» Любови Романовой) мир может быть спасен только человеком.

Тобой!

Всеми нами!

И никем больше!

Николай Романецкий

1
Истории. Образы. Фантазии

Ирина Скидневская
Полковник Крошин к контакту готов

Рассказ

Поезд болидом летел сквозь тьму, оглушительно свистел встречным, стучал на стыках так, что на столике в купе подпрыгивали стаканы. Мелькали полустанки, леса, далёкие огни.

– Уже часов десять едем без остановки. Добром это не кончится. Вот увидите, ждёт нас медицина катастроф, – с верхней полки вещал Стратонов.

– Что ты каркаешь, Серый? – злился Валерка. – Сказано – на сборы.

– Ага, всем университетом. Меня не проведёшь, я неприятности одним местом чую. Учите текст, призывники. Я, такой-то, торжественно присягаю, клянусь свято соблюдать… Как-то так. Эх, дурак я… Хотел же пойти на экономический…

Можно было, конечно, храбриться для виду, но вся их компания – Алексей, Валерка и Коля – знали, что Стратонов прав. Просто так от учёбы не отрывают.

Стоял сухой, удушливый сентябрь. Учебный год только начался, но неожиданно для всех в медуниверситете отменили лекции, а на практических занятиях заставили отрабатывать приёмы оказания первой медицинской помощи. Потом всех распределили по больницам. Четвертый курс, на котором учился Алексей, почти сто тридцать человек, отправили на практику в хирургическое отделение областной больницы. В коридорах из-за студентов было не протолкнуться, больные жаловались на суету и неразбериху врачи ходили злые, и вреда от такой «практики» было больше, чем пользы. Никто не понимал, что происходит, все чего-то ждали.

Каждый день после занятий Алексей с Дашей ходили в парк. Обнявшись, гуляли по аллеям, целовались. Даша училась на втором курсе, встретились они год назад в клубе дельтапланеристов при университете и с тех пор не расставались. Все знали об их большой любви и о том, что они поженятся, как только Алексей получит диплом. Они составляли классическую пару: он огромный, рыжий, всегда сосредоточенный, она маленькая, с длинными темными волосами, смешливая и общительная.

В одночасье с деревьев облетели скрученные листья, покрыли хрустящим ковром убитые жарой газоны. Опасаясь пожаров, листву спешно начали сгребать и вывозить. В ту же ночь люди в военной форме забрали в военкомат пятьсот человек из их вуза, включая преподавателей и первокурсников. Женскому полу не сделали никаких послаблений, словно на счету у военных была каждая пара рук. Стратонова в одних трусах сняли с пожарной лестницы – он пытался уйти по крыше. Майор, пред очи которого Стратонова приволокли, сказал с большим сожалением:

– Дать бы тебе по шее… В машину его!

Так, в одних трусах, Стратонов и приехал на сборный пункт. Утром родная тётка, приютившая его на время учёбы, привезла к поезду пакет с одеждой и провиантом.

На оцепленном перроне за ограждениями толклись родственники, друзья, все кричали, разыскивая своих, махали руками, какая-то девушка громко плакала.

– Лёша! – где-то в толпе надрывалась мать. – Там в сумке шерстяные носки! По ночам холодно! Если будете спать в палатках, обязательно надевай!

Алексей, свесившись из окна вагона, крикнул басом:

– Ладно, ма! Носки надену! Понял!

Вряд ли она услышала его в таком шуме. Когда поезд тронулся, он увидел её. Мать протиснулась к перилам и отчаянным взглядом выискивала его среди других. Поезд шёл, набирая ход, а она всё махала рукой, и ещё долго издалека был виден её голубой плащ.

Когда спало возбуждение и улеглась неразбериха, им разрешили ходить по вагонам. В тамбурах стояли часовые, молодые солдаты-срочники. Студенты делились с ними сигаретами.

Алексей разыскал Дашу. Они вышли в коридор.

– Мне страшно, Рыжик… плохо… – Она уткнулась ему в грудь лицом. – Настроение никакое.

– Ну, ты чего? – расстроился Алексей. – Всё же нормально. Подумаешь, сборы.

– А если война?

– Какая война, зорька ты моя ясная? – Фамилия Даши была Зорька.

– Девчонки включили радио, а там песни военных лет.

– Уже давно бы объявили.

Он наклонился и начал медленно целовать её в мочку уха, в шею. Она уперлась ему в грудь ладонями.

– Не надо, Лёш… Все смотрят, неудобно…

Они поговорили, потом Даша ушла, и Алексей вернулся в купе.

– Лёш, о чём думаешь? – спросил Валерка.

– Да так…

Вспомнил, как он любил отца. Некоторые в восемь лет так беззаветно только собак любят. Отец три года отслужил на флоте, был рослым и подтянутым, неотразимым, как говорила мать, особенно когда по праздникам надевал форму. Однажды завёлся у них в доме мышонок. Пакостил по мелочи, то пакет с крупой прогрызет, то наследит. Бывало, сядет посреди комнаты, сам чуть больше жука, уставится на Лешку своими бусинками и смотрит, смотрит… Будто тщится что-то про него понять. Мать сначала сердилась, а потом тоже начала улыбаться, звать: «Алёшка, иди-ка, дружок твой пришёл!» Отец подловил его и – хрясь ногой, в лепёшку, только хвост в сторону отлетел. «Вот так, морячок, – весело сказал. – Плати за табачок». Возненавидел Алексей его тогда крепко, убить хотелось. Ревел, как девчонка. Давно пора забыть эту старую историю… торчит в памяти, как ржавый гвоздь.

– Мышь же, – неуверенно сказал Коля. – Не собака, не кошка.

– Мышь, – согласился Алексей.

– А сейчас у тебя с отцом как?

– Никак.

Родители давно в разводе, у отца новая семья. Сестра, та часто его навещает. Потом рассказывает, как съездила, приветы привозит. А Алексею после того случая долго мерещилось: вот сделает он что-нибудь не так, и отец его, как того мышонка, – ногой. Без всякой жалости.

– Дураки вы. Ещё пауков пожалейте, – сказал Стратонов. – Видел я одну такую, жалостливую. Паутину веником сметает и шепчет: «Прости меня, паучок…» Ладно, муж ей из-за спины: «Он сказал: прощаю!» А то полный дурдом. Развели тут философию. Папа убил мышку, папа зверь… Закон природы это, а не зверство.

Валерка уставился на него своими круглыми глазами.

– Ты вообще понимаешь, о чём речь? Не надо ему было – при пацане!

Вмешался Коля.

– Извини, перебью. Стратонов, вот у вас в деревне корову ласковыми именами кличут, коровушка моя любимая, кормилица, да? А как молоко перестаёт давать, режут на мясо. А конь, благородное животное, лет двадцать, наверное, пашет на хозяина, любит его. И хозяин его любит, что самое интересное. А потом на живодёрню.

– А что, кормить до самой смерти?

– Не знаю.

– Отстань, а? Сами-то от котлет не отказываетесь.

– Я недавно читал про одно африканское племя, – глядя в тёмное окно, сказал Валерка. – У них в шестьдесят лет человек обязан наложить на себя руки. Пользы от него, считай, никакой, а продукты переводит. А если не хочет отправляться к богам добровольно, ему всем коллективом помогают. Мужчина, женщина – им без разницы. Навалятся, верёвку на шею, и душат. Со смехом, с шутками-прибаутками, мол, радость-то какая, там тебе будет лучше, чем здесь. Очень удобный закон.

– А у нас такого, конечно, нет, – огрызнулся Стратонов. – Ты знаешь, какая у стариков пенсия?

– Ладно, парни, хватит, – сказал Алексей. – Серёга прав. Чтоб такое увидеть, ни в какую Африку ходить не надо.

Через двое суток пути поезд прибыл на захолустную станцию с малоговорящим названием Ивантеево. Дождь заливал перрон и крошечное здание вокзала, и без того просившее ремонта. С песнями, с шутками-прибаутками тряслись в крытых грузовиках по разбитой грунтовой дороге, и когда через два часа добрались до военного городка, затерявшегося в лесах, стало казаться, что всё будет хорошо. Расселились в казармах, в основном, студенческими группами. Потом пошли в столовую, устроенную в переоборудованном складе, где покормили на удивление вкусным, почти домашним обедом. После обеда получали форму и знакомились с городком, стараясь с максимальной пользой потратить два часа свободного времени.

Валерка, который любил все новости узнавать первым, прибежал в казарму возбуждённый и вызвал Колю на воздух– поговорить.

– Где Лёха?

– Где-то с Дашей. Ты чего?

– Колян, знаешь, куда мы попали? Все, кто приехал?

– Знаю, конечно. В Приволжско-Уральский военный округ. В пехоту, к мотострелкам…

– У меня информация поконкретнее: в МОСН – медицинский отряд спецназначения!

– Кто сказал?

– Да есть тут источники… Такой отряд является самостоятельной частью, между прочим. Имеет штамп и гербовую печать установленного образца. А определили нас в сортировочно-эвакуационный модуль. Всех! Вот смотри. Штат МОСНа состоит из ста семидесяти человек. Нас приехало пятьсот. Казалось бы, на три отряда спецназначения хватит. А вот и нет! Отряд один. Интерны и преподы получат статус врачей. Угадай, Колян, куда остальных.

– Ну?

– В первую бригаду!

– Сортировка тяжело раненных?

– Точно. Переменный состав. Не постоянный при окружном военном госпитале, где выхаживают тяжёлых, а переменный.

Коля уставился на Валерку.

– И что ты хочешь этим сказать? Что таскать и сортировать мы их будем, а выхаживать их… не обязательно?

Валерка кивнул.

– Математика, царица всех наук, не лжёт. Трупы будем носить, Коля. Пропускная способность обычного модуля – до двухсот человек в сутки при шестнадцатичасовом рабочем дне. Умножь на три. Шестьсот человек в день. Штабисты сказали, вот-вот введут военное положение. Так что принятие нами присяги вопрос решённый.

– Вот Стратонов обрадуется… Пошли, найдём Лёху. А с кем воюем-то?

Воевали непонятно с кем, если вообще воевали. Из дальних лесов иногда доносились странные стонущие звуки и налетал сильный ветер, ломавший в городке деревья, но никаких явных признаков близких боевых действий не наблюдалось. Солдаты-срочники, занимавшие северную часть казарм, несли охрану части, новобранцы были заняты отработкой приёмов оказания первой медицинской помощи. Готовились к принятию присяги, учились ходить строем, разбирать и собирать автомат.

Всё свободное время Алексей проводил с Дашей. Девчонкам выдали симпатичную тёмно-зелёную форму, и он шутил, что армия ей очень к лицу. Алексей любил с ней разговаривать, она много читала, память у неё была, как у Максима Горького. Сегодня она прочитала ему целую лекцию о знамениях. О том, что когда происходят важные исторические события, люди наблюдают на небе необыкновенные явления. Так, войско князя Игоря стало свидетелем солнечного затмения, но, невзирая на плохое предзнаменование, продолжило свой поход и было разбито. Перед смертью Цезаря косматая звезда светила постоянно в течение семи дней. «Пред смертью нищих мы комет не видим; но небеса, пылая, возвещают смерть властелинов…» – иронизировал по этому поводу Шекспир. О рождении Христа волхвы узнали по взошедшей звезде. В час испытаний небо являло образы Богоматери и святых заступников, которые одновременно видели тысячи людей. А теперь на небе нет звёзд, сказала Даша и так на него посмотрела… Он, конечно, начал её успокаивать – и луна ещё на месте, и солнце светит. Но ему без звёзд тоже было как-то неуютно. Звёзды исчезли перед их приездом, причем, непонятно, только в Ивантееве или где-то ещё. Связи с Большой землёй не было – звонить домой не разрешали. Дни стояли дождливые, и хотя ночью небо закрывали тучи, иногда удавалось увидеть луну. Но не звёзды.

Валерка раздобыл две бутылки водки и однажды вечером привёл в казарму лейтенанта лет пятидесяти, из штабных связистов. Нашли укромный уголок, и лейтенант, налегая на угощение, кое-что рассказал.

– Короче, служивые, тут вам не курорт. Непонятное творится. То воронка в лесу появится, метров сто в диаметре, и всё в небо засасывает, как пылесос, – деревья, землю. А потом на этом месте плешь. А иногда что-то ка-ак хрюкнет в небе… И все померли. Ну, кто в лесу был, зайцы там, птицы.

– А люди?

– Ну, естественно. Если не свезло и в том месте оказался.

– И что это за дела? – допытывался Валерка. – Что у вас в штабе говорят?

– Да никто ничего не знает. Только звонят целыми днями отовсюду, в основном, из Москвы. Линии перегружены, у нас уже уши скоро как у слонов будут. Тут физиков понаехало, академиков… В лесу сидят. Только где конкретно, я вам, пацаны, не скажу!

– Нам и не надо, – успокоил Валерка, подливая огненной воды в пластиковый стаканчик.

– Ладно… Короче, не знают они, что делать. Пока изучают.

– Кого изучают, как?

– А вот как. У них же приборы, – продолжал выбалтывать лейтенант. – Научились вычислять время и место нового удара. И в эту зону посылают испытателей. – Лейтенант смачно выпил, занюхал хлебом и тихо запел: – Комсомольцы… добровольцы…

– Товарищ лейтенант… Олег Иванович… – Валерка осторожно подёргал его за рукав. – Не отвлекайтесь.

Лейтенант посмотрел на Валерку помутневшими глазами.

– Да. Приборами их обвешивают с головы до ног, датчиками всякими с проводами. И ставят в лесу на месте предполагаемого удара.

– Ё-моё, – выдохнул Коля.

– Согласен. Расставят по плану – в шахматном порядке, в линию, по-разному – и ждут. Очень важно, чтоб они с места не сходили. С них же надо показания снимать. После того, как вдарит.

Ребята переглянулись.

– И что потом? – холодея, спросил Коля.

– Кто спёкся в леденец прозрачный, кому ногу, как бритвой, срезало, кому полтуловища отхренотенило. Иногда все целы остаются, но с головой – не того-этого… Вчера девчонку оттуда увозили. Весёлая такая, изъясняется нормально, но – без глаголов. Звёзды же пропали? Как корова языком. Вот и глаголы. Тяжело ей без глаголов. Ну, сами подумайте! Неудобно очень. В общем, жуть там несусветная, пацаны. Люди пропадают, потом за десять километров оказываются. Если сгинул, искать бесполезно. Сначала только в лесах всякие ужасы случались, а теперь по деревням пошло. И уже без предупреждения. Допустим, никто в этом месте не ждал, а оно шарахнуло. Вот присягу примете, сами всё увидите.

– А откуда берутся испытатели? – спросил Алексей.

– Из сознательных, конечно, откуда ещё. Дело это добровольное, без вариантов.

Больше ничего конкретного разузнать не удалось.

– А кто всё это делает? – волнуясь, вопрошал Валерка. – Кто враг-то?

– А я знаю? – меланхолично отвечал разомлевший лейтенант. – Знал бы, мне бы Героя дали…

– Я, Белоусов Алексей Александрович, торжественно присягаю на верность своему Отечеству – Российской Федерации. Клянусь свято соблюдать Конституцию Российской Федерации, строго выполнять требования воинских уставов, приказы командиров и начальников. Клянусь достойно исполнять воинский долг, мужественно защищать свободу, независимость и конституционный строй России, народ и Отечество!

Опустившись на одно колено, Алексей поцеловал знамя и вернулся в строй. В женском ряду напротив стояла Даша. Длинные тёмные волосы заплетены в косу и убраны под пилотку, взгляд строгий и совсем чужой…

Присягу принимали долго; потом на плацу появились школьники в белых рубашках и начали звонкоголосо рассказывать стихотворение Константина Симонова, которое в пятом классе Алексей точно так же читал на каком-то празднике:

 
Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди…
 

Оба прадеда Алексея в Великую Отечественную воевали. Дед Егор не успел совершить никаких подвигов, его убило в первом же бою, под Москвой. А дед матери, Никита Алексеевич, прошагал по военным дорогам пол-Европы. Бил фашистов и из пулемёта, и из автомата, из положения лёжа и в полный рост. Был ранен в палец и дважды контужен – можно сказать, повезло. Представлялся к наградам. Дома у него осталось шестеро детей. После Победы они каждый день бегали на вокзал встречать его с войны. Кончился май, потом и лето прошло, а его нет. В один из сентябрьских дней бабушка повязала свой лучший платок и сама пошла на вокзал. И встретила – дорогого, единственного. Вместе они прожили восемьдесят один год. Умер Никита Алексеевич Белоусов в девяносто девять лет, ненадолго пережив жену.

 
Ты знаешь, наверное, всё-таки Родина —
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти просёлки, что дедами пройдены
С простыми крестами их русских могил.
 
 
По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.
 

За Родину, за Сталина… Навойне было тяжело. Тяжело и страшно.

– Перед наступлением – артподготовка. Целый час снаряды над головой летают. Рёв стоит страшенный. Вот так шинелью закроешься с головой, уши заткнёшь и ждёшь. Некоторые с ума сходили. Ну, ладно, в окопе страшно сидеть, а вылезать-то ещё страшней. Бывало, командир надрывается: «За мно-ой… в атаку!» – а все сидят. И боевые сто грамм не помогают. Тогда проходит политрук по окопу: «Коммунисты, выходи… Вперёд, ребята!» – «Ура-а-а… – кричим. Тихо так начинаем, потом смелее, громче, заводим себя: – За Родину… за Сталина! Ура!» Выскочим, и тогда уже остальные за нами. Ну, а как? Это ж не просто – лезть под пули… Я в партию перед боем вступил. Вызвали меня. «Ну, что, Никита Алексеич, готов умереть за Родину?» – «Готов, – отвечаю, – всегда готов». – «Тогда считай себя коммунистом. Принимаем тебя в нашу родную Коммунистическую партию!»

 
Нас пули с тобою пока ещё милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я всё-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,
 
 
За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
 

Алексей смотрел на Дашу, в её дорогое, любимое лицо, по которому бежали слёзы. И Даша смотрела на него.

После принятия присяги с дисциплиной стало гораздо строже, и свободного времени почти не оставалось. Перед сном, в казарме, как всегда, начинались разговоры. В тот вечер Алексей вдруг почувствовал себя плохо, хотя никакой видимой причины для этого не было. Он лёг на койку, ребята собрались рядом.

– Валерка, ты у нас всё знаешь, – сказал Коля. – Где звёзды?

– Произошло неконтролируемое размножение нанороботов, которые заслонили свет звёзд.

– Я тебя серьёзно спрашиваю.

Оседлав стул, Валерка принялся ораторствовать:

– В принципе, объяснений может быть много. Секретное оружие, опасный физический эксперимент, неожиданное открытие – например, антигравитация, высвобождение энергии из вакуума… Недавно в Штатах предлагали создать кобальтовую бомбу невероятной силы. Как универсальное оборонительное оружие. А представляете, сколько новых видов вооружений просто засекречено? Или такая гипотеза. Слышали, поди, про магический квадрат Ло Шу? – Валерка написал на листке несколько чисел:

4 9 2

3 5 7

8 1 6

Вот, полюбуйтесь на сей уникальный математический феномен. Здесь сумма элементов по горизонтали, вертикали и диагонали равна пятнадцати. Китайцы открыли её по наитию. С древности она считается в Поднебесной ритмическим образом Вселенной. Проще говоря, эта матрица задаёт космический ритм.

– Как это? – спросил Коля.

– Китайские мудрецы полагают, что всё внутреннее и внешнее во Вселенной является потоком энергии. Любое событие, действие, даже мысль обладают определённым ритмом, а следовательно, имеют своё числовое выражение. А сейчас что-то разладилось в мире, произошла утрата вселенской гармонии. Аритмия, сбой. А раз сломал матрицу – получи. По большому счёту, это месть богов.

– А почему только русские страдают?

– Ещё неизвестно. Мы же ничего не знаем.

– Ну, а я как самое примитивное существо из собравшихся, – с усмешкой сказал Стратонов, – выдвигаю свою, естественно, самую примитивную, версию.

– Ой, наверное, про планету Нибиру, – ввернул Коля. – Долетела-таки до нас, проклятая?

– Не умничай. Без китайцев здесь не обошлось, это точно. Азиаты всегда были и будут хитрее всех. Никто и охнуть не успел, а Китай уже сверхдержава. С супер-оружием. Они давно на наши территории зарятся. В Сибири их – тьмы и тьмы. Мне двоюродный брат рассказывал, как люди приезжают в брошенные деревни могилки проведать, а из полуразвалившихся домов пырскают в разные стороны ваши мудрые китайцы.

Алексей возразил:

– Если в России полно китайцев, станут ли они по своим палить?

– А ты сомневаешься? У них народу хватает, не жалко.

– Стратонов, почему мне всегда так противно тебя слушать? – сказал Валерка.

– Потому что есть люди, которым правда глаза колет. Ты входишь в их число.

– Ловко завернул, не придерёшься. Недаром у тебя фамилия такая говорящая.

– Слушай, я твою фамилию не обсуждаю!

– Да пожалуйста. Молотов моя фамилия. Если ты забыл.

И вдруг Коля сказал каким-то чужим голосом:

– Пацаны, мы должны Лёхе сказать, пока не началось.

Алексей оторвал голову от подушки.

– Что сказать?

– Лёша, тут такое дело… – Коля замялся. – В общем, Даша записалась к испытателям. Сегодня письмо тебе принесли. – Он полез в тумбочку. – Вот…

«…Рыжик, ты сильно не переживай, если что. Не хочу тебя успокаивать и говорить: ну ты же знаешь, я везучая. Не за тем я туда иду, чтобы мне повезло. Не могу отсиживаться за чужими спинами. Понимаешь, в жизни каждого рано или поздно наступает звёздный час, но не в смысле славы, я не об этом. Жил, жил человек, и вдруг настала минута, которая может всё проверить или всё изменить. Иногда ты можешь не знать, что именно сейчас и только от тебя что-то зависит. А иногда ты понимаешь это с пронзительной ясностью. Лёша! Час мужества пробил на наших часах, и мужество нас не покинет. Сегодня мы будем стоять там с ребятами, и если они нас всё-таки видят, пусть знают: ничто не заставит нас опустить голову. Так уже было, на той далёкой-далёкой войне, когда противник не прятался за облаками и ещё можно было посмотреть ему в лицо. Тогда тоже кто-то ложился под танк. И не собирался возвращаться, пока не победит. Пожалуйста, не считай это глупостью. Если мы стоим и просто смотрим на небо, это не значит, что мы не сражаемся. Люди мы или нет, Лёшик, милый? Должны мы защищать тех, кто нам дорог? Или просто слабее? Я очень тебя люблю. Не обижайся на меня… прости…»

– Дай ему нашатыря, – сказал Коля.

Валерка достал из аптечки пузырёк, полез за ватой.

– Засунь свой нашатырь знаешь, куда? – тяжело дыша, сказал Алексей.

– Ну ладно, – сразу согласился Валерка, – засуну. Ты как?

Алексей отвернулся к стенке и без сна пролежал до рассвета.

Пока не раздался пронзительный вой сирены.

В четыре часа утра мотострелковая часть, в которой нёс службу полковник Крошин, была поднята по тревоге. По последним данным, серьёзно пострадало село Баженовка, расположенное в ста километрах от Ивантеева. Требовалось немедленно доставить туда медиков и эвакуировать оставшихся в живых жителей. Баженовка была крупным селом в шестьсот дворов, и нападение на неё могло означать серьёзные человеческие жертвы.

Крошин руководил отправкой машин и не мог отделаться от мысли, что его голос звучал неубедительно, когда он сообщил врачам, что окружной госпиталь предупреждён о скором прибытии большого числа пострадавших. Все отводили глаза, потому что знали: нет там пострадавших, есть только убитые. И такая война не затянется надолго. Плохая мина при плохой игре…

– Товарищ полковник! – К Крошину подбежал молодой связист из штаба, отдал честь. – Вас срочно к телефону! По правительственной связи!

…Положив трубку, Крошин постоял с задумчивым выражением на лице и отправился в кабинет командира части. Дверь была приоткрыта. Едва он появился на пороге, донеслось раскатистое:

– Заходи, жду!

Трубников, с потным и красным лицом, почему-то одетый с утра, или, лучше сказать, с ночи, в парадный генеральский китель с золотистыми погонами и белую рубашку, курил, стоя у окна. Сквозь неплотно задёрнутые портьеры пробивался серый рассвет.

Крошин выпрямился в приветствии. Трубников пожал ему руку, грузно утвердился в кресле за столом и включил настольную лампу.

– Присаживайся. Звонили?

– Только что, – ответил Крошин. – Ввиду сложности предстоящего задания, советовали попрощаться с родными.

– Попрощался?

– Нет, конечно. Только жену пугать. Мы и так здесь, как на вулкане.

– На всякий случай, позвони, Виктор. Ты ещё не всё знаешь, – пристально глядя на него, сказал Трубников. – Помнишь анекдот? Одна блоха спрашивает другую: «Как ты думаешь, есть ли жизнь на других собаках?»

– Ну?

– Так вот, она есть. Тебя к инопланетянам посылают.

– Куда? – Крошин опешил. – Обалдели все?

– Тут обалдеешь. Сам видишь, что творится. Мне официально сообщили: два года назад был установлен контакт с внеземной цивилизацией. Когда у нас звёзды пропали, наши подали сигнал SOS. Сегодня они, ну, эти, объявили, что хотят тебя видеть.

– А я-то им зачем?! Мы с ними вроде не знакомы!

– Ты меня спрашиваешь, да? Меня? – От раздражения даже седоватый ёжик на голове Трубникова встопорщился злее. – Я приказ получил: обеспечить прибытие такого-то из пункта А в пункт Б!

– Да ладно, Жень, чё ты орёшь-то? – хмуро сказал Крошин. – Я не глухой.

– Как разговариваете со старшим по званию, полковник?! – рявкнул Трубников. – Обращайтесь по форме!

Типичная переадресованная агрессия… Крошин вскочил и, вздёрнув небритый подбородок, с хрустом вытянулся в струну. Сидящему Трубникову даже показалось, что двухметровый Крошин макушкой ввинтился в потолок.

– Виноват, товарищ генерал-майор! Разрешите обратиться!

– Разрешаю!

– Умеете, говорю, подбодрить в трудную минуту!

– Шею не сверни… Давай посерьёзнее, Виктор, мы не на танцы тебя провожаем. Да сядь ты! – Трубников с сердитым видом отёр с лица пот. – Ещё три села накрыло. Уже не полосой… зигзагом прошло. Заготовители в лесу клюкву собирали, вернулись – из живых никого.

– Направленное действие… По мирному населению… Суки, – скрипнув зубами, сказал Крошин. На душе у него стало так тяжело, будто по ней танком проехали.

– И это ведь ещё не конец. Помни об этом, когда там будешь.

– Подожди, а это точно не розыгрыш? Давай ещё раз – куда я еду?

– Поедешь на встречу с инопланетянами, – со значением повторил Трубников. – Это задание такое. Приказ самого.

– Так…

– Степень ответственности осознаешь?

– Пока не очень. Сделаю, что смогу.

– А надо, очень, Витя, надо! На задании думай осторожно. И без матов. Кто их, человечков зелёных, знает, вдруг мысли читают?

Они встретились глазами. В другое время Крошин не удержался бы и обязательно сострил. Но не теперь.

– Эти могут, – сказал он серьёзно. – А о чём думать?

– О главном, – отрезал Трубников. – Я должен как можно лучше исполнять офицерский долг. Я люблю свой народ. Мы вместе, значит, мы сила! В таком вот героическом разрезе.

– А говорить тоже героическое? Поможите, люди добрые, сами мы не местные?

Трубников негодующе фыркнул, засунул руку под китель, к сердцу, как обычно делают при болях, и задумался.

– Ты пойми, это ведь не праздный вопрос, генерал, – нерешительно сказал Крошин. – Я дипломатом не работал. Просить иль не просить? – Никогда и ничего не просите… Как быть?

– Да хрен его знает… На месте сориентируешься. Вот сейчас пойдёшь в секретный отдел к Дорохову, он тебя нацелит.

– Ну, Дорохов-то – да. Этот нацелит.

– Ну, извините… Чем, как говорится, богаты. А вызывают – значит, нужен ты там, что-то решается. Только у меня такое чувство, Витя, что в эти часы решается всё… то есть абсолютно всё.

– Вот так живём, служим, в шахматы играем, детей растим, мечтаем их в отпуск к морю свозить, а потом – раз! – и всё накрылось медным тазом? – Крошин тяжело вздохнул. – Я гулял в игрушечной чаще и набрёл на лазоревый грот. Неужели я настоящий, и действительно смерть придёт?

Трубников оторопело взглянул на него.

– Ты давай, не нагнетай… Мандельштам, конечно, хороший поэт, но ты его сейчас не к месту…

Теперь Крошин вытаращил глаза.

– Ты читал Мандельштама?

– А что, я, по-твоему, не русский, чтоб не читать Мандельштама? – с пол-оборота завёлся Трубников. – Хватит мне тут морочить голову! Нашёл время.

– Женя… Вдруг я всё испорчу?

– А ты не порти. Мы в тебя верим, не подведи. Давай, топай на инструктаж. У нас на всё про всё сорок минут. Да, и не забудь сдать оружие.

– Обязательно?

– Приказ. Пойдёшь с голыми руками. И проверь, чтоб в карманах ничего такого не было, похожего на оружие, – карандаша, ручки, ну, ты понял. Может, всё-таки позвонишь Людмиле?

– Не буду я. Она офицерская жена, ей не привыкать. Скажешь, отправили в командировку. Ну? Что ты так смотришь на меня своим пытливым взглядом?

Трубников хмыкнул.

– Коленки не дрожат? Честно?

– Чего? – искренне изумился Крошин. – Из-за гуманоидов-то? Мы с тобой в Чечне и не такое видали.

– Люблю я тебя, чёрта, – с одобрением сказал Трубников. – Знаешь, что я думаю? Правильные ребята эти инопланетяне, по адресу обратились.

Майор Дорохов, как всегда, своими рекомендациями довёл Крошина до белого каления. Ты, де, Крошин, пять раз подумай, прежде чем на такой важной встрече рот открыть. По возможности, дай нам знать, прибыл, мол, на место, всё идёт по плану. «Ага, с Луны флажком тебе помашу, – зло сказал Крошин. – По какому плану, Дорохов?» А тот долдонит: «Если они у тебя крови попросят, не отказывай. Ну, или органы. Тебе же не жалко? Ради всего человечества?» Крошин аж взвыл. В сердцах помянул мать Дорохова. Хотя она, конечно, не при чём. Много всего такого Дорохов наговорил, интересного, разве что не поручил секретные карты у принимающей стороны срисовать.