Текст книги "У каждого свой путь. Книга третья"

Автор книги: Любовь Рябикина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Любовь Рябикина
У каждого свой путь. Книга третья

Глава 1

Марина вошла в кабинет генерал-полковника Бредина безо всякого доклада. Полковник Шергун, адъютант генерала, сидел за столом в приемной. Он поднял голову на отворившуюся дверь. Не отрываясь от бумаг, мельком взглянул на женщину и просто кивнул ей на дверь:

– Здравствуй, Марина! Проходи, ждет…

Женщина поздоровалась в ответ и шагнула к двери. Прошла внутрь, прикрыв за собой обе тяжелые дубовые створки и вытянулась, не смотря на то, что была не в форме. Генерал оторвался от кипы бумаг на столе. Поднял голову и махнул рукой:

– Проходи! Присаживайся. Я сейчас… Вот только со сводками разберусь.

Она села на стул напротив начальника. Посмотрела на его расстроенное лицо. Быстро спросила:

– Такие тревожные?

Он снял очки и потер уставшие глаза. Снова водрузил оправу на нос, наклоняясь к документам:

– Куда уж тревожней… Одно за другое цепляется. Перехвачена шифровка из Чечни, посланная какому-то «Султану» сюда, в Москву. Бандиты начали очень активно вербовать в свои ряды русских. Предлагают огромные, по нынешним временам, деньги. Представляешь, перевертышей? Вроде русский, а за доллары своих убивает. Вот, полюбуйся…

Он протянул ей один из листков, а сам вновь углубился в бумаги. Степанова бегло пробежала по строчкам. Положила листок на стол:

– Ну, это для меня не новость. У Горева в охране вообще русские уголовники. В глубинке зарплаты и даже пенсии платить перестали. Людям жить надо. Следовало ожидать, что кое-кто откликнется и решит «подработать» на стороне бандитов. В армии же есть контрактники!

Бредин вздохнул и стащил очки. Покрутив их в руках, положил на стол и уставился на Марину:

– Есть-то есть, да вот какие? Со всех сторон по сводкам получается, что служить на контрактной основе согласились пьяницы, бывшие зэки и наркоманы. А эти нам и на фиг не нужны! И все из районов, где огромная безработица. Нормальных-то единицы! Одна головная боль! Столько пришлось уволить и не сосчитать, а есть и такие, кто сам сбежал от войны подальше, когда понял, что в Чечне стреляют. Попросту говоря, дезертировал!

Женщина, не мигая, смотрела на него:

– Что вы хотите от меня? Вы же не так просто мне все это рассказываете.

Генерал через силу рассмеялся. Она почуяла опасность и насторожилась, словно гончая. Мужчина понял, но спросил вовсе не о том, о чем хотел:

– Для начала скажи, кого в начальники себе выбрала?

Степанова, без задержки, ответила:

– Полковника Огарева.

Бредин искренне удивился:

– Почему его? Насколько мне известно, с полковником Андриевичем вы встретились значительно раньше. И старых друзей ты всегда ценила.

– Все верно. Только Огарев прошел через Грозный, и он выдернул меня из ловушки, самостоятельно возглавив группу. Я знаю, Вацлав поступил бы так же, но Огарев стал мне ближе. Он успел. Вы понимаете?

Бредин покачал головой и хитро улыбнулся:

– Я-то тебя понимаю. Только между полковниками теперь кошка пробежит. Они оба мечтали тебя заполучить!

Маринка рассмеялась:

– Задали вы мне задачку, товарищ генерал-полковник! Тогда может буду служить по месяцу у того и другого?

Генерал ухватился за ее слова:

– А что, это идея! Оба командиры спецназа, оба прошли Афган, оба знают тебя! Так и сделаю! Только сделаем так, ты прикомандирована непосредственно к спецназу, в общем смысле этого слова. По мере надобности будешь контактировать и с тем и с другим. Согласна?

Женщина кивнула и сразу спросила:

– Каким будет ближайшее задание?

Мужчина посерьезнел. На лицо словно тень налетела. Бредин потер висок:

– Хочу попросить тебя остаться в Москве. Помочь нам в поиске и поимке эмиссара исламской экстремистской организации «Аль-Джамаат Аль-Исламийя». Одна из ее групп, «Братья мусульмане», наиболее зловредная. Они что-то затевают. И очень не хорошее. Боюсь, жертв много будет. Именно ее эмиссар нам нужен. Надо выяснить, что именно затевается. Ты знаешь арабский, это обстоятельство стало решающим при выборе кандидатуры. В последнее время исламисты открыли несколько центров на территории столицы, куда привлекается молодежь. С ними вначале беседуют о Коране, о религии. Постепенно превращают в фанатиков воинствующего ислама.

Степанова насторожилась:

– Но если вы знаете эти центры, почему их не прихлопнуть?

Бредин тяжело вздохнул и постучал карандашом по столу:

– Не можем. Даже если у нас и есть информация о том, что они ваххабиты и проповедуют джихад, сделать ничего не можем. Нет такого закона, который бы пресекал распространение ваххабизма в стране и, следовательно, нет основания для привлечения этих типов к ответственности. Но вот если бы ты смогла раздобыть факты, что они занимаются вербовкой наемников для Чечни или хотя бы смогла добыть информацию о местонахождении складов с оружием, вот это было бы другое дело. Задание очень опасное. В Чечне все значительно проще. Здесь потребуется вся твоя хитрость и собранность. Подумай.

Марина несколько минут молчала, затем кивнула:

– Согласна. Обсудим детали…

Генерал долго смотрел на нее. Затем встал из-за стола. Подошел, присел на соседний стул, придвинул его поближе и слегка обнял ее за плечи. Не сдерживаясь, прижал к себе и отпустил, оставив ладонь на плече. Женщина удивленно посмотрела на него – генерал никогда не был излишне сентиментальным. Евгений Владиславович понял ее взгляд. Грустно улыбнулся и слегка потряс за плечо:

– Иного ответа не ожидал. Хотя, если бы ты знала, как мне не хочется тебя отпускать! Я очень боюсь за тебя, Марина… Детали обсуждать тебе не только со мной придется, но и с начальством из МВД. Сразу скажу, их интересуют наркотики. Дай мне слово, что ты живой вернешься? Беречь себя будешь?

Она покачала головой из стороны в сторону и слабо улыбнулась:

– Вы же сами знаете, что всяко бывает, и я не дам такого слова. Беречь себя буду, это само собой, лишь бы менты не подвели. Не верю я им…

Бредин подумал минуты три. Похлопал по плечу:

– Понимаю. До сих пор тот случай в лесу не забыла? Только не все они сволочи. Знаешь, сколько я среди них замечательных мужиков встречал? Которые своей шкурой рискуют? Мерзавцы в любом ведомстве встречаются. Не стал бы я рисковать тобой, если бы не верил им, как себе.

– Уговорили, товарищ генерал-полковник! Поехали…

Уже через неделю Степанова перебралась жить на шикарную дачу в Жаворонках. Звали ее теперь Виктория Гочияева. По легенде она была вдовой погибшего предпринимателя, выходца из Абхазии и сама чудом осталась жива в случившейся автокатастрофе. Это было сделано с целью объяснить многочисленные шрамы на ее теле. Со старых рубцов военные хирурги аккуратно сняли верхнюю кожицу, чтобы шрамы вновь стали розовыми. Марине было очень больно, но она терпела. С трудом передвигалась по огромному дому, где всюду висели ее собственные портреты, срочно нарисованные художниками из разведуправления и портреты черноволосого смуглого мужчины с «колючими», злыми глазами. На голове, даже в доме, носила черную кружевную ленту. Муж был любимым, и Вика находилась, по легенде, в глубокой депрессии. Кроме нее на даче жил лишь шофер, якобы служивший в семье предпринимателя уже несколько лет.

История была реальной наполовину. Настоящая жена погибшего бизнесмена в это время находилась в тюрьме под следствием. Именно она подстроила катастрофу мужу-садисту, который ее всячески унижал и зверски избивал. Многочисленные синяки и шрамы на теле несчастной убийцы подтверждали ее слова. Срок, который ей грозил, был не так велик и ее могли бы выпустить под подписку, но из-за намеченной разведчиками операции, женщина оставалась в следственном изоляторе. Даже с судом медлили, чтобы не предавать дело огласке.

Никто из старых соседей об истинных отношениях парочки не догадывался. Все считали их любящими супругами, хотя все же удивлялись редким появлениям госпожи Гочияевой на людях. Квартира в Москве оказалась купленной совсем недавно и новые соседи толком не знали хозяйку в лицо. Бизнесмен Гочияев переехал в Москву из Твери и здесь его знали лишь партнеры по бизнесу. Он был преуспевающим торговцем и даже успел за короткое время приобрести дачу в Жаворонках. Об этом знали все его партнеры. Жену никто из них не видел, считая, что она живет на даче. Милиция и разведка подсуетились и решили использовать эту историю для своих целей.

Вика Гочияева появилась в квартире через полтора месяца после катастрофы. Она, якобы, выписалась из больницы. Одетая в черный строгий костюм и шляпу с черной вуалью, сидела в кабинете мужа и обзванивала всех партнеров Рамзана. Любопытство заставило абхазцев «клюнуть» и приехать. Убитая горем вдова произвела неизгладимое впечатление. Многие поняли, почему Гочияев скрывал жену. Те, кто помоложе, подумали – не молодой Рамзан боялся, что ее «уведут». Вика подняла густую вуаль, и золотистая прядь выглянула из-под шляпы. Женщина оглядела собравшихся большими зелеными глазами и тихо поблагодарила:

– Огромное спасибо, что вы откликнулись на мою просьбу. Рамзан никогда не говорил о своих делах, но всегда повторял, что вы честные люди и поможете, если что случится. У меня есть просьба: продайте эту квартиру. Не хочу жить в этих стенах, где так недолго была счастлива…

Женщина заплакала и отвернулась. Мужчины переглянулись. Один из них, рослый, полный и уже не молодой абхазец с благородной сединой на висках, подошел и положил женщине руку на плечо:

– Не плачь. Рамзан был счастливым человеком, имея такую жену. Мы сделаем, как ты скажешь. Но где ты будешь жить? Может, купить другую квартиру? В другом районе? Мы сделаем для жены друга все!

Мнимая вдова стерла слезы со щек кружевным платочком. Несколько раз судорожно вздохнула. Подняла заплаканные глаза и посмотрела в лицо абхазца:

– Я перееду на дачу. Мне там спокойнее…

– А как же дело Рамзана? Кто станет управлять им?

Мужчина отошел к своим и что-то быстро спросил. Она беспомощно обвела взглядом собравшихся мужчин и снова заплакала. Сквозь всхлипы раздалось:

– Я же в этом ничего не понимаю и даже не представляю, как буду жить. Я ничего не умею! Рамзан все решал сам. Мне было так хорошо и спокойно с ним. Мне даже не к кому обратиться, кроме вас. Я сирота…

Женщина уткнулась в ладони лицом и зарыдала. Шляпа упала на пол, открыв взорам туго свернутый пучок гладко зачесанных золотистых волос на затылке и розовый шрам на виске. Абхазцы переглянулись и быстро заговорили на своем языке. Марина практически все понимала, но продолжала рыдать. Все тот же не молодой абхазец подошел к ней, присел и прижал к себе, поглаживая по вздрагивающим плечам. Тихо сказал:

– Если не возражаешь, мы возьмем дело Рамзана в свои руки и продолжим его за тебя, пока ты не научишься управлять сама. Ты не будешь нуждаться и станешь жить, как жила. Мы поможем.

Она подняла заплаканное лицо и с надеждой посмотрела на мужчину:

– Вы, правда, поможете? Я была бы очень признательна, так как сейчас нахожусь не в том состоянии, чтобы что-то делать. Мне даже двигаться трудно, раны еще плохо зажили… – Абхазцы начали вставать и прощаться. Вика устало поднялась из-за стола. Вновь надела шляпу и опустила вуаль на лицо. Пояснила удивленно глядевшим мужчинам: – Не хочу быть здесь. Тяжело. Моя машина внизу. Я еду на дачу.

Вместе с ними спустилась на лифте вниз. Молодые абхазцы переглядывались и еле слышно цокали языками – женщина им нравилась. Пожилые старались их приструнить короткими репликами. Степанова все понимала в их разговоре. Попрощалась с бизнесменами на крылечке у подъезда и направилась к маленькому «Мерседесу».

Из машины выскочил шофер лет сорока пяти в форменной фуражке и коротко остриженными волосами. По движениям было видно, что он тренирован и является по совместительству еще и охранником. Открыл дверцу перед хозяйкой. Женщина под взглядами бизнесменов устало села на заднее сиденье. Шофер захлопнул дверцу и, быстро обойдя автомобиль, сел за руль. Последнее, что видели абхазцы – женщина подняла руку с платком к глазам и вновь вытирала слезы. Горцев это несколько растрогало.

Шергун, ставший шофером и связным у Марины, вел машину профессионально. Для этого ему пришлось целые сутки тренироваться у профессионального гонщика. Зато теперь он легко лавировал в потоке. Не оборачиваясь спросил:

– Как прошло?

Она устало откинулась на спинку сиденья и стащила шляпу:

– Нормально. Обещали помочь в бизнесе. Поверили, что я и есть вдова. Как же трудно было выдавить слезы! Квартиру продадут. Завтра едем на могилу «мужа» и в мечеть зайду.

Олег Маркович обернулся на мгновение:

– Ты не торопишь события? Может пару деньков повременить?

– Не думаю. Я ведь только вышла из госпиталя. Муж любимый – мусульманин и мне надо попросить муллу помолиться за него. Чем скорее я появлюсь в мечети, тем больше вероятности, что мне поверят.

Полковник посмотрел в зеркало заднего вида и присвистнул:

– За нами, похоже, следят! – Степанова уткнулась в спинку сиденья лицом, делая вид, что рыдает. Лжешофер протянул ей платок и снова обернулся на мгновение: – Ошибся. Ну, ладно…

Шергун спокойно вел машину до самой дачи. Вынужденная стать актрисой, женщина спала на заднем сиденье, устав от лицедейства. Полковник выскочил из автомобиля перед трехметровыми сплошными воротами. Быстрехонько открыл замок и въехал во двор. Запер ворота изнутри и подъехал к крыльцу. Двадцать минут сидел на ступеньках и ждал, что Марина проснется. Оглядывался по сторонам.

На дворе стоял сентябрь. Желтые листья завивались в кронах двух, стоящих у ворот, старых кленов и огромной березы. На темно-зеленой лужайке яркими пятнами выделялись их багряные, желтые, оранжевые и даже пестрые листья. Солнышко ласково пригревало. Ветер шелестел в кронах деревьев, а небо было бездонно-голубым. Шум с автотрассы практически не доходил сюда. На соседней даче взвыла сигнализация автомобиля и Марина проснулась. Открыла глаза и потянулась. Олег, наполовину в шутку, наполовину всерьез, открыл перед ней дверцу и помог «хозяйке» выбраться из авто. Тут же загнал «Мерседес» во встроенный гараж-подвал.

На следующий день Степанова, в сопровождении Шергуна, съездила на Новодевичье кладбище. Долго стояла перед начавшей зарастать могилой. Затем заехала в мечеть. Минут двадцать разговаривала с муллой. Оставила богатое пожертвование и выразила желание перейти в мусульманство:

– Мой муж был правоверным мусульманином. Раньше я не понимала разницы между верами, но сейчас, когда его нет, я решила перейти в мусульманство и жить по законам шариата. В память о Рамзане…

Женщина заплакала, прижимая платок к глазам. Толстый мулла в белоснежной чалме принялся утешать и долго рассказывал об Аллахе и обычаях мусульман. Марина профессионально заметила, что к ней приглядывается высокий худой парень с густой черной бородой и темными непроницаемыми глазами, слегка поблескивающими в полумраке. Он делал вид, что молится. Искоса бросал взгляды на красивую русскую женщину в черном костюме, отметив в памяти дорогие кольца на пальцах, серьги в ушах и кулон на шее. От тяжелого взгляда не укрылась толстая пачка денег, исчезнувшая в пухлой ручке муллы. Степанова вышла из мечети и направилась к автомобилю. Шергун открыл дверцу, когда к ней подошел тот самый парень с тяжелым взглядом. С сильным акцентом сказал:

– Это хорошо, сестра, что ты не скупишься на пожертвования и хочешь перейти в мусульманство. Но этот мулла старый и он не так трактует Коран. В Коране все по-другому. Ты не хочешь прийти и помолиться в нашей мечети?

Марина сделала вид, что испугалась и оглянулась на охранника. Шофер тотчас закрыл ее собой от парня, с угрозой глядя в черные глаза. Иностранец улыбнулся, обнажив ровные белые зубы:

– Не бойся, сестра! Я не причиню тебе зла. Наша община так и называется «Братья мусульмане». Наш мулла более просвещен, не то, что этот старик. Он учился в Арабских Эмиратах.

Степанова выглянула из-за спины охранника. Настороженно посмотрела на незнакомца и заинтересованно спросила:

– И где находится ваша мечеть?

Парень вытащил из кармана крошечный кусочек картона:

– Здесь все указано. К сожалению, наша мечеть еще только начинает строиться, но по этому адресу мы молимся и изучаем Коран. Приходи и тебе станет легче. Я слышал, как ты плакала и горевала.

Вика протянула руку и взяла из смуглой руки визитку. Внимательно прочитала. На клочке картона был написан обычный адрес в Чертаново с номером квартиры и имя пригласившего «Ахмед аль Бедлам». Она устало спросила:

– Вы араб? Когда можно приехать?

– Я их Саудовской Аравии. В любое время приезжай, сестра. Наши двери всегда открыты для тех, кто хочет жить по законам шариата. Только приходи одна, не стоит этому русскому осквернять молельный дом правоверных.

Он выразительно посмотрел на шофера. Марина села в автомобиль с задумчивым видом, все еще разглядывая карточку и ни слова не сказав парню на прощание. Шофер тронул машину с места, а иностранец все глядел на женщину. Отъехав метров триста, Марина тихо сказала:

– Ну вот, начинаем игру. Мы на них вышли. Точнее, они на нас. Что молчите, Олег Маркович?

Шергун ответил лишь спустя какое-то время:

– Меня от его глаз, веришь или нет, по спине мороз пробрал! С такой ненавистью смотрел. Это они, Марина. Я не удивлюсь, если этот тип и есть эмиссар.

Она покачала головой:

– Ну нет, это не эмиссар! Это нижнее звено. На меня такие глаза после Афгана не действуют. Вы только посмотрите! Он мне сразу показал, что они не потерпят, чтоб у меня был русский охранник…

Шергун вздохнул:

– Если мне придется уйти, ты останешься без защиты. Может, кого-то из наших кавказских коллег подключить? Или мне ваххабизмом увлечься…

– Вам они не поверят. Это редкость, когда в сорок шесть лет человек меняет убеждения и веру. К тому же им нужны молодые волки. Введение в операцию нового человека это неминуемый риск. Я справлюсь и возьму шофера из их организации.

Он воскликнул:

– Тогда ты окажешься под их наблюдением круглые сутки! Как же связь?

– Что-нибудь придумаем…

Степанова появилась в молельном доме через три дня. Она специально выжидала, станут за ней следить или нет. Люди из разведуправления внимательно наблюдали за всеми передвижениями с заброшенной дачи рядом. Никто не появился, и женщина решила нанести визит сама. Поговорила с Шергуном и генералом. Бредин дал «добро».

Они въехали в обычный двор, засаженный пожелтевшими липами. Несколько рябин склонило тяжелые гроздья над асфальтом. Возле детской песочницы, на скамеечке, сидели две молодые мамаши с колясками и читали. В самой песочнице возился мальчуган лет трех, старательно забивая ведерко песком и звонко шлепая совком каждый раз. У подъезда стояло несколько иномарок и одна «Лада». Перед тем, как выйти из автомобиля, Марина попросила Шергуна:

– Оставайтесь в машине. Я не думаю, что сегодня меня задержат там надолго. Спокойно ждите. Из машины лучше не выходить.

Полковник кивнул. Вышел из «Мерседеса». Профессионально оглядел окрестности. Он не скрывал тревоги. Обошел машину и открыл дверцу. Марина все в том же черном костюме и шляпе, вышла. Из-под широких полей быстро окинула взглядом двор и подъезд обычного высотного дома. Держа легкую сумочку в руке, подошла к подъезду. Достала картонку и набрала номер квартиры на домофоне у двери. Через пару гудков ей ответили по-русски:

– Кто там?

Марина тихо сказала:

– Здравствуйте. Меня пригласил Ахмед аль Бедлам.

Замок на двери открылся. Она шагнула в темное нутро подъезда, быстро взглянув на Шергуна, сидевшего в машине и не сводившего с нее глаз. На лифте поднялась на девятый этаж и нажала на звонок. Услышала торопливые шаги. Дверь тотчас распахнулась. На пороге стоял сам Ахмед и чуть грустно улыбался:

– Ты все же пришла! Это хорошо, сестра. Первый шаг к истинной вере сделан. Хвала Аллаху, направившему твои стопы к нам. Проходи, присаживайся.

Он провел ее в обыкновенную комнату с традиционной стенкой. В таких квартирах живет большая часть россиян. Отличие было лишь одно: не было ни дивана, ни кресел, а на полу лежало несколько ковров и множество подушек. Из соседней комнаты доносилось монотонное гудение, и она поняла, что там молятся. Отчетливо слышались слова на арабском, и она даже разобрала кое-что. Вика сделала вид, что растерялась и огляделась.

Аль Бедлам понял и принес из кухни обычную табуретку. Она села, устроив сумочку на коленях. Еще раз огляделась, с любопытством взглянула на вход в комнату, откровенно прислушиваясь к гудению голосов. Ахмед не сводил с нее глаз все это время. Он уселся на ковре, по-восточному скрестив ноги. Участливо спросил, хотя она не заметила участия в его глазах, остававшихся по-прежнему недоверчивыми и даже злыми:

– Что привело вас к мысли перейти в мусульманство? Расскажите все, не бойтесь.

Она устало принялась рассказывать о трагической смерти любимого мужа, о своем одиночестве и отчаянии. Упомянула несколько раз, что он был правоверным. Ругала себя, что раньше не перешла в мусульманство:

– Тогда я могла бы стать ему настоящей женой. Он предлагал неоднократно, но я не понимала. Он любил меня и не настаивал…

Степанова натурально разрыдалась. Ахмед покачал головой, вздохнул. Встал, принес воды из кухни и протянул ей стакан, вновь присев напротив:

– Успокойтесь. Вы знаете арабский или какой-то восточный язык?

Женщина покачала головой из стороны в сторону и высморкалась в платок. Сквозь редкие всхлипы сказала:

– Рамзан хорошо говорил по-русски и считал, что мне не обязательно знать его язык. Да я и не стремилась, честно говоря.

Он посетовал:

– Это плохо. Язык пророка надо знать, но все поправимо. Сейчас молитва закончится и с вами поговорит наш мулла. Расскажите ему то, что говорили мне.

Он встал и прикрыл дверь. В коридоре послышались многочисленные шаги. По декоративному расписному стеклу замелькали тени проходивших людей. Голоса звучали приглушенно, но все выходившие говорили по-русски. Марина расслышала, как открылась входная дверь и поправила сережки в ушах со встроенным в камни микрофоном и камерой.

Шергун услышал чуть слышный шорох на фирменной фуражке и мгновенно насторожился. Снял головной убор. Принялся поправлять кокарду. На самом деле он снимал всех тех, кто выходил из подъезда. Сама кокарда представляла собой крошечную камеру, с задней стенки которой был вмонтирован микрофон. Всего он насчитал двенадцать мужчин. Четверо оказались совсем юными безусыми пацанами. Всех объединяло суровое выражение на лицах. Они мрачно смотрели на льющийся с неба солнечный свет и не радовались теплому сентябрьскому дню. Даже смех ребенка в песочнице, казалось, их раздражал.

Входная дверь хлопнула. Араб с ожиданием посмотрел на дверь. Она распахнулась, и появился крупный, очень смуглый, мужчина с цепким взглядом, чалмой на голове и длинной белоснежной рубахе с разрезами по бокам. Поверх рубахи была одета длинная черная поддевка без рукавов. На ногах, из-под широких шаровар, выглядывали острые носы туфель без задников. Марина поняла по его быстрому взгляду на Ахмеда, что незнакомец подслушивал и сейчас, при повторении, попытается найти несоответствия в ее рассказе. Внутренне сосредоточилась и приготовилась к повтору.

Подняла тоскливый взгляд и встретилась глазами с муллой. Он окинул женщину быстрым взглядом и движением руки приказал Ахмеду уйти. Тот безоговорочно подчинился и исчез в коридоре. Мулла устроился на подушках напротив, на довольно чистом русском поприветствовал ее:

– Здравствуй, сестра. Что привело тебя к нам? Я знаю, что ты рассказывала обо всем Ахмеду, но я не слышал, так как был занят. Не могла бы ты рассказать обо всем мне?

Марина кивнула и снова начала рассказывать. Только речь ее на этот раз прерывалась рыданиями неоднократно. Она то и дело брала стакан в руки, чтобы сделать глоток воды. Мулла слушал внимательно, часто повторяя:

– Мужайся, сестра. Аллах всемогущ. Твой муж находится в раю. Не стоит так переживать, все мы там будем. Но в рай пойдут лишь настоящие мусульмане. Похвально твое желание перейти в шариат, и, думаю, мы не откажем тебе в просьбе. Ты не хотела бы помолиться вместе с нами?

Степанова беспомощно взглянула на мужчину напротив:

– Я не умею…

Он смягчил жесткий взгляд и чуть улыбнулся:

– Ничего. Мы научим. Лишь бы ты сама этого захотела.

Степанова горячо воскликнула:

– Я очень хочу молиться за мужа его молитвами, на его языке! Чтоб ему там хорошо было. Вы научите? Как мне вас называть?

Он улыбнулся:

– Зови меня Анвар Бархуддин. Пройдем в соседнюю комнату.

В течение двух часов он заставлял ее повторять за собой слова молитв. Маринка старательно коверкала арабский и часто просила перевести на русский то, что повторяет. Мулла не отказывался. Женщина попросила листок бумаги и начала писать по-русски арабские слова:

– Я их выучу. – Уходя, расстегнула сумочку и протянула Бархуддину тысячу долларов. С искренней благодарностью произнесла: – Мне стало легче, поговорив с вами. Можно я еще приду?

Мулла приветливо улыбнулся, принимая деньги:

– Спасибо за дар, сестра. Когда захочешь, тогда и приходи. Мы всегда рады тебе.

Едва дверь за русской закрылась, из кухни вышел Ахмед. Встал в дверях. Мулла обернулся к нему:

– Ты прав. Нам стоит обратить внимание и на русских женщин. Эта красавица нам пригодиться. Займись ею, Ахмед. Собери на нее данные и, если чиста, принимайся за обучение. Учи молитвам, привлеки к распространению нашей литературы. Пусть читает. Что не понятно, объясняй. Она одна привлечет к нам народу больше, чем десяток агентов. Не ограничивай ее ни в чем.

– Хорошо, сахиб. Кое-что уже удалось узнать. Вот читайте…

Бархуддин быстро пробежал глазами по строкам на бумажке. Что-то прикинул в уме. Перед глазами мелькнуло светлое лицо с заплаканными зелеными глазами, такое растерянное и беззащитное. Бархуддин решился:

– Все подтвердилось. Когда она появится в следующий раз, я сам начну обучение этой женщины. Подготовься к приему груза. Наши друзья из Пакистана прислали богатые дары. Надо принять и разместить в секретном месте. Мои люди и сами смогут немного понаблюдать за женщиной…

Шергун уже через пару кварталов обнаружил слежку в зеркало заднего вида. Серая «Тойота» шла метрах в ста, не обгоняя и не отставая от них. Он заметил пристальный взгляд пассажира, рядом с водителем. Не поворачивая головы и еле шевеля губами, сказал:

– Марина, за нами следят.

– Едь так, как будто не замечаешь. Я знала, что этот Бархуддин отправит людей. На даче и в машине больше ни о чем не говорим. Ведем себя, как хозяйка и слуга. Будем общаться в магазинах, аптеках и других общественных местах. Вы успели подготовить камеру к съемке?

– Заснял всех. Ты вовремя предупредила. Согласен с тобой. Наверняка подслушка будет. Хотел то же самое сказать.

– Еще одно: гости могут нагрянуть на дачу сегодня ночью. Не выходите, даже если услышите что-то. Для них, как я понимаю, убить русского ничего не стоит. Давайте заедем в гастроном. Надо купить продуктов и одновременно пусть они видят, что вы всюду сопровождаете меня. В будущем меньше вопросов. Искоса надо понаблюдать, что станет делать наш эскорт.

Остановились возле супермаркета. Оба вошли внутрь. Полковник шагал рядом с женщиной между рядами, сплошь уставленными коробками, пакетами, бутылками. Он вез тележку, в которую Степанова складывала продукты. Серая машина остановилась метрах в ста от их «Мерседеса». Шергун заметил в ней троих мужчин славянской наружности с бородками. Несколько раз притрагивался к кокарде на фуражке.

Расплатившись у кассы, подошли к столику и мнимый шофер начал перекладывать продукты из тележки в пакеты с ручками. Получалось это у него легко и непринужденно. Чувствовался опыт. Марина заметила и тихо сказала:

– Ловко у вас это получается, Олег Маркович. Вы их засняли?

– Уже не один раз. Один разговаривал по мобильнику минуты три. Ты что-то придумала насчет связи в дальнейшем?

– Да. Могила Гочияева. Розы, гвоздики, хризантемы, каллы будут означать, где произойдет встреча. Иду с утра, в этот же день встреча, к вечеру – на следующий день. Количество цветов означает время. Надо поставить своего человека на кладбище. Чтоб он каждый раз видел меня. Иногда, вместе с деньгами за персональный уход за могилой, я стану передавать сведения через него. Пусть он пару-тройку раз приберется вокруг, особенно когда я пойду с новым шофером.

Полковник посмотрел на нее искоса и спросил еле слышно:

– Это мы сделаем. Марин, тебе не страшно?

Она вздохнула:

– Страшно. Но ведь надо кому-то распутывать этот клубок. Когда приедем, осмотрите квартиру. Вы в этом спец, а я профан. Могу притворяться, но плохо представляю, где искать микрофоны. Давайте договоримся, если микрофон обнаружите, подмигните мне и покажите. Надо устроить им маленький спектакль.

Оба вышли из супермаркета. Шергун усадил Марину в машину и забросил пакеты в багажник. Сел за руль, автоматически посмотрев в зеркальце. Серая «Тойота» отъехала вслед за ними. Полковник быстро сказал:

– За нами, практически не скрываются. Видно думают, что я ничего не замечу. Пусть думают. На дачу? – Степанова кивнула. Он, немного помолчав, спросил: – Зачем тебе спектакль нужен?

– Пусть они считают меня растерянной и испуганной после смерти мужа. Чем больше я стану заниматься у них в будущем, тем увереннее стану вести себя. Понимаете? Я только одного боюсь…

– Чего?

– Как притвориться, что не умею драться? Я же автоматически отвечаю на удар. Не дай Бог, если со спины нападут! Ведь отвечу…

Мужчина вздохнул:

– И все же придется притвориться. Помнишь, ты говорила, что сыну несколько приемов показала. Так вот, представь перед собой Сашу. Удар не получится, я уверен. Им говори, что ты боишься причинить боль.

На заборе, возле дачи, торчала сломанная ветка. Она словно случайно воткнулась в стык между досками. Итак, в доме побывали исламисты. Шергун и Степанова переглянулись. Полковник пожал плечами:

– Шустрые ребята…

Едва вошли внутрь, женщина попросила:

– Эдуард, унесите продукты на кухню и сварите кофе. Я у себя…

Шергун, как заправский слуга, быстро сварил кофе и почти сразу нашел первого «жучка». Крошечный черненький микрофончик был воткнут в декоративную лампу-свечу на столе. Полковник подумал: «Н-да, по старинке работают, никакой оригинальности». Он поставил чашку, кофейник, сахарницу и молочник на поднос и понес на второй этаж. Постучался. Из-за двери раздалось слабое:

– Входите, Эдуард.

Он подмигнул ей от порога. Маринка кивнула и тихим голосом, с многочисленными вздохами сказала:

– Я хочу чем-нибудь занять себя, чтоб не думать. Вы не поможете мне с уборкой? Прибавка к зарплате гарантирована.

Шергун с готовностью согласился: