Текст книги "У каждого свой путь. Книга третья"

Автор книги: Любовь Рябикина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Конечно, Виктория Ахметовна. Что делать?

– Вы пропылесосите ковры и палас в коридоре, а я протру пыль с мебели.

Показала руками, что пылесосить станет сама. Мужчина поразился хитрости: можно осмотреть все комнаты и топать, сколько душа пожелает. Спросил:

– Когда вы собираетесь заняться уборкой?

– Сейчас. Попейте со мной кофе. Почему вы смутились? Ах, да! Я же никогда не приглашала вас. Но мне так одиноко и плохо. Не смущайтесь, берите чашку…

Полковнику ничего не оставалось делать, как согласиться:

– Спасибо, Виктория Ахметовна. С удовольствием присоединюсь. Я вас понимаю…

Она быстро придвинула к нему листок бумаги. Шергун увидел «В моих вещах рылись». Сказала вслух:

– Эдуард, Рамзан доверял тебе. Он даже сделал тебя моим телохранителем и шофером. Могу ли я доверять тебе? Скажи мне честно.

Посмотрела в глаза офицера и кивнула. Он понял:

– Виктория Ахметовна, когда ваш муж нанимал меня четыре года назад, он знал, кто я. Знал, что я судим, но меня никто не может упрекнуть в том, что я его предал или сдал. Так что вы можете мне довериться. Я вас не подведу, обещаю. У вас какая-то проблема? Вы извините, но мне не понравилось, что в этот дом в Чертаново вы ходили одна. Если бы что случилось?

– Ничего же не случилось… Да, у меня проблема, я не знаю, как мне быть. С одной стороны я православная и вроде бы не имею права менять веру, но Рамзан… Он же был мусульманин. В общем, я хочу сменить веру. Вот зачем я ездила в эту квартиру.

Она махнула рукой, жестом попросив его возмутиться. Сама придвинула бумагу и принялась что-то писать. Олег удивленно посмотрел и уверенно выдал:

– Разве можно веру менять? Зачем вам это надо, Виктория Ахметовна?

– Мне стало легче, когда я молитвы на этом странном языке читала. Понимаешь, Эдуард?

Шергун насторожился, почувствовав опасность:

– Воля ваша, но я бы на вашем месте, сходил в православный храм. Может там вам еще легче станет.

Марина довольно улыбнулась и тем же тихим голосом ответила:

– Попробую. Давайте завтра съездим?

– Хорошо, мадам.

Она передвинула бумагу. На ней было выведено «Олег Маркович, будьте внимательны ночью. Я спровоцировала их. Соорудите ловушки, чтоб вовремя проснуться. Приготовьте оружие». Полковник кивнул.

Во время уборки, пока Марина пылесосила, он нашел жучки во всех комнатах дачи, вплоть до ванной и туалета. Показал сержанту крошечные микрофончики. Итак, дача была под прослушкой. Марина раздернула тяжелые шторы в спальне и распахнула окно, словно для проветривания. Легкие занавески трепетали под ветерком, надуваясь в комнате парусами. Это был знак для генерала Бредина – «мы нашли жучки».

Ночь прошла спокойно. Никто в дом не влез. Шергун, практически не спавший всю ночь, заснул под утро. Марина, понявшая состояние полковника, давно уже не бывавшего на оперативной работе, дала ему поспать до десяти утра. Спокойно приготовила завтрак на обоих, постирала. Ополоснулась в душе. Рассеянно посмотрела телевизор. Подготовила записку для генерала, сопроводив ее двумя микроскопическими фотопленками. Только после этого постучалась в дверь комнаты Шергуна. Он ответил сонным голосом. Женщина строго сказала:

– Эдуард! Вы проснулись? Я жду вас в кухне.

Полковник появился через десять минут:

– Доброе утро, Виктория Ахметовна. Извините, проспал. Что-то мне ночью плохо спалось, а под утро заснул. Даже не слышал, как вы встали.

– Ничего страшного, Эдуард. Садитесь со мной завтракать. Мне кажется, что общение с вами пойдет мне на пользу. Когда я разговариваю, я не думаю о Рамзане…

Шергун сел напротив и искренне поблагодарил:

– Спасибо, Виктория Ахметовна, что не сердитесь.

Оба принялись за еду. Время от времени Марина задавала разведчику несущественные вопросы. Оставив полковника помыть посуду, сама поднялась наверх, чтоб привести себя в порядок. Переоделась. Спустилась вниз и сказала, вздохнув:

– Поехали. Съездим в православный храм. Может, действительно, мне легче станет?

Спускаясь по лестнице в гараж, осторожно вложила ему в руку крошечный комочек. Шергун кивнул.

Успели выехать за ворота, когда перед ними затормозила серая «Тойота». Водитель помигал фарами, прося остановиться. Шергун затормозил и осторожно достал из-под сиденья пистолет. Степанова твердо произнесла:

– Эдуард, вы их знаете?

Мужчина ответил:

– Нет. Машина не знакома.

– Тогда закройте окно и попытайтесь их объехать. Нам не нужны неприятности. – Сразу за этими словами из автомобиля показался Ахмед аль Бедлам. С улыбкой помахал рукой. Марина удивленно сказала: – Это Ахмед. Интересно, как он меня нашел? Подождите, Эдуард. Я поговорю с этим человеком.

– Мне сопровождать вас?

– Не нужно. Оставайтесь на месте. Я сумею открыть дверцу и сама.

Степанова вышла из машины и остановилась, поджидая араба. Теперь стало ясно, что и в машине имеются жучки. Ахмед подошел к женщине:

– Добрый день, Виктория Ахметовна.

– Здравствуйте. Как вы меня нашли?

Бедлам ничуть не смутился:

– Я не искал. Тут у одного из наших братьев дача находится. Мы от него едем, а тут вас заметили. Куда направляетесь? Не к нам?

– Нет. Хотела съездить в православный храм. Попробовать помолиться еще и там. Вдруг еще легче станет? Я, кстати, после встречи с вашим муллой впервые целую ночь более-менее спокойно спала.

Ахмед заметно нахмурился:

– Это очень плохо, когда человек мечется из мечети в церковь и обратно. Аллах такого не прощает. Не хотите съездить прямо сейчас к нам на молитву, а уж потом, если захотите, отправитесь в вашу церковь?

Она безучастно ответила со вздохом:

– Мне все равно. Можно и к вам, если, конечно, господин Анвар Бархуддин не против принять меня.

Араб оживился:

– Ну что вы! Для вас у него всегда время найдется. Не хотите сесть в мою машину? Поговорим по дороге.

Марина решительно отказалась, почувствовав тревогу в душе:

– Вы извините, после катастрофы я доверяю только своему шоферу Эдуарду. Мы можем поговорить и в моей машине.

Он уставился на нее тяжелым взглядом:

– Вы доверяете своему шоферу?

– Да, как себе. Он очень честен и порядочен. Его мне рекомендовал муж.

Ахмед заглянул сквозь затемненное стекло в автомобиль:

– Хорошо. Я еду в вашем автомобиле. Только скажу моим братьям.

Марина нырнула в салон. Поймала в зеркале взгляд Олега и выразительно указала глазами на араба:

– Ахмед поедет с нами. Мы хотим поговорить.

Он понял и дотронулся до кокарды на фуражке, изображающей руль, едва иностранец забрался в машину. Крошечный микрофончик заработал. В управлении, в небольшой комнате без окон включился магнитофон, исправно записывая разговор. Сидевший перед ним мужчина торопливо встал и подошел к телефону в углу. Быстро набрал номер. Когда ему ответили, сообщил:

– Игра продолжается…

Всю дорогу аль Бедлам восхвалял организацию «Братья мусульмане». Рассказывал о благотворительной деятельности «братьев», о всеобщем объединении мусульман под зеленым знаменем ислама, о создаваемой ими «пятой колонне», которая приведет весь мир к процветанию, если все станут жить по шариату. Ахмед распалялся все больше и больше. Его глаза начали сверкать красными огоньками. Фанатизм горел в них. Он перестал следить за своей речью и в открытую заявил:

– Те, кто не примет ислам, будут расстреляны нами. – И вдруг осекся. Замолчал и снова улыбнулся застенчивой улыбкой: – Я предан исламу, вот потому и говорю так. Мне хочется, чтобы все люди попали в рай, когда умрут.

Марина вздохнула:

– Как бы мне хотелось верить так же, как вы. Я, наверное, смогла бы поверить, что муж находится в раю и ему хорошо. Перестала плакать и тосковать по нему.

Аль Бедлам горячо воскликнул:

– Вы сможете поверить, если станете ежедневно бывать у нас. Наша организация научит вас истинной вере.

Выходя из машины, Степанова строго сказала шоферу:

– Эдуард, никуда не ходить. Ждать меня в машине. Вот вам мой радиотелефон, если кто позвонит, скажете, что я занята. Не хочу, чтоб помешали звонками. Подзарядите мне его от аккумулятора, я забыла вчера поставить.

Она протянула ему мобильник и снова посмотрела в глаза, быстро указав глазами на заднюю машину. Он не рискнул отказаться, хотя знал, что этот мобильник – единственное оружие Марины. Если нажать определенную комбинацию и швырнуть во врага, он рванет, как граната. Полковник комбинацию тоже знал. Спокойно кивнул:

– Сделаю, Виктория Ахметовна.

Едва женщина скрылась в подъезде, полковник принялся искать в бардачке запасное зарядное устройство для мобильника Степановой. Чтоб не скучать, включил тихонько радио в машине. Покрутил ручку, пытаясь поймать что-то интересное. Потом достал газету и, делая вид, что читает, принялся наблюдать в зеркало за пристроившейся сзади «Тойотой». В ней сидело двое молодых парней, и мрачно смотрели на него. Он делал все именно так, как делает большинство шоферов, когда им приходится подолгу ожидать шефа.

Марина выслушала длиннющую «лекцию» Анвара Бархуддина, которая, как и у его ученика Ахмеда, очень быстро превратилась в самую настоящую пропаганду ваххабизма. Но она с интересом на лице слушала «проповедника» и даже время от времени бросала фразы, типа:

– Этого я никогда не знала! Даже не задумывалась об этом… Как интересно! Неужели, правда?

Эмиссар видел неподдельный интерес в ее глазах. Зеленые глаза сверкали, как и у него. Вот только если бы Бархуддин заглянул в ее мысли, он был бы здорово удивлен. Марина думала: «Ну и змеюшник. Чем участковые смотрят? Неужели не знают?». Он ругал неверных и вскользь высказал мысль, что плохо иметь в услужении лукавого гяура, но Маринка сделала вид, что не поняла, на что он намекает. Анвар ввел ее в комнатку для молений, когда там никого не было. Показал все. Вместе прочли несколько молитв на арабском. И снова Степанова «ломала комедию» с языком. Едва не плакала, жалуясь:

– Почему этот язык такой трудный в произношении? Как он называется?

Анвар чуть улыбнулся:

– Язык пророка, сестра. Это арабский.

Мулла с интересом разглядывал ее лицо, фигуру, волосы. Время от времени Марина видела, как его глаза начинают сверкать и подрагивают руки, лежащие на коленях. Она явно интересовала его, как женщина. Он заговорил о месте женщины в мусульманской семье, о многоженстве и внимательно наблюдал, как она к этому относится. Степанова «ничего не замечала», продолжая расспрашивать о Коране и исламе, о гаремах. Бархуддин объяснял. Потом сказал:

– Ты наша сестра по духу. Приходи завтра, я познакомлю тебя с другими мусульманами. Только хочу попросить, надень завтра платок, как подобает истинной мусульманке. – Марина кивнула. Напоследок эмиссар дал ей с собой несколько брошюрок в зелененьких обложках и посоветовал прочесть: – Здесь, сестра, ты найдешь ответы на многие вопросы. Мы ждем тебя завтра в одиннадцать.

Ее никто не провожал, и вниз она спускалась одна. За минуту успела в лифте написать записку. Вышла, как ни в чем не бывало. Жестом остановила хотевшего выйти полковника и сама открыла дверцу. В «Тойоте» видели ее задумчивое лицо. Забралась в салон и сказала:

– Эдуард, мне надо заехать в аптеку. Что-то у меня голова болит…

– Виктория Ахметовна, вы хотите на Кутузовском остановиться или в первую попавшуюся?

– Только не в первую попавшуюся! Сами знаете, сколько сейчас подделок, а там меня ни разу не обманывали. Женщины работают честно. Давайте на Кутузовский. – Словно невзначай, заметила газету и спросила: – Что в газете пишут?

Потянулась и взяла ее. Дернув Шергуна за рукав, оставила записку на сиденье впереди. Он прочел: «Мной, как женщиной, заинтересовался сам Бархуддин. Рассказывал о гареме. Делал легкие намеки. Завтра, уверена, будет еще более рьяная обработка. Что делать?». Полковник вздрогнул. Марина быстро проглядела газету и положила ее на место, на этот раз оставив на сиденье фотоаппарат-кольцо. Олег незаметно забрал его вместе с запиской.

Остановились напротив аптеки. На этот раз Шергун сам открыл дверцу и сопроводил «хозяйку» внутрь. Едва встали в очередь, в двери зашел седой старик, опиравшийся на палочку. В нем Степанова не без труда узнала самого Бредина. Гримеры в управлении постарались на славу. Он пристроился сзади, делая вид, что разглядывает лекарства. Шергун встал так, что бы закрыть обзор парням из «Тойоты». Марина не обернулась. Протянула руку назад и вложила в руку генерала комок. Он взамен положил ей точно такой же комок и еле слышно шепнул:

– Все слышали и записали. Техника отлично работает. Действуй по обстоятельствам.

Квартиру Гочияевых в Москве, вместе с мебелью, абхазцы продали через две недели после того, как заявили о ней в своих кругах. Купил ее один из чеченских бизнесменов, уроженец Грозного. Абхазцы и покупатель вчетвером приехали на дачу к Гочияевой, предварительно договорившись по мобильному телефону о встрече. Во главе был тот самый пожилой абхазец. Он назвался Назарий Гулиа. Чеченец с интересом разглядывал «вдову». Шофер открыл ворота гостям и проводил в дом, предупредив по дороге:

– Вы не упоминайте, пожалуйста, Рамзана Рустамовича. Виктория Ахметовна плачет, едва лишь вспомнит мужа. Бродит по дому, безделушки на полках переставляет по многу раз. Я уж не знаю, что делать. Пытался уговорить съездить к врачу-психологу, отказывается наотрез.

Гулиа обещал не вспоминать о Гочияеве. Он привез на дачу наличные вырученные деньги и отчет о проделанной работе в торговых фирмах. Долго объяснял Марине, как и что делал, сколько продано товара, на какую сумму закуплено, какой налог заплачен государству и теневым структурам. Объяснял он доходчиво и просто. Женщина так и сказала:

– Из вас вышел бы прекрасный учитель по экономике. Даже я, ничего не понимающая в торговле, поняла. Спасибо вам, Назарий. Я хотела бы попросить, не могли бы вы возглавить дело моего мужа? Я верю вам и готова подписать все бумаги, если вы дадите согласие стать моим управляющим. Понимаете, я не готова стать бизнесменом.

Гулиа вздохнул, переглянулся с партнерами и согласился:

– Хорошо, Виктория Ахметовна. Я согласен. Сумел справиться со всем два месяца, сумею и дальше руководить. Подписывать пока ничего не будем. Вдруг вы придете в себя?

Глава 2

Прошло полтора месяца. Все это время Марина каждый день ездила в Чертаново к Анвару Бархуддину. Молилась в комнате наравне с мужчинами. Видела фанатизм в их глазах и сама притворялась такой же, как они. Яростно повторяла слова идеолога ваххабизма Аль Маудуди. Слушала записанные на пленку выступления бен Ладена и прочих исламистов. Проповеди Бархуддина с каждым днем становились все воинственнее и агрессивнее. Он призывал к войне против неверных. Каждая такая «лекция» записывалась в разведуправлении на пленку.

Анвар все пристальнее смотрел на Марину, как на женщину. Иногда он, словно в забывчивости, клал руку ей на плечо или брал за руку. Все чаще заговаривал о мусульманских свадебных обычаях. Она с интересом слушала и делала вид, что не понимает. Однажды эмиссар предложил Марине заняться… рукопашным боем. Он смотрел на нее с таким откровенным вожделением, что она внутренне содрогнулась и поняла, чем закончится «рукопашный бой». С трудом сдержала себя, ошеломленно посмотрела ему в глаза и спросила:

– А зачем драться?

Он облизнул яркие полные губы под густыми усами и твердо произнес:

– Свою веру надо уметь защищать!

– Я согласна. Хотя не уверена, что смогу причинить физическую боль.

Договорились, что на следующий день она приедет на квартиру исламистов в спортивном костюме. Исламисты давно перестали следить за Мариной, полагаясь на микрофоны, которыми были сплошь напиханы ее квартира и машина. Она села в машину, трясясь от ужаса. Внимательно взглянула на Шергуна в зеркало, словно впервые видела. Оценила брови вразлет и серо-голубые глаза, русые пышные волосы и твердо сжатые губы, скуластое лицо и вдруг успокоилась. Решение пришло.

Олег сразу заметил оба ее состояния и то, как она разглядывала его лицо. В сердце закралась тревога. Он внимательно взглянул ей в глаза через зеркало. Она что-то быстро написала на листочке и положила на сиденье записку. На бумаге твердым почерком стояло: «Чтоб избавиться от домоганий Бархуддина, вы станете моим любовником сегодня ночью». Он прочел, и машина завиляла по асфальту. Степанова вскрикнула:

– Эдуард! Этот тип едва не врезался в нас! Хвала Аллаху, ты все же успел уйти от удара. Останови машину! Мне страшно! Давай постоим на улице, пока я успокоюсь…

Голос дрожал от ужаса. Глаза у Шергуна стали круглыми. Он с изумлением уставился на женщину. Такой натуральной актерской игры он от сержанта не ожидал. Покорно свернул к обочине и встал. Вышел из машины, помог выбраться женщине. Отошли от машины подальше. Она тихо и быстро заговорила, глядя на окружающие дома и комкая в руках носовой платок:

– Выхода нет, Олег Маркович. Завтра он назначил рукопашный бой, но так смотрел! Ежу понятно, что произойдет в действительности. Вика Гочияева приняла все за чистую монету. Мне не по себе от того, что предлагаю, но если этот тип набросится, я не выдержу и испорчу все. Он мне омерзителен. Узнав, что мы провели вместе ночь, Бархуддин навряд ли станет приставать. Я знаю, что подставляю вас, но вам пора уходить со сцены. Он попытается вас убить в любом случае. Утром я спровоцирую скандал и вас прогоню. Я кое-что придумала. Олег Маркович, прошу вас, уходите на дно! Случись что с вами, и задание будет не выполнено. У этих сволочей всюду свои люди. Щупальца на всю Москву наложены.

Полковник закурил. Он и сам понимал, что она права. Несколько раз торопливо затянулся, пытаясь унять взыгравшие нервы:

– Как же ты? Ведь без связи и защиты останешься…

– Этой ночью, проведенной с вами, я потороплю их с отправкой меня на задание. Заставлю открыть карты. Навряд ли Анвар захочет меня долго видеть возле себя. И он постарается сделать так, чтоб я не вернулась.

– Я тоже так думаю…

Быстро взглянул на Марину, впервые оценивая ее для себя, как женщину и отвел взгляд. Сержант была чудо, как хороша. Сердце улетело куда-то вниз, когда он прикинул свои шансы сдержаться. Решил быть откровенным. Глухо спросил:

– Игра в любовников?.. Учти, я долго не выдержу, находясь с тобой в одной постели…

Степанова побледнела. Она понимала, что он полностью откровенен и тихо ответила, не поднимая глаз:

– Как получится. По крайней мере, вы мне нравитесь. Прошу вас лишь об одном, генерал не должен узнать, что бы между нами не произошло. Игра и все… – Мужчина кивнул и отшвырнул сигарету. Оба сели в автомобиль. Степанова приказала: – Эдуард, заедем в аптеку. Что-то мои нервы разыгрались из-за этого лихача. Снова ту аварию вспомнила…

Шергун быстро посмотрел на часы: до встречи оставалось не более пятнадцати минут. Марина что-то быстро и осторожно писала в блокноте, стараясь не шелестеть бумагой. Олег спросил:

– Можно, я радио включу, Виктория Ахметовна? Музыка вас отвлечет…

Она безучастно ответила:

– Включите…

Благодарно посмотрела на него в зеркало, продолжая быстро писать. Исписав три листка мелким убористым почерком, она осторожно оторвала их от блокнота и свернула в тоненькую трубочку. В это время Олег старательно крутил ручки настройки. Хрип, шипение и щелканье в эфире заглушали все звуки в салоне. Вместе с Шергуном зашла в аптеку. По дороге быстро сказала:

– Завтра вас арестует милиция, прямо на моей даче. Так я буду спокойна, что вы доберетесь до Москвы целым. Смотрите, а генерал уже там…

Вошли в аптеку. Бредин, якобы случайно, уронил со столика рецепт и тюбик с валидолом. Хотел наклониться, но Марина опередила:

– Я помогу вам, дедушка…

Наклонилась. Зажала в руке флакончик, а вместо него протянула другой. Рецепты быстро подменила на докладную. Генерал скрипучим голосом рассыпался в благодарности. Старательно и медленно свернул бумагу, спрятав ее в карман. Женщина подошла к пустому окошечку и попросила фармацевта посоветовать что-нибудь от нервов. Шергун «помог» Бредину добраться до двери и открыл ее перед мнимым стариком. За эти полминуты успели перемолвиться парой слов:

– Почему опоздали?

– Занятия продлились на десять минут дольше.

– Снимки четкие, теперь практически за каждым исламистом следят. Пока можете больше не снимать. Разве что экстра неординарное…

По дороге к машине Шергун передал Степановой слова генерала.

Вечером они поужинали вместе. Чтобы как-то разрядить обстановку, женщина налила вина в бокалы, но алкоголь не помог. Оба старались не встречаться друг с другом взглядами. И он, и она думали об одном и том же. Оба находились в растерянности. Марина взяла себя в руки и оставила для него записку, прежде чем подняться в спальню. В ней было три слова «Бегите на крик». Полковник вздохнул. Положил записку на электроплиту и смотрел, как чернеет бумага, а вверх поднимается струйка дыма. Стряхнул пепел тряпкой. Выключил свет, направился к себе. Разделся и лег.

В голове проносилось: «Как же ужасно сознавать, что стану любовником Марины из-за задания. Ну и ситуация! Мне паршиво, а ей, наверное, еще хуже. И что еще завтра будет, не понятно…». Он думал долго и не сразу расслышал приглушенный вскрик наверху. Затем еще один уже тише. Вскочил, выдернув из-под подушки пистолет и как был, в одних трусах, кинулся вверх по лестнице. Ворвался в спальню с криком:

– Виктория Ахметовна, что случилось?

В бледно-размытом свете ночника разглядел, что Марина сидит на постели и тоненькая прозрачная сорочка почти не скрывает тела. Он еле вздохнул. Прижав руки к груди, она плакала. Он повторил, озираясь:

– Что случилось?!

Она указала ему рукой по периметру комнаты, не сводя глаз с мужчины. Крепкое красивое тело сорокашестилетнего полковника ошеломило ее. Он понял ее жест. Пробежал по комнате, шлепая босыми ногами и заглядывая повсюду. Остановился рядом:

– Никого нет! Что произошло? Здесь кто-то был?

Она жалобно всхлипнула:

– Нет. Просто я снова видела во сне ту катастрофу…

Заплакала и протянула к нему руки. Мужчина присел на кровать и прижал вздрагивающее тело к себе. Погладил по голым плечам. Ее голова улеглась ему на плечо. Принялся утешать вполголоса:

– Это только сон. Вы живы. Я с вами в доме. Вам ничто не грозит.

Сквозь тонкую ткань сорочки чувствовал, как дрожит ее тело. Всхлипы становились все реже. Ее руки робко дотронулись до его груди и снова опустились. Марина подняла лицо и тихо попросила:

– Поцелуйте меня, Эдуард. Только уберите вначале этот ужасный пистолет, он мне в спину впился…

Полковник растерялся и не знал, как поступить. С одной стороны это была игра, но с другой, все зависело от женщины, от того, что она задумала. Он потянулся к тумбочке, отпустив сержанта. Со стуком положил пистолет и замер, сидя на постели с опущенной головой. Марина почувствовала, что слишком долго была без мужчины, жар окутывал тело, поднимаясь откуда-то изнутри. Шергун сильно взволновал ее обнаженным торсом. Ей захотелось вновь почувствовать себя женщиной, а не солдатом.

Она сбоку смотрела на широкую грудь Олега, вздымавшуюся, словно меха в кузнице. На мощные мускулистые руки, сильные ноги. Он упорно не оборачивался. Тогда она чуть придвинулась. Ее ладони скользнули по обнаженной спине Шергуна. Марина чувствовала тепло его кожи. В груди заныло. Она прижалась к его спине грудью, чуть прикрытой тоненькой сорочкой. Уткнулась лицом меж лопаток. Он закрыл глаза и со стоном выгнулся, вздрогнул всем телом, откинув голову назад. Тихо и прерывисто сказал:

– Виктория Ахметовна, я всего лишь шофер…

Рука закрыла рот. Ее губы целовали его спину и плечи, медленно передвигаясь к шее. Длинные распущенные волосы щекотали кожу. Руки ласково пробегали по его груди, проникнув подмышками. Изо рта женщины, в самое ухо, прерывисто вырвалось:

– Я не могу больше находиться в постели одна…

Женское тело неожиданно отодвинулось в сторону. Руки крепко взялись за его плечи и просто уронили на постель перед собой. Олег смотрел ей в лицо и молчал, все еще не зная, как быть. Он еще мог сдержаться, но чувствовал, что это ненадолго. Марина смотрела на его тело не мигая, словно змея, чуть поглаживала кожу подрагивающей ладонью. Странная улыбка играла на губах.

Темные глаза начали медленно приближаться, и полковник увидел в них зеленые огоньки. За всю его холостяцкую и отнюдь не монашескую жизнь, такое он видел впервые. Эта женщина неудержимо манила его к себе. В груди стало горячо, а во рту пересохло. Он хотел что-то сказать и не смог. Глаза приближались. Он не мог отвести взгляда и точно так же, не мигая, смотрел на нее.

Марина тронула его губы осторожно, словно пробуя на вкус. Взъерошила волосы на висках и отстранилась, желая увидеть, как он отреагирует. Провела пальцем по подбородку, глядя в глаза. Ее рука невесомо пробежалась по его груди, оглаживая каждый мускул. Скользнула по крепкой шее и замерла на правом виске. Полковника начала бить дрожь. Он судорожно дышал. Она еще раз, дольше и плотнее, тронула его губы, заставляя отвечать. И он сдался…

Будучи весьма опытным мужчиной, Олег наконец-то понял: Марина слишком долго находилась в одиночестве, чтобы сейчас остановиться. Но он понял и другое, эта ночь для него не просто очередное приключение. Он никогда не сможет забыть сержанта. С такой нежностью к нему никто не относился. Женщина покрывала его лицо нежными, легкими поцелуями и каждый почему-то отдавался в душе болью. Его дрожащие руки сдвинули лямочки сорочки на округлых плечах и медленно потянули шелковую ткань вниз. Правая рука легла на полную грудь и слегка сжала ее, скользнула по гладкой коже дальше. Женщина чуть приподняла бедра от его тела, и он отшвырнул тряпки в сторону.

Приподнявшись на локте, осторожно придерживая, опустил на подушки ее голову. Оставаясь на боку, внимательно рассматривал женское тело, так как чувствовал, что никогда больше не увидит сержанта обнаженной. Марина спокойно лежала в голубоватом свете ночника, чуть приподняв согнутую в колене левую ногу, похожая на античную статую. Лишь ее руки и глаза продолжали жить. Она протянула ладонь и погладила его по щеке. Обхватив за шею, потянула к себе…

Оба совершенно забыли о микрофонах. Не было сказано ни слова. На пленку исламистов записывались звуки поцелуев и шорох шелковых простыней, стоны и тяжелое дыхание. Было три утра, когда Марина прижалась головой к широкой груди Олега, обняла его рукой и заснула, прикрыв копной разметавшихся волос его тело. Она дышала спокойно и ровно. Шергун не спал. Несмотря на усталость, он не мог заснуть. Такое с ним случилось впервые – он был счастлив и забыл обо всем. Обнимая женщину за плечи и искоса разглядывая ее лицо, вспомнил, что завтра она останется совсем одна. Отчетливо понимал, что этой ночью она приближает конец для себя и для всей задуманной операции. Вопрос был лишь один: выберется ли Марина живой?

Сердце полковника сжалось. Но он понимал ее правоту. Понимал, что если с ним что-то случится, женщина сорвется и тогда ее гибель будет не за горами. Он знал жестокость фанатиков. Прикинув все шансы, решил внять ее совету и спрятаться. Так было больше вероятности, что Степанова останется жива.

Утром последовал скандал, о котором Олег забыл напрочь. Он попытался привлечь женщину к себе, все еще помня о прошедшей ночи, и вдруг услышал от Маринки капризное:

– Отпустите меня, Эдуард!

Она несколько раз звучно, но не сильно, ударила его по обнаженной груди, делая вид, что сопротивляется. Фыркнула, утыкаясь в подушку. Шергун искренне удивился произошедшей перемене, приподнялся на локте и вдруг увидел смеющиеся глаза. Она ласково погладила его по шее и еще более капризным голоском вякнула при этом:

– Женская слабость простительна, но как вы, мужчина, могли пренебречь своими обязанностями?

Он протянул руку и убрал волосы, прикрывавшие ее лицо в сторону. Решил подыграть и возмущенно ответил:

– Но вы же сами кричали! Я думал, что к вам бандиты забрались, и просто бросился спасать! А вы меня в постель затянули и теперь обвиняете.

Маринка прикрыла глаза ладонью и погрозила ему пальцем. Подавив хохот, яростно взвизгнула:

– Я!?! Нечего было ко мне в спальню в одних трусах врываться!

Он, с самым серьезным видом, удивленно ответил:

– Тогда чего вы ругаетесь? Разве мы плохо ночь провели? По-моему все было прекрасно! Иди сюда, Вика…

Маринка набросила одеяло ему на голову. Вскочила и затопала ногами, торопливо накидывая халат на обнаженное тело:

– Вон отсюда! Вон!!! Чтобы ноги вашей в моем доме не было! Он еще смеет рассуждать. Кто ты такой вообще?!

Все звучало вполне естественно. Шергун, не вставая, натянул трусы. И заткнул уши пальцами от ее истошного визга. Указал на микрофон в лампе. Женщина беззвучно рассмеялась, кивнула и со всей силы треснула кулаком по тумбочке. От удара взвизгнула еще пронзительнее, словно ударившись. Подслушивающие на другом конце провода наверняка оглохли от этого звука.

Оба увидели выпавший микрофон и растерялись. Шергун опомнился первым. Потянулся через кровать и хотел взять его в руки, но Степанова покачала головой. Тогда он попытался уговорить ее:

– Вика, разве нам плохо было вместе? Чем я тебя обидел? Остановись…

Маринка подскочила к двери и распахнула ее:

– Убирайся! Я не желаю видеть перед собой твою рожу, словно укор. Я изменила памяти мужа. О Аллах, как же низко я пала!

На пальцах пояснила: протяни еще полчаса. Он подошел и обнял ее, провел ладонью по волосам, целуя в висок:

– Вика…

Степанова не отстранилась, но крикнула для «слушателей»:

– Не трогай меня!

А сама даже не шелохнулась в его объятиях. Мало того прильнула к нему всем телом, крепко обняв за пояс. Шергун ласково провел рукой по ее шее:

– Вика…

В ответ раздалось рычание:

– Убирайся! Лукавый гяур!

Улыбнулась и потерлась щекой о его грудь. Оба, обнявшись, вышли в коридор. Марина знала, что на лестнице микрофонов нет. Прижалась к уху полковника и шепнула одними губами:

– Спасибо за сегодняшнюю ночь и забудьте о ней. Вы поняли, я видела.

Провела пальцем по его губам и легонько коснулась щеки губами. Резко отстранилась и вновь потребовала:

– Убирайся!

Он в ответ грустно улыбнулся, пожал плечами и возразил:

– По-моему, вы еще не заплатили мне за работу, да и вещи мои здесь…

– Собирай шмотки, а я расчет приготовлю!

Кинулась на кухню. Выглянула в окно: ветки на заборе не было. Обрадовалась. Значит, визуального наблюдения за дачей со стороны исламистов нет. Забила в пакет половину жареной курицы, маринованные огурцы, десяток пирожков, полбатона колбасы, хлеб, помидоры, понимая, что он хочет есть. Приготовила крепкий кофе. Налила в большую чашку и прокралась, скинув тапочки, в его комнату. Дверь была распахнута.

Он обернулся, но она прижала палец к губам и протянула ему чашку. Шергун был поражен именно этим жестом. Она шелестела целлофаном, заворачивая его вещи, а он с удовольствием пил душистый напиток, стоя рядом. После бессонной ночи кофе было как нельзя кстати, и он с благодарностью смотрел на маленькую женщину. Степанова забрала опустевшую чашку и точно так же прокралась на кухню. Обула тапочки и вновь засновала по кухне. В дверь заглянул Шергун и она рыкнула: