Текст книги "У каждого свой путь. Книга первая"

Автор книги: Любовь Рябикина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Мария Васильевна с минуту стояла у калитки со вздыбленными волосами, чернее негра и только белки глаз, да оскаленные зубы остались белыми. После вспышки учительница развернулась. Быстрее скаковой лошади молча рванула к дому, забыв закрыть калитку. Маринка с приятелями спокойно отправилась в школу. По дороге от всей души хохотали, вспоминая видок учительницы. Классная руководительница появилась в школе через три дня. По слухам, она топила баню и старательно отмывалась от жирной печной сажи. По школе ходили ее фотографии возле калитки. Колька Горев наделал их множество. Даже директор школы получил парочку под дверь. Когда учительница появилась, последовали репрессии.

Маринку вызвали к директору первой. Она стояла, гордо подняв голову, что еще больше распаляло учителей. Директор грозил сдать ее в милицию за хулиганство. Требовал выдать сообщников, хотя прекрасно их знал. Стуча кулаком по столу, спрашивал, из-за чего она так поступила, но Ушакова молчала, как партизан. Она вообще не произнесла ни слова. Завуч потрясала кулаками и грозилась не допустить до занятий. Дело закончилось тем, что Юрий Семенович сказал:

– Без родителей в школу завтра можешь не появляться.

Маринка кивнула и вышла из кабинета. Приятели сидели на скамейке напротив двери. Она чуть заметно покачала головой, предупреждая о молчании. Никто из мальчишек не выдал свою «атаманшу». Они молчали, как и она. Когда последний из «допрошенных» вышел за дверь, директор искренне расхохотался, к удивлению коллег. Объяснять он ничего не стал.

Маринка встретила отца у дороги, когда он возвращался с работы и сразу сообщила:

– Пап, тебя в школу вызывают.

Иван Николаевич отнесся к ее словам спокойно. Он даже шаги не замедлил. Повернув голову, поинтересовался:

– Что натворила?

– Классную подорвала бомбочкой с сажей.

Отец слегка приподнял бровь и посмотрел на дочь. Она вздохнула, всунув узкую ладошку в его руку и приноравливаясь к широкому шагу:

– Понимаешь, я не только по учебнику биологию учу, но многое из других книг узнаю. Когда Валентина Петровна учила, она не требовала строго по учебнику рассказывать и сама очень интересно говорила. Машке не нравится. Только и твердит: «Ближе к тексту». Когда я позавчера отвечала, она мне единицу поставила за то, что не по учебнику. Потом бездельницей, дурой и хулиганкой назвала при всех, хотя я даже не спорила. Ее любимчики-подхалимчики хихикать начали на перемене, пришлось уму-разуму поучить. Машка в класс зашла, схватила меня за ухо и в угол толкнула. Чуть ухо не оторвала. Приказала, чтоб всю перемену там стояла. Словно маленькую первоклашку! Вот, сам полюбуйся…

Оба резко остановились посреди дороги. Маринка откинула в сторону рассыпавшиеся по плечам волосы, и Иван Николаевич с ужасом увидел надорванное и распухшее сверху ухо дочери. Он крякнул и зашагал дальше, искоса поглядывая на Маринку:

– Сходим, дочь! Только матери не говори. Я завтра, как обычно, на работу уйду. А на самом деле тебя на углу улицы подожду.

Возле кабинета директора, на очень хорошо знакомой деревянной скамейке со спинкой, уже сидели ее приятели с родителями. Иван Николаевич поздоровался со всеми. Взяв дочь за руку, решительно вошел в кабинет. Отмытая классная руководительница ни разу в жизни не слышала о себе столько нелицеприятных слов. Классная сидела багровая от унижения, готовая вот-вот взорваться от злости. Ушаков откинул волосы дочери в сторону и продемонстрировал директору и завучам гноящуюся ранку на ухе. Потребовал у Маринки:

– Расскажи им дочь, за что ты подорвала эту, так сказать, «учительницу». А то я смотрю, она из себя невинную жертву строит! Унижать достоинство ученика можно, а достоинство учительницы – нельзя. Это уже не первый случай, когда Мария Васильевна отыгрывается на Маринке. Сколько можно?

Девочка заговорила. После ее рассказа директор покосился на Марию Васильевну, на завучей и вызвал одноклассников Маринки. Все подтвердилось. Упора на взрыв Юрий Семенович больше делать не стал и в милицию сообщать расхотел, только посетовал:

– Не стоило так поступать. Пришли бы и мне все рассказали, тихо и спокойно.

Маринка категорично заявила:

– Я вышла из того возраста, чтобы к вам бегать по любому поводу. Меня отец ябедничать не учил! Зато всегда требовал, чтоб сама разбиралась с проблемами.

Иван Николаевич улыбнулся и покачал головой:

– Да уж, разобралась!..

Директор не стал вызывать в кабинет ее приятелей с родителями. Все и так было яснее ясного. Вышел и отпустил всех, попросив:

– Больше так не делайте! Понимаю, что вы друзья, но так тоже негоже поступать. Мария Васильевна все же взрослый человек.

Отпустил и Маринкиного отца, пожав руку на прощание. Марию Васильевну попросил задержаться. Проговорили они долго. Классная дама выскочила от директора с горящим от злости лицом. Первого и второго уроков у седьмого класса так и не состоялось. У классной после взрыва появилось прозвище – «Рожа в саже», а у Маринки новая кличка – «Сапёр». Ни один из учителей больше не рисковал оскорбить или задеть ее. Мария Васильевна тоже притихла и больше не требовала от нее ответов «по учебнику». Несправедливо поставленную единицу она вынуждена была убрать из журнала и дневника Маринки, по требованию директора, с помощью резинки.

К шестнадцати годам Марина превратилась в симпатичную девчонку с замашками пацана. Толстенная золотистая коса лежала на спине, оттягивая голову назад. От этого ее лицо всегда было гордо приподнято. Матовая светлая кожа казалась прозрачной. Тонкие темные брови ровными стрелками разлетались к вискам. Зеленые глаза в длинных черных ресницах смотрели лукаво. Она по-прежнему дружила с братьями Горевыми, Лешкой Сухановым и Толиком Беловым. Наступили летние каникулы.

С недавних пор девушка стала замечать, что Колька Горев часто и подолгу задумчиво глядит на нее. Он наблюдал, как она поворачивает голову, как перелетает от резких движений тяжелая коса. Таясь, смотрел на торчащую вверх грудь с четко проступающими сосками и тоненькую талию, обвитую ремнем от брюк. От этого взгляда она чувствовала в себе что-то необычное и смущалась.

Он был старшим в их компании и на полтора года старше ее. Николаю уже исполнилось семнадцать. Он превратился в красивого парня, на которого поглядывали многие девчонки из ее класса. Широкие, как у взрослого мужчины, плечи. Темно-серые глаза с густыми ресницами. Яркие, словно у девушки, губы и красивый овал лица. На загорелом подбородке проступал легкий пушок, золотившийся на солнце. Темно-русые волосы слегка вились, и роскошный чуб свисал на правую бровь.

Ушакова не раз замечала завистливые взгляды одноклассниц, когда разговаривала с Колькой на переменах. Сама Маринка относилась к нему по-прежнему и считала просто другом. Могла толкнуть в шутку или дать подзатыльника, он же в последнее время таких вольностей себе уже не позволял. Стал сдержаннее и лишь усмехался на шалости подружки. Однажды Горев подошел к ней, выждав момент, когда друзья убежали:

– Марин, пошли сегодня в кино?

Она кивнула:

– Сейчас ребятам скажем и пошли. А что за фильм?

Он помялся:

– «Зорро». Я бы хотел только с тобой пойти…

Она изумленно посмотрела на него:

– А как же парни?

– Марин, забудь о них хотя бы на сегодня.

Девушка спросила, заглядывая парню в глаза:

– Что случилось? Ты хочешь о чем-то поговорить?

Николай пожал плечами, выдерживая ее взгляд:

– Ты не замечаешь, что я вырос из детского возраста? Мне на следующий год в армию идти. Ты мне нравишься теперь не как пацан, а как девушка.

Все же Горев не выдержал до конца ее пытливый взгляд и отвернулся. Маринка тоже отчего-то смутилась. Почесала щеку пальцами, посмотрела на широкие плечи приятеля и до сознания начало что-то доходить. Девчонка покраснела до корней волос и выпалила:

– Вот этого я от тебя не ожидала!

Он вскинул голову, словно пружина и с горячностью сказал:

– А что удивляться? Ты красивая стала! Толик, Витька и даже Леха засматриваться начинают. Детство проходит, Маринка… Пойдешь в кино или нет?

Она посерьезнела. Потупилась, поковыряла носком кеды траву и кивнула:

– Ну, пошли, сходим!

Они шли по деревне рядышком и впервые не всей командой. Парень был одет в светло-голубую рубашку и тщательно отглаженные черные брюки. Девушка надела черную юбку в складку и белую блузку с рукавами-фонариками. Старый приятель показался Маринке незнакомцем. Она впервые не знала, о чем с ним говорить. Искоса поглядывала и молчала. Коля тоже молчал. Лишь возле клуба почти грубо оттолкнул ее руку с деньгами от кассы:

– Я сам куплю билеты…

Стараясь скоротать время до фильма, направились на любимое место – в липы. Сели там на скамейку. Солнце уже зашло, и жара сменилась приятной прохладой. Николай неожиданно придвинулся к ней вплотную. Обняв за плечи, попытался притянуть к себе. Потянулся губами к ее щеке. Она вырвалась, вскочила и рассерженно сказала:

– Ты что?

Он хмуро буркнул, отвернувшись в сторону:

– Поцеловать тебя хотел. Твои губы каждую ночь снятся…

Маринка шлепнулась обратно на скамейку и расхохоталась:

– Что!?!

Он не обиделся, только тяжело вздохнул:

– Ребенок ты еще! Ладно, подожду, когда подрастешь. Пошли в зал, что ли…

Толик, Лешка и Витька тоже появились на фильме. Удивленно посмотрели на последний ряд, где сидели Марина и Николай. Обычно там садились деревенские влюбленные парочки, а теперь сидели их приятели. Собрались подойти, но Витька заметил злой взгляд брата и удержал друзей:

– Колька на Маринку уже год, как запал. Сейчас разозлится и мне дома накостыляет. Лучше не пойдем, пусть сидят. Ну, их!

Толик заметно поскучнел после его слов и часто оглядывался назад во время сеанса, стараясь в темноте разглядеть Маринку. Лешка и Витька спокойно уселись на места впереди и не отрывали взгляда от экрана, где герой в черной маске носился со шпагой в руках. Когда свет выключили, рука Николая решительно улеглась на плечи девчонки и с силой притянула к себе. Маринка попыталась стряхнуть ладонь, но парень настойчиво ухватился за плечо и не желал убирать тяжелую руку. Она прошипела:

– Убери руку!

Он не подчинился. Вместо ответа попытался снова поцеловать. Схватился рукой за ее шею сзади и едва не заорал на весь зал: Маринка крепко укусила его за подбородок. Рассерженно убрал руку и весь фильм просидел, уставившись в экран. Девчонка была довольна – этот фильм был одним из ее любимых, и она вовсе не собиралась отрываться от просмотра на какие-то там глупости. Зато у Горева в голове появилась смутная мысль, как завладеть Маринкой окончательно. После сеанса Николай уговорил девушку прогуляться за околицей. Он даже извинился за происшедшее в зале:

– Ты извини. Все взрослые так сидят. Я больше не буду приставать, пошли погуляем.

Маринке гулять не хотелось, но и обижать Кольку не входило в ее планы. Она в глубине души понимала, что уже обидела его и согласилась:

– Ну, пошли…

Слово Колька сдержал и за все время совместной гулянки даже за руку не взял. Хотя с трудом сдерживал себя. Маринка вскоре забыла о том, что они гуляют «как взрослые» и принялась уговаривать приятеля отправиться на ночной лов:

– Рыба гуляет на истоке, аж вода кипит! Пошли? Толика уговорим бредень захватить. Карасей побродим.

Николай обрадовался. Такая удача ему и не снилась. Он легко согласился:

– Когда пойдем?

– Завтра давай?

Когда подошли к дому Ушаковых, Николай и Марина уже договорились о совместной рыбалке. Решили, кто и что возьмет с собой из дома. Девчонка отправилась домой, а он направился на другой конец деревни. Шел, а на лице бродила не хорошая усмешка.

Утром сообщили об этом приятелям и родителям. К вечеру отправились на исток. Через реку переправились на лодке. Шли с рюкзаками по лесной тропе и весело переговаривались. Изредка наклонялись за земляникой, алевшей в траве по обочинам. Все выглядело так же, как и раньше, но девчонка чувствовала, что что-то уже не так. Толик лишь делал вид, что ему весело и частенько за время дороги Маринка ловила его грустный взгляд. Она не могла взять в толк причину, тормошила приятеля, не замечая тяжелого взгляда Николая. Только Леха и Витек ничего не замечали. Они были младше всех на год с лишним.

В восемь вечера были на истоке. С удовольствием сбросили рюкзаки. Разведшись, попрыгали в воду. Маринка не замечала, как Колька с жадностью разглядывает ее стройное загорелое тело с острыми торчащими из-под купальника грудями. Не видела она и того, как Толик подплыл к приятелю и сказал тихо:

– Отстань от нее. Ты же трех девок в деревне испортил уже. Сам хвастался Борьке Балатову. Он мне говорил. Не тронь Маринку!

Колька оттолкнул в сторону худощавое тело Белова и ухмыльнулся:

– Катись отсюда! Она моей будет!

Так в компании образовался невидимый раскол. Маринка плавала наперегонки с Лешкой и Витькой и ничего не замечала. Выбрались на берег. Девушка накинула на себя рубашку и брюки и принялась распаковывать рюкзак. Николай с готовностью бросился заготовлять дрова к ночи для костра. Как ни в чем ни бывало, распустили с Толиком бредень. Дважды прошлись по затону и выбросили на берег с десяток запутавшихся серебристых карасей. Они были жирными и крупными. Маринка начала их чистить, заранее повесив над костром ведро с водой. Лешка и Витька принялись за картошку, морковь и лук. Никто не видел, как скрывшиеся за кустами Николай и Толик подрались. Крепкий коренастый Горев легко бросил на землю худощавого стройного Белова и наступив на грудь коленом сказал:

– Вмешаешься, утоплю!

Толик прохрипел, пытаясь сбросить с себя чужую ногу:

– Сволочь ты! Ведь она верит тебе, как другу верит! А ты? Я все равно скажу ей, какой ты мерзавец. Даже если ты ее изнасилуешь, я ее женой назову. Я люблю ее!

Он цинично ответил:

– Дружба была в детстве, а сейчас она такая же девка, как и все. Посмотрим, будешь ли ты ее любить, когда она моей станет по доброй воле! – С этими словами сгреб бывшего приятеля за грудки и легко поставил на землю перед собой. Притянул к себе за рубаху и тихо сказал с ухмылкой: – Только разинь пасть и дня не проживешь!

Толик мрачно взглянул на него. Выдернул рывком ворот, с ненавистью глядя на Горева, четко произнес:

– Разину, когда потребуется! Не сомневайся.

Развернулся и решительно направился в сторону лагеря. Он собирался рассказать все Маринке прямо сейчас. Колька рванул за ним со всех ног. Уже у лагеря прошипел:

– Я пошутил. Маринка свой парень. Проверить тебя хотел. Не кипятись, Толян! – Подошел к девушке и забрал из ее рук нож: – Ты лучше места для спанья подготовь!

Маринка ничуть не удивилась – спальные места всегда подготавливала она. Толик пошел с ней, к ужасу Николая. Белов, срубал лапник походным топориком и молчал. Многолетняя дружба так просто не желала ломаться. Он не знал теперь, стоит верить Кольке или не стоит. Все же решил предупредить, но никак не мог найти нужных слов. Наконец решился:

– Марина, ты берегись Николая, он другим стал.

Она улыбнулась беспечно:

– Знаю. Я ему нравлюсь.

– А он тебе?

– Не знаю. Считаю приятелем, как и вас всех.

Толик не решился передать ей слова Кольки, зная, что она не поверит. Парнишка решил оградить подружку от притязаний Горева сам и не выпускать из поля зрения ничего. На младших приятелей рассчитывать не приходилось. Неизвестно, как поступит Витька, ведь Колька его родной брат. Лешка, конечно, встанет на сторону Маринки, но против коренастых братьев, похожих на молодые дубки, они оба слабоваты. Белов незаметно спрятал в нескольких местах крепкие палки. Одну, короткий обрубок толщиной в руку, принес под видом хвороста и спрятал рядом с кострищем. Он во что бы то ни стало решил отбить Маринку у Кольки, если тот замыслил не доброе.

Горев весь вечер не отходил от девушки. Старался помочь во всем. Маринка смущалась от такого внимания, но ей было приятно и она, не ожидая ничего дурного, приняла приглашение Кольки «прогуляться ночью». В ее бесхитростную душу даже подозрения не закралось, что все не так просто. Толик пытался отговорить:

– Марин, завтра рано вставать. Не стоит уходить далеко.

Колька рассмеялся весело:

– Да мы и так рядом будем! Пошли, Марин!

Белов заметил его ненавидящий взгляд. Понял: надо было раньше рассказать Маринке обо всем, что узнал от Балатова и сделал еще одну попытку удержать девчонку:

– Марин, рыба играет. Можно и сейчас спиннинг покидать. К тому же возле костра комаров нет, а там закусают.

Она махнула рукой:

– Да мы не долго. Побродим немного и все. Колюня что-то рассказать обещал…

Аргументы у Толика были исчерпаны. Он тоскливо посмотрел в спины, удалявшейся в сумерки парочки, и не знал, что бы еще предпринять. Когда поворачивался, в свете костра заметил удивленный взгляд Витьки и понял, что младший Горев ни о чем не догадывается. Это немного успокоило. Один, это один. К тому же характер у Витьки был другим. И все же рассказывать Толик не спешил…

Николай уводил Марину все дальше от лагеря. Рассказывал о новом фильме, который должны привезти в клуб и о котором он, якобы уже слышал. Плел что-то насчет учебы в городе, после того, как вернется из армии. Спрашивал у нее, куда она думает поступать после школы. Маринка не заметила даже, как они отошли от лагеря на добрых полтора километра, а когда спохватилась:

– Ой, да мы же далеко ушли! Давай вернемся?

Сильные руки схватили ее за плечи и бросили на траву. Он тут же навалился сверху. Яркие Колькины губы старались добраться до ее губ, руки шарили по ее телу, а прерывистый голос, задыхаясь, громко шептал:

– Тебе понравится, вот увидишь…

Она попыталась оттолкнуть его. Не давала расстегивать пуговицы. Тогда он разорвал рубашку на ее груди и сорвал лифчик. Больно хватался руками за груди и тискал их. Она попыталась закричать. Колькина рука зажала рот, притиснув ее голову к траве. Он слегка приподнялся. Второй рукой несколько раз ударил ее по лицу и в живот. Яростно прошептал:

– Заткнись, сучка! Я долго терпел твои штучки! Сейчас узнаешь, что такое настоящий мужчина!

От боли она охнула, но продолжала отчаянно сопротивляться. Кусалась и царапалась, словно дикая кошка. Рука парня расстегнула ее брюки и сдернула их до колен. Он наполовину стащил брюки с себя и теперь яростно пытался снять трусы с нее. Она уже чувствовала что-то твердое, упиравшееся в пах. Сжала ноги изо всех сил. Но он одним коротким ударом колена разъединил их. Сильно ударил ее в живот, на мгновение лишив способности сопротивляться. Схватился за трусики на бедрах обоими руками и…

Маринка увидела, как за спиной Кольки возникла худая фигура с палкой в руке. Палка опустилась всего один раз и Горев обмяк. Толик, задыхаясь от усталости, сбросил бывшего приятеля с распластанной подружки и протянул плачущей Маринке руку:

– Пошли отсюда!

Она вскочила, держась за его руку, и попыталась запахнуть разорванную рубашку на груди и одновременно натянуть спадающие брюки. Ничего не получилось: рубашка превратилась в рубище, а на брюках не было ни одной пуговицы. Белов отвернулся, стащил рубашку с себя, снял ремень с брюк и протянул ей, не оборачиваясь:

– Одевай!

Она сквозь слезы спросила:

–А ты? Комары закусают. Леха и Витька где?

Сбросила с себя обрывки и натянула рубашку Толика. Вставила ремень в шлевки и застегнулась. Он объяснил:

– Спят. Я за тобой пошел. Твой и мой рюкзаки на берегу лежат. Я собрал их тихонько и унес. Уходить надо. Этот гад от тебя не отступится. Меня он утопить собрался, если вмешаюсь.

– Лешка и Витька тоже в курсе?

– Нет.

– Как ты узнал?

– Ты ничего не знаешь. Я и сам не так давно узнал, что Колька уже трех девчонок…

Парень смущенно замолчал и она попросила:

– Ты не говори никому, ладно? Он не успел ничего сделать. Ты мне веришь?

– Верю. Я видел. Бежал изо всех сил, чтоб успеть…

Они кустами добрались до рюкзаков. Закинули их на плечи и молча пошли по берегу. Через пару километров до Маринки вдруг дошло, что могло с ней произойти. Она заплакала. Сначала шла и ревела, а потом уселась на землю и заревела вслух. Толик потоптался рядом. Потом присел на корточки и тронул за плечо:

– Марин, ну ты что? Ты же сильная. Испугалась задним числом, да? Я никому не скажу, честное слово.

Она неожиданно для пацана обхватила его за колени и, уткнувшись в них лицом, расплакалась еще сильнее. Толик робко погладил ее по рассыпавшимся волосам и тихо сказал:

– Я тебя люблю!

Маринка услышала и подняла заплаканное лицо:

– Меня же руки чужие лапали, как ты можешь меня любить!

Снова опустила голову. Он легонько приподнял ее лицо за подбородок. Глядя в ее глаза, усмехнулся почти взрослой улыбкой:

– Ты чистая, запомни. Колькины руки только ему грязи добавили, на тебе следов нет.

Связав два лежавших на берегу обрубка дерева ремнями и столкнув маленький плот в воду, устроили на нем рюкзаки. Белов разделся. Марина сняла только брюки. Тихо сказала:

– Придется в твоей рубашке плыть. Что я родителям скажу? И как им на глаза покажусь утром?

Он предложил:

– Плыви так, я смотреть не буду. К тому же темно. А то потом в сыром идти холодно. Отсидимся у меня в сарае, его открыть легко, если знать. Когда твои на работу уйдут, домой пойдешь. Я не думаю, что они помнят, в какой ты рубашке ушла. Потом скажешь, что в кусты свалилась и распорола.

Она с искренней благодарностью сказала:

– Спасибо, Толик. Отвернись, пожалуйста!

Подросток послушно отвернулся. Одежду устроили на рюкзаках. Ухватившись за плот с разных сторон, поплыли к другому берегу, толкая его перед собой. Белов выбрался на берег первым. Подтащил плот на мель и перетащил рюкзаки на берег. Отвернулся, давая девушке возможность выбраться из воды. Маринка накинула рубашку на голое тело. Натянула брюки. Хотела сесть на траву, чтобы обуться. Схватилась за бок и охнула:

– Ой! Толь, у тебя фонарик есть?

– Есть. Достать?

– Что-то бок больно. Посмотри…

Она приподняла рубашку, когда парень включил фонарь. Белов ахнул:

– Он тебя бил? Четыре синяка на боках, здоровенных!

Она кивнула, разглядывая кровоподтеки:

– Несколько раз ударил в живот и по лицу. Как лицо выглядит?

Он перевел луч фонарика на лицо и сказал из темноты:

– Крепко он тебя. Губы опухшие, фингал под глазом и на скуле синяк со ссадиной.

Маринка снова разревелась:

– Вся деревня гудеть будет! Давно у меня синяков не было. И объяснить нечем…

Белов немного подумал:

– Знаешь что, у моей сеструхи крем какой-то есть, она им свои прыщи замазывает. Точь в точь под кожу! Я заберу, если хочешь. Пусть Нинка с прыщами походит!

– Принеси.

Он немного помолчал, а потом спросил:

– Марин, а ко мне ты как относишься?

Она честно ответила:

– Ты мой друг, Толик. Я вас всех любила, как братишек, а сейчас даже не знаю, как дальше быть. Кольку я теперь боюсь. Насчет Витька и Лехи – трудно сказать. Я тебе очень благодарна за сегодняшнее спасение, но пойми, я ничего и ни к кому не испытываю. Найди другой предмет обожания. Я читала книжки о любви: трепета в душе у меня нет.

Он внимательно выслушал ответ и вздохнул:

– Ты меня боишься?

– Нет. Ты всегда был в нашей компании самым умным.

Он широко улыбнулся:

– Кроме тебя! Ты всегда придумывала что-то такое, до чего я никогда бы не додумался. Пошли?

Они подхватили рюкзаки и направились к деревне. Рассвет только забрезжил на востоке, когда два измученных подростка забрались на сеновал к Беловым. Чтобы родители случайно не обнаружили их, Толик показал укромный закуток в сене. Забрались в нору и заснули. Во сне Маринка перекатилась на сторону парня и прижалась к нему. Белов сразу проснулся. Обнаружив, что подружка спит, долго не решался пошевелиться. А потом осторожно положил руку ей на плечи и заснул.

Часа через два Марина проснулась, но ничуть не смутилась, обнаружив, что спит в объятиях Толика. Парень тихонько посапывал во сне. Девушка осторожно высвободилась из его рук. Прислушалась к тишине. Затем выбралась из норы в сене вместе с рюкзаком. В доме Беловых стояла тишина. Ушакова старательно отрясла сено с одежды и вычесала его расческой из волос. Села возле воротниц и в щель посмотрела на улицу – на дворе стоял белый день. В огороде пропалывала лук старшая сестра Толика, Нина. За спиной раздалось тихое:

– Доброе утро. Пока Нинка в огороде, я тебе крем притащу. Сиди здесь. Потом я ее отвлеку, а ты огородами домой беги, чтоб никто не видел. Я через полчасика к тебе приду. – Он пришел уже одетый в рубашку. Принес наполовину использованный тюбик тонального крема и коробку с актерским гримом: – Держи!

– Как им пользоваться?

– Разберемся! У тебя будет пять минут, чтобы скрыться незамеченной.

Дома Беловых и Ушаковых находились через дом друг от друга. Соседки, тетки Анны Пахомовой, в огороде не было. Зато со стороны улицы раздавался ее басовитый голос. Это значило, что Анна опять с кем-то лясы точит и это надолго. Пахомова мало говорить не любила. Толик выбрался на улицу и закричал:

– Нин, что поесть можно? Я голодный, как собака!

Сестра ответила:

– Сам не можешь в печку заглянуть?

– Не могу, руку растянул. Боюсь, пролью весь суп.

Нина выругала брата, распрямила затекшую спину и пошла к дому:

– Пойдем, горе мамино! Что-то вы сегодня рано явились.

– Это мы с Маринкой явились, а те все еще там сидят. Чего сидеть, все равно поклевки нет. Комары зажрали! Вот мы и удрали.

– А руку где успел растянуть?

– В берег влезал, да поскользнулся…

Едва дверь в дом хлопнула, Марина схватила рюкзак. Приоткрыв створку, прыгнула вниз и бегом рванула через огород Беловых к задней калитке. Благополучно миновала огороды и очутилась в своем дворе. На дверях висел замок. Она достала ключ из поленницы и открыла дом. Вбежав внутрь, бросила рюкзак у порога и направилась к зеркалу: лицо выглядело не лучшим образом, но и не так страшно, как она предполагала. Быстро скинула рубашку Толика. Достала из ящика свежую тенниску, лифчик, чистые брюки и переоделась. Синяки на боках действительно были страшными. Они приобрели зловещий багрово-фиолетовый оттенок. Девушка вздохнула: в субботу придется идти в баню последней, чтоб не заметили. Толик появился, когда она принялась за еду:

– Как себя чувствуешь?

– Нормально, только ребра болят. Не знаешь, они еще не явились?

– В доме Горевых тихо. Может, спят, а может и не пришли. Я не пойду и тебе не советую. К Лешке могу сбегать, если хочешь.

– Не надо. Я не собираюсь никуда идти. Колька – мой враг. Насчет Витька –не знаю. Пусть сам решает.

Она допила молоко. Стерла крошки со стола и ополоснула кружку. Пригласила:

– Проходи в мою комнату. Я сейчас…

Парень прошел в знакомую спаленку с уютными светлыми обоями в мелких розочках и сел за стол. Маринка вскоре вбежала в комнату с тюбиком и гримом в руках:

– Ты видел, как Нина этим красилась? Тогда замазывай!

Села на стул и подняв лицо кверху, застыла. Толик трудился около часа. Он даже вспотел от старания. Наконец объявил:

– Готово!

Она подбежала к зеркалу: на нее смотрело ее прежнее лицо. Только приглядевшись, можно было заметить слегка проступавшую синеву и припухлость под глазом и на скуле. Но Маринка вовсе не собиралась давать себя разглядывать. Она улыбнулась Толику:

– Тебе бы гримером работать! Здорово получилось!

Ни отец, ни мать вечером ничего не заметили. Да им и не когда было приглядываться: забивали привезенное с поля сено на сарай. Его была огромная телега, и им пришлось помахать вилами всласть. Маринка собрала в это время огурцы. Затем полила огород в одиночестве, таская воду из колодца на коромысле. Мать принялась за хозяйство: напоила поросят и овец, подоила корову. Дочь посолила огурцы в банки. Возле дома около девяти вечера раздался знакомый свист. Девушка выглянула из дверей. На верхней жердочке ворот, словно воробей, сидел Леха. В предзакатных лучах солнца его лица не было видно. Она вышла и подошла поближе. Тот спросил ее:

– Вы чего ночью с Толяном удрали и ни слова не сказали? Колька ночью в шиповник попал, все лицо исцарапал.

Она поняла, что Колька ничего ни брату, ни Лехе не сказал. Сообразила и другое: лицо Гореву она «разрисовала». Спокойно ответила:

–Комары закусали, а вы спокойно спали. Мы не стали будить.

Он возбужденно заговорил:

– Я к Горевым только что заходил! Колька с Витькой подрались. Дядька Леша с теткой Машей растаскивали, а сейчас отец сам Кольку свернутыми вожжами бьет. Сильно хлещет! Витька меня из дома выпроводил. У него все лицо разбито, а сам орет: «Ты мне теперь не брат! Сволочь ты, сволочь!». И чего они так распетушились? На рыбалке все нормально было. Может, ты сходишь?

Марина пожала плечами и отказалась:

– К дяде Леше под горячую руку я не хочу попадать. Завтра все узнаем!

– Тогда пошли за Толюхой и айда купаться.

Она хотела согласиться, но вспомнила о синяках на боках и отказалась:

– Купаться что-то не охота. Может, просто посидим у меня? Музыку послушаем. Я тут «Аббу» достала. Посиди здесь, вдруг Витек придет, а я за Толиком сбегаю.

По дороге она объяснила Белову создавшуюся ситуацию и о том, что услышал в доме Горевых Леха. Толик вздохнул:

– Дядька Леша может к твоим родителям прийти. Тогда всем влетит, и твои отец с матерью нам доверять перестанут.

– Тогда надо перехватить отца Витьки и Кольки по дороге.

– Как ты себе это представляешь?

– Придется посидеть часок на заборе возле нашего дома. Чем Леху отвлечь?

– Я знаю… – Белов развернулся и галопом припустил назад. Вернулся он с толстым журналом: – Леха, смотри, что у меня есть! Батька в городе купил. Домой дать не могу, ругаться будет. Давайте посмотрим втроем…

Они расположились на бревнах, разглядывая альманах об охоте. Алексей Горев появился через двадцать минут. Он был далеко, а Маринка уже определила, что мужик страшно расстроен. Он шел торопливо, слегка припадая на левую ногу, и не поднимал головы от земли. Она незаметно толкнула в бок Толика и указала глазами на мужчину. Тот кивнул и тут же обратил внимание приятеля на снимок тульского ружья. Принялись обсуждать достоинства оружия. Девушка встала и пошла навстречу старшему Гореву. Посреди улицы остановила:

– Дядя Леша, вы к нам? – Он не решился поднять на девчонку глаза, лишь кивнул. Она попросила: – Не ходите. Мои ничего не знают. Не надо позорить меня и Николая. Пусть это останется между мной, вами, Толиком и Николаем с Витьком. Николаю передайте, чтоб и близко ко мне не подходил, а если тронет Толю, будет иметь дело с тремя противниками. Витек пусть приходит, как и прежде.

Алексей Гаврилович выдохнул облегченно и поднял голову:

– Марина, я этого кобеля всего вожжами исхлестал. Марья белугой на сеновале ревет, боится твоей матери на улице в лицо посмотреть. Если бы не Витька и не узнали бы! Впервые своего младшего в такой ярости видел. Спасибо, что не рассказала. Твой-то батько точно бы схватился за ружье и убил моего Кольку. Ох, как стыдно! Прости нас, девочка!