Текст книги "Десятый праведник"

Автор книги: Любомир Николов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

6

Как обычно по вечерам, в «Байкале» было сумрачно, накурено и шумно. Два положенных по регламенту фонаря испускали слабые желтоватые лучи, но не могли справиться с темнотой. Николай Бенев закрыл за собой тяжелую дверь, закашлялся от плотного табачного дыма вперемешку с алкоголем и прижался к стене, чтобы дать дорогу двум размытым силуэтам, которые волокли третьего.

– Да они не п-п-понимают, – грустно заикался тот, что посередине. – Ничегошеньки не понимают… А что, нет? Ну скажи, ведь я прав.

– Зачем пить, если ноги не держат? – сердито отозвался тот, что справа. – Когда-нибудь тебе это аукнется.

Напротив, на стойке бара, одиноко помигивало пламя свечи. Ориентируясь на этот свет, Николай осторожно пробирался вперед. Слева, словно призрак, выскочила официантка с полным подносом, ловко обогнула его и растворилась в полумраке. Он невольно посторонился и чуть не наскочил на мелкого, хилого человечка, который вошел вслед за ним. Пробормотав извинение, он собрался пойти дальше, но тот схватил его за локоть.

– Мсье Бенев, я слышал, у вас водятся рубли. Даю по пять долларов за рубль.

– Всего по пять? – Николай сделал удивленные глаза. – А ты знаешь, что ночью сгорел дом старого Розенхайма?

– Знаю, – уныло признался человечек и шмыгнул носом. – Шесть?

– Австралийских, – отрезал второй и, воспользовавшись оторопью менялы, пошел дальше.

При слабом свете свечи лицо бармена Жано выглядело еще более желтым и осунувшимся, чем днем. Поговаривали, что у него рак и что ему немного осталось.

– Здравствуй, Ник, – Жано улыбнулся, желая казаться приветливым, и стал еще больше похож на покойника. – Выпьешь что-нибудь?

Гость покачал головой.

– Ты уверен? – переспросил бармен. – Для друзей первая бесплатно.

– Что-то в последнее время алкоголь меня не переносит. Шеф здесь?

– Наверху, с отцом Донованом. Если идешь туда, махни сто грамм для затравочки. Все равно ведь не отвертишься.

Николай отрицательно мотнул головой, собираясь обойти бар. Сзади кто-то потянул его за рукав.

– Шесть с половиной, мсье Бенев!

Правая рука бармена скользнула под стойку и через секунду появилась уже с тяжелым деревянным молотком. Прилипала отстал. Отделавшись от него, Николай прошел через узкую боковую дверцу и очутился в темном коридорчике, откуда едва заметные ступеньки вели на верхний этаж. Он поднялся. Стенной фонарь на площадке горел. В кресле под ним телохранитель Рико щупал одной рукой худощавую взлохмаченную официантку, а другой направлял в сторону лестницы тяжелый полицейский револьвер.

– Развлекаешься на посту, а? – поддел его Николай.

Тот презрительно засопел.

– Я мог тебя прихлопнуть еще на первой ступеньке. Ладно, иди и не мешай работать.

Он положил револьвер на колени и деловито продолжил анатомические исследования. Женщина тихонько захихикала. Бенев прошел мимо них, сделал несколько шагов по коридору и без стука толкнул дверь в кабинет.

Свет в комнате показался ему ослепительным. Горели минимум десять свечей – Мишин мог себе позволить такую роскошь. В просторной комнате все было красным: тяжелые плюшевые шторы на окнах, шелковые обои с абстрактным рельефным рисунком, мягкая мебель, письменный стол и даже массивный огнеупорный сейф в углу, сбоку от которого складками свисало российское знамя. На стене в глубине кабинета висел большой, плохо написанный портрет генерала Головешникова – сделанный по фотографиям из старых газет, предположил Николай. Под ним, по обе стороны изящно инкрустированного шахматного столика, сидели отец Донован и Иван Мишин. Их лица были обращены к двери.

– Коля! – Мишин вскочил, тяжело зашагал и, казалось, заполнил собой весь кабинет – огромный, русоволосый, бородатый и лучезарный, одетый в белую рубаху из домотканого полотна, синие бархатные брюки и засаленный овечий тулуп без рукавов. – Иди сюда, сынок, дай-ка я тебя обниму!

Николай уронил рюкзак и запыхтел в медвежьих объятиях русского богатыря. Сопротивляться было бесполезно, можно было лишь сжаться в комок и переждать, пока схлынет первая волна напора. Наконец Мишин его отпустил и отошел на расстояние руки.

– Где ты пропадал, горемыка? Я еще вчера тебя ждал. Уже беспокоиться начал. А если его где-нибудь прижучили, думаю. Что я стану без тебя делать? С этим черноколпачником и парой слов толком не перекинешься. Нет, вы только взгляните на него. Не пьет, не курит, по бабам не ходит…

– Да еще и в шахматы обыгрываю, – ехидно поддел отец Донован.

– Кто, ты? – Мишин бросился назад, свесился над столиком и начал быстро перемещать костяные фигуры на доске. – Давай вернем предыдущую позицию, и тогда поглядим, кто кого обыграет.

– Тронул фигуру – пошел, разве мы не договаривались?

– Холодный ты человек, отче, – вздохнул Мишин. – Вечно стремишься жить по правилам, всегда знаешь, что праведно, что нет. Потому я и люблю Колю. Он такая же заблудшая душа, как и мы, идет по жизни и ищет достойную цель… хотя какая цель может быть в этом пропащем мире?

– Каждый прокладывает свой путь к богу, – тихо проговорил священник. От улыбки его смуглое аскетическое лицо стало вдруг мягким и привлекательным. – И ты тоже, приятель. Русский народ всегда был религиозным.

– Кто, мы? – распалился Мишин. – Ничего ты не понимаешь в русских, сколько раз я тебе говорил? Русский человек верит в доброго господина, неважно, на небе он, в Москве или губернском центре. А уж если разочаруется – топор на плечо и идет поджигать имение. Если бы было можно, мы бы и у господа имение подожгли – из-за всех тех бед, что он обрушил на наши головы.

Донован встал. В старой военной форме без знаков отличия и с коротко постриженными стального цвета волосами, он был похож не столько на священника, сколько на отставного офицера. Богохульство оппонента его ничуть не смутило.

– Подожгли бы, не сомневаюсь. А потом-то что, Мишин, что потом? Потом лили бы пьяные слезы и рвали на себе рубахи еще двадцать веков. Ну, может, мавзолей бы ему соорудили… – Он склонился над столиком и передвинул черного коня. – Шах и мат, дорогой. Подумай над другим вариантом. До свидания.

С удивительной легкостью и ловкостью, несмотря на хромоту, отец Донован подошел к двери, кивнул и вышел из кабинета. Мишин сделал несколько шагов вслед за ним, потом остановился и махнул рукой.

– Вот чего я терпеть не могу в этом иезуите. Всегда последнее слово должно остаться за ним. А ты не стой, Коля, садись, в ногах правды нет. Сейчас я тебе кое-что покажу. – Он дошел до сейфа и достал две рюмки и бутылку. – Оригинальная русская водка. Если сказать тебе, сколько стоит на черном рынке, не поверишь.

Николай сел на диван и, наклонившись, стал расстегивать рюкзак.

– Мне не хочется пить, – возразил он, доставая клеенчатый мешок, без особой надежды на понимание. – Переход был тяжелый.

– Именно поэтому! – категорично отрезал Мишин и сунул ему в руку полную до краев рюмку. – После завершения трудной миссии двести граммов – святое дело. Ну, давай… Сколько тут?

– Сто коробок по сто штук, как договаривались.

Мишин выпил рюмку одним махом, поднес мешок к столу и набрал шифр.

– Деньги сейчас или потом? – спросил он через плечо, забрасывая коробки в сейф.

– Потом, – Николай вытащил пачку банкнот из кармана и помахал ею. – Хватит на первое время.

Мишин закрыл сейф, повернулся и прищурил глаза.

– Рубли? Слушай, что я тебе скажу…

– Знаю, – перебил его Николай. – Сгорел дом старого Розенхайма, и так далее. Ты, наверное, уже десятый, кто мне об этом сообщает.

– Рубли… – умильно повторил Мишин. Он протянул руку, вытащил из пачки синюю банкноту и загляделся на изображенную на ней старую прямоугольную башню со звездой. – Кремль… Сердце России, Коля, душа России. Что понимает этот иезуит в русской душе? Ровным счетом ничего! Мы свое выстрадали, да, ценой множества ошибок и порой абсурда. Войны, революции, мировое господство, культы, застой, перестройка, затягивание гаек… И, наконец, пришли к главной цели – Обновлению. На Западе холодные души типа Донована посмеивались, дескать, очередная кампания. Но Обновление… Эх, если бы не Коллапс… Пей, черт! Залпом, по-славянски!

– Не хочется, Ваня, – возразил Николай. – Устал я, мне бы поспать.

– Не хочется? – Мишин с недоверием покосился на открытый рюкзак. – А это что за бутылка?

– Это… Ну, это так. Романтическое воспоминание.

– Водка тоже романтическое воспоминание. Ну, давай, сразу полегчает.

Бесполезно. Николай вздохнул и опрокинул рюмку. Напиток отдавал медицинским спиртом, скорей всего, местная паленка. Так и алкоголиком стать недолго, подумал он, чувствуя, как теплая волна разливается по телу.

Рассеянно вертя в руке синюю банкноту, Иван Мишин удовлетворенно кивнул. Глаза его блеснули.

– Слушай, Коля, у меня к тебе просьба. Большая просьба. Обещай, что исполнишь.

– А что за просьба? – с тревогой навострил уши Николай.

– Нет, сначала пообещай. Друзей не спрашивают. Ради друга без вопросов надо идти в огонь и в воду.

– Ладно, обещаю. Только не заставляй меня пить. Я сплю на ходу.

Огромная лапа Мишина обхватила его за плечи и подняла, словно перышко.

– Что значит «сплю на ходу»? Успеешь отоспаться. Пойми, сынок, душа у меня горит! Пошли! Пропьем пятерку, а потом – хоть трава не расти! Не хмурься, войди в мое положение. Деньгами могу завалить любого, но вот эту бумажку хочу пропить. Синенькую, со Спасской башней. Что тебе, жалко? Хорошо, я тебе за нее заплачу. Даю за нее… по пять долларов за рубль.

– А между прочим, меняла внизу мне по шесть с половиной предлагал, – пробормотал парень.

Мишин сокрушенно посмотрел на него.

– Вот даже как? И тебя, славянская душа, развратил гнилой Запад! Цветные фантики стали дороже друга. По десять. По двадцать! Голышом с тобой готов идти, только не сдавайся им на милость. Мы народ особый, Коля, вольный народ. Ни за деньги нас не купить, ни за спички. На, держи, черт алчный!

После короткой потасовки он сунул Николаю за пазуху помятую зеленую купюру, потом подбежал к письменному столу, открыл ящик и пристегнул к ремню чудовищный древний маузер.

– Пошли! Оставь рюкзак, здесь под надежной охраной будет… твое романтическое воспоминание. Не бойся, я тоже не пью «Перно».

Собрав последние остатки надежды на спокойный вечер, Николай попробовал было сопротивляться, но Мишин схватил его за локоть железной хваткой и вывел в коридор. Его объял полумрак. Возле лестницы стоящая на коленях у кресла официантка испуганно подняла голову, а Рико быстро выпрямился и скрестил руки на груди.

– Шею сверну! – пригрозил ему мимоходом Мишин и, пока тащил Николая вниз по лестнице, добавил доверительным шепотом: – Бабы его погубят, тупоголовый корсиканец. Стоит увидеть юбку, глаза так и загораются – чисто мартовский кот.

На улице было темно и холодно. Безжизненные громады зданий торчали как черные призраки, но ночь милостиво скрывала раны, нанесенные временем на их фасады. Нередко в каком-нибудь окне мигал робкий огонек свечи. Тротуар был неровный, с раскрошенными и сбитыми плитками. Повсюду пахло конским навозом, к которому примешивался запах плесени и вонь из сточных канав. На ясном небе дрожали крупные, блестящие звезды.

Мишин споткнулся о вывалившуюся плитку, подскочил и выругался по-русски.

– Ненавижу этот город! Холодный, бесчувственный! И бизнес свой ненавижу. Мафия… Вот скажи мне, может славянский человек быть мафиози? Это все равно что играть в шахматы человеческими фигурами. Нет, братец, может, и было мне писано на роду стать преступником, но не таким. Русский разбойник – это совсем другое. Ему дай выйти на большую дорогу с дубиной в руке, чтобы богатых купцов грабить… И у вас в Болгарии так было, ведь так? Признайся, у вас тоже были разбойники.

– Ну, не совсем так, – сказал Николай, обходя кучки навоза. – У нас два-три века назад в горах были мстители, гайдуки их называли. Они против турок бились.

– Против турок? – Мишин почесал в затылке. – А зачем? Турки неплохие люди, с кое-кем из них я был знаком. Хотя какая разница, важен принцип. – Вдруг он прислушался и протянул руку к пистолету. – Что это?

– Десять долларов, мсье Бенев, – послышался из мрака умоляющий голос.

– Не продаю, отвали! – прикрикнул Николай и объяснил уже тише: – Таскается за мной уже с полчаса, хочет рубли купить.

Русский покачал головой.

– Не нравишься ты мне, Коля. С дурной компанией связался, с какими-то менялами. Денег пожалел для лучшего друга… – Он прислушался. Где-то вдалеке, в районе озера, слышались выстрелы из пистолетов. – Стреляют, опять стреляют… Никакого терпения не хватает, не могу больше с мафией якшаться. Вот возьму, плюну на все, сделаю самолет и улечу в Россию. Говорят, генерал еще сражается где-то в Сибири… Ну вот, пришли. Заходи, сейчас мы им покажем, как гуляют славяне!

Они прошли через вертящиеся двери бара «Эльдорадо» и, преодолев несколько ступенек, спустились в салон – чуть более светлый, чем «Байкал», потому что здесь додумались за фонарями установить по два зеркала. Мишин подтолкнул Николая к свободному кабинету, сел напротив него и сразу же заколотил кулаком по столу.

– Эй! Эй, есть здесь кто-нибудь? Обслужат нас, в конце концов?

Его рев возымел эффект. Возле столика появился белобрысый официант в потертом смокинге и любезно поклонился.

– Что желаете, мсье?

Небрежным жестом Иван поднял вверх синюю бумажку, зажатую между указательным и средним пальцами. Официант склонился еще ниже, чуть ли не сунув нос в купюру.

– Если не ошибаюсь, это пять рублей, мсье.

– Да! – торжественно провозгласил русский. – Мы счастливые обладатели пяти рублей и желаем их пропить в вашем недостойном заведении. Шампанское! Две бутылки для начала… и чтоб холодное! Икры, конечно, нет.

– Могу предложить вам великолепную свежую форель.

– Хорошо, пусть будет форель, – Мишин отпустил официанта царским жестом и подмигнул. – Между нами, заведение стало вполне приличным после того, как его купил Бомон. Шампанское всегда холодное. Лед доставляют прямо с ледника… Я тоже пробовал льдом заниматься, но получается страшно дорого… А ты что замолчал? Ладно, расскажи, как прошел маршрут?

– Сегодня была облава, – неохотно пробормотал Николай. – Руководил лично Буше, даже «Вельтгершер» задействовали. Пока шел к вам, услышал, что они накрыли и другие места на границе.

– А, ерунда! – Мишин помолчал, пока официант ставил на стол ведерки со льдом и разливал шампанское. – Силу демонстрируют, перед Баумштедом пыжатся. Твое здоровье! Поймали кого-нибудь?

– Да хотели одного. Но он застрелился.

Мишин присвистнул сквозь зубы.

– Надо же! Я его знаю?

– Я как раз хотел тебя спросить. По-моему, он пару раз заглядывал в «Байкал», и, если не ошибаюсь, он из людей мсье Луи. На вид ему лет сорок пять, полноватый, с жидкими волосами и шрамом на левой щеке.

Голоса в зале, звон бокалов и хрипловатый смех словно удалились куда-то очень далеко. Мишин выглядел трезвей, чем обычно. Пальцы его медленно барабанили по столу.

– Так… – сказал он. – Вот, значит, какое дело. И ты там был? Ты еще легко отделался, Ник, легко отделался…

Николай почувствовал, как у него на шее вздымаются волоски. Раз и Иван начал называть его Ником, значит, дело и вправду неважно.

– Кто это, а? – продолжал настаивать он. – Ты знаешь?

Мишин перестал барабанить по столу, поднял бокал и сосредоточенно уставился на поднимающиеся кверху пузырьки шампанского.

– Вообще-то имени его я не знаю… Но он из людей мсье Луи, ты прав. Два раза использовал «Байкал» для явки… и этим мои сведения о нем ограничиваются. Но поверь моему опыту, Ник, поверь интуиции старого человека… ты ведь знаешь, что до Коллапса я работал на КГБ?.. Поверь моей интуиции, тут затевается такая заварушка, что чем меньше знаешь, тем лучше.

– Значит, это была не просто облава?

– Да какая там просто облава, сынок! Если бы это было так, Буше сам и пальцем бы не пошевелил, не то что «Вельтгершер» задействовать. Уясни себе раз и навсегда, наш бизнес идет как по маслу. Чаще всего мсье Луи сам решает, кого надо убрать, остальное – дело мелких полицейских. Аренс не вмешивается, пускает все на самотек. И знаешь почему?

Мишин помолчал, отпил глоток шампанского, продолжая разглядывать бокал. Напоминание об облаве изменило его странным образом. Из-под маски весельчака, разбойника и сентиментального пьяницы вдруг выплыл облик того, кем он был на самом деле, – холодного, сосредоточенного, умного и расчетливого человека. Бывшего шофера российской миссии при ООН и сотрудника КГБ.

– Знаешь почему? – напирал он. – Потому что Коллапс вернул нас в эпоху баронов, и история повторяется почти один к одному. Они все бароны – и Аренс, и Баумштед, и Триумвират докторов, и бесчисленное множество мелких князьков по всему миру. До эпохи абсолютизма еще далеко, ибо могущество их держится на неустойчивом балансе сил. Сегодня самое главное – это крестьяне, без них города не продержались бы и недели, опять бы все затопила анархия, как в первое время после Коллапса. Но чтобы признать власть Аренса, крестьяне тоже должны что-то от нее иметь. И имеют – иллюзию безопасности, более или менее относительный порядок, защиту от других баронов. Для нас пугалом служит Баумпггед, по ту сторону границы крестьян пугают повернутым на порядке Аренсом. Однако этот господин не такой уж и повернутый. Он отлично понимает, что нельзя перегибать палку. Мы для него отдушина. Контрабанда спичками, с одной стороны, смягчает топливный режим, с другой стороны – позволяет делать вид, что строгие санкции соблюдаются. Пойми и запомни одно – мсье Луи не противник Буше и Аренса, а их негласный соратник. Равновесие при этом идеальное, и знаешь, когда оно будет нарушено?

– Когда?

– Когда появятся условия для нового, стабильного равновесия. Когда кто-нибудь попытается объединить под своими знаменами разрозненные княжества и герцогства. Вот чего я боюсь, Ник. Мы только-только опомнились от хаоса, а карусель может закрутиться опять. Когда-то подобного рода события зрели веками, но теперь все по-другому. Стоит лишь немного очухаться, как мы тут же вспоминаем о былом величии и спешим – давай, давай, давай… Последние несколько лет мсье Луи уже не тот. Раньше к нему в имение можно было войти свободно, а теперь он опустил железный занавес. Теперь без приглашения и не попасть. Не знаю… Ничего не знаю, однако, если раньше времени началась большая игра, Аренс не будет колебаться. Просто вынужден будет поставить на карту собственную голову. Что же касается нас, мелких рыбешек… Как там поговаривал твой дед?

– Когда погонщики дерутся, ослы не лезут.

Мишин допил шампанское и с довольным видом налил еще.

– Вот она, славянская мудрость. По-русски это будет – моя хата с краю. Держись подальше от этих дел, Коля. Береги рубли, раз тебе выпала такая удача. И не вздумай отдавать их этому жулику… А вот и он, собственной персоной!

И правда, упорный меняла стоял у стола – решительный и непоколебимый, как солдат Старой гвардии в битве при Ватерлоо, его бледное лицо блестело, как луна в полумраке.

– Сколько? – рявкнул Мишин.

– Я… – человечек судорожно сглотнул. – Пятнадцать с половиной, мсье Бенев.

Иван Мишин хищно проревел, расстегнул тулуп-жилетку и выпятил живот. В зыбком свете фонарей маузер выглядел раза в два больше. Прилипала отшатнулся и отскочил к соседнему кабинету, сопровождаемый громогласным смехом богатыря.

– С ними только так, Коля, – поучительно произнес Иван. – А ты пей, черт, пей, чего носом клюешь? У тебя есть повод для радости – полный карман рублей. Видишь, как вокруг тебя увивается гнилая Европа? Душу готовы продать за рубли. Так бы оно и было, если бы Обновление удалось, я уверен. Эх, Коллапс… Будем здоровы!

Николай через силу отпил глоток шампанского под его недоверчивым взглядом. Его одолевал сон. Он пребывал в каком-то полусне, где монотонное бормотание Мишина смешивалось с воспоминанием о мостике через Созе… Красный полицейский дирижабль… глухая тишина заброшенного села… мальчишка с именем Джовани Стерца… грудь Джейн… спектры и ионизация… Эпицентр циклона, в сон вклинилась совершенно ясная мысль. Вселенная распадается, рушится повсюду, и мы в центре, в ожидании, когда сто миллиардов звезд рухнут на наши головы… мы словно ничтожные песчинки в бесконечности… Какой смысл тогда в существовании этого мира, какой смысл всего вообще?

На мгновение ему показалось, что он вот-вот что-то поймет, что он на пути к разгадке тайны, объединяющей гибель Земли с философскими проповедями отца Донована. Как и тогда, два дня назад в мертвом селе, все его тело задрожало от этого чувства близости к разгадке. Наконец он очнулся оттого, что Мишин изо всех сил пытается его растрясти.

– Вставай, Коля, вставай! Скучно тут. Душно. Пошли лучше к мадам Хильде. Там настоящая жизнь… Не лезь в карман, я расплатился, даже сдачу дали. Доказали мы им наконец превосходство русского рубля.

Поднимаясь, Николай бросил взгляд на нетронутую форель, и у него свело желудок. «Последнего здоровья лишит меня этот русский медведь, – подумал он. – А тому хоть бы что. На двадцать лет старше меня, а перепьет молодого».

Холодный воздух улицы немного взбодрил его. Мишин быстро шагал в темноте, ведомый безошибочной интуицией пьяницы, при этом ни на секунду не умолкая:

– Какая ночь, а? Красота! Не было таких звезд до Коллапса. Ты еще маленький был, не помнишь, наверное. Дым, смог, толпы… Так что, если быть объективным, и от Коллапса есть некоторая польза. Одним махом устранил два самых страшных бича двадцать первого века – загрязнение окружающей среды и перенаселение. Жестоко, не отрицаю, но зато чистого воздуха вокруг сколько хочешь… – Он шумно принюхался. – Правда, конским говном здорово несет. Но к этому привыкаешь. Давай, Коля, не отставай! Еще чуть-чуть, и мы на месте. У мадам Хильды хорошо, светло…

И правда, было светло. Заведение было похоже на роскошный маленький отель – с портье в ливрее, с красными ковровыми дорожками и зеркалами в коридорах. Но самым потрясающим было несметное количество подсвечников из полированной голубоватой меди с тремя горящими свечами в каждом. Огоньки, повсюду огоньки – неслыханная роскошь на фоне всеобщего ограничения на право жечь огонь; тем более потрясающая, если задуматься о том, сколько взяток надо дать, чтобы подкупить контролирующие органы. Слева был бар, небольшой зал со светло-бежевыми стенами, по которым были развешаны подлинные Пикассо и Матис. За изящными столиками в стиле Луи XV сидели всего несколько человек – хотя заведение работало до утра, завсегдатаи предпочитали приходить пораньше с вечера, чаще всего делая предварительный заказ. За стойкой из полированного красного дерева старый бармен Тони смешивал коктейли с ловкостью фокусника. В глубине бара камерный оркестр играл музыку прошлого века, что-то из Джона Леннона.

Госпожа Хильда поднялась из-за столика у входа и медленной походкой пошла им навстречу. По внешнему виду она совсем не походила на «мадам» – пепельно-русые волосы, стройная фигура, среднего роста, одетая в элегантный, но строгий черный костюм и белую блузку. За ней следовал шлейф ненавязчиво дорогих духов. Возраст не наложил на нее своего отпечатка; Николай подумал, что с тех пор, как с ней познакомился, она выглядела все такой же, с одинаковым успехом ей можно было дать как тридцать, так и пятьдесят лет.

– Добрый вечер, Ник, – проговорила она низким, с хрипотцой, голосом. – Привет, Мишин. Если опять будешь скандалить, лучше бы тебе было остаться в «Байкале».

На удивление галантным жестом богатырь взял ее руку и поднес к губам.

– Не будь жестокой, Хильда. Пить в своей пивнушке – все равно что спать с законной супругой: безвкусно и неинтересно.

Она попыталась было сохранить строгое выражение лица, но безуспешно.

– Не слышала, чтоб ты был когда-нибудь женат.

– Никогда, – серьезно кивнул Мишин. – Именно поэтому я так хорошо осведомлен о прелестях брака… Не беспокойся, дорогая, я не стану поднимать шум. Стар я для этого. Посижу тихонечко в каком-нибудь закутке, чтобы не пугать клиентов своим видом, выпью рюмочку коньяку, если угостишь хорошим… Я из-за него вот пришел. Он сегодня вернулся после тяжелой миссии, всю неделю жизнь его на волоске висела. Знаешь, что в таких случаях полагается?

– Эй, погодите! – попытался протестовать Николай. – Мне ничего не надо. Я устал и хочу просто отдохнуть.

– Не дергайся, Коля, – больно похлопал его по плечу Мишин. – Старые люди лучше знают, что тебе надо.

– Я пришлю ему Арлет, – деловито сказала хозяйка. – Она умеет снимать усталость.

– Зачем мне Арлет? – неловко пошутил Николай. – Если уж проводить с кем-нибудь ночь, то пусть это будет настоящая женщина, такая, как вы, мадам.

Шутка повисла в воздухе. Хильда слегка улыбнулась, и в ее взгляде смешались меланхолия, симпатия и уверенное чувство превосходства.

– Дорогой Ник, – серьезно заявила она, – я действительно могла бы доставить тебе огромное удовольствие, но это стоит слишком дорого. А если я захочу, чтобы ты доставил мне удовольствие… – Она помолчала, вздохнув. – Лучше не будем об этом. Поднимайся наверх, мой мальчик, комната 28. Арлет скоро придет.

Сконфуженный, с чувством, что кажется смешным и неловким, Николай поднялся по ступенькам. Коридор верхнего этажа тоже был покрыт красной дорожкой, но освещение было совсем слабым. Всматриваясь в голубоватые медные квадратики на дверях, он нашел номер 28 и вошел. Тяжелые шторы были опущены. Не было ни фонарей, ни свечей, и свет шел только от бушевавшего в мраморном камине пламени. Справа в полумраке бесплотно белел балдахин широкой средневековой кровати с витыми колоннами черного дерева. Николай посмотрел, покачал головой и опустился на медвежью шкуру у камина, ощущая всем телом тепло огня. Да, только ради этого одного стоило прийти. Пламя считалось более чем грехом и запрещенным удовольствием, оно было фантастической роскошью здесь, под носом Буше вместе со всеми его полицейскими инспекторами.

Дверь тихо отворилась, и в комнату вошла Арлет – низенькая пышная блондинка с невинным личиком и удивленными голубыми глазами. Одета она была во что-то красное, короткое и прозрачное; под одеждой были видны очертания округлого тела, расписанного по последней эротичной моде стрелками, направленными к стратегическим местам. Покачивая бедрами, она подошла и опустилась рядом с ним на колени.

– Устал?

Николай кивнул, не отрываясь от огня.

– Тогда расслабься. – Ее пальцы легко прикоснулись к его шее и начали ее массировать. – Вот так…

– У мадам Хильды есть любовник? – спросил он неожиданно, сам удивившись своему вопросу. Но Арлет это не смутило.

– А ты не знаешь? – Голосок у нее был тоненький, почти детский. – К ней ходит Ален Буше. Каждую пятницу, в шесть вечера, как часы.

– Ах, Буше… – пробормотал Николай. – Тогда, конечно, она может позволить себе все это…

Наверное, он уснул, потому что, когда открыл глаза, огонь в камине догорал. В слабом сиянии догорающих углей склонившееся над ним тело Арлет выглядело красным, и зрачки светились, как у кошки.

– Извини, что разбудила, – прошептала она. – Тут один человек настаивает. Говорит, что это очень важно. Он согласен на шесть австралийских долларов, как ты ему предлагал.

«На сей раз я его точно прибью, – подумал Николай, наполовину разозлившись, наполовину развеселившись. – Достал со своим «мсье Бенев».

Он встал, толкнул дверь и замер на пороге с открытым ртом. Мишин, в распахнутой рубахе и совершенно пьяный, прижимал менялу к противоположной стене, подпирая подбородок бедняги длинным дулом маузера.

– Сейчас отправишься прямой наводкой на тот свет, – ворчал он мрачно и деловито. – Там самое место таким, как ты. Ууу, кровопийца проклятый! Даже наедине с дамой не оставишь человека в покое!

– Смилуйтесь, мсье, – жалобно пыхтел тот – У меня тоже есть дама, жена… больная. Туберкулез кости…

Мишин чуть опустил пистолет.

– Больная? – недоверчиво переспросил он.

– Да, туберкулезом кости. И четверо детей. Самый младший – хроменький. Ему всего три годика…

Краешком глаза Мишин заметил Николая и кивнул, чтобы тот подошел.

– Ты слышал, Коля? – грустно спросил он. – Больная жена и четверо малышей. А я, старый злодей, хотел пристрелить беднягу. Слушай, отдай ему эти рубли, а? По шесть австралийских долларов предлагает. Не жмись, сынок, голодная челядь ждет его дома.

– И при такой-то нищете болтается с кучей денег в карманах, – с сарказмом заметил Николай. – Откуда ты знаешь, что у него вообще имеется челядь?

– Имеется! – воскликнул мужичок, почуяв, что лед тронулся. – Детьми клянусь!

Мишин шмыгнул носом и уставился на друга влажными глазами, в которых читался немой укор.

– Вот видишь, детьми клянется. Помоги человеку, Коля, не будь алчным. Алчность до добра не доведет. – Внезапно он схватил его в охапку, вытащил из его кармана деньги и начал, листая, пересчитывать. – Так… Это оставь, это не нужно… Йены, марки, франки… А, вот и рубли, вот они, миленькие. Сколько тут?

– Триста десять, – ответил Николай. Он смирился, зная, что спорить с Мишиным, особенно когда тот пьян, бесполезно.

– Прекрасно! А теперь подсчитаем. Три по шесть… сколько будет?

– Тысяча шестьсот, – подсказал мошенник.

– Тысяча восемьсот, – поправил Николай. – Плюс еще шестьдесят. Давай деньги и проваливай!

– Сию секунду, мсье Бенев! Подождите, я сейчас! – Человечек засуетился, вытащил из кармана пачку банкнот и начал отсчитывать, слюнявя палец. – Десять, двенадцать, пятнадцать… Готово, вот вам тысяча девятьсот, не будем мелочиться. Приятного вам вечера, господа, приятного вечера!

Со вздохом облегчения мелкий жулик спрятал рубли и собрался было пойти к лестнице, но Мишин его остановил.

– Подожди, куда торопишься? Такую сделку надо обмыть. Не перечь, я знаю. Больная жена, дети и прочее. Я тебя надолго не задержу, только заскочим в «Эльдорадо». Там и так скоро закрываются.

Они пошли по коридору. Николай проводил их взглядом. Он уже не сердился на менялу, скорей сочувствовал. Нелегко тому будет отделаться от Мишина.

Арлет стояла на пороге комнаты, слегка поеживаясь от холода в своей эфирной одежонке.

– Сколько с меня? – спросил он.

– Нисколько, Мишин уже заплатил… Ты не останешься? Если нет настроения, можем просто поспать вместе.

– Нет, пойду, пожалуй. Спокойной ночи, Арлет.

Внизу было уже не так светло. Две из трех свечей в каждом из подсвечников были погашены. В опустевшем баре сидел только один клиент с волосами цвета стали и в старой военной форме. Отец Донован, узнал Николай, и подошел к его столику.

– Привет, отче!

Духовник устало поднял голову. На его сухощавом лице морщины обозначились более резко, чем обычно, но глаза были все такими же живыми, проницательными и умными.