Текст книги "Том 2. Месть каторжника. Затерянные в океане (с илл.)"

Автор книги: Луи Жаколио

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 44 страниц)

Большая часть игроков, не встававших со своих мест с десяти часов вечера, выказывала уже явные признаки усталости. На свое несчастье, де Марсэ предложил герцогу отыграться в экарте, на что последний согласился, по-видимому, почти безучастно, как и всегда, впрочем, в подобных случаях. Это был самый хладнокровный игрок, какого только можно себе представить. Нося одно из самых громких имен во Франции и обладая таким состоянием, которого не могли истощить все его безумства, герцог всегда бывал весел, всегда улыбался и готов был к услугам тех, кто хотел бы выиграть у него сотню тысяч франков. Говорили, что он пользуется десятью миллионами годового дохода, но и эта цифра была ниже действительной. Де Марсэ, чувствовавший себя в ударе, хотел попробовать выиграть у него малую толику, чтобы собрать пятьсот тысяч франков: ему хотелось положить по сто тысяч франков на каждого из своих детей и на имя их матери, чтобы иметь возможность в подходящий момент жениться, не испытывая угрызений совести за то, что оставил их без помощи. Это вовсе не значило, что он собирался их бросить навсегда: де Марсэ вполне мог жениться, не мешая Полю Сегену по-прежнему сохранить за собой свое гнездышко в Палезо. Но тогда, возможно, он не будет в состоянии выделять из своих домашних расходов те двадцать пять тысяч франков, которые ему ежегодно стоило содержание Шарлотты с детьми. А он ни за что на свете не хотел бы в чем-нибудь лишить их тех удобств, к которым приучил сам.

Случай казался ему весьма удобным, чтобы устранить свои опасения за будущее; он чувствовал себя в ударе, как говорят игроки, и решил этим воспользоваться. Глаза Мануэля де Кастро, все время не упускавшего его из виду, радостно блеснули, когда он заметил, что де Марсэ предложил герцогу продолжать игру в экарте; Он незаметно обменялся с герцогом каким-то знаком, значение которого было понятно лишь им двоим. Слуги принесли знаменитый маленький столик, тот самый, на котором началась безумная партия, привлекшая внимание всего Парижа, переменили свечи, положили для каждого игрока карты, – и игра началась.

Ставка была назначена в триста тысяч франков – как раз та сумма, в которой нуждался де Марсэ, – разделенных на две партии. Первая же партия, в сто тысяч франков, была выиграна графом де Марсэ. Надеясь выиграть и вторую, он удвоил ставку и проиграл; это раззадорило его еще больше, он «зарвался», как говорят игроки, и, уже не соображая, продолжал удваивать ставки, а счастье все отворачивалось от него. Еще партия – и он проиграл ровно миллион франков!

– Не хотите ли продолжать? – по-прежнему хладнокровно спросил его счастливый игрок. – Я поверю вам и еще «на запись»!

– Нет, довольно! – отвечал несчастный заместитель прокурора, вставая из-за стола. – К двенадцати часам дня вам будет уплачено, герцог! – И он ушел, шатаясь как пьяный.

Мануэль и Даминар обменялись торжествующим взглядом.

– Один есть! – пробормотал де Кастро.

Поль еще не успел сделать и десятка шагов по улице, держа шляпу в руках, чтобы освежить пылающую голову, как почувствовал, что кто-то фамильярно схватил его за руку. Он быстро обернулся: это был Мануэль де Кастро.

– Нехорошо, мой дорогой Поль, – проговорил последний с дружеской улыбкой, – нехорошо забывать о своих друзьях в минуту страданий!

– Это правда, я страдаю! – отвечал де Марсэ, в душе которого блеснул луч надежды, когда он вспомнил те предложения своих услуг, о которых несколько часов тому назад говорил ему Мануэль.

– Вот именно, когда человек страдает, тогда-то он и должен питать доверие к тем, кто его любит. Ну, успокойтесь, я понимаю ваше положение. Вы не хотели бы просить у ваших родных сразу такую большую сумму, не так ли? Так вот, идите к себе домой, велите себе сделать ванну, отдохните, затем приходите ко мне в десять часов, и я вам одолжу эту сумму на какое угодно время.

– Ах, мой дорогой! – отвечал молодой человек, с чувством пожимая ему руки. – Вы спасаете мне жизнь; мне достаточно будет нескольких месяцев, чтобы вернуть вам все. Спасибо! За несколько часов мне было бы невозможно достать целый миллион!

– Так решено, в десять часов, – повторил португалец своим мягким и звучным голосом, повернувшись к дому д'Альпухары.

Обрадованный де Марсэ сел в проезжавший мимо фиакр и велел везти себя домой. Ровно в десять часов он явился в отель де Кастро.

– Ах! Какое несчастье, господин, – сказал ему привратник. – Господин де Кастро, пробуя сегодня утром револьвер, нечаянно выстрелил и сильно поранил себе правую руку. К счастью, напротив живет доктор, который и поспешил перевязать ему рану, а то бы я не знаю, чем это все кончилось, ведь он мог потерять много крови. Господин де Кастро лежит теперь в постели и не велел никого пускать к нему, за исключением вас!

Во время этого разговора, в продолжение которого несчастный де Марсэ чувствовал, что им попеременно овладевает то ужас, то вновь надежда, подошел спустившийся на звонок негр, настоящий Геркулес, пользовавшийся полным доверием Мануэля, и сделал де Марсэ знак – так как он был немой, – что его господин ждет гостя. Де Марсэ вздохнул свободно.

Мануэль де Кастро полулежал, откинувшись на подушки, в постели с забинтованной правой рукой; протянув гостю левую руку, он сказал:

– Это пустяки, мой друг; доктор сказал, что у меня останется лишь едва заметный шрам на руке. Но могло быть и хуже: пуля снесла у меня с головы шляпу; на один дюйм пониже – и она раздробила бы мне череп.

– Ну, слава Богу, – сказал, весь бледный, де Марсэ, – я думал, что рана гораздо опаснее!

– Как я рад вас видеть! – продолжал Мануэль. – Мне уже стало скучно лежать одному в постели. Кстати, я сейчас избавлю вас от тех хлопот, которые так занимают теперь вашу голову. Этот проклятый инцидент не дает мне возможности писать, но вы это сделаете за меня. Возьмите, пожалуйста, мою чековую книжку, которая лежит вот на этой этажерке.

– Вот она! – ответил довольный де Марсэ, передавая ему книжку.

– Нет, возьмите ее сами. Садитесь за этот маленький столик, на котором имеются все принадлежности для письма.

Де Марсэ машинально исполнял все, что ему приказывали.

– Так, – продолжал португалец, – хорошо! Какую же мы сумму проставим?

– Только один миллион, так как двести тысяч франков у меня есть.

– Нет, это вас не устраивает. Ну, будьте откровенны: по вашей манере играть я понял, что вы нуждаетесь в деньгах.

– Уверяю вас…

– Вы не доверяете мне?

– Ну хорошо, да! Мне нужно было пятьсот тысяч франков, но без них я вполне могу обойтись.

– А если я не хочу, чтобы вы лишали себя чего-нибудь?! Ну, пишите: «Выдать Полю де Марсэ один миллион пятьсот тысяч франков…» Готово?

– Право, я не решусь писать.

– Пишите, я хочу этого!

– Ну, если это так необходимо!

– Хорошо! Передайте мне бумагу, и я попробую подписать левой рукой… Невозможно… Вот никогда не думал, что так трудно писать левой рукой, не привыкнув к этому. Будьте добры, подпишите чек за меня.

– За вас? Но это же будет подлог!

– Как подлог? С моего согласия это не будет подлог, мой дорогой: это мое право.

– Разве ваш брат не мог бы подписать?

– Нет, я бы хотел, чтобы это дело осталось между нами… Уверяю вас, я не понимаю вашей щепетильности. К тому же вы еще поставите мою печать, что я всегда делаю при более значительных суммах. А чтобы вас окончательно успокоить на этот счет, в документе, который мы составим после завтрака, так как вы вернетесь составить мне для этого компанию – без вас я не сяду за стол, – мы напишем, что чек подписан вами по моей просьбе.

Таким образом все устраивалось – и де Марсэ уступил.

Мануэль показал ему свою подпись на одной из книг своей библиотеки, и заместитель прокурора вывел такую же внизу чека, вовсе не стараясь скопировать ее в точности; затем была приложена и печать. Чек был готов. Мануэль позвонил.

– Вели заложить карету, – сказал он вошедшему негру, – и проведи господина де Марсэ к Эусебио Миранда, нашему банкиру; затем ты поедешь куда он тебе прикажет, а потом проводишь сюда к завтраку.

– Меня ждет внизу карета! – сказал де Марсэ.

– Отошлите ее; вы сегодня мой пленник до вечера: можете немножко и поскучать со мной, черт возьми!

– О! Можете ли вы думать…

– Поезжайте скорее; несмотря на рану, я уже чувствую волчий аппетит.

В половине первого, как назначил Мануэль де Кастро, Поль де Марсэ уже вернулся; его лицо сияло счастьем, и он принялся горячо благодарить своего друга не только за услугу, но и за ту чисто рыцарскую манеру, с какой она была оказана.

– Не говорите больше об этом, если не хотите меня рассердить, – отвечал благородный португалец. – А теперь пусть нам подадут завтрак; очевидно, ничто так не возбуждает голод, как выстрел из револьвера в свою собственную руку!

Когда уже в конце завтрака Поль заговорил со своим другом о том документе, который они должны были составить, де Кастро ответил ему:

– Но мы хорошенько не подумали об этом, мой дорогой; ведь мы будем абсолютно в том же самом положении.

– Как так?

– А разве вам не придется еще раз подписаться за меня, что вовсе не достигло бы нашей цели?

– Вы правы!

– Подождем до моего выздоровления, которое не заставит нас долго ждать.

– От всей души желаю вам скорейшего выздоровления. Однако, по народному выражению, «никто не знает, кто живет, кто умирает», [16]16
  На французском языке – on ne sait ni qui vit ni qui meurt. – Примеч. автора.


[Закрыть]и я хотел бы дать вам расписку на ту солидную сумму, которую получил от вас.

– Как хотите, мой друг!

– Теперь, когда этот документ может послужить нам гарантией, мы могли бы пригласить нотариуса, который выслушал бы ваши объяснения перед свидетелями, и тогда вам не нужно бы было и подписываться.

– Вы забываете, дорогой друг, что тогда пришлось бы посвятить нотариуса в это дело, а я вам уже говорил, что хотел бы, чтобы оно осталось между нами. Мы все это устроим, повторяю, после моего выздоровления.

Де Марсэ вынужден был уступить и с восторгом думал о великодушии и щедрости своего друга; в тот же вечер он отправился в Палезо и, счастливый, снова вернуться в круг маленькой семьи Шарлотты и ее детей. Однако он не был бы так спокоен, если бы увидел сцену, которая произошла тотчас же по его отъезде в отеле де Кастро!

Не успел он еще выйти за дверь, как Мануэль вскочил с кровати, далеко отбросил бинты и повязки, которыми была обернута верным негром его правая рука, и принялся одеваться. В это время вошел его брат.

– Ну? – сказал вошедший. – Как все сошло? Он ни о чем не подозревает?

– Абсолютно ни о чем! Он у нас в руках, как и его негодяй-папаша, – отвечал Мануэль.

Тогда старший брат с блестевшими ненавистью глазами загадочно произнес:

– Месть стоит дорого, но она дает наслаждение…

На другой день начальник полиции безопасности Фроле был конфиденциально приглашен к Эусебио Миранда и К°, банкирам с улицы Кастильон, с целью сообщить ему дело чрезвычайной важности. Фроле поспешил на приглашение и там узнал от директора банка, что накануне утром была уплачена Полю де Марсэ сумма в миллион пятьсот тысяч франков по предъявлении чека, снабженного подложной подписью Мануэля де Кастро. Начальника полиции безопасности просили взять на себя миссию секретно заставить семью уплатить эту сумму под угрозой, в случае отказа, принести жалобу на упомянутого де Марсэ в суд или даже главному прокурору по обвинению в подлоге.

Фроле с радостью взялся за это дело и тотчас же отправился к старому советнику Кассационного суда, отцу обвиняемого, которому и сообщил без дальнейших предисловий о том проступке, в котором обвиняется его сын, не преминув довести до его сведения и последствия, какие имел бы для Поля де Марсэ отказ семьи уплатить эту сумму в миллион пятьсот тысяч франков банкирам, владельцам этого чека; их клиент, Мануэль де Кастро, отказался принять на свой счет указанную сумму ввиду подложности подписи, имеющейся на бланке чека.

Прежде чем предъявить эту претензию, банк Эусебио Миранда и К° подверг документ экспертизе, которая, признав грубую подделку подписи де Кастро на бланке чека, тем самым устанавливала небрежность кассира, уплатившего всю сумму, и ответственность банка перед его клиентом, Мануэлем де Кастро.

Узнав об этом, де Марсэ-отец думал сначала, что его мистифицируют, но Фроле показал ему чек и так уверенно говорил о деталях этого дела, что несчастный отец должен был поверить и просил только отсрочки на один месяц, чтобы рассчитаться. Но, несмотря на все его просьбы, ему удалось добиться отсрочки лишь на сорок восемь часов.

Тогда он экстренно вызвал своего сына, который был в суде, и по окончании заседания тот поспешил на зов отца.

– Ах, несчастный, что ты наделал?! – вскричал бедный отец, увидев его.

– Объясните, ради Бога! Вы меня путаете, отец!

– Разве ты не получил вчера утром миллион пятьсот тысяч франков по чеку у португальского банкира Эусебио Миранда?

– Как, вы знаете?!

– Отвечай!

– Да, отец, карточный долг! Я совсем потерял голову и увлекся игрой.

– До того, чтобы сделать подлог, несчастный!

– Подлог! Что вы говорите? Да ведь сам Мануэль де Кастро предложил мне необходимую сумму, которую я действительно получил у Эусебио Миранда по его чеку.

– Ты клянешься мне?

– Я, отец, не лучше, чем три четверти мужчин нашего круга, которые готовы пожертвовать всем ради своих удовольствий, но я никогда ничем не запятнал своей чести и не лгал!

– Уф! Гора с плеч! Надо думать, что это Фроле преувеличил важность этого дела для того, чтобы…

– При чем тут Фроле, отец? – прервал молодой человек.

– А при том, что он приходил сюда сказать, что против тебя будет подана жалоба по обвинению в подлоге, если миллион пятьсот тысяч франков не будет уплачено Эусебио Миранда в продолжение сорока восьми часов.

При этих словах Поль де Марсэ побледнел, однако он еще не понимал всего ужаса страшной действительности.

– Подлог! Он совершил подлог! Это невозможно! О-о! Де Марсэ… и подлог! – И старик разразился нервным смехом. – Негодяй, – продолжал он, – хотел одурачить нас. Но я пойду к де Вержену, и его тотчас же уволят… Ну, мой сын, расскажи-ка, как все это произошло!

– А очень просто, отец…

Но вместо того, чтобы продолжать, молодой человек вскрикнул и закрыл лицо руками. Теперь он начал осознавать весь ужас ситуации.

– Нет! Нет! – вскричал он. – Мануэль не способен на подобное злоупотребление доверием, это было бы чудовищно!

– Что ты хочешь сказать? – спросил отец. – Умоляю тебя, не оставляй меня в этом ужасном состоянии неизвестности!

Поль немного успокоился и откровенно рассказал отцу все, что произошло, начиная с его прибытия в особняк д'Альпухары и до сцены на другой день у Мануэля де Кастро.

Пока его сын рассказывал, старый советник понемногу овладевал собой, и по мере того, как рассказ продвигался вперед, ему становилось ясно, что необходимо собрать всю свою энергию, чтобы отпарировать тот ужасный удар, который хотели нанести его сыну.

– Поль, – уверенно сказал он, когда сын его окончил рассказ, – боюсь, что ты сделался жертвой гнусного заговора!

– О! Я уже об этом подумал, отец; но смотрите, как мало логики во всем этом, если мы допустим подобное предположение. Для того чтобы мстить подобным образом, нужно иметь весьма веские причины для ненависти против кого-нибудь. Ничего подобного между мной и Мануэлем де Кастро нет; напротив, у нас имеются лишь доказательства дружеских отношений. Подобный образ действий мог бы быть понятен только при желании делать зло просто из любви к нему; но в наш век так не делается, отец.

– Я в самом деле не вижу причины, почему эти португальцы стараются тебя погубить; однако должен тебе сообщить нечто важное… настолько важное, что заставляет меня содрогнуться, так как, если не ошибаюсь, это служит очевидным доказательством, что тебя завлекли в западню.

– А это нечто, отец? О, как вы мучаете меня своим молчанием!

– Ну хорошо: это присутствие вчера вечером твоего друга Мануэля де Кастро в опере.

– Вас обманули, отец, он не мог встать с постели из-за своей раны!

– Я говорю вовсе не с чужих слов: я сам его видел.

– В таком случае он был с перевязанной рукой!

– Ничуть не бывало!

– Здесь кроется какая-то ошибка, это невозможно! Мало зная их, вы приняли старшего брата за Мануэля…

– Это еще возможно; но есть средство решить этот вопрос – это отправиться в особняк де Кастро.

– Я хотел предложить это вам, отец; моя карета уже готова.

Несколько минут спустя они с удивлением узнали, что оба португальца отправились в путешествие на несколько месяцев.

– Как! Несмотря на рану Мануэля де Кастро? – спросил Поль де Марсэ.

– Вы ошибаетесь, – отвечал слуга, принявший их, – господин Мануэль де Кастро совершенно здоров, как вы и я, и никакой раны у него нет!

Несчастный заместитель прокурора не знал, что и подумать, слыша все это.

– Нет раны! – повторил он машинально. – Но тогда…

– Тогда, мой дорогой сын, – с достоинством проговорил старый советник, – ты стал жертвой аферы международных авантюристов, которые теперь подло скрылись, чтобы у них нельзя было потребовать отчета в их действиях. Когда приходится иметь дело с подобными людьми, то им только платят, не вступая в пререкания… Подожди, мой сын… завтра эти люди получат деньги.

– Милостивый государь, – сказал в это время человек, который их принимал, – не разрешите ли вы мне сказать вам пару слов по секрету?

– Слуга этих…

– Я вовсе не слуга их.

– Так кто же вы?

Старый советник вдруг заметил, что из-за своего нервного состояния он не разглядел, что незнакомец выглядел весьма солидным и изящным господином.

– Я – первый секретарь при португальском консульстве.

Старик раскланялся и прошел в маленький кабинет, который указал ему собеседник. Когда он вышел, то был страшно бледен и держал спрятанный под сюртуком какой-то предмет, которого его сын не мог видеть.

– Что с вами, отец? – спросил молодой человек, энергия которого еще не ослабла благодаря клокотавшему в нем бешенству.

– Ничего, сын мой! Я только убедился, что эти люди способны на все… Не заботься ни о чем, я беру на себя заботу найти необходимую для уплаты сумму!

– Я должен герцогу Даминару лишь один миллион, отец; у меня оставалось пятьсот тысяч франков, которые я предназначал для других надобностей и которых не трогал. Я вам их пришлю!

– Хорошо, мой сын, остальное будет еще легче достать. Теперь я должен тебя просить кое о чем: мне нужно кое-куда съездить… одному.

– И вы хотите, чтобы я вам предоставил свою карету?

Старик сделал утвердительный знак.

– В котором часу я вас увижу, отец?

– Приходи не раньше завтрашнего утра; я думаю, что смогу тогда сообщить тебе приятную новость, что ты уже вне опасности очутиться в лапах этих господ.

Старик помчался скорей домой; он спешил узнать, что заключал в себе маленький пакет, который ему передал секретарь посольства.

Едва он вскрыл его, как тотчас же с глухим стоном выпустил из рук.

– А! – вскричал он. – Это месть!

Затем, придя в себя, добавил тихим голосом:

– Нет, это пробил час суда!..

Пакет заключал в себе обыкновенную визитную карточку, большого формата, как следовало по моде, на ней было два имени и следующая надпись:

Шарль Лефевр

Эрнест Дютэйль

Помни!

Остров Привета (Кайенна).

– О! Мне не нужно было этих слов, чтобы напомнить об этом, – продолжал старик, – ибо это воспоминание душит меня. За свою жизнь я совершил только один этот бесчестный поступок. Нужно было спасти свою семью от позора… и я не устоял… Теперь мстят моему сыну. Но я его буду защищать. Он не виноват; прежде всего, Тренкар должен дать миллион, который мне нужен. Разве не для него я забыл свой долг, не его спас, добившись осуждения двух его ни в чем не повинных служащих? Так пусть же он мне поможет теперь спасти сына, а иначе! – И старик угрожающе тряхнул головой, взял карточку, выпавшую из его рук, и тщательно уложил ее в свой бумажник.

В тот же день еще до четырех часов дня де Марсэ передал в банк Эусебио Миранда, под расписку за надлежащими подписями, один миллион пятьсот тысяч франков. Немедленно ему было дано письмо на имя Фроле, предлагающее начальнику полиции безопасности передать де Марсэ-отцу, советнику Кассационного суда, чек, который был передан Фроле лишь на хранение.

Старик отправился в префектуру во время присутствия и, прося не беспокоить ради него его зятя, прямо прошел в кабинет начальника полиции безопасности. Предупрежденный об этом Фроле принял его снисходительно, но несколько уклончиво, и извинился за ту ужасную миссию, которую ему пришлось выполнить по отношению к господину де Марсэ единственно ради того, чтобы избежать в этом деле огласки, а это неминуемо случилось бы, если бы дело было передано кому-нибудь другому. Что же касается чека, то, если он не передает его господину де Марсэ тотчас же, то только потому, что он не хотел оставлять его в префектуре, в руках первого встречного. Требования службы не позволяют ему немедленно идти за ним к себе домой, но если советник согласился бы еще раз придти вечером часов в одиннадцать, то документ был бы к его услугам.

Де Марсэ нашел извинение достаточным, ибо не хотел обнаруживать тех чувств, какие ему внушало поведение Фроле, до того времени, пока компрометирующий честь его сына чек не будет в его руках, а затем можно уже было вывести начальника полиции безопасности на чистую воду и попросить его отставки.

Фроле, у которого тоже были свои планы, назначил такой поздний час для того, чтобы можно было свободно переговорить с де Марсэ, так как тогда уже все служащие, за редким исключением, уходили из префектуры.

Советник был пунктуален: ровно в одиннадцать часов он тихонько постучал в дверь кабинета Фроле, выходящую в коридор, ведущий в канцелярию префекта.

Таким образом он избежал прохода через переднюю, где находилась часть полицейской бригады. Фроле тотчас же предложил ему кресло около себя. В это время он забавлялся великолепным малайским кинжалом, который показал и де Марсэ.

– Я большой любитель оружия, – сказал он, – и у меня имеется неплохая коллекция. Не хватало только малайского кинжала с клинком в форме пламени, снабженного желобком, с кураре, и мне вот только что сегодня подарили этот самый кинжал!

Начальник полиции безопасности поостерегся сказать, что этот подарок он получил в особняке де Кастро, куда он сегодня ходил около полудня, и что оба португальца просили его сделать все возможное, чтобы удержать у себя чек еще на сорок восемь часов, так как эта отсрочка нужна для их дальнейших планов. Фроле, со своей стороны, хотел воспользоваться этим удобным случаем, который ему больше никогда, несомненно, не представится, и променять свою полицейскую службу на более обеспеченное положение члена Государственного Совета. И вот, чтобы не терять времени, он с редким бесстыдством сразу поставил вопрос ребром.

– Мне очень жаль, – сказал он старому советнику, – но я должен сообщить вам об одном досадном обстоятельстве, которого, однако, вы, как судья, должны бы ожидать!

– Я вас совершенно не понимаю, будьте добры объяснить! – отвечал де Марсэ, глядя с неподдельным изумлением на своего собеседника.

– Это очень просто, однако. Вам известно, что делопроизводство по жалобе не прекращается, если даже причиненные убытки возмещены или жалоба, поданная на обвиняемого, взята обратно. Поэтому один лишь главный прокурор во всем государстве может прекратить дело вашего сына. Я прежде всего раб долга, который говорит мне, что я должен передать в суд подложный чек и жалобу, которая была мне подана Эусебио Миранда.

– Вы серьезно это говорите? – спросил де Марсэ, отчеканивая каждое слово и меряя с головы до ног Фроле взглядом, полным презрения.

– Совершенно серьезно, – отвечал Фроле, просматривая бумаги и что-то напевая себе под нос, как бы с целью дать понять де Марсэ, что последнему остается лишь уйти.

– Ну, так вы – негодяй! – отвечал де Марсэ.

– Милостивый государь!

– Низкий негодяй и наглец, которого я сейчас же заставлю выгнать из префектуры.

– При помощи вашего зятя, чтобы спасти вашего сына! Сделайте одолжение, дорогой мой, ни негодяй, ни наглец, а папаша изготовителя подложных документов, сделайте одолжение – хоть посмеемся. Увидите, как все оппозиционные газеты завтра будут рассказывать, что префект уволил начальника полиции безопасности, потому что его шурин совершил подлог за безделицу – всего миллион пятьсот тысяч франков. А упомянутый начальник полиции, получив жалобу, отказался положить ее под сукно, считая, что равенство всех перед законом не должно быть пустым звуком и что сильный точно так же должен быть наказуем, как и слабый, раз он совершил то же самое преступление. Эге! Какая каша тут заварится: декларация прав человека, нравственные начала все выйдет на сцену, и под давлением общественного мнения и прессы, сопротивляться которому будет бесполезно, правительство вынуждено будет освободить префекта от должности и передать этот пост начальнику полиции безопасности. Ну-с, господин де Марсэ, идите предупредить господина де Вержена, который теперь в театре. Придется чересчур долго ждать его возвращения, чтобы избавиться от такого негодяя, как я!

– Это правда, негодяй держит нас в руках, – пробормотал уничтоженный де Марсэ, затем, озаренный какой-то внезапной мыслью, он встал и проговорил: – Ладно, пусть будет так! Исполняйте свой долг! – И он направился к двери.

– Постойте! – вскричал Фроле, когда уже судья готов был выйти.

– Что вы еще от меня хотите? – с достоинством ответил последний.

– Вы слишком спешите и не даете вздохнуть людям! Вернитесь, черт возьми! Можно ведь сговориться!

– Сколько же? – спросил презрительным тоном старик.

– О, не говорите о взятках! – возразил полицейский. – Ах! Простите мое выражение.

– К чему извиняться? Так принято в вашем кругу!

– Довольно! Дело не в словах. Вы прекрасно понимаете, что я не буду у вас требовать денег…

– А что же еще другое можно вам, Фроле, дать?

– Можно, ибо я богат!

– Доказательство, что вам их часто предлагали… и что же…

– Я удовольствуюсь назначением членом Государственного Совета!

– И ничем больше?!

– Бог мой, ну да! У меня честолюбие скромное!

Судья подошел. Внезапно у него явилась какая-то мысль и так овладела им, что он не мог уже ей противиться.

– Если бы я даже согласился на вашу сделку, то вы должны понять, что у меня нет с собой в кармане бумаги о назначении членом Государственного Совета и что мне нужно время для того, чтобы пустить в ход связи своих друзей… А это невозможно потому, что чек моего сына нужен мне сегодня вечером – завтра требования возрастут. Мои страдания доставляют вам удовольствие, но ведь мое терпение имеет границы… Я завтра отправляюсь в сопровождении де Жерси во дворец, расскажу все откровенно, буду просить на коленях, и вы увидите, удастся ли мне заткнуть вам рот и спасти моего сына… Итак, если я получу чек сегодня вечером, то сделаю все возможное, чтобы удовлетворить вас; или же позвольте мне уйти!

Фроле понимал, что найденный господином де Марсэ способ непременно удастся, раз деньги были уплачены. Кроме того, произвели бы расследование и узнали, что черный слуга португальца сопровождал молодого заместителя к банкирам и к Даминару Конти, о чем Поль еще не имел времени сообщить своему отцу, и тогда обвинение показалось бы сомнительным; затем увидели бы, что подпись была сделана почерком сына де Марсэ без всяких изменений, и показалось бы странным, что банк Миранда сразу уплатил такую сумму по какой-то подозрительной подписи. Благодаря всему этому дело могло принять совсем другой оборот, и потому предпочтительнее было бы пользоваться тем, что есть. Серьезное обещание де Марсэ являлось лишним к тому мотивом и было достаточно основательным, чтобы на нем можно было уже остановиться. Таким образом, решение Фроле было быстро принято.

– А кто вам сказал, что вам не возвратят чека сегодня вечером?

– Вы возвратите?

– Да, за простое обещание с вашей стороны.

– Господин Фроле, я забуду все, если вы способны таким образом поправить то зло, которое вы мне причинили, и дам вам слово…

– О, погодите одну минутку! Мне нужно письменное обещание. Я не так наивен… Теперь вы говорите: и мой дорогой Фроле, и то, и другое, а после – Фроле! Что это такое… Ничего не знаю!

– О! Негодяй! Негодяй! – пробормотал про себя старик. – Нет в нем ни капли сердца, ничего человеческого, кроме оболочки…

И своей судорожно сжимающейся рукой он схватился за грудь. Еще несколько минут – и он не в состоянии будет владеть собой… Зверь, в известные периоды просыпающийся в человеке, готов был совершенно овладеть им. Берегись, Фроле, бывают минуты, когда укротитель не может справиться со своими львами!

Но Фроле ничего не видел!

– Посмотрим это обещание, – с ужасающим спокойствием проговорил де Марсэ, подходя к нему мелкими шагами.

– Это очень просто! – отвечал Фроле. – Вы заявите, что, с целью приостановить ход дела по жалобе, пустить которую вполне в моей власти и которая была принесена на вашего сына по обвинению его в подлоге, вы берете на себя труд исхлопотать мне назначение членом Государственного Совета в срок до пятнадцати дней.

– И это все?

– Ах, Боже мой, ну да! – отвечал саркастически Фроле. – Я удовольствуюсь этим; если слово не будет сдержано, то мы пустим в ход документик.

– Ну, пишите! – отвечал старик таким спокойным тоном, что становилось страшно. – Я подпишу!

– В добрый час! Нет ничего лучше, как хорошенько сговориться! – И Фроле, взяв предусмотрительно приготовленный лист гербовой бумаги, принялся писать только что высказанное обязательство.

Де Марсэ так близко подошел к нему, что Фроле подумал, будто тот хочет посмотреть, что он пишет. Советник был мертвенно бледен, а его рука медленно приближалась к малайскому кинжалу, лежавшему все на том же месте, на конце стола… Вскоре он уже коснулся его, схватил правой рукой и быстро поднял его вверх.

– Вот, готово! – проговорил Фроле, громко читая написанное: «Я, нижеподписавшийся советник Кассационного суда, чтобы избежать судебного преследования, которое могло бы иметь место для моего сына, обвиняемого в подлоге…»

– Так умри же, негодяй! – вскричал в этот момент де Марсэ сдавленным голосом!

В то же время кинжал целиком погрузился в спину Фроле. Удар был нанесен пониже плеча, так что задето было легкое, и Фроле упал как подкошенный, не успев даже вскрикнуть. Убийца, не теряя времени, завладел чеком и обязательством, только что написанным Фроле, и бросился к двери, противоположной той, которая вела в переднюю, где находились люди полицейской бригады, открыл ее с быстротой молнии и пробежал в коридор, ведущий в канцелярию. Но быстрые шаги слышны в кабинете убитого; если бежать в этот громадный коридор, то его заметят и будут преследовать. Де Марсэ чувствовал себя погибшим и угрюмо остановился, не зная, что делать. Еще две секунды – и дверь будет открыта… Но, о счастье! Он заметил наружную задвижку, которую де Вержен приказал приделать, чтобы воспрепятствовать людям полицейской бригады проходить в коридор, ведущий в его квартиру, и которую де Марсэ отодвинул несколько минут назад, когда шел к Фроле. Он быстро протянул руку и задвинул засов – как раз вовремя, так как сейчас же ручка у двери повернулась, и чей-то громкий голос крикнул из кабинета: