Текст книги "Пожиратели огня (худ. В Слаук)"
Автор книги: Луи Жаколио
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 40 страниц)
IX
Рассуждения графа д'Антрэга. – Приготовления к празднику. – Статуя Дика. – Честолюбивые замыслы Джонатана Спайерса. – Виллиго и Коанук на страже.
Проведя целую ночь в упорном размышлении о причинах всего случившегося на озере, Оливье пришел к убеждению, что в данном случае они имели дело с подводной лодкой, пользующейся электричеством. Блуждающий и ныряющий огонь, горящий даже под водой, был, несомненно, электрическим фонарем. Точно так же почти беззвучную гибель «Феодоровны» можно было приписать только электричеству. И все эти предположения как нельзя более согласовались с тем, что писал барон де Функаль.
Таким образом, в общих чертах Оливье был прав в своих предположениях; теперь оставалось только решить важный вопрос, следовало ли все это приписать враждебным действиям его заклятого врага, «человека в маске». «Без сомнения, да!» – решил молодой граф, хотя вместе с тем сознавал, что вокруг его предположений группируется целый ряд всяких более или менее серьезных невероятностей, которых он не умел рассеять, хотя бы начиная с того, какими судьбами могла попасть в озеро Эйрео подводная лодка, подвоз и доставка которой даже в разобранном виде не могли пройти незамеченными. Затем, не менее необъяснимым явилось еще и то обстоятельство, что этот представитель Невидимых, или «человек в маске», выказывавший себя всегда чрезвычайно ловким и осторожным, имевший обыкновение наносить решительный удар именно в тот момент, когда этого всего менее ожидали, на этот раз точно умышленно вздумал похвастать своими средствами истребления прежде, чем покончить с ненавистным врагом. Без сомнения, вся эта комедия, разыгранная накануне с Ле Гюэном, имела свою цель: его хотели выманить на озеро, привлечь любопытством. Но затем, почему же этот ловкий, жестокий человек не затопил вслед за «Феодоровной» и «Марию», как того ожидали все бывшие в эту ночь на озере? Ведь таким образом борьба была бы разом окончена и вместе с тем это было бы прекрасное отомщение за обвал в Рэд-Моунтэне?
Как мог этот ловкий человек не подумать о том, что после последнего эксперимента ему невозможно будет вторично выманить графа на озеро и что ему теперь придется подстерегать и преследовать его на суше, что будет несравненно труднее благодаря его многочисленным друзьям, искренне расположенным к нему туземцам, нагарнукам, многочисленным приисковым рабочим и хорошо защищенному и прекрасно охраняемому жилищу. Все это вместе взятое, несомненно, сильно осложняло и без того нелегкую задачу «человека в маске», которому, так сказать, приходилось теперь начинать борьбу снова и при менее благоприятных для него условиях, чем в первый раз.
Никакого объяснения всему этому Оливье не мог подыскать; одну минуту у него мелькнула даже мысль, уж не шайка ли смелых пиратов явилась сюда с целью разграбить прииск. Но такое предположение страдало не меньшею невероятностью, а письмо Люса прямо предостерегало против возобновления враждебных действий со стороны Невидимых и даже указывало на электричество как на средство борьбы.
Ранним утром в комнату графа вошел канадец, взволнованный последними донесениями туземцев, которые пришли сказать ему, что под утро, перед рассветом, они видели большой черный продолговатый предмет, всплывший на поверхность озера и направившийся к верхней части озера.
Дик чистосердечно заявил, что, хотя он и не отрекается от своей веры в сверхъестественное, тем не менее и ему кажется, что разрезать целое судно пополам и затопить его в несколько секунд, пожалуй, все-таки не под силу привидению.
После этого друзья приступили к разработке плана защиты на следующие дни.
– Признаюсь, дорогой Дик, я бы лучше хотел составлять план нападения, а не защиты! Мне хотелось бы поскорее покончить со всей этой историей: меня положительно выводит из себя мысль, что самый непримиримый враг мой здесь, под водами нашего озера и я ничего не могу предпринять, чтобы уничтожить его!
– Но каким образом очутились они здесь, эти Невидимые? – заметил Дик.
– Этого я не знаю, – сказал Оливье, – во всяком случае, надо им отдать справедливость: они сумели это сделать, не быв никем замеченными. Ах, если бы только Джильпинг был здесь: он такой высокообразованный, можно сказать, ученый человек, при всех своих чисто британских недостатках, что с ним вместе мы могли бы придумать что-нибудь дельное и выступить, вооружившись, наукой против их науки.
– Что же нам мешает сходить за Джильпингом и привезти его сюда?
– Я уже подумывал об этом! – признался молодой граф.
– Вооружим наших приисковых рабочих, захватим с собой человек 50 нагарнуков, и нготаки волей-неволей принуждены будут отпустить его с нами.
– Ну, а если ваш англичанин задался мыслью обратить в христианство нготаков, так он, пожалуй, сам не пожелает идти с нами.
– Не думаю, – возразил Оливье, – коллекции его почти закончены, как он сам пишет, и, вероятно, ему уже надоело разыгрывать кобунга. Кроме того, если его запасы консервов, знаменитого честера, неизбежного бренди и виски истощились, то он будет вдвойне рад последовать за нами.
– Прекрасно! – согласился Дик. – Так когда же мы отправимся?
– После празднества, которое мы справляем в честь вас, мой добрый друг!
– Ну, и без этого можно было бы обойтись! – скромно заметил старый траппер. – Я весь день не буду спокоен и все буду опасаться, как бы ваши враги не воспользовались этим временем, чтобы предпринять что-нибудь для вашей гибели!
– Не бойтесь ничего, милейший Дик, я уверен, что нам сейчас не грозит ни малейшей опасности; что-то говорит мне, что мы на этот раз восторжествуем над всеми их кознями и происками!
– Услышь вас Бог! – набожно проговорил канадец. – Но что меня удивляет, так это то, что Виллиго и Коанук до сих пор еще не вернулись. Я условился ждать их здесь с восходом солнца, чтобы узнать от них, что они видели или заметили ночью. Все остальные ночные стражи оставались все время на своих постах и все уже побывали здесь, а Черный Орел и Сын Ночи должны были совершать все время обход и наблюдать повсеместно.
– Солнце еще не взошло, – возразил Оливье, – даже «Мария» еще не начинала своего салюта; а Виллиго, вероятно, захотел пройти через свою деревню, чтобы отдать распоряжение относительно празднества, тем более что это вместе с тем одно из их величайших религиозных торжеств.
В этот момент грянул пушечный выстрел: то «Мария» начинала свой салют. Мгновенно десятки радостных голосов с берега и с судна огласили воздух громкими «виват» в честь виновника торжества, одинаково любимого и чтимого как туземцами, как и приисковыми рабочими. Вслед за этим приисковые рабочие, в полном своем составе и с Коллинзом во главе, двинулись по направлению к дому, неся род носилок из веток зелени, на которых виднелся какой-то громоздкий предмет, окутанный холстом.
Дик в сопровождении Оливье вышел на крыльцо встретить поздравителей, и Коллинз после краткой, но прочувствованной речи откинул холст с принесенного рабочими предмета. Возглас удивления и восторга вырвался разом из всех уст. То была статуя канадца в натуральную величину в его обычном наряде траппера, с ружьем в руке, вылитая из чистейшего золота с Лебяжьего прииска. Она весила 70 килограммов и по местной, мельбурнской, оценке, стоила 46, 892 доллара и 16 центов; рабочие выплатили это из их собственных прибылей. Даже участие Оливье в этом подношении было энергично отклонено рабочими, которые желали изобразить на пьедестале этого памятника трогательную надпись:
«Дику Лефошеру от рабочих Лебяжьего прииска».
Под этими словами стояли имена жертвователей.
Эта грандиозная статуя являлась настоящим произведением искусства и была выполнена одним флорентийским художником, которого злополучная судьба случайно занесла в Австралию.
В одну из своих поездок в Мельбурн, Оливье и Дик заказали ему свои бюсты из терракоты, а впоследствии бюст Дика послужил моделью и для статуи канадца. Старик, которому благодаря этому обстоятельству не нужно было позировать для статуи, конечно, никак не мог предполагать подобного сюрприза и был им тронут до слез.
Он был изображен в полном своем охотничьем снаряжении, с ружьем в руке и охотничьей фляжкой у пояса, с подвешенной к нему шкурой морской выдры и сетями, силками и капканами, лежащими на земле у его ног.
Но где же был Виллиго, его верный и добрый друг? Разве его место было не здесь в эти торжественные минуты? Нужна была какая-нибудь очень уважительная причина, чтобы удержать его вдали от него в этот день. Не вытерпев долее, Дик отправил в нагарнукскую деревню гонца с поручением узнать, что с Виллиго и где он находится в данный момент.
Громадные столы были накрыты для гостей с самого раннего утра и уставлены вкусными яствами; еще накануне ради этого торжества зарезали двух быков и 6 баранов, и теперь мясо их в жареном и вареном виде со всякими приправами предлагалось гостям. У туземцев не понимают праздника, если не представляется возможности есть сколько влезет в продолжение всего дня, с рассвета и до поздней ночи, не соблюдая ни времени, ни меры. Для европейцев же, главных вождей и старшин дружественных нагарнуков готовился особый банкет в 6 часов вечера, после которого предполагалось пустить фейерверки.
Целые бочки вина и эля были расставлены на высоких подставках для утоления жажды гостей, но водка всех видов и всякие другие спиртные напитки были совершенно изгнаны со столов пирующих и вообще изъяты из употребления во Франс-Стэшене. Несмотря на это, начавшийся праздник, как и все празднества туземцев, должен был окончиться оргией, даже и без содействия алкоголя. Предоставив гостям из туземцев и рабочих прииска угощаться за приготовленными для них столами, хозяева в сопровождении нескольких привилегированных гостей направились в столовую, где была приготовлена мелкая закуска, в ожидании парадного завтрака.
Едва хозяева и гости собирались подойти к столу, как один из слуг доложил, что какой-то неизвестный белый в сопровождении слуги-негра явился сюда и просит разрешения представиться хозяевам дома. Прибытие чужеземца, тем более белого, в этой части Австралии являлось настоящим событием; гость мог только быть или бродягой, или же порядочным джентльменом, путешествующим для своего удовольствия. Но и в том, и в другом случае всякий помещик и фермер обязан был оказать ему гостеприимство в продолжение трех суток; таков был колониальный закон, и это вменялось в обязанность каждому приобретающему участок земли.
Если вновь прибывший производил с первого взгляда впечатление бродяги, ему отводили помещение где-нибудь в службах, но дальше от господского дома и, продержав его установленные три дня, предлагали ему убираться подобру-поздорову, снабдив его съестными припасами на несколько дней и кое-какой одеждой, если он в этом нуждался. Если же, напротив, прибывший оказывался приличным джентльменом, то все ему были чрезвычайно рады, так как его прибытие нарушало обычное однообразие жизни.
Услыхав о прибытии белого, Оливье распорядился попросить его войти в дом и сам со своими гостями пошел навстречу. Как нам уже известно, это был не кто иной, как капитан Джонатан Спайерс.
Он вошел свободно и непринужденно, с видом человека из хорошего общества и с первой же минуты расположил к себе все сердца.
– Вы меня извините, господа, что я явился сюда без всякой иной рекомендации, кроме своей личной! Я Джонатан Спайерс, инженер по профессии, приехал сюда отчасти для своего удовольствия, отчасти – для изучения почвы и руды. Но я, право, страшно сконфужен, так как являюсь нарушителем какого-то собрания, быть может, даже семейного праздника…
– Ах, нисколько. Все мы сердечно рады! – возразил Оливье. – Вы действительно не ошиблись: это настоящий семейный праздник, в котором мы просим вас принять участие; мы празднуем сегодня день рождения лучшего из людей, которого все мы чтим, как родного отца… Дик Лефошер – владелец Лебяжьего прииска! – добавил граф, представляя гостю своего друга.
– Совместно с вами, мой милый Оливье, – поправил его канадец, – позвольте вам представить: граф Лорагюэ д'Антрэг, мой компаньон и лучший из моих друзей!
Пожав друг другу руки, все направились в столовую, где ожидала закуска. В дверях столовой Дик заметил слугу, посланного им в деревню нагарнуков; он подозвал его к себе и спросил:
– Ну, что? Где Виллиго?
– Его никто не видел со вчерашнего вечера, ни его, ни Коанука! – был ответ.
– Хорошо, не уходи, ты мне скоро понадобишься!
Между тем, пока провозглашались тосты, чокались и перекидывались дружескими словами под общий говор и смех, Джонатан Спайерс не переставал наблюдать за молодым графом, мысленно обдумывая план овладеть им теперь же и таким образом разделаться со своим обязательством по отношению к Ивановичу и вернуть себе полную свободу действий.
От одного из служащих на телеграфе, проведенном между Франс-Стэшеном и Мельбурном, Красный Капитан узнал, что отношения между Англией и Соединенными Штатами обострились и внушительный английский флот крейсирует в Ла-Манше, ожидая предписания выйти в Атлантический океан. У Красного Капитана явилась мысль уничтожить этот флот с помощью своего «Римэмбера» и двух его спутников, управление которыми он собирался поручить Дэвису и Ивановичу.
Какая громкая реклама! Какое удовлетворение его честолюбия, когда во всех газетах, европейских и американских, будет сказано: «Американец Джонатан Спайерс, прозванный Красным Капитаном, уничтожил английский флот с помощью своей воздушной флотилии, состоящей из усовершенствованных аэропланов его собственной конструкции!»
Но с этим надо было спешить; быть может, уже теперь политические сношения между обеими нациями были прерваны; известие об этом ожидалось с часу на час.
За отсутствием дорог и регулярной почты все крупные землевладельцы Центральной Австралии на общий счет провели к себе телеграф, благодаря которому ежедневно получались важнейшие известия из австралийских портов, из Европы и Америки, курс биржи Сиднея и Мельбурна, словом, все, что было важнейшего и необходимого для жителей Центральной Австралии.
Известие о натянутости взаимных отношений Англии и Америки совершенно изменило планы Красного Капитана. Он жалел теперь о потерянном времени и спешил захватить и доставить молодого графа в Петербург.
– Всякий план, чем он проще, тем лучше, – рассуждал капитан, – в этот же вечер, когда все будут заняты фейерверком, я отправлюсь на «Лебедь», вернусь на «Римэмбер», подымусь на поверхность и оставлю его с раскрытым верхним люком, под прикрытием прибрежных кустов и лиан, в нескольких саженях от набережной. Мне будет вовсе не трудно заманить молодого графа в пылу разговора к этим прибрежным кустам, где я спрячу пять своих матросов. Они набросятся на графа и стащат его в открытое отверстие «Римэмбера» даже на глазах его друзей, которые не успеют вступиться за него. «Римэмбер» сейчас же канет под воду, а в нескольких саженях взовьется под облака и направится в Европу. Но для всего этого необходимо заручиться полным доверием молодого графа, приучить его к себе и склонить под вечер на маленькую прогулку вдоль набережной.
Вскоре капитан убедился, что молодой граф легко поддается его настояниям и ничто не помешает исполнению его плана. Оливье был крайне предупредителен и внимателен к нему, и, даже отвлеченный на короткое время своими обязанностями хозяина от капитана, тотчас же спешил к нему извиниться.
– Ах, пожалуйста, – успокаивал его Джонатан Спайерс, – я вполне понимаю ваши хозяйские обязанности и отнюдь не претендую. Мне хотелось только попросить вас об одном, а именно: я слышал, что здесь сегодня должно состояться большое туземное празднество, и мне хотелось бы во время его оставаться подле вас, так как вы могли бы дать мне кое-какие разъяснения местных обрядов и обычаев.
– О, с большим удовольствием! Но, к сожалению, я в данном отношении почти такой же новичок, как и вы, так как впервые присутствую на празднестве Огня!
– А-а… Наконец-то! – воскликнул Дик. – Вот и Виллиго и Коанук!
– Кто такой Виллиго? – спросил гость.
– Виллиго – один из главных вождей племени нагарнуков, это – неразлучный друг и товарищ моего друга Дика, а Коанук – молодой воин того же племени, его родственник и бессменный адъютант! – отвечал Оливье.
В этот момент Виллиго торжественно вошел в комнату в сопровождении своего молодого друга. Их вид произвел на Джонатана Спайерса сильное впечатление, особенно их пестрая и яркая татуировка на едва прикрытом теле, с высоко зачесанными волосами, убранными пучком перьев. Величественный и грозный Виллиго нимало не походил на тех туземцев, каких видел здесь до сих пор Красный Капитан. А пленник его, тощий и слабенький нагарнук, не мог дать ему настоящего представления о своем племени.
Теперь перед глазами капитана были две внушительные фигуры, с широкой, мощной грудью, сильными руками и ногами и энергичными, выразительными чертами лица, конечно, не греческого типа, но все же не уродливыми и не безобразными. Не желал бы я иметь их своими врагами!» – мысленно воскликнул капитан, следя глазами за двумя нагарнуками.
Между тем Виллиго подошел к Дику и дружески пожал ему руку.
– Я тебя ждал с рассветом! – с дружеским упреком заметил канадец.
– Я хотел освидетельствовать побережье на возможно большем протяжении, и мы зашли так далеко, что не успели вернуться сюда раньше! – отвечал Виллиго, не подавая вида, что произошло нечто необычное. Таково было его правило – никогда никому не сообщать ни о чем и во всем рассчитывать только на самого себя и на своих одноплеменников, сохраняя за собою свободу действий.
– Что нового? – спросил Дик.
– Ничего, Тидана! – коротко ответил вождь.
– Вам надо больше, чем когда-либо, охранять Оливье, – сказал канадец, – мне кажется, что никогда еще ему не грозила такая опасность, как теперь.
– Тидана знает что-нибудь? – спросил Виллиго.
– Ничего, кроме того, что все мы видели вчера! Но и этого довольно!
– А что Тидана думает о том, что мы вчера видели? – осведомился снова туземец.
– Я полагаю, что ни ваши каракулы, ни наши призраки, в которых верят наши моряки, не могут разрезать в одну секунду целое судно пополам и потопить его, как щепку. По моему мнению, злые люди утащили «Феодоровну» и утащили ко дну Таганука!
– Так, значит, Тидана думает, что белые люди могут жить под водой и что сейчас на дне нашего озера есть люди, которые опасны для твоего друга?
– Это возможно, Виллиго! Мне только сегодня сообщил Оливье, что подводные лодки давно придуманы и давно существуют, но что ими еще мало пользуются только потому, что в случае порчи механизма это очень опасно для жизни людей; кроме того, трудно запасать достаточное количество воздуха, необходимого для дыхания людям. Но, быть может, теперь придумали, как устранить и эти неудобства.
– Да!.. – задумчиво протянул Виллиго. – Оливье так же мудр, как старейшие в Совете. В этой молодой голове много всяких знаний, которых нет даже в голове, убеленной сединами!
– Предупредил ты своих воинов, чтобы они все были наготове, на случай надобности? – осведомился Дик.
– Все уже вырыли топор из-под порога своих хижин, – ответил Виллиго, – и завтра все озеро будет оцеплено нашими воинами, а пока Никуба, Ви-Вага, Ваиа-Нанди, Муоигонг, Пороэ и Отунэ ждут у дверей. Они весь день будут окружать Юного Опоссума, – как называл иногда Виллиго Оливье, – и не будут спускать с него глаз.
– Мы больше, чем когда-либо, рассчитываем на тебя, Черный Орел! Есть только одно средство покончить разом навсегда эту травлю, это – овладеть «человеком в маске» и приковать его к столбу пыток!
– Черный Орел позаботится об этом! – спокойно и величественно сказал Виллиго и стал оглядываться, чтобы отыскать в толпе Оливье и поздороваться с ним.
Вдруг глаза его налились кровью; выражение лица стало страшным, хотя ни один мускул его не дрогнул: Черный Орел увидел подле Оливье Красного Капитана, того самого человека, которого он с Коануком выследил сегодня утром. Однако он и теперь не сказал никому ни слова.
Спокойный и радостный, он направился с протянутой рукой к Оливье, который весело и сердечно приветствовал его.
– Славнейший из вождей австралийских, Черный Орел, – представил его граф своему гостю, – и вместе с тем наш лучший и надежнейший друг! – Затем, обращаясь к Виллиго, прибавил: – Мистер Джонатан Спайерс, американский инженер, пожелавший на короткое время быть нашим гостем!
Американец протянул руку, но Виллиго, не желая принять ее, отдал ему поклон по туземному обычаю, то есть наклонившись вперед и закрыв лицо обеими руками. После этого Виллиго умышленно громко заявил графу, что он, Черный Орел, сформировал для графа почетную стражу из лучших своих воинов, которые ни на минуту не будут покидать его ни днем, ни ночью.
«Что за дурацкая мысль пришла этому проклятому дикарю, – подумал про себя Джонатан Спайерс, – это может в значительной степени помешать моим планам!» Он еще раз пожалел о своих бесполезных забавах в течение последней и предшествующей ночи, которые только предостерегли об опасности этих людей и осложнили его задачу.
– Впрочем, несколько револьверных выстрелов легко образумят их! – закончил он свое рассуждение и на этом успокоился.
Но с этого момента он стал чувствовать себя как-то неловко под упорным взглядом туземца, который, казалось, проникал в самую глубь его мыслей. И он, человек с железной волей, которого ничто не страшило и не смущало, самое имя которого являлось синонимом холодной жестокости и отчаянной смелости, чувствовал себя неприятно и неловко под этим взглядом; он испытывал какое-то непреодолимое чувство смущения, почти пришибленности в присутствии этого дикаря-австралийца, которого до сих пор считал немногим выше обезьяны.
Продолжая разговаривать с Оливье, капитан сделал едва приметный жест рукой своему негру, который тотчас же уловил и понял его, и самым непринужденным образом вышел из дома.
Можно было подумать, что Черный Орел сознавал производимое им на чужестранца впечатление, так как он, видимо, умышленно продолжал мучить его своим настойчивым, испытующим взглядом. Но, обменявшись несколькими пустыми фразами с некоторыми из присутствующих, он вдруг, к невыразимому удовольствию американца, решительным шагом вышел из зала. Коанук, как верная тень, последовал за ним.
Оба не спеша прошли через сад и эспланаду, ведущую от дома к берегу озера. Но едва они исчезли из глаз обитателей дома и гостей за ветвями прибрежных порослей и кустов, как, прижав руки к бедрам и вытянув вперед шеи, пустились бежать по направлению к тому месту, где на рассвете подстерегали «Лебедя».
