Текст книги "Наказание свадьбой"
Автор книги: Луи Бриньон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
Закончив, мужчина слегка повернулся, собираясь встретиться с Луи лицом к лицу, и тут… де Валиньи заметил здоровенный синяк у него под глазом. Сразу же пришло понимание, почему одежда его друга в таком состоянии. По-видимому, ему пришлось основательно повоевать в этой богом забытой харчевне.
Луп наконец спустился с лестницы и предстал перед говорившим. Вслед за ним спустилась дородная женщина в потрёпанном платье и с румяными щеками. Это была самая настоящая толстуха. И ей было не меньше пятидесяти лет. Вид у неё был, мягко говоря, отвратительный. Чего стоили только покрасневшие глаза, которые излучали неприкрытую похоть…
Де Валиньи брезгливо поморщился. Боже, до чего дошёл Луи. После самых изысканных парижских красавиц… такое…
Тем временем Луи, на которого, несомненно, подействовали слова, сказанные громилой, как про себя назвал его де Валиньи, приняв печальный вид и придавая голосу нотки глубокой грусти, заговорил – де Валиньи оставалось только поражаться, насколько изменчивым был в этот вечер его друг:
– Ты не позволил мне погибнуть с честью, но тем не менее я не держу обиды. И вовсе не ты тому причина. Сегодня самый отвратительный день в моей жизни. Самый худший день в моей жизни. Если б я знал… если б я только знал, какое несчастье меня ждёт, клянусь вам… я… – Луи на мгновение прервал свою речь и оглянулся вокруг себя. Увидев женщину, которая сопровождала его, он поманил её рукой и, как только она подошла, обнял её за талию. Если, конечно, то, что держала рука Луп, можно было так назвать. Женщина с глубоко счастливым видом прижалась к нему.
– Я бы женился на этом обаятельном, прекрасном создании, – Луи продолжал прерванную речь, не замечая, что все вокруг поморщились, а де Валиньи едва не вывернуло после этих слов.
– И это, несомненно, явилось бы гораздо меньшим злом для меня… чем… то отвратительное создание, которое уготовили мне жестокая судьба и злая воля, – Луи отпустил женщину и замахал руками вокруг себя, словно отгоняя чью-то тень, ну да ладно… к чёрту графа де Сансера… он уже мертвец, и нам надлежит как добрым католикам с честью похоронить этого несчастного. Хозяин! – неожиданно закричал во всё горло Луи.
Через мгновение к нему подбежал высокий худощавый мужчина с запачканным фартучком. Он низко поклонился и не выпрямлялся.
– Антуан, дай денег этому в высшей степени почтенному человеку!
Де Валиньи ожидал чего-то такого, поэтому молча достал кошелёк и начал отсчитывать монеты. Луп молча подошёл к нему и так же молча забрал у него кошелёк из рук.
– Да там целое состояние, – возмутился было де Ва-линьи, но был остановлен глубоко печальным голосом Луи:
– Антуан, возможно ли, что я в тебе ошибался? Ты говоришь о деньгах, когда справляют заупокойную мессу по твоему лучшему другу?
Де Валпньп только и мог что развести руками в ответ на эти слова. А что ему ещё оставалось сделать? Луи вручил эти деньги хозяину харчевни со словами:
– Держи, мой добрый друг. Держи и позаботься о том, чтобы каждый в этой харчевне был накормлен до отвала. Дай всем самого лучшего вина. Пусть пьют за здоровье… за упокой, – поправился Луи, – несчастного, разбитого, уничтоженного горем… графа де Сансе-ра. Пейте, друзья мои. Пейте и говорите прекрасные слова в адрес этого всеми любимого, уважаемого при жизни человека. Говорите добрые слова в его адрес, а я послушаю и оценю их. Я, быть может, смогу понять… каким был этот несчастный граф.
Едва Луи закончил, как возле него началось настоящее ликование. Все посетители одновременно выражали своё восхищение и свою благодарность щедрому другу. Хозяин, не в силах скрывать радостного блеска в глазах, быстро сунул кошелёк в карман. Почти сразу же после этого раздался его громкий голос. По харчевне забегали несколько служанок. Все столы начали наполняться яствами и отменным вином. Луи, не долго думая, рукавом рубашки стряхнул содержимое одного из столов. Затем взобрался на стол и, приняв глубоко печальный вид, застыл.
Де Валиньи эта непонятная комедия начинала понемногу раздражать. Он подошёл к столу, на котором стоял Луи.
– Может, ты прекратишь этот идиотский спектакль и отправишься во дворец? И что, чёрт побери, вообще происходит?
– Тсс, – Луи приложил палец к губам, призывая де Валиньи к молчанию, – эти достойные люди собираются выпить в честь твоего усопшего друга, а ты мешаешь. Помолчи, Антуан, если, конечно, не хочешь сказать добрые слова в адрес покойного друга.
– Почему же не хочу?
Де Валпньп подошёл к одному из столов, взял чей-то наполненный вином кубок и поднял его вверх, окидывая при этом взглядом всю харчевню.
– За покойного графа де Сансера! За этого чёрствого, бездушного, самонадеянного, самовлюблённого эгоиста, который в своей жизни ничего и никого не любил, кроме самого себя. За человека, который считался моим другом, но на самом деле и понятия не имел, что это такое. За человека, который оскорбил церковь! За человека, который оскорбил герцога Бурбонского, прилюдно выказав ему неуважение. За человека, который наставил рога доброй половине мужей Парижа и после совершенного имел наглость утверждать, что ему невыразимо скучно. Для общего веселья ему, наверное, следовало прикончить мужей этих женщин. Да только беда в том, что покойного графа не прельщали вдовы. Следовательно, эта затея не могла принести ему утешения. Ввиду всего этого он и оказался в этом… месте. И умер, как нераскаявшийся грешник! За упокой души графа де Сансера!
Де Валпньп опорожнил кубок и как ни в чём не бывало поставил уже пустой обратно на стол. После его слов воцарилось полнейшее молчание. Слышны были глубокие вздохи посетителей. Все они избегали смотреть на де Валиньи, равно как и на Луи, который с явной угрозой смотрел на своего друга. Де Валиньи с невинным видом обернулся к нему лицом:
– Ты не доживёшь до утра, Антуан. Я тебя убью! – со всей серьёзностью пообещал ему Луи.
– И это вместо благодарности?
– Благодарности? – Луи чуть язык не проглотил от возмущения, – ты меня поносишь, как не поносят и самого заклятого врага, а в ответ ждёшь слова признательности?
– Ты ведь сам просил, – напомнил ему де Валиньи.
– Я? – возмущённо начал было Луи, но внезапно осёкся. Его лицо осветилось радостью. Он сошёл со стола, подошёл к де Валиньи и, когда тот ожидал самого худшего, неожиданно обнял его. При этом Луи зашептал ему на ухо:
– Мой друг! Мой истинный друг! Только так я смогу избавиться от своей несчастной судьбы. Ты прав.
Луи отстранился от растерянного де Валиньи и, прежде чем залезть обратно на стол, нравоучительно заметил:
– Можешь говорить эти слова всюду – за исключением этого места, ибо здесь они неуместны. Об усопших не принято отзываться плохо.
Де Валиньи был растерян. Он испытывал лёгкое потрясение по причине того, что совершенно перестал понимать своего друга. Ему не оставалось ничего, кроме как сесть за один из столов и наблюдать, как Луи с умиленным видом слушал речь в адрес покойного графа де Сансера, то есть самого себя.
Глава 8
Где говорится о том, что не следует праздновать победу, не уверившись прежде, что она действительно достигнута.
В то время, как Луи справлял собственную мессу, пребывая в ужасающем состоянии духа, во дворце, в покоях герцогини Орлеанской, царило радостное оживление. Несмотря на поздний час, обычно в это время обитатели дворца отходили ко сну, опочивальня Генриетты была ярко освещена. Сама она находилась в состоянии крайнего возбуждения. Генриетта с весьма радостным видом мелькала возле кормилицы. Жюли, тяжело вздыхая, наблюдала за Генриеттой. Вот уже целый час Жюли держала в руках ночную рубашку Генриетты. Она по привычке собиралась приготовить Генриетту ко сну, но не тут-то было. Генриетта и не собиралась ложиться спать. Наблюдая за Генриеттой, Жюли пришла к неутешительной для себя мысли. По всей видимости, ей придётся провести ещё одну беспокойную ночь. Настроение Генриетты, во всяком случае, заставляло предполагать именно это.
– Мелкий, честолюбивый мерзавец, – говорила Генриетта, адресуя свои слова графу де Сансеру, – подумать только, осмелился поднять на меня руку. Смельчак, ничего не скажешь… да только сбежал этот смельчак, да так, что и следов не оставил.
Генриетта, довольная собой и своей выдумкой, рассмеялась. Но тут же осеклась и, насупив брови, продолжала говорить. Справедливости ради надо сказать, что слова Генриетты были скорее обращены к ней самой, нежели к Жюли. Кормилица в данную минуту являла собой некую статую молчания. Впрочем, Жюли редко осмеливалась заговаривать с Генриеттой, несмотря на то, что находилась рядом с ней с самого рождения.
– Но этот мерзавец осмелился поднять на меня руку. Я не могу оставить подобное оскорбление безнаказанным. Я должна отомстить. Жестоко отомстить. Да… этот выскочка… этот совратитель женщин… этот грубиян должен понести наказание.
Генриетта на мгновение остановилась и обратилась к Жюли с неожиданным вопросом:
– Кормилица, ты не считаешь, что я поторопилась, изгнав этого негодяя из дворца? Возможно, следовало его прежде проучить? Зачем об этом думать сейчас, – Генриетта махнула рукой и отвернулась от Жюли. Она не обратила внимания на попытку последней ответить… на прозвучавший вопрос.
– Этот мерзкий развратник покинул дворец. Дело сделано, так что следует забыть о нём.
Жюли подумала о том, что Генриетта впервые говорила о претенденте на её руку после его отъезда. Более того, он, по всей видимости, не давал ей покоя. Иначе она давно бы лежала в постели.
– Я слишком много говорю об этом мерзком графе. Он явно недостоин моего внимания. Но он достоин самого худшего отношения к себе, – тут же возразила Генриетта, видимо, не до конца осознавая, что затевает спор с самой собой, – и с этой точки зрения я могу говорить о нём всё, что угодно. Например, что он безмозглый, наглый, бесцеремонный, отвратительный, уродливый.
– А мне его сиятельство показался весьма привлекательным, – осмелилась высказать своё мнение Жюли.
– Его сиятельство? – Генриетта выговорила эти слова, словно выплюнула их, – да этого негодяя даже «его ничтожеством» назвать язык не поворачивается. А ты – «его сиятельство». Хотя, если добавить одно слово, получится неплохо. Например: «его мерзкое сиятельство» или «его развратное сиятельство». Этот мерзавец одинаково заслуживает всех слов. Да ладно, он убрался из дворца. Я его больше никогда не увижу. Так что следует забыть о нём.
Генриетта широко зевнула. Она уже собиралась встать перед Жюли, чтобы та приготовила её ко сну, когда где-то внизу раздался оглушительный грохот.
Генриетту мгновенно охватило негодование. Кто посмел нарушить её покой? Не медля ни мгновения, она ринулась из своей опочивальни. Выйдя в коридор, она торопливо последовала к лестнице. Жюли, оставив ночное платье, последовала за ней. Она едва поспевала за Генриеттой. Жюли слышала гневное бормотание Генриетты:
– Я покажу этим нерадивым олухам. Я покажу этим бездельникам…
Они достигли лестничной площадки и начали спускаться вниз. У Генриетты был весьма грозный вид, и Жюли явно опасалась за участь провинившихся. Она знала, что виновные будут наказаны. Генриетта никому ничего не прощала. Однако всё оказалось не совсем так, как представляли себе обе женщины.
Ещё издали Генриетта заметила толпу сгрудившихся слуг. Они стояли спиной к ней и лицом к входной двери, возле которой, несомненно, что-то происходило. Что именно, Генриетта не могла видеть. Спины слуг ей мешали. Она незаметно спустилась в холл и, остановившись буквально в нескольких шагах от молчаливо застывших слуг, грозным голосом спросила:
– Что здесь происходит?
Её голос заставил слуг мгновенно сдвинуться в сторону. У всех на лицах был написан явный испуг. Они смотрели то на герцогиню, то на входную дверь. Вернее, на то, что лежало перед дверью. Прежде, чем обрушиться на слуг, Генриетта проследила за их взглядами и… остолбенела.
Перед дверью лежали два существа. Один наверняка был мужчиной, если его можно было так назвать. Другое тело «несомненно» принадлежало женщине. Вернее, они уже не лежали, а пытались подняться, при этом цепляясь друг за друга. И женщина, и мужчина находились в отвратительном состоянии. От них несло спиртным за несколько лье. Об одежде этих людей вообще не приходилось говорить. Она находилась в ужасающем состоянии.
– Да что здесь происходит? – вне себя закричала Генриетта, обретая наконец речь. Она поверить не могла, что кто-то из слуг осмелился явиться в таком виде к ней в дом.
Слуги молча опустили головы.
– Мерзкое отребье, да я прикажу вас высечь!
– Высечь? Меня? – раздался грозный рык, а вслед за ним мужчина, неожиданно сделав усилие, поднялся, заодно приподняв вместе с собой и свою спутницу. Оставив её шататься на месте, он нетвёрдым шагом подошёл к Генриетте.
– Опять ты, – Луи с явной неприязнью взирал мутными глазами на Генриетту.
– Это вы…
Генриетта в себя не могла прийти. Этот граф… этот мерзкий граф… он не только не уехал, но и посмел явиться в её дом в таком виде и… с этой непотребной девкой. Генриетта почувствовала, как ярость застилает её глаза.
– Мерзкий граф. Чудовище. Грязный пьяница. Греховодник. Прелюбодей. Низкий, бесчестный человек. Вон немедленно из дворца. Сейчас же, – ярость Генриетты изливалась и пугала всех вокруг, но граф… он в ответ на слова Генриетты лишь нагло усмехался. Так, по крайней мере, показалось Генриетте.
– Мегера, – коротко выразил своё мнение Луи, – под стать своей госпоже.
Неизвестно почему, Луи принял Генриетту за служанку герцогини.
– А ну пошла прочь с моих глаз, – Луи взял её за плечо и легко оттолкнул, – и не смей больше показываться мне на глаза, – предупредил он со всей серьёзностью, на которую был способен в данную минуту.
– Да как вы смеете? – Генриетта едва не потеряла дар речи от бушевавшей в ней ненависти. Да как смеет этот грязный пьяница обращаться с ней таким образом? Никакой пощады. Никакой. Она убьёт его. Убьёт. Только так она смоет с себя оскорбление.
– Я всегда смею, – развязно ответил Луи и, махнув рукой на Генриетту, повернулся в сторону слуг. Некоторое время он всматривался в них, затем поманил пальцем Журдена. Тот, кланяясь, подошёл к нему. Луи обнял его и заговорил трогательным голосом:
– Друг мой, Журден, знаешь ли ты, какой сегодня день?
– Нет, мой господин!
– Сегодня состоялась заупокойная месса по несчастному графу де Сансеру Несчастный скончался от горя. Он скончался в тот миг, когда узрел это отвратительное существо, именуемое «герцогиней Орлеанской». Понимаешь ли ты, мой друг? После всех этих красоток, которые и сейчас мечтают заполучить меня в постель, – она. Уродливая, отвратительная, наверняка бездушная… что говорить, – Луи безнадёжно махнул рукой, а затем показал рукой на свою развязно улыбающуюся спутницу, – она более достойный кандидат на место графини де Сансер.
Генриетта поверить не могла, что её не только оскорбляют, но и сравнивают с этой непотребной девкой. Она вся покраснела от гнева и ярости, готовая обрушиться на графа в любую минуту. Однако Луи ничего не замечал, кроме собственного горя.
– Друг мой Журден, – продолжал Луи печальным голосом, – найдётся ли во дворце пара бутылочек вина? И не согласитесь ли вы опорожнить эти бутылочки в память о графе?
– Я к услугам моего господина, – кланяясь, Журден знаком показал слугам, чтобы они вывели женщину из дворца. Журден искусно занял Луи незамысловатым разговором. Пока длился этот короткий разговор, женщину вывели из дворца.
– Графа тоже выкиньте из дворца вместе с этой женщиной, – гневно приказала Генриетта, – но прежде всыпьте ему хороших ударов, чтобы никогда впредь не смел оскорблять женщин.
Луи терял хладнокровие. Это было заметно по его лицу, когда он вновь обернулся к Генриетте.
– Похоже, ты не собираешься успокаиваться?
– Я собираюсь тебя убить! – последовал ответ.
– Своим мерзким язычком?
Луи почти вплотную подошёл к Генриетте. Она храбро встретила его взгляд и с неприкрытой ненавистью в голосе начала выливать на него поток площадной брани. Луи вначале широко распахнул глаза, потом нахмурился, а в конце речи Генриетты стал просто чёрного цвета. Жюлп была в ужасе от происходящего. На всякий случай она встала рядом с Генриеттой. Она не имела понятия, как поведёт себя граф.
– В этом дворце даже умереть не дадут без оскорблений.
– Именно, – перебила его Генриетта, – в аду тебе самое место, мерзкий граф.
– Мерзкий граф? – Луи с грозным видом наступал на Генриетту, – знаешь ли ты, что никто из ныне живущих не смел произнести и одного оскорбительного слова в мой адрес…
– Они боялись тебя. А мне вот наплевать и на тебя, и на твой грозный вид, и на твои угрозы, – Генриетта упёрлась двумя руками в пояс и с явным вызовом продолжала оскорблять Луи, – ты мерзкий, похотливый, ничтожный развратник. Грязный пьяница, свинья, никому не нужное отребье. И это ты уродливый и отвратительный, – срываясь на крик, воскликнула с ненавистью Генриетта, ты…
– Достаточно, – заревел от негодования Луи, – ну всё, моё терпение исчерпалось. Я тебя научу хорошим манерам… я вырву твой мерзкий язычок.
Луи бросился на Генриетту. Генриетта вскрикнула и рванулась прочь от него, к лестнице. Луи, спотыкаясь, побежал за ней. Генриетта буквально взлетела по ступенькам наверх. Луи, последовавший за ней, не учёл своего состояния и, споткнувшись о первую ступеньку, растянулся у подножья лестницы. Услышав грохот, Генриетта резко остановилась и обернулась. Грудь её бурно вздымалась. Сердце бешено отсчитывало один удар за другим. Луи сумел по-настоящему напугать Генриетту. Даже сейчас, когда он лежал, растянувшись на полу, и не подавал признаков жизни, Генриетта опасалась его. Она с явным беспокойством поглядывала на него. Она не произнесла ни единого слова, пока слуги поднимали и уносили графа. Оставшись наедине с Жюли, Генриетта ещё некоторое время стояла на лестнице, затем торопливо направилась в свою опочивальню и заперлась.
Следующее утро стало для Луи едва ли не самым мрачным за всю его жизнь. Едва сон покинул его тело, как Луи застонал. В голове плясали тысячи маленьких бесят. Каждый из них вытанцовывал под свою мелодию. Тело одеревенело. А внутри тела Луи чувствовал мерзкий бушующий поток, готовый вырваться в любую минуту. Ему понадобилось добрых четверть часа, чтобы разомкнуть веки. Едва глаза открылись, как он почувствовал сильную резь и боль. Луи схватился руками за голову и глухо застонал.
– В себя приходит… наконец-то.
Ещё не видя говорившего, Луи понял, что голос принадлежит де Валиньи. Вслед за ним раздался другой голос, не знакомый Луи:
– Мы приготовили всё необходимое, чтобы помочь монсеньору Думаю, мы сможем в ближайшее время облегчить его страдания.
– Какой милый человек, – подумал Луи, – он заботится обо мне. Надо бы посмотреть на него. Луи сделал попытку встать, но тут же охнул и, схватившись двумя руками за голову, упал обратно на кровать. В голове возникла резкая и ужасающая боль. Луи сдавливал виски, руками пытаясь унять её.
– Друг мой, Луи, ты несомненно и полностью заслужил все свои страдания.
– Помолчи, Антуан, богом прошу. Я ещё не забыл вчерашние твои слова, – голос у Луи был глухой и хриплый. Видимо, сказывалась сухость во рту.
Де Валиньи поднялся с кресла. С того самого кресла, где он провёл всю ночь, тревожась за друга. Немного поодаль от него стоял Журден и с явным беспокойством смотрел на лежащего Луи.
Де Валиньи подмигнул Журдену:
– Уже угрожает. Следовательно, он не так плох, как мы полагали.
Луи снова застонал. Он не отнимал рук от головы и в таком положении беспокойно ворочался в постели. Журден покинул комнату. Он вернулся очень быстро в сопровождении двух служанок. Чего только не было у них в руках. Обе по знаку Журдена захлопотали над Луп. Они начали поить его непонятно пахнувшим настоем. Прикладывали какие-то примочки к голове, поправляли постель. Все эти хлопоты очень скоро принесли свой результат. Луи наконец смог сесть в постели. Ярко выраженная бледность начала уступать место лёгкому румянцу на щеках. Он уже не сжимал голову.
В глазах появилось осмысленное выражение. Не раз за это время Луи взглядом выражал признательность Журдену. Тот в ответ кивал головой, словно говоря:
– Это моя обязанность – заботиться о гостях.
Де Валиньи во время всех этих священнодействий тихонечко посмеивался, чем не раз вызывал неприязненный взгляд Луи. Но его, по всей видимости, чувства Луи по отношению к нему совершенно не волновали.
Журден выпроводил служанок из комнаты, а затем почтительно осведомился у Луи, как он себя чувствует?
– Благодарю тебя, мой друг. Лучше. Намного лучше, – чуть помедлив, признал Луп, – хотя я и далёк от нормального состояния.
Де Валиньи хмыкнул.
– Ещё бы. Ты пропустил не меньше двух бочонков вина. Странно, что ты всё ещё жив. Другой…
– Антуан, если ты не можешь помочь, хотя бы не надоедай мне своими наставлениями, – в голосе Луи послышалось раздражение, – и почему тебе не отправиться к моему дядюшке в Париж? Вы удивительно похожи с ним и можете составить чудесную пару.
– Когда-нибудь я, возможно, воспользуюсь твоим советом. А пока я намерен со всей серьёзностью обсудить твоё поведение. Я считаю его совершенно недопустимым. Ты гость в этом доме, не забывай этого, Луп. У себя в доме ты вправе себя вести как того пожелаешь, но здесь… ты должен придерживаться общепринятых норм поведения. И по меньшей мере оказывать уважение дому, в котором находишься.
Де Валиньи, произнося эту речь, выглядел совершенно серьёзным, что немного удивило Луи. Он не совсем ясно представлял себе, что подразумевает его друг под словами «недопустимое поведение».
– И что же не так в моём поведении? – поинтересовался Луи.
– Ты ещё спрашиваешь? – поразился де Валиньи.
– Луи, я никогда не знал тебя таким. Как можно было опуститься до этой женщины? До всего этого сброда, который ты называл своими друзьями?
– Женщина? У меня с ней ничего не было, – в голосе Луи прозвучала неуверенность. Было заметно, что он сомневается в своих словах. – Во всяком случае, всё, что я помню… – Луи почесал затылок, пытаясь восстановить вчерашние события, и тут же признался:
– Честно говоря, я не помню, Антуан. Но, в самом деле, глупо думать, что я и она… между нами ничего не могло быть. Наверное. А что касается этих остальных… они набросились на меня, едва я вошёл туда. Вот и пришлось проучить этот сброд. Ну и как человек чести, я должен был возместить ущерб, понесённый этими людьми по моей вине. Так что я не совсем понимаю твоего отношения к вчерашнему вечеру. Я не раз такое выделывал. Не понимаю, что тебя возмущает?
– Но ты не справлял по себе мессу, Луи…
– А вот об этом лучше не напоминай, – в голосе Луи прозвучала явная угроза в адрес де Валпньп.
Но де Валпньп, словно не слыша его, продолжал:
– Ты не приводил падших женщин в дом своей невесты. Ты не поносил благородную женщину в присутствии двух десятков слуг. И прежде ты не бросался на молодых девушек с кулаками, пытаясь избить их.
– И где же я это сделал? – Луи с явной недоверчивостью смотрел на де Валиньи.
– Здесь. Во дворце.
– Здесь? Ты, верно, шутишь, Антуан? – И не думаю, Луи!
Луи на мгновение растерялся, услышав ответ де Валиньи, но затем насмешливо улыбнулся. По всей видимости, в пылу разговора он совершенно забыл о всех своих неприятных ощущениях.
– Я прекрасно помню вчерашний вечер. Ну почти прекрасно, – поправился Луи, – я пошёл в харчевню. Там я слегка размялся, а потом выпил. После этого ко мне привязалась какая-то женщина. Потом пришёл ты. Я снова выпил. А потом… потом я пришёл в эту комнату и лёг спать. Вот и всё. – В конце диалога Луи с надеждой посмотрел на де Валиньи, – ведь это всё?
– Нет, не всё, – возразил де Валиньи, – ты явился во дворец совершенно пьяный, в обнимку с этой женщиной из харчевни. Я всю дорогу от харчевни до дворца уговаривал бросить эту женщину, но ты наотрез отказывался. Ты заявлял, что хочешь жениться на ней.
Услышав эти слова, Луи расхохотался.
– Полно тебе, мой друг, – сквозь смех упрекнул Луи де Валиньи, – я был пьян, но не настолько, чтобы говорить такое…
– Можешь спросить у Журдена.
– У Журдена? – с явным беспокойством переспросил Луи, обращая свой взгляд к дворецкому.
– Да. У него. Он слышал и вторую часть спектакля, когда ты не только прилюдно заявил, что хочешь жениться на ней, но и заявил, что она выглядит предпочтительней в роли графини де Сансер, нежели герцогиня Орлеанская.
– Ну уж этого я не мог сказать, – в голосе Луи прозвучала непоколебимая уверенность, хотя взгляд выражал несомненно иное. Взгляд выражал опасение. И оно подтвердилось, как только Луи увидел кивок Журдена.
– Неужели я мог такое сказать? – простонал Луи и вновь схватился за голову, но уже по иной причине.
– Я думал, что не мог, – де Валиньи не преминул подлить ещё яда в горькую чашу Луи, но, несмотря на все мои уговоры, ты наотрез отказывался покинуть её. Более того, ты со всей серьёзностью угрожал мне расправой, если я «не оставлю в покое двух влюблённых». Это я повторяю твои собственные слова, – счёл нужным добавить де Валиньи. – Несмотря на твоё ужасающее отношение, я всё же хотел незаметно провести вас в твою комнату, но, к сожалению, мне это не удалось, – виконт де Валиньи развёл руками, – вы оба свалились на мраморный пол, едва вошли внутрь. Грохот был такой, что можно было разбудить весь город.
– Никто не услышал? – в голосе Луи прозвучала слабая надежда, но де Валиньи тут же её развеял:
– Через минуту все обитатели дворца стояли рядом с вами. Благо, что герцогиня не пришла. Но не оставляет сомнений её осведомлённость о происходящем. Наверняка, она всё слышала из своих покоев.
– А может, не слышала? – предположил Луи с весьма угнетённым видом, – я, во всяком случае, очень надеюсь на это.
– Слышала, можешь быть уверен в этом. Я, например, каждое твоё слово слышал!
– Ещё бы, ты ведь был рядом со мной, – удивился Луи, – а покои герцогини на третьем этаже, насколько мне известно.
– Мои тоже!
– И что это значит, Антуан?
Де Валиньи вновь развёл руками:
– Я же не мог оставаться с вами в такой ситуации.
– Так ты меня бросил? – Луи от возмущения вскочил с постели и, пылая праведным гневом, двинулся на де Валиньи, – ты меня бросил в таком безнадёжном положении? Предатель!
Де Валиньи немного отодвинулся назад. Журден с беспокойством оглядывал то одного, то другого.
– Но не мог же я, в самом деле, оставаться рядом с тобой, когда ты на виду у всех собирался жениться на этой женщине и оскорблял герцогиню Орлеанскую, – начал оправдываться де Валиньи, – ты даже не представляешь, какое унизительное это было зрелище. К тому же, ты ничего не желал слушать.
– Это не оправдывает твоего поведения, – холодным голосом ответил Луи, – ты не должен был позволять мне опускаться до такой степени. И что происходило дальше? Я хочу всё знать, – Луи демонстративно отвернулся от де Валиньи и посмотрел на Журдена.
– Немного, монсеньор, – почтительным голосом ответил Журден, – вы попросили принести вина для того, чтобы выпить… прошу прощения за эти слова… чтобы выпить за упокой вашей души. Пока вы разговаривали со мной, я приказал незаметно для вас выдворить эту барышню из дворца.
– Вот с кого надо брать пример, – Луи показал рукой на Журдена, – однако продолжайте, мой друг.
– Потом появилась, – Журден на мгновение запнулся, но де Валиньи пришёл ему на помощь:
– Та девица, что оскорбляла тебя.
– Не напоминай о ней, – Луи поморщился, видимо вспомнив все нелицеприятные слова, сказанные этой девицей в его адрес. – Рассказывай, мой друг, рассказывай, что происходило потом, – попросил Луи.
– Потом? – переспросил Журден, – вы с ней повздорили и…
– Так это на неё я набросился с кулаками? – догадался Луи и сразу же побагровел от гнева, не иначе эта девица опять меня оскорбляла. Что ещё могло меня заставить поступить столь неподобающе. Я прав?
Журден не смог вынести прямого взгляда графа и молча кивнул головой.
– Ах, мегера. Ах, негодная девчонка… и что она говорила?
Журден собирался было сказать, что не может повторить эти слова, но был остановлен жестом руки Луи.
– Лучше не напоминай мне. Я не помню и слава Богу. Хотя можно предположить, что это была брань в мой адрес? И, вероятней всего, отвратительная брань? А возможно… возможно, неприкрытые оскорбления? – Луи какое-то время пристально смотрел на Журдена, затем покосился на едва заметно улыбающегося де Валиньи.
Его лицо подсказало Луи, что если он и большее предположит, то явно не ошибётся.
– Я ничего не хочу знать! Иначе просто убью эту девицу
Луи, не раздумывая, направился к двери.
– Куда ты? – окликнул его де Валиньи.
– К герцогине, – откликнулся, не оборачиваясь, Луи, – я должен немедленно принести извинения. Она должна знать, что я вовсе не хотел того… что вчера произошло.
– В таком виде? – поразился де Валиньи, – ты хочешь предстать перед герцогиней в таком виде.
Одежда на Луи была всё та же, что и прошлым вечером. Поэтому реакция де Валиньи была вполне понятна.
– К чёрту мой вид, – раздражённо отозвался Луи, – к тому же герцогиня всегда надевает вуаль. Так что, вряд ли ей удастся рассмотреть мою одежду.
– В вуали?
– Герцогиня переболела оспой!
Бросив эти слова, Луи вышел из комнаты. Де Валиньи присвистнул. Вот это новость. Да, такое… кого хочешь напугает. Кого хочешь выбьет из колеи. Узнать, что твоя будущая супруга… да, теперь становилось ясно и поведение Луи, и состояние, в котором он пребывал.
– Где покои герцогини? – в комнате снова появился Луи.
Журден поспешил к нему.
– Я провожу вас, монсеньор!
Луи вслед за Журденом направился по коридору, в другое крыло дворца. Журден провёл его к двери герцогини и, предварительно отвесив поклон, удалился. Луи размышлял недолго. Подняв руку, сжатую в кулак, он негромко постучал.
– Что вам ещё нужно? – раздался за дверью раздражённый голос, – я же приказала оставить меня в покое.
– Миледи, я прошу уделить мне несколько минут наедине, – без обиняков попросил Луи, – мне необходимо сказать нечто важное.
За дверью воцарилось настороженное молчание, а вслед за ним раздался голос:
– Говорите, всё, что хотели. Я не собираюсь открывать вам дверь.
– Не очень-то вежливо, – пробормотал под нос Луп. – Что вы сказали?
– Что хотел бы лично засвидетельствовать вам своё почтение, – уже громче добавил Луи, – и если вы соблаговолите открыть дверь…
– Я уже ответила вам, – голос герцогини резко перебил Луи.
– Ну и слава Богу, – снова пробормотал Луи, – я избавлен от необходимости созерцать это…
– Что вы сказали?
– Я нижайше прошу прощения, герцогиня. После короткого молчания раздался явно удивлённый голос герцогини:
