Текст книги "Судьбе вопреки"

Автор книги: Луанн Райс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

– Для всего?

Патрик помолчал.

– Мы ничего не смогли ему предъявить, Лили. Давай просто скажем, что у него отвратительное прошлое.

– Патрик, а если он начнет преследовать Роуз? – спросила Лили.

Патрик удивленно взглянул на нее:

– Что ты имеешь в виду?

– А если он решит, что она нужна ему в его жизни, решит добиться опеки над ней?

Патрик медленно мигнул. Его взгляд был нежен, но, казалось, он смотрит на Лили и думает, что она или шутит, или сошла с ума.

– Дело не в «если», Лили, – мягко проговорил он. – Дело в «когда». И ты это сама понимаешь, так ведь?

Глава 10

Катер Патрика «Вероятная причина» резко закачался на волнах, поднятых проходящей мимо шикарной моторной яхтой, из-за чего он ударился о штурманский стол. Патрик бросил свирепый взгляд вслед уходящей яхте, испытывая искушение отдать швартовые и броситься за ней в погоню, чтобы потребовать от ее капитана сбавить ход. Дело в том, что он сдерживал свое раздражение уже несколько дней.

Встреча с Эдвардом в больнице только ухудшила его настроение: он знал, через что пришлось пройти Лили и через что еще предстоит пройти, и понимал, что Марисе все еще приходится жить вдали от дома на севере, в постоянной тревоге о своей сестре. Он действительно очень жалел, что не смог поймать этого подонка на каком-нибудь деле еще несколько лет назад, и ненавидел даже мысль о том, что Лили и ее семья находятся в состоянии полной неопределенности, ожидая, когда Эдвард сделает свой ход. Зазвонил его мобильный телефон.

– Слушаю, – сказал он в трубку.

– Патрик Мерфи! Ох и удивил же ты меня, когда я услышал твое сообщение!

– Джим Хэнли?

– А то кто же! Как поживаешь?

– Замечательно, Джим.

– Ловишь рыбку вместо бандитов? – смеясь, спросил Джим.

– Ну, что-то в этом роде. А как ты?

– А, работаю над делом о мошенничестве, – ответил Джим.

Некоторое время они болтали о работе. Они встречались восемь лет назад, когда Джим задержал подозреваемого в ограблении из Коннектикута. Патрик тогда был старшим следователем, а Джим сделал все от него зависящее, чтобы подозреваемого как можно быстрее и без лишнего шума отправили назад в Нью-Лондон. Тогда они и сдружились.

– Извини, что так долго не отвечал на твое послание, – перешел Джим к просьбе Патрика. – Но я хотел сначала все проверить. Честно говоря, мне сперва показалось, что я чего-то недопонял. Ты говорил, что Саманта Махун все еще в Перу…

– Правильно. Она ездит с группой «Глобальная забота», из университета…

– Я туда звонил, они не захотели со мной разговаривать, – сообщил Джим. – Поэтому я просто посмотрел ее адрес в телефонной книге и съездил к ней домой. Она живет в небольшом доме недалеко от госпиталя.

– Ты хочешь сказать, что она дома?

– Точно. Я только что от нее. Она вернулась из Перу неделю назад.

Патрик расстроился. Получается, что, когда он разговаривал с Марисой, ее сестра уже вернулась домой и даже не сообщила ей об этом. Он подумал о Марисе и Джессике, о том, как они проверяют электронную почту, волнуясь и ожидая, что Сэм приедет в Кейп-Хок, как только вернется в Штаты. А она, оказывается, дома уже неделю.

– Что ты ей сказал? – спросил он.

– Не много, – ответил Джим. – Но мне пришлось ей рассказать почти всю правду, чтобы объяснить, почему это вдруг полиция Балтимора интересуется ее местонахождением.

– Да? И что же ты ей сообщил?

– Что ее сестра настолько волнуется, что привлекла полицию. Я сказал ей, что ей следовало бы позвонить своей сестре.

– И как она отреагировала?

– Она ответила нечто совершенно странное, – помолчав, ответил Джим.

– Что?

– Она сказала, что ее сестра потерялась. А потом захлопнула дверь у меня перед носом.

– Вот это да! – воскликнул Патрик. – Грубовато.

– Да, иногда вражду между близкими родственниками трудно понять посторонним. Дать тебе ее адрес и телефон или хочешь пока оставить это дело?

– Диктуй, – сказал Патрик, открывая блокнот. – А пока будешь диктовать, подумай, не освободить ли тебе завтрашний вечер? Мы бы сходили в какое-нибудь заведение в бухте поесть крабов, и ты мне расскажешь о своем деле о мошенничестве.

– У тебя пунктик насчет крабов? – спросил Джим.

– У меня есть подруга, которая очень скучает по своей сестре. И она вовсе не потерялась. В общем, до завтра.

Лили сидела у постели бабушки. Тихо гудел кондиционер, пищали мониторы, свет был приглушен. После того как закончились часы посещения больных, Лили попросили уйти, но что-то в ее лице заставило медсестру выйти из комнаты и тихо закрыть за собой дверь.

Держа Мэйв за руку, Лили пыталась разбудить ее усилием воли. Бабуля так нужна была ей сейчас. Ей нужна была помощь, чтобы знать, что делать. Один человек причинил столько вреда и Лили, и этой женщине, которую она любила, как мать. А теперь он же подбирался к Роуз.

– Бабуля, – сказала Лили, – пожалуйста, проснись. Ты мне нужна.

Мэйв шевельнулась, ее губы задрожали. Лили почти поверила, что бабушка ее слышит, старается проснуться и выйти из своего глубокого сна. Что же с ней сделал Эдвард?

Новая встреча с Эдвардом возродила в ней ощущение беззащитности и задела за живое. Несмотря на уверения Патрика, что Эдвард не осмелится беспокоить ее в больнице и что полиция за ним следит, она вздрагивала от звука шагов в коридоре и при виде теней на стеклах двери в палату.

Ему всегда очень легко удавалось убедить людей, что он хороший человек и у него добрые намерения. Поэтому она вполне могла представить себе, как он уговаривает медсестер пропустить его в палату к Мэйв. В свое время она безоговорочно верила ему – верила, что рядом с ним она в полной безопасности. То, как он обнимал ее по ночам, гладя ее волосы, прося рассказать о ее семье, воспитании, ужасной печали, которую она испытывала после гибели родителей.

Она помнила, как лежала в его постели в квартире, которую он снимал в Готорне, через неделю после того, как они вернулись из Вашингтона, сразу после Рождества. Он слушал ее, держа в своих объятиях. Она рассказывала ему о живописи и картинах, вышитых на холстах и имеющих свою историю.

Пейзажи Коннектикута – импрессионисты за своими мольбертами на берегу реки; дети, играющие на пляже в Хаббардз-Пойнт; парусные лодки в заливе Готорн.

– Я просто люблю рассказывать истории и заниматься этой работой, – говорила она тогда. – Особенно мне нравятся люди, с которыми я встречаюсь.

– Надеюсь, их оплата достойна твоей работы, – сказал он.

В разговоре он вытянул у нее, что она хорошо зарабатывает, печатая свои холсты и продавая их в дорогие магазины подарков на восточном побережье от штата Мэн до Флориды.

Он работал биржевым маклером в фирме «Компаньоны Уолл-стрит в Коннектикуте». Хотя после окончания Гарвардского университета он поменял несколько подобных компаний, эта фирма, по его словам, была самой лучшей. У него были богатые клиенты, которые относились к нему как к другу или даже как к сыну.

– Кроме того, я работаю тренером по бейсболу и баскетболу в детской спортивной школе, – сказал он. – Хочу дать детям то… – Он запнулся и задумчиво поцеловал ее в лоб. – В общем, хочу дать им те преимущества, которых у меня никогда не было.

– Но ты учился в Гарварде, – напомнила она

Он рассмеялся:

– На спортивные стипендии, потому что неплохо играл в бейсбол и регби. Иначе мои родители не потянули бы. Поверь мне, единственный колледж, который видели мои родители, этот тот, в котором моя мать мыла полы. А институтом моего отца была тюрьма.

– Бедный Эдвард, – проговорила она потрясенно.

– Ну, это помогло мне понять, куда я не хочу попасть в своей жизни. – Он снова целовал ее в голову. – А священник моего отца оказался замечательным человеком – он стал мне вроде наставника, пока мой отец был, так сказать, недоступен. Он показал мне, что служение людям – единственно правильная дорога в жизни. Помогая другим, ты находишь свой собственный путь.

– Какой замечательный жизненный принцип! – сказала Мара.

– У меня была тяжелая жизнь, – вздохнул Эдвард, повернувшись так, чтобы смотреть ей прямо в глаза. Она помнила, каким кротким и добрым был его взгляд. Она чувствовала всепоглощающую любовь, которая, исходя от него, вливалась прямо ей в душу. – Когда я был мальчишкой, меня сильно били, Мара. Не буду рассказывать тебе детали – хочу избавить тебя от них.

– Эдвард!

– Я никогда ни за что не обидел бы ни одной живой души. – Он нежно гладил ее щеку, будто она была для него самым дорогим человеком на свете. – Именно этому научило меня мое детство: выражать любовь и быть нежным.

– Ты очень нежен, – сказала она тогда

Он кивнул:

– Но я хочу быть еще нежнее. Научишь меня, как это сделать?

– Мне не нужно тебя учить, – ответила она, тронутая его открытостью и честностью. Сама она всегда хранила свою боль глубоко внутри себя, но теперь рассказала ему, как утонули ее родители.

– Мы оба прошли через многое. – Эдвард прижался губами к ее шее. Она почувствовала, что его щеки стали мокрыми от слез и что он изо всех сил старается не разрыдаться. – Я никогда не встречал никого, кто бы понимал меня так, как ты. Будто мы судьбой предназначены быть вместе.

Его слова заставили ее подумать, что любовь именно в этом и заключается. Перестать быть замкнутой и, может, начать верить в то, что мир не такое уж плохое место, в конце концов.

– Я люблю тебя, – прошептал Эдвард.

И ответные слова сошли с губ Мары, прежде чем она успела подумать:

– Я тоже тебя люблю. – Первый раз в жизни она говорила их мужчине.

– Я хочу всегда быть рядом с тобой, – сказал он.

Мара почувствовала, как дрожь пробежала вдоль спины – ощущение волнения и страха одновременно. А не слишком ли он торопится?

На стене его квартиры висела фотография – прекрасный старинный снимок в красновато-коричневых тонах с изображением китобойного судна, покрытого льдом. Позади судна громоздились высокие утесы, все было покрыто сияющим льдом. На носу судна было видно его название – «Пик». Мара посмотрела на этот снимок – образ бесконечной, жестокой зимы – и подумала, могут ли два человека согреть и сделать друг друга счастливыми на всю жизнь.

– Китобойное судно моего прапрадеда, – проследив за ее взглядом, сказал он.

– Правда?

Он кивнул, глядя на фото, как будто это было окно в другой, лучший мир.

– Он был его капитаном – меня назвали в честь него. В начале девятнадцатого столетия наша семья была очень богатой, все ее уважали. Эдвард Хантер был искателем приключений и исследователем. На некоторых картах есть проливы недалеко от Огненной Земли, названные в его честь.

– Невероятно! – воскликнула она.

– Иногда я позволяю ему руководить мною. Когда я подавлен, я просто думаю о нем, стоящем у руля и правящем своим судном среди ужасных льдов Арктики. Не знаю, что случилось с нашей семьей. Нас так уважали – а потом мы каким-то образом разорились. Мне на самом деле жаль моих родителей. Но моя путеводная звезда – это он: капитан Эдвард Хантер.

– То же самое я думаю о своей бабушке.

– Познакомь меня с ней, – произнес он.

Она обняла его, стараясь успокоить свое сердце. Бабуля просила ее о том же. Она была очень взволнована тем, что Мара кого-то встретила, и ее обрадовало, что он живет рядом, в Готорне, а не где-то далеко.

– Я для нее не очень хорош, да? – спросил он, откидываясь назад.

– Конечно, хорош.

– Потому что я биржевой маклер и учился в Гарварде, а мой прапрадед был морским капитаном?

Она рассмеялась, целуя его в губы.

– Нет, не поэтому. – Она покачала головой. – А потому что ты очень хороший человек.

Его реакция ошеломила ее: глаза наполнились слезами, как будто никто никогда раньше не говорил ему подобного. Он обнял ее так крепко, что она едва могла вздохнуть.

– Ты веришь мне, – сказал он. – Это для меня самое главное.

– Я рада, – ответила она, чувствуя себя потрясенной и одновременно испытывая какое-то странное беспокойство.

– Хочу, чтобы мы всегда были вместе, – пробормотал он. – Вместе, пока оба не сойдем в могилу.

Эта фраза испугала ее. И все же она попыталась подавить внутреннее чувство тревоги, внушая себе: эта фраза означает, что он любит ее, что его чувства к ней превосходят все, что она знала до сих пор.

Сколько же раз она изменяла самой себе, не обращая внимания на мелочи, убеждая себя, что они не имеют значения, даже в тот самый первый день их знакомства, когда увидела холодное бешенство в его глазах на стоянке такси в аэропорту.

Теперь, глядя на бабушку, спящую на больничной кровати, Лили думала о том, как быстро все произошло и как часто она отмахивалась от крупных и мелких предупреждающих знаков. Она вспоминала, как часто он менял место работы, как интервалы между работами становились все дольше и дольше, как спустя некоторое время оказалось проще ставить его имя на свои счета, чем давать ему деньги на расходы.

Или его слова, сказанные на свадьбе: «Белые розы так легко помять».

Патрик упомянул отвратительное прошлое Эдварда. Лили очень хорошо знала его склонность к насилию в отношении с женщинами. В их первую брачную ночь Эдвард рассказал ей о своей бывшей подружке Джуди Хотон. Они не то чтобы жили вместе, но он проводил у нее много ночей. У нее был большой дом в викторианском стиле, унаследованный от двоюродной бабушки. Однажды вечером Джуди ездила в гостиницу Готорна. Когда она вернулась домой, Эдвард заявил, что она была с другим мужчиной. Джуди рассердилась на него за такое обвинение, и он ударил ее кулаком в лицо.

– О боже! – воскликнула Мара, закрываясь руками.

– У нее оказалась сломана челюсть. Ее мать заявила на меня в полицию. Дело касалось только нас с Джуди, но ее мать всегда во все вмешивалась. Она не понимала, Мара. Она ничего этого не понимала, но постоянно совала свой нос в наши дела. Именно из-за ее вмешательства мы расстались.

– Но, Эдвард… – Мара даже не знала, с чего начать. Почему Эдвард никогда не упоминал про Джуди раньше? И зачем он рассказал эту историю в их первую брачную ночь?

– С тобой я такого никогда не сделаю, – прошептал он, успокаивая ее, нежно убирая волосы со лба. – Пожалуйста, не волнуйся и не бойся. Ты совсем не такая, как Джуди.

– Эдвард, не важно, что она сделала, но она не заслужила, чтобы ее били кулаком в лицо!

Его глаза сверкнули – она увидела лишь намек на ту тьму, которую заметила во время их первой встречи.

– Она мне изменяла, – сказал он.

– И все равно. Если мужчина меня ударит, хоть раз применит силу, я его брошу, – твердо произнесла она. – В ту же секунду.

Эдвард посмотрел на нее долго и внимательно. Она почувствовала себя мухой, на которую смотрит ящерица, решающая, съесть ее или нет. Но потом чары рассеялись – он улыбнулся. Думая теперь о его улыбках, она понимала, что у него их был целый арсенал – от задорной мальчишеской усмешки до медлительной соблазняющей ухмылки. В тот раз он использовал что-то среднее для разрядки напряженности.

Линия на песке была проведена.

Эдвард дал ей понять, что у него есть кулаки и что он пустит их в ход, если его рассердить. Она дала понять Эдварду, что, если он только осмелится это сделать, она уйдет от него.

К несчастью для себя, Мара предупредила Эдварда, иначе смогла бы избежать многих неприятностей и мучений. Если бы он однажды рассвирепел и ударил ее – Мара бросила бы его раньше, чем он успел сделать что-то похуже. А так она дала ему понять, что нужно искать более утонченные способы, чтобы сломить ее дух.

Глядя теперь на Мэйв, лежавшую на больничной кровати, Лили чувствовала комок в горле. Она вышла замуж за мистера Хайда. Доктор Джекил был всего лишь одной из его масок. Лили понадобились годы, чтобы понять, что Эдвард отрезает от нее по кусочку – очень медленно, постепенно, едва заметно. Он нашел способ тянуть время, держать ее на привязи, бросать ей кусочки надежды, чтобы она провела с ним еще один день, неделю, месяц, год. Как она могла столько времени быть такой глупой?

Лили знала, что Лайам заботится о Роуз, охраняет ее. Слова Патрика: «Важно не „если“ а „когда“» звучали в ее голове. Она навлекла на любимых людей ту же опасность, с которой уже столько лет жила сама. И она не знала, что делать, чтобы защитить их. Особенно Роуз, ее Роуз.

Глава 11

По дороге в Балтимор Патрик не закрывал окна в машине, чтобы ветер проникал внутрь. Он оставил Флору на берегу, в мастерской Анжело – своего приятеля, который иногда присматривал за собакой. Патрик не знал, сколько времени займет его расследование, а оставлять ее запертой в машине не хотел. Но сейчас он скучал по ней, поэтому, когда зазвонил мобильный телефон, обрадовался, услышав голос Лайама.

– Эдвард еще появлялся? – спросил Патрик.

– Больше ни разу, – ответил Лайам. – Но с Роуз я теперь не спускаю глаз.

– Это правильно, – одобрил Патрик.

– Мне бы хотелось быть вместе с Лили в Хаббардз-Пойнт, – сказал Лайам. – Но Лили почему-то считает, что держать Роуз на расстоянии лучше.

– Может, она и права, – задумчиво произнес Патрик. – Эдвард не может быть в двух местах одновременно. Мне кажется, что он приезжал в больницу в тот день, потому что боится, что Мэйв выйдет из комы. Ей становится лучше, и он опасается, что она заговорит.

– А есть какие-нибудь улики, что он в этом замешан?

– Один неполный отпечаток пальца на ее водонагревателе. Будет очень интересно услышать, что скажет Мэйв по поводу того, что там происходило непосредственно перед тем, как она потеряла сознание.

– Ты думаешь, она придет в себя?

Патрик несколько секунд ехал молча, не отвечая на вопрос Лайама. Он представил себе цепкий, целеустремленный взгляд Мэйв, вспомнил, как все эти последние девять лет она скрывала тайну Лили, совершенно не думая о себе.

– Не сбрасывай ее со счетов, – ответил он наконец тихо.

– Надеюсь, ты прав, – согласился Лайам. – Ради Лили.

– Знаю, они были очень близки. И болезнь Мэйв – очень тяжелое испытание для Лили. Особенно сейчас, когда ей приходится волноваться и о том, что собирается предпринять Эдвард по отношению к Роуз. Думаю, вы с ней должны оставаться там, где находитесь. И не спускай с нее глаз. А главное – не позволяй ему к ней приближаться.

– Не беспокойся, – резко ответил Лайам. – Пусть только попробует. Кроме того, мы провели большую часть этого времени в море, на шхуне моего друга. На самом деле именно поэтому я и звоню.

– Что случилось?

– Тут появился один парень из Кейп-Хок, – пояснил Лайам. – Джеральд Лафарг. Он рыбак с очень плохой репутацией – ловит дельфинов и китов. А здесь, в Род-Айленд, творится что-то совершенно невообразимое – настоящая океанографическая аномалия. Большие океанские волны пригнали к берегу самые необычные для этих вод виды рыб, и все они очень активны…

– И не только в Род-Айленд, – сообщил Патрик, вспоминая, как тысячи мелких рыбешек буквально бурлили в воде вокруг стоянки его катера, хотя обычно там было всегда спокойно, как в заводи.

– Лафарг не ловит рыбу, и никто не может ему запретить просто плавать в этом районе, – сказал Лайам. – Но он явно пришел сюда с какой-то целью, и я хочу знать, с какой.

– А ты звонил в Кейп-Хок? – спросил Патрик.

– Да. Спрашивал об этом своего двоюродного брата, но он ничего не знает.

Увидев впереди себя очертания небоскребов Балтимора, Патрик включил сигнал поворота, чтобы съехать со скоростного шоссе. Он бросил взгляд на сиденье рядом, где лежал блокнот с адресом, который дал ему Джим.

– Слушай, – обратился он опять к Лайаму. – Есть шанс, что я сам буквально через несколько дней отправлюсь в Кейп-Хок. Если я точно туда поеду, то постараюсь узнать все, что смогу.

– Было бы здорово! Спасибо, – поблагодарил Лайам. – А ты едешь на музыкальный фестиваль?

– Если все получится, – ответил Патрик, ведя машину по указаниям, которые ему дал Джим, – то я повезу туда одного из музыкантов.

Лайам еще раз поблагодарил его, и они попрощались.

После того как Патрик съехал со скоростного шоссе, он почувствовал запах соленой воды. Он подумал о том, что Мариса всю свою жизнь живет в основном на атлантическом побережье. Из Ньюпорта она перебралась сюда, в Балтимор, затем опять на север, через Бостон, в Кейп-Хок. Патрик так же, как и она, чувствовал себя лучше всего, когда дышал морским воздухом. И сейчас, когда он вел машину по узким улочкам города, этот воздух бодрил его.

Наконец он нашел дом, адрес которого ему дал Джим Хэнли. Где-то недалеко был госпиталь, и он услышал звук сирены «скорой помощи», который становился все громче. Небольшие дома на две семьи с маленькими двориками и верандой выглядели аккуратными и ухоженными. На тротуарах играли дети, а старики сидели на верандах. Патрик прошел по дорожке, ведущей через дворик к дому номер 64 по Фиш-стрит, поднялся по ступенькам крыльца и постучал в дверь.

Стоя несколько минут в ожидании, он чувствовал, как сильно бьется его сердце, точно так же, как оно всегда билось, когда он, служа в полиции, расследовал какое-нибудь дело и ставки были очень высоки. Он попробовал заглянуть внутрь через щель в занавесках на окне двери, но ничего не увидел.

Не получив ответа на стук, он вернулся к своей машине. Они с Джимом договорились о встрече в шесть часов в «Крабовой клешне», и у Патрика еще было время. Он немного проехал по городу, направляясь в сторону госпиталя: знал, что именно здесь Мариса начала работать в качестве медсестры. Он посмотрел на большое кирпичное здание, думая о том, скольким людям она помогла.

Может, Сэм опять работала в этом городе? Он не переставал думать о том, что же произошло между сестрами, о том, что он делает здесь, – в конце концов, ведь это не его дело. Но он не мог забыть взгляд Марисы тогда, в Кейп-Хок, и звук ее голоса, когда она пела по телефону песню для него.

Бар «Крабовая клешня» располагался во Внутренней гавани. Патрик оставил машину на стоянке и спустился вниз по мощенным булыжником улицам. Войдя туда, он огляделся и заметил Джима, сидящего с каким-то человеком за столиком у воды. Пробираясь через толпу посетителей, он увидел, что это был Джек О'Брайен, помощник окружного прокурора, который как-то помогал ему в одном деле, несколько лет назад.

– Привет, Патрик, рад тебя видеть! – приветствовал его Джим.

– Я тоже рад! – произнес Патрик, пожимая ему руку. – Джек, как поживаешь?

– Замечательно, Пат, – сказал Джек. – Джим сказал мне, что ты в городе, поэтому я решил к вам присоединиться. Давненько не виделись. Я что-то слышал о твоей отставке…

– Время пришло. – Патрик усмехнулся. – Слишком много полицейской работы и мало жизни.

Они вспомнили дело, которое когда-то вели вместе, и Патрик рассказал им, что подозреваемый, которого они тогда арестовали, все еще отбывает свой пятнадцатилетний срок за ограбление банка. Они спросили его о Маре Джеймсон, и он поведал о том, что она вернулась, будто воскреснув из мертвых. Подошел официант и принял их заказ, а Патрик пил свою колу, глядя на катера и яхты в гавани.

– Итак, ты в отставке, – заключил Джим, – но все еще занимаешься полицейской работой?

– Не совсем так, – ответил Патрик. – Я просто разыскиваю сестру одной своей знакомой.

– Да, Джим сказал мне, что ты ищешь одну из сестер Махун, – вступил в разговор Джек. – Это же они – «Падшие ангелы»?

– Ты их знаешь?

Знал. И до сих пор помню, как они играли. А ведь прошло пятнадцать лет! Они играли в пабе по соседству со зданием суда. Половина полицейских и адвокатов были в них влюблены. Сэм какое-то время встречалась с одним моим приятелем, как раз после того, как Патти переехала.

Патрик постарался аккуратно расспросить своего старого друга о том времени. Он узнал, что после окончания Школы медсестер Сэм Махун осталась в штате госпиталя Джона Хопкинса, возглавила команду медсестер, которые должны были ездить в Южную Америку, Африку и на Дальний Восток, если понадобится их помощь.

– Она очень скучала по своей сестре, – рассказывал Джек. – Я это хорошо запомнил. Они были неразлучны. Сэм стала учиться в этой школе при госпитале, потому что ее старшая сестра уже училась там. Они были по-настоящему близки. Поэтому, когда Патти вышла замуж и переехала в Бостон, Сэм очень тосковала.

– Она больше не играла после этого? – спросил Патрик.

– Только когда ее сестра приезжала погостить. Они дали несколько концертов. Все их просто обожали.

– И что случилось потом? – поинтересовался Патрик.

– Не знаю. Первый муж Патти умер, и она вышла замуж за кого-то еще. Может быть, даже слишком скоро. Он оказался подонком, насколько я знаю. Сэм он не нравился, и ей не нравилось то, что он делает с ее сестрой.

– Он ее бил? – поставил вопрос ребром Джим

Патрик отхлебнул кока-колы. Полицейские всегда задают этот вопрос: «Он ее бил?» Как будто вред человеку можно нанести только кулаками.

– Нет, – ответил за Джека Патрик.

– Точно, не бил. Ты ее знаешь? – спросил Джек.

– Да, – подтвердил Патрик. – Именно из-за нее я здесь. Она очень скучает по своей сестре. В Новой Шотландии сейчас идет музыкальный фестиваль, и она пытается уговорить Сэм приехать и выступить вместе с ней.

– Хотелось бы мне услышать, как они будут играть! – воскликнул Джек. – Сейчас я женат, у нас двое детей, я счастлив и доволен. Но было что-то в том, как пели эти две сестрички, что делало нас, мужчин, тупыми и заставляло сходить с ума…

Он протянул Патрику аудиокассету.

– Что это?

– Эта самодельная запись их выступления на День святого Патрика, которое они давали в баре «Бларни Стоун» много лет назад. Она у меня с тех самых пор, но моей жене не нравится, когда я ее слушаю. Она считает, что сестрицы поют слишком уже сексуально… Почему бы тебе не взять ее себе?

– Спасибо, – поблагодарил Патрик, пряча кассету в карман рубашки.

Чайки кричали у них над головой, когда официант принес их заказ. Блюда с крабами с твердым панцирем, корзинки с жареной картошкой и салат из сырой капусты, моркови и лука. Трое приятелей приступили к еде, раскалывая панцири крабов деревянными молотками, болтая о своей жизни, семьях и полицейских делах. Когда они закончили, Патрик поблагодарил их за все, сказав, что теперь они должны встречаться почаще.

Он ехал назад на Фиш-стрит, слушая кассету, которую ему дал Джек. Прекрасные, западающие в душу мелодии играли две ирландские скрипки… а потом раздались голоса сестер, поющих «Утесы Дууниина».

Боже, у него даже голова закружилась. Ветер через открытое окно машины развевал его волосы. Голос Марисы гармонично следовал за голосом сестры. Он дрожал от волнения и переживаний, и ему казалось, что она сейчас сидит рядом с ним и нашептывает ласковые романтические слова песни прямо ему в ухо. Качество записи было довольно плохим – кто-то, видно, записывал выступление прямо из зала переполненного бара. Постоянно слышались звон стаканов и голоса посетителей, но ничто не могло заглушить страстного томления в ее голосе.

Казалось, она поет о Кейп-Хок – его утесах, горах, морской пене на его побережье. Он будто видел, как она стоит в дверях своего домика, будто ощущал ее руки в своих. Что она почувствует, если он все-таки сможет убедить Сэм приехать к ней? Ему так хотелось сделать это для нее…

Найдя место для парковки за квартал от дома Сэм, он вынул кассету из магнитофона и сунул ее в карман как талисман на удачу. Потом опять поднялся по ступенькам дома 64. На этот раз внутри горел свет. Постучав, он услышал шаги.

Через несколько секунд молодая женщина открыла дверь. У нее были мягкие волосы золотисто-рыжего оттенка, намного светлее, чем у Марисы. Но Патрик все равно бы узнал: ее фамильное сходство было в глазах – таких же добрых, чуть любопытных и искрящихся юмором.

– Привет, – сказала она.

– Привет, – ответил он. – Я Патрик Мерфи.

– Хорошее ирландское имя, – с улыбкой произнесла она.

– Вы Саманта Махун? – спросил он.

– Точно, это я. Чему обязана?

– Надеялся, что вы сыграете для меня кельтскую музыку. – Широкая улыбка озарила его лицо.

Она рассмеялась, но посмотрела на него немного недоверчиво.

– Было время, когда я, может быть, и сыграла бы. Но не теперь. А мы с вами знакомы?

– Вы меня не знаете, – сказал он.

– Тогда…

– Я друг вашей сестры, – сообщил он.

– С ней все в порядке? А с Грейси? – Вопросы прозвучали так быстро, что казалось, она выпалила их, даже не успев подумать.

– С ними все отлично, – успокоил он ее. – Хотя я знаю Грейси как Джессику.

Улыбка исчезла с ее лица. Она изучала его, прищурив зеленые глаза. Губы крепко сжаты, рука лежит на ручке двери, в любой момент готовая ее закрыть.

– Зачем вы здесь? – спросила она наконец.

– Она хочет, чтобы вы приехали в Новую Шотландию, в Кейп-Хок, – ответил он. – Она думает, что вы еще в Перу. Она много времени просиживает перед своим компьютером и ждет, когда вы пришлете ей письмо из амазонской глуши.

– Это касается только нас с сестрой, – проговорила она с изменившимся лицом. – Вам лучше уйти.

– Пожалуйста, Сэм!

Она крепко держала дверь и уже почти закрыла ее, поэтому Патрик не видел ее лица. Он лишь ощущал, как она дышит – часто и взволнованно, и чувствовал, что она пытается решить, как поступить.

– Вы ее любовник? – спросила она. Патрик удивился такому прямому вопросу.

– Нет, – ответил он. – Просто друг.

Она заколебалась и по какой-то причине вдруг решилась и открыла дверь, впустив его в дом.

В небольшой гостиной стояли диван и два стула. Она жестом предложила ему сесть на один из стульев, сама села на другой – на самый краешек, будто не собиралась долго на нем оставаться. Он оглядел комнату, украшенную яркими пледами и флагами, вероятно, привезенными из ее многочисленных поездок. На верху книжной полки лежал скрипичный футляр.

И везде висели фотографии в рамках. Быстро взглянув на них, Патрик увидел несколько снимков Марисы. Он глубоко вздохнул и посмотрел Сэм прямо в глаза.

– Вы с сестрой раньше жили здесь вместе? – спросил он, вспомнив, что говорил ему Джек.

– Да. Сначала это была ее квартира. – Она показала на маленький столик красного дерева, на пару медных подсвечников и хрустальную сову. – Подсвечники и сова принадлежали Патти, она купила их, как только сюда переехала, чтобы квартира выглядела уютно и как у взрослой. Я переехала в Балтимор, чтобы быть вместе с ней. Я и медсестрой стала из-за нее.

– Вас вдохновил пример сестры?

– Да.

– Она очень скучает по вам, Сэм.

Она опустила глаза и посмотрела в пол. Наблюдая, как она постепенно успокаивается, Патрик вдруг заметил, как сильно она похожа на Марису: такой же овал лица и такие же широкие скулы, такая же бледная, веснушчатая кожа и такие же зеленые глаза, такой же большой выразительный рот. Но только у Марисы волосы были темными рыжевато-коричневыми, а у Сэм – цвета яркой меди.

– Я понимаю, что у вас добрые намерения, – произнесла она. – Но вы не до конца все понимаете.

– Тогда расскажите мне…

Она откинула голову. Какое-то мгновение он думал, что она собирается ему сказать, что это не его дело. Но она промолчала.