Текст книги "Повелитель душ"
Автор книги: Луанн Райс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)
– Я по дороге зашел в суд, но там сегодня не было никаких слушаний. Скучно живете, скажу вам, господа адвокаты… В мое время все было не так. Жизнь в суде кипела, ни дня не проходило без слушаний… Это я тебе говорю, сынок, как бывший адвокат и бывший судья!
– Да, славное было время, правда, папа?
– Славное, Джон, это точно. Ну, а что у тебя? Это дело Меррилла так до сих пор и тянется?
– Я бы не сказал, что оно «тянется». Мы постепенно продвигаемся.
– А как ко всему этому относятся твои коллеги? Как они смотрят на то, что такой толковый адвокат, как ты, все свои силы и время отдает столь неблагодарному делу?
– Честно говоря, кто как, – ответил Джон и жестом пригласил отца сесть в виндзорское кресло с золотой эмблемой Джорджтауна, а сам откинулся на спинку своего стула перед письменным столом. – Они разделились на две партии. Те, кто против смертной казни, меня поддерживают. А у тех, кто за нее, мои действия вызывают раздражение.
Отец усмехнулся.
– Могу себе представить. Ты ведь хороший, известный адвокат, и вдруг, вместо того, чтобы работать с перспективными клиентами, поднимая престиж своей конторы, ты берешься за такое поганое дело. Ты пренебрегаешь интересами фирмы, плюешь на общественное мнение и наживаешь себе врагов… – и все ради чего? Ради того, чтобы спасти от смерти человека, которого никто не хочет видеть живым.
– Я все это знаю.
– Многие осуждают тебя, Джон, очень многие. Просто эти люди забывают о том, что любой, даже самый ужасный преступник, имеет право на адвоката. Ведь это один из главных принципов правосудия. А раз так, то кто-то же должен, в конце концов, быть адвокатом Меррилла!
– Попробуй объяснить это тем, кто бросил кирпич в мое окно.
– Знаю, знаю. Это невозможно. К твоему несчастью, клиент твой чересчур отвратителен. А в нашем городе у каждого есть знакомые или знакомые знакомых, знавшие кого-нибудь из этих девушек.
Джон кивнул и подумал о Кейт, вспомнив об их поцелуе и о том, что он ей рассказал. Он почувствовал, что краснеет, и отец тотчас это заметил. Джон знал, что должен теперь что-то сказать – иначе старик не успокоится, и внезапно ему захотелось во всем признаться, чтобы облегчить душу. Судья внимательно смотрел на сына, дожидаясь, когда тот заговорит.
– Я совершил нечто… сомнительное, – начал Джон.
– Да?
Джон медленно кивнул. Он встал, подошел к двери и плотно ее закрыл.
– Я рад, что ты здесь, папа. Я должен тебе все рассказать. Это для меня очень важно.
Патрик слегка наклонил голову набок и молча ждал.
Джон глубоко вздохнул и обвел взглядом все свои дипломы, сертификаты и галерею семейных фотографий – родителей в день их свадьбы, его с Терезой, Тедди-первоклассника, Мэгги с ее первой теннисной ракеткой и обоих детей на велосипедах в «Пэрэдайс Айс Крим»…
– Я нарушил этический кодекс адвоката, – сказал Джон.
Глаза отца расширились от удивления. Он раздул щеки, шумно выдохнул воздух и хмуро кивнул:
– Продолжай.
– Я открыл третьему лицу то, что мне рассказал мой клиент…
– Меррилл?
– Да.
Джон посмотрел в глаза отцу, мнением которого он очень дорожил, и ему была необходима его поддержка. Именно поэтому, забыв о своей гордости, он решил обо всем рассказать Патрику. Держать это в себе было слишком невыносимо. Джон не столько переживал, что все откроется и ему придется отвечать за свой проступок, сколько испытывал муки совести от того, что изменил своим принципам.
– Я не думаю, что она кому-то расскажет об этом… – добавил он, хотя отец его ни о чем не спрашивал. – Что-то говорит мне, что она не выдаст меня.
– Это женщина?
Джон кивнул.
– Да. У нее пропала сестра. Она уехала из дома шесть месяцев назад, и с тех пор от нее нет никаких известий…
– Шесть месяцев – это долго, – задумчиво произнес Патрик. – Слишком долго, чтобы не начать предполагать худшее…
– Да, – сказал Джон. – Я тоже так думаю.
– Ну, и что же ты сделал?
– Мы встретились в Фэрхейвене, штат Массачусетс… Это была совершенно случайная встреча. Простое стечение обстоятельств. Мы уже встречались несколько раз до этого: она просила меня узнать у моего клиента о ее сестре. Я спросил его кое о чем, и он рассказал мне историю, которую никому больше не рассказывал. Эта история произошла в Фэрхейвене, и я приехал туда, чтобы во всем удостовериться, и вот…
– Эта женщина тоже оказалась там.
– Да. Ее сестра была в Фэрхейвене – примерно в то же самое время, что и мой клиент.
Джон закрыл глаза и увидел в своем воображении окно девочки, процессию со свечами и серо-голубые глаза Кейт. При одном только воспоминании об этом он снова почувствовал прикосновение ее мягких губ. Это было сильнее его, и Джон ничего не мог с этим поделать. Чувства переполняли его, и он страстно желал, чтобы Кейт оказалась рядом и снова подарила ему свой трепетный поцелуй. Он вздрогнул всем телом при мысли об этом и понял, что отец, несомненно, это заметил.
– И я рассказал ей всю правду, – продолжил Джон. – Я не мог скрыть от нее то, что мне было известно. Это было бы слишком жестоко. Мучиться неизвестностью намного хуже, чем знать правду – какой бы горькой она ни была.
– Ты поступил очень гуманно, – сказал Патрик.
– Правда? Ты в самом деле так думаешь?
– Да, но твоя гуманность не освобождает тебя от ответственности. Ты не должен был забывать о том, что твой главный долг – защищать своего клиента. Для тебя это должно быть превыше всего. Адвокат не должен поддаваться чувствам и поступаться своими принципами.
– Я поступился своими принципами… – произнес Джон.
По его тону нельзя было понять, спрашивает он или констатирует факт, но Патрик безапелляционно ответил:
– Да, безусловно.
– И что мне теперь делать, папа?
Отец потер подбородок, размышляя, и, наконец, произнес:
– Не знаю.
– Ты когда-нибудь посвящал маму в свои дела? – спросил Джон.
Патрик вздрогнул, словно шокированный вопросом.
– Конечно. Я никогда ничего не скрывал от жены. А ты разве ничего не рассказывал Терезе?
Джон напрягся и стиснул зубы, старясь выглядеть невозмутимым, хотя внутри у него при этих словах все перевернулось. С тех пор, как Тереза умерла, он всегда избегал разговоров о ней – даже со своим отцом. Боль никогда не покидала его – так же, как и чувство стыда.
– Далеко не все.
– Ну, а почему ты спрашиваешь? Ты что, доверяешь этой женщине, как своей жене?
– Да нет, – ответил Джон, кинув взгляд на письмо Мэгги.
– Кто она тебе?
– Да никто, в общем-то, – сказал Джон, и его сердце бешено застучало, когда он взглянул на имя Кейт и вспомнил их поцелуй. – Ну, так что же мне все-таки теперь делать?
– Что ж, во-первых, больше так не поступать.
– Да, это само собой разумеется. Я и так это знаю.
– Ну, вот и хорошо. Тогда тебе остается только сесть и хорошенько подумать, чтобы представить все, что могло бы произойти, если бы о твоем поступке узнали. Только представь: твоя карьера разрушена, тебя исключают из Ассоциации адвокатов, ты лишаешься работы, а, значит, у Мэгги и Тедди уже не будет возможности учиться в колледже и юридической школе… И вот, когда ты все это представил, ты даешь себе пинка под зад, называешь себя идиотом и даешь себе слово никогда больше так не делать.
– Спасибо, папа, я обязательно последую твоему совету, – с улыбкой ответил Джон, чувствуя, как камень свалился с его души.
– А что стало с сестрой той женщины – Меррилл убил ее?
– Не знаю.
– Но ты собираешься это выяснить?
– Да, я работаю над этим.
– Тебе следовало бы отработать и другие версии. Нужно как можно больше узнать об этой женщине, сестре пропавшей девушки. Есть ли у нее муж? Любовник? Брат?
– Насколько мне известно, есть брат и бывший муж, – сказал Джон. Он надеялся, что любовника у Кейт не было.
– В таком случае, их нужно проверить. Пусть этим займется полиция – поговори с Билли Мэннингом, он же твой друг. Кстати, где жила пропавшая девушка?
– В Вашингтоне. Она уехала из дома и отправилась путешествовать, и ее, на беду, занесло в Новую Англию.
– Где она останавливалась?
– В Ньюпорте, в какой-то гостинице; а у нас – в «Восточном ветре».
– Что ж, в гостинице Фелисити с ней ничего плохого не могло случиться…
Джон промолчал и отметил про себя, что отец предусмотрительно не упомянул имя Баркли. Джон знал, что отцу было известно о связи Терезы с одним из лучших его друзей, но они никогда об этом не говорили.
– В общем, попроси Билли заняться этим.
– Я думаю все же, что это дело рук моего клиента. Я почти на сто процентов уверен в этом. Время и место совпадают, и по своей внешности она походит на его типичную жертву.
– Официально он признался в убийстве только семи женщин, – сказал судья.
– Да, – подтвердил Джон.
– Многие считают, что это только вершина айсберга, – продолжал Патрик. – Ты можешь ничего не говорить – я не тяну тебя за язык. Но это же ясно, что такой монстр, как он, скорее всего, не особо себя ограничивал…
Джон кивнул. Он сам тоже об этом думал. Грег признался лишь в семи убийствах. Эти преступления были раскрыты потому, что у этих женщин были семьи, мужья, люди, беспокоившиеся о них. Но ведь среди жертв могли быть и такие женщины, которых никто бы не стал искать. Проститутки, девушки, убежавшие из дома и порвавшие со своей семьей… Даже Вилла Хэррис попала сначала в эту категорию, потому что скрывалась от своей сестры.
– Послушай, Джон… я не прошу тебя ничего разглашать, просто ответь мне на один вопрос. Как насчет почерка в этом преступлении? Он тоже совпадает? Ведь у каждого серийного убийцы – свой особенный почерк.
Да, у Меррилла был свой особенный, очень специфический, почерк, о котором Джон не рассказывал никому, даже своему отцу.
– Ее тело не было найдено, – добавил он. – Так что насчет почерка я не знаю.
– Боже, – вздохнул Патрик, покачав головой. – Это ужасно. Ужасно, когда нет даже могилки, куда родные могут прийти и поплакать.
При этих словах Джон снова вспомнил виденную им в Фэрхейвене процессию верующих – португальских рыбаков с семьями, пришедших в ту темную холодную ночь на маленькое местное кладбище, чтобы почтить память своих близких. Они несли свечи и пели церковные гимны, и от этого зрелища сердце благоговейно замирало, как от какого-то мистического действа. Оно потрясало до глубины души, и Джон, зачарованный им и всем, что произошло в тот вечер, поцеловал Кейт.
И теперь он все это переживал снова: его переполняли те же мысли, чувства, томления. Отец, сидящий напротив, рассуждал о нарушении профессионального долга и почерке серийного убийцы, но все мысли Джона в этот момент были только о Кейт Хэррис – о том, где она была сейчас и помнила ли их неожиданный поцелуй на автостоянке.
Ему очень хотелось избавить эту женщину от боли, накопившейся в ее сердце из-за мужа, из-за сестры, из-за всего, что ей пришлось пережить в последнее время. Больше всего на свете Джон хотел теперь только одного: чтобы Кейт не страдала, чтобы все ее слезы, горести и печали остались навсегда в прошлом.
Глава 15
Этим вечером Джон решил во что бы то ни стало вернуться домой пораньше, чтобы побыть со своими детьми. Его мучили угрызения совести из-за того, что в последнее время он стал уделять им совсем мало внимания. Он все чаще засиживался допоздна в своем офисе, напряженно работая. Однако на этот раз, решив, что поговорить с доктором Беквитом по телефону можно было и дома, Джон, завершив все срочные дела, сразу же отправился домой – разумеется, не к себе, а к своему отцу, у которого они все еще жили.
Каково же было его разочарование, когда, придя домой, он никого там не застал! Тедди после уроков отправился в спортзал. Мэгги оставила записку, что поехала кататься на велосипеде. И даже от отца была записка, в которой он сообщал, что решил сегодня дать Мэв возможность отдохнуть от приготовления еды и они отправились вместе поужинать в находящийся на морском побережье ресторанчик «Клэм Шэнти».
Джону оставалось лишь развести руками и самому взяться за приготовление ужина. Он решил приготовить свое фирменное блюдо – тушеную говядину с соусом чили. Рецепт он узнал еще в колледже от товарища по футбольной команде. Для этого блюда, помимо мяса, требовалось немного овощей и пива. Когда Джон готовил его для Мэгги и Тедди, то пива он брал в два раза меньше, чем нужно было по рецепту. Дети всегда были в восторге.
Сейчас, выглянув на улицу и увидев, что уже начинало темнеть, Джон почувствовал смутное беспокойство. Солнце еще не село, но тусклый ноябрьский свет рождал в душе тревожные чувства. Почему Мэгги и Тедди так долго не возвращаются? Джон стоял на кухне возле окна и напряженно всматривался в сгущавшиеся сумерки. Показавшийся на дороге пикап замедлил ход при приближении к дому и свернул на подъездную дорогу. Из пикапа вылез Тедди, и Джон вытянул шею, чтобы увидеть, кто его привез. Это был Хант Дженкинс, футбольный тренер.
Хлопнула входная дверь, Тедди бросил портфель на пол и прошел на кухню.
– Папа! – радостно закричал он, не ожидая увидеть отца дома так рано.
– Привет, Тед.
– Как ты сегодня рано! Нечасто такое бывает… Мы еще не собрались ужинать – а ты уже дома!
– А догадываешься, кто сегодня готовит ужин?
– Ты? Вот это да! Будет тушеная говядина?
– Да.
– А где Мэгги?
– Она оставила записку, что поехала кататься на велосипеде, – ответил Джон.
На душе у него было неспокойно, хотя он и пытался уверить себя, что волноваться не стоило. Когда Тедди спросил его о Мэгги, Джон, не удержавшись, с беспокойством выглянул в окно, но тут же сказал себе, что нельзя быть таким нервозным.
– Тебя привез мистер Дженкинс? – спросил он.
Тедди кивнул и открыл холодильник. Он вытащил оттуда бутылку молока, снял крышку и приготовился отпить прямо из бутылки. Джон неодобрительно покачал головой, и Тедди, поймав его взгляд, налил молоко в стакан.
– Я был в спортзале, – стал рассказывать он. – Записался на тренировки на зимний сезон и для участия в отборочных матчах. Их проводят мистер Дженкинс, мистер Фелан, тренер команды Ривердейла, и их друг мистер Дэвис. Было уже поздно, и мистер Дженкинс предложил подвезти меня до дома, потому, что это было ему по пути.
Тедди поднес стакан с молоком к губам, но, не отпив его, поднял глаза на отца:
– Я правильно сделал, что записался на тренировки – как ты считаешь?
– Конечно, правильно, – ответил Джон. – Молодец.
– Я буду много работать, и тогда, может быть, мне даже удастся стать стипендиатом от нашей футбольной команды.
– Это было бы замечательно.
– Мистер Дженкинс сказал, что у меня есть для этого все шансы. И он считает, что мне нужно начать тренироваться с тяжестями. Я должен накачать мускулы.
– Для футболиста это так важно? – поинтересовался Джон, помешивая мясо.
Тедди кивнул и выпил залпом все молоко.
– Он сказал, что сам будет тренировать меня. Я буду приходить в спортзал, где он занимается. Там есть все, что нужно: штанги, тренажеры и все такое. Мистер Фелан и мистер Дэвис тоже туда приходят. Это спортзал для профессиональных спортсменов.
– А что, разве ты не можешь тренироваться в школьном спортзале? – спросил Джон.
– Могу, конечно, у нас хороший спортзал, но я подумал, что если буду тренироваться вместе с ними, мне удастся достичь большего, и я смогу получить стипендию.
Джон поддел вилкой кусочек мяса и попробовал его, чтобы проверить готовность. То, что сейчас рассказал ему сын, показалось ему подозрительным. Неужели у двух взрослых тренеров нет более важного занятия, чем учить мальчишку качать мускулы?
– Почему тебе не нравится эта идея, папа? Я не думаю, что посещение этого спортзала будет дорого обходиться. Я обязательно уточню это у мистера Дженкинса.
Приготовленное кушанье кипело на огне, и мясо стало уже достаточно мягким. Джон тяжело вздохнул. С этой работой можно было совсем свихнуться. Постоянное общение с Мерриллом и доктором Беквитом делало свое дело, ему повсюду мерещились теперь маньяки и извращенцы. «Подумать только! – сказал себе Джон. – Футбольный тренер всего-навсего пригласил Тедди в свой спортзал, а я уже начал паниковать. До чего я дошел? Насколько нужно быть болезненно мнительным, чтобы увидеть в этом что-то плохое?»
– Ну, конечно, Тед. Ты можешь туда ходить. Но только не превращайся в громилу, ладно?
– Хорошо, папа, не бойся…
Они оба засмеялись. В этот момент зазвонил телефон. Когда Джон увидел на дисплее имя Салли Кэрролл, он немного заколебался. Он хотел попросить Тедди подойти к телефону, но потом все же снял трубку сам.
– Алло?
– Джонни, это Салли.
– А, привет, Сэл. Как дела?
– Отлично. Просто великолепно. У меня сорвалась сделка – покупатель передумал покупать дом (нашел себе что-то другое в Блэк Холл). Представляешь? И я сказала себе: «Салли, чтобы прийти в себя, тебе нужно немного выпить в компании с надежным старым другом». Мой новый бойфренд сегодня вечером куда-то исчез – прямо как сквозь землю провалился. И я, конечно же, вспомнила о тебе.
– Извини, Салли. Я сейчас готовлю ужин детям, а потом мне предстоит очень долгий телефонный разговор по работе. Так что давай как-нибудь в другой раз, хорошо?
– Ну, хорошо, как хочешь… – разочарованно произнесла она. – Кстати, вы ведь сейчас живете у твоего отца, а я только что видела, как Мэгги каталась на велосипеде возле вашего дома. Ты знаешь, что она там?
– Возле нашего дома? – испуганно переспросил Джон и, подойдя к окну, выглянул на улицу. – Ты имеешь в виду наш дом?
– Ну да. Не знаю, как она туда приехала – по шоссе или через лесопарк. Но я подумала, что тебе нужно обязательно об этом сообщить. Уже темнеет – в такое время небезопасно кататься на велосипеде… Тереза всегда так за нее волновалась…
– Спасибо, Сэл, – сказал Джон.
Он положил трубку и подошел к окну. Улицу и двор пересекали длинные тени. Освещение оставляло желать лучшего. Фонари то слабо мерцали, словно восковые свечи, то вдруг вспыхивали ровным и ярким светом. Стало уже совсем темно, а Мэгги все еще не было дома. Кровь застучала у Джона в висках.
Он прижался лбом к холодному оконному стеклу, пытаясь разглядеть, не появился ли на дороге велосипед Мэгги. Почти не осознавая, что делает, Джон взял ключи от машины, готовый ехать на поиски Мэгги. Он уже собирался выйти из кухни, когда услышал, как по усыпанной гравием дорожке прошуршали велосипедные шины.
– А вот и я! – громко оповестила всех Мэгги, едва войдя в дом.
Щеки у нее горели, и нос был ярко-красный от холодного воздуха.
Тедди улыбнулся сестре, а Джон обессилено прислонился к дверному косяку, стараясь унять выскакивающее из груди сердце.
– Привет, папа, – сказала Мэгги и радостно подбежала к отцу, собираясь обнять его.
– Привет, Мэгги, – голос отца – неожиданно для нее (да и для самого Джона) – прозвучал холодно и сердито.
Мэгги остановилась и, нахмурившись, засунула руки в карманы.
– Что случилось? – спросила она.
– Ты каталась возле нашего дома?
Мэгги изумленно вытаращила глаза: она никак не думала, что отцу станет известно об этом.
– Ну, признавайся, ты была там?
Мэгги кивнула, все еще с удивлением глядя на отца.
– Ну да, была, – неохотно подтвердила она. – Но вообще-то я, в основном, каталась по лесопарку…
– Мэгги! – взорвался Джон. – Ну, сколько раз можно тебе повторять! Ведь это опасно! И постой… ну-ка говори: ты переезжала через Ламбер-роуд?
– Да, папа, но…
– Тут не может быть никаких «но»! На этой дороге тебя могла сбить машина! Ты знаешь, на какой скорости они там носятся? Но, самое главное – ведь неподалеку оттуда находится дорога 1-95… – сказал Джон и тут же прикусил язык.
Междуштатная дорога 1-95 была артерией, по которой шел нескончаемый поток преступников всех мастей – наркоторговцев из Флориды, контрабандистов, перевозивших товары на трейлерах, педофилов, подкарауливающих неосторожных детей, которые храбро разгуливают вдали от города… Дорога 1-95 то и дело фигурировала в рассказах его клиентов: она была своего рода сообщником – пособником и укрывателем – всех преступников.
– Прости, папа, я больше не буду!
– Конечно, не будешь, Мэгги, – сказал Джон. – Потому что ты будешь сидеть теперь дома, под домашним арестом.
– Ну, папа!
– Послушай, папа, не нужно наказывать Мэгги, – вмешался Тедди. – Она ничего плохого не сделала. Просто мы оба скучаем по нашему дому… Я тоже, между прочим, был там несколько раз, с тех пор как мы сюда переехали.
– Ты хочешь, чтобы я и тебя посадил под домашний арест? – спросил Джон.
Вот еще одна головная боль. Детей тянуло домой – и в этом не было ничего удивительного. Однако из кадрового агентства до сих пор не звонили, и у них по-прежнему не было няни. Джона, в принципе, это устраивало: было намного удобнее и безопаснее жить с отцом и Мэв, где дети были окружены заботой и вниманием, как в настоящей семье. Он вспомнил о Терезе, и волна боли и горечи захлестнула его.
– Папа, – произнесла Мэгги, заплакав. Джон подумал, что ее слезы вызваны далеко не радужной перспективой домашнего ареста, но это было не совсем так. – Я не хочу, чтобы ты сердился, папа… – продолжала Мэгги. – Не хочу огорчать тебя… Я больше так не буду, честное слово. И не нужно меня запирать.
– Даже когда я сержусь, я все равно люблю тебя, – ответил Джон, сжав дочь в объятиях. – Я люблю тебя, Мэгги. И я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое!
– Ничего плохого со мной не случится, – всхлипнула Мэгги, коснувшись бахромы белого шарфа, полученного в подарок от Кейт. – Я смелая, и я могу постоять за себя.
– Я знаю, что ты смелая, – сказал Джон, тоже погладив шарф. – Но все равно ты будешь сидеть дома.
Мэгги, казалось, хотела сказать что-то еще, но потом повернулась и взбежала по лестнице наверх, в свою комнату. На улице было уже совсем темно, и Джон с беспокойством подумал о том, не забыла ли дочь задернуть шторы, прежде чем включить свет.
Эта мысль опять вернула его в Фэрхейвен – на автостоянку, где они стояли вместе с Кейт, глядя на окно девочки.
При воспоминании об этом его сердце забилось чаще. Ему очень хотелось верить в то, что их сближение в тот вечер не было простой случайностью. Он надеялся, что судьба свела их друг с другом не на одно мгновение, и тонкая нить, однажды соединившая их, никогда уже не порвется.
После того, что случилось с открыткой Виллы, Кейт, панически боясь пропустить новую весточку от сестры, тщательно проверяла поступившую почту. Ассистент обещал пересылать ей всю корреспонденцию на дом, но, вернувшись в Вашингтон, Кейт решила сама заехать в офис и забрать ее. Кабинет был пуст, дожидаясь ее возвращения. Кейт была в бессрочном отпуске, но здесь, в этом офисе, все так и манило ее снова взяться за работу.
Она села за рабочий стол, желая просмотреть отчеты и запросы, поступившие за время ее отсутствия. Комиссии, работавшие по всему атлантическому побережью США, прислали данные о квотах на добычу моллюсков. Из двух городов Мэриленда поступили заявки на проведение Академией экологических исследований на их территории. В общем, жизнь в офисе шла своим чередом.
Кейт всегда любила свою работу, но в последние полгода она просто не могла думать о ней. До сих пор не могла.
Перебирая пачку писем, чтобы удостовериться в том, что там не было ничего от Виллы, Кейт обмерла, увидев штемпель СИЛЬВЕР БЭЙ КТ. Взволнованная, она попрощалась с остальными сотрудниками и поскорее спустилась на лифте вниз. Ей не терпелось прочитать письмо, но она хотела сделать это дома.
Национальная академия наук находилась в большом современном здании на углу 21-й улицы и Пенсильвания-авеню. Выйдя на улицу, Кейт закуталась в свое зеленое пальто. Ей нравилось – особенно осенними вечерами – прогуляться до дома пешком. На Капитолийском холме в любую погоду было полно туристов, но Кейт шла, не замечая никого, погруженная в свои мысли. Она проходила мимо Белого дома, вниз к Конститьюшн-авеню и шла вдоль Молла с огромными, величественно-спокойными Смитсонианскими зданиями… и купол Капитолия светил ей, как маяк возвращающимся домой морякам.
Однако этим вечером Кейт хотелось поскорее оказаться дома и узнать, что в письме, поэтому она поехала на такси.
Ее таунхаус находился на Капитолийском холме, неподалеку от Массачусетс-авеню. После поездки в Фэрхейвен, Кейт стала содрогаться при одном только взгляде на табличку с названием этой улицы. Выйдя из машины перед красивым кирпичным домом, она быстро взбежала по высоким ступенькам и отперла тяжелую черную дверь.
Бонни запрыгала от радости, увидев хозяйку. Кейт бросила свою сумку и включила свет. Уехав из квартиры, где они жили с Эндрю, она ничего не взяла оттуда, и все, что было теперь в ее новом доме, никак не было связано с тем периодом ее жизни. Мебель, купленная в секондхэндах на Истерн Шор, бабушкин плетеный коврик, привезенный с Чинкотига, очаровательные акварели с изображением дюн и заливов.
Опустившись в кресло, Кейт достала из своей сумки маленький голубой конверт. Ее имя было написано большими детскими буквами, а адрес – размашистым взрослым почерком.
При одном взгляде на штемпель «СИЛЬВЕР БЭЙ КТ» на душе у нее потеплело. Ей казалось, что она даже подушечками пальцев ощущала исходившее от письма тепло. Нетерпеливо открыв конверт, Кейт принялась читать.
Это было письмо от Мэгги: она благодарила за шарф и сообщала некоторые новости своей жизни. Тедди тоже написал кое-что от себя. Кейт дважды перечитала письмо. От Джона не было никакой приписки, но, несомненно, это им был написан адрес на конверте. Должно быть, Мэгги попросила его об этом.
Держа письмо в одной руке, а конверт в другой, Кейт закрыла глаза, и все, произошедшее с ней за последнее время, опять всплыло в ее памяти. Она думала о том, что потеряла свою семью – мужа, предавшего ее; сестру, бесследно исчезнувшую в Новой Англии; брата, спрятавшегося от мира в своей лачуге среди сосен и устричных раковин. Судьба отняла у нее всех, кто был ей дорог. Но теперь Кейт начала осознавать, что каким-то чудесным, непостижимым образом она обрела близких там, где вовсе не ожидала. Это было настоящее чудо, которое спасло ее от опустошения после стольких утрат…
«Брейнер передает тебе привет», – сказала она Бонни. Собачка взвизгнула от восторга и запрыгнула на кресло рядом с хозяйкой. Они сидели рядом, слушая потрескивание дров в камине и думая о тех, кто остался далеко на севере.
«О чем думал Джон, подписывая конверт?» – размышляла Кейт.
Помнил ли он их поцелуй? Хотел ли он, чтобы это случилось снова?
Кейт закрыла глаза, прижимая конверт к груди. С ней происходило что-то невероятное.
Она едва знала Джона О'Рурка. И, кроме того, он принадлежал к «противоположному лагерю», будучи адвокатом, который должен был защищать маньяка, вероятно, убившего ее сестру. Но, несмотря ни на что, для нее он был, прежде всего, просто человеком – одиноким отцом, растившим двоих детей. Кейт прекрасно понимала, как он страдал из-за всего, что ему пришлось пережить. Сначала была измена, а потом – ужасная смерть жены, которая погибла в автомобильной аварии, возвращаясь домой поздним вечером, должно быть, после свидания с любовником.
Любовь, предательство, смерть близкого человека… Им обоим пришлось пройти через это. От жестоких ударов судьбы осталась глубокая, незаживающая рана. И Кейт знала, что в ее душе эта рана никогда не перестанет кровоточить.
