Текст книги "За кроваво-красной дверью"

Автор книги: Лу Камерон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– А, это он собирал плату за розы.

– Не дразнись, Морган. Это очаровательная история, и, с другой стороны, я перепугана из-за чертовой розы.

– Приношу свои извинения, – улыбнулся я. – Продолжай про дедушку Келлера и его розовую аренду.

– Все очень просто, – сказал она. Затем, понюхав свою чашку, она спросила:

– Ты сюда кладешь какие-то травы или что?

– Травы? – Я заморгал. – Черт, насколько я знаю, это обычный растворимый кофе.

– Странно пахнет, – настаивала она, еще раз понюхав. – Думаю, сюда добавлен тимьян или розмарин.

– Отнесу для проверки Хуану Вальдесу. – Я пожал плечами, подняв чашку и понюхав. Мне казалось, что мой кофе в полном порядке. Я сделал экспериментальный глоток и сказал: – Ты рассказывала мне о розах.

– Морган, – сказала Пат вполне серьезно. – Я не думаю, что нам следует это пить!

– Да ну, послушай, – засмеялся я. – Теперь ты думаешь, что они подсыпали в… гм, понимаю!

Я встал и пошел на кухню, снял с полки почти пустую банку кофе и открыл свежую, которую только что купил. Сунув в них по очереди свой нос, я обнаружил, что легкая разница все же была.

Пат присоединилась ко мне, когда я заклеивал почти пустую банку липкой лентой:

– У тебя хороший нюх. Может, кофе просто прогорклый. Мы это узнаем, когда я переправлю его в лабораторию.

– Господи! – вздохнула она. – Ты же не думаешь?..

– Я не знаю, что и думать, – ответил я мрачно. – Но кто-то недавно подсунул мне отраву, и мы лучше откроем свежую банку, пока не узнаем, что было в этой.

Я взял наши почти полные чашки и вылил их в бутылку из-под сливок, сполоснул в раковине и достал новые.

Затем, за чашкой свежего кофе, Пат рассказала мне о розовой аренде. Это действительно была очаровательная история. К старому Зигмунду Келлеру обратились с просьбой построить на его земле церковь. Приход был очень беден, и к тому же другого вероисповедания, чем Келлеры. Однако старик отдал для постройки церкви пять акров земли за ежегодную плату в размере одной июньской розы.

– Это стало народным праздником в Аллендорфе, – рассказывала Пат. – Ежегодно в июне викарий на ступенях церкви вручает самому младшему члену семьи Келлеров идеальную красную розу. Помню, когда я была маленькой, была моя очередь быть Фройляйн фон ди Розен. Я была одета в моравский национальный костюм, и меня фотографировали на ступенях церкви. По-моему, я тогда очень растерялась.

– Готов поклясться, что ты выглядела восхитительно. – Я улыбнулся. – А чья очередь собирать арендную плату в этом году?

– Да я и не знаю. Думаю, дочки моей кузины Бэт, Сары Джой. Я сейчас редко езжу в Аллендорф.

– Но арендная плата все еще взымается, – задумчиво проговорил я, разглядывая странный цветок на столике.

Пат задумчиво кивнула:

– Вот почему это так меня тревожит, Морган. Я имею в виду, кто в университете мог знать, что я когда-то принимала эту июньскую розу? Это было так давно, и я не помню, чтобы я вообще кому-то об этом рассказывала!

– Должно быть, кому-то ты все-таки рассказывала. Или, может быть, это здесь совершенно ни при чем. А есть ли у черной розы, э-э, какое-нибудь религиозное значение?

– Не знаю, – нахмурилась она. – Красная роза означала любовь в средние века, а белая всегда была символом чистоты. Но черная? Этого нет в символике ни одной официальной религии.

– А как насчет неофициальных религий?

– Ты имеешь в виду колдовские культы?

– Колдуны, друиды, вуду и что угодно другое.

– Честно говоря, я не знаю. Но, Морган, это меня пугает!

– Меня тоже не очень-то веселит, – пробормотал я. – Эту штуку я тоже отнесу в лабораторию, ты не против?

– Господи, нет, конечно. У меня от нее мурашки бегают.

Я засунул черную розу обратно в конверт, а конверт положил на полку вместе с подозрительным кофе.

Когда вернулся и сел на диван, Пат насторожилась и прошептала:

– Морган! Что это было?

Наклонив голову, я прислушался. Потом пожал плечами и сказал:

– Похоже, где-то кошки дерутся. Сейчас у них, по-моему, время спаривания. Здесь в окрестностях множество кошек развелось в последнее время.

– В университетском городке тоже. – Она сдвинула брови. – Я видела сегодня вечером, как огромный зверь несется по траве. Сначала я приняла его за кролика. Но потом увидела, что у него короткие уши…

– Подожди, – перебил я. – Ты видела, говоришь, большого бесхвостого кота?

– А, так вот что это было! Я знаю только, что он большой и черный и прыгал, как кролик. По-моему, у него вообще не было хвоста.

– Это был Бесхвостый, – категорически заявил я. Затем я нервно рассмеялся и сказал: – Знаешь, чем занимаемся, Пат? Мы сами себя запугиваем! Когда на улице темнеет, мы начинаем размышлять, что там может шевелиться!

– Надеюсь, что так! – Пат передернуло. – Но столько странных вещей произошло за последнее время, а теперь эта неприятная выходка с розой, и… черт побери, я думаю, что мы просто имеем право испугаться!

Не отвечая, я некоторое время прокручивал в голове все, что она сказала.

Роза могла попасть на ее кровать десятком разных способов, и скорее всего вся эта затея была неудачным проявлением университетского юмора. Но все же Пат мне помогала, и Мерлин Плью говорил с ней, правда давно и еще когда он находился на этом свете.

Я спросил, не могла ли она случайно упомянуть о розовой аренде в беседе со старым колдуном. Она покачала головой:

– Конечно, нет. Я также не упоминала о том, что, когда мне было шесть лет, я ездила на пони. Я вот сижу и пытаюсь вспомнить хоть кого-нибудь, кому я это могла рассказать. Но, Морган, я никому этого не рассказывала!

– Ты говорила, что тебя фотографировали, – заметил я.

Она подумала и ответила:

– Но я же тогда была маленькой девочкой!

– Но ты попала в местные газеты, – настаивал я. – И некоторые из твоих друзей и родственников наверняка вырезали из газет твой портрет, чтобы сохранить на память.

– У меня когда-то был альбом, – она сдвинула брови, – но он, по-видимому, давно пропал.

– А что с ним случилось, Пат?

Она долго размышляла, пожевывая картофельный чипс, отпила глоток кофе и ответила:

– Должно быть, я оставила его вместе со всем остальным на хранение, после того как муж умер. Ты знаешь, что я была замужем, не так ли?

– Дядя Дэй как-то упоминал об этом, – соврал я.

Она безучастно кивнула:

– Странно, но теперь кажется, что это все было очень давно и очень далеко отсюда. Я едва помню те ужасные дни, после того как это произошло. У нас был хороший брак, а он умер так неожиданно.

– Я знаю, – успокоил я. – Но что насчет альбома?

– Э, это просто глупый набор сентиментальных вещей, накапливавшихся с годами. – Она пожала плечами. – Думаю, я находилась под впечатлением того, что считалась первой красавицей Аллендорфа. Я даже пыталась стать Мисс Карнавальная Америка, но это было так давно, что мне даже стыдно говорить, когда именно. В альбоме и были всякие такие вещи. Вырезки из школьной газеты, мой диплом, статьи обо мне, когда я занималась в театральной группе. Потом выросла и встретилась с реальностью лицом к лицу.

– В двадцать лет мы все считаем себя принцами и принцессами, – отозвался я. – Но ты мне еще не сказала, что случилось с альбомом, Пат.

– Я пытаюсь вспомнить, – возразила она. – Но я не помню, что я с ним сделала. Всю мебель я отдала на хранение, когда продала дом. Я очень любила этот дом, но я не могла там оставаться одна, когда умер Карл. Он казался таким пустым, и, по-моему, там были привидения.

– Понимаю.

– Не то чтоб я ожидала встретить Карла на лестнице. – Она говорила задумчиво, как бы про себя. – Или даже чтоб я этого боялась. Мы хорошо относились друг к другу, и я… О Господи!

– Что такое? – Я сдвинул брови. Пат Вагнер уставилась куда-то, как будто увидела привидение, и когда я положил руку ей на плечо, я почувствовал, что она трясется, как замерзший котенок. Я мягко ее потряс. – Эй, в чем дело, что такое?

– Я просто вспомнила кое-что. – Она передернула плечами. – Это совершенно выскочило у меня из головы! Я ни одной живой душе об этом не говорила!

– Ну так скажи мне, Бога ради!

– Карл умер в один из дней июня. – Она вздохнула, все еще глядя неопределенно в пространство. – Он работал в саду, и это, должно быть, случилось перед обедом. Я помню, что я вообще не ела в тот вечер, а когда я вызвала врача, солнце было все еще высоко.

– Сердечный приступ, не так ли?

– Да. – Ее опять передернуло. – Это случилось, когда он пришел из сада. Я рассказывала Карлу о розовой аренде и, Господи, у него в руке была роза, когда это произошло!

– Он принес ее из сада? – спросил я, ощущая какое-то беспокойство.

– Для меня. Это была прекрасная белая роза. Первая в том сезоне, и я помню, как Карл стоял в дверях, хитро улыбаясь, и он протянул мне розу и сказал, что принес мне плату за аренду, и потом… Когда мы смотрели, улыбаясь, друг на друга, это и произошло! Карл внезапно схватился за сердце, пробормотал что-то насчет того, что ему трудно дышать, и упал на пол в кухне. Я побежала к телефону и вызвала врача. Потом я бросилась обратно к нему, и он… лежал там. Его глаза были открыты, и я сразу поняла, что он умер.

– Господи, бедная девочка! Ты, должно быть, лезла на стенки!

– Нет, я одеревенела. – Она пожала плечами. – Думаю, природа предусмотрела в нас что-то такое, что дает нам возможность пережить подобные времена. Я помню, люди говорили, как мужественно я это переношу. Но я не чувствовала себя мужественной. Я не чувствовала вообще ничего. Я была занята делом, насколько я помню. Мы с Карлом обсуждали смерть, хотя и несерьезно. И я знаю, как он относился к пышным похоронам. Он их ненавидел. Его дядя или кто-то еще занимался похоронным бизнесом, и я помню, что Карл твердо мне говорил, чтобы я никогда не позволяла «этим вурдалакам» взять его в оборот. В то время мне казалось важным, чтобы пожелания Карла были неукоснительно исполнены. И они были исполнены.

– Думаю, я бы предпочел простые похороны, – сказал я.

Пат пожала плечами и пробормотала:

– Карла кремировали. Он был вынесен из дома в чем был, и после кремации отслужили скромную службу в присутствии ближайших родственников.

– Звучит вполне достойно, по крайней мере, – сказал я.

– Ох, его мать подняла ужасный шум! – Она сделала гримасу. – Но я сделала все так, как хотела, вернее так, как хотел Карл. Так странно, однако, думать об этой розе. Знаешь, я думаю, что ее вынесли вместе с его телом.

– Разумно предположить, – кивнул я. – Ты ее не видела после этого?

– Нет, хотя я искала. Я даже очень хотела ее найти. Но, думаю, что Карл сжимал ее в руке, когда… когда кремировали его тело!

Я отпил кофе, почувствовав внезапно, каким безвкусным он был, и осторожно спросил:

– Никто больше не знал о белой розе?

– Думаю, нет. – Она пожала плечами, затем, нервно улыбнувшись, она спросила: – Но ты не думаешь, что кто-то из моих ненормальных бывших родственников по мужу пытается меня запугать?

– Кто-то пытается.

Она заплакала.

– Я это знаю, и это им удается, черт побери!

В таких случаях я никогда не знал, что делать. Полицейский обычно видит много слез. Но в полицейской академии почему-то не учат, что делать в подобных ситуациях. Предполагается, по-видимому, что вы должны сами этому научиться.

Я обнял ее за плечи и попытался успокоить. Я разговаривал с ней, как будто она была ребенком, который потерялся, говорил ей бессмысленные фразы, а она пыталась убедить себя, что она большая и храбрая девочка. Для нас обоих это было непросто.

Внезапно прозвучал спасительный телефонный звонок Я оставил Пат и взял трубку.

Это был Пит Кустис. Он только что прилетел из Чикаго и, не дозвонившись до лейтенанта Брюстера, позвонил мне. Он раздувался от новой информации и хотел ее выложить. Я заколебался, зная, как он воспримет присутствие Пат в моей квартире в этот час. Затем, так как он упомянул, что знает что-то новое о шабаше, на который меня водил Мерлин, я вспомнил, что я все-таки полицейский, и сказал ему, чтобы он приезжал.

Пат это на мгновение смутило. Но, по крайней мере, это помогло ей забыть ее слезы. Когда Кустис прибыл, она была в туалете и заново красилась. По той скорости, с которой он приехал, я понял, что он был где-то неподалеку.

Я сделал ему коктейль и представил его Пат. Он, казалось, воспринял ее присутствие как само собой разумеющееся, и я догадался, что полицейский в холле предупредил его. Поскольку мы праздновали возвращение Кустиса, я решил, что выпью виски и содовой. Пат отказалась переключиться на алкоголь, сказав, что она будет пить кофе. Когда я пошел в кухню за высоким стаканом для себя, я услышал, как Пат поинтересовалась у Кустиса, что у него с шеей.

Только сейчас я заметил у него повязку над воротником слева. Кустис неловко пожал плечами и сказал, что он точно не знает, что случилось.

– Должно быть, крыса или что-нибудь такое, – ответил он. Я спросил, когда это произошло, и он сказал: – Сегодня вечером. Когда я выводил машину из гаража. Из аэропорта я приехал домой на такси, а Бланш, жена, должна была сходить на минутку к матери. К счастью, она ждала меня снаружи, когда я пошел за дом вывести машину. Этот зверь, должно быть, устроился где-нибудь над дверью гаража. Когда я отпирал замок, он свалился сверху и тяпнул меня. Небольшая царапина, но кровь из меня шла, как из поросенка, и я испортил рубашку, которая тогда на мне была.

Бросив тревожный взгляд на свою левую руку, я спросил, сделал ли он укол от столбняка.

Кустис кивнул и сказал:

– Сделал первый укол. Бланш залепила царапину пластырем, и я оставил рубашку в амбулатории, чтобы на нее посмотрели. Они, по-видимому, не думают, что это что-то серьезное. Но в тот момент я перепугался.

– Вы говорите, это была крыса? – Пат сделала гримасу.

Кустис пожал плечами:

– Крыса, кошка – что-то такое. Я ее даже не видел. Мой гараж расположен в темной аллее, и, думаю, она удрала еще до того, как я стал ее искать. Она, правда, производила какой-то странный звук.

– Что за звук? – спросил я.

– Ну, типа свиста. Парень в амбулатории мне сказал, что некоторые грызуны умеют свистеть. – Кустис отпил коктейль и добавил: – Вообще-то свист – это не совсем подходящее слово. Просто странный, высокий звук. Очень высокий, почти на грани слышимости, понимаешь?

– Морган! – Пат сдвинула брови. – Это, по-моему, похоже на свисток Галтона!

Мы с Кустисом переглянулись, и я сказал:

– Хорошо, сдаюсь. Что такое свисток Галтона?

– Его иногда используют дрессировщики животных. Помню, я где-то читала, что белых охотников в Африке обвиняли в том, что они его используют, чтобы приманивать львов для высокопоставленных клиентов. Они ночью раскладывают мясо и дуют в свисток, пока львы или леопарды не привыкнут приходить на зов. Затем, когда они ведут клиента на большую охоту…

– Позвольте! – рассмеялся Кустис. – Вы думаете, что на меня напал лев? Я же говорю, что это просто царапина!

– Лев – это кошка, не так ли? – настаивала Пат. – На Моргана напало какое-то дикое животное, забыли? Не может ли кто-нибудь с помощью свистка подавать команды дрессированной кошке?

– Кошки не дрессируются, – возразил я. – Кошка может делать фокусы, если захочет. Но я не слышал, что можно натравливать кошку на людей, как какую-нибудь сторожевую собаку. Кошки просто не могут работать таким образом.

– Начнем с того, что это могло быть агрессивное животное, – предположила Пат.

Прежде чем я успел ответить, Кустис сказал:

– Вы не сможете его держать под контролем, когда не хотите, чтобы оно нападало. Кроме того, я уверен, что это была не кошка. Не такой уж темной была эта аллея, я бы заметил кошку!

– Если только она не была невидимкой, – с беспокойством пробормотала Пат.

Я спросил Кустиса:

– А что насчет того парня, которого ты допрашивал в Чикаго? Ты по телефону сказал, что он был на том шабаше.

– Да. – Кустис кивнул. – Его зовут Роджер Джонс, или Зомби Джонс. Чернокожий наркоман. Поглощал ЛСД, кокаин и Бог знает что еще, пока шериф не арестовал его на складах железнодорожной станции. Но ломка у него была другая. Его напичкали метадоном, чтобы он слетел с потолка на землю, и сказали, что, чтобы получить еще, ему придется петь перед ужином.

– Разве это не считается принуждением? – спросил я с беспокойством.

– Что ж, пусть напишет письмо своему конгрессмену, – фыркнул Кустис. – Ты собираешься слушать, что я узнал, Морган, или будешь беспокоиться о гражданских правах этого бездельника?

– Продолжай, – сказал я. – Ты говоришь, он был на том шабаше?

– Да, пока это не стало для него чересчур серьезно. Зомби Джонс был связан с бандой Мамы Палавер, но только как человек со стороны, которого они использовали на тяжелых работах. Он не очень-то умен, даже в нормальном состоянии. Под влиянием наркотика становится еще тупее. Сын Мамы Палавер, Лью, использовал его как шестерку. Во Всяком случае, Зомби помнит, что в ночь шабаша помогал выкапывать сержанта Говера и переносить его в другую могилу. Говорит, что он, Лью и еще один парень делали это примерно в десять часов вечера. У них был фордовский грузовичок, но Зомби не помнит ни его марки, ни номеров. Но говорит, что на нем они перевезли гроб, а затем – повезли Маму Палавер и остальных из храма вуду в Черри Крик. Зомби был одним из тех, кто держал ее за руки, когда ты решил прервать это дело и освободить ее.

– Не напоминай! – простонал я. – Они меня надули, как болвана, разве не так?

– Ну, Зомби был вообще-то удивлен. – Кустис улыбнулся. – Он явно бывал на таких сборищах и раньше. Но они не сказали ему, что ты – полицейский, и когда ты достал пистолет и объявил об аресте, ему стало очень кисло. Он не желал быть арестованным. Потом, когда тебя оглушили, он запаниковал. Бедный чудак достаточно безобиден, и ударить полицейского по голове, в его кругах, это – ай-яй-яй!

– Он видел, что они дальше со мной делали?

– Нет. Он запаниковал и удрал. Скинул с себя балахон и с первым же товарным поездом исчез из города. Он все еще бежал, когда его взяли в Чикаго. Этот дурень думал, что они тебя убили.

– Он, должно быть, слышал выстрелы, которые я сделал уже в бессознательном состоянии.

Кустис покачал головой и сказал:

– Отрицательно. Он говорил, что не слышал никаких выстрелов, пока не убежал так далеко, что их и не могло быть слышно. Если принять во внимание его длинные ноги и расстояние, на которое разносится выстрел в ночной тишине, то я бы сказал, что они довольно долго наводили там порядок перед тем, как привлечь меня своими выстрелами. Ах да, забыл тебе сказать. Я вычислил, как они тебя одурачили. Они перетащили тебя в другой угол склада и передвинули коробки и бочки, чтобы скрыть свои следы. Но не смогли скрыть запах серы. Но я готов спорить, что мы найдем следы костра где-нибудь под ящиком в другом конце подвала.

– Бог с ними, с этими фокусами, – вздохнул я. – Меня беспокоит Мерлин Плью. Этот Джонс говорит, что он был на шабаше?

– Да. Он утверждает, что Плью и Мама Палавер там были, совершенно живые, когда он сбежал. Если бы мы только нашли ЕЕ тело…

– Вы думаете, эта специалистка по культу вуду мертва? – ужаснулась Пат.

– Должна быть мертвой, – кивнул Кустис. – Старик Плью был ее отцом! Она никогда бы не пошла на то, чтобы он был убит и закопан в могилу сержанта Говера! Кроме того, они еще убили ее кота!

– Я думал, что тот Бесхвостый принадлежал госпоже Эванс, – сказал я, наморщив лоб.

– У Мамы Палавер тоже был такой, – объяснил Кустис. – Большие черные коты подходят к их занятиям. Естественно, они знали, что ты видел кота Сибиллы Эванс перед тем, как ее дом сгорел, и подсунули тебе еще один фокус. Я думаю, они спрыснули твой балахон внизу валерьянкой, поэтому он так и терся о тебя. Потом они убили его из твоего револьвера. Также они застрелили Мерлина. Остается еще два выстрела. Один из них должен был быть предназначен Маме Палавер. Другой, вероятно, ее сыну, Лью.

– Господи! – Я поморщился. – Ты изобразил банду кровавых маньяков, Пит! Почему им нужно было уничтожить семью Плью и оставить в живых меня?

– Не могу сказать точно, – вздохнул Кустис, – но они выжали все, что можно, из Мерлина, а от черных всегда легко избавиться. Что касается того, что тебя оставили в живых, то, признаюсь, это меня удивило. Сначала я думал, что таким образом они хотели сбить нас со следа, представив неверную картину того, что произошло. Затем, после того как они пытались тебя убить недавней ночью, мне пришлось изменить свои выводы.

Пат спросила:

– Вы говорили, что уверены в смерти сына этой женщины. Почему вы в этом так уверены?

– Он бы проявился к этому времени, – ответил Кустис. – Лью Эванс, или Говер, или Молния Лью – это бродяга и бездельник, но на данный момент он не разыскивается полицией. Так что у него нет причин скрывать смерть матери и деда. Я думаю, он, наоборот, был бы этим возмущен.

– Так что нам нужно искать еще два трупа, – поморщился я. Затем я спохватился: – Погоди, а как же насчет того, что тело Мерлина разложилось? Он просто не мог быть убит той ночью.

– Я тебе говорил, что Сэнди Макалпин этим занимается, – сказал Кустис.

– Он знает, как они этого достигли?

– Нет. Но у него есть некоторые мысли насчет этого. Я говорил, что Мама Палавер работала в похоронных бюро, помнишь?

– То есть она поменяла мертвецов местами и… подожди. Если ее убили в ту же ночь, что и ее отца…

– У нее было достаточно времени, чтобы передать кое-какие профессиональные секреты.

– Да? Значит, все же возможно сделать так, что тело разложится быстрее, чем обычно?

– Сэнди Макалпин знает несколько способов. Он все пытается определить, какой из них здесь использован. Это не царская водка. Он уже провел лакмусовые тесты на кислотность.

Пат спросила, что такое царская водка, и я пробормотал:

– Кислота. Только такая сильная, что может растворить золотые пломбы в черепе мертвеца. – Затем я спросил Пита: – Макалпин думает, что кто-то занимался опытами по химии и с первыми двумя трупами?

– Нет, – сказал Кустис. – Он уверен, что они разлагались сами по себе. Я ему сказал, что нам было бы гораздо легче, если бы он так не считал. Но он уверен, что правильно назвал время смерти старухи Эванс и Цинтии Пауэлл. И если окажется, что Мерлин действительно мертв на этот раз, то мы просто тонем!

Пат сказала:

– Кто бы ни стоял за всем этим, он, несомненно, способен на массовые убийства. По какой-то причине они вздумали пугать Моргана и меня. Я не вижу здесь никакого смысла, сержант Кустис!

– Каждый псих должен иметь какую-то идею насчет тою, что он делает, – ответил Кустис. Затем, странно взглянув на Пат, он спросил: – Вы говорите, что теперь они и до вас добираются?

Пат кивнула, а я пояснил:

– Это, может быть, просто шутка коллег, Пит. Но кто-то сегодня вечером перепугал Пат. Примерно в то время, когда тебя укусил невидимый и неведомый зверь. Подожди, я тебе покажу.

Я принес ему черную розу, которую Пат нашла на своей кровати, и Пит стал ее рассматривать, в то время как я изложил ему наши догадки по поводу ее возможного значения. Со вздохом он вернул мне розу и пробормотал:

– Господи, я просто размышлял, какое отношение это может иметь к нашему делу.

– Ты считаешь, что за этим могут стоять те же шутники?

– Не знаю, что и думать. Миссис Вагнер помогала нам выполнять наши домашние задания, и они могли про это пронюхать. С другой стороны, их главной целью может быть она или кто-то другой.

– Почему ты так считаешь, Пат?

– Прежде всего, ты все еще жив. Они играют грубо. Насколько я понял, они не останавливаются перед убийством. Они могли оставить тебя в живых, чтобы кормить тебя мыльными пузырями, понимаешь?

– Ты думаешь, они надувают нас, чтобы прикрыть то, что они делают на самом деле?

– Разве так не получается, Морган? С тех пор, как заварилось это дело, ты, я и Брюстер бегаем по замкнутому кругу. Мы продвигаемся с такой скоростью, что скорее свихнемся, чем найдем какое-то решение. А в это время они совершили два убийства, поджог и Бог знает что еще!

– Значит, роза для того, чтобы просто напугать Пат?

– Не знаю. Они не собирались предупреждать Мерлина или Маму Палавер, которые просто стали бесполезными для секты. Если это секта.

– Хорошо, но зачем тогда пугать Пат? Мы и так гоняемся за собственным хвостом!

– Чем больше, тем смешнее, – ответил Кустис. – Они скоро начнут делать пакости всем, с кем мы вообще сталкиваемся. Ты, кстати, не встречался со своим дядей в ближайшее время?

– Нет. – Я нахмурился и потянулся к телефону. – Я лучше прямо сейчас ему позвоню Похоже, эти придурки объявили войну мне и всему, что меня касается!

– Похоже на то, – сказал Кустис, рассеянно трогая повязку на шее.

Я набрал номер дяди Дэя, и он ответил сонным голосом, после третьего гудка. Я сообщил ему, что Пат у меня и рассказала о черной розе. От этого у него, должно быть, пропала всякая сонливость.

– Кто-то, наверное, знает наш университетский городок, – сказал он с беспокойством. Я заметил, что мы это и имели в виду, и спросил его, какие у него замки на двери.

– Ну, Морган, приятель, вряд ли они заинтересуются мною! Я не разбираюсь в колдовстве, и ничего ценного у меня здесь нет.

Пит прошептал несколько слов мне на ухо, и, кивнув, я сказал в трубку:

– Но все равно, я думаю, что нам следует установить наблюдение за вашим домом. Не знаете, где их лучше всего разместить?

– Пусть приходят прямо ко мне и чувствуют себя как дома, если ты думаешь, что это действительно надо, Морган, приятель. У меня есть отдельная комната и…

Я перебил:

– Мы их разместим в машине без опознавательных знаков, на некотором расстоянии от вашего дома. Идея состоит в том, чтобы определить, кто там болтается, если вообще там кто-то болтается. Кого-нибудь мы поставим и в аллее за домом.

– Господи помилуй, Морган, приятель! – рассмеялся дядя Дэй. – Из-за тебя и я скоро буду видеть привидения. Делай как знаешь, Морган, приятель! Но я тебе уверяю, что это пустая трата времени.

– Я расставлю их завтра утром. – Я улыбнулся. – А пока вы лучше заприте все двери и окна. Вы сегодня не собираетесь выходить на улицу?

– В такой-то час? Вряд ли, Морган, приятель. Я уже спал, когда ты позвонил. Ты меня здорово «взбодрил», так что я пока поработаю над своей книгой, пока снова не захочу спать.

Я кивнул, затем, когда до меня дошли его слова, я сказал:

– Вы мне не говорили, что пишете книгу, дядя Дэй.

– Разве я сейчас тебе не сказал? – ответил он. – Это, скорее, нудная необходимость, чем книга, понимаешь ли. В нашем деле или публикуйся, или умирай. Я начал писать о наших угольных копях в Уэльсе. Это просто исследование, понимаешь ли. Кто это говорил, что если ты воруешь у одного автора, то это плагиат, а если у сотни – то это исследование?

Я рассмеялся и вежливо заметил, что не отказался бы когда-нибудь взглянуть на его книгу. Он, казалось, удивился.

– Боюсь, она покажется тебе скучной, Морган, приятель. Она начинает надоедать даже мне, а ведь именно я ее пишу, понимаешь ли. Честно говоря, я не думал, когда начал писать, что добыча угля – это такое скучное дело!

– Легче писать про уголь, чем его добывать, – улыбнулся я, пытаясь вежливо закончить разговор.

Дядя Дэй спросил:

– Патриция слышит меня, Морган, приятель?

Я искоса глянул на Пат и Кустиса, занятых оживленным разговором, и тихо ответил:

– В данный момент нет. А почему вы спрашиваете, дядя Дэй?

– Ах, мне в голову пришла одна неприятная мысль, когда ты заговорил о Розовой Аренде и ее прошлом.

– Вы знали об этом?

– Про Аренду не знал. Но, понимаешь, когда ее муж умер, был большой шум. Мы знаем, что она не виновна в этом, Морган, приятель. Но его семья так не думала, а у них тоже германское происхождение.

– Не совсем вас понимаю, дядя Дэй.

– Ах, Морган, приятель, в тех краях они все еще рисуют шестилучевые звезды на сараях, и мы, уэльсцы, не единственные, кого обычно обвиняют в колдовстве!

– О Господи, – пробормотал я. Мало нам было уэльских ведьм и королев культа вуду. Он собирался втянуть в это дело еще и германских волшебников. Однако я ничего этого не сказал и, закончив разговор, успел услышать конец беседы Пат и Кустиса.

Кустис говорил:

– Я не имею никакого понятия о том, как они забрались в вашу запертую комнату, миссис Вагнер. Но Мерлин Плью был специалистом по хождению сквозь стены. Я думаю, он использовал лампы дневного света в потолке «Уэльского уголка», и, конечно, он, или, скорее, один из его учеников, пролез в пространство между потолком и крышей.

– Послушай, Пит, – запротестовал я. – Мы же долго искали люк на крышу в оштукатуренном потолке. Ты сам видишь, что здесь нет никаких отверстий!

– Не люблю препираться с коллегой-полицейским, – заявил Кустис. – Но здесь все совершенно ясно. Я консультировался со специалистом, который разбирается в этих домах, и он сразу же навел меня на мысль! Он спросил, есть ли на потолке лампа.

– А что насчет лампы? – Я сдвинул брови и уставился на потолок, где была стандартная осветительная система диаметром около восемнадцати дюймов.

Кустис сказал:

– Она держится на штырях под штукатуркой. Ее можно отвинтить сверху, и…

– Погоди, – фыркнул я. – Отверстие будет слишком маленьким для взрослого человека!

– Они использовали карлика. Ты удивишься, когда узнаешь, куда может протиснуться взломщик, который ворует кошек, Прайс!

– Кстати, о кошках! – ужаснулась Пат. – То, что поцарапало твою руку, могло было быть достаточно маленьким, чтобы пролезть в такое отверстие!

– От пола дотуда изрядный прыжок даже для кошки! – возразил я.

– Откуда мы знаем, что это была кошка? – настаивала Пат. – Оно задело тебя на высоте плеча, а ты, по-моему, мне говорил, что по утверждению Мерлина, его животное проявление было… совой!

– Ого! – рассмеялся я. – Это самая дикая Из всех наших идей! – Затем я заметил загадочную улыбку на лице Кустиса и спросил его: – Пит?

– Это дало бы ответы на множество вопросов. – Он пожал плечами. – Птицу легче выдрессировать, чем кошку. Если кто-нибудь, кто разбирается в соколиной охоте, не пожалеет времени на обычную сову, то это объяснило бы, почему мы никого не видели там, где искали. На полу в этой комнате, или на земле в аллее за моим домом.

– Мне кажется, это чересчур дико, – пробормотал я. Пит Кустис сказал, вставая:

– Мы имеем дело с дикими людьми, Прайс. Я должен идти, если вообще хочу попасть на работу вовремя. Впереди – нудный понедельник, и я уверен, что мы наработаемся завтра вволю. Дело близится к завершению быстрее, чем я думал.

– Ты думаешь, они будут действовать быстрее? – спросил я.

– Следовало бы. Иначе мы их всех заловим. По крайней мере, один свидетель того шабаша у нас есть. Найти бы другого, если они не доберутся до него раньше нас. Нашим странным друзьям следует начать заметать свои следы, и быстро, или же добраться до цели до того, как мы их схватим.