Текст книги "За кроваво-красной дверью"

Автор книги: Лу Камерон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Лу Камерон
За кроваво-красной дверью

Четверг… Все еще лил дождь, когда кеб подъехал к городскому моргу. Я попросил водителя остановиться у входа в приемный покой и, укрывшись плащом, бросился под широкий навес над пологим скатом для спуска каталок. Достигнув мокрой пешеходной дорожки на полпути к скату, я услышал высокий гнусавый голос: «Уж и не знаю, Бэтмен это или Фрэнк Синатра?» Голос, как я обнаружил, принадлежал какому-то чудаку, смотревшему на меня из-под навеса рядом с автоматом для продажи кока-колы. На нем была белая больничная униформа, а его длинные темные волосы стянуты кожаным ремешком. По его униформе было видно, что он – служитель морга. Что же касалось кожаного ремешка на лбу в стиле апачей, то на этот счет у каждого могло быть свое мнение.

– Я ищу лейтенанта Брюстера из Четырнадцатого округа. Мне сказали, он здесь. – Я посмотрел на служителя.

– Живой или мертвый? – спросил служитель, отворачиваясь, чтобы бросить монету в автомат.

– Он сегодня должен присутствовать на вскрытии Цинтии Пауэлл.

– А, этой девицы, – служитель пожал плечами, – всех почему-то интересует ее грандиозное выступление в театре.

– В театре?

– В анатомическом театре, естественно. А где, вы думаете, мы их режем? В телефонной будке?

– Тогда, вероятно, там я найду и лейтенанта Брюстера, а?

– Я бы сказал, что это разумное предположение. – Он кивнул, взяв бутылку кока-колы из автомата. Я подождал, пока он ее откроет и сделает глоток, и затем терпеливо спросил:

– Не могли бы вы мне показать, как туда пройти?

Служитель пожал плечами и ответил:

– А это зависит от того, какие документы у вас есть, – или вы просто некрофил от рождения?

Я сделал глубокий вдох, затем слегка спустил пары и достал свой бумажник. Раскрыв его, показал свой значок и удостоверение. Служитель оторвался от бутылки и громко прочел:

– «Сержант Морган Прайс, следователь, Седьмой округ». Ого, похоже, настоящий сыщик! Готов поклясться, у вас интересная жизнь.

– У тебя есть имя, приятель? – спросил я тихо.

– Есть. Кларенс. А почему вы спрашиваете? Вы вроде не выглядите голубым.

– Нет, Кларенс. Я здесь по делу, а ты задерживаешь весь парад. Я знаю, ты необычайно занят сейчас своей кока-колой. Но…

– Ой, Бога ради, давайте не будем, – вздохнул служитель, – да покажу я вам, где этот чертов анатомический театр. Сюда проходите.

Сам бы я не смог пройти этим путем даже на спор. Но Кларенс запросто повел меня – через массивную металлическую дверь, по длинному облицованному кафелем коридору, едва освещенному приспособлениями, которые, очевидно, были украдены у пролетающих мимо светлячков. Воздух – насыщен формалином, и достаточно холодно, так что можно видеть пар от собственного дыхания. Я заметил это Кларенсу, и он рассмеялся:

– Наши клиенты любят холод, – объяснил он, – они поднимут ужасную вонь, если будет хоть немного теплее.

Мы подошли к другой массивной двери с трафаретной надписью – желтое на зеленом – «Анатомический театр». Я кивнул своему странному провожатому и начал открывать дверь, но Кларенс любезно предупредил:

– Да не сюда, балда, галерея для посетителей этажом выше, – он указал на лестницу, – наверху первая дверь налево. Сами доберетесь или довести вас за ручку?

Бросив ему: «Сам справлюсь», я начал подниматься в своих мокрых ботинках по бетонным ступеням. Позади меня Кларенс пробормотал: «Обещания, обещания» и повернулся, чтобы заняться своими делами – какими только может заниматься человек со странными сексуальными наклонностями в подвале городского морга.

Я нашел наверху дверь, о которой он говорил, и робко ее открыл. Войдя, я очутился на балконе, окружавшем со всех четырех сторон большое помещение без окон. Сидевшие на балконе люди были едва различимы, но операционный стол внизу ярко освещался лампой, которая свисала с застекленного потолка, серого от дождя и пыли. Большинство окружавших меня людей были в больничных халатах, и я вспомнил, что неподалеку находилось медицинское училище. Заметив массивную фигуру человека в мягкой фетровой шляпе и черном костюме, сидевшего, сложив руки на перилах и опершись на них подбородком, я пробрался к нему, уселся на жесткий складной стул рядом и шепотом спросил:

– Лейтенант Брюстер?

– Угу. Вы – Прайс?

Я кивнул, и он спросил:

– Вам в вашем округе говорили об этом деле?

– Только то, что это тяжелый случай, – ответил я, – и что вам нужен человек, говорящий на кимрэге.

– Господи помилуй, на чем?

– На кимрэге. Вы и англичане называете этот язык уэльским.

– А-а, я уж было испугался. Прайс, вы знаете, сколько человек у нас в полиции могут говорить на уэльском?

– Немногие, наверное.

– Вот-вот. Именно. Где вас угораздило его выучить, интересно?

– Я родился в Уэльсе, в городе, называемом Глиндиверт. Он находится в глуши, среди холмов, и там все еще предпочитают говорить по-уэльски.

– Вот как? Вы вроде говорите без акцента.

– Я приехал сюда, когда мне было десять лет. Мои родители погибли в авиакатастрофе и…

– Ладно, не берите в голову, – перебил Брюстер. – Что вы знаете о колдовстве, Прайс?

– О колдовстве? Вы имеете в виду всякие там фокусы и полеты на метле?

– Не знаю, как насчет метлы, но эта девушка – там, на столе – говорила, что они достанут ее своими фокусами, и – знаете что? Причина ее смерти все еще не установлена!

Я посмотрел вниз через перила и почувствовал тошноту. Команда из пяти судебных медиков собралась вокруг обнаженного трупа блондинки, распростертого на операционном столе. Они уже сняли верхнюю часть ее черепа и разрезали корпус от горла до промежности. Некоторые внутренние органы еще были на месте, но большая их часть уже валялась вокруг. Один из медиков сунул что-то похожее на мокрую красную губку в большой стеклянный сосуд.

Я пробормотал:

– Это легкие, что ли?

– Ага, – буркнул Брюстер, – они пошлют их в лабораторию для дальнейших исследований. Если там не обнаружатся какие-либо экзотические яды, коронер будет весьма озадачен. На ее теле нет никаких отметин, и все внутренние органы в полном порядке. Очень странный случай.

– Откуда вы знаете, что это убийство? – Я сдвинул брови. – Люди умирают и от естественных причин, как вам известно.

– Знаю. Только, черт побери, они крайне редко умирают по графику, после того как уведомят полицию о своем убийстве!

– Она заявила, что ее собираются убить?

– В нескольких словах. Черт! Если бы только ее дикую историю записали на магнитофон! Мы сначала не обратили на нее особого внимания. Она рассказала одну из тех бессвязных историй, которые вы можете услышать в четыре часа утра в каждое полнолуние, и потом, колдовство вряд ли имеет к нам отношение.

Рассказ лейтенанта был прерван. Дверь открылась, и высокий негр в белом плаще и темных очках на цыпочках подошел к нам. Брюстер взглянул на него и спросил:

– Ну что?

– Такой дом есть, – ответил негр. – Мой сородич, который работает на углу, на газозаправочной станции, говорит, что в нем никто не живет, кроме похожей на привидение старой маленькой леди с кучей кошек. Я имею в виду настоящих – «мяу-мяу» – кошек.

– Значит, твоя догадка была верна, – вздохнул Брюстер, поворачиваясь ко мне: – Сержант Прайс, это сержант Кустис. Пит Кустис. Тайная полиция.

Я протянул руку, и Пит Кустис рассеянно ее пожал, одновременно обратившись с вопросом к Брюстеру:

– Шеф, вам нужен словесный портрет этого типа – Мерлина Плью?

– Нет, – сказал Брюстер, – он уже подвергался допросу на детекторе лжи, и я сомневаюсь, что он захочет изменить свои показания только потому, что мы раздобыли другую информацию. Ты установил наблюдение за домом?

– Естественно. Гордон и Макгроу на газозаправочной станции. С тех пор, как я нашел этот дом, в него никто не входил и не выходил. Если это именно то место.

– Тогда давайте двигаться, – вставая, вздохнул Брюстер. Он оказался даже выше, чем я думал. Я встал и пошел вслед за ними. Кустис шел впереди, показывая дорогу. У меня до сих пор не было ни малейшего представления о том, что происходит. Я так и сказал, когда мы спускались по лестнице.

– Я объясню в машине, – ответил Брюстер и обратился к Кустису: – Ты бы лучше одолжил эти темные очки Прайсу, Пит. Мы можем встретить таких людей, которые могут запомнить вас, Прайс. А мне бы этого не хотелось.

– Итак, мы их берем, шеф? – Кустис нахмурился, снимая очки и передавая их мне. Брюстер отрицательно покачал головой и ответил:

– На этот раз мы постучимся и спросим.

– А что, если нас пошлют подальше?

– Это их право, а мы получим ордер на обыск. – Брюстер пожал плечами, затем вздохнул и добавил: – Но каким же образом это можно сформулировать в ордере на обыск?

– Это зависит от того, что мы ищем, я думаю, – ответил я. – А что же мы все-таки ищем, лейтенант?

– Воплощение дьявола, – сказал Брюстер, – вы знаете, как он выглядит, Прайс?

– Боюсь, что нет, – я нахмурился, – мои родственники принадлежали к методистской церкви.

Мы ехали по городу в полицейской машине Сэма Брюстера без опознавательных знаков, и лейтенант рассказал мне историю Цинтии Пауэлл. История оказалась весьма странной.

Цинтия Пауэлл – британская подданная, приехала в США по одной из тех особых рабочих виз, что весьма популярны в последнее время среди английских секретарш. Однако она не была англичанкой. Она родилась в Кардиффе, столице Уэльса, и получила образование в Европе. Ее семья, по-видимому, большую часть ее короткой трагичной жизни жила в благовоспитанной нищете. Она сообщила Брюстеру, что ее отец был младшим сыном высокой титулованной особы. Брюстер спросил меня об этом, и я объяснил, что Пауэлл – это аристократическая уэльская фамилия, и добавил, что при британской системе наследования младшие братья не получают ничего. Титулы и поместья в большинстве случаев переходят от старшего сына к старшему сыну. Так что средний класс сверхснобов кишмя кишит почти благородными семьями.

– Прайс – это тоже благородная уэльская линия, если вспомнить Райс Ап Тюдора и всю эту ерунду. – Я рассмеялся. – К счастью, мои американские родственники воспитали меня, отнюдь не придерживаясь духа Благородства Крови. Так что я не очень беспокоюсь о том, что являюсь потомком длинной линии младших сыновей.

– Да, – буркнул Брюстер, – но давайте не отвлекаться от этой Пауэлл, а?

– Конечно, лейтенант. Она приехала в эту страну в качестве машинистки или что-то в этом роде?

– Что-то в этом роде, – кивнул Брюстер, – секретаршей она не работала. Мы знаем, что она купила индейский костюм и электрогитару. У нее был Хороший голос, очевидно, так что ей не составляло большого труда заняться исполнением народных песен. Ничего особого, как вы понимаете, просто она пела в кофейнях, зарабатывая себе на ужин, пока Мерлин Плью не нашел ее. И пожалуйста, Прайс, не говорите мне о фамилии Плью. Меня совсем не интересуют уэльские аристократические линии.

– Плью – это не благородная фамилия. – Я сдвинул брови и добавил: – Я даже не уверен, что она уэльская.

– Он так утверждает, – Брюстер пожал плечами, – в словаре тоже так написано. Он родился в Суонси, в Уэльсе, в 1898 году.

– Суонси – это недалеко от Кардиффа, где родилась девушка, – сказал я задумчиво, – но эти события разделены во времени. Этот тип очень стар, не так ли?

– Ему больше семидесяти, судя по документам, – кивнул Брюстер. – Но Мерлин Плью утверждает, что он старше. Жуткий болтун.

– Вот подождите, вы его увидите, Прайс! – рассмеялся сидевший на переднем сиденье Пит Кустис. – Это скрюченное маленькое пресмыкающееся с хромой ногой и физиономией как в трагикомедии ужасов. Выглядит, как Ведьма Западной Страны, учуявшая свою добычу!

– Как нечто, выбравшееся из-под мокрого камня, – дополнил Брюстер. – Он много лет занимался оккультными науками. Несколько лет назад был в моде спиритизм. За плату он мог бы устроить вам встречу с вашей прабабушкой, пребывающей в потустороннем мире. Затем, когда времена изменились, он занялся гаданием на картах Таро, астрологией, а недавно колдовством и дьяволопоклонством.

– И Пауэлл верила во всю эту ерунду? – спросил я.

– Сначала нет. Она развлекала посетителей уэльскими народными песнями еще неделю назад или около того. Затем Мерлин Плью отозвал ее в сторону и убедил помочь ему в проведении эсбата для каких-то важных персон.

– Эсбата? – Я сдвинул брови.

– Ведьмовского шабаша. Я думал, вы знаете уэльский.

– Знаю, но это не уэльское слово. Продолжайте, извините, что перебил.

– Ничего. – Брюстер улыбнулся. – Именно для этого вы нам и нужны, Прайс. Я не знаю, что из всей этой ерунды относится к области уэльских народных сказок и что – к чему-то другому, более реальному. Цинтия Пауэлл, по-видимому, думала, что Мерлин Плью – это какой-то древний уэльский друид или что-то в этом роде. Он утверждает то же самое. Этот тип заявил нам, что ему больше пятисот лет, а чертов самописец на детекторе лжи даже не дрогнул!

– Детектор лжи работает, только если человек знает, что он лжет, – заметил я, – если Плью действительно думает, что его возраст именно такой…

– Расскажите мне лучше что-нибудь, чего я не знаю, – простонал Брюстер. – О чем это я говорил? Ах да, о том, как она согласилась работать с этим профессиональным призраком. По-видимому, она была нужна ему потому, что могла петь на уэльском, а на его сборищах не хватало людей. Видите ли, невозможно провести качественный шабаш, если не собрать тринадцать придурков в одной комнате. Мерлин нанял на ту ночь двух девушек. Из этого следует, что кроме них и Мерлина было десять членов группы.

– Кто была вторая девушка, которую он нанял?

– Рыжая танцовщица по имени Джинджер. Цинтия Пауэлл не запомнила ее фамилии. Она сказала, что им была нужна шлюха с пышными формами, чтобы она лежала голой на алтаре, – дай-ка я посмотрю свои записи… Прайс, говорит вам что-нибудь это имя – Рианнон Ган Тадвед?

– Первое слово – это из древнего языка, – сказал я, нахмурившись. – Имя женщины, которое можно перевести как «Царственная Дева». Остальное означает «… Земли».

– Царственная Дева Земли, а? – Брюстер хмыкнул. Затем сказал: – Вот для кого, значит, был устроен алтарь. Пауэлл вспомнила, что Мерлин привел ее в дом на Вест-Хэмптон-Террас. Это, по ее описанию, был обычный узкий кирпичный дом с крыльцом из песчаника. Кирпич был покрашен в голубой цвет, а входная дверь – красная. Кроваво-красная, она сказала.

– Расскажите ему о звонке, шеф, – подсказал Кустис.

Брюстер кивнул:

– Дверной молоток был из литой бронзы, позеленевшей от времени, в виде рогатой кошки с кольцом в зубах. Этим кольцом и стучат. Также она припомнила цифры двести тридцать три из той же позеленевшей бронзы над, дверью. Так что мы имеем голубой дом с кроваво-красной дверью номер двести тридцать три по Вест-Хэмптон-Террас, понятно?

– Ясно. Там они и проводили свой шабаш?

– Да. Мерлин и девушки прибыли пораньше, и их впустила старая шлюха по имени госпожа Сибилла. Она провела их в подвал, где все было устроено так, как будто бы там собирался развлекаться Дракула. На стенах были развешаны восточные ковры, черные свечи горели, как показалось Цинтии, в настоящих человеческих черепах, и с одной стороны был алтарь. Его, по-видимому, соорудили, накрыв синим бархатом стол или несколько ящиков. Над алтарем вверх ногами было установлено распятие в натуральную величину.

– Заметьте – не обычное ведьмовское распятие, – вмешался Кустис. – Вместо Тела Христова они приспособили бы голозадую шлюху. Цинтия говорила, что распятие казалось таким настоящим, что это, возможно, был и покойник.

– Я к этому и подхожу, – сказал Брюстер. – Но детали не так уж важны. По указанию Мерлина Джинджер разделась догола и улеглась на алтарь. Он, госпожа Сибилла и Цинтия надели черные бархатные балахоны. Одеяние Цинтии было с капюшоном, скрывавшим лицо, как у ку-клукс-клановцев. Мерлин и старуха надели маски. Цинтия подумала, что они могли быть сделаны из позолоченного папье-маше. Маска Мерлина изображала ухмыляющегося дьявола с бородой и козлиными рогами. Маска же старой шлюхи делала ее похожей опять же на шлюху, но молодую, с полумесяцем на лбу, так что его концы выступали вверх с обеих сторон, как рога. Нам еще долго ехать, Пит?

– Пять-шесть кварталов, шеф.

– Я тогда буду краток, Прайс. Вы уяснили картину? Хорошо. Следующее, о чем нам рассказала, – Цинтия, это приезд остальных членов группы. Всего их было десять, одетых в такие же черные одежды, так что присутствующих стало наконец тринадцать. Она детально описывала церемонию, но детали не важны, если не воспринимаешь все это всерьез. Нас же интересует суматоха, разразившаяся в самый разгар церемонии. В самом интересном месте кто-то из этой компании. в балахонах стал тыкать своим магическим жезлом в кого-то другого и вопить, что он или она – э-э, сейчас посмотрю – это кауван. Это что-нибудь вам говорит, Прайс?

– Нет, – ответил я. – Единственное, что приходит на ум, это уэльское каулас. Это каменщик, или масон. Не представляю, что такое кауван.

– Это означает что-то нехорошее, – сказал Брюстер, – по крайней мере для тех ненормальных в подвале. Цинтия говорила, что началась невообразимая кутерьма, затем кто-то достал пистолет и начал палить.

– Господи! И он в кого-нибудь попал?

– Она думала, да. Сказала, что рядом с ней кто-то упал, и из-под его черного бархатного балахона потекла кровь. В тот момент все вопили, и кто-то потушил огонь. Пауэлл решила, что колдовства для нее на сегодня хватит. Она нашла боковой выход, стянула с себя балахон и побежала. Она, должно быть, была здорово потрясена, потому что все еще бежала, когда ввалилась в ночной бар и потребовала позвать полицию. Пара наших ребят привезла ее на полицейской машине около четырех часов утра. Пит выслушал ее первое заявление, и, так как не смог ничего понять, поднял меня с постели.

– Что вы имеете в виду, говоря, что он не разобрался, лейтенант?

– Я имею в виду, что эта история сразу же начала разваливаться, как только мы начали ее проверять. Мы послали машину по указанному адресу, но не нашли голубого дома с красной дверью. Они обошли весь район, но на Вест-Хэмптон-Террас не нашлось ничего похожего. Большинство домов там высокие, а остальные – просто легкие строения с верандами и небольшими палисадниками перед ними.

– Значит, адрес был неверен. – Я пожал плечами.

Брюстер кивнул:

– Да, только легче было предположить, что она слегка рехнулась. Мы приняли ее заявление, послали ее домой, сказав, что мы ее известим, если обнаружится мертвец в длинном черном бархатном балахоне. Она, казалось, была очень расстроена. Но, как я уже говорил, в ту ночь было полнолуние, и у нас уже было два звонка от людей, возомнивших себя Наполеонами, или таких, за которыми гонятся зеленые человечки.

– Лично я подумал, что за этим что-то есть, – возразил Кустис, – даже когда ее рассказ не подтвердился, меня что-то все-таки тревожило, понимаете? Я имею в виду, что видел всяких ненормальных за свою жизнь, а эта малютка, мне казалось, ничего не выдумывала. Обычно, когда вы ловите параноика на какой-либо детали, он набрасывается на вас. Но она продолжала утверждать, что она там была и видела то, что видела. Я сказал ей, что на Вест-Хэмптон-Террас просто нет никакой маленькой пожилой леди, живущей в голубом кирпичном доме, а она заявила, что свихнулся я!

– Она все время рыдала, – добавил Брюстер. – Настоящее представление, если, конечно, она не говорила правду. Но эта правда была совершенно дикой, и – гм – по-моему, я спешил домой поспать.

Огромный полицейский помолчал немного и тихо сказал:

– Если бы я ее послушал…

– Что было после того, как вы ее отослали? – спросил я.

Брюстер пожал плечами и ответил:

– В течение двух дней ничего. Потом в понедельник вечером она позвонила и заявила, что, по ее мнению, ее хотят убить.

Пит Кустис сказал:

– На этот раз я тоже подумал, что она тронулась. Я взял трубку, и когда она стала рассказывать о том, что уэльские ведьмы охотятся за ней, я посоветовал ей принять пару таблеток аспирина и позвонить мне утром.

– В среду утром она была уже мертва, – вздохнул Брюстер. – Ее домохозяйка обнаружила ее только в среду днем. Но тело уже было холодным.

– О-го! – поразился я. – А как ее убили? – И сразу спохватился: – Ах да, забыл.

– Да, – кивнул Брюстер. – Причина смерти – неизвестна. Сначала я подумал, что мы имеем дело с истерическим самоубийством. Но Пит не зря у нас работает. Он грызет дела, как собака кость, и, оказывается, я был не прав.

– Вы, значит, нашли дом? – спросил я Кустиса.

Черный полицейский гордо кивнул:

– Мне казалось, что Цинтия могла немного напутать. Она не так давно приехала в этот город, а названия улиц у нас часто повторяются в западной и восточной части города, и когда я сверился со справочником, я обнаружил, что на другой стороне города есть и Ист-Хэмтон-Террас.[1]1
  Вест-запад, Ист – восток (англ.). Здесь и далее – примеч. переводчика


[Закрыть] Я поехал туда и – вот оно!

– Мы сейчас туда и едем?

– Именно. Я думаю, если мы разнесем этот подвал…

– Спокойнее! – предупредил его начальник. – Мы все еще идем по тонкому льду – заявление мертвой девицы не подтверждено, Пит.

– Да, но все сходится, шеф! Те же голубые кирпичи, та же кроваво-красная дверь со странным дверным молотком и – угадайте, кому принадлежит дом номер двести тридцать три?

– Я не гадаю. Я проверил. – Брюстер улыбнулся. – Ее зовут Сибилла Эванс. Она вдова городского брандмейстера, который умер восемь лет назад. Она также владеет недвижимостью и всегда голосует за того, кого надо. Я ясно излагаю?

– Мы будем с ней вежливо обращаться, – кивнул Кустис.

– Мы несомненно будем с ней вежливо обращаться, – сказал Брюстер, – пока у нас не будет к ней чего-либо более серьезного, чем подозрения. Ты видел, что получилось, когда мы вызвали на допрос Мерлина Плью, черт бы его побрал!

– А что получилось, лейтенант? – вмешался я.

Брюстер нахмурился и объяснил:

– Пустой номер. Он сам вызвался пройти обследование на детекторе лжи в тот день, когда Цинтия была найдена мертвой. Он заявил, что не знал никакой Цинтии Пауэлл и что ведьма или колдун с пистолетом – это полное несообразие.

– В смысле?

– Он сказал, что он и другие колдуны могут убить кого захотят, – способом, который он назвал «сглазить». Он также заявил, что никогда не посещал таких церемоний, как описала девушка, и что это более походило на какой-то культ Сатаны, а не на эсбат истинно верующих. Он сказал, что перевернутое распятие означает Черную мессу и что он этим не занимается. Он также заявил, что никогда не слышал о ведьме по имени госпожа Сибилла, а этот чертов детектор лжи все время показывал, что он говорит правду!

– Самописец не дрогнул даже тогда, когда он утверждал, что ему пятьсот лет от роду, – заметил Кустис. – Если можно сказать такую нелепость и детектор лжи не отреагирует…

– Да, я знаю, что ты имеешь в виду, – кивнул Брюстер. – Но факт в том, что у нас нет ни грамма доказательств. Разве не знаешь, что сделают с нами газетчики, если мы привлечем пожилую вдову по обвинению в колдовстве?

Машина притормозила, и Кустис сказал:

– Это угол ее дома, шеф. Может, припаркуетесь у газозаправочной станции и мы пойдем пешком, или как?

– Остановимся перед домом, – возразил Брюстер. – Нам ни к чему, чтобы кто-то решил, будто мы установили наблюдение на станции. Разговаривать буду я, хорошо?

Мы повернули в тупичок, обсаженный по краям деревьями. Неподалеку, с правой стороны, я заметил дом. Он выглядел именно так, как я и думал, кроме входной двери. Когда говорили, что она кроваво-красная, я представлял ее красной, как пожарная машина. Но у нее был совсем другой оттенок – она была цвета свежей артериальной крови. Она даже казалась влажной!

– Какая-то дикая окраска, – пробормотал я, вылезая из машины.

– Думаю, это акриловая пластмасса, – сказал Кустис. – Кажется, что в нее можно окунуть пальцы, правда?

Я кивнул:

– Вполне достаточно, чтобы у Дракулы слюнки потекли.

– Потише. Кто-то смотрит на нас сквозь занавески, – предупредил Брюстер.

Мы поднялись по ступеням из песчаника, и лейтенант положил руку на странный дверной молоток. Пару раз он ударил кольцом, висевшим из пасти рогатой кошки, и подождал. Спустя некоторое время дверь открылась внутрь, и мы оказались лицом к лицу с полной, похожей на воробья женщиной в потертом шелковом домашнем платье. Ее волосы были закручены на розовые пластиковые бигуди, и те из них, что были доступны глазу, были того странного лавандово-cepoгo цвета, каким пожилые женщины любят подкрашивать волосы.

– Э-э, госпожа Сибилла Эванс? – неловко осведомился Брюстер.

Пожилая женщина рассмеялась, взглянув на него черными воробьиными глазками, и сказала вибрирующим голосом:

– Госпожа Сибилла, говорите? Я происхожу из честной работящей семьи, знаете ли. Вполне достаточно было бы миссис Эванс.

– Мы из полиции, миссис Эванс, – сказал Брюстер, махнув перед ней удостоверением, – могли бы мы с вами побеседовать?

– А, вы насчет этих мальчишек, не так ли? Входите, входите все трое, я угощу вас чаем. Господи, я даже не ожидала, что вы придете так быстро, понимаете?

Кустис и я переглянулись недоуменно и вошли следом за Брюстером. Миссис Эванс ввела нас в загроможденную маленькую гостиную рядом с прихожей и весело проговорила:

– Садитесь, садитесь. Я только на минутку – сейчас все устрою.

Она вылетела из комнаты, оставив нас в растерянности, глазеющих друг на друга. Комната напоминала мне кладовку моей тети Родды в ее домике в Глиндиверте, если не считать кошек.

Миссис Эванс, по всей видимости, была большой любительницей кошек. Здесь были фарфоровые кошки, стеклянные кошки, везде были изображения кошек. Две кованые железные подставки для дров у небольшого кирпичного камина представляли собой тонких черных кошек с зелеными стеклянными глазами, которые, должно быть, светились, когда за ними горел огонь. Из-за мягкого кресла-качалки у окна осторожно выглядывал и настоящий кот. Это был огромный черный зверь с немигающими янтарными глазами и прижатыми ушами.

– Эй, киска, – сказал ему Кустис, и бесхвостый зашипел на него.

Кустис пожал плечами и сел, пробормотав:

– Здоровый, сукин сын. Интересно, что случилось с его хвостом.

– У него и не было хвоста. Это бесхвостая порода, – объяснил я, присаживаясь на подушку.

Брюстер остался стоять.

Миссис Эванс вернулась с подносом, нагруженным чайными принадлежностями:

– Садитесь, садитесь, садитесь! Вы – Сэмюэл Брюстер, говорите?

– Да, мадам. Это – сержант Кустис, а этот джентльмен в темных очках – сержант Прайс.

– Прайс, говорите – Прайс? – Пожилая женщина поставила поднос на кофейный столик рядом со мной и задумалась, – в Уэльсе это было бы Ап Райс, не правда ли?

– Мы произносим свою фамилию Прайс со времен Ллуэллина Мавра.

– Вот как? Ну что ж, это не так уж и плохо. Тюдоры ведут свое происхождение из Англси, видите! А мы все-таки происходим от И Сеснега, не так ли? А что с вашими глазами, молодой человек?

Брюстер бросил на меня многозначительный взгляд, и я объяснил, что должен носить темные очки, так как мои глаза болезненно реагируют на свет.

– Щепотка сушеной руты очень полезна для глаз, – улыбнулась она. – Хотите, я положу вам в чай? Я сама выращиваю травы в садике за домом.

– Я, гм, лучше буду следовать указаниям своего врача, спасибо, – ответил я.

– Вы что-то говорили насчет мальчишек, миссис Эванс? – спросил Брюстер.

– О да, ужасные дети! Ужасные, ужасные. Я, видите ли, сразу же вас позвала, как только узнала об этом.

– Боюсь, меня не ввели в курс дела, мадам.

– Речь о подвале – они туда лазят, ужасные дети.

– Мальчишки лазят в ваш подвал?

– Ну конечно. Я же только что сказала. Не знаю, что им там надо. Там нечего воровать. Но я не знаю, что я сделаю, если они там не прекратят поддать.

– Вы всегда могли бы угостить их пряниками, – пробормотал Кустис. К счастью, она, казалось, этого не заметила, а я успел принять серьезное выражение, когда она повернулась ко мне и спросила:

– Вы, конечно, говорите на уэльском?

– Немного, – ответил я, – в школе мы должны были изучать английский.

– Как покоренная раса, мы должны были идти на уступки, не правда ли? А что вы делаете здесь? Не удалось пробиться в Уэльсе?

– Я стал сиротой в десять лет, – объяснил я. – Меня послали к родственникам в Америку.

– Ах, бедный мальчик! И с больными глазами! Но давайте же я вам налью чаю'

Брюстер вознес глаза к потолку, подождал, пока миссис Эванс нальет три чашки чая, и приступил к делу:

– Насчет мальчишек в вашем подвале, миссис Эванс…

– Ну, я не уверена, что это мальчишки, я их не видела собственными глазами, – поправила женщина. Брюстер вопросительно поднял бровь, и она пояснила: – Ночью были слышны какие-то удары, а я спросила, кто там. Понимаете, это ужасно – подойти к лестнице в подвал и кричать в темноту, и остаться без ответа, но слышать шуршание, как будто там кто-то ходит! Мередит тоже этим крайне встревожен.

– Мередит?

– Мередит Аб Овэйн Ап Ховэл. – Она указала на кота и добавила: – Это очень нервное животное. К тому же он весьма стар, и эти звуки из подвала ужасно его расстроили.

– А вы, гм, не имели бы ничего против, если бы ребята осмотрели подвал? – осторожно спросил Брюстер.

– Да почему же я должна иметь что-то против? Именно за этим я вас и позвала. Да пейте же чай! У нас еще куча времени, они же не приходят днем, как вы понимаете, – прочирикала миссис Эванс.

Я поспешно отпил и нахмурился. Кустис скорчил болезненную гримасу и поинтересовался:

– Это не обычный черный чай, не правда ли, мадам?

– Это из трав, – улыбнулась она. – Я же вам говорила о своем садике за домом. Нет ничего лучше, чем положить щепотку фенхеля и щитолистника для придания подобающего аромата, вы так не считаете?

– Как полевой чай, – кивнул Кустис, добавляя сахар.

– Пожалуйста, попробуйте бисгиэн, – настаивала она, – это я сама испекла.

Кустис бросил на меня осторожный взгляд.

– Это песочное печенье, Пит, – объяснил я ему, взяв одно из них с подноса.

– Угу. – Негр пожал плечами и кисло откусил кусочек шоколада, избранного, по-видимому, как наименьшее из зол. Пока мы совершали все эти действия, Брюстер пытался свернуть разговор на шум в подвале. Миссис Эванс, должно быть, не видела в этом ничего особенного:

– Я думаю, они подначивают друг друга. Вы же знаете, как ведут себя дети, когда рядом живет пожилая женщина, одна в старом доме.

– Не уверен, что я вас понимаю, мадам, – сказал Брюстер.

Женщина рассмеялась:

– Естественно, они думают, что я – ведьма.

Брюстер заметил равнодушно:

– Интересно, откуда могла взяться подобная идея.

– Я слышала, – настойчиво сказала она, – мой слух гораздо лучше, чем вы думаете, и я слышала, что они обо мне говорят, когда проходила мимо площадки для игр. Да я и сама была такой же в детстве. Я помню, что недалеко от карьера жила одинокая пожилая вдова, а мы ее дразнили. Никогда бы не подумала, что окажусь в таком же положении. Ах, время течет сквозь пальцы как песок, не правда ли? Впрочем, у меня была хорошая, долгая жизнь. Должна ли я сердиться на детей за их шалости? Но, понимаете, они не должны лазить в мой подвал! Если они переломают себе руки и ноги в темноте, то неизвестно, сколько придется платить страховой компании, и, кроме того, это так удручает Мередита.