Текст книги "Корона на троих"
Автор книги: Лоуренс Уотт-Эванс
Соавторы: Эстер М. Фриснер (Фризнер)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
Глава 7
Существующее в Гидрангии представление о пещере чародея было довольно отталкивающим. Люди, давясь от отвращения, рассказывали друг другу о капающих сталактитах, прикованных к стенам скелетах, пауках, летучих мышах и целой куче загадочных субстанций, которые булькают, пищат и покрыты слизью. Ни гидрангианский крестьянин, ни горгорианские воины не удивились бы, обнаружив в жилище мага ползающие вокруг странные разрозненные части тел, находящиеся на различных стадиях умирания – или, скорее, оживления. Старогидрангианские аристократы, чаще других общавшиеся с чародеями, чем другие группы, уверяли, что представления о расчлененных телах и использовании крови для оформления интерьера скорее всего ошибочны. Но и они не отрицали, что волшебники хранят в своих пещерах кости, пауков, заплесневелые книги и другие чудные таинственные предметы.
Поэтому никто – ни крестьянин, ни аристократ, ни горгорианский воин – никогда не назвал бы обитель Клути типичным жилищем чародея.
Да, кости и книги там были, но! – аккуратно расставленные по застекленным шкафам и полочкам из полированного дуба. Сталактиты, абсолютно сухие и аккуратно отпиленные на высоте семи футов над гладким каменным полом, служили канделябрами.
Пол и стены тоже оказались сухими. Клути так наслушался шумной капели за первые недели пребывания в пещере, что водозащитное запечатывающее заклинание сотворил одним из первейших.
А поскольку чародей не собирался делить свои ограниченные запасы еды с непрошеными гостями, все пауки и другие холоднокровные, обитавшие поблизости, были аккуратно умерщвлены и бережно заспиртованы.
Сначала маленькому Вулфриту полное отсутствие дикой жизни показалось скучным. Контраст с его предыдущим обитанием в кишевшей паразитами хижине Одо, окруженной домашним скотом, оказался слишком явным. Вскарабкивание на туго набитое кресло не шло ни в какое сравнение с укрощением простодушной овцы. (Кресло никогда не протестовало и никогда не убегало, блея.) Пинание скамеечки для ног радовало куда меньше, чем пинания бедняги Фанга: скамеечка никогда не орала, не царапалась и не кусалась.
С другой стороны, мебель у Клути оказалась намного прочнее, чем у Одо, – а это означало, что ей можно манипулировать с большим размахом и воображением.
Рядом не было Данвина, но Вулфрит, как и всякий двухлетний малыш, еще не успел по-настоящему научиться играть со своим братиком. Потеря товарища не разочаровала мальчика, а Клути гораздо больше занимался им, чем Одо.
Более того, для развлечения существовала магия. Однажды Клути решил, что его покупка уже достаточно обустроена и можно вернуться к основной работе. Мальчик был просто очарован! Он мог часами наблюдать, как Клути старательно колдует, пытаясь упростить заклинания или превратить эстетические изыски и демонстрации философских концепций в практические инструменты.
Скоро Вулфрит начал подражать своему учителю (Клути не позволял называть себя "папа"). А чародей, вместо того чтобы запретить это обезьянничание, даже прочел ему несколько лекций по базовому колдовству, хотя не надеялся, что такой маленький мальчик сможет что-нибудь понять. Клути очень любил наблюдать, как крохотное существо, которое не может даже перебежать комнату не споткнувшись, помахивает вокруг себя палочкой и с ужасными ошибками лепечет магические формулы. Он посиживал в кресле, улыбаясь в бороду, а Вулфрит бродил вокруг с серьезным видом, творя заклинание за заклинанием.
Но однажды, примерно через шесть месяцев после появления Вулфрита, когда вихри раннего снега закрутились перед входом в пещеру, усмешка Клути пропала, и он резко выпрямился в кресле.
Исчез конический столик.
– Как ты это сделал?!
Вулфрит испуганно обернулся.
– Как и ты. – В руках у мальчика бился огромный карп.
– Ты превратил стол в рыбу?!
Вулфрит заморгал.
– Да, Учитель.
– Преврати обратно, – приказал Клути. – Немедленно.
Мальчик уронил рыбу, сгорбил плечи, собрался и начал новую песнь. Волшебник нахмурился и слегка сгорбился сам.
Он не умел превращать конические столы в больших карпов. Как, во имя Семи Маловозлюбленных Демонов, Вулфрит этого достиг? Трехлетний ребенок не только выполнил настоящее магическое задание, у него получилось именно то, что он хотел! Клути знал мастеров-чародеев, которые после столетий практики не всегда могли получить желаемый результат дважды.
Именно эти мастера и поплатились головами за утрату реалистичных и практических заклинаний.
Если бы они превратили горгорианцев или хотя бы их лошадей и оружие в карпов, королевство сейчас выглядело бы совсем иначе. Клути вытянулся вперед и внимательно наблюдал за малышом.
Через полчаса Вулфрит разразился рыданиями и отшвырнул волшебную палочку. "Она не хочет превращаться обратно!" – плакал он, держа мертвую рыбу за хвост. (Ни ученик, ни учитель не догадались положить ее в воду.) Клути поспешил к ребенку и успокаивающе обнял его за плечи.
– Ну, ну, Вулфи, все нормально. Это очень трудное заклинание, а ты еще молод. Я уверен, ты его выучишь.
Вулфрит громко шмыгнул носом и вручил Клути рыбу.
– Преврати ее сам.
– Позже. – Чародей отложил карпа в сторону. – А сейчас пора спать.
– Ладно, – согласился Вулфрит, вытирая слезы.
– Знаешь, хоть ты и не превратил ее обратно, ты все равно молодец, – ободрил его Клути. – В конце концов это заклинание для пятилетних, а тебе еще нет четырех! Тебе даже не три с половиной!
– Правда? – Слезы высохли, и рот мальчика раскрылся от изумления.
– Правда, – кивнул чародей.
– Ура, – прошептал Вулфрит, потрясенный собственным достижением, и без оговорок отправился спать.
Когда он заснул, Клути ринулся к полке, где оставил рыбу, вытащил ее и осмотрел.
И удивился.
– Настоящий карп!
Трехлетний ребенок, способный превращать мебель в водную форму жизни, – редкое и чудесное явление. Дело не в том, насколько важны морепродукты в горах, да и хорошая мебель стоит дороже рыбы. Но если малыш сделал это, что он сделает, когда подрастет?
Никто никогда не пытался учить колдовству такого маленького ребенка. Сейчас до Клути дошло, что в этом и заключалась главная ошибка. Возможно, премудрости магии легче постигаются в детстве, как, например, иностранные языки. Должно быть, именно благодаря своему возрасту Вулфрит научился подобным штукам.
Но с другой стороны, сколько маленьких детей способны надолго сосредоточиться на одном предмете?
Вулфрит – явное исключение. Если бы он рос и обучался в нормальной обстановке, он наверняка выпал бы из общего ряда и открыл собственную магию.
Это было чудесно.
И это пугало. У трех-четырехлетних детей бывают вспышки гнева... Если соединить вспышку гнева с магией... Клути поспешно отогнал подобную мысль.
Кстати, если мальчик обнаружит, что одарен, и станет испорченным капризным дитятей, вспышки гнева могут оказаться еще хуже.
Клути решил, что надо быть очень внимательным и вести себя так, чтобы мальчик не понял, насколько он уникален.
То есть придется спрятать дохлую рыбу и втайне купить новый столик. Тогда Вулфрит никогда не узнает, что Клути не смог вернуть его обратно своим волшебством.
Способности мальчика нужно хранить в секрете. Но его талант не должен пропадать. Он начнет учить Вулфрита некоторым заклинаниям, а затем...
Чародей широко улыбнулся.
...затем мальчик изобретет несколько заклинаний сам. Разве это не лучший способ учиться?
А Вулфрит так и не узнает, что Клути учится у своего ученика. Он никогда не узнает, насколько он хорош.
Это был замечательный план.
Утром рыба исчезла. Через три дня появился столик.
А еще через три дня Клути начал учить Вулфрита магии.
– Ничего особенно серьезного, – объявил он. – Мы начнем с легких вещей.
Когда Клути покупал Вулфрита, то думал, что приобретает помощника по хозяйству. Впрочем, чародей никогда не перетруждал ребенка физической работой. Когда мальчик достаточно вырос, чтобы поднимать швабру, он уже мог оживлять ее, и швабра мела сама. (Хотя у нее была неприятная привычка заметать мусор под ковер – вместо того, чтобы выметать его из пещеры.) В возрасте семи лет, когда Клути поручил мальчику мыть посуду, Вулфрит присоединил стихию водного элемента к кухонной раковине и обучил ее мыть посуду.
На это ушло четыре дня и несколько предметов из лучшего фарфорового сервиза Клути. А затем еще шесть часов, которые понадобились, чтобы переколдовать все на обратно.
– Не расстраивайся, – сказал Клути, утешая Вулфрита. – Водные элементы – проказливые штуки. – Он не счел нужным добавить, что никому еще не удавалось подчинить их хотя бы на час или научить делать что-нибудь посложнее, чем утопить тещу чародея.
Клути наблюдал за элементом водной стихии: как он энергично скребет тарелку, плюясь вокруг крупными тяжелыми каплями. Мальчик додумался приделать над раковиной бак. Маг нелегко свыкся с мыслью, что в его пещере будет находиться сердитый водный элемент, но мальчику ничего не сказал, чтобы не потерять его уважения.
Водный элемент мог бы оказаться очень полезным в борьбе против горгорианцев, если кто-нибудь когда-нибудь соберется поднять восстание. Рассказы о Черной Ласке и Отважных Обитателях Кустов еще ходили по долинам и селениям, но похоже, никто не планировал ничего большего, чем периодические засады на тех горгорианцев, которые по глупости забредали в восточные горы.
Клути часто казалось, что люди уже привыкли к горгорианцам.
Кроме того, не мог же он послать семилетнего мальчика сражаться за освобождение Гидрангии. Вулфрит еще не родился, когда пришли горгорианцы, и сейчас было уже трудно определить, кто же законный правитель. Принц Мимулус куда-то пропал, и скорее всего его убили. Принцесса Артемизия стала горгорианской королевой...
Проще будет поручить мальчику мыть посуду, а Гидрангию предоставить самой себе.
Глава 8
Королева Артемизия сидела перед зеркалом и внимательно изучала свое отражение. За четырнадцать лет, прошедших со дня рождения принца Арбола, у нее не появилось ни единой морщинки, ни одного седого волоса.
Если еще взять в расчет постоянный стресс, в котором она уже долгие годы находилась, то это было просто чудом.
– Я не знаю, как это мне удается. Мангли, – сказала она своей фрейлине. – Воспитывать ребенка, да еще королевское дитя и наследника Горгорианской империи ужасно трудно. А если бы ты узнала правду про принца Арбола, у тебя бы вообще дух перехватило.
– Кхх, – фыркнула Мангли, пробегая гребнем из слоновой кости по светлым волосам королевы.
Примерно на такой ответ Артемизия и рассчитывала сейчас или в другое время, по этому поводу или по иному. Фрейлина была молодой горгорианкой, у которой произошел небольшой конфликт со старшей женой ее первого любовника. Мангли всегда говорила то, что думала. А думала она довольно творчески, изобретая фантастические синонимы для слов "старая", "уродливая" и "обладающая сексуальной притягательностью дорожной щебенки". Жена любовника практиковала магию и даже экспериментировала с некоторыми заклинаниями. Она решила дать хороший урок зарвавшейся шлюхе и научить ее хоть немного сдерживаться. Немного подумав, она магическим способом почти полностью удалила язык Мангли.
В целом это было посильнее, чем магия, которой предположительно владеют горгорианки и которую они обычно используют. Но и обстоятельства сложились весьма необычные. В большинстве своем молодые варвары знают, что не стоит спорить с одаренными магией взрослыми.
И все-таки заклинание оказалось обратимым. Оно служило как бы первым предупреждением, выстрелом в воздух.
Или по крайней мере оно могло бы стать обратимым, если бы горгорианский лорд, за которого боролись дамы, не прибыл бы в самый неподходящий момент. Обнаружив, что его жена использует избыточную и потенциально опасную магию, он решил, что если сразу же не выразит свой протест, то рискует в следующий раз оказаться на месте Мангли. И благоразумно отрубил волшебнице голову.
Последовали всеобщее ликование в шатре гарема и волнующее перераспределение домашних обязанностей, но Мангли, умолкнувшая навсегда, не принимала в этом никакого участия. Если какие-нибудь горгорианки и могли восстановить ее язык, то все равно ничего не делали. И хотя многие мужчины часто мечтали о вечно молчащей жене, было не похоже, чтобы хоть кто-то из них стремился заполучить бедняжку.
Счастливый день для Мангли настал, когда известие о ее участи достигло ушей королевы и девушку пригласили в замок. После исчезновения Людмилы Артемизия долго и безуспешно искала верную помощницу. Это было таким облегчением – обрести в королевских покоях кого-нибудь, с кем можно говорить свободно, не взвешивая каждое слово! Кроме того, как и большинство горгорианцев, Мангли оказалась неграмотной, поэтому опасность, что она что-нибудь запишет, отсутствовала вовсе.
– Все эти годы, все эти годы... – размышляла Артемизия, кокетливо склонив голову набок. – Право, не знаю, как бы я справилась без тебя.
– Хнг, – согласилась фрейлина.
– И кстати, дорогуша, принеси-ка мне чай.
Исполнительная Мангли потрусила к столику, где на спиртовке клокотал серебряный чайник, и добавила в кипящую воду три щепотки сухой травы, которую носила в крохотной тщательно запечатанной ладанке.
Когда отвар был готов, она разлила его в две чашечки и понесла королеве. Леди пили чай вместе. Артемизия промокнула губы.
– Хм, очень приятный вкус. Хотя я бы пила твои травы, даже если бы они отдавали навозом. Боги, только бы никогда больше не зачать от Гуджа! Три – я имела в виду "смотри", мне и одного достаточно. Мальчика, принца Арбола. Конечно. Ха-ха-ха!
– Анх-анх-анх, – засмеялась Мангли. Она довольно похлопала себя по плоскому животу, демонстрируя силу контрацептивного чая.
Королева отставила в сторону пустую чашку.
– А скажи-ка мне, дорогая Мангли, нет ли еще какого-нибудь сходного средства, известного женщинам твоего племени, которое – м-м-м – предохраняло бы молодую девушку от – м-м-м – любого влечения, которое ведет к тому, что становится необходим вот этот чай?
Мангли уставилась на королеву, а затем сделала горгорианский жест, означающий, что у кого-то не все быки в хлеве.
– Нет, конечно же, нет. – Артемизия опустила глаза. – Когда женщина хочет предохранить себя от рождения слишком большого количества детей – это понятно. Но зачем удерживать девушку от превращения в женщину? Ладно, забудем.
Мангли покачала головой и издала горлом мягкий любопытствующий звук. Ей очень нравилась ее повелительница; если бы не Артемизия, бедняжка либо умерла бы от голода, либо угодила бы в один из дальних горгорианских гарнизонов, где все мужчины – мужчины, а лошади пугливы и капризны. Она бы в лепешку разбилась ради королевы, но та взмахом руки остановила ее.
– Это не важно. Нам пока еще везет. Но кровь заговорит, я знаю. Помню, как одна из моих гувернанток жаловалась другой, что у меня нет желания заниматься спортом, а та ответила, что это из-за того, что я все силы трачу на разнообразные шалости. Леди Дромедри тогда сказала: "Если она не изменит поведение, то никогда не получит Благословения Вимплы". – Королева сделала гримасу отвращения. – Ну, положим, я в конечном счете получила благословение доброй старой Вимплы, Богини Тревог, Диверсий и Малых Потрясений. Занятия гимнастикой не могли сдерживать меня вечно. Ах, как бы мне теперь хотелось, чтобы они меня удержали!
Мангли уже хотела разразиться целой очередью вопросительных звуков, когда на лестнице, ведущей в королевские покои, раздались шаги. Женщины услышали, как один из горгорианских часовых заревел:
– Стой! Кто идет?.. Ай-й-й!
После чего послышался грохот, а затем смиренное блеяние второго стража:
– Ах, это вы, принц Арбол. Прошу вас, входите, ваше высочество.
– И спорим – войду! – донесся радостный выкрик. Дверь в комнату королевы три раза энергично пнули ногой – и деревянные створки широко распахнулись. Блистая варварской красотой и горгорианскими боевыми доспехами, принц Арбол ворвался к матери, словно завоевывал вражескую территорию.
– Привет, мам! Извини, я тут спустил с лестницы одного твоего гвардейца, но он слишком туп.
– Сердечко мое, они же горгорианцы. Тупость у них в крови, – мягко пожурила королева сына. – Но я беспокоюсь не о гвардейцах, а о дверях. Они очень дорого стоят. Разве Наставник по Этике не учил тебя, как нужно стучать?
– Он пытался, мам, но это звучало так глупо, что я отправил его следом за гвардейцем.
– Какой же ты у меня шаловливый мальчик. – Артемизия не могла сдержать гордой улыбки. Она протянула руки к принцу. – А теперь иди сюда и дай мне на тебя посмотреть.
Принц Арбол шагнул вперед. Это был настоящий королевский наследник, Гудж не мог пожелать лучшего: высокий, с широкой грудью, с сильными мускулистыми ногами, слегка изогнутыми в результате многочасовых упражнений в седле, с руками, способными владеть любым подходящим для его возраста оружием.
Естественно.
Королева Артемизия попыталась потрепать Арбола по голове, но тот увернулся.
– Ну, маммм! Ну, не делай так! Если мои товарищи узнают, они меня засмеют, и придется поубивать их. А половина этих засранцев должна мне деньги!
Королева была шокирована.
– Великие Боги! Арбол, что ты говоришь! Такой язык! Разве я тебя ничему не учила? Неужели, выходя из моей комнаты, ты превращаешься в.., в.., горгорианца?!
Принц удивленно поднял брови.
– Но я и есть горгорианец.
– И старогидрангианец тоже. Никогда не забывай об этом.
Арбол мрачно уставился в пол и поковырял шпорой лучший ковер королевы.
– Ладно, – пробормотал он сквозь зубы.
– Я полагаю, ты пришел сюда не для того, чтобы дуться, – сухо сказала королева.
Принц поднялся, оживился и одарил мать лучезарной улыбкой.
– Конечно! Я совсем забыл! Это лучшая новость, какую я слышал за всю свою жизнь!
– Неужели твой отец скончался? – осведомилась королева с усмешкой.
Арбол сделал ей знак "у вас не все быки в хлеве" и сбавил тон:
– Нет, мне наконец удалось ранить Наставника по Грязным Приемам Битвы. Не смертельно, не бойся, но я так хорошо его уделал, что папа сказал: "Пришло время выходить из классной комнаты в мир".
Королева в отчаянии заломила руки.
– Что?
– Он берет меня с собой в поход, мам! – воскликнул принц, чуть ли не выпрыгивая из высоких кавалерийских сапог. – Мы отправляемся завтра опустошать западный фланг Гипоглицемианской Республики. Разве не круто?!
– Мангли, – приказала королева. – Оставь нас одних.
Когда немая фрейлина удалилась, Артемизия взяла принца Арбола за руку и повлекла свою чересчур резвую дочку к оконной нише, где проходили особенно серьезные разговоры. Именно там королева поведала принцу Арболу о долге чести и крови, который они оба задолжали дорогому расчлененному и обезглавленному папочке-дедушке, королю Фумиторию Двадцать Второму. Именно там она когда-то наказывала принцу во имя святой обязанности всех высокорожденных старогидрангианских детей никогда, ни при каких обстоятельствах не позволять никому видеть себя обнаженным, утверждая, что это предохраняет матерей принцев от чумы, вызываемой тритонами.
На этот раз она начала беседу словами:
– Дорогой, ты должен остаться в замке.
– У, мамммммм! – Арбол раздраженно затопал каблуками. – Ну почему? Ведь остальные собираются! Все мои ребята едут! Если я останусь, меня задразнят и...
– Молодой человек, если ты убьешь хоть кого-нибудь без моего разрешения, то получишь ремня.
Принц не ответил, но Артемизия заметила в его глазах неприятный холодный блеск, как бы говоривший: "Попробуй, тебе для этого потребуется целая армия!" Королева прочистила горло и решила начать мирные переговоры.
– Любовь моя, военная кампания – это не.., не самое подходящее занятие для аристократа. Солдаты должны делить между собой все. У них нет и не бывает ничего собственного – даже у людей высочайшего ранга. А конечно же, чем выше ранг, тем обособленнее надо держаться, не позволяя нашему врожденному благородству ослеплять и поражать простой люд.
– Папа говорит, что там полно лошадиной падали, – сказал принц.
Королева прикусила язык. Для нее Гудж и лошадиная падаль были равны.
– Это королевская гидрангианская традиция. – Она заскрежетала зубами. – Разве ты забыл счастливые дни своего детства, когда мы жили отдельно от вульгарного и беспокойного мира?
– Ну, – сказал принц. – Это было скучно.
Королева Артемизия досчитала до десяти и попробовала подойти с другой стороны.
– Драгоценный мой, если ты не жаждешь обнаружить тритонов в своем пудинге, надо оставаться скромным. Ты должен скрывать свою наготу от всех посторонних глаз ради моего спасения.
Принц покачал головой:
– -Это касается только детей! Ты сама говорила, что настанет время и мне не придется больше беспокоиться о таких вещах. Я больше не ребенок. Когда горгорианский мальчик выходит на первый бой, его считают мужчиной.
Королева переплела тонкие пальцы и глубоко вздохнула.
– Арбол, сын мой, ты говоришь правду. По дегенеративным законам и обычаям заплеванных людей Гуджа ты действительно мужчина. И все же знай, что по беспредельно высоким традициям и бессмертным обычаям старогидрангианцев никто никогда не сможет освободить тебя от твоей священной обязанности.
Арбол зарычал.
– Я что, опять должен принимать ванну?! – Принц терпеть не мог даже умывания. Возможно, сказывались незабываемые детские воспоминания, как мать выхватывала его из воды и стремительно запаковывала во влажное полотенце при каждом подозрительном звуке, раздававшемся у дверей королевской спальни.
– Сын мой, спроси лучше, когда у тебя снова появится привилегия принять ванну. – Королева сменила тон. – Главная обязанность гидрангианского принца: быть добрым, храбрым, сообразительным, думать головой – и оберегать от нескромных глаз некоторые части тела.
– При чем здесь...
Артемизия жестом велела ему замолчать.
– Несколько лет назад, мой благородный сын, когда ты был еще слишком мал, ужасная эпидемия прокатилась по нашей округе.
– Тритоны? Грудные жабы?
– Нет, не жабы. Жабы – пустяки по сравнению с этой трагедией. Жертвами недуга становились исключительно самцы, и они были поражены.., туда... О, смогу ли я произнести это? Они были деформированы!
Принц Арбол весь обратился в слух, хотя и не выглядел испуганным, как следовало бы.
– Оу! Как деформированы? Капсилак, мой оруженосец, на прошлой неделе хвастался двухголовым ежиком. Но если последствия эпидемии оказались такими ужасными, я скажу ему, чтобы он засунул этого ежика...
– Отростки, – произнесла наконец королева Артемизия. – У них образовались отростки.
– Где?
– Вот здесь. – Она показала на специально отлитый для Арбола доспех, о назначении которого юный принц даже не догадывался. Королева подробно описала чудовищные опухоли, которых стыдилось большинство мужчин.
Арбол передернулся.
– Это звучит.., ух. Но, мам.., папа тоже этим страдает?
Артемизия кивнула.
– А почему бы ты думал, я избегаю его? О, это тяжелое зрелище, и надо приложить все усилия, чтобы уберечь короля от позора. Мой мальчик, тебе посчастливилось быть одним из немногих оставшихся в Гидрангии мужчин, чьи генеративные органы.., не затронуты болезнью. Теперь подумай! Если ты отправишься на войну в компании солдата, которому не повезло, – как ты думаешь, что он почувствует, увидя твое здоровое тело?.. – Она издала соответствующий всхлип и обвила руками шею Арбола. – Поклянись мне, мой мальчик! – вскричала королева. – Пообещай мне честью Гидрангии, что, если ты отправишься в поход со своим отцом, ты сделаешь все возможное, чтобы другие мужчины не увидели тебя обнаженным. Поклянись, что не причинишь боль невинным калекам.
Полузадушенный в материнских объятиях принц Арбол выдавил:
– Ну клянусь.
– Я верю тебе, дорогой. – Артемизия отпустила его и поцеловала в щеку. – А теперь можешь идти веселиться на войне.
Принц Арбол направился к дверям, но по дороге передумал – и метнулся назад для сердечных прощальных объятий. А затем умчался.
Королева тяжело вздохнула и, вернувшись в комнату, опустилась в кресло.
– Мангли! Мангли, сюда! – Немая горгорианка появилась прежде, чем госпожа произнесла ее имя дважды. – Мангли, бумагу для писем!
Фрейлина с интересом наблюдала, как Артемизия составляет послание. Время от времени королева бормотала себе под нос текст письма или перечитывала его вслух. В эти моменты Мангли оживлялась. Она создала теорию, связывающую слова королевы со значками на бумаге. Девушка не знала о деталях подобной связи, но была уверена, что здесь что-то есть – важное и требующее дальнейшего изучения.
Закончив письмо, Артемизия послала Мангли за курьером. Четырнадцатилетняя практика многому ее научила. Королева сколотила целый отряд молодых людей, которым можно было спокойно доверить тайную корреспонденцию. Все оказалось довольно просто: она приглашала их в свои апартаменты, угощала чаем с афродизаком и.., отдавала им Мангли... А затем сообщала, что так будет каждый раз, когда они успешно выполнят свою миссию.
В последнее время ее гонцы зачастили к Черной Ласке. Приближалась пора женской зрелости принца Арбола, и жизнь в веселом зеленом лесу казалась Артемизии все привлекательнее и привлекательнее.
"У меня нет другого выхода, – думала королева, наблюдая, как ее последний курьер выезжает из замка. – Я не жду многого от жизни в лесу, но оставаться здесь просто опасно!"
Почувствовав легкую дрожь, она встала и потребовала накидку. Недалеко от замка находились сто семьдесят два храма разных гидрангианских и горгорианских богов и богинь. В последнее время их посещение и опека стали ежедневной обязанностью королевы Артемизии.
"Лучше огородить клумбы, – резонно думала она, – чем жить в городском колумбарии".
