Текст книги "Пляска на бойне"
Автор книги: Лоуренс Блок
Жанр:
Крутой детектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
Меня разбудил телефонный звонок. Я сел и взглянул на часы – было только два. Я взял трубку, собираясь рявкнуть на дежурного. Голос Ти-Джея произнес:
– Почему это вас никогда нет дома? Как я могу рассказать, что я узнал, если вас невозможно разыскать?
– А что ты узнал?
– Как звали того мальчика. Младшего. Я встретил одного парнишку, он его знает. Говорит, его зовут Бобби.
– А фамилию ты не узнал?
– На Двойке мало у кого есть фамилия, Мэтт. Да и имя тоже. Тут, понимаете, больше клички. Дурачок, Шляпа, Бутерброд. Бобби еще новенький, у него клички нет. Паренек, с которым я говорил, сказал, что он здесь появился где-то около Рождества.
Недолго же он продержался. Жаль, я не мог сказать Ти-Джею, что это не важно, – того человека, который гулял с Бобби, все равно посадят за кое-что другое, так что ему теперь долго будет не до мальчиков.
– Не знаю, откуда он взялся, – продолжал Ти-Джей. – В один прекрасный день сошел с автобуса, и все. Должно быть, там, откуда он приехал, были любители мальчиков, потому что он с самого начала пошел по этой части. И оглянуться не успел, как один тип его заграбастал и стал торговать его белой задницей.
– Кто это был?
– Хотите, чтобы я узнал? Думаю, это можно, только на счетчике двадцать долларов уже нащелкало.
Какой смысл? Теперь не составит никакого труда посадить Стетнера за убийство Аманды Термен. Есть труп, есть свидетель и наверняка найдутся какие-нибудь вещественные доказательства. А что известно об исчезновении и возможном убийстве мальчика по имени Бобби? Стоит ли гоняться за каким-то сутенером?
– Попробуй что-нибудь выяснить, – услышал я собственный голос. – Я заплачу по счетчику.
В три я явился в Северно-Центральный участок, разделся до пояса, и полицейский офицер по фамилии Вестерберг нацепил на меня аппаратуру, чтобы записывать разговоры.
– Ты уже ее носил, – сказал Деркин. – Помнишь дело той квартирной хозяйки – в газетах ее называли Ангелом Смерти?
– Помню.
– Значит, как это работает, ты знаешь. Думаю, Термен ничего не заметит. Только если он захочет лечь с тобой в постель, не снимай рубашку.
– Не захочет. Он не любит гомосексуалистов.
– Да, Ричард человек правильный. Бронежилет дать? Я думаю, тебе бы лучше его надеть.
– Поверх всего?
– Он из кевлара[35]35
Кевлар – фирменное название особо прочного пластика, выпускаемого фирмой «Дюпон»; его применяют, в частности, для изготовления пуленепробиваемых жилетов.
[Закрыть], ничего не экранирует. Не пропускает только пули.
– Пуль не будет, Джо. Никто из них пока еще не пускал в ход пистолета. А нож этот жилет пробьет.
– Иногда бывает.
– Я уж не говорю о колготках на шее.
– Да, пожалуй. Не нравится мне, что приходится посылать тебя без прикрытия.
– Ты меня никуда не посылаешь. Я тебе не подчиняюсь. Я рядовой гражданин, а диктофон беру из чувства гражданской ответственности. Я с тобой сотрудничаю, но за мою безопасность ты не отвечаешь.
– Не забыть бы мне сказать это на допросе, когда тебя привезут в пластиковом мешке.
– Не беспокойся, этого не будет, – сказал я.
– А что, если Термен проснулся сегодня утром и понял, что наболтал лишнего, и теперь ты – кончик веревочки, который надо бы отрезать, чтобы не болтался?
Я покачал головой:
– Я же для него как туз в рукаве. Я его прикрытие. Это я могу сделать так, чтобы Стетнер его не убил. Какого дьявола, он же меня нанял, Джо. Не станет он меня убивать.
– Он тебя нанял?
– Вчера вечером. И дал мне задаток – настаивал, чтобы я взял.
– Сколько?
– Сто долларов. Симпатичную такую хрустящую бумажку.
– Ну, и то хлеб.
– У меня ее уже не осталось.
– Что значит – не осталось? Отдал ему обратно, что ли? Как же он будет тебе доверять?
– Нет, не отдал. Я от нее избавился.
– Зачем? Деньги – это деньги. Они сами не знают, откуда взялись.
– Возможно.
– Деньги не знают, кто их хозяин. Это основополагающий юридический принцип. А как ты от них избавился?
– По дороге домой, – ответил я. – Мы прошлись до угла Девятой авеню и Пятьдесят Второй, потом он пошел в одну сторону, а я в другую. Из первой же подворотни вылез какой-то нищий и пристал ко мне. Я скомкал эту сотню и сунул ему в чашку. Они теперь все ходят с чашками. С пластиковыми чашками для кофе, которые всем суют под нос.
– Это чтобы можно было к ним не прикасаться. Значит, ты отдал какому-то уличному нищему стодолларовую бумажку? А как он сможет ее потратить? Кто ему ее разменяет?
– Ну, знаешь, – ответил я, – мне кажется, это уже не моя проблема, верно?
17
Я отправился туда, где жил Ричард Термен, и встал в парадном напротив. Наша встреча была назначена на четыре, а я пришел минут за десять и коротал время, разглядывая прохожих. Мне было не видно, горит свет у него в квартире или нет: дом стоял на северной стороне, так что солнце отражалось в окнах верхних этажей и слепило мне глаза.
Я дождался четырех, подождал еще минуты две, а потом перешел улицу и вошел в подъезд рядом с входом в ресторан «Радиккио». Нажав на кнопку с надписью «Термен», я стал ждать, когда меня впустят. Но дверь не открывалась. Я позвонил еще раз – то же самое. Я вышел и заглянул в бар ресторана. Там его не было. Я снова занял свою позицию напротив, а еще через десять минут дошел до угла, отыскал работающий телефон-автомат и набрал номер его квартиры. Мне ответил автоответчик. После гудка я сказал:
– Ричард, вы дома? Если да, возьмите трубку.
Но трубку никто не взял.
Я позвонил в свой отель и спросил, не было ли мне звонков. Звонков не было. Я узнал по справочной номер Эф-би-си-эс и поговорил с секретаршей, которая сказала только, что его на месте нет. Где он и когда должен появиться, она не знала.
Я вернулся в дом, где жил Термен, и позвонил в звонок, принадлежавший бюро путешествий на втором этаже. Тут же прогудел ответный звонок, я поднялся по лестнице и стал ждать, когда кто-нибудь выйдет на площадку и встретит меня. Никто не вышел. Я поднялся на четвертый этаж. Дверь Готшальков после ограбления починили, укрепили косяк и поменяли замки. Я поднялся еще выше, на пятый этаж, подошел к двери Термена и прислушался. Тишина. Я позвонил в звонок и слышал, как он зазвенел. На всякий случай я постучал в дверь. Ответа не было.
Я подергал дверь – она не открывалась. Замков в ней было три, но я не знал, на сколько из них она заперта. Два замка были цилиндровые, их так просто не взломаешь, у всех прочные накладки. На стыке двери с косяком был установлен стальной уголок, так что отжать дверь было невозможно.
Я зашел в обе конторы, находившиеся на втором этаже, – в бюро путешествий и в агентство по продаже театральных билетов, и спросил, не видели ли они сегодня Ричарда Термена и не просил ли он их кому-то что-то передать. Его никто не видел, и передать он ничего не просил. Тот же самый вопрос я задал в ресторане «Радиккио» и получил тот же самый ответ. Я вернулся на свой пост напротив дома, а в пять снова позвонил в отель и услышал, что мне никто не звонил – ни Термен, ни кто другой. Я повесил трубку, сунул в щель еще четвертак и позвонил Деркину.
– Он не появился, – сказал я.
– Черт… На сколько он опоздал – на час?
– И мне не звонил.
– Очень может быть, что этот сукин сын уже на полпути в Бразилию.
– Нет, не сходится, – сказал я. – Может, он просто застрял в дорожной пробке или задержался с каким-нибудь клиентом, или рекламодателем, или спонсором.
– Или трахается на прощанье с миссис Стетнер.
– Час – это не страшно. Не забудь, он меня нанял. Я на него работаю, так что он вполне может прийти позже или вообще не прийти, не боясь, что я устрою ему сцену. Я знаю, где он будет сегодня вечером. Я собирался пойти с ним в Маспет на бокс. Дам ему еще час или чуть больше и, если он не покажется, разыщу его в спортзале.
– Не снимай аппаратуру.
– Конечно. Но запись начнется, только когда я ее включу, а я ее еще не включал.
Он подумал.
– Ну ладно.
– Только вот еще что.
– Что?
– Я подумал – не пришлешь ли ты сюда кого-нибудь, чтобы вскрыть его квартиру?
– Сейчас?
– А почему бы и нет? Не думаю, чтобы он появился в ближайший час. А если появится, я перехвачу его внизу и утащу куда-нибудь выпить.
– А что ты рассчитываешь там найти?
– Не знаю.
Немного помолчав, он сказал:
– Нет, я не смогу получить ордер. Что я скажу судье? Что у него было назначено свидание с одним типом и он не пришел, поэтому я хочу взломать его дверь? И к тому времени, как я получу ордер, ты будешь уже в Маспете.
– А если забыть про ордер?
– Не пойдет. Это хуже всего. Предположим, мы что-то найдем – это же будет запретный плод. Даже если там окажется подписанное им самолично признание и вдобавок фотография на глянцевой бумаге восемнадцать на двадцать четыре, где будет видно, как он ее душит, —мы все равно ничего не докажем. Все это не может фигурировать в суде, потому что будет получено в результате незаконного обыска и изъятия. – Он вздохнул. – Вот если бы ты взялся за дело сам, а я бы ничего не знал…
– У меня сноровки не хватит. Там цилиндровые замки, их просто так не откроешь. Я могу провозиться с ними целую неделю, и все без толку.
– Тогда забудь об этом. Их может отправить на виселицу только его признание, а никакие улики, которые мы найдем у него в квартире, не помогут.
И тут я высказал то, о чем думал все это время:
– А что, если он там?
– Ты хочешь сказать – мертвый? Ну что ж, мертвый – так мертвый, что поделаешь? Если он лежит мертвый сейчас, он будет точно так же лежать мертвый и завтра, и если к тому времени он так и не объявится, тогда у меня будут основания пойти к судье и взломать дверь законным путем. Мэтт, если он уже мертв, он не скажет тебе ничего такого, чего не сможет сказать завтра. – Я промолчал, и он продолжал: – Вот что, скажи мне честно – когда ты стоял перед его дверью, было у тебя чувство, что он лежит по ту сторону двери мертвый?
– Да брось ты, – сказал я. – Я не ясновидящий.
– Нет, но у тебя должна быть интуиция, как у всякого полицейского. Что бы ты сказал? Там он?
– Нет, – ответил я. – Нет, у меня было такое ощущение, что квартира пустая.
До шести он так и не появился, а прятаться по подъездам мне надоело. Я снова позвонил к себе в отель, а заодно потратил зря еще два четвертака на звонки в «Парижскую зелень» и в «Гроган». Как и следовало ожидать, ни там, ни там его не видели.
Три таксиста, один за другим, ехать в Маспет отказались. Я дошел до станции метро на углу Восьмой авеню и Пятидесятой и принялся разглядывать схему линий. В Маспет вела линия "М", но попасть на нее было невероятно сложно, и я не знал, в какую сторону идти, когда туда приеду. Вместо этого я сел на экспресс, добрался до Куинса, проехал еще две остановки и сошел на Куинс-Плаза, где, по моим расчетам, можно было взять такси. Мне удалось отыскать водителя, который не только знал, как проехать в Маспет, но и смог найти этот спортзал. Он подъехал к входу, и я увидел автобусы Эф-би-си-эс, стоящие на том же месте, что и неделю назад.
При виде их мне стало спокойнее. Расплатившись с таксистом, я подошел к автобусам, но Термена там не было. Я купил билет, прошел через турникет и отыскал себе место там же, где мы с Миком сидели неделю назад. Предварительные бои уже начались, два средневеса лениво обменивались ударами в центре ринга. Я окинул взглядом первые ряды центрального сектора, где в прошлый раз видел Бергена Стетнера. Ни его, ни мальчика не было.
Четыре раунда закончились, решение оставалось за судьями. Пока рефери собирал у них бланки, я подошел к рингу, подозвал оператора и спросил, где Ричард Термен.
– А черт его знает где, – ответил тот. – Разве он должен быть тут сегодня? Может, в автобусе?
Я вышел, но и в автобусе никто не знал, где Термек. Какой-то человек, не отрываясь от монитора, сказал, что, как он слышал, продюсер приедет позже, а другой сказал, что Термена сегодня вроде вообще не будет. Его отсутствие, по-видимому, никого не обеспокоило.
Предъявив билет, я снова прошел через турникет и вернулся на свое место. В следующем бою встречались два местных полулегковеса – тощие молодые испано-американцы. Один был местный, из Вудсайда, и ему много аплодировали. Оба осыпали друг друга ударами, но ни тот, ни другой не могли причинить противнику большого ущерба, и бой продолжался шесть раундов, а потом решение осталось за судьями. Победу присудили парню из Бруклина, – по-моему, заслуженно, хотя публика осталась недовольна.
До главного боя из десяти раундов оставалось еще два по восемь. Первый продолжался очень недолго. Дрались два тяжеловеса, оба были слишком толстые и слишком долго собирались, прежде чем нанести удар. Примерно через минуту после начала первого раунда один из них хотел провести сокрушительный удар правой, но промахнулся, его развернуло вокруг собственной оси, и он пропустил хук левой прямо в лицо. Он рухнул, как заколотый бык, и, чтобы привести его в чувство, пришлось поливать его водой. Зрители были в восторге.
Участники предпоследнего боя уже вышли на ринг и ждали, когда их представят, и тут я взглянул в сторону входа в зал и увидел Бергена Стетнера.
Он был не в гестаповском плаще, про который мне рассказывали, и не в блейзере, в котором я видел его на прошлой неделе. На нем был светло-коричневый замшевый пиджак, а под ним темно-коричневая рубашка и яркий шерстяной галстук-аскот.
Мальчика с ним не было.
Я видел, как он разговаривает с каким-то человеком в нескольких метрах от турникета. На ринге закончилось представление боксеров, прозвучал гонг. Я все не отрывал глаз от Стетнера. Через минуту-две он похлопал того человека по плечу и вышел из зала.
Я вышел вслед за ним, но его нигде не было видно. Я подошел к автобусам Эф-би-си-эс и поискал глазами Ричарда Термена, но и его нигде не было, да я и не рассчитывал встретить его здесь. Стоя в тени, я видел, как из-за угла здания вышел Берген Стетнер и подошел к автобусам. С минуту он разговаривал с кем-то внутри автобуса, а потом пошел обратно.
Подождав несколько минут, я подошел к автобусу, заглянул в заднюю дверь и спросил:
– Куда, к черту, делся Стетнер? Нигде не могу его найти.
– Только что был здесь, – сказал какой-то человек, не оборачиваясь. – Немного опоздали, он был тут меньше пяти минут назад.
– Черт, – сказал я. – А он не говорил, куда отправился Термен?
На этот раз человек обернулся.
– А, правильно, – сказал он. – Это вы его искали некоторое время назад. Нет, Стетнер сам спрашивал, где он. Похоже, плохи дела у Термена.
– Вы себе даже не можете представить, как плохи, —сказал я.
Я снова предъявил свой билет и вошел в зал. Шел четвертый раунд. Я ничего не знал про боксеров, потому что выходил, когда их представляли, и не стал возвращаться на свое место. Подойдя к буфету, я взял кока-колу в бумажном стаканчике, отошел в сторону и стал пить. Я огляделся – нет ли поблизости Стетнера, но его не было. Снова повернувшись к входу, я увидел какую-то женщину. На секунду или две мне показалось, что это Челси – та девица с плакатом. Но, приглядевшись, я понял, что вижу Ольгу Стетнер.
Ее длинные волосы были собраны на затылке в пучок, – по-моему, это называется шиньон. Прическа подчеркивала ее выступающие скулы и придавала ей строгий вид, но у нее, наверное, в любом случае был бы строгий вид. На ней был короткий жакет из какого-то темного меха и замшевые сапожки почти до колен. Она оглядывала публику. Не знаю, кого она искала, мужа или Термена. Но не меня: ее взгляд скользнул по мне, не задержавшись ни на мгновение.
Не знаю, как я воспринимал бы ее, если бы не знал, кто она такая. Она была, безусловно, привлекательна, но в ней было еще что-то особенное, какой-то магнетизм – возможно, во многом объяснявшийся тем, что я про нее знал. А знал я про нее, черт возьми, даже слишком много. И из-за того, что я про нее знал, я не мог на нее смотреть. И не смотреть тоже не мог.
К концу боя они стояли там вместе, Берген и Ольга, и смотрели на просторный зал так, словно он принадлежал им. Судья-информатор объявил решение арбитров, и боксеры, один за другим, в сопровождении свиты из трех-четырех человек, спустились с ринга и скрылись в подземном проходе левее входа в зал. Как только они ушли, из того же прохода появились два новых боксера, совсем свежие, и по центральному проходу направились к рингу. Это вышли средневесы, с солидным числом боев у каждого на счету. Я знал их по залу «Мэдисон-Сквер-Гарден». Оба были чернокожие, оба выиграли почти все свои бои, и у того, что поменьше ростом и почернее, был нокаутирующий удар с обеих рук. У другого удар был послабее, но зато лучше реакция и длиннее руки. Бой обещал быть очень интересным.
Как и неделю назад, последовало представление нескольких известных персон из мира бокса, включая обоих участников главного боя, назначенного на следующую неделю. Был представлен и один политик, вице-президент округа Куинс, которого встретили хором неодобрительных возгласов, вызвавших взрыв смеха. Потом все ушли с ринга, и судья представил боксеров. Я взглянул в сторону Стетнеров и увидел, что они пробираются к подземному проходу.
Я выждал с минуту. Раздался гонг к началу боя, и я спустился в подземный проход.
Лестница выходила в широкий коридор с голыми бетонными стенами. Первая же дверь, к которой я подошел, была открыта, и за ней я увидел победителя предыдущего боя. Он держал в руке литровую бутыль водки «Смирнофф», из которой наливал приятелям, время от времени прикладываясь к горлышку сам.
Я прошел немного дальше, остановился у следующей двери, которая была закрыта, прислушался и попробовал повернуть ручку. Заперто. Следующая дверь была открыта, но свет в комнате не горел – пусто. Такие же голые бетонные стены, как в коридоре, такой же пол, выложенный черной и белой плиткой. Я пошел было дальше, но тут какой-то мужской голос позвал:
– Эй!
Я обернулся. Это был Стетнер, а за ним, в нескольких шагах, стояла его жена. Он был метрах в пятнадцати или двадцати от меня и медленно шел в мою сторону, слегка улыбаясь.
– Я могу вам чем-нибудь помочь? – спросил он. – Вы что-то ищете?
– Ага, – ответил я. – Мужской туалет. Где он у них, черт возьми?
– Наверху.
– Тогда почему этот козел послал меня сюда?
– Не знаю, – сказал он. – Сюда посторонним вход воспрещен. Поднимитесь наверх – дверь в туалет рядом с буфетом.
– Ах, вот где, – сказал я. – Знаю.
Я прошел мимо него и стал подниматься по лестнице, чувствуя спиной его пристальный взгляд.
Я вернулся на свое место и начал смотреть бой. Исход его был неясен, и зрители наслаждались вовсю, но через два раунда я вдруг обнаружил, что не слежу за ходом боя. Я встал и вышел.
На улице похолодало и поднялся ветер. Пройдя примерно квартал, я попытался сориентироваться. Этих мест я не знал, а спросить было некого. Мне нужно было найти такси или телефон, но я не знал, где искать.
В конце концов на Гранд-авеню я остановил левака. У него не было ни счетчика, ни городской лицензии, так что ему не полагалось подвозить клиентов, но за пределами Манхэттена на это никто не обращает внимания. За то, чтобы довезти меня в Манхэттен, он запросил двадцать долларов. Мы сторговались на пятнадцати, и я дал ему адрес Термена, но потом сообразил, что придется еще час торчать в парадном, и велел отвезти меня в мой отель.
Его машина была сущей развалюхой, выхлопные газы пробивались сквозь пол. Я опустил оба задних стекла до отказа. Радио играло какие-то польки, а диск-жокей весело болтал что-то на незнакомом мне языке – по-моему, по-польски. Мы выехали на Метрополитен-авеню и проехали по мосту Вильямсберг в Нижний Ист-Сайд – мне показалось, что это довольно большой крюк, но я помалкивал. Счетчика у него не было, так что платить лишнее мне не пришлось бы, и почем я знал – может, этот путь короче.
За то время, что меня не было дома, звонил только Джо Деркин и оставил свой домашний телефон. Я поднялся к себе и сначала попробовал дозвониться до Термена. Услышав голос автоответчика, я положил трубку. Потом позвонил Джо. Подошла его жена и позвала его. Когда он взял трубку, я сказал:
– Он не появлялся в Маспете, но там был Стетнер. С женой. Они тоже искали его, так что я, видимо, не единственный, кого он подвел сегодня. Никто из телевизионщиков не знал, где он. Думаю, он улизнул.
– Пытался. Только ему подрезали крылья.
– Что-что?
– Там внизу есть ресторан – забыл, как называется. По-итальянски это означает редиску.
– «Радиккио» – это не редиска, а какой-то салат.
– Ну, не важно. Приблизительно в шесть тридцать, когда ты, должно быть, только что отправился в Маспет, один тип вышел оттуда через заднюю дверь с ведром кухонных отбросов. В углу за помойными контейнерами оказался труп. Догадайся чей.
– Не может быть!
– К сожалению, может. С опознанием проблем не было. Он выпал из окна пятого этажа, поэтому выглядел не таким красавчиком, как обычно, но того, что осталось от лица, хватило, чтобы сразу его опознать. Слушай, ты уверен, что это не редиска? Мне Антонелли говорил, а он должен бы знать, как ты думаешь?