Текст книги "Билет на погост"

Автор книги: Лоуренс Блок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Я заверил ее, что буду тщательно беречь его.

– И себя, – добавила она. – Обещаешь?

Я пообещал ей и это.

Глава 8

Отправился я прямо к себе в отель, по дороге заглянул в попавшийся на глаза офис фирмы, занимавшейся ксерокопированием и работавшей даже в уик-энд, и сделал сто копий рисунка. Большую их часть я оставил вместе с оригиналом в номере, скрутив в трубку и засунув в картонный тубус, но захватил с собой дюжину или около того копий и кучу визиток, которые в свое время мне напечатал Джим Фабер; на них я не значился сотрудником сыскного агентства – только имя и номер телефона, больше ничего.

На автобусе я добрался по Бродвею до Восемьдесят шестой улицы; первым местом, которое я посетил, был «Бреттон-Холл», в котором обитал Мотли до ареста. Я уже знал, что он не регистрировался там под своей собственной фамилией, однако все-таки показал администратору рисунок. Тот долго в молчании изучал его, но затем отрицательно покачал головой. Я оставил ему портрет и визитную карточку, пообещав вознаграждение, если он поможет мне разыскать этого человека.

Затем по восточной стороне Бродвея я пешком добрался до Сто десятой улицы, заходя по дороге в отели на самом Бродвее и на прилегающих улицах, а на Сто десятой перешел на другую сторону и направился обратно к Семьдесят второй, занимаясь тем же самым. В одном из кубино-китайских ресторанчиков я на скорую руку перекусил фасолью с рисом, а затем вернулся по восточной стороне Бродвея к тому месту, с которого стартовал. Визиток я раздал больше, чем рисунков, и только сожалел что не захватил с собой больше. Обошлись они в сущие гроши, и я мог позволить себе оклеить ими хоть весь город.

Двое сказали мне, что изображенный на портрете человек им знаком, а клерк в отеле «Бенджамин Дэвис» на Девяносто четвертой улице, в котором проживали получатели благотворительной помощи, сразу узнал его.

– Он был здесь, – сказал он. – Этот человек останавливался у нас этим летом.

– В каких числах?

– Не могу сказать точно... Провел он в этом отеле не меньше полумесяца, однако когда именно, затрудняюсь сказать.

– А вы могли бы проверить в книге регистрации?

– Конечно, если его имя вам известно.

– Его зовут Джеймс Лео Мотли. Это его настоящее имя.

– Знаете, в подобных местах редко пользуются настоящими именами. – Он раскрыл журнал, однако этот том был начат только в сентябре; тогда клерк сходил в соседнюю комнату и вернулся с предыдущим журналом.

– Мотли, – бормотал он самому себе, перелистывая страницы. – Нет, не вижу. Скорее всего он зарегистрировался под другим именем; его я не помню, но, может быть, смогу вспомнить. А имя Мотли мне ничего не говорит.

Тихо шепча себе под нос, он листал страницу за страницей, водя пальцем по спискам постояльцев. На нас стали обращать внимание, и двое местных обитателей подошли полюбопытствовать, чем мы занимаемся.

– Вот ты его должен знать, – сказал клерк одному из них. – Он жил здесь этим летом. Вспомни, как его звали?

Мужчина, к которому он обратился, взял в руки рисунок и повернулся, чтобы лучше падал свет.

– Это не фотография, – удивленно сказал он. – Больше похоже на рисунок.

– Да, верно.

– Помню его, – сказал он. – Здесь он как вылитый. Как, говорите, его зовут?

– Мотли, – ответил я. – Джеймс Лео Мотли.

Он отрицательно покачал головой.

– Нет, не Мотли. И не Джеймс. – Он повернулся к другому постояльцу: – Райделл, ты не помнишь, как звали этого парня? Ты должен помнить его.

– О, конечно, помню! – ответил Райделл.

– Ну так как его зовут?

– Очень похож, – ответил Райделл, – только прическа другая.

– А какая была? – спросил я.

– Гораздо короче, – ответил мне Райделл. – Сверху, у ушей – везде короче.

– Да, в самом деле, – согласился его друг. – Как будто он только что вернулся из тех мест, где длинных причесок не носят.

– И где стригут старыми, тупыми ножницами, – добавил Райделл. – И только наголо. Бьюсь об заклад, я помню, как его звали, – мне нужна только подсказка.

– Да и я вспомню, наверное, – добавил другой.

– Что-то вроде Колмана?.. – предположил Райделл.

– Нет, не Колман.

– Колман, Колман... Колтон? Нет, Коплэнд!

– Да, по-моему, ты прав.

– Рональд Коплэнд, – с торжествующей улыбкой сказал Райделл. – Я почему вспомнил: был такой актер, Рональд Коплэнд, да? И вот этого парня тоже звали Рональд Коплэнд.

К моему изумлению, имя это действительно обнаружилось в журнале; датой его прибытия значилось двадцать седьмое июля – за двенадцать суток до этого Мотли был освобожден из «Денмора». Прибыл он, по его словам, из городка Мэйсон-Сити, штат Айова. Не знаю, почему, но я счел нужным отметить это в своей записной книжке.

В отеле «Бенджамин Дэвис» использовали устаревшую систему регистрации проживающих, так что в журнале не удалось найти никаких данных о том, когда именно Рональд Коплэнд покинул отель; чтобы установить это, клерку пришлось основательно порыться в картотеке. В конце концов выяснилось, что он прожил здесь ровно четыре недели и съехал двадцать четвертого августа. Своего возможного адреса для пересылки почты он не оставил; служащий припомнил, что почта на его имя не приходила ни разу – ни до его отъезда, ни после. Звонков тоже не было.

Никому из них ни разу не довелось перемолвиться с ним даже парой слов.

– Скрытный был парень, – сказал Райделл. – Мы его видели только тогда, когда он поднимался к себе в номер или выходил на улицу. По-моему, он никогда даже не задерживался у конторки.

– Только поглядишь на него, и сразу пропадала всякая охота разговаривать, – добавил его друг.

– Да, вид его к разговорам не располагал.

– Верно, черт подери!..

– Он мог взглянуть на тебя, – сказал Райделл, – и тебя будто мороз по коже пробирал. Не то чтобы взгляд его был тяжелым или там злобным каким-то. Просто холодным.

– Леденящим.

– Как будто он готов взять и убить тебя ни с того ни с сего. Если хотите знать мое мнение, это прирожденный убийца, и сердце у него каменное. Никогда не встречал человека с таким взглядом.

– А я однажды знал женщину, ну вот с точно таким же взглядом, – сказал его приятель.

– Черт, не хотел бы я познакомиться с ней.

– С этим тоже еще раз встретиться никто не захочет, – добавил его друг.

* * *

Мы еще немного поговорили, затем я вручил каждому по своей визитной карточке и попросил сразу же связаться со мной, если он вновь появится в отеле или им что-нибудь станет известно о его местонахождении, добавив, что не забуду их отблагодарить. Райделл высказал предположение, что эта наша беседа тоже кое-чего стоит, а я не счел нужным возражать и вручил ему, его приятелю и клерку по десять долларов каждому. Райделл попытался потребовать еще, но ничуть не обиделся, когда я решительно отказал ему.

– По телевизору парней показывают, – сказал он, – которые оставляют по двадцать долларов то там, то здесь, сорят деньгами налево и направо, хотя никто ничего и не говорит им толком. Может, где-то и есть такие?

– Они спустили все свои деньги, – объяснил его друг, – прежде чем успели добраться сюда, в наши трущобы. А этот господин не таков, он знает цену деньгам.

Я прошел пешком весь Бродвей из конца в конец, но только один раз мне представился случай заплатить деньги. Почти сразу же мне удалось получить конкретную информацию, так что определенный прогресс был явно налицо. Теперь я точно знал, где он жил в Нью-Йорке до двадцать четвертого августа. Я узнал также, что Мотли выдавал себя за другого, а из этого следовал вывод, что он был нечист на руку – зачем честному человеку представляться вымышленным именем?

Что было еще более важно – я установил, что по сделанному Галиндесом портрету действительно можно было узнать Мотли. Правда, прическа его оказалась более короткой, однако за это время волосы могли успеть отрасти. В принципе он мог завести бакенбарды или отпустить усы или бороду, но скорее всего не сделал этого, так как через шесть недель после освобождения еще не пытался отпустить их.

Когда я завершил обход Бродвея и вернулся к «Бреттон-Холлу», ноги мои налились свинцовой тяжестью. И неудивительно – я исходил мили, разговаривая об одном и том же с многими десятками людей, и в подавляющем большинстве случаев толку от этого – как будто с деревом разговариваешь. Только один раз мне улыбнулась удача в тот день; ну что же, для меня это было в порядке вещей. Когда собираешься заняться подобным сбором сведений – полицейские называют это «стучаться в двери», – нужно быть готовым к тому, что девяносто пять процентов усилий – и это при самом благоприятном стечении обстоятельств – будет потрачено впустую, и только пять дадут какой-нибудь результат. Ну что же, без девяноста пяти не добраться до пяти. Это напоминает стрельбу по уткам из дробовика – почти все дробинки пролетают мимо цели, зато хоть одна, но попадет почти наверняка. А из «двадцать второго калибра» попасть практически невозможно – цель мала, а небо вокруг нее необъятно.

На автобусе я добрался к себе в отель, поднялся в номер и первым делом включил телевизор. Сражались две школьные команды; вокруг игрока одной из них царило небывалое оживление, и каждый его прорыв встречался дикими криками болельщиков. Я рухнул на диван и вскоре понял, из-за чего такая суета. Парень был белым и к тому же огромных размеров – вполне подходящих, чтобы играть в профессиональный баскетбол. Что-то подсказало мне, что лет через десять его счет в банке будет существенно превышать мой.

Постепенно я провалился в сон, но вскоре меня разбудил телефонный звонок. Открыв глаза, я отключил звук телевизора и поднял трубку.

Звонила Элейн.

– Привет, любимый!.. – прощебетала она. – Я тебе раньше звонила, но мне сказали, что тебя нет дома.

– Мне не оставили никакой записки.

– Я не просила ее оставить, мне только хотелось поблагодарить тебя, и все. Ты просто чудо, хотя, наверное, тебе все наперебой говорят это.

– Нет, далеко не все, – ответил я. – Сегодня мне пришлось переговорить с многими десятками людей, и ни от одного из них я не услышал ничего подобного. Большинство из них не сказали мне даже того, что я сам хотел услышать.

– Чем ты занимался?

– Нашего друга разыскивал. Нашел отель, в котором он жил целый месяц после того, как освободился.

– Где это?

– На какой-то из западных девяностых улиц. Называется отель – «Бенджамин Дэвис»... Сомневаюсь, чтобы ты захотела бы туда с кем-то зайти.

– А если все-таки захочу?

– Лучше не стоит. Портрет наш оказался вполне пригодным, даже просто отличным – это самое важное, что мне удалось установить сегодня.

– Оригинал у тебя?

– Он все еще нужен тебе?

– Конечно. Слушай, что ты делаешь сегодня вечером? Ты не мог бы его занести?

– Я сегодня уже столько отшагал, просто ноги отваливаются.

– Распухли, наверное?

– И к тому же мне надо идти на собрание, – добавил я. – Я позвоню тебе потом, если будет не слишком поздно. А может, и приду, если ты захочешь.

– Отлично!.. – сказала Элейн. – Слушай, Мэтт, это было так замечательно...

– Да, ты права.

– Ты всегда такой романтичный? Должна сказать, что я вполне оценила это.

Положив трубку, я опять включил звук. Игра близилась к концу, так что я определенно проспал довольно долго. Теперь уже азартом сражения и не пахло, но я все-таки досмотрел ее до конца, а затем спустился вниз перекусить.

С собой я прихватил стопку портретов Мотли и пачку визиток в палец толщиной, так что, перекусив, сразу отправился в деловую часть города. Посетив отели и жилые дома в Челси, я двинулся в Виллидж, специально рассчитав время, чтобы успеть на наше собрание, которое на этот раз проводилось на Перри-стрит. В зал набилось человек семьдесят, хотя он мог вместить от силы половину, и все сидячие места были заняты – можно было только стоять, да и то в тесноте. Однако несмотря на это, собрание получилось интересным, а во время перерыва я смог найти свободный стул.

Закончилось оно в десять, и я посетил еще несколько притонов – «По коням!» на Кристофер, «Чаквагон» на Гринвич, а также пару полулегальных кабаков на Вест-стрит. Обычно здесь царила атмосфера мрачноватого уюта, но теперь, с наступлением эпохи СПИДа, я с удивлением обнаружил, что обстановка в них значительно переменилась; связано это было скорее всего с тем, что их грациозные посетители, одетые в воловью кожу и грубую бумажную ткань, непрерывно курившие «Мальборо» и попивавшие дорогие напитки, уже были обречены на смерть в ближайшие месяцы или годы. Вирус завел часы, и теперь мне было гораздо проще смотреть на них спокойно – то ли благодаря этому знанию, то ли вопреки ему.

Туда я пошел, движимый смутным предчувствием. В тот день, когда Мотли так поразил нас своим внезапным появлением в квартире Элейн, он был одет как типичный городской ковбой – вплоть до металлических наконечников на узких туфлях. До «кожаной королевы» ему, конечно, было еще далеко, но вообразить его завсегдатаем подобного заведения я мог без всякого труда: грациозно облокотившегося на что-нибудь, поигрывающего бутылкой пива своими длинными и сильными пальцами и наблюдающего, оценивающего все и вся пустыми, холодными глазами. Я отлично знал, что жертвами Мотли обычно становились женщины, но о подлинных причинах этого мог только догадываться. Если его мало заботило, лежит ли он с живой женщиной или трупом, то какое значение для него мог иметь пол партнера?

Двое владельцев баров в ответ на мои расспросы ответили, что лицо Мотли кажется им знакомым, хотя и не были до конца уверены в этом; в одном из баров на Вест-стрит по выходным дням пропускали только посетителей, одетых в кожу и холщовые рубахи, и в дверях передо мной с многозначительным видом возник местный вышибала и указал на предупреждающий знак.

Ну что же, это была игра по правилам. Я достал фотографию Мотли и поинтересовался, не знает ли он этого человека.

– А что он натворил?

– Несколько человек из-за него в больницу попали.

– У нас бывают, знаете ли, разные посетители. Иной раз с очень буйным норовом.

– У этого норов куда более буйный, чем вы думаете.

– Дайте-ка взглянуть, – сказал он; приподнял солнцезащитные очки и поднес рисунок поближе к глазам. – Да, в самом деле... – вдруг произнес он.

– Вы знаете его?

– Видел несколько раз. Он не из нашей постоянной клиентуры, однако у меня память на лица просто сучья. Как и на другие части тела.

– Он часто бывал у вас?

– Не знаю... раза четыре или пять, наверное. Первый раз я увидел его где-то в первых числах сентября, возможно, чуть раньше. После этого он бывал здесь, эээ... раза четыре. Может, он был и сегодня, не знаю – я заступил на дежурство только в девять часов.

– А как он был одет?

– Не помню... ничего особенного, что могло бы привлечь мое внимание. Джинсы и ботинки, должно быть. Я каждый раз пропускал его, так что одет он был так, как и принято в нашем заведении.

Я задал ему еще несколько малозначительных вопросов, вручил свою визитную карточку и портрет Мотли и добавил, что был бы не прочь зайти вовнутрь и показать такой же рисунок бармену, если, конечно, мой вид не покажется посетителям слишком уж вызывающим.

– Ну что же, мы иногда делаем исключения, – неопределенно произнес охранник. – Кстати, между прочим, – вы не из полиции?

– Нет, частный агент, – ответил я. Не знаю, какая сила потянула меня в последний момент сказать это.

– О, частный сыщик! Это уже горячее, не так ли?

– Да?

Охранник с чувством вздохнул.

– Милый, – сказал он, – я бы пропустил тебя внутрь, даже если бы ты напялил на себя тафту.

* * *

Ушел я оттуда уже за полночь. В этом районе было еще немало мест, в которых я мог попытать счастья – они в это время как раз начинают работать, – но большинство из известных мне по прошлым годам заведений уже ликвидировались из-за постигшего гомосексуалистов бедствия. Однако кое-какие все-таки умудрились выжить, и даже открылось несколько новых подобных заведений; в конце концов я смог выяснить, что Джеймс Лео Мотли в этот самый момент находился в одном из них, ожидая приглашения пройти в одну из погруженных в полумрак комнаток.

Но было уже очень поздно, и я не смог найти в себе сил встретиться с ним прямо сейчас. Я решил пройти пешком с десяток кварталов, пытаясь прочистить легкие от смешавшихся вместе застоявшихся запахов пива, сточных вод, пропитавшейся потом кожи и амилнитрата, по которым можно с уверенностью отличить это царство похоти от любого другого места в Нью-Йорке. Прогулка действительно помогла мне, и я собрался так и идти пешком до самого дома, как будто и не прошагал перед этим столько миль, но вскоре мне попалось пустое такси, и в нем я проделал остававшуюся часть пути.

Дома я вспомнил про Элейн, но звонить ей было уже поздно. Постояв под душем гораздо дольше обычного, я отправился спать.

Глава 9

Меня разбудил колокольный звон – должно быть, я спал очень чутко, иначе просто не смог бы услышать его. Я сразу же поднялся и уселся на краю кровати, пытаясь понять причину охватившего меня смутного и необъяснимого беспокойства.

Первым делом я позвонил Элейн, но телефон был занят; побрившись, я повторил попытку, но в трубке вновь послышались короткие гудки. Следующий звонок я решил сделать, предварительно наскоро перекусив.

Для завтраков я облюбовал три заведения, но по воскресеньям работало только одно из них, к тому же все столики в нем оказались заняты: ждать мне не хотелось, и я решил направиться в недавно открывшийся новый ресторанчик, до которого нужно было пройти несколько кварталов. Здесь мне еще бывать не доводилось, так что я заказал себе полный завтрак, но съел едва половину. Удовлетворить мой аппетит местная пища не смогла, но несколько приглушила его – настолько, что когда я отправился к себе домой, то забыл еще раз позвонить Элейн.

Вместо этого я спустился к Восьмой авеню и начал обходить отели, расположенные на Таймс-сквер, – подобные Мотли люди останавливаются обычно именно в таких местах. Если в здании располагался сравнительно большой отель, как правило, у него был собственный вход – большинство владельцев зданий стремились по возможности дистанцироваться от него. Уже несколько лет действовал мораторий на закрытие «социальных» отелей или изменение их профиля – город стремился если и не решить проблему бездомных, то хотя бы не допустить ее обострения.

Чем ближе к Сорок второй улице, тем грязнее становятся приемные таких отелей. Здесь безраздельно царствует дух уныния – даже в относительно респектабельных трехзвездочных отелях, где номера стоят пятьдесят – шестьдесят долларов за ночь, навечно поселилась тягостная безнадежность. Чем ниже класс отеля, тем длиннее становится вывешенный над столиком администратора и написанный на стеклянных дверях список «правил поведения для проживающих». Никаких гостей после восьми вечера. Нельзя готовить пищу в номерах. Никакого огнестрельного оружия. Нельзя оставаться дольше двадцати восьми суток – иначе постоялец может претендовать на статус постоянного жильца и потребовать снижения стоимости номера в соответствии с жилищным законодательством.

Потратив на здешние отели несколько часов, я освободился от значительной части визиток и портретов Мотли. Сидевшие за столиками клерки вели себя чрезвычайно осторожно и не проявляли никакой заинтересованности. К тому времени, когда я оказался за автобусной станцией Порт-Авторити, все окружающие уже стали казаться мне отпетыми наркоманами. Если Могли и в самом деле умудрился поселиться в этом злачном районе, какого черта я его разыскиваю? Надо просто предоставить его себе, и через некоторое время город сам убьет его.

Наткнувшись на телефон, я набрал номер Элейн. Сначала включился автоответчик, однако затем Элейн услышала мой голос и подняла трубку.

– Я вчера лег очень поздно, – первым делом объяснил я, – и поэтому не позвонил.

– А я заснула рано и всю ночь проспала как убитая.

– Тебе это только на пользу.

– Да, наверное, – сказала она и ненадолго замолчала. – Знаешь, твои цветы сегодня так прекрасны!..

Я изо всех сил постарался, чтобы голос меня не выдал:

– В самом деле?

– Да. Знаешь, они как домашний суп – на второй день еще лучше, чем на первый.

В дальнем конце улицы двое подростков, прислонившихся к стальной решетке магазина по продаже подержанного армейского имущества, пялились по сторонам и время от времени бросали на меня случайные взгляды.

– Я бы хотел сейчас же приехать к тебе, – сказал я.

– Да, конечно, приезжай. Через часик, ладно?

– Хорошо.

Элейн засмеялась в ответ:

– Что-то голос у тебя невеселый. Давай посмотрим, сейчас без четверти двенадцать. Если ты придешь в час или в начале второго, тебя это устроит?

– Вполне.

Я повесил трубку. Подростки по-прежнему внимательно рассматривали меня, внезапно меня охватило безотчетное желание подойти к ним и прямо спросить, какого черта им нужно. Вряд ли это было лучшее, что можно предпринять в подобной ситуации, но мне было совершенно все равно.

Все-таки я нашел в себе силы сдержаться и пошел прочь. Пройдя полквартала, я невзначай обернулся и через плечо посмотрел на них; те продолжали торчать у решетки магазина, но не двигались с места.

Скорее всего они просто не обратили на меня никакого внимания.

* * *

Элейн я дал ровно час пятнадцать минут, как она просила. Половину этого срока пришлось провести ничуть не более осмысленно, чем двое бездельников с Восьмой авеню, – спрятавшись в холле здания через дорогу от дома, в котором жила Элейн. Люди заходили в дом и выходили из него, но все они были совершенно незнакомы мне. Собственно говоря, я не совсем представлял себе, кого именно я выслеживаю – Мотли, очевидно, но он так и не появился.

Выждав ровно час, я вошел в дом Элейн и представился охраннику. Тот набрал номер и передал мне трубку телефона. Элейн спросила, кто именно автор рисунка; помедлив секунду, я сообщил ей, что его сделал Галиндес. Затем я передал трубку охраннику и подождал, пока Элейн попросит его пропустить меня к ней. Когда я постучал в дверь, Элейн сперва открыла дверь на цепочку, удостоверилась, что это в самом деле я, и лишь потом пропустила меня к себе.

– Извини, – сказала она. – Понимаю, что это все ужасно глупо, но...

– Да нет, все в порядке. – Я сразу же прошел к кофейному столику, на котором красовался яркий букет цветов, резко контрастировавший с черно-белым убранством комнаты. Названий всех цветов я не знал, однако среди них были известные мне «райские птички» и антериумы, поэтому мысленно я оценил стоимость букета в семьдесят пять долларов.

Элейн приблизилась и нежно поцеловала меня. На ней в этот раз была желтая шелковая блузка и темные шаровары; ноги были босыми.

– Понял, что я имела в виду? – сказала она. – Сегодня они еще прекраснее, чем вчера.

– Тебе виднее, – скептически произнес я.

– Некоторые бутоны только начинают распускаться. – Элейн недоуменно посмотрела на меня, а потом поинтересовалась, что именно я имею в виду.

– Дело в том, Элейн, что никаких цветов я тебе не посылал, – объяснил я.

Некоторое время она молча вдумывалась в смысл моих слов, и, следя за тем, как изменилось ее лицо, я видел, как она постепенно начала понимать, в чем дело.

– О Господи!.. – упавшим голосом наконец сказала она. – О Господи, Мэтт, ты не шутишь?

– Ну конечно же, нет.

– Никакой записки не было, но я ни секунды не сомневалась, что это ты их прислал. О Господи, да я ведь вчера поблагодарила тебя за них... Ты помнишь?

– Но ты не говорила ни о каких цветах.

– Как?

– Ты просто сказала, что я романтичен.

– Что же, по-твоему, я могла иметь в виду?

– Ну, не знаю. Я тогда заснул прямо перед телевизором, твой звонок разбудил меня, и я соображал с трудом; мне подумалось, что ты имела в виду ту ночь, которую мы провели с тобой вместе.

– Да, это действительно так, – вздохнула Элейн. – Ночь и цветы... У меня в голове как-то перепуталось одно с другим...

– Записки действительно не было?

– Конечно. Я решила, что ты не стал ничего писать, потому что решил, что я и так догадаюсь, что это ты их прислал. И я так и...

– Но это не я их прислал.

– Понятно. – Когда я первый раз сказал ей об этом, она стала бледной как бумага, но теперь румянец вернулся к ней. – Мне трудно свыкнуться с этим... Последние двадцать четыре часа я провела, любуясь цветами. Я так радовалась каждый раз, когда мысленно говорила себе, что это ты их прислал! А теперь вдруг выясняется, что ты не имел к ним никакого отношения. Конечно, я решила, что они посланы тобой, – а кем же еще?

– У тебя немало других поклонников, – предположил я.

Элейн подумала, потом решительно покачала головой.

– Нет. Боюсь, что мои клиенты не из тех джентльменов, что могли бы подарить мне цветы. Господи! Я готова сию же минуту вышвырнуть их прочь!..

– Еще десять минут назад ты восхищалась ими.

– Ну да, конечно...

– Когда они попали к тебе?

– А во сколько я позвонила тебе вчера – часов в пять, да?

– Да, что-то около пяти.

– Ну вот, а их принесли за час-два до этого.

– Кто?

– Не знаю.

– Может, это шутки местного торговца цветами? Ты случайно не знаешь, как его зовут? На обертке ничего не было?

– Нет, – покачала головой Элейн. – Мне их никто не доставлял.

– Как это? Они же не могли сами собой появиться у тебя на пороге?

– Нет, именно так это и произошло.

– Ты открыла дверь и увидела их?

– Да, почти что. Ко мне пришел посетитель, и когда я позволила ему войти, он принес их с собой. Сначала я подумала было, что это он их купил, но, оказывается, они были у меня на коврике перед дверью. Когда я это услышала, то сразу же решила, что это твоих рук дело.

– Ты что, подумала, что я оставил цветы у тебя на пороге и ушел, не говоря ни слова?

– Я решила, что ты попросил доставить мне их; перед этим я была в душе, звонка в дверь могла не услышать. Я подумала, что разносчик не смог достучаться до меня и просто оставил букет на пороге. Или оставил его привратнику на входе, а тот принес их сюда. – Она положила руку мне на плечо. – Честно говоря, – добавила она, – я не особенно задумывалась об этом. Понимаешь, это так поразило меня, что я и не пыталась поразмыслить трезво.

– Просто взяла и решила, что это я послал тебе их.

– Ага.

– Хотел бы я, чтобы так было на самом деле.

– О Мэтт, я не.

– Да нет, не в этом дело. К тому же они и в самом деле прекрасны. Мне следовало бы промолчать и получить причитающуюся благодарность.

– Ты так думаешь?

– А почему нет? Это чертовски романтично! Теперь я понимаю, зачем их дарят женщинам. Видно, цветы и в самом деле обладают колдовскими свойствами и с их помощью можно очаровать кого угодно.

Элейн облегченно вздохнула и прижалась ко мне.

– Дорогой, – сказала она, – тебе это и без всяких цветов удастся.

* * *

Потом мы долго лежали в полудреме, обнявшись. Внезапно что-то пришло мне на ум, и я тихонько засмеялся – очевидно, недостаточно тихо, потому что Элейн спросила, что именно рассмешило меня.

– Некоторые вегетарианцы, – сказал я.

– Ничего смешного, – она перевернулась в кровати и посмотрела на меня широко открытыми глазами. – У человека, который полностью воздерживается от животной пищи в течение долгого времени, может развиться дефицит витамина В12.

– Это серьезно?

– Его нехватка ведет к злокачественной анемии.

– Да, не очень-то утешительно это звучит.

– Не очень. Это смертельная болезнь.

– В самом деле?

– Говорят.

– Ну, не хочешь же ты добровольно подвергать себя такому риску! – удивился я. – А можно получать этот витамин из чисто растительной пиши?

– Судя по тому, что я читала, да.

– А в молочных продуктах содержится В12?

– Думаю, что да.

– И ты не употребляешь их?

– Да нет, ем, и ты в принципе мог бы получать необходимый тебе В12 из молочной пищи, но ты ведь не отличаешься серьезным отношением к еде – понимаешь, что я имею в виду?

– Думаю, ты права.

– Нельзя сознательно подвергать себя такому риску. Злокачественная анемия – это слишком серьезно, чтобы кто-нибудь захотел получить ее.

– И немного предусмотрительности...

– Когда речь идет о предусмотрительности, ее не должно быть немного, – сказала она.

* * *

Я, должно быть, забылся на какое-то время, потому что затем неожиданно обнаружил, что я в постели один, а из ванной доносится приглушенный шум включенного душа. Через несколько минут завернутая в полотенце Элейн вновь появилась в спальне. Я тоже принял душ, а когда оделся и вышел в гостиную, то обнаружил, что меня уже поджидает поднос с ароматным кофе, овощным салатом и маленькими ломтиками сыра. Усевшись за небольшой столик в нише, мы принялись за еду. На другом конце комнаты в мягких лучах заходящего солнца все так же ослеплял своим великолепием букет.

– Тот парень, что вручил тебе цветы... – начал я.

– Что он? – удивилась Элейн.

– Кто он такой?

– Да ничего особенного. Знакомый, вот и все.

– Если это Мотли с его помощью доставил тебе букет, то через него мы сможем выйти на самого Мотли.

– Нет, он с ним никак не связан, – твердо произнесла Элейн.

– Откуда такая уверенность?

Она покачала головой.

– Поверь мне, здесь нет никакой связи. Я этого парня знаю уже несколько лет.

– И он просто случайно зашел к тебе?

– Нет, по приглашению.

– По приглашению?.. По какому еще приглашению?

– О Господи!.. – удивилась Элейн. – Неужели не понятно? Мы тут с ним битый час философию Витгенштейна обсуждали.

– Он был твоим клиентом?

– Ну конечно, клиентом! – Она вызывающе посмотрела на меня. – Это тебя как-то задевает?

– Почему это должно меня задевать?

– Не знаю; так задевает или нет?

– Нет.

– Это, знаешь ли, моя профессия, – заключила она, – вот я и продолжаю ею заниматься. Я была проституткой еще до встречи с тобой и сейчас занимаюсь тем же самым.

– Я знаю это.

– Тогда почему мне показалось, что это тебя каким-то образом задело?

– Не знаю, – ответил я, – я просто полагал...

– Что?

– Ну, что ты теперь всегда держишь двери закрытыми.

– Так оно и есть.

– Вижу.

– Я правду говорю, Мэтт. Я уже отказалась от всех приглашений в отели и отказала нескольким клиентам, которые собирались прийти сюда. Я не пускаю в двери никого, в ком я не была бы абсолютно уверена. Но этот парень бывает у меня регулярно на протяжении уже нескольких лет. Он показывается по субботам раз-другой в месяц, до сих пор никаких проблем у меня с ним не было; с какой стати я должна отказывать ему?

– В самом деле. Нет никаких оснований отказывать такому добропорядочному клиенту.

– Тогда в чем проблема?

– Да нет никакой проблемы – девочка хочет пожить, так?

– Мэтт...

– Еще немного денег накопить, прикупить еще немного зданий – правильно.

– Мэтт, ты не имеешь никакого права вести себя так со мной...

– Как вести?

– Ты не имеешь права!..

– Извини, – сухо ответил я и взял с подноса кусочек сыра: это был молочный продукт и скорее всего – важный источник витамина В12. Я подержал его, затем положил обратно.