Текст книги "Зимние девочки (ЛП)"

Автор книги: Лори Холс Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Каждодневное взвешивание превратилось в взвешивание-через-день, потом стало взвешиванием-по-вторникам, потому, что всем нам не особо нравилась эта процедура.

Я переодеваюсь в другую одежду, засовывая в карманы гирьки для весов, и убеждаюсь в том, что они не звенят. Когда я добираюсь до ванной, Дженнифер поправляет свои неаккуратно подведенные глаза. Я стаю на весы.

107 поддельных фунтов.

Она пишет число в небольшом зеленом блокноте, который живет в ее кабинете рядом с антибактериальной мазью, затем просматривает двадцать четыре недели моих унизительных измерений веса.

«Ты похудела на четверть фунта»

«Это не проблема»

«Хм» зеленый блокнот возвращается в кабинет. Я схожу с весов и меняю тему.

«Можно я заберу Эмму после школы, и мы поедим мороженое?» Рот сводной матери открывается, но она не произносит ни слова.

Эмме девять лет. Эмма толстушка. Пухленькая, не тяжелая и не толстая вовсе. Она ширококостная – как ее папа, Дженнифер говорит, что все прекрасно. Эмма должна стать моделью; мы слышали это уже много раз на ее футбольных тренировках и школьных концертах.

Она – новая американская красотка, настоящая девочка с шоколадными глазами M&Ms, с подпрыгивающими волосами и слоем любви вокруг ее живота.

Дженнифер думает, что Эмма пухленькая, но она не имеет мужества признать это.

«Один шарик, я обещаю»

«Не сегодня»

Ее помада запекается в уголках ее рта, будто кровь. Она вытягивает ватный тампон и протирает уголки губ. Это – старинное зеркало, искажающее всех, кто в него смотрит. Иногда оно может заставить вас стать похожими на изящную принцессу, попавшую в ловушку. В другой раз вы будете похожими на свинью.

Я сдвигаю душевую занавеску и включаю воду. Пятно помады Дженнифер, пятна, пятна, пятна.

«Хлоя звонила» говорит она «Еще раз»

«Домой?»

«Нет. В офис Дэвида»

Я делаю воду более горячей. Мне не нравится то, как она произносит имя моей матери.

«Ты слышала то, что я сказала?»

«Вы сказали, что мама звонила папе»

«Вчера ты пообещала, что позвонишь ей»

Я сижу на краю ванны, касаясь воды пальцами и проверяя ее температуру.

«Мне жаль, я совсем забыла об этом»

“Не волнуйся, она хочет, чтоб ты приехала к ней на выходные и переночевала у нее. Она говорит, что вы можете попробовать еще раз, ну, наладить ваши отношения. Особенно после смерти Кейси… она очень переживает»

«Нет»

Дженнифер хмурится, посмотрев на меня. Она все еще выбирает обходные пути, дабы избежать столкновения с ее статусом моей мачехи и Жены Номер Два, с моей настоящей мамой и Женой Номер Один.

Но она зарабатывает звездочку, за попытку меня убедить, однозначно.

«Мне нравится эта идея» она глубоко вздыхает.

«нет»

«Ну же, Лиа, ты должна»

«Вы не имеете права меня заставлять»

Слова вырываются, будто лавина. Я хочу сгореть от стыда каждый раз, когда она видит меня раздетой, а она бесится, если я захожу в ванную в одежде. Ее это раздражает. С каждым разом сильнее.

«Доктор Паркер говорит, что ты должна позволить людям увидеть твое тело. Хотя бы мне. Мне жаль, что все так выходит. Я только пытаюсь помочь» она вытирает запотевшее зеркало.

«Я знаю»

Когда она вышла замуж за моего отца, я приезжала сюда, как гостью, раз в месяц убирая кухню и мне не платили за это, как платят уборщице или няньке. Я могу поклясться, что она жалеет о том, что не составила брачный договор.

«Что папа говорил маме?» спрашиваю.

«Он сказал, что поговорит с тобой об этом лично»

Водные капли стекают вниз, и Дженнифер исчезает за стеной пара.

«Только одна ночь»

Ее голос сладкий и липкий, как помада в уголках губ.

«Поедешь к ней после обеда и вернешься после завтрака в субботу»

Я открываю рот, чтобы попросить ее пойти со мной на похороны, разбудить меня завтра и помочь прийти в норму. Я должна позвонить родителям Кейси, ведь в их жизни не случалось ничего хуже. Я открываю рот, но из-за пара не могу сказать ни слова»

«Ты говорила что-то?» она спрашивает.

«Вы сегодня пойдете в магазин?»

«Что?»

«Вы будете идти в магазин? У меня закончились тампоны» Идеальная ложь, хорошо продуманная диверсия.

«Хорошо, я куплю. Ты позвонишь Хлое?»

«Я вечером наберу ее. А сейчас, если ты не возражаешь…» я внезапно перехожу на ты, стягивая остатки одежды. Она выходит в коридор и запирает дверь.

«Спасибо, милая. Я расскажу Дэвиду»

Я становлюсь под теплые душевые струи, слыша ее шаги. Она спускается вниз.

«Не называй меня «милая»»

013.00

Я выключаю душ. Облака пара висят в воздухе. Паровые слезы стекают вниз повсюду: на зеркалах, окнах и стенах. Я жду, что мои уши различат этот волшебный звук открывающейся гаражной двери, и затем рассчитываю время, которое понадобится ей для того, чтобы отправится вниз по дороге, ведущей в Начальную Школу Парк-Стрит.

... После того, как они уменьшили дозу зеленых и оранжевых таблеток, потому что я была такой очень, очень хорошей маленькой девочкой, туман в моей голове почти рассеялся, и они позволили мне ВОДИТЬ МАШИНУ. Жизнь в Дженниферлэнде становилась все боле привычной. Более того, я даже привыкла к тому, что вокруг находилось достаточно много людей. У Дженнифер было много друзей. Папа готовил барбекю. Эмма обманывала их для того, чтоб мне позволили нянчить ее, за исключением тех дней, пока я была в летней школе.

Мой отец («сто десять, фунтов, детка – ты отлично выглядишь!) купил мне новый автомобиль («три года, восемьдесят тысяч миль пробега, но нем очень безопасно ездить и вся резина новая») потому я смогла возить Эмму на ее футбольные занятия, а так же к ее друзьям. Не то, что бы мне больше некуда было ездить. Кейси выбросила меня из своей жизни. Остальные мои друзья исчезли, когда я перестала общаться с кем либо. Папа пообещал, что отпустит меня путешествовать для того, чтоб я почувствовала себя лучше. Мы собирались смотреть любоваться восходом на берегу океана, слушать Boston Pops, добраться до Канады только для того, чтоб выпить чашку кофе и вернуться домой. Он был настолько убедителен, что я действительно поверила ему на некоторое время. Но тогда его начальник

отказался изменить его расписание, назначив его главным учителем летней сессии, мы никуда не поехали.

Мой автомобиль привез меня в магазин, где я купила цифрового убийцу нервов, аккуратные весы. Убийца цифрового масштаба, вмешавшийся в мою жизнь, белые весы Blubber-O-Meter 3000.

Я избавляюсь от секретного веса в туалете, и возвращаюсь в комнату. Вес нужно измерять на твердой, ровной поверхности. Телефон в нашем доме слышно в каждой комнате, маленькие звоночки, дин-дон. Включается автоответчик. Я выхожу из туалета, избавившись от лишней жидкости. Мой рост – пять дюймов, немного выше, чем в прошлом году. В прошлом году у меня прекратились месячные. Я притворяюсь толстым, здоровым подростком. Они делают вид, что хорошие родители. Все очень хорошо.

Я закрываю глаза.

Когда я становлюсь на весы, Дженнифер предупреждает Эмму о том, чтоб она не ела мороженое.

Когда я становлюсь на весы, ванильное мороженое пугает Эмму. Когда я становлюсь на весы, папа сверяет цифры.

Когда я становлюсь на весы, мама разрезает тело какого-то незнакомца. Когда я становлюсь на весы, тени сгущаются.

Когда я становлюсь на весы, Кейси засыпает.

Я открываю глаза. 99 фунтов. Я официально на первой ступеньке нового, большого плана.

Ха.

Если мои доктора знали бы об этом, они бы вернули меня в больницу.

Я бы долго отвечала за последствия потери веса потому, что я (снова) нарушаю установленные рамки идеального веса для Лии. Я настолько толстая, насколько они хотят. Я предположительно, должна изгнать все эти мерзкие голоса со своей головы. Я должна пройти восстановление, излечится, будто монахиня, отдающая душу и тело в

женский монастырь.

Они – идиоты. Каждое тело работает по-своему. Мое тело не хочет, чтоб они обвивали его цепями заставляя работать так, как нужно им. Доказательство? Веся всего 99 фунтов, я чувствую себя сильнее, мои мысли ясные и светлые. Когда я достигну следующей точки своего плана, я должны весить 95 фунтов, идеальный баланс. Веся 95 фунтов, я буду чистой. Достаточно легкой для того, чтоб одурачить всех, и достаточно сильной для того, чтоб существовать.

В 95 фунтов я буду достаточно сильной, чтоб управлять собой. Я буду стоять на носочках в балетках, розовые, атласные ленты будут переплетаться по моим ногам и это будет волшебно.

В 90 фунтов, я взлечу. Это – третий пункт в моем плане. Кейси высовывается из-за занавески и смотрит на меня.

«Брось это» шепчет она.

014.00

Я опаздываю снова, замечтавшись на полпути к двери (099.00! 099.00! 099.00 Завтра будет 098.00) но красный мигающий огонек ловит меня. Автоответчик.

Не моя проблема. Дженнифер прослушает его, когда приедет домой.

Но что, если это – Дженнифер, и она хочет попросить меня забрать Эмму со школы. Или мой папа, который забыл очередные нужные бумаги дома. Или Кейси.

Ну, нет. Не Кейси.

Я ставлю свой рюкзак, и прослушиваю сообщение, нажав злосчастную кнопку.

«Хм, привет? Я надеюсь, что не ошибся номером»

Судя по голосу, парень. Голос достаточно низкий. Я не знаю никого с таким голосом.

Он кашляет «Я ищу Лию. Лия. Да, Лия, если это Ваш дом, ну, в общем, эм, если это и н Ваш дом, Вы не получите сообщение, не так ли? Можете перезвонить в Gateway Motel? Или приехать, если Вам не сложно. Спросите меня, меня зовут Элайджа. Я обещал Кейс, что позвоню Вам.

Автоответчик прерывает милый голос.

Я надеваю одну из больших трикотажных рубашек моего отца, потому что я дрожу, не переставая. Я прослушиваю сообщение дюжину раз прежде, чем позвонить школьной медсестре и сказать, что мне действительно плохо. Она говорит, что сообщит об этом директору.

Я захватываю свои ключи.

015.00

Я проезжаю мимо дворов, которые украшены в преддверии праздничных каникул. Некоторые из них украшает искусственный снег, снеговики им венки омелы, занимающие свое место на двери. Кое-где я видела даже искусственную индюшку ко Дню Благодарения. Почтовые ящики оснащены системой проверки отпечатков пальцев. Тут соседство вовсе не то, нежели в тех местах, где выросли я и Кейси.

Я спускаюсь вниз по улице, видя еще какой-то объезд. Я знаю, что, скорее всего, снова заблужусь. Я всегда теряюсь в незнакомых местах. Я должна была распечатать для себя небольшую карту этой местности.

Кто этот парень, как он получил мой номер и должна ли я звонить в полицию и жаловаться на хулиганство?

Я прокручиваю климат-контроль до самой ЖАРКОЙ отметки. Первый поворо очевидно, приведет меня к веренице приземистых офисных зданий с полупустой парковкой для сотрудников. Я возвращаюсь к 101 улице.

Следующий поворот привел бы меня к колледжу, и со всей своей удачливостью я оказалась бы на работе моего отца, и встретила бы кого-то из его студентов.

Третий поворот: Ривер-Роуд. Повернуть направо.

Здания усеяны многочисленными местами семейного времяпрепровождения: маникюрный салон, магазин товаров со скидками, небольшой ресторан, магазин матрасов, школа каратэ, магазин, который обычно сдает мебель в аренду. В Лондромете, я вижу маленького ребенка с бутылочкой у его рта, он стоит, прислонившись руками к зеркальному стеклу, и улыбается. Он улыбается, и бутылочка выскальзывает из его пальчиков. Позади него женщина вытягивает грязную одежду, засовывая в большую стиральную машинку прачечной.

Я проезжаю мимо нескольких пустырей, множества старых деревьев и прихода церкви.

Спустя несколько миль я щелкаю поворотником и поворачиваю в сторону Gateway Motel. Здесь много парковочных мест. Здание мотеля напоминает мне о диораме из обувной коробки, построенной Эммой.

Двери и окна находятся здесь каждые пару футов: большие оконные отверстия, маленькие отверстия для дверей. Штукатурка на стенах уже подпорчена благодаря воде, капающей со стоков вниз. Главная дверь их офиса находится в дальнем конце здания, неоновая вывеска, мигающая над окном, гласит: VACA CY.

Я выхожу из автомобиля, блокирую дверь, и направляюсь в офис, проходя мимо скелета какой-то птицы, у которой осталась только половина ее крыльев.

016.00

В вестибюле столь же холодно, как и на улице. У регистрационного стола стоит огромное кресло. В нем восседает пожилой мужнина с плохим пробором, на нем так же одеты очки в толстой роговой оправе. Мужчина читает газету. У стены висит маленький телевизор. Изображение было совсем нечетким и более того, постоянно прыгало, да и звук более чем отвратительным. Побитый жизнью телефон-автомат установленный немного выше стойки для регистрации украшали несколько пожелтевших от старости туристическими брошюр рассказывающих о Лейк-Парка Кеноби, Роберт Фрост Фарм, и

Ньюгэмпширском музее снегоходов. На одной из дверей висела табличка «Только для персонала» а на другой «Туалет – только для посетителей».

Я не должна быть здесь. Я должна быть на тригонометрии. Или нет, на истории. Я должна вернуться в школу, медленно и аккуратно, останавливаясь на желтый свет. Следую показателям ограничителей скорости.

«Да?» Мужчина смотрит на меня искоса. «Вы хотите в уборную?» Я качаю головой. «Нет, Сэр»

«Тогда чего вы хотите?» его голос сладко-смолянистый «Вы приехали посмотреть, на место, где она умерла?» это вовсе не голос с моего автоответчика. Я едва заметно кивнула.

«Десять долларов, и вы можете посмотреть» Он протягивает руку и щелкает пальцами. Я открываю свой бумажник. «У меня только есть пять»

«Этого хватит» когда я передаю деньги и получаю счет, он кричит, «Лайджи!»

Дверь уборной открывается. Парень, который вышел оттуда, кажется немного старше меня, и, наверное, на фут выше, с черными волосами, опускающимися к его плечам, и очками в роговой оправе. Кожа парня сахарно-белая, только после неаккуратной бородки его лицо приобретает цвет, красный, как вулканическая лава. Он обут в ботинки со стальной подошвой, на нем мешковатые рабочие штаны и футболка, с какой-то патриотической надписью, порванная в месте воротника. У него серые, дымчатые глаза, толсто подведенные карандашом. У него в ухе вставлен плаг коричневого, древесного цвета.

Он махает серебристым гаечным ключом, находящимся в руке, и усмехается.

«Вы звонили, Капитан?» Это тот голос.

«Она хочет увидеть это» старший мужчина бросает ему, засовывая мои деньги в карман

«Покажи ей»

Столь грубые слова остужают его, и его улыбка меркнет. Парень шагает к двери, пробормотав мне, чтобы я следовала за ним. Поскольку я ухожу с ним, старик кричит нам,

«Не смей украсть что-то. Это все собственность мотеля»

Мы проходим мимо металлических дверей, пронумерованных как 103, 105, 107. на двери 109 нет ручки. На 111 написано что-то, да, написано, краской из баллончика, но я не могу это разобрать. Парень внезапно останавливается перед комнатой 113, из-за чего я

врезаюсь в его спину.

«Простите»

«Ничего страшного»

Он отцепляет тяжелую связку ключей и качает головой.

«Ты поспорила с кем-то и приехала сюда?»

«Простите, что?»

«Да приезжал тут паренек час назад…»

Он не сводит глаз с ключей, вертя их в руках.

«Он поспорил со своими дружками, что приедет сюда»

Парень задерживает один из ключей в своих пальцах, позволяя остальным свисать со связки.

«Хотел увидеть, была ли здесь кровь»

Ветер заставляет мои волосы упасть на лицо. Я убираю их за уши.

«Вы были здесь?»

Он вставляет ключ в замок, стоя спиной ко мне, говоря голосом музейного гида.

«У меня была свободная ночь, я смотрел баскетбол в баре, тут, внизу. А потом пошел к одному парню, знаешь, покер поиграть. Выиграл восемьдесят баксов. У меня дохрена алиби»

Дверь скрипит, когда он открывает ее.

«Они выяснили, отчего она умерла?» Я качаю головой.

«Не думаю» Ветер дует снова.

«Я надеюсь, они разберутся с этим как можно быстрее»

Комната впереди него темная. Я дрожу. Это последняя дверь, в которую вошла Кейси.

Она вошла живой и вышла мертвый.

Я не должна здесь быть.

«У тебя вообще есть имя?» спрашивает.

«Что? У меня?» я дрожу так сильно, что мои зубы стучат друг о друга. Я не знаю этого парня и не понимаю, для чего он хочет поговорить со мной.

«Да, я… я, эм, меня зовут Эмма»

«Элайджа»

Я обнимаю себя руками.

«Она была расстроена, когда приехала сюда?» Он качает головой.

«Я не видел, как она приехала, было слишком поздно. Я живу в сто пятнадцатом номере. Когда я приехал сюда после покера, я заметил, что свет включен и дверь открыта. Я нашел ее»

Я отворачиваюсь от него, зажмурившись. Все мое тело болит, будто бы воздух в комнате номер сто тринадцать заражен чем-то и это передалось мне, или же у меня попросту грипп. Мое сердце вырывается из груди, стуча по грудной клетке, а кровь капает вниз, к трещинам в полу.

«Я проверил на пульс» он продолжает. «Позвонил 911»

«Прекратите» шепчу я.

Он извергает свою жевавшую историю для меня, как и для других клиентов, заплативших, чтоб поразвлечься, выслушав рассказ о мертвой блондинке. Как будто вы пришли на какое-то фрик-шоу, вы можете снять это на телефон, записать что-то для своего блога, написать, как вы видели кровь. Всунуть нос туда, куда вас не просят.

Я открываю глаза, осмотревшись по сторонам. Он внутри, среди теней, ищет светильник, стоящий на комоде.

«Прекратите это» кричу громче «Я не хочу смотреть на это» разворачиваюсь, уходя, шаркая ногами «Мне пора уходить»

«Эй» он зовет меня «Стой»

Я бормочу под нос что-то невнятное, пытаясь заглушить его голос.

«Эй!» он кричит «Ты знаешь девушку по имени Лиа?» Я останавливаюсь, мои руки на дверной ручке машины.

«Что?»

Он подбегает ко мне, останавливаясь в пяти шагах от мертвой птицы.

«Я ищу девушку по имени Лиа. Она должна учиться в вашей школе»

«Зачем?»

Он скрещивает руки на груди и вздрагивает от холода. Теперь ветер северный, холодный.

«Я только пытаюсь найти ее»

Крылья птицы трепещут на ветру, кости гремят будто бы это игра в кости»

«Жаль, но...» отвечаю я. «Никогда не слышала о такой»

017.00

Кинотеатр пуст за исключением меня и трех нянек (мамаш?) с детьми позади. Свет прожектора улавливает в воздухе шелуху от семечек и попкорна, создающих здесь своеобразную галактику. На экране дерутся аниме-парни, дешевый спектакль японской дневной анимации.

Я достаю аптечный пакет.

Две мамаши (няньки?) говорят друг с другом, в то время как трое копаются в своих телефонах. Дети подпрыгивают вверх-вниз в своих креслах. Над ними монстры-роботы разрушают деревню. Герои с большими глазами превращаются в людей-лис, пускает огонь с их лисьих лап.

Я вынимаю пачку лезвий из пакета.

Тупая/уродливая/тупая/сука/тупая/жирная

Тупая/малявка/тупая/лузер/тупая/потерянная

Фиолетовый монстр бросает грузовик в мальчика-лиса. Динамики вибрируют от грома, издаваемого падающим грузовиком, когда тот приземляется на землю. Дети уже даже не смотрят. Они борятся за попкорн и леденцы, и начинают ныть, просясь пойти в туалет.

Коробочка открывается, и лезвия высыпаются на мою руку, их шепот сладок.

Они будут использованы для того, чтоб мое тело стало моим холстом – горячие лезвия оближут мои ребра, лезвия поднимутся по моим рукам, затем перережут белесый жир, окутывающий мои бедра, проникший в них. Когда я переехала в Дженниферлэнд, папа поставил одно условие. Дочка, которая забыла, как есть, что было плохо, но это было всего лишь фразой, которая мне осточертела, хотя была достаточно справедливой. Дочка, которая пряталась в своем коконе, раковине, надеясь, что та однажды упадет, и однажды она сможет танцевать. Все это было слишком больным для меня. Ты не режешь себя Лия Мэриган Овербрук. Не под папочкиной крышей. Это условие нельзя нарушать, иначе сделка будет расторгнута.

Герои-лисы на экране пускают свет из глаз. Они скрипят зубами, когда монстры перебрасывают их через горы, они обозлены, но они всегда возвращаются, завязывая свои красные повязки снова и смеясь над противниками. Все мерзкое кипит под моей кожей, пузырьки клеток взрываются, пытаясь дышать. Я расстегиваю свои джинсы, застежку за застежкой, спускаясь молнией вниз. Я поворачиваюсь направо, оттягивая эластичную резинку трусиков. Мое левое бедро вспыхивает голубым в свете экрана.

Тупая/уродливая/тупая/сука/тупая/жирная Тупая/малявка/тупая/лузер/тупая/потерянная

Я делаю три пореза (тише, тише, тише!) на моей коже. Призраки просачиваются наружу. Реактивные лисы усаживаются в реактивные самолеты и следуют за монстрами, расположившимися на астероиде. Мама (нянька?) тащит ребенка, просящегося в туалет, в сторону вестибюля. Я возвращаю лезвие в коробку, коробку кладу в аптечный пакет и сжимаю влажные края порезов рукой, пока кровь не перестает вытекать наружу, исчерпав себя. До того, как включают свет, я успеваю облизать пальцы, убирая кровь. По вкусу я напоминаю себе грязные окорока.

018.00

После дня кошмаров и потерянного состояния машина везет меня домой, подальше от кинотеатра, аптеки, и мотеля, в котором девочек разбирают на маленькие по кусочкам. Мы возвращаемся на шоссе, к дому МакСэйн, расположенному в Королевских Соснах, к дому моего отца, возведенном в облаках.

Трое сидят в столовой, пламя свечей извивается в такт клавесинной музыке, доносящейся с динамиков. В воздухе витает запах обеда остаток индейки, вонючая брюссельская капуста, роллы, салат, и картофельная запеканка, которую так любит Эмма. Семейные обеды напоминают нам, что мы семья. Мы не похожи на семьи из реалити шоу (пока), но мы не похожи на незнакомцев, разделяющий дом и оплачивающих счета. Мы не мотель.

С одной стороны от Эммы за столом находится пустое место – тарелка, бумажная салфетка, вилка из нержавеющей стали, нож. Мама забрала серебряные столовые приборы, когда мои родители развелись.

Нона Мэриган всегда говорила, что из-за дешевых столовых приборов еда имеет металлический привкус. Она была права.

Папа смотрит на меня, кусочек индюшатины свисает с его вилки.

«Ты опоздала, детка. Присядь»

«Я оставалась после занятий, чтоб поработать над проектом. Можно мне поесть наверху? У меня полно домашки»

Эмма качается на стуле.

«Лиа, я сделала картошку. Сама» Дженнифер кивает.

«Пожалуйста, Лиа. Мы так долго не обедали вместе»

Мой желудок напрягается. Для этого у меня внутри попросту нет места.

«Я резала ее двумя ножами» Эмма громко смеется, стеклянные кристаллы, свисающие с люстры, начинают едва заметно дрожать.

«Мама помогла порезать»

«Вау, круто» я отодвигаю стул и усаживаюсь, «если ты приготовила картошку, она точно вкусная»

Папа глотает и подмигивает мне.

«Можно салат?» спрашиваю я.

Он передает мне блюдо, заполненное соусом и остатками индейки. Я должна взять его двумя руками, чтобы держать потому, что это весит больше чем все на столе плюс сам

стол, плюс люстра и шкаф, который Дженнифер заказала для своих стеклянных статуэток.

Я ставлю блюдо возле своей тарелки. Треугольник ПапаЭммаДженнифер смыкается вокруг моей руки, тянущейся за вилкой. Я беру себе кусочек переполненного жиром, зажаренного в крови мяса (250) и позволяю ему занять место на своей тарелке. Шмяк.

Я передаю тарелку Дженнифер.

«Как насчет еще одного кусочка?»

Она сидит в центре стола, разговаривая с Эммой о ее проблемах. Папа даже не пытается скрыть того, что смотрит в мою тарелку.

Я беру ролл из корзинки (96), два кусочка брюссельской капусты (35), даже если ненавижу их. В Дженниферлэнде я, например, должна взять по два кусочка всего. Я кладу ролл на край тарелки. Брюссельскую капусту я кладу так, чтобы она лежала на отметке в два и четыре часа, на моей тарелке. Я встаю для того, чтоб насыпать дрянную картошку мерзкой оранжевой ложкой (70) рядом с идейкой.

Даже если я положила это на тарелку, это не значит, что я должна проглотить это. Я достаточно сильная, чтоб не делать этого, хотя картошка пахнет слишком хорошо, оставайся пустой, пустота, пустота, запах картошки, сильная/пустота внутри/дыши/притворяйся/держись.

Я заполняю оставшуюся пустоту на тарелке салатом, дополнительно беру немного грибов и оставляю оливки на тарелке. Пять грибочков = 20. Съешь пять магических грибов, запив их водой из высокого стакана, и она расцветут в твоем животе, как туманно-серые губки.

Сила/пустота/сила.

Дженнифер спрашивает Эмму, сколько будет сорок восемь разделить на восемь. Эмма откусывает кусочек от ролла. Папа кивает на мою полную тарелку и говорит Эмме, что спросит ее после десерта. «Даже профессор истории должен знать, как делить и умножать, Эммс»

Я кладу салфетку себе на колени, затем разрезаю свой кусочек мяса на две части, затем на четыре, затем на восемь, и в итоге, на шестнадцать белых кусочков. Брюссельская капуста

разделена на четыре части. Я убираю сыр с картошки – это не убьет меня, картошка редко становится причиной смерти, – положить ее в рот, и жевать, жевать, жевать, улыбаться через акры скатерти. Папа и Дженнифер смотрят на мою тарелку, но они не говорят об этом. Когда я впервые столкнулась с этим, мой диагноз звучал, как «расстройство поведения», и Дженнифер кричала так громко, а папа крутил свое обручальное кольцо вокруг пальца. Сейчас это подходит под категорию «игра не стоит свеч потому, что в конце-концов, она сидит за столом с нами, ест, и ее вес точно не приведет ее в Страну Опасности».

Я кладу левую руку на колено, поверх салфетки, ниже своей талии, нахожу три мерзких пореза, говорящих правдиво и лаконично. Откусывая каждый новый кусочек я все сильнее сжимаю порезы пальцами.

«Ты хорошо поработала» говорю я Эмме «Картошка вышла просто потрясающей»

Папа рассказывает о профессоре из Чикаго, который только что опубликовал книгу, похожую на те, что пишет он сам, я перекладываю еду с позиции в один час, на два часа дня в тарелке. Стряхиваю соус со своей вилки.

Дженнифер просит Эмму поделить сто двадцать один на одиннадцать. Эмма не может.

Я пережевываю каждый кусочек с десяток раз, прежде чем глотнуть. Мясо в моем рту пережевывается по десять раз, салат тоже во рту, жевать, жевать, жевать, жевать, жевать, жевать, жевать. Я выпиваю молоко, оставляя полоску над верхней губой и доказывая всем, что мы все в порядке.

«Ты можешь разделить сто на десять?» спрашивает Дженнифер. Слеза скатывается по щеке Эммы, падая в ее дурацкую картошку.

Папа прекращает свою речь, сложив руки «Никаких слез, Эмма, Лиа тоже не могла запомнить это, но она ведь запомнила»

Это моя реплика «Ты знаешь, что помогло мне?» спрашиваю.

«калькулятор. Пока у тебя есть калькулятор, ты можешь не плакать. Все будет хорошо.

Поверь мне, оно того не стоит»

Дженнифер одаривает меня мимолетным взглядом, более резким, чем ее обычный, и наливает очередной стакан воды.

«У тебя был тест?»

Я накалываю вилкой самый тонкий кусочек картошки.

«Физика. Он отложил тест, так как никто не понимает тему. Скорость сета. Как твоя

мигрень?»

«Как будто табун лошадей пронесся через мою голову»

«Ай» говорю я. Эмма пытается разрезать вилкой свою брюссельскую капусту, но та выпадает из ее тарелки, падая рядом со мной. Дженнифер вздрагивает от режущего звука, издаваемого вилкой, когда та касается стекла. Я бросаю сбежавшую капусту Эмме, она ловит кусочек, смеется и вытирает заплаканные глаза рукавом.

Дженнифер протягивает руку к Эмме дл того, чтоб забрать этот кусочек и задевает стакан с молоком. Эмма вздрагивает, когда молоко выливается на ее тарелку, вымазывает скатерть и начинает капать на новый ковер.

Звонит телефон. Дженнифер сжимает голову руками.

Папа встает «Пускай сработает автоответчик» он говорит «Я приберу здесь»

Дженнифер делает глубокий вдох и оглядывает кухню «Ненавижу людей, которые оставляют сообщения на автоответчике. Мне приходится их слушать. Я получу их в любом случае»

Папа вытирает скатерть, и гладит Эмму по спине, говоря, что это всего лишь стакан молока. Я ложу половинку ролла и мясо на салфетку и заворачиваю ее.

Дженнифер возвращается, ее губы красиво сложены.

«Это она» она передает телефон папе.

Дженнифер не была причиной развода моих родителей. Причину звали Эмбер, это было до ее Уитни, до ее Джил и других. Когда мама, наконец, выгнала его, папа пошел в новый банк, чтобы открыть его собственный счет. Дженнифер работала там. Он был столь сражен ею, он возвращался туда каждый день в течение недели, задавая дурацкие вопросы о кредитах под залог имущества и IRA. Они поженились прежде, чем я привыкла к факту, что мои родители фактически развелись.

Папа берет трубку. «Привет? Это я… Хлоя, я слышу тебя» Дженнифер хмурится и качает головой.

Он сообщает ей «Мы обедаем» говорит. Телефон в трех дюймах от его уха.

«Да, вместе. Она прекрасно справляется с этим»

Когда он уходит вниз, музыка на CD-проигрывателе останавливается. CD переключают и меняют диски: Чайковский, Лебединое озеро». Дженнифер говорит Эмме, чтоб та вытерла

соус с подбородка.

019.00

По происшествию полчаса, папа открывает маме дверь. Ее голос в холле привязывает меня к стулу виноградными лозами. Последний раз яви делась с мамой тридцать первого августа, когда мне исполнилось восемнадцать.

Я не могу видеть ее сейчас. Сила/пустота/сила.

Встреча с моей мамой стала старой историей, которая повторятся миллион раз. Девочка родилась, девочка научилась говорить и ходить, девочка неправильно произнесла слово, и упала. Снова и снова опять. Девочка стала забывать поесть, потеряла юность, мать вымыла ее руки и вычистила девочку при помощи хирургических мыла и щетки, затем одела перчатки, прежде чем отдать ее специалистам и позволить им экспериментировать над ней. Когда они отпустили ее, девочка начала сопротивляться этому.

Мама входит в столовую, Дженнифер исчезает, пуф! Это доказывает законы физики, она занимает то же место, которое должна занимать первая жена.

«Позднее дежурство?» спрашивает папа.

Мама игнорирует его и подходит ко мне. Она целует мою щеку, и начинает и возвращается к медицинской практике, сканируя меня своим рентгеновским, кошачьим зрением.

«Как ты себя чувствуешь?»

«Отлично» отвечаю.

«Я скучала по тебе» она целует меня снова, губы холодные и сомкнутые. Когда она садится на стул Дженнифер, она вздрагивает. Ее колени болят, во время перемены погоды.

«Ты уставшая» говорит.

«В чужом глазу соринку увидишь, а в своем бревна не заметишь»

Доктор Хлоя Мэрриган носит свою усталость, будто бы железные латы. Вы должны отдать все, что можете и выбиваться из сил, а потом отдать еще больше: проводите время, проработав сотню часов в неделю творя чудеса, пока остальные запихивают булочки в свои

рты. Сегодня она выглядит еще более уставшей, чем обычно. Я не помню этих линий вокруг ее рта. Ее пшеничные волосы заплетены во французскую косичку, но в искусственном освещении я могу разглядеть серебристые прядки, выбивающиеся из прически. Кожа на ее лице была натянута, словно барабан, но теперь она провисает в районе шеи.