Текст книги "Падающие звёзды"

Автор книги: Лоретта Чейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Маркус не был уверен в том, что ожидал услышать. Он знал только что, это было совсем не то, что он услышал: Кристина жаловалась на ограниченную, шаблонную жизнь, рассказывала о своем бунтарстве. Во всей Англии не было ни одной женщины, которая меньше Кристины была бы склонна бунтовать против чего-либо. Или он просто думал, что это так. Но опять же, она и раньше удивляла его.

– Вы изменились, – проговорил он, подходя еще на шаг ближе, – и очень сильно.

– Большинство людей меняются за десять лет.

– А я? – спросил он. – Вы согласны с Пенни, что я сильно изменился?

Кристина кивнула.

– Вы стали более уверенным. Вы всегда открыто выражали эмоции, но сейчас часть из них вы прячете внутри. Как и должно быть, – быстро добавила она. – Как я понимаю, вам многого удалось достичь.

Маркус уселся на стул напротив нее.

– О, да, конечно. Я стал несметно богат. В этом-то все и дело. Те, кто закрывали двери перед моим носом много лет назад, сейчас поспешно распахивают их. Последние полтора года, проведенные в Лондоне, многому научили меня.

– Вы не просто стали богаты, – поправила его Кристина. – Судя по тому, что я слышала, вы своим трудом заработали каждый фартинг, и пошли на колоссальный риск. К примеру, эти авантюрные морские перевозки в Грецию…

– Кажется, вы очень пристально следили за моими успехами, – ответил он.

Несмотря на то, что Маркус узнал о ней, он почти ожидал, что она покраснеет. Но этого не произошло. В ее глазах промелькнула короткая вспышка, после чего они снова стали холодными, непроницаемыми голубыми озерами.

– Письма Пенни посвящены делам семьи Грейсон, – проговорила Кристина. – Однако вы, кажется, являетесь ее любимой темой, что и неудивительно, потому что производите впечатление бесконечного источника сенсационных историй. Она посвящала целые страницы вашим финансовым предприятиям, и еще больше чернил потратила на то, чтобы описать ваши любовные похождения. Следовательно, вы можете обнаружить, что я отлично осведомлена как о греческих авантюрах, так и о росте, цвете волос, гардеробе и характере вашей последней любовницы.

Он сел, вытянувшись в струнку.

– Какого дьявола Пенни претендует на то, чтобы знать нечто подобное, когда приезжает в Лондон всего на два месяца в году?

– Неужели вы думаете, что ваши поступки остаются никем не замеченными, учитывая, сколько времени вы проводите на публике, – ответила она. – Естественно, что сплетники передают свои наблюдения вашей невестке.

– А она передает их вам. – Маркус ощущал себя выставленным напоказ, что было смешно. Он не сделал ничего такого, чего стоило бы стыдиться. Тем не менее, Маркус чувствовал себя мальчиком, которого призвали к ответу за дурной поступок.

– Очевидно, Пенни считает вас заинтересованной стороной, – предположил он. – Что довольно странно – если только, конечно же, она каким-то образом не узнала о том, что произошло между нами в прошлом.

Кристина вздернула подбородок.

– Раньше вы не выражались иносказательно. Вы намекаете на то, что я рассказала ей?

– Я не имею ничего против, если вы это сделали, – парировал он. – Девушки обычно хвалятся своими победами, точно так же, как это делают мужчины.

– Тогда, возможно, вы позволите мне поинтересоваться, похвалялись ли вы перед Джулиусом. Это также может быть причиной того, почему они считают меня заинтересованной стороной.

– Я не говорил ни одной живой душе, – отрезал Маркус. – Мужчины обычно не любят рассказывать о том, как из них сделали дурака.

– Я никогда не делала из вас дурака, Маркус Грейсон. – Сейчас ее глаза вспыхнули голубым огнем. – И я не могу поверить, что взрослый мужчина в тридцать четыре года может верить в такую глупость.

– Глупость? – Он сжал кулаки.

– Мне было восемнадцать лет. Я в первый раз выехала из своей маленькой деревни, в первый раз оказалась в обществе. Что, во имя всего святого, я могла знать о таких играх? Где я смогла бы обучиться им?

– Женщины рождаются со знанием этой игры.

– Тогда я, должно быть, родилась неправильной, потому что ничего не знала.

– Тогда что вы замышляли? – потребовал ответа Маркус. – Вы уже почти помолвлены с Траверсом – практически с рождения, как мне сказали, – и все же вы позволили мне…

– В самом деле – а что же тогда замышляли вы?

Маркус не смог найти ответа. Он знал, что ответ был у него наготове, потому что так происходило всегда. Спорить для него являлось таким же естественным делом, как дышать. Но возражение, которое нужно было произнести, застряло где-то в горле, и пока Маркус отчаянно пытался обнаружить эти слова, его глаза не теряли времени даром. Они вглядывались в голубые искры в глазах и в румянец гнева на гладких щеках Кристины – так же, как и в более нежный оттенок розового, окрасивший ее вздымавшуюся от участившегося дыхания грудь… где вздрагивал бриллиант, вспыхивая огнем.

Ее изящная рука взлетела вверх, чтобы прикрыть груди от его взгляда. Безрезультатно.

– Я не помню. – Его голос был неуверенным, затуманенным. С трудом оторвав взгляд, Маркус покачал головой. – Не могу поверить, что мы спорим из-за этого происшествия после стольких лет. Не могу поверить, что вы спорите со мной. Не могу поверить, что вы надели это платье. Как вы можете ожидать, что я смогу разумно спорить с вами? Боже, как вообще мужчина может думать? – Он поднялся и снова расшевелил огонь, а затем выпрямился и сердито уставился на Кристину.

– Согласно отчету, – послышался ее негромкий, напряженный голос, – ваша последняя любовница щеголяла в гораздо более откровенных нарядах. Не понимаю, почему вы выражаете претензии по поводу моего платья – или вините его в собственной нелогичности.

Маркус повернулся к ней спиной.

– Не понимаю, почему вы настаиваете на том, чтобы изводить меня по поводу любовницы. Или почему вы продолжаете эти пререкания.

Она сложила руки на коленях.

– Понимаю. Я должна держать свой язык за зубами и позволить вам говорить все, что вздумается. Это, по меньшей мере, несправедливо.

– С вашей стороны несправедливо то, что вы выискиваете повод для ссоры, когда на вас это вызывающее красное шелковое платье.

– Не надо говорить об этом так, словно я надела его намеренно, чтобы спровоцировать вас!

– Вы надели его, чтобы спровоцировать кого-то – а Джулиус уже занят! – Он рванулся обратно к дивану. – И вы повесили этот огромный, бросающийся в глаза бриллиант между грудей, чтобы он подмигивал мне.

– Он бросается в глаза не больше, чем ваша булавка, – парировала Кристина. – А она тоже подмигивает мне.

– Никто не заставляет вас смотреть.

– Вас тоже.

Тем не менее, они оба посмотрели – но не на бриллианты, а друг на друга. Голубое пламя схлестнулось с золотым, отчего воздух между ними начал потрескивать. Маркус почти мог слышать это. Он определенно ощущал это потрескивание внутри себя, эту тягу, это неумолимое влечение… к катастрофе.

Он отступил на шаг, его сердце отчаянно билось.

– Мы разговариваем, словно двое детей. В тот момент, когда взрослые выходят из комнаты, мы немедленно начинаем ссориться.

– Мы едва ли могли затеять именно эту ссору перед остальными, – ответила Кристина.

– Нам вообще не следовало затевать ее. – Он запустил пальцы в волосы. – Я в самом деле начинаю чувствовать себя… – Он вовремя сдержал себя, не успев произнести слова «преследуемым призраками». – Я ощущаю себя не в своей тарелке, – осторожно исправился он. – Я устал и не в настроении. Абсурдно обвинять платья и бриллианты или что-то еще, когда у самого дурной нрав. Что ж, вы и правда выглядите прекрасно, но это едва ли ваша вина. Просто у меня, кажется, трудности… с осознанием – то есть я имел в виду, что нельзя было ожидать, что вы станете вечно носить скромные муслиновые платья, и это намного более… эстетично.

– Благодарю вас, – ответила она.

– Также я должен был догадаться, что вы переросли свою робость и научились высказывать свои мысли, – продолжил Маркус, ощущая себя так, словно выбирает безопасный пусть через поле, заросшее крапивой. – Это… придает свежесть и… до некоторой степени… стимулирует.

– Осмелюсь сказать, это вы так думаете, – сказала Кристина. – В то же время я ощущаю себя так, словно сражаюсь с бурей. Вы никому не даете спуску, не так ли? Вы высказываете все, что приходит в голову, а все общепринятые правила вежливости, о том, что можно и о чем нельзя говорить… – Она махнула рукой. – Просто исчезают.

– Так намного интереснее, – ответил он. – Вы намного интереснее, когда раздражены, по сравнению с тем, когда выглядите спокойной, пристойной и вежливой. Например, я и понятия не имел, что вы можете быть такой упрямой. Или что вы так очарованы полусветом. Когда вы в первый раз упомянули мою любовницу, я едва не упал в обморок. Я шокирован вашим поведением, Кристина.

Казалось, она даже не заметила, что Маркус назвал ее по имени.

– До сих пор мне удалось шокировать только четырех неискушенных женщин среднего возраста, – проговорила она. – Возможно, я лучше готова к Парижу, чем полагала ранее.

Маркус увидел путь, по которому можно было уйти от этого неудобного обмена репликами, и торопливо свернул туда.

– Ни один англичанин или англичанка, вероятно, не может быть готовым к Парижу, – заявил он – Парижане – это не французы, а совершенно другая порода. Они… – Он пожал плечами. – Мне не нужно рассказывать вам об этом. Вы сам все увидите.

– Но не тот Париж, который видели вы, – парировала Кристина. – Я хочу, чтобы вы рассказали мне о нем.

Когда Джулиус и Пенни вернулись, Маркус и Кристина все еще сидели в гостиной и разговаривали. Посвятив чуть больше часа обсуждению Парижа, они вернулись к дискуссии о затруднительном положении греков. Они обсуждали за и против различных дипломатических стратегий, которых могло придерживаться британское правительство, когда их хозяева вошли с новостями о том, что Салли, после некоторых затруднений в начале, произвела на свет здорового громкоголосого маленького мальчика.

– Но все-таки вам не следовало ждать, – упрекнул Джулиус брата. – Уже четвертый час, и через несколько часов дом превратится в хаос. Может быть, тебе и удастся поспать в этом шуме, но Кристину крайне возбужденные дети разбудят на рассвете. К ночи она так устанет, что не сможет танцевать на рождественском балу. Вследствие этого, несколько джентльменов, несомненно, вышибут себе мозги. В самом деле, ты поступил крайне необдуманно.

– Это не его вина, – произнесла Кристина прежде, чем Маркус смог возразить своему брату. – Я приставала к нему, чтобы он рассказал мне о Париже, а потом – о Греции, до тех пор, пока он не охрип от разговоров. Более того, близнецы даже не подумают о том, чтобы разбудить меня. Они будут слишком заняты, вмешиваясь в приготовления к празднику и путаясь под ногами у слуг.

– А я попрошу джентльменов выйти на улицу, чтобы они могли там застрелиться или повеситься или что угодно, на что их толкнет разочарование, – подсказал Маркус. – Мы легко сможем подобрать их тела на следующее утро.

– Вот видишь, все улажено. – Пенни погладила мужа по щеке. – Что за суматоху ты устроил из ничего, Джулиус. Пойдем спать.

Маркус держался рядом с Кристиной, когда они поднимались наверх, следуя за другой парой, но не произнес ни слова. Он продолжил шагать рядом с ней в гостевое крыло, хотя его комната была в противоположном крыле. Она должна была указать ему на это, и собиралась так поступить, но не смогла найти нужных слов. Каждое воображаемое предложение, казалось, придавало его поступку намного большее значение по сравнению с тем, что выглядело, как простая забывчивость. Ранее Маркус говорил о том, что устал, а сейчас он, казалось, погрузился в свои мысли.

Когда они добрались до двери в ее комнату, Кристина остановилась.

– Спасибо за то, что составили мне компанию. – Ее голос оставался тщательно-вежливым. – Вы очень великодушно потворствовали моему любопытству и очень терпеливы с моим невежеством.

– Едва ли следовало ожидать, что вы будете знать то, о чем не знает большая часть нашего правительства. По крайней мере, вы задавали разумные вопросы. А ваше сознание открыто для новых идей.

Слуги оставили две зажженные свечи в коридоре. В их мерцающем свете было трудно разглядеть выражение его лица. Обеспокоенное выражение, которое Кристина разглядела, могло быть просто игрой теней.

– Мне нравится учиться, – проговорила она. – Я же говорила вам, что моя жизнь была ограниченной.

– Да, говорили. Я бы подумал… – Маркус отвел взгляд. – Но, как я понял, вы собираетесь наверстать упущенное. Для вас будет благом отправиться за границу, так же, как и для ваших маленьких девочек. Я… я рад, что ваша двоюродная бабушка поедет с вами. Она – крестная Джулиуса, если вы помните.

– Да, я помню. – Если бы ее родители, а не двоюродная бабушка, составляли Кристине компанию десять лет назад, то она не смогла бы пережить все эти украденные моменты с Маркусом Грейсоном в гостиных, в садах или на лесных дорожках.

– Она будет отличной компаньонкой во время путешествия, – продолжал Маркус. – У вашей бабушки обширные знания и она либеральнее, чем большинство людей ее поколения. Большое значение будет иметь и то, что она позаботиться, чтобы никто не обманул вас. Я имею в виду владельцев гостиниц и магазинов. И сопровождающих. Континент – это настоящая сеть опасностей для излишне доверчивых путешественников.

Он покачал головой.

– Но я задерживаю вас и мешаю отправиться отдыхать. – Маркус шагнул вперед, чтобы открыть для нее дверь.

Рукав его сюртука коснулся ее руки, всего лишь легчайшее прикосновение мягкой шерсти к ее коже. На короткий пульсирующий момент они замерли на месте, а воздух между ними сгустился и потеплел. Кристина ощутила себя точно так же, как тогда, когда их взгляды встретились ранее: словно они балансируют на грани пропасти. Она боялась, что если Маркус сделает хотя бы малейший рывок, что она упадет… а он уже наклонялся в ее сторону. Но затем он быстро отпрянул, почти в это же мгновение.

Маркус заложил руки за спину.

– Спокойной ночи, – проговорил он.

– Спокойной ночи, – ответила Кристина.

Потом он повернулся и быстро зашагал прочь.

Глава 4

На следующий день, когда две леди погрузились в безумие последних приготовлений к балу, Маркус и Джулиус собирали зеленые ветви на улице, с сомнительной помощью четырех неугомонных детей. Девочки должны были только наблюдать, согласно строгим приказам Маркуса. Однако они, кажется, не могли усидеть на месте – и изучали каждую вечнозеленую ветку и кололи пальчики об остролист. Им непременно нужно было кувыркаться с мальчиками в повозке, смять свои замысловатые шляпки и потерять варежки – и, в конечном счете, близнецы превратились в грязные маленькие страшилища, о чем весьма негалантно заявил им Маркус.

– Что же скажет ваша мама? – спросил он, уже в сотый раз поправляя шляпку Делии, до отвращения перегруженную оборками.

– Снимайте эти грязные вещи и отправляйтесь в ванну! – взвизгнула она.

Ливи захихикала, что заставило и Делию тоже захихикать, а мальчики начали дразнить их, изображая хрюканье свиньи. Делия немедленно помчалась вдогонку за Китом, тогда как Ливи побежала за его братом. Шляпки снова сбились на сторону, а варежки попадали в грязь. К тому времени, когда они вернулись в дом, все четверо детей выглядели так, словно провели весь последний месяц в конюшне, вычищая стойла.

Предоставив Джулиусу и мальчикам относить зеленые ветки в бальный зал, Маркус усадил Ливи в древнее кресло привратника и начал стягивать с нее сапожки. Делия, как и ожидалось, не стала ждать помощи. Она уже сидела на холодном полу, сражаясь с грязной обувью, когда в вестибюль зашла Кристина.

– Святые небеса, откуда взялись эти маленькие оборванки? – спросила она, ее голос бы пронизан весельем.

– От цыгана, – ответил Маркус. – Он дал мне парочку этих неопрятных созданий в обмен на Делию и Ливи.

– Нет, нет! Это мы, мама, – воскликнула Делия. – Он никому не отдал нас.

– Я уверена, что он пожалел, что не сделал этого. – Кристина покачала головой. – Полагаю, что вы почти свели мистера Грейсона с ума.

– О нет, мы помогали ему, – ответила Ливи. Она уставилась серьезными голубыми глазами на Маркуса. – Мы помогали, не так ли?

– Конечно, – ответил он. – Я никогда не смог бы найти такие чудесные ветки, если бы не вы. – Аккуратно поставив правый сапог рядом с левым, он поднялся и повернулся к Кристине: – Боюсь, что мы потеряли красную варежку. Мне сказали, что ее утащила белка. Наши шляпки тоже… – Он беспомощно показал на грязные, покореженные шляпки. – Полагаю, что единственным выходом будет сжечь их. Мне очень жаль. Я должен был…

– Ерунда, – быстро проговорила Кристина. – У нас их еще много. Целые кучи, которые только и ждут, чтобы их уничтожили. – Она подступила на шаг ближе и шепотом добавила: – Это все тетушки, знаете ли. У них очень неудачный вкус в выборе шляпок, и все же они продолжают присылать эти дурацкие штуковины.

– Я так и думал, – ответил Маркус, машинально понизив собственный голос до такого же конспиративного шепота. – Ваша собственная одежда вовсе не перегружена деталями, тогда как шляпки просто усеяны лентами и оборками.

Ее голубые глаза сверкнули.

– Они ужасны, не так ли? Я всегда страшусь прибытия этих посылок, потому что в тот же момент, когда девочки надевают свои наряды, мне хочется разразиться диким хохотом. Однажды я просто задохнусь, стараясь сдержать это желание.

– Мама, ты рассказываешь секреты, – упрекнула ее Делия. Она вскочила и схватила мать за руку. – Скажи и мне тоже.

– И мне, – воскликнула Ливи, сползая с кресла. Она потянула Маркуса за обшлаг рукава. – Скажите мне, о чем она рассказала вам, мистер Грейсон.

Он подхватил Ливи одной рукой, а затем протянул другую руку к Делии. С улыбкой она отпустила маму и позволила поднять себя вверх тоже.

– В самом деле, Маркус, – запротестовала Кристина. – Они слишком большие, чтобы носить их таким образом.

Он направился по коридору, вынудив Кристину последовать за ним.

– Едва ли я могу позволить им бегать по холодному полу в одних чулках.

– Они вовсе не такие хрупкие, какими кажутся, уверяю вас.

Игнорируя ее, Маркус начал подниматься по лестнице.

– Расскажи нам секрет, – сказала Делия.

Он покачал головой.

– Пожалуйста, – умоляюще проговорила ее сестра. – Мы никому не скажем.

– Так же, как и я никому не скажу, – ответил он. – Я очень хорошо умею хранить секреты. Я не расскажу секрет вашей мамы, точно так же, как не раскрою ваш.

Кристина, поднимавшая по ступенькам позади него, резко подняла голову.

– О, они рассказывали вам секреты, не так ли?

– Всего лишь один, – отозвался Маркус. – Но я должен молчать.

– Очень хорошо, – сказала она. – Нам просто нужно выпытать один из ваших собственных секретов, чтобы сравнять счет.

Близнецы посмотрели на Маркуса, затем друг на друга и захихикали.

– Понимаю, – заметила их мама. – Он уже рассказал вам этот секрет, не так ли? Тогда мне придется самой выпытать какую-то тайну. Очень, очень мрачную, – добавила она тем же самым низким голосом, которым читала «Франкенштейна».

Маркус знал, что этот зловещий голос предназначался для близнецов. Но по его коже все равно побежали мурашки. Девочки, конечно же, пришли в восторг от подобного голоса, и они, прижавшись к нему покрепче, выразили надежду, что его тайна и в самом деле будет страшной и ужасной.

Он попытался убедить себя в том, что у него нет никаких мрачных тайн, которые можно было бы выпытать, следовательно, нет никакой причины ощущать беспокойство. Его жизнь, как прошлой ночью заметила Кристина, была открыта для публики, и не важно, шла ли речь о любовницах или о коммерческих предприятиях.

До последних двух дней внешняя жизнь весьма удобно отражала его внутреннюю сущность. Но сейчас появились какие-то разногласия. Маркус ощущал их, когда близнецы разговаривали с ним или тянули его за рукава сюртука или просто смотрели на него. Он чувствовал, как внутри него просыпается привязанность – что казалось достаточно естественным, потому что девочки были очень милыми. Он совершенно не возражал против этого. Но Маркус остерегался совершенно других чувств. Старые мечты и надежды поднимались, словно печальные призраки: девушка, на которой он хотел жениться десять лет назад, дети, которых он воображал. Собственная семья, о которой стал бы заботиться, и для которой хотел завоевать мир… до тех пор, пока не пришел в себя и не осознал, что постройка торговой империи не оставляет времени на домашнюю жизнь. До сих пор он не испытывал сожалений. А теперь он держал на руках детей другого мужчины и ощущал боль утраты.

Они могли бы быть твоими, сокрушались призраки.

А вот это, предположил Маркус, и было его ужасной тайной.

Кристина нахмурилась, глядя на свое отражение в зеркале.

– Должно быть, я заказала это платье, думая о Париже, – сказала она Пенни. – Кажется, оно совершенно не подходит для праздника в сельской усадьбе.

– Оно идеально подходит, – ответила Пенни. – Твоя фигура превосходна. Не думаю, что есть какие-то причины скрывать ее.

– Причина есть. Я не хочу, чтобы меня рассматривали как бойкую молодую вдову. Люди слишком быстро верят в то, что, когда мы снимаем траур, то при этом сразу же отказываемся ото всех моральных принципов.

Вчера ночью Маркус назвал ее платье «вызывающим». Это замечание все еще жгло ее, хотя Кристина знала, что оно несправедливо и в связи с этим завязала спор с ним. Она потянула за низкий вырез платья.

– Оставь его в покое, – посоветовала ей подруга. – Если бы я считала тебя бесстыдной, то я бы так и сказала. Этот вырез такой же, как и у платья, которое было на тебе прошлым вечером, и даже Джулиус – а он время от времени может вести себя слегка напыщенно – одобрил его. Он сказал, что тебе давно пора перестать одеваться как жене викария. – Пенни изучила открытую шкатулку с драгоценностями. – Конечно же, ты должна надеть бриллианты. Эта простая подвеска, которая была на тебе вчера…

– Против нее были выдвинуты возражения, – проговорила Кристина.

Пенни взглянула на подругу, ее брови приподнялись.

– Вот как, неужели? Я могу заключить только то, что это Маркус выдвинул возражения. Интересно, на каком основании?

– Он заявил, что подвеска… отвлекает. А мое платье он назвал вызывающим, – сердито ответила Кристина.

Пенни рассмеялась.

– У Маркуса есть смущающая привычка говорить вслух все, что у него на уме.

– Я не должна была говорить тебе. – Кристина отошла от зеркала. – Но эта мысль преследует меня. Что довольно смешно. Он всего лишь дразнил меня, нарывался на ссору, как он всегда это делает, со всеми вокруг. Но раньше он никогда не…

Она обратила свое внимание на выбор серег.

– Для меня это больное место, вот и все. Сестры Артура не одобряли мой выбор гардероба после того, как я сняла траур. Они пытались заставить меня ощутить себя женщиной легкого поведения.

– Не надо рассказывать мне про тетушек, Кристина. Я все знаю об этих надоедливых созданиях. – Пенни подошла на шаг ближе. – Я бы предпочла услышать, о чем еще вы ссорились с Маркусом… и чего именно он раньше никогда не делал.

– Это не то, о чем я говорила… то есть имела в виду. – Она схватила подвеску. – Я едва знала… знаю его. – Кристина затеребила застежку.

– Позволь мне. – Пенни взяла у нее ожерелье. – Ты дрожишь.

– Я замерзла. Мне следовало надеть более теплое платье.

– Скоро ты согреешься, – ответила Пенни, проворно застегивая ожерелье. – Джентльмены будут толпиться вокруг тебя и прилагать все усилия, чтобы тебе стало теплее. Маркусу придется с боем пробивать себе путь через толпу, если он захочет возразить против твоего наряда. А твои другие поклонники, естественно, встанут на твою защиту. Вечер обещает быть весьма волнующим.

– Я не хочу заводить никаких поклонников, – проговорила Кристина, натягивая перчатки. – Но все будут думать, что я… что я ищу мужчину – из-за этого проклятого платья.

– Ты просто нервничаешь, потому что целую вечность не была в обществе – в легкомысленном обществе, я имею в виду. Но мы сейчас пойдем и навестим мальчиков, и позволим им восхищаться нами, а затем получим еще одну порцию восхищения от девочек. После того, как дети закончат говорить нам, какие мы красавицы, мы будем готовы с безупречной уверенностью встретиться лицом к лицу с остальным миром.

Когда Маркус зашел пожелать своим племянникам доброй ночи, женщины как раз выходили из комнаты.

– Топаз, – воскликнула Пенни, рассматривая его булавку для галстука, с выражением, которое Маркус мог бы назвать многозначительным. – Он подходит по цвету к твоим глазам.

– Предполагалось, что он будет подходить к моему жилету, – сухо ответил он. – Также предполагается, что булавку почти не будет видно. Согласно Бо Браммелу, костюм джентльмена не должен привлекать внимание.

– Я не знала, что ты ревностный сторонник Браммела, – сказала Пенни. – Я думала, что ты нанял камердинера, чтобы он заботился о твоей одежде, а ты сам мог не беспокоиться об этом.

– Так как мой камердинер все еще в Лондоне, то я вынужден беспокоиться.

В настоящий момент Маркус испытывал намного больше, чем простое беспокойство. На Кристине было шелковое платье цвета сапфира. Стиль платья казался строгим и простым: никаких оборок и отделок, ничего, что могло бы отвлечь взгляд от чувственных изгибов, которое это платье облегало. Маркус подумал, что она с таким же успехом могла бы быть обнаженной. Для него не было никакой разницы – или, скорее, не было разницы для той отбросившей все мысли части Маркуса, которая состояла из плоти и крови, чьи мускулы болезненно напряглись, а пальцы беспомощно впились в ладони.

Другой Маркус – рассудительный, цивилизованный – холодно ответил еще на несколько дразнящих замечаний Пенни и, как положено, сделал леди несколько комплиментов. Он пообещал вскоре присоединиться к ним внизу, определенно до того, как начнут прибывать гости, и старался удержаться от проявления каких-либо эмоций на лице, пока наблюдал за тем, как они уходили.

Затем он вошел в спальню мальчиков и попытался успокоиться.

Это отняло минут двадцать, которые Маркус заполнил историей про эгейских пиратов. И теперь он опоздает на бал, потому что ему все еще было нужно пожелать спокойной ночи близнецам, как он обещал ранее.

Он торопливо прошел по коридору, завернул за угол и резко остановился. Две белокурые головки выглядывали из дверей. Два маленьких лица выжидающе смотрели в его сторону и зажглись улыбками, увидев Маркуса. Внутри него тоже что-то вспыхнуло. Поэтому Маркус почувствовал себя крайне довольным, пока он продолжал путь по направлению к девочкам. Тем не менее, он приложил усилия, чтобы выглядеть строгим.

– Разве вы не должны быть в постели? – спросил Маркус, с укоризной взглянув на босые пальчики ног, выглядывающие из-под подолов их фланелевых ночных рубашек.

Они обе кивнули.

– Тогда почему вы здесь?

– Мы ждали вас, – ответила Делия, взяв его за руку.

– Чтобы пожелать доброй ночи, – проговорила Ливия, взяв его за другую руку.

– Конечно. Без халатов, без тапочек, стоя на сквозняке в дверном проеме. Если ваша мама узнает…

– Мы ей не скажем, – заявила Делия. – А вы?

– Ах вы маленькие плутовки, – воскликнул Маркус. Он подхватил их обеих и понес к их кровати. Затем он просто остановился и уронил их на постель, а девочки сочли это веселым и восхитительным. Настолько, что потребовали, чтобы он сделал это снова.

– Нет. Сейчас не время играть. Пора спать, – ответил он. – Забирайтесь в постель.

После того, как они забрались на свои места на кровати, Маркус укрыл девочек одеялами.

– Вы расскажете нам историю? – спросила Ливи.

– Ужасную, мрачную историю? – уточнила ее сестра. – Мама рассказала нам одну, но она вовсе не была ужасной.

– История была слишком короткой, – пожаловалась Ливи. – Мама очень торопилась.

– Как и я должен поторопиться, – проговорил он. – Помните, что у взрослых сейчас будет вечеринка. С моей стороны будет очень невежливо опоздать – что я непременно сделаю, если останусь рассказывать вам историю.

Они поразмышляли над его словами.

– Вы не должны опаздывать, – наконец вымолвила Ливи.

– Вы будете танцевать с мамой? – спросила ее сестра.

– Да, конечно же. Я буду танцевать со всеми дамами, которые ответят мне согласием.

– Мама согласится танцевать с вами, – сказала Делия.

– Она любит танцевать, – согласилась Ливи.

– Я рад это слышать. – Маркус аккуратно подоткнул одеяла.

Ливи толкнула Делию локтем, которая в ответ толкнула сестру еще сильнее. До того, как Маркус смог запротестовать, Делия заявила:

– Ливи хочет поцеловать вас на ночь.

Он сказал себе, что не стоит придавать этой просьбе особое значение. Дети очень привязчивы и он им понравился, вот и все. Маркус наклонился и вежливо подставил щеку для Ливи. Ее губы коснулись его так же легко, как это сделало бы крыло ангела.

– И я тоже, – сказала Делия. Она обняла его, наградив звонким поцелуем.

Он снова ощутил волнение, точно так же, как и печаль, только сильнее, чем прежде.

Это были не его дети. Ему хотелось, чтобы они были его. Отчаянно хотелось.

Маркус выпрямился и заставил себя улыбнуться.

– Спокойной ночи и счастливых снов, мои маленькие ангелы.

Для Кристины бальный зал был полон призраков. Мужчины толпились вокруг нее точно так, как это предсказывала Пенни, и как они делали это десять лет назад. Сейчас комплименты были более пылкими, а флирт – откровеннее. Во всех остальных отношениях все было точно так же, потому что, как и юная девушка из прошлого, она едва слышала хоть слово, только машинально отвечала, в то время как все ее сознание было сосредоточено на одном человеке, который держался в отдалении.

И он поступал в точности так, как и много лет назад, даже несмотря на то, что барьеры прошлых дней больше не существовали. Кристина уже не была юной девушкой, а он больше не являлся парией в обществе.

Она отвечала на комплименты и остроты партнера по танцу, в то же время размышляя, почему Маркус избегает ее. Они сумели так хорошо поладить вчера вечером – после той краткой, щекочущей нервы ссоры – да и сегодня было то же самое. Но нет, не слишком хорошо, молча поправила она себя. Прошлое оставалось рядом, как переменчивый поток: оно пульсировало под поверхностью любой фразы, которую они произносили, и любого поступка, который совершали. В воздухе витало напряжение, и Кристина не могла поверить, что только она одна ощущала это.

Танец закончился. Следующим, насколько она знала, должен быть вальс. Кристина бросила взгляд в сторону окна, где стоял, глядя в темноту, Маркус. Он был не так далеко от нее. Она могла видеть блестящие вспышки, которые появлялись в его золотистых волосах от света свечей. Одним летним днем, давным-давно, застенчиво-вежливая девушка смогла преодолеть такое расстояние.