Текст книги "Падающие звёзды"

Автор книги: Лоретта Чейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Лоретта Чейз

Падающие звезды

Лоретта Чейз «Падающие звезды», 2012

Оригинальное название: Loretta Chase «Falling Stars» from collection « A Christmas Collection», 1992

Перевод: Dinny

Коррекция: Elisa, Рини

Редактирование: Dinny, Рини

Худ. оформление: Elisa

Аннотация

Рождество – праздник всепрощения, и именно в это время отважный джентльмен возобновляет знакомство с очаровательной леди, которая отвергла его десять лет назад – и вновь разжигает рождественский огонь любви и желания.

Лоретта Чейз

Падающие звезды

Глава 1

Уилтшир, Англия,

11 декабря 1818 года

Если человек может спать среди шума и грохота лондонского утра, сказал себе Маркус Грейсон, то он, несомненно, сможет спокойно уснуть под звуки, издаваемые резвыми детьми. Он положил подушку себе на голову, но ему все равно были слышны звонкие голоса и топот маленьких ног, бегающих туда-сюда по коридорам. Даже в моменты тишины он продолжал ждать, приготовившись к следующему взрыву вскриков и топота.

Выругавшись, он отбросил подушку и выбрался из кровати. Маркус спал всего три часа. Очевидно, что больше поспать ему не удастся. Бросив взгляд в окно, он понял, что утро наступило довольно давно – зимнее утро, такое яркое и бодрое, что резало ему глаза.

Несмотря на то, что он нетвердо держался на ногах, Маркус умылся и быстро оделся, мысленно перебирая дюжину возможных причин своего появления посреди ночи, которые он мог представить старшему брату и невестке.

Джулиус и Пенелопа, вероятно, все еще не знают, что он здесь.

Они уже спали, когда он приехал. Маркус просто открыл дверь своим ключом и поднялся в комнату, которую они всегда держали готовой для него. И хотя они будут в восторге, что Маркус изменил свое решение не проводить Рождество в Греймарче, брат и невестка, несомненно, будут удивляться причудливому расписанию его странствий.

Маркус как обычно небрежно расчесал густую гриву золотистых волос и натянул сюртук. Так как у него не было разумного объяснения, то он мог с таким же успехом поведать им неразумное, настолько нелепое, что оно заставит их смеяться и не задавать лишних вопросов.

Он открыл дверь и шагнул в коридор как раз в тот момент, когда из-за угла быстро выскочили две маленькие, светловолосые и совершенно одинаковые девочки. Одна из них аккуратно обогнула Маркуса и пронеслась мимо. Другая споткнулась о его ногу.

Маркус поймал ее прежде, чем она ударилась о пол, и быстро поставил девочку на ноги. Когда он встретился взглядом с ее изумленными голубыми глазами, то резко втянул воздух. Он знал эти глаза… нет, это невозможно.

– Делия! Ливи! – послышался женский голос с лестницы.

Маркус повернул голову в сторону этого звука.

– Да, мама, – крикнула маленькая девочка. – Мы как раз идем в классную комнату. – Одарив Маркуса улыбкой, она ринулась по коридору.

– Но сначала нам с вами нужно побеседовать, юные леди.

И хотя сознание Маркуса отвергало правду, все его чувства тут же распознали ее и пришли в волнение.

Обладательница голоса вышла из-за угла, а затем остановилась как вкопанная.

Кое-что еще остановилось – его сердце и дыхание – словно они столкнулись между собой. От этого удара Маркус зашатался и перенесся в прошлое.

Он встретил ее летом, но ее красота принадлежала зиме. Оттенок ее волос, обрамлявших белоснежную чистоту кожи, напоминал солнечный свет зимним днем, а в ее глазах тоже сияла зима – они напоминали чистый голубой лед. Кристина.

Маркус с трудом обрел дыхание и сумел поклониться.

– Миссис Траверс.

– Мистер… Грейсон. – Пальцы ее левой руки сжимались и разжимались на фоне серого шерстяного платья. Венчального кольца не было. Когда же умер Артур Траверс? Два или три года назад?

– Я не… – Ее полный рот сложился в принужденную улыбку. – Я не знала, что вы здесь. Пенелопа сказала… то есть, никто не упоминал о вашем прибытии.

Этот негромкий голос с намеком на хрипотцу… словно ласка… Он заставил себя вернуться в настоящее.

– Они не могли знать, – проговорил молодой человек. – Я приехал вчера поздно ночью. Сумасбродный поступок. – Его сердце билось так быстро – потому что он застигнут врасплох, сказал себе Маркус. Он знал, что она и Пенни переписывались, но, насколько он слышал, Кристина не покидала Камбрию с тех пор, как вышла замуж. Ему не сообщили о том, что она может быть здесь, и по всей вероятности он не мог ожидать этого.

Он отступил на шаг. Она сделала то же самое.

– Как… рад будет Джулиус, – сказала Кристина. – И Пенелопа. И, конечно же, мальчики. Они хвастались своим дядей перед близнецами.

– Маленькие девочки, – взволнованно произнес он. – Они ваши, без сомнения.

Она кивнула.

– Делия и Ливи. – Ее льдисто-голубой взгляд чуточку потеплел. – В прошлом году им исполнилось по семь лет. И они ужасные сорванцы, как вы, вероятно, успели заметить. Надеюсь, что их шумное поведение не разбудило вас.

Семь лет. Это казалось невозможным. Но прошло уже десять лет с тех пор, как Маркус в последний раз видел ее, а вскоре после этого она вышла замуж – всего лишь три месяца спустя, припомнил он, с острой горечью, удивившей его. Он отступил еще на шаг.

– Дети вовсе не потревожили меня, – солгал Маркус. – Я только собирался спуститься вниз и позавтракать.

– Тогда я не должна задерживать вас.

Кристина прошла мимо него, а вслед за ней понеслось дразнящее дуновение аромата. Лаванда.

Он знал многих женщин, которые любили лаванду. Этот запах должен был вызвать недавние воспоминания. Вместо этого, пока Маркус стоял в коридоре, прислушиваясь к ее легким, удаляющимся шагам, в его памяти всплыла сцена десятилетней давности.

Это было в конце мая, за две недели до свадьбы Джулиуса, и первая группа гостей приехала в поместье. Джулиус устроил им экскурсию по Греймарчу и вынудил Маркуса присоединиться к ним.

Хотя Маркус остро ощущал присутствие красивой подруги Пенни, он постарался держаться на расстоянии. Он питал отвращение к чопорному обществу, и еще больше презирал пустоголовых мисс, с их девственно-белыми платьями, щебечущими голосами и жеманными, вычурными манерами поведения. Про мужчин тоже нельзя было сказать ничего хорошего: сборище самодовольных лицемеров, среди которых невозможно найти ни одного оригинально мыслящего человека.

Пока гости изучали древнюю сторожку – Живописную Руину Грейсонов, как назвал ее Джулиус – Маркус скрипел зубами и не раскрывал рта, решив ради Джулиуса молча терпеть скуку и неудовлетворение. Прислонившись к ели, он тихо насвистывал мелодию непристойной песенки, когда подруга Пенни застенчиво приблизилась к нему.

– Что это за песня? – спросила Кристина своим обволакивающим, манящим голосом.

Он тщательно избегал смотреть на нее, потому что видел, что происходило с другими мужчинами, которые не сводили с нее глаз. Меньше чем за двадцать четыре часа эта восемнадцатилетняя девушка с платиновыми волосами и серебристо-голубыми глазами превратила всех неженатых мужчин в Греймарче в трясущихся идиотов.

Маркус разглядывал сторожку, камни, деревья и голубое безоблачное небо – куда угодно, только бы не смотреть на девушку – но в то же время ехидно ответил, что эта мелодия ниже того, на что должны обращать внимание хорошие маленькие девочки, потому что ее сочинил вовсе не благородный композитор, вроде Гайдна или даже Россини.

– О, – вот и все, что она произнесла в ответ. Только это, и отвернулась – чего, как полагал Маркус, он и хотел добиться – когда весенний бриз донес до его ноздрей запах лаванды. Этот запах, кружась, ворвался в его мозг – и он опустил взгляд и посмотрел на лицо Кристины, повернутое в профиль, на ее опущенные глаза, и ресницы, почти касавшиеся щек. Он посмотрел на уголки ее нежного рта, слегка опущенные вниз, а затем он увидел, как его рука касается ее муслинового рукава, в то время как его голос смягчился, когда он сказал:

– Мне следовало бы вместо этого насвистывать Россини?

Кристина обернулась к нему, подняв сомневающийся голубой взгляд. Затем, в мгновение, уместившееся между ударами сердца, в тот момент, когда ее серебристый взгляд встретился с его взглядом, Маркус по уши влюбился в нее… а через две недели это привело его к разбитому сердцу.

Маркус отшатнулся от этого воспоминания, словно от физического удара. Настоящее отчетливо предстало перед ним.

Кристина Траверс ничего не значит для него, сказал себе Маркус, направляясь к лестнице. Он едва думал о ней в прошедшие годы. Молодые люди влюбляются каждый день, а их сердца разбиваются, или они добиваются того, к чему стремятся, и женятся. Некоторые живут долго и счастливо – как Джулиус – но гораздо чаще мужчины сосуществуют со своими женами в состоянии отупляющей скуки и бесконечных ссор.

Кристина вышла замуж, чтобы обрести богатство и комфорт – и Маркус отлично сознавал, что она была рождена и воспитана именно для этого. Если верить слухам, то с тех пор она жила практически уединенно в Озерном крае, в то время как он провел семь из последних десяти лет за границей. Если бы он сталкивался с Кристиной время от времени, то сегодняшняя встреча не привела бы его в замешательство. Реакция его тела и мысленный перенос в прошлое стали ответами на неожиданную встречу… и на ее красоту, конечно же. Маркус не мог представить, что она станет еще красивее.

Естественно, он не мог этого сделать. В последний раз, когда Маркус видел ее, он был зеленым юнцом двадцати четырех лет, который верил, что Кристина воплощает в себе самую красивую девушку в мире. Когда-то он верил во множество других подобных глупостей.

Устроив детей в классной комнате под опекой компетентной мисс Финч, потрясенная Кристина направилась в гостиную, чтобы написать письмо двоюродной бабушке Джорджиане. Она взяла лист бумаги, окунула перо в чернильницу, а затем вытерла его и отложила в сторону, потому что не смогла заставить руки – или свои мысли – оставаться на месте. В смятении она рассматривала свои несговорчивые руки, словно они принадлежали незнакомке. Совсем недавно, в коридоре, Кристина и сама ощущала себя незнакомкой. Она повела себя как косноязычная школьница – как бесхарактерная юная мисс, какой она была десять лет назад – лихорадочно бормотала бессмысленные фразы, попеременно то краснея, то бледнея под пристальным, отливающим золотом взглядом Маркуса Грейсона. И что хуже всего, она воспользовалась первым подвернувшимся предлогом, чтобы сбежать.

Поднявшись из-за стола, Кристина подошла к окну. Внизу расстилался безмятежный английский парк Греймарча, зимняя бесплодность которого смягчалась лишь темно-изумрудными вечнозелеными кустарниками. Справа от нее обнаженные ветви дубов вырисовывались черными силуэтами на фоне ярко-голубого неба. Слева, далеко за извилистым ручьем, древние ели скрывали от ее взора старую сторожку.

Однако чтобы все вспомнить, Кристине не нужно было ее видеть.

Это случилось за две недели, оставшиеся до свадьбы Пенни. Кристина не видела Пенни несколько месяцев, но они переписывались. Джулиус Грейсон оказался в точности таким, каким его описывала Пенни в своих письмах: высоким, темноволосым, привлекательным, любезным – и так очевидно влюбленным в свою будущую жену. Это все, что успела заметить Кристина перед тем, как ее представили его брату.

Она увидела бронзового бога: густые, золотистые волосы, скульптурные, отполированные солнцем черты лица, зеленые глаза с янтарными крапинками, которые вспыхнули золотом, когда молодой человек посмотрел на нее и пробормотал какое-то приветствие на грани вежливости. Маркус Грейсон оказался самым красивым мужчиной из всех, которых она когда-либо видела. И при этом поначалу он вел себя наименее приветливо. Нетерпение молодого человека было осязаемым, и он не потрудился сказать ей больше ни одного слова во время последующей экскурсии по Греймарчу.

Кристина для него попросту не существовало. А с ее точки зрения не существовало никого, кроме него. Подойти к джентльмену, которого она не знала – и который, очевидно, предпочитал ни с кем не знаться – казалось немыслимым. Держаться от него подальше было невозможно. Так что, когда группа гостей задержалась у сторожки, девушка, дрожа от страха, прошагала через поляну, подошла к нему и произнесла первые пришедшие в голову бессмысленные слова.

Маркус грубо огрызнулся в ответ, чего никто и никогда не позволял себе за все ее восемнадцать лет, и это должно было заставить ее торопливо броситься назад, под защиту знакомых с хорошими манерами. Но он стоял, прислонившись к ели, и его окружал резкий аромат вечнозеленого дерева и другие запахи – пижмы и гвоздики, как ей показалось. Что-то еще исходило от него – что-то незнакомое, необычное и темное – и это замедлило ее отступление. Когда Маркус коснулся ее рукава, она подняла голову и встретилась взглядом с его глазами. Он улыбнулся, и Кристина беспомощно улыбнулась в ответ, потому что нашла тот радушный прием, на который надеялась.

Сегодня утром его глаза вовсе не одобряли ее присутствие. Его красивое лицо превратилось в камень в тот момент, когда он увидел ее, и единственное, что она смогла различить в этих переменчивых глазах, – это раздражение.

Что ж, этот сюрприз и для нее оказался не слишком приятным.

Отвернувшись от окна и вида, расшевелившего нежеланных призраков прошлого, Кристина попыталась разумно и беспристрастно обдумать сложившуюся ситуацию. Вполне вероятно, что раздражение Маркуса не имеет с ней ничего общего – или, более точно, с Кристиной из прошлого. Несомненно, он забыл большую часть – если не все – того, что произошло. В конце концов, она всего лишь была первой в бесконечной череде влюбленных в него женщин.

А если он огорчился, что увидел ее здесь, то это вполне могло произойти и по той причине, что Маркус надеялся провести тихое Рождество в кругу семьи. А теперь здесь в два раза больше детей, чем он ожидал – что означает в двадцать раз больше грохота – и вдовая подруга Пенни, с которой ему придется вести вежливый разговор.

Она и сама не очень-то рада тому, что придется вести с ним вежливые разговоры, подумала Кристина, словно обороняясь. Но ведь это смешно, упрекнула она себя в следующее мгновение. Она уже достаточно зрелая женщина, чтобы не таить обиду на протяжении десяти долгих лет.

Тем не менее, она не могла остановить поток воспоминаний. Кристина ясно видела перед собой его письмо, черные, бьющие наотмашь фразы, каждое слово болезненное, как удар хлыста. В то время она полагала, что ее разбитое сердце никогда не исцелится.

Именно так молодежь обычно переживает свой первый опыт предательства, сказала себе повзрослевшая Кристина. Истина заключалась в том, что Маркус оказал ей услугу, когда разрушил ее иллюзии. Она не держит на него зла. Просто Кристина не забыла тот мучительный урок, который он преподал ей. Она не боялась его. Он не мог больше причинить ей боль. Ведь Кристина уже не та наивная восемнадцатилетняя девочка.

Как только их выпустили из классной комнаты, Кит и Робин выследили своего дядю и официально представили его своим новым подружкам по детским играм. Всего лишь через несколько минут Маркус выяснил, что Ливи – спокойная и задумчивая девочка, в то время как Делия – более смелая и неугомонная. Именно Ливи побежала спрашивать разрешения у мамы, чтобы поиграть на улице с мистером Грейсоном, а Делия в это время уже мчалась за своим пальто и варежками. Она первой оказалась у двери, нахлобучив на голову нелепую шляпку с множеством оборок, и небрежно натягивая варежки наизнанку.

Маркус присел на корточки рядом с ней.

– Могу я помочь? – вежливо спросил он.

Когда девочка кивнула, он вывернул ее варежки, а затем перешел к завязыванию лент шляпки.

– Ваши глаза двух цветов, – сообщила она ему. – Они зеленые с золотыми блестками. Это сделали феи?

– Может быть, и они.

– Это очень красиво. Я бы хотела иметь золото фей в своих глазах.

Маркус поднялся и натянул собственные перчатки.

– У тебя есть серебро фей, – проговорил он. – Словно голубое небо с серебряной пылью. Это намного, намного красивее.

– Голубое небо с серебряной пылью. – Она задумалась. – Тогда и у Ливи тоже. И у мамы.

– Да.

– Да, – повторила она, удовлетворенно кивая. Делия взяла его за руку, посмотрела вверх и улыбнулась.

Это была всего лишь детская улыбка, полная доверчивой невинности, и крошечная детская рука в варежке, сжимавшая его руку. Ни то, ни другое не должно было беспокоить или удивлять его. Но он все равно был обеспокоен, потому что слишком глубоко ощутил этот маленький жест, словно что-то кольнуло его в какую-то чувствительную область сердца, задело старую рану.

Он отвел глаза от невинного, запрокинутого лица девочки и слишком хорошо знакомых серебристо-голубых глаз, и тревожащее ощущение прошло. Маркус сказал себе, что просто сбит с толку, вот и все, а кроме того, излишне чувствителен из-за недостатка сна.

Кристина сидела в гостиной, вышивая носовой платок, и слушая, как Пенелопа изливает беспокойство по поводу устройства Рождественского бала, который должен был состояться на следующую ночь.

– Не могу придумать, что можно сделать. – Оттолкнувшись от загроможденного письменного стола, Пенни сложила руки на едва заметно округлившемся животе. – Едва ли я смогу попросить мисс Николс держаться подальше. И бессмысленно надеяться на то, что она сломает ногу. Когда она узнает, что Маркус здесь, то непременно приедет, даже если ее принесут на носилках.

– Я так понимаю, что мисс Николс пытается женить на себе мистера Грейсона. – Кристина воткнула иглу в ткань с гораздо большей силой, чем было необходимо.

– Она охотилась бы за ним с собаками, если бы это было возможно. А так как мисс Николс не может этого сделать, то будет надоедать ему до смерти.

– Мисс Николс – ваша близкая соседка, – проговорила Кристина. – Едва ли вы могли не пригласить ее, даже если бы и знали, что он приедет. Кроме того, мистер Грейсон может не возражать против ее интереса. – Она ощутила укол чего-то неприятного, напоминающего ревность. Кристина сердито уставилась на узелок, который только что завязала. – Я полагаю, что она выросла весьма привлекательной. Мисс Николс была очень красивым ребенком, когда я впервые… когда я в последний раз видела ее на вашей свадьбе.

Пенелопа слегка повернулась в кресле.

– Тогда мы сами едва вышли из детского возраста. Ведь именно тогда ты в последний раз видела Маркуса?

Кристина натянуто кивнула.

– Тогда, осмелюсь сказать, ты заметила, как сильно он изменился.

– Я надеюсь на это, – послышался мужской голос от двери. – Мне бы не хотелось выглядеть зеленым юнцом, когда я нахожусь на волосок от старости.

От звука его голоса сердце Кристины сделало быстрый, глупый скачок, точно так же, как это было в прошлом, когда он подходил близко к ней. Она стиснула зубы и решительно повернула голову к двери.

Маркус прислонился к дверному косяку, его глаза казались темными и непроницаемыми в тени дверного проема. Физически он мало изменился. Десять лет назад он уже был высоким, поджарым, но мускулистым и сильным. Зрелость добавила немного ширины его плечам и крепкой груди… но она ведь заметила все это и раньше, упрекнула себя Кристина. Ради всего святого, ведь ей не нужно было снимать с него мерки. Она с трудом отвела взгляд.

Маркус сам пробил себе дорогу в мире – самостоятельно, размышляла она, прислушиваясь к тому, как Пенни дразнила его за подслушивание. Люди когда-то не доверяли ему, потому что Маркус Грейсон создавал собственные правила, не уважал никаких авторитетов, не признавал границ, устанавливаемых другими. Но за время, прошедшее с их знакомства, он дерзнул, рискнул и выиграл, ошеломив мир размерами своего успеха. Теперь он обладал и богатством и властью, и это накладывало свой отпечаток.

Но это не объясняло, почему, когда Маркус оттолкнулся от косяка, его фигура ростом не менее шести футов, казалось, заполнила собой комнату, или почему все ее пять чувств ощетинивались и реагировали на его малейшее движение.

Кристина ощутила на себе его проницательные золотисто-зеленые глаза – быстрый оценивающий взгляд, который задержался всего на несколько секунд. И все же ее кожу стало покалывать, а под ней разлилось тепло, словно под его руками, и она ощутила словно эти руки раздевают ее… дразнят… а затем покидают.

Она резко воткнула иглу в ткань.

Маркус остановился на минуту, чтобы заглянуть через плечо Пенни и пошутить насчет ее приготовлений к вечеринке, которым мог бы позавидовать Веллингтон во время военной кампании. Пенни рассмеялась и ответила еще одной шуткой.

Затем он двинулся к Кристине. Она ощутила неистовый внутренний трепет, и в памяти всплыло воспоминание, от которого на ее шее появился унизительный румянец.

На следующий день после того, как она впервые заговорила с Маркусом, он нашел ее в одиночестве в этой гостиной. Она смотрела в окно и мечтала.

Девушка услышала, как он подошел к ней сзади, но не сдвинулась с места. Тогда Кристина ощутила такой же внутренний трепет и смущающий жар, и такое же беспокойство, смешанное с предвкушением. Маркус стоял позади нее, не произнося ни слова. Она затаила дыхание, ожидая, размышляя, что произойдет дальше, все это время испытывая страх, что кто-то войдет – и надеялась, что кто-то это сделает. Затем Кристина ощутила его дыхание, словно шепот, коснувшееся ее шеи, отчего по ее позвоночнику пробежала теплая дрожь, от шеи до кончиков пальцев.

– Я просто хотел побыть рядом с вами, – произнес тогда Маркус, его голос был таким тихим, что удивительно, как она расслышала эти слова за отчаянным стуком своего сердца.

Ее идиотское сердце и сейчас отчаянно забилось, когда Маркус остановился в считанных дюймах от ее кресла. То, что она ощущает – это вполне разумное беспокойство, сказала она себе. Если Маркус все еще раздражен из-за того, что она здесь, то он может сделать ее пребывание некомфортным. А она должна остаться. Ее дом был сдан на следующие двенадцать месяцев, двоюродная бабушка Джорджиана уехала в Шотландию, так что Кристина застряла в Греймарче до Нового года.

А в этот момент она ощущала, что застряла в кресле, над которым нависло высокое мужское тело.

– Я пришел спросить, не порисуете ли вы вместе с нами, миссис Траверс.

Его звучный баритон раздался прямо над ее склоненной головой. Кристина уставилась на его сияющие сапоги, остановившиеся на расстоянии ладони от ее серых шевровых туфелек. Ей не хотелось смотреть на Маркуса до тех пор, пока она не вернет себе быстро ускользающее самообладание. Один раз он уже заставил ее покраснеть, и Кристина скорее умрет, чем сделает это снова – словно неловкая школьница, какой она была десять лет назад.

– Прошу прощения? – В ее голосе слышалась приводящая в ярость, почти инфантильная дрожь. Она воткнула иглу в носовой платок.

– Мы решили рисовать драконов. Делия и Ливи сказали, что у вас большой опыт в рисовании драконов.

– О. Я… что ж, это очень любезно, но… – Ох, замечательно – теперь она еще и спотыкается на словах, словно косноязычная девчонка.

– При этом Делия не хочет надевать блузу, которую, по настоянию Ливи, должна надеть, – продолжил он. – Что ставит меня в очень затруднительное положение.

Кристина быстро подняла голову, но не настолько быстро, чтобы не увидеть стройное, мускулистое мужское тело, разглядеть его от сапог до сияющего в его глазах золота. Неужели она увидела веселье в этом взгляде – или это насмешка?

– Господи Боже, Маркус, – воскликнула Пенни, – разве ты не мог предоставить это няне?

– Прежде я должен выяснить все факты, – ответил он. – Кто его знает, а вдруг ребенок испытывает ужас перед блузами. Мне говорили, что у детей могут быть странные антипатии. Так как во всех остальных случаях она вела себя вполне покладисто, то я пришел к выводу, что столкнулся с глубоко укоренившейся антипатией.

Кристина обрела голос.

– Это и есть антипатия, – проговорила она. – Но не ко всем блузам, только к тем, которые принадлежат Ливи, потому что они накрахмалены.

– Вот, я так и знал, что должно быть какое-то объяснение, – триумфально заявил Маркус своей невестке. Он повернулся обратно к Кристине. – Накрахмален, вот как? Делия заявила, что блуза ужасна, и она не наденет ее.

– Ни за что не наденет. – Кристина поднялась. – Я не подумала объяснить это горничной. Я пойду и найду одну из блуз Делии – ненакрахмаленную – и…

– И найдите еще одну для себя, – подсказал он. – Вы же не захотите испортить свое платье драконьей краской.

Да, конечно, и еще один для себя. Маркус пришел только потому, что хотел передать ей детей с рук на руки. Решительно подавив приступ разочарования, она поторопилась выйти из комнаты, чтобы найти треклятые блузы.

Глава 2

Маркус намеревался оставить детей на попечение Кристины, и отправиться туда, где смог бы привести мысли в порядок – потому что похожие на ангелочков близнецы расстроили их до тревожной степени.

Он обнаружил, что присматривать за маленькими девочками совсем не то же самое, что играть с шумными и драчливыми маленькими мальчиками. Кристина назвала своих дочерей сорванцами, но для Маркуса они казались хрупкими, как фарфоровые куколки. На улице он обнаружил, что волнуется сначала о том, что девочки недостаточно тепло одеты, а затем – что им слишком жарко, и, как следствие, они могут простыть. Каждая игра казалась слишком грубой; любое место, которое он раньше считал абсолютно безопасным для детей, внезапно стало чревато опасностями.

Понимая, что его беспокойство абсурдно, он воздержался от каких-либо действий, и, как и следовало ожидать, никакой трагедии не произошло, никто даже не поцарапал коленку. Но все равно, Маркус провел все это время на грани паники.

Когда они наконец-то оказались в безопасности в помещении, он едва начал расслабляться, когда Делия закатила истерику по поводу блузы, отчего в его голове снова зазвучали тревожные сигналы.

Маркус сдался и отправился за их мамой – и столкнулся с другими, гораздо худшими трудностями.

В гостиной его застигли врасплох, потому что Кристина покраснела, когда он заговорил с ней, а ее румянец притянул его слишком близко. Запах лаванды струился вокруг нее, и, пока Маркус наблюдал за нежно-розовой краской, медленно заливающей ее шею, к нему снова подкрался призрак давно изгнанных воспоминаний.

Однажды, в этой самой комнате, Маркус хотел прикоснуться губами к покрасневшей коже ее шеи, но не осмелился, только стоял и позволял ее запаху проникать в его кровь и сводить с ума.

Несмотря на все усилия избавиться этого воспоминания, оно все еще маячило в его сознании. Румянец давно исчез с лица Кристины, и сейчас она выглядела довольно холодной, сосредоточенной на рисовании. Маркус сидел на другом конце стола, стоявшего в детской, его племянники прилежно работали по обе стороны, но он не мог сконцентрироваться.

Комната была уютной и теплой. Время от времени запах лаванды подкрадывался к нему, а затем исчезал. Если бы этот запах только решился и выбрал одно из двух – оставаться или нет – то Маркус тоже смог бы примириться с ним и начал бы работать – или вышел бы из комнаты. Но ее запах продолжал появляться и исчезать, оставляя его в неуверенном и беспокойном состоянии.

Когда он уже в сотый раз поднял голову, то обнаружил, что Делия рассматривает его, причем так серьезно, что он не мог не улыбнуться. Она ответила ему озорной улыбкой. Затем девочка соскользнула со стула и засеменила к нему. Она остановилась рядом и приподнялась на цыпочки, опираясь одной рукой о предплечье Маркуса, пытаясь вглядеться в его картинку, лежащую на столе.

Маркус поднял ее и посадил к себе на колени. Ему даже не пришло в голову спросить, хочет ли она там оказаться. Он поступил рефлексивно. И, должно быть, это действие оказалось правильным, потому что Делия расположилась на его коленях как дома и предложила помочь. Даже для семилетнего ребенка было ясно, что он не достиг какого-либо успеха в рисовании.

– Я могу полоскать для вас кисточку, – проговорила она, – и помогу вам выбирать цвета.

Ливи обиделась на эти слова.

– Ты не знаешь, какие нужны цвета. Твой дракон – розовый с голубым.

– Может быть, мистеру Грейсону нравятся розовые с голубым драконы, – проговорила Кристина. – А если нет, то он вполне может сказать твоей сестре об этом. Смотри за тем, что ты делаешь, Ливи. Хвост твоего дракона готов перебраться с бумаги на стол.

Ливи нахмурилась.

– Я его испортила. – Игнорируя ободряющий шепот матери, девочка сползла со своего стула, схватила рисунок и засеменила к Маркусу.

– Он испорчен, – заявила ему Ливи, ее лицо приняло печальное выражение, когда она подняла рисунок вверх. – Делия заставила меня испортить его.

– Я этого не делала, – проговорила Делия.

– Он не испорчен, – произнесла Кристина, – и нечего досаждать мистеру Грейсону.

– Дракон всего лишь поврежден, – отметил шестилетний Робин.

– Дядя Маркус исправит его, – утешил Ливи его брат, потрепав ее по голове со всем снисходительным превосходством восьмилетнего возраста.

– Тебе придется самой исправлять его, – заявила Делия. – Я помогаю мистеру Грейсону с его драконом.

Маркус услышал слабый, задушенный звук, подозрительно напоминавший смех, с другого конца стола. Но когда он бросил взгляд в ту сторону, выражение лица Кристины стало совершенно серьезным.

– Ты заставила меня испортить рисунок, – обвинила Ливи сестру. – Ты шептала секреты мистеру Грейсону и подсказывала неправильные цвета.

Еще один приглушенный смешок. В этот раз он разглядел, что у Кристины подергивается уголок рта. Этим все и ограничилось. Ни упрека девочкам, ни помощи в том, чтобы установить перемирие.

Маркус взял рисунок у Ливи и рассмотрел его.

– Он вовсе не поврежден, а просто не такой, как все, и поэтому интересен. Мне кажется, что твой дракон имеет что-то вроде странного и загадочного изгиба на хвосте.

Ливи придвинулась ближе и, положив руку на его ладонь, опустила рисунок на уровень своих глаз для тщательной проверки.

– Что такое «изгиб»? – спросила она. – Это красиво?

Маленькая ручка на его руке подсказала Маркусу, в чем дело: если Делия сидит на его коленях, то там же должна сидеть и Ливи.

– Давай я покажу тебе, – сказал он. Маркус переместил Делию на одно колено и посадил Ливи на другое. Пререкания тут же прекратился.

Взяв свою кисточку, он закончил хвост дракона, заставив его закручиваться вверх, в том пространстве, которое Ливи оставила для неба.

Делия забеспокоилась.

– Теперь ее дракон красивее, чем мой, – пожаловалась она.

– Нет, этого не может быть, – ответил он. – Я уверен, что твой дракон очень красив.

Делия покачала головой.

– Нет. Мой дракон ужасен.

– Так как вы выдвинули мистера Грейсона на роль главного художника, то мы должны позволить ему судить об этом. – В голосе мамы девочек прозвучала резкость, а ее лицо слегка раскраснелось, когда она подняла рисунок Делии, чтобы Маркус смог рассмотреть его. Он задался вопросом, не рассердилась ли Кристина, а если так, то на кого именно она сердится.