Текст книги "Не искушай меня "
Автор книги: Лоретта Чейз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
Счастливая пара возвратилась домой в половину третьего утра.
Они не заметили притаившуюся фигуру, прячущуюся в темноте на площади.
Среда, 6 мая
Как говорили остряки, апрельские ливни пришли в мае в результате, по мнению некоторых, ошибочного перехода несколько поколений назад от юлианского к грегорианскому календарю.
Взгляд в окно говорил Марчмонту, что один из апрельских дождей был на подходе в это утро. Чёрные облака сгрудились над головой, и ветер, не похожий на майский, проносился через Сент-Джеймс сквер.
Не самый приятный день для прогулок, но герцогиня Марчмонт могла не беспокоиться из-за плохой погоды. Он приказал подготовить для неё закрытую карету. Слуги раскроют над её головой зонт, пока она пройдёт несколько шагов между экипажем и дверями. Более того, как Зоя ему указала, она вовсе не такая сладкая, чтобы растаять.
Ей было необходимо навестить родителей, и дело не терпело отлагательств. Им было уже известно, что она была счастлива и здорова, поскольку они видели её собственными глазами – в Лексхэм-Хаус и в различных собраниях. Но Зоя хотела попросить у них совета по поводу проблем с прислугой, в особенности в части поиска экономки.
Марчмонт не мог её сопровождать. У него была назначена встреча с поверенным, чтобы обсудить детали принудительных работ повара, Дава и Хоара в благотворительных заведениях. Предстоял скучный процесс тщательного рассмотрения всех возможных ситуаций и решения, где эти негодяи смогут принести наибольшую пользу. Это дело также нельзя было отложить. Он едва ли мог держать их взаперти в комнате Харрисона до бесконечности. Однако он оставил поверенного достаточно надолго, чтобы проводить свою жену.
– Так волнующе, – говорила она, пока они пересекали вестибюль, – я впервые выезжаю одна в качестве замужней дамы.
– Не совсем одна, – поправил он.
Джарвис следовала за госпожой, как обычно, с зонтиком в руках.
– Я говорила ей, что она может не ехать, – сказала Зоя, – говорила, что со мной будут два больших сильных лакея на запятках и дюжий кучер впереди, и мы едем на короткое расстояние.
– Будем надеяться, что горничные не выйдут из-под контроля за время её отсутствия, – сказал герцог.
– Что делают вышедшие из-под контроля горничные?
– Не знаю, – ответил он. – Вытирают пыль без остановки?
Она ему улыбнулась, и он почти ощутил, как тает его сердце. Брак оказывал вредоносное влияние на мужскую гордость. Если бы он себя не контролировал, то расплылся бы в ответной идиотской улыбке. Марчмонт сделал вид, будто поправляет перья на её шляпке. Затем разгладил атласные буфы на плечах. Потом он отступил на шаг и критически оглядел свою жену.
Она рассмеялась и подошла ближе, ухватив его за лацканы сюртука.
– Зоя, ты меня помнёшь, – укоризненно сказал он.
Она притянула его к себе.
Герцог наклонился и поцеловал её, на виду у слуг. Когда Люсьен выпрямился, то с удивлением заметил, что Джарвис многозначительно смотрит в другую сторону, а лакеи и носильщики внимательно уставились в пространство.
Марчмонт прошёл с ней к двери, и за дверь, и вниз по ступенькам к ожидавшей её карете. Он помог ей забраться внутрь и закрыл дверцу.
Он смотрел, как карета проследовала в западном направлении, вокруг ограды, окружавшей круглый водоём в центре площади. Увидев, что экипаж свернул на Кинг-стрит, он возвратился в дом. Герцог едва переступил порог, а дверь ещё не закрылась за ним, когда до него донеслись конское ржание, крики и визг людей, и оглушительный треск.
Перепрыгивая через ступеньки, он побежал через площадь в направлении Кинг-стрит.
На заднем плане все вокруг него кричали и визжали. Люсьен сознавал, что люди выбегают из домов, но видел их как тени. Он видел тела вдоль тротуара и на улице. Кровь повсюду. Люди толпились вокруг перевернувшейся кареты. Он растолкал их. И увидел карету. Свой герб.
Внутри находилась Зоя.
Марчмонт мысленно видел её, скачущую впереди него по узкой скаковой дорожке, серое небо, блестящие листья деревьев, почву, скользкую от влаги. Тогда она сбежала в последний раз. В последний раз он гнался за ней, как всегда, вне себя от ярости и страха. Тогда дождь лил на протяжении двух дней, и ей полагалось находиться дома, корпя над греческим и латынью. Она обещала, что будет усердно заниматься, поскольку намеревалась посетить Грецию, Египет и Святую Землю вместе со своими родителями.
Тогда она сбежала в последний раз, и в последний раз он её догнал. Не прошло и года, как Зоя пропала. Навсегда.
Пропала навсегда.
Ему кричали, но звуки не имели никакого смысла.
Марчмонт вскарабкался на обломки. Ему пришлось потрудиться, выламывая дверцу.
Первое, что он увидел – страусовые перья. Они не шевелились.
Ничто не двигалось.
Его сердце тоже перестало биться.
– Зоя!
И громче.
– Зоя!!
Небольшое шевеление. Перья затрепетали.
Но в этот безотрадный день на улице свистел ветер – тот же ветер, который пронёсся мгновение тому назад через площадь, пустив рябь на воде фонтана.
Он потянулся вниз дрожащей рукой.
Перья зашевелились.
Тонкая рука в перчатке поднялась и коснулась его руки.
Его сердце совершило такой кульбит, что он едва не свалился с экипажа. Он сильно сжал её руку, очень сильно.
– Зоя.
– Люсьен.
Она подняла голову и посмотрела вверх. Шляпка сбилась ей на голубые глаза.
– Что ты делаешь там, наверху?
Марчмонт плохо помнил, что происходило сразу после этого. Он впал в своего рода безумие, и мир, казалось, сошёл с ума вместе с ним. Люди толпами стекались на Кинг-стрит отовсюду.
Он едва помнил, как лакеи помогли ему вытащить Зою и её горничную из кареты. Лакеи оказались двумя из виденных им тел. Их сбросило с запяток кареты, либо они спрыгнули сами. У них были синяки, ливреи изорвались и запачкались, но эти повреждения оказались самым худшим, что с ними случилось.
Марчмонт занёс Зою домой на руках. Один из лакеев попытался нести Джарвис, но она не согласилась и ковыляла вслед за хозяевами, крепко зажав зонтик в руке.
Прохожие помогли перенести кучера в конюшни герцога на носилках.
Очевидно, некоторая часть крови, которую видел Марчмонт, принадлежала кучеру.
Большая часть крови была лошадиной, учитывая то, что позднее рассказали ему слуги.
Чтобы разобраться, что произошло, потребовалось время.
Как водится, были свидетели, но все рассказывали разное и говорили одновременно. В любом случае, Марчмонт отказался задержаться, чтобы выслушать их.
Кучер Джон должен был видеть всё. Однако он не был в состоянии для расспросов, даже если бы Марчмонт пожелал его опросить. Герцог не пожелал. Он доверил своего слугу заботам врача, подождав только, чтобы увериться, что у него нет смертельных ран.
Потом он вернулся к Зое и отнёс её в спальню.
Он бы не оставил её, даже чтобы проследить за состоянием кучера, но она убедила его, что невредима – и хочет принять ванну.
Ко времени его возвращения, Зоя, чистая и облачённая в одну из своих прелестных сорочек, сидела у него в кровати, обложенная горой подушек. Если бы она сидела не так тихо – слишком спокойно для Зои – с едва заметной морщинкой между бровей, он бы мог поверить, что несчастный случай совсем не обеспокоил её.
Он подошёл к постели, сел на край и взял жену за руку.
– Бесполезно, – проговорила она. – Я действительно не помню, что случилось. В моей голове одна каша. Я помню, что Джарвис говорила об Олмаке, но я смотрела в противоположную сторону. Прежде чем я повернулась, послышался шум – крик и визг – а потом…
Она нахмурилась.
– Но я не помню, что было потом. В один миг всё было хорошо. Джарвис со мной говорила. Потом был этот ужасный шум.
Она задумалась.
– Думала ли я, что это восстание? Нет, это были лошади. Как на Графтон-стрит. Они кричали от боли и страха. Потом был звук, как от удара… полагаю. Следующее, что я помню – как я гляжу вверх на дверцу кареты и там ты, смотришь на меня. И я подумала, как это странно, что дверца находится наверху, и что ты должен был смотреть на меня снизу.
Она покачала головой.
– От меня никакого толку. Лучше спроси Джарвис. Она что-то видела.
Герцог посмотрел на горничную, которая суетилась над принесённым подносом с чаем.
– Джарвис, ты можешь нас просветить?
Она нахмурилась, опуская поднос Зое на колени. Перевела взгляд с Зои на Марчмонта и назад.
– Скажи ему, – проговорила Зоя. – Что бы ты ни видела, расскажи ему.
– Если кучер был неосторожен, я хочу знать об этом, – сдавленно произнёс Марчмонт.
– Не думаю, ваша светлость, – сказала Джарвис. – Я смотрела в окно, и там был Олмак, и я сказала «Олмак, ваша светлость», поскольку не была уверена, что моя госпожа знает, что это. Потом я заметила, как мужчина выбежал из Кливленд-Ярда прямо на дорогу перед нами. Я закричала, потому что думала, мы его переехали. Когда лошади взвились в воздух и заржали, я подумала, что они его задавили, либо он попал под колёса, либо что-то такое. И это всё, что я успела подумать, потому что потом мы перевернулись – и дальше я не помню. Знаю, что я схватила мою госпожу. Я могла думать только об одном – как бы она не ударилась головой. Я не хот-т-тела, чтобы она ударилась г-г-головой.
И ко всеобщему изумлению невозмутимая Джарвис залилась слезами.
Позже, тем же вечером
Марчмонт послал весточку в Лексхэм-Хаус, и мать Зои приехала, чтобы присмотреть за ней.
Герцог вернулся в свой кабинет. Во время инцидента поверенный продолжал без него. Очевидно, Марчмонт дал достаточно ясные указания, поскольку Клик сузил выбор до полудюжины благотворительных заведений.
Заниматься в настоящее время поиском места для своих недостойных питомцев Марчмонту хотелось меньше всего на свете. Однако он взял на себя роль Соломона и должен был проявить последовательность.
– Повара в приют для сирот, – постановил он. – Дава в Дом призрения для престарелых и немощных солдат, Хоара в школу для слепых.
Оставив Осгуда и Клика договариваться о деталях, герцог прошёл в помещения для кучеров.
Кучер Джон сломал ключицу, вывихнул запястье и получил множество ушибов. Он был опечален тем, что пришлось наложить гипс, и находился в ярости из-за несчастного случая, который произошёл с ним впервые со времени поступления к герцогу на службу.
– Ваша светлость, я никогда за всю свою жизнь не видел ничего подобного, – говорил Джон. – Он был как безумец – выскочил со двора на улицу и напал на бедных созданий.
– Напал? – Спросил Марчмонт. – Он бросился на лошадь?
– У него было что-то в руке, ваша светлость. Не знаю, что именно, похоже, что нож. Всё, что я помню, он изготовился и хотел ударить. Я замахнулся на него хлыстом, на ублюдка, и огрел его, клянусь вам. Он взвыл от боли. Я слышал, как он кричал. Но я был недостаточно скор, сэр. – Здоровой рукой кучер вытер слезу с глаз. – Я полагаю, серую пришлось пристрелить, не так ли, ваша светлость? Ту, которую он пытался убить? Меня унесли до того, как я успел глянуть на несчастное животное, на них обоих.
– Второй кучер и остальные сделают всё, что будет необходимо, – ответил Марчмонт. Если лошадь, или обоих коней, нужно было усыпить, это следовало сделать немедленно. – Они ждут моего ухода, прежде чем поговорят с тобой.
– Такие славные скотинки, сэр, – продолжил кучер. Он сглотнул и заговорил угрюмо. – Самые добродушные животные. Для её светлости. Я сказал, что у неё должна быть самая красивая и послушная пара из всех в конюшне.
– Так и должно быть, – сказал Марчмонт. – Будем надеяться, они выживут. Но в любом случае, мы должны докопаться до сути. Ты говоришь, человек выскочил из Кливленд-Ярда, кинулся к лошадям и набросился на них – он ударил лошадь?
– О, да, ваша светлость. Я на него замахнулся, но он вонзил нож в кобылу. Бедное, невинное создание, никому не причинившее вреда. Мы ехали медленно, так что у неё не было ни единого шанса. Этот ублюдок, прошу прощения у вашей светлости… Попадись он мне в руки…
– Ты видел его лицо?
Лицо кучера приняло действительно зловещее выражение:
– Видел. Я не забыл в суматохе. Он пытался его закрасить, горелой пробкой или чем-то вроде того. И намотал что-то себе на голову, вроде как тюрбан, но он похож на турка не больше меня. Спросите у Джозефа и Хьюберта, ваша светлость. Они тоже должны были видеть, и они знают его лучше меня, потому что встречали его каждый день.
– Встречали кого? – спросил Марчмонт. Ответ был ему уже известен, но он не хотел его знать, не хотел верить.
– Харрисон, сэр. Готов поставить на свою жизнь, что это был он. И я вколочу его в гроб, только дайте мне шанс.
Глава 16
Той же ночью
Несмотря на трудный день, герцогиня Марчмонт, ослепительная в своём небесно-голубом с белым бальном платье, появилась на Ассамблее в Олмаке в среду вечером вместе с супругом. Марчмонт вряд ли бы выбрал место преступления для выхода в свет. Но Зоя захотела там быть.
– Если я буду его сторониться, это место в моём сознании станет слишком важным, и я всегда буду его бояться, – говорила она ему. – Лучше поехать немедленно, в тот же день, до того, как оно закрепится в моей памяти. И какова вероятность того, что кто-то попытается совершить в точности такое же преступление в одном и том же месте дважды? Кроме того, у меня есть прекрасное платье, сшитое специально для дебюта в Олмаке. И мне хочется танцевать.
– Ах, специальное платье, – сказал он. – Что же, это, конечно, весьма успокаивает.
И он, как до беспамятства влюблённый идиот, сдался, хотя никакого спокойствия вовсе не чувствовал.
Вместе с тем, герцог сделал всё, что мог. Он поехал на Боу-стрит, где поговорил с главой магистрата, сэром Натаниэлем Конантом. Завтрашние газеты и журналы напечатают описания миссис Данстан и Харрисона. Даже сейчас их разыскивали сыщики с Боу-стрит и столичные патрули. Если двое слуг находились ещё в Лондоне – что, как полагали сыщики, было маловероятным – их скоро найдут. Если парочка поступила разумно и спаслась бегством, то их всё равно найдут, в конце концов. Марчмонт предложил большое вознаграждение за их поимку, вместе или по отдельности. Его не беспокоила миссис Данстан – если только она не была сообщницей Харрисона в его нападении – но Харрисона он хотел увидеть на виселице.
Хотя Олмак находился на расстоянии короткой лёгкой прогулки от Марчмонт-Хауса, они поехали в самой надёжной из карет Марчмонта, благоразумно сопровождаемые охраной.
Герцог и Зоя прибыли в клуб без происшествий, и когда он увидел, как все головы развернулись в сторону его жены, с восхищением и завистью во взглядах, его сердце наполнилось гордостью.
Моя, думал он. Прекраснейшая из всех женщин, собравшихся здесь, и она принадлежит мне.
Зоя выглядела действительно восхитительно, хотя голубой атласный лиф, как обычно, обнажал её бюст гораздо больше, чем он считал необходимым – достаточно, как он подозревал, чтобы представлять угрозу общественному порядку. Но такова была мода, и Марчмонту, как самому модному мужу в Лондоне, не следовало разбивать никому носов за то, что они глядели туда, куда герцогиня таким вопиющим образом призывала их смотреть.
Поприветствовав хозяев и сделав несколько необходимых представлений – поскольку графиня Ливен и миссис Драммонд-Баррелл формально ещё не встречались с Зоей – Марчмонт сказал:
– Леди, я должен принести извинения за небольшое утреннее недоразумение. Моя жена неоднократно говорила, что получить доступ в Олмак практически невозможно. Но я подумать не мог, что она попытается взять его штурмом.
Шутка быстро разнеслась по собранию.
Потерявшая управление карета понесла больше ущерба, чем причинила. Она задела тумбу, повредила ограду и выбила несколько кирпичей. Если бы несчастный случай произошёл позже, когда движение было более оживлённым, то потери и жертвы возросли бы многократно. В настоящее время, наихудшим из того, с чем они с Зоей столкнулись, были разговоры. Казалось, будто едва сплетники и газетчики покончили с одним делом, связанным с Зоей, как появилось новое, подвергая их танталовым мукам.
Завтра её изображениями обклеят все витрины, без сомнения. Но дурная слава, которая привела бы Деву Гарема к общественному остракизму, герцогиню Марчмонт сделает лишь интереснее.
– Как храбро с Вашей стороны приехать сегодня вечером сюда, – сказала ей леди Джерси. – Такое волнение меня бы опрокинуло навзничь. Я бы осталась в постели недели на две.
– Если бы я не оставляла постель в течение двух недель, то перепробовала бы множество разных позиций, – ответила Зоя. – Лежать навзничь очень хорошо, но Марчмонту бы это быстро прискучило, ночь за ночью, или день за днём.
Люсьен оттащил Зою в сторону, оставляя Салли Джерси и её приближённых гадать, действительно ли герцогиня Марчмонт говорила то, что они подумали, что она сказала.
– То, что ты сказал о моём «штурме», было дурачеством, – заметила ему Зоя.
– Ты в любом случае привлечёшь к себе внимание, – сказал он. – К завтрашнему дню все будут осведомлены обо всех зловещих подробностях, и у меня будет самая популярная жена в целом Лондоне. Я подумал, что сегодня вечером толика юмора даст нам небольшую передышку. Завтра начнётся мелодрама, осмелюсь предположить.
Назавтра всем станет известно, что несчастный случай вовсе не был несчастным случаем, и что на жизнь герцогини Марчмонт было совершено покушение. Люсьен молчал по поводу этого обмана, но, в конце концов, все выйдет наружу и этот цирк продолжится.
Однако сегодня большинство людей знали только то, что произошел несчастный случай. Распространилось несколько историй о сумасшедшем, напавшем на герцогских лошадей. Безумец убил Спенсера Персиваля как раз шесть лет тому назад, и месяц назад другой ненормальный пытался убить лорда Палмерстона, военного министра. Об убийствах, совершённых сумасшедшими, писали постоянно.
Говоря в общем – хотя и за примечательным исключением леди Софронии де Грэй – патронессы вычёркивали душевнобольных из своего списка.
В этот вечер всё было хорошо, и Зоя могла сверкать сигнальными огнями своего огромного бриллианта и танцевать, сколько душе угодно. Она чувствовала себя живой, прекрасно и полностью живой, поддразнивая его друзей, приводя в изумление других дам, и живя той жизнью, которой она хотела.
Среда, поздней ночью
Харрисон был лондонским слугой, рождённым и воспитанным в этом городе. Он знал каждый дюйм в столице: верхи, низы и середину. У него было много друзей среди определённого рода торговцев и трактирщиков. Ему не составило труда найти укрытие, от которого пешком можно было дойти до Марчмонт-Хауса.
Это только на время, как он заверял Мэри Данстан. Как только он заберёт деньги, спрятанные в различных местах, они уедут в Ирландию и начнут с чистого листа. Они планировали держать гостиницу в Лондоне. Им просто придётся поменять расположение, уверял её Харрисон.
Однако когда в среду вечером он возвратился в убежище, и Мэри спросила его, забрал ли он все деньги, он сказал:
– Нам нужно что-то получше, чем деньги, моя дорогая. – Потом он ей рассказал, что делал утром: как прятался в переулках и узнал, что карету герцога готовят к выезду в Лексхэм-Хаус.
– Я знал, какой дорогой они поедут, – говорил он. – Мне ли не знать все дороги, по которым они ездят? Разве не мне всё всегда известно? Разве моя работа не в том, чтобы всё знать даже до того, как оно произойдёт? Я знал, как это будет до того, как оно случилось этим утром. Я знал и был готов, ожидая её, когда они повернули на Кинг-стрит.
Он ждал, с ножом в руке – с одним из числа тех нескольких, что он захватил с собой во время побега. Это был отличный нож, и Мэри не винила его за кражу. Она тоже прихватила с собой кое-что. Но он предназначался для их гостиницы, для того, чтобы готовить.
Харрисон его использовал для другого.
Мэри не могла поверить своим ушам, когда он ей рассказал. Он был пьян. Она пыталась заставить себя поверить в то, что он просто напился и хвастается. Но какой человек станет хвастаться такими вещами?
– Я не мог задержаться, чтобы увидеть крушение, – говорил он. – В этом незадача, когда нанимаешь лучших из лучших. Кучер Джон увидел, что я собираюсь делать, и я отведал его хлыста. Лошади испугались и понесли, экипаж перевернулся, несмотря на все его труды, но всё было не так, как я представлял. Не было времени, чтобы подвести итоги ущербу. Я думал, что ей достанется больше всех, но нет. Пострадали лошади и кучер, будь она проклята.
Харрисон нашёл бутылку и открыл её. Он наполнил свой стакан и выпил, глядя на Мэри. Он грохнул стаканом об стол, и она подпрыгнула.
– Не смотри на меня так!
– Я только думала, осталось ли у тебя после всего время, чтобы договориться насчёт почтовой кареты, – проговорила она сдержанно.
Мэри Данстан годами упражнялась в искусстве казаться спокойной, как бы она себя не чувствовала. Домоправительница всегда должна выглядеть так, словно всё находится под полным контролем. У остальных слуг не могло появиться мыслей о том, что они могут её запугать. Она должна быть твёрдой, как скала. Она всегда должна быть уверена в себе. Нижестоящим следовало считать её всевидящей и всемогущей, наподобие управляющего домом, хотя и ниже по статусу, но столь же пугающей. Вышестоящие должны были воспринимать её компетентность как само собой разумеющуюся.
– Какой почтовой кареты? – спросил Харрисон.
– Той, что довезёт нас до корабля, на котором мы уплывём в Ирландию.
– Ирландия. – Он скривил губы. – Дикари. Болотные рысаки.
– Мы не можем оставаться в Лондоне, – сказала Мэри.
– Нет, не можем, – сказал он. – Всё пропало из-за неё. Никакой гостиницы в Лондоне для нас, благодаря ей. Никакого будущего здесь. Никакого будущего ни в одном месте. Нет будущего.
– Если тебе не нравится Ирландия, мы можем поехать во Францию, – произнесла Мэри успокаивающе. – Англичане там ценят настоящие английские гостиницы. Хорошая еда и напитки, чистое сухое бельё и полы без единого пятнышка.
Харрисон не слушал. Он выпил ещё.
– Всё пропало, – говорил он. – Двадцать лет пробиваться наверх. А теперь, после всего, я здесь, на дне.
Бывший управляющий щёлкнул пальцами.
– Вот как она меня сбросила. И я её раздавлю. Я покончу с ней, вот так, – он снова щёлкнул, – я её прикончу, потому что она покончила со мной.
Он продолжал разглагольствовать и пить, а Мэри Данстан притворялась, будто спокойно слушает. Но она была идеальной экономкой, а хорошая домоправительница всегда смотрит в будущее. Ей не пришлось долго думать, чтобы решить, как ей следует поступить.
Суббота
Марчмонту недолго пришлось трудиться, чтобы заменить всех своих слуг высшего ранга. Все и даже их бабушки, как он обнаружил, хотели работать в Марчмонт Хаусе.
На это раз, исполненный рвения Выполнить Свой Долг, он побеседовал лично с каждым соискателем и с их бабушками. Или так ему показалось. Агентство прислало десятки соискателей. Другие получили словечко через систему общения прислуги при помощи сплетен и явились по собственной инициативе. Осгуд предложил несколько кандидатов, так же как сёстры и невестки Зои.
Процесс отбора был очень скучным. Он стал бы почти невыносимым, если бы Марчмонту пришлось вести его в одиночку. Но с ним была Зоя, которая делала заметки и временами задавала вопросы. По большей части она предоставляла всё ему до тех пор, пока они не оказывались наедине. Тогда у неё было, что сказать, некоторые из её наблюдений были смешными, некоторые – ошеломляюще проницательными. Предметом их главного спора стал дворецкий. В конце концов, оба согласились оставить Томаса в этой должности.
Поскольку ни один из девяти претендентов на место управляющего им не подошёл, вакансия осталась временно пустующей. Хозяйство функционировало сравнительно гладко, несмотря на отсутствие управляющего. Не так гладко, как во времена деспотического правления Харрисона, но не было ничего, похожего на хаос, которого страшился Марчмонт. Герцог представлял себе, как его будут постоянно донимать слуги с вопросами, ответов на которые он не знает.
Очевидно, взамен они преследовали Осгуда и Томаса.
Приведя свой мир в некоторое подобие порядка, герцог с герцогиней приготовились ехать на званый вечер, когда Марчмонт получил сообщение с Боу-стрит: миссис Данстан была поймана и находилась под следствием.
Десять минут спустя
Хорошо сознавая, что Марчмонт впадает в крайности, когда речь заходит об её безопасности, Зоя совершенно не удивилась, когда он запретил ей ехать вместе с ним.
Она не возражает, если будет находиться под защитой большого и сильного мужчины, когда того требует случай. Однако женщина, находящаяся за решёткой, не может причинить ей вреда. Не было ни одной разумной причины, по которой Зое следовало остаться в стороне, и она не собиралась поощрять мужа в иррациональном поведении.
– Тебе нет необходимости расстраиваться, – говорил он, пока она следовала за ним в гардеробную.
– Я не буду вмешиваться, – ответила она. – Это твоё дело. Я только хочу услышать, что она скажет.
– Я тебе расскажу, что она скажет.
– Мне нужно видеть её лицо.
– Я его опишу.
Зоя выставила за дверь Эбдона, нового камердинера Его Светлости.
– Не хочу, чтобы меня держали в коконе, – проговорила она, когда они остались вдвоём.
– Если повезёт, я вернусь так быстро, что успею переодеться к вечеру. В том, что ты поедешь на прием, нет ничего похожего на нахождение в коконе. Тебя будут окружать люди. Ты не сможешь спастись от их локтей, ног, духов или недостаточного частого мытья.
– В моём присутствии экономка может стать более откровенной, – сказала Зоя. Она потянулась, чтобы помочь ему снять сюртук. – Она может сказать больше, чем сказала бы в присутствии мужчин.
– Я не отрицаю, что ты можешь оказаться полезной, – ответил Марчмонт. – Ты была чрезвычайно полезна в найме новых слуг. В особенности, когда нашла мне камердинера, который не плачет и не падает в обмороки. Он шокирующее спокоен. Я не уверен, что он вообще дышит.
– Дышит, но только самым тактичным образом, – сказала Зоя.
– Он, определённо, не моргает. Но камердинер это одно, а множество констеблей и нарушителей закона – совершенно иное. Магистрат на Боу-стрит – не место для леди.
– Знаю, – согласилась она. – Там будет полно пьяниц и проституток, сутенёров, воров и убийц. Как во дворце Юсри-паши. Иногда нас заставляли смотреть, как наказывают других. Я видела, как задушили одну рабыню, и мне много раз приходилось смотреть, как секут кнутом рабов. Я знаю, как мужчин делают евнухами. Как ты думаешь, что я увижу на Боу-стрит такого, что могло бы меня шокировать?
– Не в этом суть, – возразил Люсьен. – То, что ты когда-то жила среди ужасных людей, которые творили чудовищные вещи, не означает, что тебе подобает находиться среди отбросов Лондона. Суть в том, что ты герцогиня Марчмонт, а герцогиня не посещает подобных мест.
Покончив с облегающим сюртуком, она начала расстёгивать его жилет.
– Ты герцог Марчмонт, и ты собираешься посетить это место, – заметила она.
– Я мужчина.
О, да, я знаю, подумала Зоя. Расстегнув жилет, она позволила руке скользнуть по переду его рубашки.
– Большой, могучий мужчина, – проговорила она. – С большими мускулами и божественным инструментом наслаждения.
– Лестью ты ничего не добьёшься, – предупредил Марчмонт.
– Я буду в безопасности с тобой, – сказала она. – Кто осмелится причинить мне вред, когда ты рядом со мной? Даже в Олмаке все были любезны со мной, благодаря тебе.
Зоя провела рукой по мускулистой груди герцога. Она чувствовала, как стал подниматься жар, внизу живота зашевелилась змея желания.
– На это нет времени, – ворчливо сказал Люсьен. Её рука скользнула ниже, но он мягко отвёл её в сторону. – Все были любезны с тобой, Зоя, благодаря тебе самой, не из-за меня. Потому что ты хорошенькая и забавная – и потому что они опасались, что если будут недостаточно дружелюбны с тобой, ты ударишь их своим большим бриллиантом и проломишь им черепа.
Зоя улыбнулась ему. Если он шутит, значит, успокаивается, и возьмёт её с собой.
– Я уже вижу, как это будет, – проговорил Марчмонт. – Ты станешь ластиться, льстить и улыбаться мне, пока не добьёшься своего. Мне лучше сразу признать своё поражение вместо того, чтобы тратить время, сражаясь с тобой. Но тебе лучше поспешить и одеться быстро, потому что я лишнюю минуту не буду тебя ждать.
Она протянула руку вверх, схватила его за шейный платок и притянула его лицо к своему, крепко целуя. Он превращался в гораздо лучшего мужа, чем она осмеливалась даже надеяться. Он не был поверхностным капризным мужчиной, за которого она его принимала. Люсьен был действительно добрым и по-настоящему заботливым… и она боялась, что совершенно безнадёжно влюблена в него.
Двумя часами позже
Марчмонту и Зое удалось обойти стороной переполненный зал суда номер три, где, как полагала Зоя, в настоящее время собрались воры, проститутки, сутенёры и пьянчуги. Потому что миссис Данстан находилась в комнате номер четыре, в соседнем здании. Там, помимо прочего, Боу-стрит держала своих заключённых.
Домоправительницу поместили отдельно от уголовников, принимая во внимание Марчмонта, который попросил допросить её частным образом. В противном случае, её бы приковали в другом помещении вместе с другими заключёнными, как узнала Зоя.
Сыщик арестовал миссис Данстан прежде, чем она успела сесть на паром в Дувре, следующий в Кале. Она была несговорчива, как объяснил сыщик перед тем, как Зоя и Марчмонт вошли в комнату. Экономка настаивала на том, что не знает, где находится Харрисон. Она никак с ним не связана, говорила она. Она заявила, будто оставила дом герцога в ярости, поскольку новая хозяйка подвергла сомнению её методы. Она не пожелала задерживаться, чтобы быть обвинённой в некомпетентности и видеть, как её авторитет подрывают на виду у остального персонала.
– Такова её история, ваша светлость, – проговорил сыщик. – Неважно, как мы спрашиваем и что. Она отвечает одно и то же.
Войдя, Зоя и Марчмонт обнаружили миссис Данстан чопорно сидящей с прямой спиной на скамье у стены. Несмотря на тусклое освещение, Зоя заметила, как загорелись у неё глаза при их появлении. Ей не нужно было это видеть. Эта женщина просто излучала враждебность. Но она была бессильна, с цепью на лодыжках.
– О, ваша светлость явился, не так ли? – заговорила она. – Вы и она, пришли, чтобы увидеть меня, в цепях, подобно обыкновенной воровке?
– Напротив, я должен сказать, мадам, что вы самая необычная из воровок, – произнёс Марчмонт, нарочито растягивая слова. – Я должен сказать, вы гений среди преступников. Ваше умение обращаться с цифрами является истинным чудом ловкости рук.
Это небольшое проявление скучающего высокомерия мгновенно воспламенило очень короткий фитиль.
– На что Вам было жаловаться? – взорвалась его бывшая экономка. – Мы делали свою работу. Во всём Лондоне нет более ухоженного дома. Так все говорят.
